CC BY
0
ШшшшО
СТРАТЕГИЯ ДИСКУРСА
УДК 130.2 DOI 10.53115/19975996_2024_04_003_009
ББК 71
А.М. Алексеев-Апраксин
МЕНТАЛЬНОСТЬ АЛТАЙ-КИЖИ*
Алтай-кижи - наиболее репрезентативная и многочисленная группа автохтонных народов Республики Алтай, самоидентифицирующая себя как ойроты (в монгольской огласовке ойраты). В фокусе данного исследования - ментальность алтай-кижи, определяющаяся особенностями их кочевой и полукочевой жизни, а также сложившейся системой миросозерцания, формирующей их культурные ландшафты: повседневные, религиозные и эт-нософские. Проведенный анализ культурной жизни алтай-кижи, включая исторически сложившиеся режимы взаимодействия с миром внешним и внутренним, религиозными практиками и живой мифологией, позволяет сделать вывод, что присущая им номадиче-ская ментальность составляет редкий в наши дни и оттого особенно ценный и хрупкий культурный феномен. Раскрытие содержаний ментальности и культурных ландшафтов кочевых алтайских народов показывают, что алтай-кижи нуждаются во всесторонних компаративных исследованиях, заслуживают сохранения уникальных традиций и бережного отношения к ним со стороны любого уровня администраций, включая отказ от любых форм их принудительного перевода на оседлость.
Ключевые слова:
культурные ландшафты, ментальность, буддизм, этнософия, номадизм, ойрот-кижи.
Алексеев-Апраксин A.M. Ментальность алтай-кижи//Общество.Среда. Развитие.-2024, № 4.-C.3-9.-DOI 10.53115/19975996_2024_04_003_009
© Алексеев-Апраксин Анатолий Михайлович - доктор культурологии, доцент, профессор, Санкт-Петербургский государственный университет; профессор, Шуйский филиал Ивановского государственного университета; ведущий научный сотрудник, Социологический институт РАН -филиал филиал Федерального научно-исследовательского социологического центра РАН, Санкт-Петербург; е-mail: [email protected]
Исследование посвящено алтай-ки-жи, наиболее репрезентативной и многочисленной группе автохтонных народов Республики Алтай, самоидентифицирующих себя как ойроты. Уже проведенная ранее работа в рамках проекта РНФ «Эт-нософия Алтая: идеология и мифология сознания» по культурологической детализации моделей культурной идентичности и национального сознания позволяет сделать вывод, что данный регион лишь при поверхностном взгляде представляет собой единую культурную среду. При более детальном изучении культурной жизни народов республики выявляются различные типы ментальности и столь же непохожие друг на друга культурные ландшафты. Первый, в настоящее время наиболее многочисленный - русский, административно-инфраструктурный,
модернистский, светский. Будучи доминантой алтайской социокультурной реальности, он представляет собой источник урбанизации Горного Алтая и центр распространения технико-технологических и глобалистских достижений современной цивилизации. Он отличается от прочих типов ментальности и формирует особый социокультурный ландшафт. Для него характерно прагматически-утилитарное отношение к природе и инновационное хозяйствование туристического, рекреационного, а также лесохозяйственного и аграрного типов. Второй тип культурного ландшафта формируется автохтонными народами Северного Алтая: челканцами, кумандинцами, тубаларами. Продолжительное тесное общение и проживание с русскими во многом унифицировало их быт и сблизило их ментальный настрой.
* Исследование проведено при поддержке Российского научного фонда (РНФ): проект № 22-18-00018 «Этнософия Алтая: идеология и мифология сознания».
§
ю О
CNI СЭ CNI
О
<v О
Тем не менее от доминирующего русского способа взаимодействия с миром его отличает то, что свою охотничью, промысловую и лесохозяйственную деятельность северные алтайцы осуществляют, стараясь соблюдать завещанные предками традиционные регламенты общения с одухотворяемой природой: водными источниками и буреломами, горными вершинами и перевалами, растениями и животными. Третий тип культурного ландшафта формируется староверами. Здесь с XVIII в. продолжают сохраняться пашенное земледелие, мораловодство, скотоводство, пчеловодство, собирательство и прочие виды хозяйствования и жизнедеятельности. В этих регионах бытуют старорусские виды жилья и поселений. Староверческая картина мира, дополненная в XX в. этическими идеями Н. Рериха, определяет знакомые ментальные режимы гармоничного взаимодействия с Богом данным природным миром. Четвертый тип культурного ландшафта - казахский. Он формируется исламом и традициями казахской кочевой идентичности. Этот ареал распространения специфической тюркской культуры развивается в самых тяжелых для жизни природных условиях Алтайского юго-запада с XIX в. Казахи живут отдельными кочевьями и небольшими аулами. Они разводят лошадей, крупный рогатый скот, верблюдов и яков. В столице построили прекрасную мечеть. И наконец, пятый тип культурного ландшафта создается алтай-кижи в пространствах горных степей и плато Центрального, Южного и Восточного Горного Алтая. Их менталитет и мировоззренческие горизонты определяются эпическим прошлым, ойратским наследием, а также буддизмом, шаманизмом и тенгрианством. Алтай-кижи - это исконные скотоводы-кочевники, которые также занимаются охотой. Они разводят преимущественно овец, коз и лошадей. В удалении от циви-лизационных центров они продолжают осуществлять экологически выверенное отгонное и пастбищно-оборотное животноводство. Алтай-кижи - это, пожалуй, наиболее специфичный и аутентичный народ, населяющий современный Горный Алтай. Они же составляют этнокультурное большинство среди коренных автохтонных народов республики. Исследованию ментальности алтай-кижи, обладающей качествами свойственными многим ойра-там и в то же время особой специфике, характеризующей их историко-культурную уникальность, и посвящена данная статья.
Исследования ментальности
Изучение ментальности имеет тысячелетнюю историю, хотя вошел этот термин в научный социокультурный дискурс сравнительно недавно, лишь с подачи этнопсихолога Л. Леви-Брюля [9]. Он использовал дефиницию "mentalite" для описания самобытности «первобытных» и «примитивных» народов. Впрочем, уже античные философы различали "ratio" -разум и "mens" - мировосприятие, а древние римляне (Геродот, Плиний, Тацит и др.) оперировали понятием "mentis" для того, чтобы охарактеризовать специфику тех или иных народов. Устремленные к всеединству средневековые мыслители мало уделяли внимания национальному ментальному умонастроению, но уже в Новое время к национальной специфике обратились многие, в том числе Монтескье, Вико, Гердер, Гегель и многие другие. Коллективные представления, формирующие «народный дух» - взятые в качестве особого объекта исследования, во второй половине XIX в. начали изучать М. Лацариус, Х. Штейнталь. Для них ментальность того или иного народа, была прежде всего выражением психического единства, поскольку народный дух - это основа сознания индивидов, проявляющаяся в обычаях, традициях, нравах. Дальнейшее рассмотрение проблем ментальности в психологическом ключе сделано в работах В. Вундта, Г.Г. Шпета, Г. Лебона, Р. Тарда. Отметим, что к проблеме народного духа активно обращались и отечественные историки-классики Н.М. Карамзин, С.М. Соловьёв, В.О. Ключевский, которые пытались выявить черты русского народного характера. Исследования русского склада ума и подхода к жизни в сопоставлении с присущему другим народам увлекло в XIX в. многих русских философов. Начиная с П.Я. Чаадаева и далее в трудах Н.Я. Данилевского, В.С. Соловьёва, Г.П. Федорова, В.В. Зень-ковского, Л.П. Карсавина, Н.О. Лосского в терминах «национальная душа», «народное сознание», «национальный характер» разносторонне осмыслялись свойства русской ментальности. Новое дыхание историческим исследованиям ментальности придали французы, основоположники «Новой истории», издававшие знаменитый журнал «Анналы. Экономики, общества, цивилизации». В работах Л. Февра и М. Блока [5] и был осуществлен прорыв к пониманию и восприятию мира средневекового европейца. Их последователи Э. Ле Руа Ладюри и Ж. Дюби [7] внесли значительный вклад в культурную антро-
пологию, исследуя структуры ментально-сти, а также изучая сочетание систем представлений и образов, которые определяют мировосприятие и поведение человека. Комментируя невозможность дать четкую дефиницию понятию ментальность, Ж. Ле Гофф [8] утверждал, что это трудноуловимое «нечто» дает для познания культуры намного больше, чем материальные и объективные факты той или иной эпохи. Разработанные ко второй половине XX в. подходы исследования ментальности получили дальнейшее развитие в глубоких теоретических трудах отечественных мыслителей А.С. Ахиезера [3], А.Я. Гуре-вича [6], Л.Н. Пушкарёва, В.А. Щученко [13] и др. Помимо уточнения дефиниций, систематизации категориального аппарата и исследовательской методологии, в последние десятилетия отечественные исследователи обратили внимание на различные основания этнического менталитета. Среди них: языковая специфика, религиозные традиции, коллективная идентичность, народные обычаи, когнитивное бессознательное, этнософские практики, а также клио-травматические события (т.е. пережитый негативный опыт, участвующий в формировании коллективной идентичности, который стал частью истории и как событийность, и как совокупность передаваемых от поколения к поколению нарративов). В недавнее время развернутое исследование калмыцкой ментальности, родственного алтай-кижи народа, хоть и осевшего, и иноязычного, но с общим прошлым, проводилось В.Н. Бадмаевым, М.С. Улановым, М.Е. Тю-мидовой [11].
Специфика ментальности алтай-кижи
Алтай-кижи, пожалуй, единственный в современной России джунгарский народ, кочевой образ жизни которого остается доминирующим. Эта особенность объясняет многие параметры менталитета, в формировании которого участвует буддийско-шаманско-тенгрианское воззрение на мир, а также передаваемое из поколения в поколение историко-мифологическое наследие, адаптируемое к современности этнософ-ским творчеством. Приблизиться к пониманию ментальности алтай-кижи в данной статье предполагается посредством рассмотрения специфики их культурной жизни в трех взаимосвязанных ракурсах: этнографическом (формирующемся природной средой и выработанными способами жизнедеятельности); религиозном (представляющем собой мировоззренче-
скую основу самоопределения и соответствующие режимы взаимодействия людей с миром внешним и внутренним), а также этнософском (которое по преимуществу представляет собой народное мифотворчество, направленное на сохранение наследия и пестование своей этнокультурной идентичности).
Этнографические элементы жизни алтай-кижи обусловлены кочевым и полукочевым образом жизни. В наши дни алтайские ойроты продолжают осваивать значительные пространства горных степей и долин Центрального, Южного и Восточного Горного Алтая, мало приспособленные для земледелия. Чувство связи с природным миром, данное им в непосредственном ощущении с момента рождения, сопровождает алтай-кижи в течение всей жизни. Космизм мировосприятия поддержан в их культуре и системой воспитания, которое ориентировано на адаптируемые к современности эпические образцы далеких предков. В сказаниях и преданиях обретает подрастающее поколение и свои нравственные ориентиры, эталоны исполнения гендерных ролей, примеры достойных межличностных отношений, эстетические и аксиологические горизонты. Сам кочевой быт, например обустройство легко возводимых переносных жилищ конической, цилиндрической или многоугольной формы1 с первых дней жизни вводят человека в представления о мире внешнем и внутренним, сакральном и профанном, мужском и женском [12]. Поскольку, например, западная сторона юрты (располагающаяся от входа слева) у алтай-кижи - мужская, а восточная (справа) - женская. Обустройство той же юрты формирует и понимание взаимосвязанности мира внешнего и внутреннего. Уже только установка передвижного жилья входом на юг превращает юрту в часы, в которой луч света, проходящий через дымоход и скользящий в течение дня по жердям-основаниям внутреннего пространства жилища указывает ее жителям время суток, в согласии с которым выстраивается их распорядок дня. Это одна из тысяч деталей, через которые проходит алтай-кижи в годы взросления, где существует и масса проверенных временем норм, поощрений и запретов, среди которых и обычай «бай», т.е. категори-
1 Конический тип жилья - «чадыр» у алтай-кижи, «аланчык» - у теленгитов; цилиндрический тип -«кереге» у алтай-кижи, «оон айл» - у теленгитов; многоугольный тип - «чеден» у алтайцев, «черте айл» - у теленгитов.
аз О
сч сэ
СЧ
о
3 о
ческий запрет на те или иные действия. Множество примеров подтверждает, что, словами В.Н. Бадмаева, в «основе философии жизни номада находится понимание сопричастности, взаимосвязи земного бытия со вселенскими, космическими сферами, гармония мира природы и неприродного мира человеческой субъективности, с помощью которой кочевник соприкасается с вечностью» [4, с. 92].
Сохраняя номадический образ жизни, на протяжении столетий алтай-кижи выработали множество способов гармоничного взаимодействия со средой обитания, адаптировались к тяжелым погодным условиям и научились жить, не нарушая экологический баланс. Кочевник везде дома, крыша которого небесный свод, но он никогда не мнит себя хозяином природы. В идеале он пытается прожить так, чтобы не оставить даже следа от своего пребывания на земле. Если что-то необходимо у природы взять, он непременно попросит это у духов местности, возьмет ровно столько сколько необходимо и обязательно сделает подношение лесу, речке, оставит подарок для диких животных. Алтай-кижи «угощают», например, маслом, даже огонь в очаге. Что же касается специфики их жизнедеятельности, то она во многом направлена не только на повышение продуктивности хозяйствования, что, разумеется, важно, ведь количество поголовья обеспечивает статус номада, но и на сохранение природных ресурсов. Следует отметить, что первые заповедники на Алтае появились уже во времена Чингисхана. Более ранние известные природоохранные инициативы в истории представляют собой скорее «охотничьи заказники», призванные охранять царские, княжеские и прочие элитные угодья от чужаков и простолюдинов. Заповедники Чингисхана ни для кого не делали исключения. Для кочевников это места священные и одухотворенные, здесь запрещена вырубка леса, охота и собирательство.
Природно-хозяйственная специфика сделала важным для алтай-кижи наблюдение за небесными явлениями, в первую очередь за лунными циклами, помогавшими времяисчислению. Эти наблюдения служили и подтверждению реальности мифа и использовались в непосредственном общении с живой природой, которая также откликается на эти циклы. Используемый алтай-кижи лунно-солнечный календарь состоит из двенадцатилетнего животного цикла, причем годы и месяцы делятся у них, как и у монголоязычных
кочевников, на мужские и женские. Следует отметить, что постоянные миграции алтай-кижи делали их связь с конкретной землей и местопребыванием достаточно условной, с точки зрения оседлого жителя. Им, например, совсем не свойственно представление о частной собственности на землю. Для них она не вещь, не «это», они с ней на ты. Общение с землей и отношения с духами местности для них всегда оставались важными. Роль же недвижимого имущества для алтай-кижи напротив невысока, и вообще всякая недвижимость воспринимается ими как нечто вынужденное, как обуза и ограничение свободы. Даже мысль о возможности провести всю жизнь в одном месте для многих кочевников страшна и унизительна. Мало того, после вынужденного посещения городов и крупных поселений некоторые алтайцы даже совершают очистительный обряд. Можно сказать, что у алтай-кижи иные представления о материальных и духовных ценностях. Жизнь в постоянном движении делает для них ценностью мобильные объекты (транспортные средства, юрты, передвижные алтари, книги, удобную одежду, украшения и т.д.).
Среди доминирующих ментальных ориентиров алтай-кижи следует также назвать родовые связи и традиции передачи опыта. Сохраняемая алтайскими кочевниками система этносов, родов и сео-ков в реалиях современной жизни может быть уподоблена внутренним, исторически сложившимся дублёрам официальных социальных и государственных структур. Именно на этих связях и раньше выстраивались административные (по преимуществу конфедеративные) построения больших кочевых государств. Без учета этих связей жизнь алтай-кижи, как и любых высоко мобильных народов, неминуемо ускользает от любого властного надзора и управления. Это всегда не устраивало крупные оседлые государства, которые пытались включить кочевников в свою управленческую орбиту. Родовая клановая система, сохраняющаяся у алтай-кижи пронизывает все идентификационные связи человека, и в целом можно утверждать, что принадлежность к роду доминирует в ментальном восприятии жизни кочевников, выступая первостепенной по отношению ко всем другим социальным принципам субординации и единения.
Весьма важным аспектом менталитета алтай-кижи следует признать религиозность. Впрочем, следует отметить, что мировоззрение у них достаточно синкре-
тичное, поскольку состоит из причудливого переплетения шаманских, буддийских и тенгрианских представлений. Эти элементы сознания алтай-кижи, разумеется, не равны, и преобладание одних или других зависит от конкретного индивида и рода-сеока, к которому он принадлежит. Обожествление неба (Тенгри) алтайцы воспринимают как «исконное» и «традиционное» мировоззрение их тюркских и монгольских предков. В этом нет ничего странного, ведь культы Неба существовали у многих народов, достаточно вспомнить китайский Тянь, шумерский Дингир и т.д. Небесное устройство и его акторы связываются у алтай-кижи с истоками кочевой культурной памяти, уходящей в глубочайшее прошлое [10]. Из этого прошлого идет и культ отдельных небесных светил, сверяясь с которыми, алтай-кижи организуют свою жизнь, например, предсказывают погоду. Так, появление Плеяд на небе, у алтайцев, правда, не семи нимф-сестер, а звездных братьев (Улькер, Мечин), сообщало кочевникам о приходе холодов, а их исчезновение с небесного свода - начало теплого сезона. По положению этих звезд относительно Луые алтай-кижи определяли и месяц года. Созвездие Большой Медведицы - это богатыри, охраняющие бога верхнего небесного мира Улгена, а звезды Малой медведицы - их кони и т.д. В целом мифы, легенды, сказки, распевные героические эпосы имеют в основе тен-грианскую картину мира. В них мир представляет собой взаимодействие верхнего, земного и нижнего миров. На этой же тенгрианской основе складываются и современные практики сохранения, воспроизведения, а нередко и конструирование нарративов и ценностей, принадлежащих или приписываемых традиционной алтайской культуре. Эту картину мира и повседневную религиозно ориентированную жизнь дополняет шаманская практика, которая охватывает повседневные нужды и проблемы алтай-кижи, с которыми им не справиться известными рациональными решениями. В трудных жизненных ситуациях шаманы выступают знахарями, лекарями, прорицателями, гадателями, помогают в поиске пропавших животных и т.д. Их практики не противоречат тен-грианству, поскольку в их основе находятся: «вера в то, что всё вокруг "живое" и "дееспособное"; обожествление всех природных объектов и самой природы; вера в "хозяев" различных территорий и местностей... Здесь нет противопоставления духовного и телесного, части и целого, жи-
вого и мертвого, микро- и макрокосмоса» [1, с. 127]. Все эти древнейшие компоненты менталитета алтай-кижи наполняют смыслами сохранившиеся до наших дней обычаи, повседневные практики, поверья, а также этническую обрядность.
Мощное влияние на ментальность южных алтайцев оказал тибетский буддизм, приобщивший их к наследию индийской и китайской культур. Буддизм принес новые знания о мире, высокие этические идеалы и практические знания, например, медицинские (со всеми вытекающими из этого фармацевтическими знаниями, массажами, акупунктурой, медицинскими трактатами и т.д.). Под влиянием буддизма сформировались у них и представления о праве, опирающемся на гуманизм (Степное уложение). Буддизм способствовал развитию образования, литературы, искусства. Как известно, куда бы ни приходил буддизм, он нигде не отменял старой мифологии, но предлагал ее постепенное переосмысление в соответствии со своими идеалами и концепциями. Буддизм от ал-тай-кижи не требовал отказа от тенгри-анской картины мира, не препятствовал он и древним обрядам освещения земли, поклонению Белому старцу и т.д. Выявляя общее и приемлемое: представления о единстве человека и космоса, о существовании высших и низших миров, о принципах перерождения и воплощения, об ответственности в отношении к миру, он ввел новые укоренившееся в сознании алтай-кижи нравственные представления. Алтай-кижи усвоили, что этика основывается не на внешних санкциях и необходимости приспособиться к жизненным обстоятельствам, но на намерении человека, его мотивации и воле, воплощенной в действии. В их мироустройстве прочно укрепилось представление о важности мотивации и силе деятельности, направленной на всеобщее благо. Буддизм также во многом «успокоил» воинственный дух кочевников, привив им такие качества как саморефлексия, эмоциональная стабильность, уравнивающее и сочувственное отношение ко всем живым существам, стремление решать спорные вопросы миром и согласием. Кроме того, бережно относясь к исконным алтайским традициям, буддизм обеспечил алтай-кижи механизмами самоидентификации в ино-культурном окружении. В целом алтайским буддистам свойственна открытость и способность налаживания добрых отношений с соседями будь они шаманистами, христианами и мусульманами.
аз О
сч сэ
СЧ
о
3 о
Будучи одним из регионов с плотной полиэтнической и поликонфессиональной средой, алтай-кижи выработали механизмы сохранения своей национальной и культурной идентичности, часть которых может быть определена как эт-нософский компонент. Среди распространившихся в наши дни трех модусов этнософии: «1) этнософия как способ возвращения к культурным корням; 2) этно-софия как мифодизайнерское конструирование и 3) этнософия как направление научных исследований» [2] - для алтай-ки-жи наиболее характерен первый вариант, т.е. аутентичная этнософия, направленная на передачу традиций, диалог поколений, а также на реконструкцию и восполнение естественных и искусственных утрат наследования. Свойственная для алтай-ки-жи солидарность в данном вопросе проявляет и такую особенность их менталитета как способность на жертву ради блага своего сообщества. Следует отметить, что в отличие от религиозного содержания, этнософский компонент ментальности не направлен на достижение Святости или Просветления, но прежде всего ориентирован на связи с местом проживания и сохранение своей культурной аутентичности [14]. И если религия дает более-менее готовый и ясный план действий и наррати-вов, то этнософские содержания в плане действий всегда неопределенны. Опираясь на уже описанную специфику исторического, природного, этнического, религиозного миропонимания, этнософский компонент складывается из отрефлекси-рованных стереотипов поведения сородичей, из знания и почитания «мест силы», природных примет и праздников, из усвоенных поверий и соблюденных обычаев. Он закладывается в процессе инкультура-ции посредством участия в ритуалах этикета и овладения промыслами, этническими забавами, ремеслами и искусствами. И всё это этнокультурное богатство в советский период истории проходило через обязательное форматирование личности посредством обязательных образовательных программ, корректируемых дома в семье, в том числе и религиозными факультативами. Другими словами, энтософские содержания ментальности алтай-кижи с религиозными во многом не совпадают. Этнософия - это не путь следования, это свободное мифотворчество.
На специфике менталитета алтай-ки-жи, несомненно, сказывается их удаленное проживание от цивилизационных центров, что на протяжении многих сто-
летий обеспечивало им ощущение независимости и самостоятельности. Присущая им внутренняя свобода порождает особый индивидуализм и даже некоторый авантюризм. Свойственно алтай-кижи понимание факта, что положиться в трудных ситуациях можно только на себя, на свои умения наладить контакт с окружающей действительностью и на свою семью, на родичей. Вместе с этим, находясь вдали от источников внешней власти, южные алтайцы постоянно оказывались на пересечении разных культур, и нередко в центре жесткого противостояния великих ханств, каганатов и империй. В этом смысле можно сказать, что ментальность алтай-кижи стигмирована множественными клио-травматическими событиями (геноцид джунгарцев, двоеданство, исход из калмыцких степей и пр.). Тем не менее, постоянно испытывая на себе культурные воздействия, они научились жить в ситуации подвижности границ и регулярно возникающей необходимости сохранять пастбищные угодья. В современной ситуации, чувствуя угрозу растворения своей аутентичности в тех или иных глобальных влияниях, они по-прежнему ревностно отстаивают привычный образ жизни и крайне негативно воспринимают потребительское отношение к природе. Пытаясь защитить свои территории, они также настаивают на неприкосновенности сохранившихся объектов культурной памяти, включая древние петроглифы, скифские курганные захоронения, тюркютские фигуры войнов - кезер-таш (окаменевшие предки), поскольку этнософское сознание склонно приписывать их собственному родовому наследию.
Заключение
Дать компетентную экспертизу современных национальных и региональных идеологий и выработать рекомендации для администраций регионов по бесконфликтному развитию невозможно без учета ментальности населения. Это словами Ж. Ле Гоффа «трудноуловимое нечто» действительно важно для понимания оптимальных режимов взаимодействия. Ментальность формируется средой обитания, природно-климатическими условиями и выработанными способами жизнедеятельности и выживания народов, историческим наследием, этническими и религиозными картинами мира, этно-софскими содержаниями. Исследование алтай-кижи показало, что их менталь-ность формируется прежде всего нома-
дическим образом жизни. Народы, гордо именующие себя коренными алтайцами и ойротами, по-прежнему обретают свое ментальное равновесие благодаря непрерывному движению: внешнему непрекращающемуся ускользанию от контроля и внутреннему родовому самоопределению, дополняясь сверхчувственными путешествиями шаманов, освоением буддийских практик самосовершенствования, а также эпическими походами в прошлое алтайских сказителей - ээлю кайчы. Эти компоненты, формирующие
ментальность и культурные ландшафты кочевых алтайских народов, нуждаются в дальнейших всесторонних компаративных исследованиях. Впрочем, и на нынешнем этапе понимания проблем малочисленных народов Алтая очевидно, что ввиду общекультурной ценности сохраняемого алтай-кижи аутентичного образа жизни они заслуживают бережного отношения к себе со стороны любого уровня администраций, включая отказ от перестройки их среды обитания и принудительного перевода на оседлость.
Список литературы:
[1] Абаева Л. Л. Человек в контексте шаманских и неошаманских этнокультурных традиций // Власть. -
2012, № 1. - С. 127.
[2] Алексеев-Апраксин А. М. Этнософия // Международный журнал исследований культуры. - 2023, № 1 (50). - С. 6-18.
[3] Ахиезер А. С. Россия: критика исторического опыта. Изд. 2-е, перераб. и доп. - Новосибирск: Сибирский хронограф. 1997-1998. - 1406 с.
[4] Бадмаев В. Н. Культура кочевых народов: к методологии вопроса // Вестник калмыцкого университета. - 2016, № 1 (29). - С. 92.
[5] Блок М. Апология истории. - М.: Изд-во им. Сабашниковы, 2003. - 504 с.
[6] Гуревич А. Я. Исторический синтез и Школа «Анналов». - М.: Университетская книга; Центр гуманитарных инициатив, 2018. - 432 с.
[7] Дюби Ж. Развитие исторических исследований во Франции после 1950 г. // Одиссей. Человек в истории. - М., 1991. - С. 48-59.
[8] Ле Гофф Ж. «Анналы» и «новая историческая наука» // Споры о главном: дискуссии о настоящем и будущем исторической науки вокруг французской школы «Анналов». - М.: Наука, 1993. - 208 с.
[9] Леви-Брюль Л. «Первобытный менталитет». - СПб.: Европейский дом, 2002. - 400 с.
[10] Малинов А. В. Картина мира алтайской этнософии // Международный журнал исследований культуры. - 2023, № 1 (50). - С. 33-55.
[11] Тюмидова М. Е., Уланов М. С. Менталитет калмыков как феномен этнической культуры. - Элиста: Изд-во Калмыцкого университета, 2021. - 136 с.
[12] Ченчулаева Э. В., Куликова И. В. Типологические особенности традиционного жилища народов Алтая // Вестник Томского государственного архитектурно-строительного университета. Т. 24. - 2022, № 2. - С. 39-50.
[13] Щученко В. А. Вечное настоящее культуры: теоретические проблемы историко-культур. - СПб.: Изд-во СПбГТУ, 2001. - 229 с.
[14] Янутш О. А. Этнософия: сто лет в поисках себя // Общество. Среда. Развитие. - 2022, № 4. - С. 11-14.
аз Е?
О
