CC BY
73
Л. С. Гуревич
МЕТАКОММУНИКАТИВНЫЕ ПРЕДИКАТЫ ЧЕРЕЗ ПРИЗМУ КОГНИТИВНОГО ПРОСТРАНСТВА КОММУНИКАНТА
коммуникант, когнитивное пространство, коммуникативная неудача, метакоммуникативный предикат
Успешность коммуникации определяется, помимо владения коммуникантами общим инструментом общения - языком, рядом весьма значимых факторов, к числу которых относятся и когнитивные пространства коммуникантов. Каким образом взаимодействуют когнитивные пространства в процессе коммуникации, каковы объективные и субъективные причины коммуникативных неудач, какую функцию в коммуникации выполняют метакоммуникативные предикаты - на эти и другие вопросы пытается ответить автор настоящей публикации.
Как часто мы извлекаем информацию о коммуникации из содержания сказанного, думая, что это и есть его истинностный смысл. Гораздо реже мы обращаемся к обобщенной картине самого процесса коммуникации, и как мало мы думаем о том, что сопровождает коммуникацию, какие сигналы получает адресат в процессе общения, почему он иногда противоположно истолковывает озвученные идеи, руководствуясь чем-то иным, нежели смыслом фразы. Многочисленные исследования подтверждают нашу идею о том, что теория коммуникации в чистом виде бедна и поверхностна без обращения к метакоммуника-ции - сообщения о сообщении, несущего информацию о том, что получатель сообщения видит, слышит, ощущает, наконец, думает в процессе осмысления того, что он воспринимает.
Грегори Бейтсон как-то сказал, что «мета-коммуникация есть коммуникация, которая на разных уровнях (понимания) обозначает абсолютно разные сущности» [Ба1е80п 1991: 101]. Мы можем к этому добавить то, что метакоммуника-ция под разным углом зрения предстает перед нами в совершенно иной ипостаси, раскрывая новые, еще не познанные до конца стороны знакомого явления.
Мы предприняли попытку рассмотреть ме-такоммуникацию и, в частности, метакоммуника-тивные предикаты в не совсем традиционной манере, а именно, через призму когнитивных пространств коммуникантов и получили довольно интересные результаты. По крайней мере, этот анализ позволил нам дать объяснение некоторым лингвистическим явлениям, которые мы хотим обозначить в настоящей публикации. Но прежде чем мы перейдем непосредственно к данному анализу, обратимся к его ключевому термину «когнитивное пространство».
В современной науке пока еще нет четкого определения когнитивного пространства, и под этим термином иногда понимается: а) одна из когнитивных структур репрезентации знаний, наряду с фреймом, концептом, сценарием и т.п.; б) фактическое отражение компонентов денотативного пространства в форме «картинки», пространственной схемы, комбинации чувственно-эмоциональных образов, иерархического категориального описания, смысловой конструкции, построенной по принципу абсурда, и т.д.; в) механизм порождения умственных образов субъекта; г) форма оперативной активизации когнитивных ресурсов субъекта; д) доступный для данного индивидуума объем возможных форм познавательного отражения действительности; е) соотнесенность (взаимопере-водимость) и одновременная представленность в акте познавательного отражения различных форм когнитивного опыта; ж) отражение денотативного пространства (ДП), его модель в сознании человека (под денотативным пространством, в свою очередь, принято понимать все множество объектов восприятия) и т.д.
Наши рассуждения по поводу правомерности интерпретации когнитивного пространства тем или иным образом базируются на исходном определении пространства, по Аристотелю, Хайдеггеру и другим основоположникам классического философского учения.
Определение когнитивного пространства как одной из структур репрезентации знаний (а), по нашему мнению, является ошибочным, ибо пространство есть вместилище для сущего, а не само сущее как таковое. По той же причине мы не можем сюда отнести и конкретные единичные фрагменты отражения объектов реальной действительности в сознании индивида (б). Определение пространства исключает также собственно механизм порождения умственных образов (в), взятый к тому же отдельно
от человека познающего и форм ментальной репрезентации, так как «вместилище» и «механизм» есть суть разные понятия. Форма оперативной активизации когнитивных ресурсов субъекта (г) более близка по смыслу к понятию пространства, однако это определение предполагает наличие и других форм оперативной активизации когнитивных ресурсов субъекта, которые в научной литературе не зафиксированы. Определение (д) совпадает с описанием денотативного пространства и во многих источниках именно так ДП и определяется, что исключает возможность употребления данной формулировки применительно к понятию когнитивного пространства. Соотнесенность (взаимо-переводимость) и одновременная представленность в акте познавательного отражения различных форм когнитивного опыта (е) или отражение денотативного пространства (ДП), его модель в сознании человека (ж) есть не что иное, как результат когнитивной переработки объекта денотативного пространства, некий ментальный конструкт, рассматриваемый в совокупности с процессом когнитивного осмысления и его особенностями. Это определение также близко к пониманию пространства, однако собственно результат (конкретный ментальный образ) и пространство (вместилище) не являются однопорядковыми сущностями.
Вместилище для сущего без мест - пустота. По Аристотелю, места придают пространству «телесность», индивидуальность, делают его доступным для обитания человека. В когнитивном пространстве такими «местами» могут быть всевозможные формы познавательного (когнитивного) отражения действительности, которые немыслимы в системе без познающего субъекта и собственно механизмов познания. Таким образом, в процессе анализа и синтеза существующих на сегодняшний момент определений когнитивного пространства мы можем вывести наименее противоречивое трактование данного термина, согласно которому под когнитивным пространством мы понимаем объем всевозможных форм познавательного отражения действительности, включая Я-субъект «человека познающего», механизмы познания и инструмент познания - ментальную деятельность индивида.
Когнитивное пространство может быть как индивидуальным, присущим отдельно взятому индивиду - участнику коммуникативной ситуации, так и коллективным - свойственным определенному языковому сообществу, социуму. Исходя из приведенного нами определения КП, под коллективным когнитивным пространством
подразумевается отражение ДП в коллективном сознании.
Когнитивное пространство представляет собой полиструктурное образование, включающее в себя когнитивные, семантические, семиотические, прагматические, психолингвистические, психофизиологические конституенты, которые находятся в непростых, а иногда даже не поддающихся верификации связях и соотношениях.
В наивном представлении некий элемент денотативного пространства (ДП ]) находится в непосредственном восприятии индивида. Этот элемент вычленяется коллективным сознанием из множества объектов реальной действительности как дискретная единица и имеет в коллективном когнитивном пространстве (ККП) соответствие в виде символа (сигнификата, понятия). Индивид, являющийся носителем коллективного сознания и, следовательно, владеющий основной понятийной системой данного языкового сообщества, обладает индивидуальной системой операциональной когнитивной деятельности - индивидуальным когнитивным пространством (ИКП). В нем представлены метапоня-тия объектов реальной действительности, т.е. переработанные сознанием понятия, соотнесенные с неким символом (ПРИЧЕМ, не обязательно соответствующим исконному графическому, акустическому или зрительному образу, закрепленному в коллективном сознании за данным объектом). Этот символ представляет собой некий ментальный образ (визуальный, акустический, перцептивный или абстрактно-ментальный), или по-другому метадено-тат. Именно метаденотат является объектом мета-коммуникации, которая находится в фокусе внимания настоящей публикации.
Ввиду того, что метакоммуникация аккумулирует в себе, по крайней мере, два события, две ситуации коммуникации: текущую ситуации коммуникации и прецедентную коммуникативной ситуации (ПКС), являющейся объектом текущей коммуникации; метакоммуникацию следует рассматривать как мультисобытийную деятельность.
В процессе коммуникации в распоряжении обоих коммуникантов находятся (в качестве априорного требования к действию) метаденотаты коммуникации (или их фрагменты), т.е. переработанные мозгом отражения фрагмента реальной действительности - объекта коммуникации. У каждого - собственное видение ситуации, собственное отражение и, таким образом, собственный, не похожий ни на чей другой метаденотат. Уникальным его делает индивидуальная ментальная обработка реального или виртуального денотата. Что-
бы процесс коммуникации состоялся, постериор-ным требованием к действию является согласование метаденотатов участников коммуникации. Это не означает, что коммуниканты должны прийти к единому умозаключению, ибо неприложенным правилом коммуникации является следующая формула: один говорит одно, другой отвечает другое, а вместе они понимают нечто третье, отличное от первого и от второго, однако это третье у каждого коммуниканта имеет свою индивидуальную, неповторимую форму, несмотря на то, что в чем-то они схожи между собой. Это то, что мы называем изменением моделей мира участников коммуникации, или по-другому изменение индивидуального когнитивного пространства.
В когнитивном пространстве каждого коммуниканта происходит непрерывный процесс отождествления реальных денотатов, находящихся в перцептивном поле индивида, с метаде-нотатами его индивидуального когнитивного пространства, а также установление связей, или корректирование уже существующих связей между метаденотатами. Этот процесс отождествления и коррекции не прекращается ни на минуту на протяжении всей человеческой жизни, он происходит на подсознательном уровне, часто независимо от воли и желания самого индивида, отсюда этот неконтролируемый процесс, находящийся вне поля зрения наблюдателя, поддается верификации только по результату мыслительной деятельности, а именно, по изменившимся связям между метаденотатами ИКП.
Метакоммуникативная ситуация, в отличие от простой коммуникации, представляет собой еще более сложное образование, в силу своей много-слойности. Здесь мы имеем дело одновременно с двумя коммуникативными ситуациями: прецедентной (предшествовавшей) ситуацией, являющейся предметом высказывания, и настоящей (текущей) ситуацией общения, в которых переплетаются, как минимум, два события, несколько участников коммуникативных актов с их собственными видением события, осмыслением, оценкой, стратегиями и интенциями. И если, допустим, согласно общепринятой традиционной классификации предикат «сказал» относится к нейтрально-эмоциональной оценочной категории глаголов, т.е. не содержащей никакой эмоциональной оценки, то с точки зрения метакоммуникативного анализа выбор коммуникантом нейтрально-эмоционального глагола является аксиологически маркированным. Употребление в метакоммуникативном акте нейтрального глагола для описания прецедентной
коммуникативной ситуации свидетельствует о ха-рактеризации адресантом акта коммуникации как нормального, не выходящего за пределы стандартных коммуникативных конвенций (например, Он сказал, а не крикнул, взревел, ехидно произнес, прошептал и т.д.). Иными словами, метакоммуни-кативный анализ дает ответ не только на вопрос: «Что было сказано?», но и, в первую очередь, «Для чего и как это было сказано?». Отсюда, с изменением угла зрения на лингвистическую проблему, соответственно меняется и представление о ней.
По существу, все метакоммуникативные предикаты имеют аксиологический характер, т.е. содержат в себе либо комплексную оценку прецедентной коммуникативной ситуации, либо оценку отдельных ее компонентов: участников, референта (предмета речи), сценария или содержания коммуникации и т.п. Таким образом, метакомму-никативный предикат несет в себе в равной доле информацию не только о прецедентной коммуникативной ситуации, но и о самом коммуниканте, авторе метакоммуникативного высказывания. Помимо того, метакоммуникативный предикат практически всегда нагружен прагматической целью подчинить оценочные (аксиологические) установки адресата собственным коммуникативным интересам. Происходит как бы «навязывание» собственного видения адресантом прецедентной коммуникативной ситуации адресату, и перлоку-тивный эффект данного высказывания зависит от множества априорных условий коммуникации, а именно, являлся ли адресат сам очевидцем прецедентной коммуникативной ситуации, или ему это известно только со слов адресанта, насколько доверительны отношения у коммуникантов, склонен ли адресат верить каждому слову адресанта или он настроен критически, авторитетно ли мнение адресанта для адресата и т.д. Такого рода стратегия соотносится с речевой агрессией, описанной в работе Т.А. Воронцовой «Речевая агрессия: Коммуникативно-дискурсивный подход», и расценивается как насильственное вторжение в аксиологическое пространство адресата, которое иногда преследует «стремление говорящего (адресанта) навязать адресату посредством деструктивных форм речевого поведения негативное отношение к предмету речи (к референту)», а иногда таким же принудительным образом создает неожиданно положительный образ референта высказывания [Воронцова 2006: 9]. Ассоциативно эти виды коммуникативного дискурса связываются с речевым манипулированием (агрессией) и воспринимают-
ся с определенной долей сомнения, недоверия, негодования или даже отторжения.
Неслучайно в русском фольклоре номинации метакоммуникативных высказываний содержат отрицательные коннотации и воспринимаются негативно. Такие слова, как «сплетни», «слухи», «наговоры», «пересуды», «наветы»1 - все есть названия метакоммуникативных высказываний, в которых четко прослеживается негативная оценка речевого действия. Даже такие нейтральные по смыслу понятия, как «комментирование», «пояснение», «объяснение», получая предикативный статус, в большинстве метакоммуникативных дискурсов приобретают отрицательно-эмоциональный оттенок:
1. Не нужно комментировать мою речь! Я и так предельно ясно выразил свою точку зрения! (Раздражение, негодование).
2. Поясните, пожалуйста, что Вы имели в виду, говоря о человеческом факторе. (Указание на неточность, непонятность высказывания коммуниканта, вызвавшее, как минимум, недовольство слушателя).
3. Я (еще раз) объясняю, я ничего предосудительного не делал, и нечего на меня «свешивать всех собак»! (Раздражение, негодование).
Любому виду такого дискурса, будь то просьба пояснить, объяснить или прокомментировать или же автореферентное метакоммуника-тивное высказывание, неизменно сопутствует негативное отношение адресанта, вызванное неудовлетворенностью прецедентным коммуникативным актом. Даже искренняя, не подразумевающая иронически негативных импликаций просьба пояснить что-либо, т.е. «сделать более ясным, объяснить, истолковать» [Ожегов 1989: 574], указывает на то, что индивид обладает какими-то частичными знаниями о референте высказывания, недоволен (или неудовлетворен) представленной информацией и хотел бы уточнить детали. Недостающие элементы любого образа, в том числе образа прецедентной ситуации, в обязательном порядке моделируются, достраиваются в уме коммуниканта, образуя некую смесь
1 Здесь имеются в виду только те виды речевого действия, объектом высказывания которых являются чьи-либо речевые поступки, ибо, по определению, они также могут включать оценку неречевых действий. Например, сплетня -«слух о ком-чем-н., основанный на неверных сведениях» (СРЯ), где сведения (знания о факте) могут быть результатом переработки сообщения «из чужих уст» (речевого поступка) и действия, свидетелем которого был сам говорящий (неречевого поступка).
истинных фактов2 (знаний) с предположениями (неверифицированными фактами, которые можно считать «пустыми»3 лакунами знаний). И основной задачей переспроса, его мотивацией является заполнить эти «пустые» лакуны, заменив предположения фактами. Этот процесс обязательным образом сопровождается сравнением и оценкой того, что «есть в голове» адресата, с тем, что преподносит адресант. Реакция адресата на реплику адресанта целиком зависит от того, насколько адресат оказывается близок к той модели, которую он предвосхитил в своих предположениях. Чем больше расхождение ментальной модели адресата с представленной моделью в речи его собеседника, тем эмоциональней его реакция, связанная с комплексом негативных ощущений и соответствующих реакций, начиная с простого неверия и заканчивая бурным протестом, вызванным эффектом обманутого ожидания.
Разночтения в метакоммуникативных оценках коммуникантов одного и того же прецедентного коммуникативного акта подтверждают приведенный выше постулат Г. Бейтсона. Его можно сопоставить с известной притчей о слепых, которые очень хотели «увидеть» слона. Дойдя до него, каждый из слепых схватился за часть его тела: один - за хвост, другой - за хобот, третий - за ногу. Позже, когда они рассуждали о том, что есть слон, у них возникли разногласия. Один утверждал, что слон похож на веревку, другой - на толстый канат, третий - на ствол дерева. В мета-коммуникации все происходит приблизительно по тому же сценарию: участники и наблюдатели прецедентной коммуникативной ситуации не могут (или не хотят) воспринимать ее одинаково. Объективно человеческий мозг не является суперкомпьютером, точно улавливающим и фиксирующим все мельчайшие элементы события, поэтому в памяти индивида сохраняется не полная, а фрагментарно представленная картина мира. Но природа не терпит пустоты и, как мы уже говорили, достраивает недостающие компоненты предположениями и домыслами. Отсюда, если учесть
2 Здесь истинными фактами мы условно считаем те факты, которые коммуникант ввиду ряда субъективных и объективных причин считает истинными.
3 В действительности, эти лакуны не могут быть абсолютно пустыми, ибо они заполнены предположениями. С другой стороны, мы не можем предположения считать знаниями, ибо они есть плод нашей фантазии, а не отражения реальной действительности в нашем сознании. Поэтому, с точки зрения реальности / ирреальности источника информации, используемого для построения ментальной модели, мы можем условно считать предположения «пустой лакуной» в схеме знаний.
тот факт, что, как в притче о слепых, в памяти индивида могут сохраниться свои особые компоненты ситуации, а мозг индивида уникальным образом достроить недостающие ее «кирпичики», то можно себе представить, насколько будут разниться отражения реальной действительности в индивидуальных когнитивных пространствах коммуникантов. Субъективно каждый коммуникант разрабатывает свои стратегии и тактики, вкладывает в высказывание свою модальность. У каждого свои фоновые знания, позволяющие по-своему интерпретировать прецедентную коммуникативную ситуацию (ПКС). К тому же в ме-такоммуникативном акте, даже при объективно совпадающем по основным фрагментам ПКС восприятии, у коммуниканта может возникнуть намерение исказить ее по каким-то субъективным причинам, заменив реальные отпечатки ПКС в сознании на вымышленные. Таким образом, возникает метакоммуникативное высказывание, основанное на ложном восприятии ПКС, представляющее ее в искаженном (иногда до неузнаваемости) виде. Исходя из вышесказанного, в метаком-муникации больше предпосылок для необъективного описания прецедентной коммуникативной ситуации, чем для объективного. Недаром говорят: «Сколько людей, столько мнений». К тому же каждый индивид может неоднозначно интерпретировать ПКС, благодаря, во-первых, фрагментарности ее восприятия, во-вторых, широте индивидуальных фоновых знаний, позволяющих достраивать дополнительные альтернативные варианты моделей ПКС.
Различные модели ПКС несут в метакомму-никативном высказывании разную коммуникативную нагрузку, и в зависимости от ее вида одни и те же метакоммуникативные предикаты проявляют совершенно отличные друг от друга свойства.
По типу прецедентной ситуации мы подразделяем метакоммуникацию на симультанную и постфактивную.
Симультанная метакоммуникация - это порождение метакоммуникативного высказывания как реакции на предшествующее высказывание в настоящем коммуникативном дискурсе, касающаяся непосредственно и самого содержания данного высказывания, и его автора - адресанта данного коммуникативного акта. Например:
- Мне верится с трудом, что такое вообще могло случиться!
- Ты хочешь сказать, что я лгу?!
Здесь метакоммуникативное высказывание «хочешь сказать» порождается предшествующей
фразой настоящего диалогического дискурса и относится непосредственно к адресанту коммуникативного акта.
Постфактивная метакоммуникация порождается на основе прецедентной коммуникативной ситуации, имевшей место в прошлом (прошедшем коммуникативном дискурсе, не связанном с настоящим дискурсом) и касающейся содержания и участников, не связанной с текущим моментом коммуникации. Например:
- Интересно, как там дела у Сергея?
- Не знаю. После того, как он публично оклеветал мою сестру, я о нем и слышать ничего не желаю!
В настоящем примере метакоммуникатив-ный предикат оклеветал относится не к предыдущей фразе адресанта, а к прецедентной коммуникативной ситуации, имевшей место в прошлом, не связанном во временном отношении с моментом произнесения МКВ.
Одни и те же метакоммуникативные предикаты (МКП) актуализируют различные значения, во-первых, в зависимости от того, какую разновидность ПКС репрезентирует МКП: симультанную или постфактивную. Во-вторых, совпадают ли субъекты обеих ПКС, или они различны (назовем условно два этих вида метакоммуникации соответственно: «Я-метакоммуникация» (Я обманул свою мать) и «ОН-метакоммуникация» (Он обманул свою мать)).
Приведенный выше пример «Я-метакомму-никации» и «ОН-мета-коммуникации» демонстрирует актуализацию различного прагматического значения фразы. Я обманул свою мать расценивается как признание (чаще всего, раскаяние), в то время как Он обманул свою мать трактуется как осуждение, неодобрение и т.п. Если учесть тот факт, что прагматическое значение высказывания иногда «перевешивает» значение референци-альное, то в интерпретации смысла высказывания нельзя сбрасывать со счетов именно этот ракурс. Таким образом, деление на Я- и ОН-метакоммуни-кацию объективно и научно обоснованно.
Вопрос о том, является ли метакоммуника-ция симультанной и постфактивной, также накладывает свой отпечаток на интерпретацию мета-коммуникативного глагола. Причем, иногда этот факт влияет даже на то, к какой категории относится один и тот же глагол, репрезентирующий разные виды ПКС. Это замечание касается, в частности, перформативных глаголов.
Так, например, симультанное метакомму-никативное выражение I promise обладает боль-
шей иллокутивной силой и способно произвести больший перлокутивный эффект, чем то же пост-фактивное МКВ I promised. В первом случае, в силу совпадения текущей и прецедентной коммуникативных ситуаций глагол обретает свойства перформативности. Второй случай демонстрирует рассогласование текущей коммуникации и ПКС, прецедентная коммуникативная ситуации относится к другой ситуации общения и, возможно (даже более вероятно), к совершенно другому адресату (I promised somebody, but not you). Поэтому глагольная форма promised относится уже к другой категории, категории неперформативных глаголов.
Рассмотрим другой пример. Неполнопреди-кативный глагол say в постфактивной метаком-муникации выполняет следующие функции:
1) фокусирование внимания адресата на важных моментах сообщения;
2) корректирование, уточнение ранее сказанной (и, скорее всего, неправильно понятой или неправильно преподнесенной) фразы;
3) снятие с себя ответственности за интер-претативный компонент высказывания, который присущ косвенной речи;
4) попытка передачи доподлинных слов адресанта ПКС (стратегия прямой речи - заставить адресата поверить в то, что адресант искренен в сообщении информации и ничего не добавил от себя);
5) резюмирование пространных фраз для большей доступности пониманию и т.д.
Однако тот же глагол, употребленный в симультанной метакоммуникации, выполняет в некоторых ситуациях совершенно иные функции. Например, в предложении I say to hell with making them all agree on everything - even on a name нет никакой речи о снятии с себя ответственности за интерпретативный компонент высказывания, более того, напротив, автор целиком и полностью отвечает за свои слова, можно сказать, бросает вызов адресату (Если не согласен, давай поспорим!).
Безусловно, форма I say может дублировать вышеперечисленные функции, как, например, предложение So, I say, to hell with unity резюмирует предыдущее высказывание автора (функция (5), однако с точки зрения стратегий коммуникации формы He said и I say совершенно различны. В первом случае это резюмирование с целью констатации факта, во втором случае, резюмирование с целью убедить собеседника в правоте своей позиции, склонить адресата на свою сторону.
Очень часто, в силу описанных выше объективных причин когнитивной рассогласованности коммуникации, коммуниканты неверно понимают друг друга, и внимательный собеседник время от времени вводит метакоммуникативные высказывания в свою речь с целью откорректировать, направить мыслительный процесс собеседника в нужное русло, продублировать недопонятый смысл высказывания адресатом и т.д.
Исходя из объективно существующих препятствий в понимании адресанта коммуникативного акта, метакоммуникативное высказывание выполняет контролирующую функцию в коммуникации, эксплицируя скрытый, имплицитный смысл. С одной стороны, оно, построенное на ложном восприятии ПКС, может искажать объективную истину, с другой стороны, оно вскрывает, обнаруживает это неверное понимание, давая, тем самым, возможность либо для корректирования собеседника, либо для простого понимания его намерений и интенций. Таким образом, метаком-муникативное высказывание становится когнитивной детерминантой в процессе коммуникации, выстраивающей в верном направлении беседу двух разных людей.
Для когнитивных исследований этот факт имеет огромное значение, так как, обладая знанием относительно объективной картины коммуникации, можно по метакоммуникативному акту воссоздать намерения, стратегии, интенции, прагматические установки коммуникантов, а также отражение ПКС в их сознании, что в совокупности и представляет собой их индивидуальное когнитивное пространство. Новый подход к исследованию, который мы предлагаем, открывает новые перспективы и новый ракурс, позволяющий в движении от языковой единицы к отражению обозначаемой ей реальной действительности в индивидуальном когнитивном пространстве открыть новые, доселе неведомые смыслы и упорядочить существующие системные значения слов.
Список литературы
Воронцова Т.А. Речевая агрессия: Коммуникативно-дискурсивный подход: Автореф. дис. ... д-ра филол. наук. Челябинск: Изд-во ЧелГУ, 2006.
Гуревич Л.С. Методика семантического анализа сложноструктурированных глаголов (на материале глаголов управления в современном английском языке). Чита: Изд-во ЧитГТУ, 2002.
Ожегов С.И. Словарь русского языка (СРЯ) / Под ред. Н.Ю. Шведовой. 21-е изд., перераб. и доп. М.: Рус. яз., 1989.
Панкрац Ю.Г. Пропозициональные структуры и их роль в формировании языковых единиц разных уровней: Дис. ... д-ра филол. наук. М., 1992.
Bateson, G. A Sacred Unity: Further Steps to an Ecology of Mind / Edited by R.E. Donaldson. N. Y.: Harper Collins, 1991.
Dodge, Richard E. Communication and Leadership Skills // http://www.lifeway.com/lwc/ar-ticle_main_page/0,1703,A%253D150594%2526M% 253D50068,00.html
L.S. Gurevich
METACOMMUNICATIVE PREDICATES AS SEEN THROUGH THE PRISM OF A COMMUNICANT'S COGNITIVE SPACE
communicant, cognitive space, communicative failure, metacommunicative predicate
The success of communication is determined, except for the common instrument of communication - language - by several factors, rather important, cognitive spaces being among them. The peculiarities of their interrelations, objective and subjective reasons of communicative failures are supposed to be dealt with in this article.
