CC BY
96
УДК 94(47) (049.3) ББК 63.3(2) я1 А 93
Олег Ауров
[МЕЛЬТЮХОВ М.И. ПРИБАЛТИЙСКИЙ
ПЛАЦДАРМ (1939-1940). ВОЗВРАЩЕНИЕ СОВЕТСКОГО СОЮЗА НА БЕРЕГА БАЛТИЙСКОГО МОРЯ. -
М.: ИЗДАТЕЛЬСТВО «АЛГОРИТМ», 2014. - 720 с.]
............... ООРЬ ..............
АННОТАЦИЯ
Новая книга доктора исторических наук,ведущего научного сотрудника ВНИ-ИДАД, доктора исторических наук Михаила Ивановича Мельтюхова, без сомнения, заслуживает самого пристального внимания научной общественности. Несмотря на то, что сюжетам, связанным с историей включения Латвии, Литвы и Эстонии в состав СССР в 1939-1940 гг., посвящена огромная историография и неизмеримое число опубликованных источников, М.И. Мельтюхо-ву удалось не только выявить документы, ранее не вводившиеся в научный оборот, но и на основе анализа их данных решительно отвергнуть точку зрения историков (по преимуществу - прибалтийских), утверждающих, что круг доступных исследователям источников явно недостаточен для реконструкции полной картины событий 1939-1940 гг. и что для достижения этой цели необходимо ожидать возможности доступа к неким сверхсекретным данным, все еще скрытым в российских архивах. В противовес им автор рецензируемой книги уверенно констатирует: «имеющиеся документальные источники вполне позволяют обстоятельно исследовать развитие советско-прибалтийских отношений в условиях начала Второй мировой войны».
КЛЮЧЕВЫЕ СЛОВА
Прибалтика, Вторая мировая война, советско-прибалтийские отношения, Эстония, Латвия, Литва, присоединение, СССР
НОВАЯ КНИГА ДОКТОРА ИСТОРИЧЕСКИХ НАУК, ведущего научного сотрудника ВНИИДАД Михаила Ивановича Мельтюхова, несомненно, заслуживает внимания специалистов по истории СССР предвоенного периода,
а также международных отношений кануна Второй мировой войны, как значимостью исследованной проблематики, так и кругом источников. Научная значимость сюжетов, связанных с историей включения Латвии, Литвы и Эстонии в состав СССР в 1939-1940 гг., сомнений не вызывает: им посвящена колоссальная историография как на русском, так и на иностранных языках. Неизмеримо и число источников. Тем не менее, М.И. Мельтюхову удалось не только выявить документы, ранее не вводившиеся в научный оборот, но и на основе анализа их данных решительно отвергнуть точку зрения историков (по преимуществу - прибалтийских), утверждающих, что круг доступных исследователям источников явно недостаточен для реконструкции полной картины событий 1939-1940 гг. и что для достижения этой цели необходимо ожидать возможности доступа к неким сверхсекретным данным, все еще скрытым в российских архивах. В противовес им автор рецензируемой книги уверенно констатирует: «Имеющиеся документальные источники вполне позволяют обстоятельно исследовать развитие советско-прибалтийских отношений в условиях начала Второй мировой войны» (С. 6).
Основу круга источников монографии М.И. Мельтюхова составили как архивные - из фондов всех главных отечественных собраний, содержащих материалы по новейшей истории нашей страны (РГАСПИ, ГАРФ, РГАЭ, но в первую очередь - РГВА), - так и опубликованные документы. Автор считает нужным сделать особую оговорку о том, что, «учитывая значительную политизированность данной темы», он «посчитал необходимым пойти на широкое цитирование архивных документов, большинство из которых впервые вводится в научный оборот. В результате непредвзятый читатель получает возможность самостоятельно ознакомиться с соответствующими документами и составить свое собственное мнение о событиях 1939-1940 гг.» (С. 7). Понимая, из каких соображений исходил автор, позволю себе, тем не менее, указать на небесспорность подобного подхода к организации текста (подробнее об этом будет сказано ниже).
Приступая к разговору об основном содержании книги прежде всего должен оговорить тот факт, что многие из наблюдений и выводов, сделанных М.И. Мельтюховым, в достаточной степени способны оценить лишь специалисты, профессионально занятые исследованием сюжетов по истории внешней, военной и внутренней политики СССР предвоенного периода. Только узкому специалисту, в достаточной мере знакомому с огромной многоязычной историографией проблемы и колоссальным массивом архивных и опубликованных источников, под силу увидеть то новое, что введено в оборот в рецензируемой монографии. Не являясь специалистом такого рода, я не возьму на себя смелость дать полноценную научную оценку сделанного М.И. Мельтюховым.
Тем не менее сказанное отнюдь не исключает моего права высказать некоторые соображения о рецензируемом тексте. Просто речь идет о праве не столько профессионала, сколько гражданина, лишь отчасти знакомого с проблематикой, но осознающего ее первостепенную значимость - не только научную, но и социально-политическую: тем более что в конечном итоге любое историческое исследование ориентировано далеко не только на узких специалистов.
Начиная со времен перестройки положения об «оккупации» и «аннексии» Советским Союзом прибалтийских стран являлись (и продолжают оставаться) одним из ключевых тезисов антисоветской (а затем - и антироссийской) пропаганды. Ее конечной целью изначально являлось не только восстановление Латвии, Литвы и Эстонии как независимых государств, но и их последующее вовлечение в военно-политическую систему глобального Запада для того, чтобы предотвратить любую возможность возвращения исторической России на берега Балтийского моря.
Еще недавно казалось, что эта цель полностью достигнута. Своеобразным символическим отражением этого стала история с демонтажем памятника советским воинам (т. н. «Бронзового солдата») в Таллине в апреле 2007 г. Перенос статуи из центра города на его окраину был призван подчеркнуть необратимость status quo не только в Прибалтике, но и на всем постсоветском пространстве. Однако прошло чуть более года, и «пятидневная война» 08.08.08 показала, что это далеко не так: выяснилось, что, несмотря на без малого два десятилетия «собственной» истории, независимость значительной части постсоветских государств висит на волоске. Оказалось достаточно лишь политической воли российского руководства для того, чтобы не только в Закавказье, но и во всем мире поняли, что силы России нельзя недооценивать.
Еще более ярко это показали события, развернувшиеся с начала 2014 г. на Украине. Они знаменовали собой начало этапа постсоветской истории, связанного с новым переделом постсоветского наследия, основные события которого развиваются на наших глазах. С одной стороны, геополитические противники нашей страны пытаются установить полный военно-политический и экономический контроль над ключевой частью постсоветского пространства, а в конечном итоге - полностью исключить возможность возрождения исторической России.
С другой стороны, наиболее здравомыслящая часть правящей российской элиты осознала, что политика дальнейших уступок геополитическому Западу уже в обозримой перспективе угрожает ее ключевым имущественным интересам, которые окончательно разошлись с интересами западных «партнеров» Кремля. Украинские события стали четким сигналом о том, что в перспективе Запад более не склонен рассматривать российский правящий класс как собственного союзника, пусть даже и младшего, и вовсе не собирается ни договариваться с ним, ни - тем более - гарантировать его имущественные права. В этих условиях единственной гарантией защиты не только имущества, но и самой жизни видных представителей российских элит становится военно-политическая мощь их страны, стремление к которой диктуется отнюдь не абстрактными «имперскими» или «великодержавными» амбициями, а соображениями элементарной безопасности.
Сегодня уже едва ли кто-нибудь в здравом уме и твердой памяти способен заявить, что России «никто не угрожает»; между тем еще пять лет назад так считало более половины наших сограждан1. Очевидно, что попытка мирной интеграции в число «цивилизованных» стран путем отказа от защиты собственных геополитических интересов или, по меньшей мере, от минимализа-
ции таковых окончательно провалилась. Сегодня лишь слепой способен отрицать очевидное, а именно - то, что Западу не нужна не только Россия сильная, или даже Россия ослабленная, но и Россия как таковая. А значит, самое время обратить внимание на противостояние векторам внешних угроз, сложившимся исторически. И прибалтийское направление оказывается здесь далеко не последним по своему значению.
Собственно говоря, с разговора именно об этом и начинает свою книгу М.И. Мельтюхов: «В стратегическом плане особенностью Прибалтийского плацдарма является его неравноценность для российского государства и его потенциальных противников из числа западных великих держав. Обладание этим плацдармом дает западным державам исключительные возможности для вторжения в центральные районы России. Тогда как контроль над этим регионом со стороны России необходим прежде всего для обеспечения безопасности страны, но не давал ей возможности создать серьезную угрозу западным державам, за исключением восточно-прусской провинции Германии. Понятно, что интересы Советского Союза требовали, чтобы Прибалтийский плацдарм не мог использоваться враждебно настроенными державами» (С. 5).
О том, что это замечание справедливо далеко не только применительно к периоду 1939-1940 гг., среди прочего свидетельствует показательная нервозность некоторых представителей «экспертного сообщества», торопящихся с утверждениями типа «если Путин на Украине победит, то... он попытается повторить нечто подобное в Латвии, Литве и Эстонии»2. Про-вокационность подобных высказываний очевидна: новый 1940-й явно не стоит в кремлевской повестке дня. Однако забывать о том уже далеком от нас времени не стоит - ни на берегах Балтики, ни в России. Тем более что слишком многое из ныне происходящего в регионе напоминает о событиях 75-летней давности.
В этом смысле книга М.И.Мельтюхова интересна уже тем,что позволяет не только еще раз задуматься о тех уже давних событиях, но и сделать это, что называется, с фактами «в руках», отталкиваясь как от выводов, сформулированных автором рецензируемого исследования, так и от собранного, тщательно выверенного и обильно цитируемого им документального материала. Не ставя своей целью пересказ содержания книги, я ограничусь лишь двумя моментами, которые представляются мне наиболее значимыми и интересными для широкого круга читателей, внимания которых монография М.И. Мельтюхова, несомненно, заслуживает.
ЗАМЕТКА ПЕРВАЯ: па^а ргТ3
Прежде всего, знакомство с содержанием рецензируемой книги как бы по-новому открывает известную истину о том, что в мире нет ничего постоянного и что, в частности, в любой момент, так же, как и 75 лет назад, геополитическая обстановка на берегах Балтийского моря может измениться. В самом деле, еще за два-три года до 1939-го ничего не предвещало перемен, - а тем более стремительных перемен, - в регионе, находившемся на задворках Восточной Европы. Однако после гитлеровской оккупации остатков Чехословакии, ску-
кожившейся до «протектората Богемии и Моравии» (15 марта 1939 г.), и провокационного ультиматума Польше (последовавшего 21 марта 1939 г., т. е. более чем за пять месяцев до пресловутого «пакта Молотова - Риббентропа»), ситуация резко изменилась. Если раньше главными гарантами независимости и территориальной целостности восточноевропейских «лимитрофов», большинство из которых было обязано своим рождением Версальско-Вашингон-скому переделу мира, являлись военно-политические «тяжеловесы» межвоенной Европы - Англия и Франция, - то теперь их все более ощутимо оттесняла гитлеровская Германия, сумевшая не только восстановить свой военно-политический потенциал, но и значительно увеличить его.
К концу весны 1939 г., когда неспособность главных победителей в Первой мировой войне остановить рост могущества Третьего рейха стала очевидной, изменился и основной вектор угроз безопасности СССР: если раньше потенциальным источником агрессии считались Англия и Франция, то теперь им стала гитлеровская Германия.С учетом этого фактора советское правительство пошло на полный пересмотр доктрины военного строительства. Опираясь как на опубликованные, так и на архивные материалы (главным образом - из фондов РГВА), М.И. Мельтюхов подробно исследует процесс разработки и реализации новой системы мобилизационного развертывания Красной армии. В ее рамках, с одной стороны, завершался переход от прежней, по преимуществу милиционной, системы к полноценной регулярной армии, а с другой -реализовывался целый ряд мер по развертыванию новых соединений и объединений и их сосредоточению у западных рубежей страны.
Воздержусь от пересказа конкретных фактов: их вполне дотошно (порой кажется, что даже слишком дотошно) пересказывает в соответствующих разделах своей книги М.И. Мельтюхов (С. 8-32). Замечу лишь, что в результате этих процессов влияние СССР в регионе существенно возросло, а заключение договора о ненападении с Германией «немедленно вызывало распространение слухов о разделе Прибалтики», что, как известно, в известной степени соответствовало реальности и не осталось неизвестным для правящих кругов прибалтийских стран (С. 21). Между тем, руководствуясь планами, сформировавшимися задолго до 1 сентября 1939 г., Гитлер напал на Польшу; началась Вторая мировая война. И хотя на Западном фронте до конца весны 1940-го она оставалась «странной войной», было очевидно, что реальное влияние Англии и Франции на экономические и политические процессы в прибалтийском регионе сократилось до минимума. Тогда многим казалось, что это - временное явление; но сегодня мы уже хорошо знаем, что вчерашние «тяжеловесы» откровенно бросили своих недавних союзников, а в отношениях с усилившимся Третьим рейхом стремились «не сжигать корабли», оставляя возможности для дипломатического урегулирования. Что же касается Литвы, Латвии и Эстонии, то они менее чем за полгода лишились надежного патрона и были брошены на произвол судьбы, а в геополитическом плане оказались «зажатыми» между нацистской Германией и Советским Союзом.
Тем не менее, до тех пор, пока сохранялся Западный фронт союзников, как у советских властей, так у и правительств прибалтийских государств оста— 222 —
валось ощущение временности происшедших изменений. М.И. Мельтюхов специально подчеркивает тот факт, что ни осенью-зимой 1939-го, ни весной 1940-го (вплоть до конца мая месяца) Кремль не ставил каких-либо задач, выходивших за рамки договоров о взаимопомощи, и уж тем более не думал о «советизации» Латвии, Литвы и Эстонии - по меньшей мере, в сколь-нибудь обозримой перспективе (С. 85). Планы использования военной силы, рассматривавшиеся сталинским руководством на случай отказа прибалтийских правительств от заключения соглашений с СССР (как это произошло в случае Финляндии), были аннулированы. Имеющиеся источники подчеркивают стремление советского командования свести к минимуму контакты военнослужащих РККА с местным населением; ни о какой «коммунистической пропаганде» не было и речи, не говоря уже о прямой поддержке местных коммунистов, которой попросту не существовало. Результаты рецензируемого исследования доказывают это с полной очевидностью, опровергая досужие домыслы об «экспансионистских планах» сталинского руководства и наличии у него целей продвижения «мировой революции».
Наоборот, несмотря на явные признаки недовольства существующими режимами со стороны как левых активистов, так и широких слоев местного населения, прежде всего - русскоязычного (о чем еще будет подробнее сказано ниже), попытки недовольных привлечь на свою сторону советские военные власти неизменно оканчивались неудачей: попытки действовать в традициях «пролетарской солидарности» не только не приветствовались, но и жестоко наказывались. Так, например, уже 14 октября 1939 г. В.М. Молотов жестко указывал советскому полпреду в Каунасе Н.Г. Позднякову: «Всякие заигрывания и общение с левыми кругами прекратите» (С. 97). 21 октября Председатель СНК СССР выразился еще однозначнее: «малейшая попытка кого-либо из вас вмешаться во внутренние дела Литвы повлечет строжайшую кару на виновного... Следует отбросить как провокационную и вредную болтовню о "советизации" Литвы» (и т. п.) (Там же).
Дополнительным свидетельством того, что подобного рода высказывания действительно отражали позицию Москвы, а не являлись маскировкой агрессивных намерений, среди прочего являются факты поставок советских вооружений всем трем прибалтийским странам. Данные, собранные М.И. Мельтю-ховым, не оставляют сомнения в том, что, хотя к началу лета 1940 г. реально оплачены и поставлены были лишь ограниченные объемы вооружений и военного имущества, однако как ход переговоров, так и общий характер взаимоотношений сторон свидетельствовали о серьезности намерения Москвы если и не полностью перевооружить вооруженные силы Латвии, Литвы и Эстонии, то по меньшей мере ощутимо повысить их боеспособность перед лицом растущей угрозы германской агрессии (С. 193-229).
Германское наступление в Бельгии, Голландии и Франции, начавшееся 10 мая 1940 г. (операция «Гельб»),резко изменило ситуацию не только на Западном фронте, но и в войне в целом. Уже к концу мая стало ясно, что окончательное поражение противников Германии - вопрос ближайших недель4. В этих условиях советское руководство молниеносно пересмотрело свои военно-политические планы в Прибалтике.
Колоссальная скорость продвижения немецких войск позволила им уже 20 мая, всего через 10 дней после начала операции, выйти к морю, причем основные силы союзников оказались в окружении. Дорогостоящая, глубоко эшелонированная система стратегической обороны оказалась бессильна перед натиском современных для того времени систем вооружения - танковых войск и авиации. Сравнения напрашивались сами собой: становилось очевидно, что расквартированных в Прибалтике небольших советских контингентов явно не хватит для того, чтобы сдержать немецкое наступление и выиграть время, необходимое для развертывания вооруженных сил до штатов военного времени. Не вызывали особого доверия и прибалтийские «партнеры»: по наблюдениям М.И. Мельтюхова, «...уже весной 1940 г. руководство стран Прибалтики стало склоняться к мысли о необходимости переориентации своей внешней политики на Германию.» (С. 184-186). Тем более опасными эти намерения представлялись в контексте военных успехов вермахта, сполна продемонстрировавшего свою мощь и техническую оснащенность.
Все эти факторы следует иметь в виду при выяснении причин, по которым сталинское руководство решилось прибегнуть к прямой «советизации» прибалтийских государств. И эти причины не остались не замеченными современниками. В частности, М.И. Мельтюхов цитирует слова начальника Восточноевропейского департамента МИД Великобритании У. Стрэнга, неофициально сказанные литовскому послу в Лондоне: «Русские, кажется, дрожа от страха вследствие неожиданного для них успеха немцев, уже исподволь, видимо, начинают придираться к прибалтийским государствам.» (С. 372). И ведь на самом деле было чего бояться: например, молниеносной капитуляции малых стран, противников Гитлера: так, Голландия объявила о выходе из войны уже на пятый день немецкого наступления (14 мая), а Бельгия, войска и народ которой проявили такое мужество в Первой мировой войне, сдалась меньше чем через две недели активных сражений (23 мая); и хотя бельгийское правительство вскоре дезавуировало действия короля Леопольда, но заполнить брешь в 23 км, возникшую в их обороне (бывшая полоса ответственности бельгийской армии), союзникам оказалось нечем.
М.И. Мельтюхов не приводит никаких данных о том, были ли планы политической «советизации» Прибалтики приняты одновременно с планами военными: в книге речь идет лишь о последних. Если верить автору, вопрос об этом был принципиально решен на совещании в кабинете И.В. Сталина, с участием К.Е. Ворошилова, С.К. Тимошенко и других высших военных руководителей вечером 1 июня 1940 г. К этому времени ключевая фаза боевых действий на Западе была уже завершена: к 30 июня единственной точкой, удерживаемой союзниками на побережье, оставался Дюнкерк, откуда спешно, бросая военную технику, эвакуировались союзные части.
Уже 6 июня 1940 г. начальником оперативного управления Генштаба генерал-майором А.М. Василевским был спешно подготовлен вариант стратегического развертывания войск для Прибалтийской операции. Обстановка не оставляла возможностей для промедления: накануне, 5 июня, немцы перешли к завершающему этапу своего наступления (операция «Рот»), в ходе которого
деморализованная французская армия уже не оказывала ощутимого сопротивления, а британское командование целиком сосредоточилось на эвакуации из Дюнкерка5.
Окончательная доработка плана происходила непосредственно в кабинете Сталина вечером 8 июня. 9 июня командующие Краснознаменным Балтийским флотом, Ленинградским и Белорусским особым военными округами получили директивы, содержащие план операции, который следовало доработать на уровне соединений и объединений с тем, чтобы 15 июня вверенные им войска были готовы к выполнению боевых задач (С. 291-338). Между тем на Западе в эти дни дело шло к финалу. 9 июня на 150-километровом фронте от Суассона до Арденн в наступление перешла группа армий «А» под командованием генерал-полковника Рундштедта. Танковая группа генерала Гудериана вышла в тыл линии Мажино. На следующий день в войну на стороне Германии вступила фашистская Италия. 14 июня без боя был сдан Париж.
В тот же день в Москве произошли значимые события. В 23.50 В.М. Молотов вызвал литовского посла Урбшиса и, под надуманным предлогом обвинив Литву в нарушении условий Договора о взаимопомощи, вручил ему ультиматум; главными требованиями советской стороны были формирование правительства из лиц, лояльных к СССР, и резкое увеличение советского воинского контингента, расквартированного на литовской территории. На следующий день, 15 июня, когда советские войска завершили развертывание и были готовы в любой момент начать Прибалтийскую операцию, правительство Литвы заявило о принятии советского ультиматума; в тот же день советские войска перешли литовскую границу. 16 июня аналогичные по содержанию ультиматумы были вручены дипломатическим представителям Латвии и Эстонии. В тот же день они ответили согласием.
Между тем за сотни километров от Прибалтики, во Франции, в тот же день было сформировано правительство во главе с маршалом Петеном, героем Первой мировой войны. На следующий день, 17 июня, новый глава правительства Франции обратился к командованию вермахта с просьбой о переми-рии6, а в далекой Прибалтике же советские войска перешли границы Латвии и Эстонии. 22 июня Прибалтийская операция была полностью завершена и войска приступили к казарменному и лагерному размещению частей. В тот же день в Компьенском лесу капитулировало французское правительство (С. 111-117). А в Лондоне, на совещании Кабинета министров, глава МИД лорд Галифакс заявил: «.Сосредоточение русских войск в прибалтийских странах является мерой оборонительной. Нет сомнения в том, что Москва обеспокоена быстрым военным успехом Германии на западе» (С. 394).
Это последнее высказывание представляется крайне важным, по меньшей мере, в трояком смысле. Во-первых, поскольку в нем звучит мотив отказа Британии от роли протектора прибалтийских стран; во-вторых, потому, что последние де-факто признаются относящимися к сфере влияния Москвы; в-третьих, поскольку справедливость действий СССР не вызывает сомнений у высокопоставленного британского чиновника. И, как свидетельствуют данные, приведенные в книге М.И. Мельтюхова, подобные настроения были характерны далеко не только для лорда Галифакса (С. 393-394).
В этих условиях интеграция прибалтийских стран в состав СССР на правах трех новых союзных республик произошла в предельно краткие сроки. 21-23 июля голосование в законодательных собраниях Эстонии, Латвии и Литвы, избрание которых фактически носило плебисцитарный характер, положило начало советскому периоду в истории трех стран.
Таким образом, всего лишь год с небольшим - с весны 1939-го до середины лета 1940 г. - понадобилось для кардинального изменения военно-политической ситуации, остававшейся стабильной и неизменной на протяжении двух десятилетий. И если сегодня гарантии независимости прибалтийских стран, обусловленные интеграцией региона в военно-политические структуры НАТО и ЕС, кажутся непоколебимыми, это вовсе не означает, что так будет вечно. Рано или поздно «зонтик безопасности», ныне раскинутый над Прибалтикой и еще более усиленный в последние месяцы под предлогом защиты от мнимой «российской угрозы», в любой момент может «свернуться». И что тогда? Повторится ли в той или иной форме 1940 г.? Нет ответа!
ЗАМЕЧАНИЕ ВТОРОЕ: О «МОРАЛЬНОМ» И «АМОРАЛЬНОМ»
23 июля 1940 г. в Вашингтоне было опубликовано официальное заявление администрации США, в котором были изложены принципы так называемой «доктрины непризнания», которой Америка руководствовалась вплоть до 1991 г. Среди прочего в ней высоко оценивался как сам факт провозглашения независимости трех государств, так и прямые следствия этого акта: «С того самого дня, когда народы этих республик впервые добились своей независимости и демократической формы управления, народ Соединенных Штатов с глубокой симпатией следил за удивительным прогрессом их в области самоуправления» (С. 640). Для всех тех, кто не принимал юридического факта включения Латвии, Литвы и Эстонии в состав СССР, и прежде всего - для антисоветской эмиграции из прибалтийских стран, вплоть до 1991 г. это положение оставалось одним из ключевых политико-правовых определений, подчеркивающих несправедливый, экспансионистский характер событий июня - июля 1940 г., будто бы ставших следствием прямой угрозы силой со стороны Москвы. Именно с этого времени возник устойчивый пропагандистский миф о «маленьких прибалтийских демократиях», грубо и беззаконно «оккупированных» и «аннексированных» восточным «тоталитарным монстром», сохраняющий поразительную живучесть на протяжении уже семи десятилетий7.
Между тем даже в американской прессе 1940 г. провозглашение «доктрины непризнания» расценивалось неоднозначно, а порой и прямо характеризовалось как акт несправедливый и необоснованный. В частности, газета «Нью-Йорк таймс» отнесла его к числу дипломатических документов, которые «изобилуют явно неверными утверждениями и враждебными актами против Советского Союза» (С. 641). И на то были существенные основания: ведь при ближайшем рассмотрении оказывается, что в процитированном тексте нет ни слова правды.
Позволю себе напомнить, что, во-первых, никакой «борьбы за независимость» прибалтийских государств с метрополией не было: эта независимость буквально свалилась им на голову в результате событий 1917 г. При этом латвийская и эстонская государственности были провозглашены в опоре на штыки оккупационных немецких войск, которых после ноября 1918 г. сменили силы Антанты; с их помощью «демократии» одержали вверх в гражданских войнах со своими соотечественниками-большевиками (к слову,провозгласив-шими независимость Эстонии и Латвии под красными флагами еще в 1917 г.)8. Аналогичным образом история независимой Литовской Республики началась с провозглашения на оккупированной немцами территории... Литовского королевства, на престол которого был приглашен немецкий принц Вильгельм фон Урах, ставший в Литве Миндовгом II; впрочем, вскоре политические ветры изменили направление, и при участии все той же Антанты и польских войск власть поменялась на республиканскую9.
Во-вторых, не было никакой демократии. А были этнократические режимы, вскоре отбросившие демократические декорации и принявшие выраженный авторитарный характер с потенциальной перспективой сползания к правому тоталитаризму. Именно такие режимы были установлены Смето-ной в Литве (1926 г.), Ульманисом в Латвии и Пятсом в Эстонии (оба - 1934 г.). Устойчивыми реалиями прибалтийской политики 1920-1930-х гг. были жесткие ограничения основных демократических свобод и дискриминация национальных меньшинств (в первую очередь - русскоязычных и евреев), вплоть до запрета пользоваться родным языком в публичных местах.
Данные, собранные в связи с этим М.И. Мельтюховым, поражают. Так, например, 25 октября 1939 г. разведка Ленинградского военного округа (далее - ЛВО), среди прочего, сообщала о следующих настроениях местного населения тех районов Латвии, через которые проходили части Красной армии: «После заключения договора между СССР и Латвией среди русского населения говорят: "Теперь, может быть, и мы кое-какие права получим, а то нам в учреждениях нет места, там везде латыши, а нам предлагают свиней пасти". В период напряженной обстановки один русский житель г. Режица, споря с латышами в столовой, заявил: "Довольно нам русским быть батраками у латышей, скоро придет конец вашему издевательству над русскими". Такие случаи были не единичны» (С. 96). Еще раньше, 8 октября, разведка ЛВО докладывала о похожих настроениях в Эстонии: «русское население Эстонии выражает недовольство заключенным пактом о взаимопомощи между СССР и Эстонией. По их мнению, "СССР надо было присоединить Эстонию к себе, а то опять будем жить в кабале"» (С. 94). В сообщении через два дня (10 октября) сообщалось о схожих настроениях среди русских крестьян Печерского уезда (в тот период принадлежавшего Эстонии): «Русское население Печер-ского уезда сожалеет, что между ССР и Эстонией заключен договор о ненападении. Житель хут[ора] Волково крестьянин-бедняк заявляет: "Лучше бы пришла к нам Красная армия и присоединила к СССР, чем оставлять русский народ по ярмом капиталистов Эстонии"» (Там же). В сообщении от 15 октября 1939 говорилось: «Еврейское население исключительно дружески относится к русским. При отсутствии полиции и айзсаргов даже в общественных ме-
стах переключает приемники на московское радио» (С. 95) (в данном случае речь идет о Латвии, но подобных примеров немало и применительно к Эстонии и Литве). Апофеозом звучит сообщение из Латвии от 8 октября: «По данным УПВ НКВД БССР, русское пограничное население Латвии просит оружие для организации восстания против своего правительства и совместного действия с частями Красной армии» (С. 94).
К сожалению, соответствующие вопросы до сих пор по разным причинам явно недостаточно исследованы (а в ряде случаев - не исследованы вообще): в советский период они были невозможны,ибо противоречили идиллической картине «дружбы народов», а в постсоветский - поскольку не укладывались в концепцию occupatio quasi bellica и последующей аннексии территорий Эстонии, Латвии и Литвы.
Не следует, однако, думать, что подобное отношение к властям было характерно только для русского и еврейского меньшинств. Не так уж редко (хотя и ощутимо реже, чем в среде последних) оно проявлялось и у «коренного» населения (впрочем, какое население этого края, неоднократно переходившего от одного государства к другому, следует считать коренным?). Особенно это было характерно для Литвы, где уровень жизни был наиболее низким в Прибалтике и где не только рабочие, но и безземельные и малоземельные крестьяне видели в Красной армии своего потенциального освободителя. Применительно к Латвии наиболее часто упоминается о просоветских настроениях у населения области Латгалия, а также у рабочих крупных городов. Пожалуй, реже всего об оппозиционных настроениях упоминается применительно к крестьянскому населению Эстонии, тогда как горожане (немалую часть которых составляли русские и евреи) оценивали ввод советских войск много более позитивно (С. 85-96).
К сожалению, М.И. Мельтюхов в большинстве случаев ограничивается лишь пространным (нередко - излишне пространным) цитированием документов, не всегда уделяя достаточно места анализу. Плюсы подобного подхода, в целом, понятны: они дают автору возможность прямой апелляции к фактическому материалу. Есть, однако, и минусы, и они весьма существенны. Принцип один факт - один документ, которого в большинстве случаев придерживается М.И. Мельтюхов, не дает четкого ответа на вопрос о том, в какой мере информация цитируемого источника соотносится с данными остальных документов, касающимися рассматриваемого явления.
В частности, сюжет об отношении различных слоев прибалтийских обществ к заключению договоров о взаимопомощи с прибалтийскими государствами, а также непосредственно к факту вступления советских войск в Прибалтику осенью 1939 г. представлен почти исключительно на основе данных бюллетеней Разведывательного отдела штаба ЛВО (С. 94-96). Однако ни слова не говорится о том, почему предпочтение отдается информации разведслужбы именно этого округа, а не, скажем, Белорусского Особого военного округа (БОВО), Краснознаменного Балтийского флота (КБФ) или какого-либо другого объединения. Неясно даже, сохранились ли такие документы. Понятно, что все документы не процитируешь, да и не изучишь; но само по себе это не снимает проблемы оценки степени репрезентативности информации каждой
конкретной группы источников. Так, например, читатель задается вопросом о том, в какой мере можно доверять информации разведки в каждом конкретном случае и по каждому конкретному поводу? Эта проблема снимается хотя бы частичным сопоставлением однотипных данных разного происхождения (в данном случае - информации разведотделов разных округов). Но автор рецензируемой книги делает это крайне редко, даже тогда, когда речь идет об источниках, априори весьма уязвимых с точки зрения достоверности (прежде всего о всякого рода донесениях, шедших, что называется, «на самый верх»)10. Между тем возникает немало оснований для сомнений; в частности, это касается некоторых примеров передачи прямой речи, изобилующих советскими пропагандистскими штампами11. Несомненно, в значительной мере это явление было следствием пересказа слов местных жителей сотрудниками разведотдела, использовавшими привычный им советский новояз; однако то, в какой мере форма определяла содержание, остается неясным.
Возвращаясь к разговору об отношении местного населения к вступлению советских войск на территорию Прибалтики осенью 1939 г., подчеркну, что, в силу отмеченных особенностей монографии, читателю порой весьма непросто составить представление о степени распространения оппозиционных настроений в предвоенных прибалтийских обществах. Так что дать окончательный и полный ответ о социальной и этнической структуре той части каждого из прибалтийских обществ, которая поддержала ввод советских войск в октябре - ноябре 1939-го, не представляется возможным.
Ту же претензию можно высказать автору и применительно к исследованию процесса «советизацизации», развернувшегося летом 1940-го12, ибо и здесь простого воспроизведения документов оказывается явно недостаточно. Сложности начинаются уже на уровне понятийной системы. Так, остается недостаточно ясным, что имел в виду автор, вводя в заглавие одной из ключевых глав понятие «поющие революции». Идет ли речь исключительно об ироничном воспроизведении штампа прибалтийской пропаганды эпохи перестройки, когда «поющими революциями» называли сепаратистские движения в республиках Советской Прибалтики? Или он действительно считает, что исполнение советских песен самодеятельными коллективами РККА, во многих случаях активно поддерживавшихся местными жителями, сыграло роль ключевого средства советской пропаганды? В самом этом представлении нет ничего невозможного, однако оно нуждается в доказательстве.
Главным же представляется вопрос о том, в какой мере события в Прибалтике, происшедшие в июне - июле 1940 г., могут быть охарактеризованы понятием революции. Данные, представленные в соответствующей главе, как будто свидетельствует именно об этом. Но авторская манера изложения материала опять же не дает возможности ни подтвердить, ни опровергнуть эту гипотезу, поскольку не дает информации о степени распространенности/нераспространенности соответствующих тенденций.
Между тем, если используемое М.И. Мельтюховым понятие революция («поющие революции») не является лишь ироничной метафорой, это полностью дезавуирует концепции «оккупации» и «аннексии» прибалтийских территорий. Во всяком случае, прочитанное в книге оставляет именно такое ощуще-
ние.При этом речь может идти не об одном, а о трех параллельно развивавшихся революционных процессах, близких,но не идентичных по содержанию.Их главной силой являлись этнические меньшинства (русскоязычные и евреи), в большей или меньшей степени поддержанные недовольными из числа «коренного» местного населения. Как представляется, наиболее ощутимой эта поддержка была в Литве, где она позволила избежать значимых вооруженных столкновений; к тому же сказалось и влияние факта получения из рук СССР Вильно и Виленского края, позитивно оцененного даже той частью патриотически настроенной общественности, которая в принципе выступала против «советизации». И наоборот, в наименьшей степени участие местного населения, судя по данным, приводимым М.И. Мельтюховым, ощущалось в Эстонии, где этническое большинство являлось наиболее сплоченным, а потому дело едва не дошло до прямого вооруженного восстания таллиннских рабочих, в массе своей - неэстонцев по происхождению.
Однако даже там, где «коренное» население не прияло активного участия в революционных процессах, в своей основной массе оно воздержалось от активной (а тем более - вооруженной) защиты социального и политического порядка, сложившегося в прибалтийских странах к 1939-1940 гг. Частично этот факт можно объяснить быстротой развития событий, психологическим влиянием подавляющего военного преимущества СССР, недооценкой потенциальных негативных последствий «советизации» и т. п. Однако это объяснение едва ли способно полностью объяснить ту пассивную позицию, которую большинство «коренного» населения прибалтийских стран заняло в решающий момент национальной истории. В любом случае возникает устойчивое ощущение, что роль внешнего (советского) фактора была хоть и ощутимой, но, в конечном итоге, вторичной. Последний стал лишь импульсом, но не причиной перемен.
Очень хочется надеяться, что М.И. Мельтюхов продолжит свои исследования событий 1939-1940 гг. в Прибалтике и даст возможность либо подтвердить, либо убедительно опровергнуть гипотезу, сформулированную выше. Однако уже сейчас собранные им данные позволяют уверенно утверждать, что ни о какой «национальной консолидации» перед лицом опасности утраты национальной независимости в Латвии, Литве и Эстонии в 1940 г. не было. А было недовольство экономическим положением и политическими порядками как со стороны социальных низов «коренного населения», так и - особенно! - со стороны дискриминируемых национальных меньшинств. Лишенные сколь-нибудь значимой социальной опоры, правящие авторитарные режимы практически без сопротивления оставили власть, а их правящие элиты попытались бросить свои страны и предпочли спасать собственные жизни и имущество. Какие уж тут «оккупация» и «аннексия»?
В заключение замечу, что описанная картина слишком во многом напоминает ситуацию в современной Прибалтике. Налицо и дискриминация по этническому признаку, и кризис доверия со стороны «коренного» населения, массами эмигрирующего в страны «старой Европы», голосующего ногами против экономического порядка, в рамках которого, в частности, министр здравоохранения может совершенно серьезно заявить: «Эвтаназия может
быть хорошим выбором для бедных людей, которые в силу бедности не имеют доступа к медицинской помощи»13. И это в стране, позиционирующей себя как католическая!
Тень Бронзового солдата по-прежнему нависает над Прибалтикой. Вернется ли памятник в центр Таллина? Станет ли он символом новых коренных перемен на берегах Балтики? Окажется ли книга М.И. Мельтюхова «воспоминанием о будущем»? Время покажет.
1 См., например: Супрун А. Россияне считают, что России никто не угрожает. URL: http://www.infox.ru/authority/mans/2009/02/20/Rossiyanye_schitayut_print.phtml (дата обращения: 06.01.2015).
2 См.: Спруде В. Российский историк: Латвия может быть следующей целью. // inoCM^Ru. 20.11.2014. URL: http://inosmi.ru/sngbaltia/20141120/224390710.html?id=224391026 (дата обращения: 06.01.2015).
3 «Все течет» (в смысле - «все изменяется»); фраза, приписываемая греческому философу Гераклиту Эфесскому (544-483 гг. до н. э.); известна по упоминанию в платоновском диалоге «Кра-тил» (Plat. Cratylus. 402a: "'navta x^psi Kai oüSev ^¿vei").
4 См.: История Второй мировой войны. Т. 3. М.: Воениздат, 1974.
5 Там же. С. 90-104.
6 Там же. С. 104-111.
7 См.: Кортунов С.В. Что стоит за мифом о «советской оккупации» // Безопасность Евразии. 2008. № 4.
8 См.: Воробьева Л.В. История Латвии от Российской империи к СССР. М.: ФИВ, 2011; История Эстонской ССР. Т. 3. Таллин: Ээсти Раамат, 1974.
9 История Литовской ССР: С древнейших времен до наших дней. Вильнюс: Мокслас, 1978.
10 Впрочем, следует честно указать, как минимум, на одно счастливое исключение из этого правила: главу, посвященную проблеме «похищения» красноармейцев в Литве в 1940 г. (Мель-тюхов М.И. Прибалтийский плацдарм... С. 249-290).
11 См., например: «Лучше бы пришла к нам Красная армия и присоединила к СССР, чем оставлять русский народ под гнетом эстонских капиталистов» (Там же. С. 94); «Наши надежды на освобождение из-под гнета Латвии не осуществились, и придется, очевидно, долго еще терпеть гнет латвийской буржуазии» (Там же. С. 96) и т. п.
12 Особенно см. главу «Поющие революции»: Там же. С. 457-528.
13 См., например: Министр здравоохранения Литвы предложила убивать бедных. 14.08.2014. URL: http://www.pravda.ru/news/world/europe/easteurope/14-08-2014/1221344-litva-0/ (дата обращения: 10.01.2014).
