CC BY
114
ФИЛОЛОГИЧЕСКИЕ НАУКИ ОМСКИЙ НАУЧНЫЙ ВЕСТНИК №2 (96) 2011
личности. В творчестве Сатина проявляется характерная для русской романтической поэзии духовная эволюция: преодоление условных представлений о человеке, бессмертной душе и мироздании через обращение к духовным основам христианства. Поздняя лирика Сатина близка по своей поэтике и проблематике творчеству славянофилов.
Библиографический список
1. Герцен, А. И. Былое и думы [Текст] / А. И. Герцен. — М. : Художественная литература, 1987. — Т. 2. — 567 с.
2. Котляревский, Н. Старинные портреты [Текст] / Н. Котля-ревский. — СПб. : Типография М.М. Стасюлевича, 1907. — 457 с.
3. Веневитинов, Д. В. Стихотворения. Проза [Текст] / Д. В. Веневитинов. — М. : Наука, 1980. — 608 с.
4. Поэты 1820 — 1830 годов. В 2 т. Т. 2. [Текст]. — Л. : Советский писатель, 1972. — 768 с.
5. Берковский, Н. Я. Романтизм в Германии [Текст] / Н. Я. Берковский. — Л. : Художественная литература, 1973. — 567 с.
КОСЯКОВ Геннадий Викторович, доктор филологических наук, доцент (Россия), профессор кафедры философии и социальных коммуникаций.
Адрес для переписки: e-mail: gen777kos@mail.ru
Статья поступила в редакцию 08.10.2010 г.
© Г. В. Косяков
УДК 8211611 О. В. БУЕВИЧ
Омский государственный педагогический университет
МЕТАФИЗИЧЕСКАЯ СВЯЗЬ МОТИВА СНА (СНОВИДЕНИЯ) И МОТИВА ИГРЫ В КНИГЕ А. М. РЕМИЗОВА «ПОСОЛОНЬ»______________________________________
В статье «Метафизическая связь мотива сна (сновидения) и мотива игры в книге А. М. Ремизова "Посолонь”» рассматриваются значение мотивов сна и игры, которые являются универсальными категориями в художественном мире Ремизова и носят онтологический характер. Сон, так же как и игра, — это пограничное состояние между миром реальным и ирреальным, только с помощью этих категорий возможно проникнуть в неведомые просторы человеческого сознания и тайную природу мироздания. Сон и игра непосредственно причастны творческому акту художника-творца. Материалы данной статьи могут быть использованы в курсе по истории русской литературы, в спецкурсах по литературе Серебряного века и литературе русского зарубежья.
Ключевые слова: индивидуально-авторский метод, онтологические категории, мотивы, сон, игра, архетипы.
На рубеже ХХ — ХХ1 вв. усиливается интерес к творчеству А. М. Ремизова: издаются произведения писателя, публикуется целый ряд научных работ о нем, внимание исследователей привлекают, в первую очередь, произведения эмигрантского периода («Взвихренная Русь», «Огонь вещей»). Наблюдается общая тенденция в рассмотрении наследия художника: во-первых, исследуется самобытный авторский метод Ремизова, во-вторых, выявляются доминирующие категории, характеризующие его художественный космос; в-третьих, особый интерес исследователей вызывает жанровый состав его прозы, но вновь оговоримся, что это преимущественно касается произведений, написанных после 1921 года.
На протяжении всего творческого пути Ремизов подчеркивал особенности своего художественного метода, отмечая субъективность собственной авторской позиции, его специфическую автобиографичность. Известна его самохарактеристика, относящаяся к 1912 году: «Автобиографических произведений у меня нет. Все и во всем автобиография: и мертвец Бородин (Собр. соч. Т. I. Жертва) — я самый и есть, себя описываю, и кот Котофей Котофеич (Собр. соч.Т. IV. К Морю-Океану) — я самый и есть, себя описываю, и Петька («Петушок» в Альманахе XVI «Шиповника») тоже я, себя описываю» [1, с. 436].
Следует отметить, что способы выражения этой субъективности заметно видоизменялись — от литературных масок и сказочных образов до полной манифестации собственного «Я» [1]. Все его творчество представляет собой сложный комплекс литературных, фольклорных аллюзий и реминисценций, закодированных в индивидуально-авторских образах и символах. Темы и мотивы произведений, с одной стороны, связаны с личностным, интуитивно-интимным переживанием писателя, с другой — направлены на постижение сакральных явлений в мире, определяющих онтологическую сущность Вселенной.
Свой художественный метод Ремизов называл «мистицизмом повседневности», стремясь синтезировать символистскую поэтику и реализм деталей, выразительную пластику предметности. Ремизовская устремленность к воссозданию народного «русского мира» была неотделима от раскрытия его через сказ, органически вырастающий из народной просторечно-разговорной стихии, дополненной широким включением архаической лексики, историзмов и книжного языка древнерусской литературы. Как и многие художники-современники, Ремизов стремился к претворению действительности в некий идеал, он находил его в новозаветных притчах, древнерусских житиях и апокрифах [2]. Дореволюционное твор-
чество Ремизова органично соединяет в себе два типа мышления: языческое и христианское. Эти две системы автор синтезирует и преломляет в «Посолони».
Книга «Посолонь» впервые появилась в 1907 г. в целостном варианте; ранее некоторые произведения и циклы печатались разрозненно. Она была положительно оценена и принята в литературных кругах, об уникальности языка и манеры написания говорил М. Волошин, о мифотворческом методе писал Вяч. Иванов, и С. Городецкий, А. Блок отмечали большой вклад и новизну в разработке темы России — Руси, привнесённый А. Ремизовым.
В основе произведения лежит календарно-обрядовый цикл. Именно природно-временной код определяет архитектонику всего произведения. В жанровом составе «Посолони» наблюдается большое разнообразие художественных форм: сказка, считалка, игра, рассказ, колыбельная и др. Возможно, поэтому в литературоведении нет единого, сложившегося жанрового определения текста. В научных статьях, диссертациях встречаются следующие дефиниции жанра «Посо-лони»: сборник (А. Грачева, Т. Кривощапова), книга (Ю. Орлицкий, Е. Обатнина), иногда наблюдается нивелирование в употреблении терминов, смешение понятий. Мы останавливаемся на определении «Посолони» как «лирической книги в прозе», понимаемой как метажанр, как лирическая контекстовая форма [3]. В книге органично взаимодействуют фольклорные, мифологические и индивидуальноавторские контексты. Автор-творец словно нанизывает каждый образ, деталь, тему, связывая их сквозным комплексом мотивов и мифологем, традиционных и индивидуально-авторских. В этом контексте выявляются ключевые константные мотивы произведения. Такие как мотив сна или сновидения и мотив игры, но наряду с перечисленными мотивами органично сосуществуют и находятся в тесной взаимосвязи мотивы огня, воды, земли и воздуха, памяти и мечты.
Под мотивом мы понимаем компонент произведения, обладающий повышенной значимостью (семантической насыщенностью), который всегда повторяем и динамичен [4]. Название книги задает особо сложенную циклическую модель космоса, центром которого является солнце. Именно солнце определяет границы между днем и ночью, смену времен года, сопровождает каждое происходящее событие в тексте. Образу солнца в тексте «Посолони» родственны по своей космологической функции образы луны или месяца, чаще всего они олицетворяют собой смену временной и пространственной парадигмы (например, в сказке «Зайка»). Константный мотив сна в тексте также имеет онтологический характер. Философия сновидения весьма тщательно и продуктивно разрабатывалась самим автором. Ремизов использовал не только опыт философов (В. Розанов) и психоаналитиков (З. Фрейд), но и черпал метафизическое осмысление категории сна из классической русской литературы (А. Пушкин, М. Лермонтов, Н. Гоголь, И. Тургенев, Ф. Достоевский, Н. Лесков), а также преломлял полученные знания через собственную систему авторских координат, составляя авторские сонники и дневники. Из записей личного биографа писателя Н.Кодрянской, мы отмечаем, что категория сна/сновидения являлась для Ремизова фундаментальной основой для создания художественных произведений и самовосприятия концепции «Я-Художник» [5].
«Моя жизнь в огне снов!» — утверждал писатель [5, с. 41]. Сон способен заполнить все существо художника, он одновременно находится в нем и вне его
сознания. По определению современного исследователя, «сон — это пограничное состояние сознания, выражение его внелогической, иррациональной глубины, кроме того, сон является реальным свидетельством жизни мифа, с которым еженощно сталкивается каждый человек» [6, с. 18]. Своеобразие ре-мизовского мировидения отмечал И.Ильин: «В отличие от многих других писателей, которые идут от наблюдения к изображению, Ремизов должен сначала творчески вообразить, чтобы потом изобразить. Дневной мир трезвых вещей и отчетливых очертаний мешает ему» [7, с. 26]. Очень сложно провести четкую границу в произведениях Ремизова между сном и явью, рациональностью и иррациональностью, это всегда симбиоз внутренних и внешних впечатлений, активная работа воображения. Мотив сна редко материализуется в «Посолони» в конкретных образах, это всегда абстрактные мотивы, сказочно-фантастические представления. Мы можем проследить в тексте цепочку предлагаемых Ремизовым метаморфоз: колыбельная сон сновидение сновидческая реальность ночь колдовство, волшебство, чары. Далее мотивно-образные ряды разрастаются, расщепляются, внутри них возникают сложные ритмико-семантические отношения. Например, мотив ночных чар, колдовства реализуется через образы луны, воды, леса и др. Автор как бы задается целью воплотить, «вочеловечить» существа и образы из низшей мифологии, которая неразрывно связаны с жизнью народа, используя известные и малоизвестные сказочные образы, порожденные сновидческим воображением.
На протяжении всего текста читатель погружается в мир грез, фантазии, сновидений. Невообразимые сказочные персонажи, нелинейное развертывание сюжета, сбивчивые, близкие к разговорной речи диалоги героев, переплетение и нанизывание разнородных мотивов и образов — отражает поэтику сновидческой реальности произведения. Кольцевая оформленность композиции («Колыбельная дочери» в начале книги и «Медвежья колыбельная песня» в конце) свидетельствует о целостности художественного космоса всей книги. Сновидения в ней строятся из «элементов двоякого рода: из восприятий («существенность») и из свободных образов фантазии («мечтания»), сначала восприятия только уступают игре воображения, затем тонут в ней» [8, с. 188]. Действительно, категории игры и сна наиболее частотные в произведении, и это симптоматично. Сон и игра являются основой авторского метода воссоздания реальности.
Мотив сна является сверх-категорией в ремизов-ском восприятии иррациональной действительности, а игра помогает автору проникнуть в тайны бытия. Это становится возможным благодаря детскому воображению. Не случайно в «Посолони» дети выступают в качестве главных действующих лиц, текст колыбельной, открывающей книгу, посвящается дочери АРемизова — Наташе, многие образы были придуманы ею, в частности, Ведмедюшка, а прообразом Зайки явилась сама девочка.
Мифотворчество Ремизова берет свои истоки, как уже отмечалось выше, из фольклора, мифологии и древнерусской литературы. Именно поэтому на базе культурных архетипов «отца» и «младенца» в книге возникают авторские архетипы. Особенно важен архетип ребёнка, который отражает сферу «детскости» в художественном мире автора (об этом свидетельствуют посвящение дочери и текст, который открывает книгу «Посолонь», обращенный к ней же). Детское начало реализуется, прежде всего, в мотиве игры.
ОМСКИЙ НАУЧНЫЙ ВЕСТНИК №2 (96) 2011 ФИЛОЛОГИЧЕСКИЕ НАУКИ
ФИЛОЛОГИЧЕСКИЕ НАУКИ ОМСКИЙ НАУЧНЫЙ ВЕСТНИК №2 (96) 2011
Космос, творимый художником, имеет игровую природу. Все мифологические персонажи, встречаемые на протяжении текста, относятся к низшим божествам, которые, как правило, встречаются в детских сказках (Леший, Водяники, Кикимора, Косматая ведьма и др.). Представленные в книге жанры преимущественно относятся к детскому фольклору (считалки, колыбельные, сказки и др.). Мотив игры характеризует весь художественный космос и текстовую структуру произведения, по принципам игры выстраивается сюжетное действие «Посолони».
Если в основном корпусе текста творческая личность автора выражает себя опосредованно, через образный мир, то в авторских примечаниях, дополняющих текст «Посолони», авторская позиция выражается прямо. Здесь Ремизов не только конкретизирует, объясняет описанные обряды, игры, но и указывает на научные источники, дает рекомендации читателю, нацеливающие на адекватное восприятие, активно вовлекая читателя в творческий акт, делая его соучастником, сотворцом, определяя тем самым его роль в игровом пространстве книги.
Также мы находим в тексте яркое подтверждение тезиса Й.Хейзинги о четырёх типах игры [9]. Так, например, в произведениях «Красочки», «Кострома», «Кошки и мышки» представлен антагонистический тип, происходит состязание, борьба между злом и добром, светом и тьмой, зимой и весной. Мимикрия как тип игрового поведения представлена текстами «Калечина-Малечина», «Купальские огни», где герои, чаще всего дети, перевоплощаются в каких-либо сказочных или фольклорных персонажей, где в коллективном действии разрешается их миссия. Игра илинкс (скоморох божий, экстатическое «кружение») представлена в текстах «Монашек», «Богомолье» и др. Азартные игры (алея) не находят своего реального воплощения в текстах книги, но их отсутствие — еще один аргумент в пользу преобладания детского игрового начала. Для автора ребёнок является носителем высшей истины, именно ему под силу постичь законы мироздания, легче и проще погрузиться в сферу сна, которая для автора является творящей, концептуальной категорией: «игра, обряд, игрушки рассматриваются детскими глазами как живое и самостоятельно действующее» [10, с. 89]. Глубинное чувство игры А. Ремизов пронес через всю жизнь. Состояние «детства» он пытался сохранить в своих произведениях и в своей душе.
Игра создает для автора некую возможность письменного оформления звучащих из глубины веков фольклорных текстов. Вербализируя текст, писатель закрепляет принципы его построения, старается передать эмоционально-волевую сферу, в которой он зарождается, и включить его в повествование, воспроизводящее космический хоровод, движение в круге бытия.
Следует отметить, что в первых двух циклах («Весна-красна» и «Лето красное») преобладает мотив игры, в третьем цикле — «Осень темная», реализуется с наибольшей частотностью мотив сна, а метафизическая взаимосвязь мотива сна и мотива игры наиболее полно представлена в зимнем цикле «Посолони». Если названия предыдущих временных циклов соотносились с цветовой символикой: «Весна-красна», «Лето красное», «Осень темная», то название цикла «Зима лютая» имеет качественную коннотацию. Семантика названия свидетельствует о двойственности топоса зимы. Она несет в себе и воплощает особое состояние природы — «посмертное существование, наступающее вслед за осенним умиранием. В то же время образный
ряд, оформляющий зимние мотивы, передает энергию этого времени года, блески и яркость красок» [11, с. 98]. Как и в русской литературной традиции в целом, зима у Ремизова не только статична, ассоциируется со сном, сковывающим природу. Она полна энергии и динамики [12].
Обратимся вновь к примечаниям Ремизова: «Зимнее время долгое — не очень побегаешь. Пришла Снегурушка, принесла первый белый снег, а за нею мороз идет. И наступило на земле царство Корочуно-во с метелями и морозами — «Корочун». Кот Котофей Котофеич любит сказки рассказывать в зимнее время, вспоминать приятелей: «Медведюшка», «Морщинка», «Пальцы», «Зайчик Иваныч», «Зайка». Все заканчивается медвежьей колыбельною песней» [10, с. 100].
Зима существует в двух временных границах — ночи и дня, утра и вечера, а также и в двух пространственных сферах — пространства «своего» и «чужого». Зимний цикл однообразен в жанровом составе: из семи представленных произведений — пять сказок. Жанр сказки оказывается органичным для создания иррационального универсума.
Так, в сказке «Зайчик Иваныч» Марье приснился сон, где она увидела своих родителей, именно тогда героиня смогла найти способ, чтобы сбежать от Медведя. Между Марьей и Медведем началась игра, где «невидимой водящей» была Марья, а исполнителем стал Медведь. Таким образом, сон стал причиной, побудившей героиню к смелому поступку, а следствием явилась игра, которая выступила как форма спасения и избавления.
Рассмотрим взаимосвязь мотива сна и игры в сказке «Зайка». Данные мотивы реализуется уже в первых строках произведения. Сон и игра представляют собой не только пророчества, но и способны к исцелению героев. Игра, с одной стороны, смогла спасти Зайку от бедности и скуки, а сон, с другой — после выполненного задания помог восстановить жизненные силы героини. Вновь, как и в сказке о «Зайчике Иваныче», сон и игра помогают спастись главным героям. Кот Котофеич вовлекает разбойников в придуманную им сказочную игру. Разбойники засыпают, а Зайке и Коту Котофеичу удается бежать. Итак, мотивы сна и игры предопределяют счастливую развязку всей сказки.
Таким образом, мотив сна или сновидения и мотив игры характеризуются следующим значением: сон, также как и игра — это пограничное состояние между миром реальным и ирреальным, только с помощью этих категорий возможно проникнуть в неведомые просторы человеческого сознания и тайную природу мироздания. Сон и игра непосредственно причастны творческому акту художника-творца. Сон, игра порождают мечтания, грезы, возрождают архетипические образы, перекодируют реальную действительность в общие и индивидуально-авторские символы. Неразрывная связь наблюдается между героем-ребенком и сном, ребенком и игрой, поэтому категория «детскости» является ключевой в осмыслении данных мотивов. Мотив сна и мотив игры — универсальны для Ремизова, они носят онтологический характер.
Определенная метафизическая взаимосвязь данных мотивов обнаруживается в контексте всей книги А. М. Ремизова. Мотив сна или сновидения и мотив игры характеризуются с точки зрения возможного исцеления персонажа, мира. Эти мотивы тесным образом связаны с даром предвидения, пророчества. Наиболее часто встречаемое семантическое ядро, связанное с мотивами сна и игры, — значение спасения, избавления от волшебных чар и злых сил.
В современном литературоведении нет ни одной работы, посвященной исследованию специфики метафизической связи мотивов сна и игры в книге А. Ремизова «Посолонь». Именно этим определяется научная новизна данной статьи, материалы которой могут использоваться на уроках литературы, в спецкурсах, посвященных истории русской литературы, литературному наследию Серебряного века и русского зарубежья. В теоретическом аспекте материал ремизовского творчества, к которому мы обращаемся, дает возможность точнее охарактеризовать процессы взаимодействия мифа, ритуала, фольклора и литературы. Эти процессы в высшей степени характерны для культуры Серебряного века.
Обращение к творчеству классиков рубежа веков позволяет глубже осмыслить специфику литературного процесса в провинции, в том числе и в Омске, в котором в начале ХХ века протекала достаточно напряженная художественная жизнь. Интерес современного литературоведения к провинциальному модерну, провинциальному авангарду может быть плодотворным только при условии соблюдения верных «пропорций» литературного процесса в целом. И в этом плане творчество Ремизова, самобытного и яркого реформатора русской прозы, может послужить фоном для изучения наследия региональных авторов (например, А. Сорокина и др.).
Библиографический список
1. Обатнина, Е. Текстологические аспекты формирования авторской позиции А. Ремизова(1917-1918 гг.) [Текст] / Е. Обатнина // Текстологический временник. Русская литература ХХ века : Вопросы текстологии и источниковедения. — М. : ИМЛИ РАН, 2009. — 768 с.
2. Агеносов, В. В. Литература Russkogo зарубежья (1918 — 1996 гг.) [Текст] / В. В. Агеносов. — М. : Терра Спорт, 1998. — С. 151 — 170
3. Мирошникова, О. В. Лирическая книга как устойчивая многокомпонентная структура. Проблемы изучения книги стихов в современной филологии [Текст] / О. В. Мирошникова // Лирическая книга в современной научной рецепции. — Омск : Изд-во ОмГПУ, 2008. - С. 5-15
4. Хализев, В. Е. Теория литературы [Текст] / В. Е. Хализев. — М. : Высшая школа, 2005. - С. 280
5. Кодрянская, Н. Алексей Ремизов [Текст] / Н. Кодрянская. — Париж, 1959. — 234 с.
6. Аверин, Б. В. Автобиографическая проза А. М. Ремизова [Текст] / Б. В. Аверин, И. Ф. Данилова // Ремизов А. М. Взвихренная Русь / сост. и вступ. статья Б. В. Аверина, И. Ф. Даниловой. — М. : Советский писатель, 1991. — 544 с.
7. Ильин, И. А. О тьме и просветлении. Книга художественной критики : Бунин. Ремизов. Шмелев [Текст] / И. А. Ильин. — М. : Скифы, 1991. — 345 с.
8. Гершензон, М. Избранное [Текст]. В 3 т. Т. 1. Мудрость
Пушкина / М. Гершензон. — М. — Иерусалим : Университетская книга. Gesharim, 2000.--- 592 с.
9. Хейзинга, Й. Ното 1^е^. Опыт определения игрового элемента культуры. В тени завтрашнего дня [Текст] / Й. Хейзинга. — М. : Прогресс, 1992. — С. 65—92
10. Ремизов, А. М. Сочинения [Текст]. В 2 кн. Кн. 1. Звенигород окликанный / А. М. Ремизов ; [сост., предисл. и коммент. А. Н. Ужанкова]. — М. : ТЕРРА, 1993. — 352 с.
11. Штерн, М. С. Культурологические аспекты анализа литературного произведения [Текст] : учеб.-метод. пособие / М. С. Штерн, Т. И. Подкорытова ; М-во образования и науки Рос. Федерации, Ом. гос. пед. ун-т. — Омск : Изд-во ОмГПУ, 2005. — 116 с.
12. Юкина, Е. Поэтика зимы [Текст] / Е. Юкина, М. Эпштейн // Вопросы литературы. — 1979. — № 9. — С. 171 — 199.
БУЕВИЧ Ольга Владимировна, магистр филологического образования, аспирантка кафедры литературы. Адрес для переписки: e-mail: ovb86@yandex.ru
Статья поступила в редакцию 08.10.2010 г.
© О. В. Буевич
Книжная полка
ББК 81.432.1/Б43
Беликова, И. А. Особенности образования и стратегия перевода новых терминов компьютерной техники [Текст] : монография / И. А. Беликова ; ОмГТУ. - Омск : Изд-во ОмГТУ, 2010. - 130 с. - ISBN 978-5-8149-1008-0.
Монография посвящена теоретическим и практическим вопросам неологизации компьютерных терминов, их экстралингвистической обусловленности и структурно-семантическим особенностям. Особое внимание уделяется сложным терминам-неологизмам и многокомпонентным терминологическим сочетаниям. Обобщаются характерные для компьютерных терминов приемы перевода, описывается алгоритм перевода неологизма и определяется роль фоновых знаний в процессе трансляции термина.
Мокиенко В.М. Почему мы так говорим? От ветхого Адама до долгого ящика : справочное пособие / В. М. Моки-енко. - М. : ОЛМА Медиа Групп, 2011. - 480 с. - ^В№ 978-5-373-04087-7.
Данный историко-этимологический справочник рассказывает о происхождении самых загадочных выражений и пословиц русской речи, к которым постоянно приковано внимание читателей, интересующихся культурой слова. Он состоит из очерков, раскрывающих историю каждого выражения. В большинстве из них предлагается расшифровка самых спорных и непонятных по происхождению оборотов.
Филиппов, А. В. Языковые контакты : учебное пособие / А. В. Филиппов, В. М. Панькин. - М. : Флинта Наука, 2011. - 160 с.
Словарь имеет научно-популярную направленность и может служить дополнительным учебным пособием при изучении вузовских курсов «Введение в языкознание», «Общее языкознание», «Сопоставительная грамматика русского и другого национального языка», для преподавания и изучения специального курса «Лингвистическая контактология». Для студентов гуманитарных специальностей.
ОМСКИЙ НАУЧНЫЙ ВЕСТНИК №2 (96) 2011 ФИЛОЛОГИЧЕСКИЕ НАУКИ
