CC BY
88
МЕДИА-ПОЛИТИЧЕСКИЙ ТЕКСТ: СТЕРЕОТИПЫ. СЦЕНАРИЙ. РОЛИ
I В.А. Марьянчик
Аннотация. В работе описаны когнитивные и прагматические компоненты медиа-политического текста. Стереотипы анализируются как оценочные мотивировки. Автор предлагает классификацию аксиологических стереотипов. Уточняются понятия сценария, ситуации, события, сцены.
Ключевые слова: медиа-политический текст, оценочность текста, стереотипы, сценарии, роли.
Summary. In the work are described cognitive and pragmatical components of the media-political text. Stereotypes are analyzed as evaluative motivations. There are specified the conceptions ofscenario, situation, event, scene.
Keywords: media-political text, evaluating of the text, scenario, stereotypes.
И'
к
сследование политического дис-.курса ведется в разных направлениях (см. обзор в [2, 15-20]). Средства массовой информации как посредники между политическими и неполитическими субъектами сообщают коммуникации свою специфику, обусловливают необходимость выделения как
334 объекта анализа особого вида дискурса — медиа-политического [11, 131136]. Основной функцией медиа-политического дискурса является суггестивное воздействие на аксиологическую картину мира массового адресата с целью формирования, реконструкции или сохранения властных структур общества. Средства, приемы, тактики и стратегии воздействия требуют исследования в когнитивном аспекте, так как в результате восприятия, интерпретации, усвоения, присвоения информации (знаний и мнений), транслируемой СМИ, в сознании членов лингво-культурного сообщества происходят процессы иденти-
фикации и категоризации объектов действительности, складывается аксиологическая картина мира.
Медиа-политический текст необходимо рассматривать как канал трансляции ценностных установок коллективного адресата. Данные установки вербализируются в виде оценок, которые формируют функциональную семантико-стилистическую категорию оценочности текста. Оценка как фиксация образа предмета, явления на оценочной шкале всегда сочетает индивидуально-субъективный и социально-объективный аспекты. Актуализация последнего в тексте обеспечивает усвоение и присвоение той или иной оценки адресатом. Социально-объективный характер оценки базируется на оценочных мотивировках, которые являются ментальными структурами и могут быть только гипотетически смоделированы. Мотивировки включены в структуру оценочного акта наряду с другими его
компонентами — субъектом, объектом, оценочным стереотипом, оценочными ориентирами, оценочными модусами и предикатами, оценочной шкалой, характером и основанием оценки [1, 3, 5, 10, 13 и др.].
Следует различать мотивировки и основания в структуре оценочного акта. Сложность разграничения данных понятий уже подчеркивалась в научной литературе. Так, в [4, 130] указывается, что под основанием оценки понимаются как доводы субъекта, обоснование (по А.А. Ивину), так и свойства объекта, аспекты его характеристики (по Е.М. Вольф). При включении в структуру оценочного акта основания оценки и ее мотивировки первое соотносим с критерием оценивания, с аспектом квалификации объекта, с каналом восприятия, а второе — с аргументацией, обоснованием. Экспликация оценочных мотивировок представляет собой вербальные конструкты от слова (например, модальные слова долженствования) до текста (например, философские тексты). Она характерна для деятельности адресанта медиа-политического текста. Используя приемы ценностной аргументации в качестве экспликации оценочных мотивировок, автор не столько объясняет мотивы тех или иных оценочных высказываний, суждений, сколько осуществляет воздействие на воспринимающего текст, заставляя его присваивать данное суждение. Рассмотрим это на примере оценочно-аналитического текста: «Что это было?!» (Новая газета. — № 31, — 2008). Содержание текста сводится к оценочному пропозициональному суждению *Путин - слабый политик. Данное суждение противоречит со-
циальному стереотипу, следовательно, требует экспликации оценочных мотивировок, которые мы обнаруживаем в тексте. Автор прибегает к дедуктивному обоснованию, делая оценочные выводы на основе ранее принятых суждений (утверждений): Сила власти измеряется не количеством холуев, которые лижут ей сапог, а количеством выполненных распоряжений. Дедуктивная аргументация сочетается с эмпирической: проигрыш выборов на Украине; Эстония похоронила любимый проект Путина; президент приказывает оставить в покое, а их все равно курочат; президент увольняет генералов ФСБ, а они остаются на месте и т.д. Обращаясь к данному способу оценочной мотивировки, автор текста соблюдает законы аргументации, выбирая для иллюстрации яркие прецеденты: Для человека, избегавшего сильных решений, для человека, развернувшего свой самолет над Бесланом, потребность казаться сильным, наверное, очень велика. Отсюда - полеты на стратегических бомбардировщиках и съемки с голым торсом. Ср.: «Иллюстрация — это факт или частный случай, призванный укрепить убежденность слушающего в правильности уже известного и принятого общего положения. <...> Иллюстрация вправе вызывать небольшие сомнения, но она должна особенно живо воздействовать на воображение слушающего, останавливая на себе внимание» [6, 79-80]. Рефрен Разве это сильная рука? дополняет универсальную аргументации контекстуальной, выступая в качестве аргумента к здравому смыслу. Таким образом, совокупность аргументов в данном тексте представляет собой эксплицитную оценочную мотивировку, поскольку позволяет сделать вывод, соотноси-
335
336
мый с пропозициональным оценочным суждением.
В случае имплицитной мотивировки оценок автор текста опирается на аксиологические стереотипы адресата. Понятие стереотипа активно разрабатывается в психологии, ког-нитологии, лингвистике. В словаре когнитивных терминов зафиксировано следующее определение стереотипа: «стандартное мнение о социальных группах или об отдельных лицах, как представителях этих групп, и определяется как форма обработки информации и состояния знаний» [9, 177]. В научной литературе отмечены различные подходы к данному понятию. Во-первых, стереотипы рассматриваются как стандарты, нормы речевого поведения, отражающие социо-национальные характеристики носителя языка; в этом случае говорят о сценариях ситуации, канонах, стереотипах поведения. Во-вторых, стереотипы описываются как фрейм-структуры, некоторое представление о фрагменте действительности, инвариантное представление о предмете или ситуации; в этом случае говорят об эталонах, о стереотипах-представлениях, подразделяя их на стереотипы-ситуации и стереотипы-образы [8, 231-233]. Базой стереотипа является знание, «надстройкой» служат ассоциации различного типа — социо-культурные, образно-эмоциональные. Ассоциации переводят стереотип на аксиологический уровень, превращая его в оценочный, который обладает всеми родовыми характеристиками стереотипа. Так, по мнению Е.М. Вольф, оценочный стереотип есть «постоянное усредненное представление о данном объекте с соответствующими количественными
и/или качественными признаками», он включает «объекты, входящие в классификационные структуры и обладающие стандартными наборами признаков», он формируется из совокупности эмпирических свойств предметов и устойчивых ассоциаций [3, 56-61]. К видовым отличиям оценочного стереотипа мы относим следующие: «стандартные признаки стереотипов соотнесены с зоной нормы», на него «опирается система абсолютных оценок», «представление о стереотипе имплицитно и создает психолингвистическую основу оценочных высказываний» [3, 56-61]. Однако разделение стереотипов на оценочные и неоценочные приемлемо только для теоретических построений; в речевой практике любой стереотип является оценочным, так как может служить основой для вынесения имплицитных и эксплицитных оценок о предмете, явлении, ср.: «Важнейшими характеристиками стереотипов со времен Липпманна считается их неточность, ложность и эмоционально-оценочный характер» [8, 230].
В политической коммуникации формируются стереотипы-представления: а) статусные (президент, кандидат, правительство и др.), б) идеологические (твердая власть, враг, двойник и др.), в) оценочные (чиновник, лжец, пиарщик и др.). Данные стереотипы часто пересекаются на ментальном и вербальном уровнях, что обусловлено их структурой, см.: «Сам по себе стереотип устроен достаточно сложно и представляет собой многоаспектную и многоплановую структуру, притом достаточно размытую. Предполагается, что стереотипные представления о вещах опи-
ВЕК
раются на информацию из области восприятия, из области функциональной, а также соотносятся с их ассоциативными связями» [3, 58]. Следовательно, структуру стереотипов можно смоделировать, опираясь на данные толковых, ассоциативных словарей и результаты ассоциативных экспериментов. К ядру статусных стереотипов относятся функциональные признаки — сфера деятельности, должность, исполняемые обязанности; к периферии относятся такие признаки, как пол, возраст, внешний вид, уровень доходов, сфера влияния, уровень криминализации. В ядро идеологических стереотипов включаются концептуальные признаки по критерию «свой — чужой». Эта концептуальная призма формирует семиотическое пространство политического дискурса: «Противопоставление групповых субъектов политики формирует базовую дихотомию «свой — чужой» (или «друг — враг», в терминах К. Шмита). Это связано с групповым характером политических ценностей. Политические ценности противопоставляются общечеловеческим ценностям. Философы отмечают амбивалентность политических ценностей: они и объединяют, и разъединяют людей, ибо укрепляют единство какой-либо части человечества, тем самым разрушая его целостность...» [15, 47]. В периферийной области могут формироваться оценочные признаки. Например, стереотип двойник предполагает представления и тривиальные знания о фантомности, политической несамостоятельности и несостоятельности, политических функциях, морально-этических характеристи-
ках и др. В оценочных стереотипах, напротив, оценочные квалификации по интеллектуальному, морально-этическому, социально-функциональному, профессиональному критериям становятся центральными. Оценочный стереотип всегда соотнесен с нормативной сферой. Нормативная пропозиция лежит в основе оценочного суждения: «X должен Y» значит «X, который ^ есть хороший (правильный) Х», «Х, который не ^ есть плохой (неправильный Х» [ 7, 227]. Периферия может включать статусные, идеологические признаки (так, пейоративная сема значения слова пиарщик определяет использование данной номинации для описания политической деятельности враждебного лагеря, пиарщик — профессионал, обслуживающий потребности «чужого»).
Такая ядерно-периферийная структура делает очевидным пересечения статусных, идеологических и оценочных стереотипов. Так, слово бюрократ может актуализировать оценочно-идеологический стереотип, слово чиновник — оценочно-статусный. Ср.: Вполне понятна реакция закостенелых бюрократов на свежую инициативу. Ведь гораздо проще плыть по течению, не испытывая никаких дополнительных нагрузок и не ведая, что такое системная встряска и Преодолевая чиновничьи преграды, троллейбус спасает город от грозящего транспортного коллапса. Слова бюрократ,, бюрократия, бюрократизм в медиа-политическом контексте всегда сохраняют сему «в ущерб интересам общества, во вред ему» (данная сема зафиксирована в словарных дефинициях), они относятся к полюсу «чужих» по социально-функциональному признаку: бюрократы — это «враги», с
337
338
которыми надо бороться. Слово чиновник сохраняет внутреннюю форму (ср., чин, звание), в контексте может обладать нейтральной оценочной окраской, указывая только на социальный статус референта: чиновники обладают властью. Во втором значении слово чиновник приобретает пейоративные семы, становясь синонимом слову бюрократ. Однако «память» о первом значении определяет помещение данного стереотипа в сознании носителя языка в ячейку статусно-оценочных номинаций. Этим можно объяснить результаты ассоциативных экспериментов: устойчивыми ассоциациями на вербальный стимул бюрократ являются слова проволочки, политика, а на стимул чиновник — власть, политика.
Медиа-политические тексты активно транслируют политические сценарии. Опираясь на теории, изложенные в трудах Т.А. Ван Дейка, Ч. Филлмора, В.Я. Шабеса, В.Г. Гака,
A. А. Камаловой, В. И. Карасика,
B.В. Красных и др. исследователей, мы рассматриваем сценарии как совокупность стереотипов-ситуаций и считаем их универсальными инструментами изучения политического дискурса. Ситуации включают набор событий. Таким образом, цепочка представление - событие - ситуация/ сцена - сценарий представляет собой динамическую стереотипную модель, в рамках которой реализуются типичные модели поведения. Модель поведения, как правило, рассматривают в качестве этнического скрипта, усваиваемого в детстве. Модель политико-социального поведения есть результат более длительной социологиза-ции с включением в процесс политической коммуникации. Политическая
коммуникация предполагает повторение однотипных событий (например: выдвижение кандидатур — предвыборная кампания — выборы — победа/поражение — смена политических позиций). Данные события могут иметь простую, одноактную структуру (например, объявление о победе кандидата) или сложную, многоактную (например, инаугурация). Одноактные события предполагают одного субъекта — индивидуального, группового, коллективного или массового, а также какое-либо действие данного субъекта. Одноактные события можно рассматривать как стереотипы-образы и как стереотипы-ситуации. Многоактные события охватывают несколько субъектов и/или несколько действий. Итак, под медиа-политическим сценарием мы понимаем сцену или ряд сцен в действии, ограниченном 1) маркерами темпо-ральности, 2) маркерами локальности, 3) ролевыми маркерами 4) маркерами поведенческой модели. Аналогичное понимание сценария принято, например, в этнолингвистике, см. [12]. Сценарии выделяются исходя из сюжета и метасигналов (например, все происходило по известному сценарию, дальше пошло как по накатанному и т.п.). Можно предположить, что репертуар потенциально не ограничен, однако в результате анализа текстов нами составлен репертуар типичных медиа-политических сценариев: борьба предвыборная, выборы, драка, заговор, обман, оговор/черный пиар, переворот, праздник, презентация, преступление, провал, разоблачение, смена политических позиций, суд, трагедия и др. Каждый сценарий получает бесконечное количество текстовых воплощений, од-
нако единая схема сценария такова: субъект — действие/эмоция — контрсубъект — контрдействие/конт- р-эмоция. Вербальные воплощения этих четырех элементов в структуре текста позволяют идентифицировать тот или иной медиа-политический сценарий.
Каждый сценарий включает определенный набор ролей. Понятие роли в лингвистике разрабатывается применительно к языковой личности в психолингвистическом, прагматическом и риторическом аспектах и базируется на теории американского психолога Э. Берна. В современных исследованиях участник речевой ситуации неизменно предстает как носитель определенной речевой роли. Роль трактуется как нормативное ожидаемое поведение субъекта. В медиа-политическом сценарии роли распределяются между политическими субъектами — персонажами текста. Медиа-политическая роль (народ, власть, политик) обладает социальной природой и получает в тексте речевое воплощение. Типичные ролевые вариации для власти/политика — борец, вор, враг, защитник, лжец, помощник, пострадавший, преступник и др.; типичные ролевые вариации для народа — балласт, борец, враг, жалобщик, критик, опора, скандалист, эмоциональный созерцатель, толпа и др. Например, в контексте Всплывшие Петины тайники люди восприняли с ужасом. Тайники Донского вызвали брезгливость. Как воспримут приветы из моисеевского прошлого ? посредством лексем с эмотивной семантикой и сюжетных лакун репрезентируется роль «народ — эмоциональный созерцатель». В структуру роли включаются функционально-поведенческие ха-
рактеристики (носитель роли реализует определенные модели поведения, совершает типичные для данной роли действия), речевые характеристики (в тексте могут быть представлены устойчивые речевые реакции на стимулы-события) и оценочные характеристики. Данные характеристики могут быть вербализированы через номинации субъекта и его действий/эмоций. Например, при реализации роли «лжец» в сценарии «Обман» частотны узуальные оценочные литературные номинации (лжец, клясться), оценочная фразеология (показать кукиш в кармане, обвести вокруг пальца, вешать лапшу), узуальные оценочные нелитературные номинации (кинуть, прокатить), перифрастические, атрибутивные номинации (самый красноречивый кандидат, властитель душ и умов), окказиональные номинации, в т.ч. антропонимы (байковые листовки, Кидалкин, мистер Обещалкин), антифразисы (честно выполнил наказы). Оценочные характеристики также реализуются посредством оценочных высказываний, приписываемых автору, читателю или персонажам (В России часто результат один - смута, нестабильность, неуверенность, нищета) и путем актуализации читательских пресуппозиций.
Понятие роли соотносимо с понятием речевой маски, следовательно, должно применяться также в процессе анализа образа автора. Основные виды социально-речевой маски автора медиа-политического текста — это аналитик, гонимый, интеллектуал/ эрудит, критик, поэт, посредник (ходатай), провидец, философ, целитель, шут и некоторые др. Автор текста может находиться вне политичес-
339
340
кого сценария, являясь только призмой его интерпретации. Однако внешняя ролевая рамка «автор — читатель» может совпадать с внутренней ролевой рамкой медиа-политического текста, например, в том случае, когда автор и политик — одно лицо. Автор медиа-политического текста реализуется на трех уровнях — коллективный, индивидуальный и «автор в тексте». При совпадении внешней и внутренней ролевых рамок формируется дополнительный уровень структуры образа автора — автор-персонаж. Образы «автора в тексте» и автора-персонажа в медиа-политическом дискурсе также стереотипны. Они обладают прогнозируемой ценностной составляющей, проецируют оценки на персонажей текста, являясь в свою очередь объектом оценки читателя, а в ряде случаев — других персонажей.
Таким образом, аксиологическая составляющая МПТ реализуется через сценарии, роли, стереотипы и может быть интерпретирована посредством данных инструментов. Сценар-но-ролевая парадигма политического текста транслирует невербализиро-ванную информацию, однако «тривиальные знания выступают в качестве своеобразной когнитивной темы к семантической реме любого высказывания, несущего новое знание» [149], следовательно, анализ медиа-политического текста возможен только на базе реконструированных стереотипных моделей.
ЛИТЕРАТУРА
1. Арутюнова ЯД.Типы языковых значений. Оценка. Событие. Факт. — М., 1998.
2. Базылев В.Н. К изучению политического дискурса в России и российского политического дискурса // Политический дискурс в России. — М., 2007.
3. Вольф Е.М. Функциональная семантика оценки. — М., 2006.
4. Иванов Л.Ю. Текст научной дискуссии: Дейксис и оценка. — М., 2003.
5. Ивин А.А. Основание логики оценок. — М., 1970.
6. Ивин А.А. Теория аргументации. — М., 2000.
7. Ивин А.А., Никифоров А.Л. Словарь по логике. — М., 1998.
8. Красных В.В.«Свой» среди «чужих»: миф или реальность? — М., 2003.
9. КубряковаЕ.С. [и др.] Краткий словарь когнитивных терминов / Е.С. Кубрякова, В.З. Демьянков, Ю.Г. Панкрап, Л.Г. Лузина. — М., 1996.
10. Маркелова Т.В. Оценка и оценочность // Семантическая структура слова и высказывания. — М., 1993.
11. Марьянчик В.А. Медиа-политический дискурс: принципы выделения, основные характеристики // Проблемы концептуальной систематики языка и речевой деятельности. — Иркутск, 2006.
12. Павлова Е.В. «Пятиречие» О.Э. Озаров-ской как предмет этнолингвистического описания. — Северодвинск, 2006.
13. Сергеева Л.А. Категория оценки и аспекты ее описания // Исследования по семантике. — Уфа, 1996. — С. 63— 76.
14. Шабес В.Я. Событие и текст. — М.: Высшая школа, 1989.
15. Шейгал Е.И. Семиотическое пространство политического дискурса // Политический дискурс в России. — М., 2007.■
