CC BY
25
УДК 328:316.772.5 ББК Ф66
МЕДИАКОНВЕРГЕНЦИЯ В ГОСУДАРСТВЕННОМ УПРАВЛЕНИИ (НА ПРИМЕРЕ РОССИЙСКОГО И ЗАРУБЕЖНОГО ОПЫТА)
А.С. Юферева, аспирант Института философии и права УрО РАН, ассистент кафедры ИМКиБИГУП ФГАОУВО «УрФУ имени первого Президента России Б.Н. Ельцина»
E-mail: yufereva 001@mail.ru
Аннотация
В статье рассматриваются ключевые особенности медиаконвергенции, выделяются разнообразные уровни данного процесса. Доказывается, что медиаконвергенция, обладающая технологической и социальной логикой, спровоцировала появление в области политического новых форм коммуникации. В частности, в исследовательском фокусе оказываются такие формы коммуникации, как электронное правительство, электронная демократия, социальные сети и мн. др.
Ключевые слова: медиаконвергенция, политическая коммуникация, виртуализация, государственное управление, электронная демократия, электронное правительство.
В настоящее время изменение структуры политической коммуникации продолжает обуславливаться широким распространением новых каналов для передачи сообщений. Развитие технологий предоставляет возможность для появления дополнительных форм взаимодействия между гражданами и государством в виртуальном пространстве. Одновременно с этим активно обсуждается вопрос о том, «как меняются и как должны изменяться под влиянием электронных средств связи традиционные иерархические управленческие структуры, унаследованные от индустриального общества, и как новые возможности «мгновенной обратной связи» воздействуют на отношения власти и граждан»1.
Происходящие трансформации конкретных фрагментов политической реальности требуют их более точной интерпретации путем использования новых понятий, которые могут претендовать на теоретическое объяснение наблюдаемых процессов и явлений в области политического. В этой связи в терминологический аппарат политической науки предлагается ввести такое понятие, как «медиаконвергенция» (от лат. converge -приближаюсь, схожусь).
Учитывая комплексный характер медиаконвергенции, единого понимания этого понятия пока не сложилось. Считаем целесообразным рассмотреть, как изменялось осмысление медиаконвергении с течением времени в области массовых коммуникаций, каким образом данный концепт может отразить соответствующие политической науке явления и закономерности.
На первом этапе (1960-1995 гг.) зарубежные теоретики - М. Маклюэн2, И. де Сола Пул3, Н. Негропонте4 и др. - понимали медиаконвергенцию исключительно как технологически ориентированный феномен. В данном контексте медиаконвергенция предстает как процесс слияния различных технологических устройств, предназначенных для хранения, обработки и передачи информации. Показательным примером может выступать смартфон, в котором наиболее ярко демонстрируются признаки медиаконвергенции технологического толка: в аппарате состоялось «сближение» разнообразных технологий коммуникаций. В результате мобильный телефон выполняет такие функции, которые во многом свойственны другим технологиям (среди них - компьютер, планшет, радиоприемник и др.).
Другим проявлением медиаконвергенции технологического порядка считается «оцифровка» содержания средств массовой информации. Речь идет о появлении у
традиционных масс-медиа (газета, радио, телевидение) дополнительных платформ, которые предоставляют этим каналам новые возможности для распространения контента в режиме реального времени. «Выход» традиционных институтов масс-медиа в Глобальную сеть также допустимо трактовать как одно из проявлений медиаконвергенции, поскольку оно связано со «схождением» ранее разобщенных СМИ в одном виртуальном пространстве, их взаимное «перетекание» друг в друга. В результате этого становится трудно определить, «о каком же конкретно средстве идет речь. (...) Передача функций одних СМИ другим, «перемена ролей» у разных каналов коммуникации, возможность получать одинаковые содержательные продукты разными каналами - все это радикально меняет прежние представления о каналах коммуникации и информации»5.
На втором этапе (начало XXI в.) исследователи Г. Дженкинс6, Г. Мейкл7, Д. Болтер8 и др. приходят к выводу, что границы понимания медиаконвергенции значительно шире и не охватывают исключительно область передовых технологий. Отсюда появление в зарубежной научной мысли дополнительных подходов, в которых выявляются самые разные измерения медиаконвергенции - социальное, культурное, экономическое, глобальное и пр. Считаем необходимым рассмотреть некоторые из представленных видов медиаконвергенции более подробно.
Социальная медиаконвергенция стала возможной благодаря появлению развитых форм технологий коммуникаций, применение которых позволило пользователям выработать такой навык как многозадачность. Показательным примером считается ситуация, при которой пользователь одновременно при просмотре телевизора может пользоваться мобильным устройством, отписываться в социальных сетях, читать новостную сводку и т. д.
Другой вид - культурная конвергенция - имеет отношение к использованию людьми новых коммуникационных стратегий в сети Интернет, которые позволяют им взаимодействовать друг с другом, игнорируя при этом временные, пространственные, иерархические и другие ограничения. Иллюстрацией подобной закономерности может выступать то, как использование интерактивных технологии" способно с невиданной ранее скоростью передавать большие объемы информации, согласовывать свои действия, мобилизовать членов аудитории из разных уголков мира. Так, молодежь, которую США намерены освободить, распространяя информацию, вероятно, знакома с американской поп-культурой лучше многих американцев. Как подчеркивает Е. Морозов, регулярно возникают группы китайских пользователей, которые создают китайские субтитры к популярным американским сериалам наподобие «Остаться в живых» (которые часто можно найти в пиринговых сетях уже через десять минут после показа в США)9.
Рассмотрение разнообразных измерений медиаконвергенции позволяет прийти к заключению о взаимообусловленности технологической и социокультурной граней, которые в совокупности оказывают комплексное влияние на приращение новых способов установления контактов между индивидами по всему миру.
Таким образом, вовлечение понятия «медиаконвергенция» в научный оборот политической науки позволяет достичь следующих результатов:
- установить ориентиры для политических акторов в сети Интернет по вопросу использования эффективных коммуникационных стратегий;
- акцентировать внимание на действительно важных закономерностях, наблюдаемых в медийном пространстве;
- выявить взаимосвязи между различными уровнями медиаконвергенции (технологическим, социальным) и политической коммуникацией.
Остановимся на последнем аспекте детальнее. В 1990-е интернет стал доступен широким слоям населения. Его функционирование осуществлялось по принципу «web 1.0»: информация была пригодна только для чтения; существовало относительно малое количество путей для коммуницирования между пользователями; практическое отсутствовали возможности для создания контента.
В таких условиях стало впервые наблюдаться проникновение в киберпространство государственных структур. Итогом стало появление у правительственных учреждений официальных web-сайтов. Несмотря на то, что функциональные возможности ресурсов были ограничены, практически любой пользователь, имеющий доступ к Интернету, мог обратиться за получением интересующей его информации. Примечательно, что тогда речь шла о медиконвергенции исключительно технологического порядка, которая предполагала появление цифровых путей для передачи информации.
Образование социальной медиаконвергенции произошло в тот период, когда улучшение технических характеристик электронных средств связи подготовило появление дополнительных возможностей для коммуницирования между пользователями. Применительно к области политического считаем нужным отметить, что становление и развитие диалоговых систем коммуникации в России пришлось на середину 2012 г., когда «все регионы и муниципалитеты начали постепенный переход на электронное взаимодействие» с населением10. По подсчетам Минкомсвязи, в 2014 г. «доля граждан, использующих электронные госуслуги, составила 35,2%. В 2013 году таких граждан было 30,8%. В соответствии с указом Президента Российской Федерации № 601 от 7 мая 2012 г., доля граждан, использующих механизм получения государственных и муниципальных услуг в электронной форме, к 2018 г. должна достичь 70%. При этом плановый показатель на 2014 г. составляет 35%, на 2015 г. — 40%»п. Предполагается, что пользователь госуслуг придерживается позиции не пассивного наблюдателя, как ранее, а полноправного участника политического процесса, использующего интерактивные элементы сайтов правительственные учреждений.
Общая ситуация эффективности перевода государственных услуг в электронный формат может быть сопоставлена с положением дел в других странах с помощью обращения к международным рейтингам. Они составляются на основе изучения уровня развития новых информационных технологий в различных государствах. Так, согласно индексу развития электронного правительства (The UN Global E-Government Development Index) Организации Объединённых Наций, в 2008 г. Россия занимала 49 место по готовности использовать информационно-коммуникационные технологии (далее - ИКТ) для предоставления гражданам госуслуг, в 2010 г. - 47 место, в 2012 г. и в 2014 г. - 27 место соответственно. В другом авторитетном рейтинге - «Индекс развития ИКТ» - в 2007 г. отечественной ИКТ-отрасли было присвоено 50 место, в 2013 г. - 40, а в 2015 г. - 45 место12. В представленных рейтингах, при составлении которых привлекались разнообразные критерии (уровень развития ИКТ-инфраструктуры, качество интернет-услуг, степень доступа к ИКТ и многие др.), Россия демонстрирует крайне неустойчивое положение по части оказания государственных услуг в электронном формате.
Любопытно оценить уровень успешности в отношении конкретной концепции -электронного правительства. Как считает Е. Дьяконова, «запрос на развитие электронного правительства в России является в первую очередь реализацией политической воли на самом высоком уровне. Премьер-министр РФ Д.А. Медведев постоянно демонстрирует запрос на развитие электронного правительства, направленный на повышение эффективности управленческого аппарата, ужесточение контроля за действиями чиновников и борьбу с коррупцией»13. Примечательно, что на антикоррупционный потенциал указывают многие международные организации: ООН, МВФ и др. Согласно их позиции, информационно-коммуникационные технологии обладают высокой степенью эффективности по борьбе с коррупцией, т. к. лишают чиновников возможности самовольного принятия решений, выступают технологией пресечения коррупционных сделок, поскольку позволяют вести мониторинг действий сотрудников органов власти в режиме реального времени.
С целью оценки эффективности электронного правительства по борьбе с коррупцией, обратимся к результатам исследования международной организации «Transparency International»14 и проанализируем, какое место занимает российское государство в рейтинге наряду с другими странами. Поскольку практическое внедрение электронного правительства
в России началось с 2010 г., то показательными для нас окажутся последние три года - 2012, 2013, 2014 гг., соответственно (табл. 1).
Таблица 1 - Рейтинг стран по уровню коррупции; максимальный уровень коррупции -0; отсутствие коррупции - 100 (по итогам исследования «Transparency International» за 20122014 гг.)
Страна Индекс 2014 Индекс 2013 Индекс 2012
1. Дания 92 91 90
2. Новая Зеландия 91 90 90
3. Финляндия 89 89 90
4. Швеция 87 89 88
5. Норвегия 86 85 85
6. Швейцария 86 85 86
7. Сингапур 84 86 87
8. Нидерланды 83 83 84
9. Люксенбург 82 80 80
10. Канада 81 81 84
136. Россия 27 28 28
174. Северная Корея 8 8 8
В рейтинге стран по уровню коррупции лидируют, в основном, скандинавские страны (Дания, Норвегия, Швеция), присутствует также Новая Зеландия, Сингапур и др., а завершает первую десятку Канада. Исходя из представленных данных, в России существует достаточно высокий уровень коррупции, который за последние три года практически не изменился (в 2014 г. у страны снизился индекс на один пункт — с 28 до 27). Это свидетельствует о малом проценте эффективности внедряемых органами власти мер, направленных на решение поставленной проблемы. Поскольку одной из таких мер является проект электронного правительства, то можно с уверенностью утверждать, что на данный момент это нововведение не справляется с поставленной задачей15. Попытаемся выделить комплекс проблем, который препятствует действенной реализации не только электронного правительства, но и другого спектра концепций16.
Пожалуй, к числу главных относится проблема «технократической утопии». Она подразумевает крупномасштабное подчинение новыми информационными технологиями административных структур. Речь идет о том, что инициаторы инноваций исходят не от юридических, процедурных, социокультурных и многих других особенностей государственного аппарата, а от эффективности информационной системы. Следовательно, в данном случае определяющей стороной становится технология, а организационным структурам остается лишь подчиниться им.
Следующая проблема, вытекающая из первой, имеет отношение к организационному сопротивлению. Предстоящее внедрение инноваций может потребовать перестройку основных компонентов организационной структуры (появление дополнительных отделов, как пример), выработку новых компетенций. Последнее, в свою очередь, может вызвать серьезное противостояние со стороны государственных служащих, которые могут посчитать их примитивными, упрощенными и требующими большей степени формализации. Непонимание грядущих трансформаций системы может обернуться затруднениями в функционировании государственных структур.
В-третьих, проблема «разрыва» между замыслом и реальностью означает несоответствие между технической рациональностью, которой руководствуются разработчики в сфере перевода государственных услуг в электронный вид, и
социокультурным контекстом, которым руководствуются сотрудники органов государственных власти, но который игнорируется разработчиками.
Четвертая проблема относится к ментальным установкам представителей органов государственной власти. Устойчивость отечественной бюрократической культуры, ориентированной на поддержание режима закрытости, административной непрозрачности, приводит к тому, что разработанные стратегии в области перевода государственных услуг в электронный формат, даже существовавшие в рамках нормативно-правовых актов, оказываются неработающими.
В-пятых, важнейшей проблемой на пути реализации концепции «электронного правительства» была признана проблема «цифрового разрыва» между гражданами. Отсутствие у гражданина доступа в сеть Интернет автоматически делает его политическим аутсайдером, поскольку он несвоевременно получает информацию политического характера, принимает участие в голосованиях, обсуждениях острых вопросов и пр.
В заключении отметим, что на состоянии и перспективах деятельности политических институтов неминуемо сказываются те радикальные перемены, которые протекают сегодня в информационном пространстве. В современных условиях возрастает степень ответственности государственных структур в освоении новейших коммуникативных способов и технологий. Уровень овладения ими, безусловно, выступает показателем их компетентности, профессионализма. Из этого следует предположение о том, что государству стоило бы не только четко понимать значение новых способов коммуникаций, но и уметь использовать их в нужном направлении для осуществления контроля над информационными потоками в пределах той или иной территории. Акцентируя внимание на данном аспекте, подчеркнем, что возрастающая роль информации становится стратегически важным ресурсом, необходимым для прогрессивного развития любой страны.
Достижение столь важных задач во многом зависит от глубины и полноты осознания властями медиаконвергенции, понимание которой находится на низком уровне. Переосмысление данного феномена необходимо с той целью, чтобы расширить границы представления институтами власти выше обозначенного процесса, значение которого в информационной политике начинает приобретать качественно новый смысл.
Примечания
1 Трахтенберг А.Д. Электронное правительство: состоится ли «изобретение государства заново»? // Научный ежегодник Института философии и права УрО РАН. Екатеринбург, 2012. Вып. 12. С. 285-297.
2 McLuhan, M. Understanding Media: The Extensions of Man. New York: McGraw-Hill, 1964. 359 p.
3 De Sola Pool I. Technologies of Freedom. Cambridge: Belknap Press; First Edition, 1983. 344 p.
4 Negroponte N. Being Digital. New York, 1995. 243 p.
5 Вартанова Е.Л. К чему ведет конвергенция СМИ? // Информационное общество. - 1999. - № 5. - С. 11-14.
6 Jenkins H. Convergence? I Diverge // MIT Technology Review. 2001. URL: http://www.technologyreview.com/article/401042/convergence-i-diverge/ (date of access: 1.10.2016).
7 Meikle G., Young Sh. Media Convergence: Networked Digital Media in Everyday Life. Houndmills ; Basingstoke ; Hampshire ; New York : Palgrave Macmillan. 2011. 242 p.
8 Bolter, J.D. Remediation: Understanding New Media / J. D Bolter, R. Grusin, — Cambridge, MA: MIT Press. 2000. p. 224.
9 Морозов Е. Интернет как иллюзия. Обратная сторона сети. М. АСТ: CORPUS, 2014 г.
10 Доля граждан, воспользовавшихся электронными госуслугами в 2014 году, превысила 35% // Официальный сайт Минкомсвязи России. 2015. URL: http://minsvyaz.ru/ru/ events/33078/ (дата обращения: 9.11.2016).
11 Доля граждан, воспользовавшихся электронными госуслугами в 2014 году, превысила 35% // Официальный саит Минкомсвязи России. 2015. URL: http://minsvyaz.ru/ru/ events/33078/ (дата обращения: 9.11.2016).
12 Центр гуманитарных технологий // Официальный саит информационно- аналитического агентства «ЦГТ». URL: http://gtmarket.ru (дата обращения: 9.10.2016).
13 Дьякова Е. Г. Процесс перехода к электронному правительству как объект теоретического моделирования // Научный ежегодник Института философии и права УрО РАН. - 2010. - № 10. - С. 204-224.
14 Официальный сайт исследовательского центра «Transparency International». URL: http://transparency.org.ru/indeks-vospriiatiia-korruptcii/indeks-vospriiatiia-korruptcii-2014-otcenka-rossii-upala-na-odin-ball (дата обращения: 19.10.2016)
15 Юферева А.С. Процессы политической коммуникации и медиаконвергенция: исследование аспектов взаимодействия // Социум и власть - 2016. - № 3(59). - С. 50-54.
16 Дьякова Е.Г. «Электронное правительство» как идеологический конструкт // Социум и власть. - 2009. - № 3. - С. 4-9.
MEDIA CONVERGENCE IN A GOVERNMENT ADMINISTRATION (FOR EXAMPLE RUSSIAN AND FOREIGN EXPERIENCE)
A.S. Yufereva, PhD Student, The Institute of Philosophy and Law, The Ural Branch of the Russian Academy of Science, Teaching Assistant, Department of integrated communication and branding, Federal State Autonomous Educational Institution of Higher Education «UralFederal University named after the first President of Russia B.N. Yeltsin» E-mail: yufereva001@mail.ru
Abstract
This article is concerned with the phenomenon of the Information society - media convergence. The author studies crucial characteristics, typology of this process and foreign approaches to conduct an extensive analysis of this topic. The article shows the different sides of media convergence - technological and social ones. Also this process affects political communication. In particular, media convergence creates a lot of new channels of interactions - e-government, e-democracy etc.
Keywords: media convergence, political communication, government administration, e-government, e-democracy.
