CC BY
301
ЭПИСТЕМОЛОГИЯ & ФИЛОСОФИЯ НАУКИ • 2012 • Т. XXXIV • № 4
Ж
ера души: сознание и память в концепции Джона Локка1
К.П. ШЕВЦОВ
Истоки современных споров о природе сознания и субъективности восходят к исследованию разума, осуществленному Джоном Локком. В статье анализируется стратегия определения сознания Локком с помощью связки понятий сознания, рефлексии и памяти, а также разработка проблемы субъективности в рамках вопроса о личном тождестве. Показано, что хотя память и отличается Локком от сознания, но именно она вы-ступаеттем узловым пунктом, в котором определяется специфичность понятия сознания и субъективности, поскольку определяет автономию и активность познающего в отношении идей восприятия.
Ключевые слова: сознание, субъективность, рефлексия, память, восприятие, тождество личности.
Постановка проблемы. Эпистемология Нового времени отмечена как родовой травмой проблемой субъективности и сознания, и если усилия аналитических философов, как и успехи когнитивных наук, долгое время вселяли надежду на разрешение этой проблемы или по крайней мере ее элиминацию, то сегодня вопрос о сознании, переживании и субъективной реальности рассматривается
1 Исследование осуществлено при поддержке РГНФ, проект № 12-03-00192а.
Щсторико-эпистемологические исследований
Щсторико-эпистемологические исследований
многими теоретиками как едва ли не главный вызов современной философии, неразрешимый парадокс ее знания о человеке и о самой себе2. Истории субъекта дает начало декартовское cogito, хотя собственную идентичность и узнаваемый облик этот субъект обретает лишь в философии Джона Локка, «Опыту» которого мы обязаны не только появлением понятий «сознание» и «самость», но и первым исследованием субъективной реальности в рамках концепции личного тождества. Строго говоря, Декарт, как и вся предшествующая философская традиция, не нуждается в понятии сознания. Путь сомнения не различает познание и особенность того «субъективного» локуса, в котором находится познающий. Cogito призвано вместить в единичное Я субстанциальную природу души, тогда как «субъективность» остается уделом чувственности, воображения и памяти. Именно в последней Декарт, как в свое время Платон и Аристотель, находит связующее звено между чувственным познанием и актуальностью чистого мышления3.
Парадоксальным образом исследования памяти всегда были маргинальной областью в философии, но вместе с тем именно они зачастую позволяли придавать определенность разграничению чувственного и интеллектуального, отыскивать своего рода соизмеримость несоизмеримого, собственную меру единичной души в познании истинного. Вот почему для нас представляет интерес тот факт, что введение в философское пространство понятий сознания, личности и личного тождества происходит не иначе как путем переосмысления Локком проблемы памяти, а именно перемещения ее из пограничной области исследований в самый центр философского анализа. Локк решается положить в основу своих понятий парадокс памяти и тем самым получает возможность не только заново разметить границы субъективности, но и изменить взгляд на природу познания. Вместо прежнего пути исследования идей на первый план выходит противопоставление данностей опыта и собственной активности субъекта. Таким образом, в концепт сознания закладывается необходимость определения самого права субъективности на существование, своего рода выхода из анонимности пустого понятия вместилища (того, что Локк называет empty cabinet) к определению себя в качестве личности, свободной от рамок, обусловленных субстанциальной природой души или тела4.
2 Достаточно назвать имена таких теоретиков, как Д. Сёрль, Р. Пенроуз, Т. Нагель, Д. Чалмерс, X. Патнэм.
3 Дальше мы еще коснемся понятия интеллектуальной памяти у Р. Декарта. О месте этого понятия в философии Декарта см.: Clarke D.MDescartes’s Theory of Mind. OXFORD: Clarendon Press, 2003. P. 101-105; Шевцов К.П. Зеркало для Cogito: проблема памяти в философии Декарта // Sententiae. 2011. Vol. XXV, № 2. С. 58-60.
4 Гилберт Райл, критикуя миф о «призраке в машине», объединяет концепции Декарта и Локка, указывая в качестве их источника «протестантское понятие совести» (Райл Г. Понятие сознания. М., 1999. С. 161). Действительно, как мы увидим дальше, Локк часто называет способности ума «естественным откровением», однако в его концепции метафора света отнюдь не играет столь же важную роль, как у Декарта. Вместо «теории фосфоресцирующего сознания» Локк предлагает исследование деятельности ума, вполне совместимое с тем пониманием сознания, которое предлагается и самим Райлом (Там же. С. 163).
Интерес к памяти объединяет в последние десятилетия значительное число исследований в области как психологии и физиологии высшей нервной деятельности, так и философии и гуманитарных наук. При этом роль памяти в структуре субъекта не только не ограничивается вопросом внутренней самореференции, но скорее оценивается как условие разомкнутости субъекта внешнему миру, как способ его соотнесения с предметным и коммуникативным контекстом в качестве особого фрагмента биологической или социальной действительности5. Таким образом, память, как и в исследовании Локка, снова определяется как парадоксальная мера соизмерения единичного и универсального, субъективная реальность Я и объективной реальности мира. Обращение к концепции Локка позволяет увидеть в этом союзе памяти и сознания не просто один из способов постановки проблемы субъективной реальности, но и своего рода возвращение к началу сознания, к исходным интуициям, определившим саму возможность этого понятия.
Пассивность восприятия и активность памяти. Концепция Локка представляет собой (если пытаться дать ей максимально емкую характеристику) концепцию ответственности человека за собственное знание и действие, хотя в начале «Опыта о человеческом разумении» философ, как может показаться, предлагает совершенно ^
иную картину. Как известно, он сводит все познание к идеям восприя- (В
тия и рефлексии (которая также есть особого рода восприятие6), при- ф
чем чувственное восприятие представляется состоянием чистой пас- Ч
сивности: мы вынуждены воспринимать и не можем уклониться от £
этого7. В этой пассивности нет места ни для заданной фигуры по- ^
знающего, ни для врожденных идей и форм суждения, однако именно I
эта пассивность оказывается тем исходным уровнем, который позво- ®
ляет отследить возможности действия и способ, которым познающий ^
может впервые заявить о своей активности прежде всего в удержании ^
прошлого в настоящем и в препровождении настоящего в прошлое. V
Эта эмпирическая активность памяти приобретет первостепенное значение в учении о личности, однако по существу она выступает ос-
новой всего познания, рефлексии и языка. Q
В введении к первой книге «Опыта о человеческом разумении» S
Локк определяет свой метод как исследование происхождения идей,
оговаривая также то, что его не интересует ни «физическое изучение ^
души», ни поиск ее «сущности», или связи ощущений и идей с движе- Е
ft
_____________ I
5 О
5 В последние десятилетия эти идеи становятся центральными в философских ис- ^
следованиях памяти. См. работы Эдварда Кэйси (Casey), Джона Саттона (Satton), Яна ^
Хэкинга (Hacking). ^
6 Рефлексия определяется как «внутреннее восприятие действий нашего ума, когда О
он занимается приобретенными им идеями» (ЛоккДж. Соч. В 3 т. Т. 1. М., 1985. С. 155). ^
7 «При голом восприятии ум в большинстве случаев только пассивен и не может не С
воспринимать то, что воспринимает» (Там же. С. 192). ^
Щсторико-эпистемологические исследований
ниями души или же переменами в теле, но исключительно «познавательные способности, как они применяются к объектам, с которыми имеют дело» (С. 91). Локк собирается говорить лишь о тех идеях, «которые человек замечает и сознает наличествующими в своей душе» (С. 92), ограничивая тем самым вопрос о происхождении исследованием способов осознания идей и соединения простых идей в сложные. Что бы ни было причиной возникновения наших идей, термин «идея» (который может употребляться вместо таких разных слов, как «вид», «понятие» или «фантом») должен означать прежде всего нашу деятельность, или то, «чем может быть занята душа во время мышления» (С. 95).
Еще до того как место памяти будет определено в ряду других способностей познания, Локк обращается к свидетельству памяти как аргументу против теории врожденных идей. Обсуждение этого вопроса строится вокруг следующей апории: возможно ли иметь знание и не знать о нем, иметь идеи и не сознавать их? Декарт утверждает, что душа сознает свое мышление в каждом акте мысли, но возвращаться к своим мыслям и вспоминать их она не может, если эти мысли не оставят после себя неких телесных следов8. Локк возражает, указывая на то, что чистое мышление без памяти было бы не только бесполезно9, но и невозможно, потому что мыслить - это значит иметь идеи, которые не только будут восприняты, но и обратят на себя внимание, будут удержаны в памяти и затем извлечены из нее в качестве прошлых восприятий (С. 193). Только это множество действий с идеями (восприятие, удержание в памяти, воспоминание) и составляет собственно их осознание; оно не пристраивается к мышлению, а есть само мышление. Локк, таким образом, не сводит сознание к памяти, но и не противопоставляет одно другому; термин «сознание» он использует не как наименование общей способности, но как обозначение множества различных, хотя и взаимосвязанных, действий познающего10.
Идеи ощущений являются нашими первыми воспитателями, пока к ним не прибавляется память, чтобы «вести запись времени и порядка» (С. 156) соответственно, и первой простой идеей рефлексии является именно восприятие (С. 192), и лишь затем следует память, необходимая разумному существу «почти в такой же степени, как восприятие» (С. 202). И действительно, при всей значимости чувственного восприятия мы можем иметь множество ощущений, совершенно не обращая на них внимания. Необходимо усилие, которое сможет удер-
8 Так Декарт определяет свою позицию в Ответе на пятые возражения, адресованные ему Пьером Гассенди (Декарт Р. Собр. соч. В 2 т. Т. II. М., 1994. С. 208).
9 ЛоккДж. Указ. соч. С. 163.
10 Насколько тесно сплетаются и накладываются друг на друга значения терминов «восприятие», «память» и «сознание», можно видеть на примере следующей цитаты: «Вспоминать - значит воспринимать памятью или сознанием то, что было известно или воспринято раньше» (ЛоккДж. Указ. соч. С. 147).
жать их в поле зрения (С. 199), и это усилие, которое Локк определяет как созерцание, знаменует переход от восприятия к памяти. В памяти мы не только удерживаем, но и откладываем идеи, образуя «склад» идей, отделенный от света восприятия, но открытый способности нашего ума «восстанавливать их, когда захочет, и, так сказать, заново рисовать их в себе, одни с большим, другие с меньшим напряжением, одни более живо, другие более смутно» (С. 199)11.
Даже сильной памяти приходится мириться с угасанием идей, которые забываются и «часто совершенно исчезают из разума» (С. 200), к тому же и при отсутствии забывания память может оказаться настолько медлительной, что ее запасы не принесут уму никакой пользы (С. 202). Но даже эти очевидные недостатки еще не являются основанием отлучать память от мышления. Выделив в познании две стороны, пассивную и активную, Локк именно в памяти отмечает пробуждение воли. Хотя при воспоминании ум отчасти сохраняет установку пассивного восприятия, он может быть и активен, поскольку «сам предпринимает поиски некоторых скрытых идей и устремляет на них, так сказать, взор души» (С. 201). Уже удержание и откладывание идей в памяти отмечает границу, где пассивное восприятие дополняется спонтанным восприятием прошлого. Воспринимая прошлое, память не только воспроизводит восприятие, но и полностью изменяет его природу: в ней происходит превращение восприятия в действие и представление этого действия в качестве нового, теперь уже не пассивного, а спонтанного, восприятия. Это восприятие прошедшего делает первый шаг в сторону рефлексии, определяемой как восприятие собственного действия ума, поскольку устанавливает порядок и связь наших идей, соединяет внешнее и внутреннее (новые идеи восприятия и уже воспринятые и присвоенные умом идеи) непрерывностью временного следования.
Мысль об активности воспоминания не является особой новостью.
Уже Аристотель в книге «О памяти и припоминании» разводит чувственную способность памяти, цу'лц'л, и активную, исследующую деятельность припоминания, ауацу^стгд. В том же духе рассуждает и Декарт, отличающий от телесной памяти чувственных восприятий и чисто механических действий суждение интеллектуальной памяти, или рефлексии12. Однако активность припоминания у Аристотеля, как и суждение рефлексии у Декарта, опираются на изначальную ин-
11 Хотя Локк пользуется традиционным образом памяти как хранилища идей, его понимание в целом динамично. Склад - это лишь производная деятельности удержания и откладывания, да и слова о том, что ум рисует идеи, позволяют вспомнить мысль Платона о том, что в памяти кроме писца, фиксирующего впечатления, должен находиться живописец, демиург, который помогает их заново рисовать в воображении (Платон. Собр. соч. В 4 т. Т. 3. М., 1994. С. 43).
12 Об интеллектуальной памяти как рефлексии Декарт рассуждает в письмах Арно от 4 июня и 29 июля 1648 г. (Декарт Р. Указ. соч. С. 563).
Щсторико-эпистемологические исследований
Щсторико-эпистемологические исследований
туицию ума, мыслящего себя в неподвижности уойд или в акте С^ко, тогда как Локк, исключивший любую предпосылку чистого мышления, открывает именно в памяти (в активности удержания, откладывания и припоминания идей) основание всей спонтанной деятельности ума. В связи с этим стоит ближе присмотреться к столь сходным и вместе с тем принципиально различным понятиям, для которых Декарт и Локк выбирают одно и то же обозначение, заимствованное из оптики, - термин «рефлексия». Декарт характеризует с его помощью дополнительный, как бы отраженный взгляд, который возникает тогда, когда в настоящем акте мысли воскрешается память о предшествующих актах. Например, Декарт рассуждает о случаях восприятия, когда, встречаясь с новой идеей (музыкальной темой или стихотворением), мы приходим к заключению, что никогда прежде ничего подобного не видели или не слышали и, таким образом, выносим суждение о новизне предмета. Это суждение рефлексии предполагает знание самих себя не в смысле чистого субъекта Cogito, но в смысле индивидуального Я, т.е. существа конечного, причастного времени и чувствующему телу, забывчивого, но тем не менее не беспамятного. Рефлексия в качестве интеллектуальной памяти наделяет нас знанием исключительности нового, и если, например, новые фактические знания о мире могут быть сведены к небольшому списку ясных и отчетливых идей ума, то факты индивидуальной жизни не утратят значимости даже после смерти, когда как раз интеллектуальная память и сохранит за индивидуальной душой ее внутреннюю идентичность. Рассуждения Декарта об интеллектуальной памяти движутся, таким образом, в сторону признания ценности или, можно также сказать, некой меры индивидуальной души, мышление которой целиком полагается на субстанциальную природу мышления, но, даже находясь на расстоянии от актуального Cogito, не растворяется в небытии, а осознает себя внутри отраженного света рефлексии.
По всей видимости, Локк полностью переосмысляет понятие рефлексии, изымая из него мнемический смысл и предпочитая представлять рефлексию по образцу восприятия. Если рефлексия и ориентирована на признание новизны своих объектов, то в качестве восприятия, а не памяти, да и последняя судит не о том, чего раньше не было, как полагает Декарт, а как раз наоборот, о прежде бывшем и уже присвоенном умом. В качестве непрямого, отраженного видения рефлексия у Декарта не может наделить нас столь же ясными идеями, что и непосредственный акт Cogito, однако принцип ясности и отчетливости допускает возможность множества переходных ступеней, более или менее ясных идей и суждений начиная от невнятных идей младенцев или даже зародышей в материнской утробе. Такая неопределенность критерия ясности и отчетливости также вызывает недо-
вольство Локка, почему он и предлагает вместо ясности и отчетливости говорить об определенности объектов ума, подразумевая под этим связь идеи с «членораздельным звуком», т.е. именем, обозначением13. Поскольку определенность требует однозначного соответствия идеи и знака, можно предположить, что в этом критерии находит завершение целая сеть соответствий, из которых и выстраивается у Локка вся область знания: 1) ощущения соответствуют неким качествам в вещах; 2) этим телесным ощущениям в восприятии соответствуют идеи; 3) идеи в свою очередь определяются с помощью имен. Нетрудно заметить, что в именах пассивное восприятие идей сменяется действием обозначения (произнесением «членораздельного звука»), и это значит, что именно в восприятии и понимании имен мы впервые достигаем знания собственных действий, т.е. получаем искомые идеи рефлексии. Мы приходим к выводу, что локковское истолкование рефлексии не сводится к одной лишь замене интеллектуальной памяти положением (причем довольно неясным) о некоем существующем у нас внутреннем восприятии. На самом деле рефлексия завершает собой превращение восприятия в спонтанное действие ума, начало которому положено усилием памяти, причем сами имена, согласно Локку, придуманы именно для подкрепления памяти, и лишь затем им находят применение для сообщения между людьми14.
Тождество личности. Для Декарта в структуре интеллектуальной памяти определяется мера индивидуальной души, сохраняющей свою особенность не только в соединении с телом, но и после разрешения от него. Неясность, присущая этой форме мышления, не отменяет позитивную ценность самой единичной меры существования.
В этом отношении позиция Локка (при всех ее отличиях) оказывается максимально близка декартовской. Конечное и несовершенное действие памяти не случайно удваивается и усиливается в именах, удерживающих идеи в поле зрения. Определившись раньше всего в усилии памяти, действие ума обнаруживает меру своего собственного существования, меру воспроизведения и удвоения сознания в рефлексии (вплоть до возможности бесконечного повторения15). Восприятие
13 «Мне думается, определенной идеей можно справедливо назвать такую, которая, находясь в данное время объективно в уме и тем самым определенная там, соединена и неизменно связывается с некоторым названием или членораздельным звуком, который должен быть устойчивым знаком этого самого объекта ума, или определенной идеи» (ЛоккДж. Указ. соч. С. 88).
14 Там же. С. 462.
15 Интересно, что, рассуждая об идеях рефлексии, Локк, с одной стороны, отказывает в осмысленности понятиям, претендующим на знание пространственной бесконечности или вечности Бога, но при этом не только допускает движение ума за пределы воспринимаемого пространства и времени (что дает идею потенциальной бесконечности), но и считает допустимым применять конечную человеческую меру для измерения пространства и времени вне мира, а именно пустого пространства за границами вещей и времени до сотворения мира (Там же. С. 226, 242).
Щсторико-эпистемологические исследований
Щсторико-эпистемологические исследований
локковской концепции познания, как правило, отмечено воздействием знаменитой метафоры чистой доски, на которую восприятие записывает идеи внешних чувств. Образ чистой и невинной души здесь неотделим от идеи пассивного и несамостоятельного ума, прикованного к бессмысленной единичности ощущений. Это понимание никак не соответствует сути «Опыта», поскольку уже идеи ощущений, несмотря на тезис о пассивности восприятия, свидетельствуют о значительной автономии познающей души.
По определению Локка, идея - это все, чем занят познающий ум, т.е. прежде всего мера его деятельности, направленной на данные ощущений. Более того, когда речь заходит о свободе и самостоятельности мышления, Локк настаивает на том, что никто не может внушить нам новых идей, поскольку наши чувства суть способности, данные в собственность человеку Богом в качестве «естественного откровения»16. О самом термине «идея» (рекордсмене по количеству употреблений в тексте «Опыта») стоит сказать, что он отсылает не столько к платонической традиции, сколько к последекартовской философии, в которой под идеями понимаются объекты деятельности человеческого ума, а не некие божественные сущности17, и даже о врожденных идеях говорится как о заложенных в самом человеке способностях мышления18. Вот почему, отвергая наличие у нас врожденных идей и определяя при этом восприятие и память как способности ума, Локк еще не отступает от Декарта, зато в его размышлениях гораздо чаще, чем у Декарта, подчеркивается активность познания, способная навязать ощущениям не только определенные формы, но и новое содержание. Например, Локк посвящает целое рассуждение идеям, которые рождаются из «отрицательных причин», а по сути в отсутствие причин (например, «безвкусный», «тишина», «ничто»)19. В другом месте он говорит о том, как может измениться восприятие под воздействием предвзятого суждения20: мы действуем на восприятие, не замечая своего действия, но это действие, оставаясь невидимым, тем не менее воплощается в воспринимаемую нами идею. Можно сказать, что таким образом, пусть и на примере ошибочного восприятия, Локк анализирует структуру рефлексии, которая также проистекает из действия ума, но представляет это действие в превращенной форме - не как действие, а как восприятие.
Соединение в идее пассивности восприятия и активности действия - это то, что, собственно, и делает ее началом познания, границей
16 ЛоккДж. Указ. соч. Т. 2. С. 179.
17 Jolley W.Locke: His Philosophical Thought. N.Y. : Oxford University Press, 1999. P. 42-44.
18 Декарт P. Указ. соч. Т. 1. С. 605.
19 ЛоккДж. Указ. соч. Т. 1. С. 183.
20 Там же. С. 194.
разделения и сплетения с внешним миром, непрерывностью продолжения деятельности ума в явлениях этого мира. Именно это сплетение определяет собой саму возможность субъективности познающего, сознание личности, Я. Рассуждение о тождестве личности Локк добавляет во втором издании «Опыта». Уильям Молинэ советует философу привлечь к своему труду внимание ученых Оксфорда, а для этого высказать мысли по поводу какой-нибудь из известных схоластических проблем, таких, как вечные истины или principium individuationis. Локк берется переработать и расширить главу о тождестве, в которой таким образом появляется исследование тождества личности и идеи Я21. Тождество определяется не как первичная характеристика идеи, а как отношение, о котором мы узнаем при сравнении настоящего момента и прошлого: «Когда, принимая какую-нибудь вещь за существующую в определенное время и в определенном месте, мы сравниваем ее с нею же самой, существующей в другое время, и на основании этого образуем идеи тождества и различия»22. На первый взгляд, постановка вопроса о сравнении идеи «с нею же самой» в другие моменты времени уже должна предполагать принцип тождества, но Локк явно противится размышлению в духе трансцендентальной логики оснований. Он полагает, что мы сравниваем прошлое и настоящее некой вещи не потому, что обладаем идеей тождества, но потому, что вынуждены отталкиваться от распадения нашего опыта во времени, и в этом случае только усилие удержания прошлого момента может связать его в единство с моментом настоящего. Воспринимаемая вещь - это вещь настоящая, но той же самой, что и вчера или час назад, она становится лишь благодаря воспоминанию и сравнению. Раз тождество является производной идеей, нет никакой трудности в различении его видов, например тождества вещей или организмов, человека или личности. В случае вещей или организмов тождество разделенных во времени идей устанавливается на основе внешнего сравнения, и именно о нем Локк говорит как о сложной идее, но совершенно иначе обстоит дело с идеей личного тождества, поскольку здесь память, связывая прошлое и настоящее, сводит отношение тождества к простой идее Я, неделимой единичной самости.
Личность определяется как разумное существо, которое, обладая разумом и рефлексией, «может рассматривать себя как себя, как то же самое мыслящее существо, в разное время и в различных местах только благодаря тому сознанию, которое неотделимо от мышления»23.
21 Forstrom K. Joanna S. John Locke and Personal Identity: Immortality and Bodily Resurrection in 17th-Century Philosophy. L. : Continuum International Publishing, 2010.
P. 12.
22ЛоккДж. Указ. соч. С. 380.
23 Там же. С. 387.
Щсторико-эпистемологические исследований
Щсторико-эпистемологические исследований
«Именно в [сознании] и состоит тождество личности», причем под сознанием здесь понимается «лишь теперешнее изображение, представляющее прошедшее действие», т.е. собственно память, которая в этом случае должна не только связать прошлые моменты с настоящими, но и «определить в каждом его Я»24. Говоря то о памяти прошлых моментов, то о сознании как о форме тождества Я, Локк допускает существенную двусмысленность, которая станет причиной резкой критики уже со стороны его современников25. Если под памятью понимать лишь воспоминания о прошедших периодах жизни, то естественно возникает вопрос, как быть с той частью истории Я, воспоминания о которой оказались утрачены или даже постоянно утрачиваются как в случае сна без сновидений? Локк и сам признает, что если бы человек во сне имел память прежних снов, тогда как в бодрствующем состоянии мог помнить только свою дневную жизнь, мы имели бы две совершенно разные личности, соединенные в одном теле26. Но тем самым он показывает, что, даже принимая неизбежность этого парадокса, мы не можем отказаться от идеи тождества личности, основанной на памяти. Дело в том, что, как бы значимы ни были моменты прошлого, которые мы осознаем и принимаем в состав своего Я, тождество личности составляют вовсе не они, а лишь само действие сознания, само усилие удержания настоящего и изображения в нем прошлого, осуществляемое памятью. В этом отношении важное замечание делает Поль Рикер, когда пишет, что у Локка память «существует без воспоминаний»27, ведь пока мы не удержали само прошлое в качестве сознания Я, никакое прошлое действие не могло еще стать воспоминанием о нашем Я.
Тождество личности парадоксально постольку, поскольку соединяет в себе простоту идеи Я и сложность отношения прошлого и настоящего. С этим парадоксом, в частности, связана угроза ложных воспоминаний. Поскольку сознание «не есть один и тот же отдельный акт», «почему какая-нибудь мыслящая субстанция не может представить себе в качестве своего собственного действия то, чего она никогда не делала и что, быть может, было сделано каким-нибудь другим существом»?28 Если даже восприятие изменяется под воздействием предвзятого суждения, что может воспрепятствовать ошибке памяти? В этом вопросе заложена не меньшая опасность, чем в декартовском
24 Там же. С. 390.
25 Г. Лейбниц не признает память в качестве достаточного основанием тождества, поскольку реальная история и соответственно реальное тождество монады бесконечно больше области осознанных воспоминаний, не говоря о том, что и внешние свидетельства других людей могут приниматься в расчет, когда речь заходит об ответственности личности за ее действия (см.: Лейбниц Г.В. Соч. В 4 т. Т. 2. М., 1983. С. 115).
26 ЛоккДж. Указ. соч. С. 398.
27 Рикер П. Память, история, забвение. М., 2004. С. 149.
28ЛоккДж. Указ. соч. С. 390.
предположении о кознях злого гения, однако Локк не спешит следовать путем сомнения и вытекающих из него следствий относительно души и тела. Как и разум, признаваемый в качестве «естественного откровения», личность предстает у Локка свидетельством некой меры человеческого существования, предопределенной «благостью Бога»: «А что этого [представления] никогда не бывает, мы (пока у нас не будет более ясных воззрений на природу мыслящих субстанций) всего лучше сможем объяснить благостью Бога, который не станет -поскольку это касается счастья или несчастья каждого из его способных к ощущению существ - из-за этого рокового заблуждения переносить с одного на другое [лицо] такое сознание, которое влечет за собой награду или наказание»29. Этой ссылкой на «благость Бога»
Локк выводит проблематику тождества личности за рамки чисто метафизического размышления, но тем самым открывает возможность принципиально нового - чисто этического - разворота проблемы. Тождество личности предоставлено человеку как право собственности на себя и ответственности за действие и познание, за прошлое и настоящее сознание Я.
Локк говорит не о настоящем счастье и несчастье, но о том, которое связано с наградой или наказанием, и потому он предполагает, что в каждый момент человек совершает действие, за которое он уже сейчас должен быть готов ответить в будущем. Именно эта ответственность за свои действия не позволяет ждать, когда действие станет прошлым, чтобы затем припомнить его и внести в реестр вещей, определяющих личную идентичность. Если память у Локка и лишена воспоминаний прошлого, то тем более она занята удержанием самого настоящего момента действия в качестве будущего воспоминания, в качестве прошлого-для-будущего. Это настоящее как прош-лое-для-будущего и есть, по существу, память как сознание, или же та мера души, которая именно в памяти находит для себя место осуществления и действия, отправную точку для связывания чувственных идей в единство опыта и осознания этого единства в качестве Я. Настоящее сознания и памяти - это настоящее уже не восприятия, а действия восприятия, и только оно способно придать нашему опыту качество субъективности, поскольку, пронизывая собой множество идей ощущения, любую из этих идей оно может использовать как начальную точку собственной манифестации.
Помимо неясности в отношении памяти и воспоминания, о которой уже шла речь, локковская постановка проблемы тождества ведет к еще одной принципиальной двусмысленности. По-видимому, Локк, как и многие его последователи и критики, полагает, что должно быть одно-единственное решение этой проблемы, хотя уже сама ее постановка исключает подобную возможность. Поскольку персона - это
29 Там же. С. 391.
Щсторико-эпистемологические исследований
Щсторико-эпистемологические исследований
прежде всего юридический термин, проблема тождества и ответственности личности неизбежно приобретает социальный смысл. В то же время сведение личного тождества к сознанию предлагает решение вопроса в форме сугубо внутренней самореференции субъекта. Попытка свести две части проблемы к одному решению может вести к разным формам редукции внутреннего сознания Я к социально значимым формам удержания непрерывности настоящего и прошлого30. Однако, как очевидно, Локк не обнаруживает никакой склонности к подобной редукции проблемы сознания и субъективности. Поскольку в момент совершения действия человек помнит о возможности будущего наказания, его Я осознается именно в этом отношении к неопределенности будущего, связанного с надеждой, выбором, верой и убеждениями. Никакие воспоминания прошлых действий не имели бы решающего значения для сознания Я, если бы мы не узнавали в этом прошлом ожиданий, планов и надежд, исполнением которых или разочарованным отказом от них смогло в конце концов предстать настоящее.
Заключение. Метод Локка, состоящий в исследовании происхождения идей, ведет к пониманию того, что идеи ощущения, чтобы превратиться в знание, должны быть не просто восприняты, но и стать действием ума. В присвоении этих идей, осуществляемом памятью, впервые возникает «запись времени и порядка» и тем самым устанавливается исходная структура, мера души, которая раскрывается затем в единстве сознания. В четвертой книге «Опыта» Локк снова возвращается к источникам познания и говорит уже не об ощущении и рефлексии, а об интуиции и дедукции. В отличие от идей ощущения, которые позволяют разуму «думать ясно и отчетливо одновременно только об одной вещи»31, интуиция расширяет рамки мышления, предоставляя нам возможность видеть отношение двух идей, ухватывать их «в тот же момент, когда они приходят на ум»32. Поскольку интуиция схватывает отношения тождества и различия (включая и познание нашего собственного бытия33), очевидно, что ее опорой служит память, но опять же не память воспоминаний, а память мгновенного усилия и удержания простой сложности идей и их отношений.
Платоновское припоминание, необходимое для начала исследования, выступало в качестве своеобразного минимума бытия знания. Локк фактически переворачивает это отношение, предлагая именно в памяти искать тот максимум бытия знания и знающего, для обозначе-
30 В духе подобного редукционизма выстраивается концепция личного тождества Дерека Парфита. См.: ParfitD. Reasons and Persons. N.Y.: Oxford University Press, 1984. P. 218.
31 ЛоккДж. Указ. соч. Т. 2. С. 6.
32 Там же.
33 Там же. Т. 1. М. С. 30.
ния которого как раз и вводятся новые термины «сознание» и «самость». Поскольку идеи ощущения - это непрерывный поток сигналов, то утверждение себя в этом потоке требует постоянной сосредоточенности усилия и интуиции, которые были бы попросту невозможны, если бы не стали самой основой нашего существования. Показывая абсурдность непрерывно мыслящей и при этом беспамятной субстанции Декарта, Локк предлагает новое понимание субъективности и познания, согласно которой мера субъективности и сознания определяется не сущностью души и тела, а избыточностью памяти, свидетельство которой, впрочем, равносильно непостижимому свидетельству «благости Бога».
Щсторико-эпистемологические исследований
