CC BY
60
Филология
Вестник Нижегородского университета им. Н.И. Лобачевского, 2014, № 2 (2), с. 191-194
УДК 82
МЕТАФОРЫ РОСТА: КАРЛИКИ В ШВЕДСКОЙ ЛИТЕРАТУРЕ ХХ ВЕКА © 2014 г. Д.В. Кобленкова
Нижегородский госуниверситет им. Н.И. Лобачевского
dvmk@yandex.ru
Поступила в редакцию 12.05.2014
Рассматриваются произведения шведских прозаиков С. Лагерлёф, П. Лагерквиста и П.К. Ершильда, которые на разных этапах литературного процесса использовали образ карлика для постановки этических, социальных и политических проблем, отражающих конфликты общеевропейской истории ХХ века.
Ключевые слова: шведская литература, художественная условность, образы карликов, история ХХ века.
В шведской литературе ХХ века есть несколько текстов, в которых полемическое отношение авторов к действительности выражается с помощью ёмкого и многопланового образа карлика.
Одной из самых известных шведских книг является литературная сказка Сельмы Лагерлёф (Бе1та Lagerlдf, 1858-1940) «Удивительное путешествие Нильса Хольгерссона по Швеции» [1, 2]. Она создавалась Лагерлёф в 1906-1907 годах в период неоромантизма и в эпоху пристального отношения шведов к проблеме детской психологии и вопросам воспитания. Перед автором стояла практическая задача: создать занимательный учебник географии, так как Нильс за время путешествия по стране знакомится со всеми шведскими областями, узнаёт о лесах, озёрах, рудниках. Была в сказке и этическая цель, без которой шведские произведения создавались крайне редко. Лагерлёф должна была показать взросление непослушного мальчика, который за свой злой нрав и неверие в Бога был превращён в крошечного человечка. Характеризуя его новый облик, Лагерлёф употребляет слово pyssling - крошка, карлик, домовой, так как он не генетический карлик, а мальчик небольшого роста. Так, гордыня и стремление к величию наказывается здесь обращением в ничтожное с физической точки зрения существо, с которым не считаются даже животные на скотном дворе.
Сказочная повесть Лагерлёф явилась во многом ангажированным произведением. Она отразила приоритеты консервативной части шведского общества, которое исповедовало идеал патриархального усадебного мира с христианскими ценностями в основе. В нравственной
трактовке ситуации версия Лагерлёф кажется традиционной: злой ребёнок, претерпев унижения в обличье карлика и поняв, каково быть беззащитным, проникается состраданием к слабым существам, становится одухотворённым. Однако в сказке есть и второй план: Нильс начинает воспринимать себя как часть большого мира, великой и прекрасной страны. Текст содержит патриотическую составляющую, которая опосредованно отражает националистические настроения и встраивается в культивируемую в начале ХХ века шведским истеблишментом мысль о возможности возврата Швеции к былому величию. Таким образом, карлик Нильс постигает величие шведской державы и становится достойным своей великой родины. Не случайно через два года в 1909 году шведская Академия вручит Лагерлёф Нобелевскую премию по литературе за «высокий идеализм» произведений [3].
В этот период в Швеции обостряется противостояние между консервативным крылом шведских писателей националистического толка: В. фон Хейденстамом, О. Левертином и другими, среди которых Лагерлёф занимала особое положение, и леворадикальным крылом сторонников курса А. Стриндберга. Стриндберг критиковал её за культ патриархального мироустройства и с осторожностью воспринимал укрупнение национальной темы. Не случайно впоследствии Лагерлёф сочли за нордическую поэтессу и пригласили с визитом в нацистскую Германию, отчего, однако, она, в отличие от Гамсуна, категорически отказалась.
Второй раз тема карлика прозвучала в Швеции именно в этом историческом контексте: в во время Второй мировой войны, когда Европа
познала крах утилитарных построений начала ХХ столетия, в том числе идеалов Лагерлёф. Помимо того что родственная Швеции Германия снова стала источником разрушения европейских гуманистических ценностей, сама Швеция заняла спорную позицию нейтралитета. Готическая вертикаль христианских ценностей перевернулась: на её вершине оказался критикуемый ранее индивидуализм. Две мировые войны в Европе привели к тому, что литература ХХ века уже не могла себе позволить абстрактных этических построений: тексты стали отражать политические конфликты новейшей истории.
Так, в 1944 году с повестью «Карлик» [4, 5] полемически выступил другой крупный шведский писатель, представитель военного поколения экспрессионист Пер Лагерквист (Pär Lager-kvist, 1891-1974). Его «Карлик» был косвенным ответом на идеи Лагерлёф, высказанные в «Нильсе Хольгерссоне», о безусловном перевоспитании человека и обязательном торжестве добра.
Лагерквист сразу сменил акценты: в физиологическом плане его герой - карлик с рождения, т.е. с генетической патологией. По отношению к нему автор употребляет научный термин «dvärgen», т.е. карлик в общепринятом значении слова, а не просто малыш, крошка. Этот ракурс позволил автору показать, что карлик новой эпохи никогда не знал человеческого обличья, поэтому ему не знакома проблема выбора и этического сомнения. Он уже не временная аномалия, не результат чьей-то конкретной воли, а изначальное зло. Так карликовость вновь обретает негативную семантику, которая была у Д. Свифта и получила развитие в образах Цахе-са и кота Мурра у Э.Т.А. Гофмана: низкий рост контрастно оттенял великие амбиции очередного филистера.
В нарративном плане у Лагерквиста сделан сознательный переход к форме «я-повество-вания». То есть там, где Лагерлёф использовала несобственно-прямую речь и оставляла над героем власть автора как аналога справедливого Бога, который обязательно приведёт героя к покаянию, Лагерквист задавал иную проекцию. В его тексте звучит только голос зла, которое начинает с оценки своего карликового совершенства: «Рост у меня хороший, 26 дюймов, сложен я пропорционально, разве что голова великовата» [5, с. 7]. Весь текст Лагерквиста -это уже не рефлексия напуганного Нильса, а манифест, своего рода «Mein Kampf» / «Моя борьба», в котором утверждается право на пересмотр традиционных ценностей. Размышляя о
власти, вере и Христе, карлик констатирует, что весь мир ничтожен, что, с его точки зрения, в действительности все карлики, и Понтий Пилат, и сам Искупитель грехов пропитаны карличьей ненавистью к миру: «Искупитель всех карликов, да пожрёт твой огонь весь мир!» [5, с. 20] или: «она...молит Распятого о прощении. Распятый не отвечает» [5, с. 127]. В шведском искусстве неоднократно звучал мотив молчащего Бога, в 50-е годы эту мысль высказывал И. Бергман в картине «Сквозь тусклое стекло». Но у Бергмана «высокие» герои пытаются услышать Бога и разобраться в себе, а «низкие» герои Лагерквиста утверждают, что «люди любят смотреться в мутное зеркало» [5, с. 142], так как это даёт им возможность прятаться от себя и искать оправдание в несовершенстве мира.
Так, если в начале века образ карлика трактовался как образ изгоя, который должен заслужить прощение и стать человеком, то в середине ХХ века этот образ уже получил политическое и психоаналитическое измерение. С одной стороны, он стал метафорой нацизма, с другой - символом иррациональной части человеческого сознания, которая торжествует во время войны, эпидемии чумы, государственного хаоса. В момент торжества гармонии карлик тоскует, сидя в оковах и ждёт своего часа: «Если я правильно понимаю моего господина, он не сможет долго обходиться без своего карлика» [5, с. 143].
У Лагерквиста можно увидеть также критику государственной идеологии, намёк на то, что сама Швеция превратилась в карлика, так как у неё были большие геополитические амбиции, а в действительности оказалось, что она, образно говоря, тоже Нильс Хольгерссон, которому ещё стоит заслужить возвращение в цивилизованный мир в отличие от тех, кто прошел очищение войной. Но если у Лагерквиста это прочитывается лишь в подтексте, то Пер Кристиан Ершильд (Per Christian Yersild, р. 1935) высказал свои суждения в открытой и провокационной форме.
Ершильд является единственным настоящим сатириком Швеции, поскольку в стране сатира не культивируется, произведений такого типа крайне мало, теория сатиры не разработана и, как ни парадоксально, нет ни одной монографии или серьёзной статьи на эту тему [6]. В словарях нет терминов гротеск или гипербола. Магнус Юнггрен в частной беседе отметил, что у них, к счастью, ничего не происходит такого, что можно было бы описывать с помощью этих приёмов. Однако история шведской литературы показывает, что в этом есть доля лукавства.
Метафоры роста: карлики в шведской литературе ХХ века
193
За свои обличительные «чёрные романы», как их называют в Швеции, Ершильд, конечно, не был удостоен Нобелевской премии, в отличие от Лагерлёф и Лагерквиста. Но в знак толерантности шведы присудили ему премию С. Лагерлёф, несмотря на то, что его роман «Хольгерссоны» является сатирическим сикве-лом той самой сказки Лагерлёф о Нильсе с дикими гусями, которая считается в Швеции сакральным текстом и даже была названа в одной из публикаций Евангелием от Лагерлёф.
Роман «Хольгерссоны» [7] написан на третьем этапе шведской истории ХХ века - в 1991 году. Главная тема романа: что случилось бы с Нильсом Хольгерссоном, если бы он жил дальше на протяжении всего ХХ века. С его точки зрения, Нильс, разумеется, деградировал бы.
В сюжетном отношении текст строится как интервью, которая молодая журналистка берёт у старого девяностолетнего Нильса. Он рассказывает, что, изменившись в лучшую сторону после полёта по Швеции, он снова неожиданно превратился в карлика. И это стало происходить каждые полгода. Ему пришлось убить домового, которого он считал виновным в его превращениях, но это ничего не изменило. Тогда, пройдя через клиники для душевнобольных и жизнь в игрушечных домиках, не понимая, за что он наказан этими превращениями, Нильс решает убить саму Лагерлёф, которая, как он считал, авторской волей продолжала обрекать его на мучения. Однако впоследствии он понимает, что и Лагерлёф не свободна от влияния чужой воли, что она пленница в своём доме, она больна и слаба, и Софи Элькан не даёт ей подходить к телефону. У Нильса возникает вопрос: если его жизнью управляет Лагерлёф, то кто же управляет её жизнью? Или над всем царит хаос? Ценностная готическая вертикаль полностью разрушается. Если в середине века виновный был очевиден, то в конце века человек стал одинокой марионеткой, не имеющей надежды понять, есть ли над ним какой-либо кукловод. Не стало ни привычного источника добра, ни очевидного источника зла. В этом философском контексте возможности карликов стали оцениваться иначе. Друг Нильса констатирует, что «карлики всю жизнь вынуждены доказывать, что они чего-то стоят и в качестве награды надеются стать людьми нормального роста. Чтобы это произошло, они подвергаются ужасным испытаниям. Можно сказать, что они живут в мировом чистилище, как Пиноккио... Однако доброе сердце не всегда получает награду, скорее, это исключение. Но иногда это может произойти в другой форме при условии, что оно
не слишком доброе. Если добро не торжествует в карлике, если ему не помогают феи и Бог, тогда его вознаграждение - это власть, которой он добивается, пользуясь своим ростом. Раз уж карлики - вечные козлы отпущения, - продолжает он, - то они могут хотя бы нахулиганить и остаться ненаказанными» [7, с. 134]. Итогом становится убеждённость Нильса в том, что необходимо приумножить количество карликов на земле, создать множество Хольгерссонов, придумать для них религию со своим папой, так как религии держатся дольше, чем марксизм или нацизм. Чтобы число Хольгерссонов росло, необходимо заменить генетический банк великих людей генами Хольгерссонов, чтобы каждый, кто захочет величия, в итоге произвел на свет карлика.
За иронией Ершильда стоит убеждённость в том, что мир к концу ХХ века вырождается, что больше нет ни святых, ни злодеев, все социальные и политические модели рухнули. Поскольку ценностная вертикаль после войны исчезла, то мир постепенно наводняется проказниками Хольгерссонами, которые в добро давно не верят, но и зло которых уже не мирового масштаба. Оно мелкое, на уровне бытовых пакостей: например, отвинтить гаечку, чтобы не взлетел самолёт.
Любопытно, что третий вариант текста о карлике конца ХХ века - это уже исповедь героя, который понял благие намерения Лагер-лёф, простил её за наказание, которому она его подвергла, и готов был последовать за ней в её идеальный мир. Но он оказался вынужден жить карличьей жизнью, потому что великая Лагер-лёф умерла в 1940 году в своей Морбакке. С ней ушли и её утопические идеалы, а безыдейная мелкая эпоха конца столетия не оставила ему никакой альтернативы, кроме как пользоваться возможностями ничтожного существования. Законы этики перестали работать, в мире давно нет ни чёрного, ни белого, а есть лишь много оттенков серого.
Список литературы
1. Lagerlof S. Nils Holgerssons underbara resa genom Sverige. Marbacka: Marbacka forlag, 2012. 293 s.
2. Лагерлёф С. Удивительное путешествие Нильса Хольгерссона с дикими гусями по Швеции. Пер. с швед. Л. Брауде // Лагерлёф С. Собр. соч.: в 4 т. Т. 2. Л.: Худож. лит., 1991. 544 с.
3. Лауреаты Нобелевской премии. Сельма Лагерлёф. [Электронный ресурс]. - Режим доступа: http://www.nobeliat.ru/laureat.php?id=10 (дата обращения 14.05.2014).
4. Lagerkvis P. Dvärgen. Stockholm: Albert Bonners förlag, 1999. 156 s.
5. Лагерквист П. Карлик // Лагерквист П. Сочинения: в 2 т. Харьков: Фолио. 1997. 542 с.
6. Кобленкова Д.В. Шведская сатирическая проза ХХ века (к постановке проблемы) // Вестник Ниже-
городского государственного лингвистического университета им. Н.И. Добролюбова. 2012. № 20. C. 134142.
7. Jersild P.C. Holgerssons. Stockholm: Bonniers, 1992. 288 s.
METAPHOR OF GROWTH: DWARFS IN SWEDISH LITERATURE XX CENTURY
D.V. Koblenkova
The article discusses the works of Swedish prose S. Lagerlof, P. Lagerkvist and P.C. Jershild that at different stages of the literary process used the image of a dwarf for making ethical, social and political issues, reflecting the conflicts of the twentieth century European history.
Keywords: Swedish literature, artistic convention, images of dwarfs, the history of the twentieth century.
References
1. Lagerlöf S. Nils Holgerssons underbara resa genom Sverige. Mârbacka: Mârbacka förlag, 2012. 293 s.
2. Lagerlyef S. Udivitel'noe puteshestvie Nil'sa Khol'gerssona s dikimi gusyami po Shvetsii. Per. s shved. L. Braude // Lagerlyef S. Sobr. soch.: v 4 t. T. 2. L.: Khudozh. lit., 1991. 544 s.
3. Laureaty Nobelevskoy premii. Sel'ma Lagerlyef. [Elektronnyy resurs]. - Rezhim dostupa: http://www.nobeliat.ru/laureat.php?id=10 (data obrash-cheniya 14.05.2014).
4. Lagerkvis P. Dvärgen. Stockholm: Albert Bonners förlag, 1999. 156 s.
5. Lagerkvist P. Karlik // Lagerkvist P. Sochineniya: v 2 t. Khar'kov: Folio. 1997. 542 s.
6. Koblenkova D.V. Shvedskaya satiricheskaya pro-za KhKh veka (k postanovke problemy) // Vestnik Nizhegorodskogo gosudarstvennogo lingvisticheskogo universiteta im. N.I. Dobrolyubova. 2012. № 20. C. 134142.
7. Jersild P.C. Holgerssons. Stockholm: Bonniers, 1992. 288 s.
