Маршал М. Н. Тухачевский и развитие бронетанковых войск РККА в 1930-е годы Текст научной статьи по специальности «История и археология»

А.А. Киличенков

МАРШАЛ М.Н. ТУХАЧЕВСКИЙ И РАЗВИТИЕ БРОНЕТАНКОВЫХ ВОЙСК РККА В 1930-Е ГОДЫ

A.A. Kilichenkov

Marshal Mikhail Tukhachevsky and the Development of the Red Army's Armored Forces

in the 1930s

Судьба Михаила Николаевича Тухачевского уже давно обрела в исторической памяти позднесоветского, а затем и российского общества явно символический характер. Циклические движения маятника общественного развития в сторону либерализации возрождали интерес к жизни маршала и, особенно, трагическому ее финалу. Тухачевский совершенно необоснованно становился символом противостояния сталинизму и чуть ли не альтернативой И.В. Сталину. Пики этого внезапно вспыхивающего интереса пришлись сначала на период «оттепели», а затем на «перестройку» и постперестроечный период.

Обратное движение исторического маятника приводило или к забвению имени полководца, как это произошло в период «застоя», или же попыткам полного его развенчания самого разного свойства и качества. И чем дальше уходил упомянутый маятник в сторону, противоположную историографическому ревизионизму либерального толка, тем разнообразнее и категоричнее становились обличения Тухачевского. Появлялось все больше и больше публикаций и историко-документальных передач на телеканалах, авторы которых полагали, что расстрелянный маршал, действительно, возглавлял «военно-фашистский заговор» в Красной армии, и прямо метил в «красные Бонапарты», замышляя свержение Сталина1.

В последние годы появились новые «доказательства» вредительской деятельности М.Н. Тухачевского, фактически, оправдывавшие вынесенный ему смертный приговор. Самым распространенным и «убедительным аргументом» в этом ряду стали предложения Тухачевского по развитию Автобронетанковых войск Красной армии в 1930-е гг. «Оказывается, Тухачевский в декабре 1927 года, помимо прочего, предлагал Сталину произвести в течение одного 1928 года 50-100 тысяч танков <...> Если Тухачевский не понимал, к чему ведет его "реорганизация", значит, был он полным и беспредельно опасным идиотом. Если он понимал, куда ведет его "реорганизация", но все равно на ней настаивал, значит, был он врагом народа и вредителем»2.

Именно это обвинение Тухачевского в последние годы нашло са-

мый широкий отклик в интернет-сообществе любителей и знатоков истории. К тому же оно, как правило, подкрепляется цитированием или даже выкладыванием копий документов, благо архивы становятся все более и более открытыми. Данное явление служит прекрасной иллюстрацией заблуждения многих поколений историков о том, что недоступность архивных фондов есть главное препятствие на пути движения к исторической истине. По глубокому убеждению автора статьи, главным и определяющим условием, помимо открытого доступа к источникам, является личное стремление историка к постижению подлинной научной истины на основе корректной методологии и методики исследования.

Зарубежная историография, изначально развивавшаяся в рамках принципиально иного профессионального дискурса, избежала подобного «маятникового эффекта». Роль Тухачевского, в целом, интерпретировалась довольно устойчиво: как одного из создателей теории «глубокого боя» и «глубокой операции», родоначальника идеи массированного использования танков в качестве главной ударной силы фронтовых операций3.

В данной статье предпринята попытка на основе анализа совокупности документов федеральных архивов России реконструировать взгляды и деятельность М.Н. Тухачевского в сфере развития танковых вооружений Красной армии в 1930-е гг., выявить их динамику и значение для этого рода войск в указанный период и последующие годы.

* * *

Целенаправленный интерес Михаила Николаевича Тухачевского к применению танков в современной войне возник в конце 1920-х гг. Именно в это время советская военно-политическая элита осознала необходимость радикальной и масштабной реконструкции вооруженных сил страны в преддверии близкого столкновения со своим заклятым врагом - капиталистическим Западом. Тухачевский, занимая должность начальника Штаба РККА с ноября 1925 г. по май 1928 г. был одним из тех, кто прямо предупреждал об опасности возможного столкновения с Западом. В декабре 1926 г. он представил советскому руководству - Распорядительному заседанию Совета труда и обороны - доклад Штаба РККА «Оборона Союза Советских Социалистических республик», завершавшийся тревожным выводом: «Ни Красная армия, ни страна к войне не готовы»4.

И если в конце 1926 г., как полагают исследователи, это утверждение, скорее, было продиктовано желанием начальника Штаба РККА придать большую значимость его «институциональному и политическому статусу»5, то вспыхнувшая весной-осенью 1927 г. «военная тревога» из-за угрозы войны с Англией заставила советское руководство срочно заняться военными вопросами6. Началась

разработка новых планов развития системы вооружений Красной армии. В декабре 1927 г. тот же Тухачевский направил наркому по военным и морским делам К.Е. Ворошилову докладную записку «О радикальном перевооружении РККА», в которой главный акцент был сделан на необходимости радикального технического переоснащения армии как залога успешной обороны государства7. В марте 1928 г. Штаб РККА, все еще возглавляемый Тухачевским, предоставил на утверждение «План технического усовершенствования и развития средств вооружения», где подчеркивалась необходимость скорейшей разработки и поступление на вооружение Красной армии к концу первой пятилетки 2 520 танков8.

Разрабатываемые Штабом РККА планы пока что не находили поддержки высшего политического руководства, связанного острым осознанием нехватки средств на резкое увеличение численности армии и объективных возможностей ее развертывания. Выходом из этого тупика послужила новая формула Тухачевского, предлагавшая сделать ставку на техническую модернизацию армии.

15 июля Политбюро ВКП(б) приняло постановление «О состоянии обороны СССР», где предложение Штаба РККА было поддержано, практически, дословно: «По численности - не уступать нашим вероятным противникам на главнейшем театре войны, по технике - быть сильнее противника по двум или трем решающим видам вооружений, а именно - по воздушному флоту, артиллерии и танкам»9.

В этом решении вполне можно усмотреть не что иное, как «асимметричную альтернативу» модели развития Красной армии. Ведь, по сути, Тухачевский предлагал компенсировать отставание общего уровня советской военной мощи ставкой на развитие новых средств ведения войны.

Хотя выработанный под его руководством план развития вооруженных сил был принят, сам Тухачевский в мае 1928 г. оказался отставлен от должности начальника Штаба РККА и отправлен командующим Ленинградским военным округом (ЛВО). В своей «почетной ссылке» (май 1928 - июнь 1931 гг.) новый командующий с головой ушел в обучение войск, разработку новых форм боевых действий и тактических приемов. «Ленинградский период» считается одним из самых плодотворных в жизни Тухачевского10. И с этой оценкой известного шведского исследователя Леннарта Самуэльсо-на (Ьеппаг! Samuelson) вполне можно согласиться.

Именно в это время формируется целенаправленный интерес Тухачевского к танкам, и он начинает разрабатывать ряд вопросов их боевого применения в будущей войне. В ходе учений войск ЛВО Тухачевский стремился использовать танки прежде всего как новый многообещающий инструмент войны будущего, позволяющий преодолеть «проклятье окопного тупика» Первой мировой войны - неспособности войск прорвать подготовленную оборону противника.

Именно в этой роли предстают танки в его трудах конца 1920-х гг.

Должность командующего войсками одного из важнейших военных округов открывала возможность отработать положения теории на практике. Уже в ноябре 1929 г. Тухачевский ставит своим войскам задачу по систематическому изучению бронетанкового вооружения и тренировке в его применении, что должно было обеспечить знание командным составом тактики моторизованных частей и способность их оперативного использования11.

С самого начала Тухачевский, в отличие от большинства командиров Красной армии, понимал, что танки на поле боя должны взаимодействовать с другими родами войск: «Подготовка отрядов из различных родов войск и войсковых соединений должна охватить все современные виды взаимодействия с применением всех современных средств борьбы. Основной вопрос взаимодействия пехоты и артиллерии развивается взаимодействием пехоты и танков, пехоты и авиации, пехоты и конницы, конницы и артиллерии, конницы и танков с авиацией и т.д.»12.

На этом этапе Тухачевский видел в танках, в первую очередь, средство усиления традиционных на тот момент «средств борьбы» - пехоты, конницы и артиллерии. Но уже тогда, в конце 1920-х гг., он обнаружил ту самую «ахиллесову пяту» в применении нового рода войск - взаимодействие с другими силами на поле боя. Именно отсутствие взаимодействия, неумение его организовать в ходе боя стали проклятьем Красной армии в «малых войнах» конца 1930-х гг. и в первый период Великой Отечественной войны.

Спустя год Тухачевский вновь вернулся к этой проблеме, но теперь уже опираясь на только что введенный в действие Полевой устав РККА 1929 г., и вновь подчеркивая свою главную идею содействия пехотной атаке, когда «танки подчиняются пехоте, и каждый отдельный танк получает задачу поддержки того или другого стрелкового взвода (роты), который он и обязан проталкивать вперед и от которого получает целеуказания». При этом командующий ЛВО предостерегал от переоценки танков: «Весьма многие танковые командиры не прочь были рассматривать танковый род войск как самостоятельно решающий участь боя. Действия танков понимались ими как самостоятельные. Роль пехоты сводилась к занятию пространства, очищенного танками». Подобное увлечение, по его мнению, было чревато проигрышем боя13.

И опять же Тухачевский абсолютно точно предсказал явление, ставшее повальной «детской болезнью» командиров стрелковых частей Красной армии во время «Зимней войны» с Финляндией и сражений 1941-1942 гг. «Взаимодействия танков с артиллерией и пехотой, как это принято понимать, не осуществлялось, - сообщалось в отчете о боевых действиях танковых войск 9-й армии в войне с Финляндией в период с 30 ноября 1939 г. по 13 марта 1940 г. -Действия танков протекали не координированно, сигналов взаимо-

действия пехоты и танков, артиллерии и танков не устанавливалось, вследствие чего танки не знали, куда ведет огонь артиллерия, пехота отставала от танков <...>. Большинство общевойсковых начальников <.. .> рассматривали танки как средство, способное сломать любое сопротивление противника без какой бы то ни было поддержки пехоты и артиллерии. Поэтому танки бросались куда угодно и когда угодно - столкнулась разведка с противником, завязался бой - высылаются танки, обстреляли на трассе - высылаются танки. Нужно добыть какие-либо сведения о противнике - высылаются танки, да к тому же одиночные»14.

Важно отметить и другое. Вопреки распространенному мнению о Тухачевском как противнике кавалерии15 в его трудах конца 1920-х гг. действиям этого рода войск отводилось большое место и важная роль. Более того, подчеркивалось, что кавалерия вполне способна действовать вместе с танками, обеспечивая решение главной задачи и восполняя недостатки пехоты: «Конница может сыграть громадную роль в деле развития прорыва. При наличии достаточного количества быстроходных танков конница может и непосредственно участвовать в прорыве. Те затруднения, которые встречаются в прорыве в связи с разрывом в быстроте продвижения танков и пехоты, как будто бы устраняются при организации прорыва конными мас-сами»16.

Год «великого перелома» в... военном строительстве?

Но на новой должности Тухачевский занимался не только обучением войск и разработкой тактики. «Ссылка» на должность командующего войсками Ленинградского военного округа «не пошла впрок», и Тухачевский не отказался от своих попыток повлиять на развитие Красной армии в целом.

11 января 1930 г. командующий войсками ЛВО направил руководству РККА (наркому по военным и морским делам, начальнику Штаба РККА и начальнику вооружений РККА) свою знаменитую «Записку о реконструкции РККА». Именно этот документ, введенный в оборот историками в конце 1990-х гг., служит до сих пор основанием для обвинений Тухачевского в отчаянном прожектерстве и превращении известного военачальника в инфантильного мечтателя, безуспешно противостоявшего политическому реализму и государственной мудрости Сталина.

Суть этого документа состояла в обосновании Тухачевским необходимости скорейшего и радикального пересмотра плана строительства вооруженных сил СССР в новых условиях. «Успехи нашего социалистического строительства, ускоренный темп индустриализации страны и социалистическая перестройка сельского хозяйства, - писал он, - ставят перед нами во весь рост задачу реконструкции вооруженных сил, на основе учета всех новейших факторов техни-

ки и возможностей массового военно-технического производства, а также сдвигов, происходящих в деревне»17.

Главная идея «Записки» была проста и очевидна: новая, преобразуемая под руководством Сталиным страна - страна будущего - должна получить армию будущего: «Наши ресурсы в связи с успешным осуществлением пятилетки позволяют: а) развить массовые размеры армии; б) увеличить ее подвижность; в) повысить ее наступательные возможности». Параметры этой новой военной мощи рассчитывались исходя из результатов глубоких социальных трансформаций - «уничтожения кулачества как класса» - и «в соответствии с принятым пятилетним планом народного хозяйства и последующих к нему изменениями и добавлениями»18.

Опираясь на заявленные показатели пятилетнего плана по производству каменного угля, нефти, железной руды, чугуна, проката, общего и сельскохозяйственного машиностроения, станкостроения, производства тракторов и автомобилей, Тухачевский рассчитал возможный и необходимый уровень производства военной техники и вооружений, а также обусловленную этим численность Красной армии к концу первой пятилетки. В случае угрозы войны, полагал автор «Записки», новый уровень экономики вполне позволял за 28 дней мобилизации получить армию в 260 стрелковых и кавалерийских дивизий, 50 дивизий артиллерийского резерва Главного командования и 225 батальонов пулеметного резерва Главного командования, 40 тыс. самолетов и 50 тыс. танков.19

Для понимания предлагаемых Тухачевским параметров «военной мощи будущего» необходимо напомнить, что 15 июля 1929 г. было принято постановление Политбюро ЦК ВКП(б), ограничивающее численность мобилизованной Красной армии 140 дивизиям, 3 500 самолетами и 4 000-5 000 танками20.

Конечно же, время появления «Записки» Тухачевского не было случайным. Именно в это время в Штабе РККА завершалась разработка нового пятилетнего плана строительства вооруженных сил. Зная это, Тухачевский «сработал на опережение» и предложил военно-политическому руководству не что иное, как «великий перелом» в создании военной мощи СССР. Сам автор не делал никаких отсылок к статье Сталина «Год великого перелома»21, но стилистика и логика изложения «Записки» Тухачевского очень близки к сталинскому тексту, который, по всей видимости, и стал первоисточником вдохновения для «опального» военачальника.

Представляется вполне обоснованным объяснение мотивов автора «Записки», предложенное известным петербургским историком О.Н. Кеном: «Тухачевский тонко ощутил, что обстановка конца 1929 г. - волевое «исправление» важнейших показателей «оптимального» пятилетнего плана, развертывание кампании за выполнение пятилетки к началу 1932 г. <...> означает наступление эпохи социальной мобилизации для достижения государственных задач,

несбалансированного развития, напористого технократизма, диктата политически предпочтительных приоритетов», «вакханалии пла-нирования»22.

И характер записки Тухачевского, и ее содержание выходили далеко за пределы обязанностей командующего округом, что явно встревожило наркома по военным и морским делам Ворошилова. Вместо обсуждения, пусть и «кулуарного» - только в среде высшего военного руководства, - наркомвоенмор предпочел испытанную схему интриг: переправил послание Тухачевского в Штаб РККА. Давая задание его начальнику Б.М. Шапошникову подготовить экспертизу «Записки», Ворошилов знал о давней и взаимной неприязни двух военачальников и мог не сомневаться в результате23.

Начальник Штаба РККА не подвел своего наркома. «Заключение начальника штаба РККА по "Записке Тухачевского о реконструкции РККА"» было готово 13 февраля 1930 г.24 На его основе были также подготовлены «Соображения Штаба РККА по существу доклада комвойсками ЛВО т. [Здесь и далее принятое в документах сокращение советского обращения и наименования «товарищ». - А.К.] Тухачевского». Этот документ не имеет даты и не пописан. На машинописных страницах остались отметки синим карандашом, сделанные Сталиным во время прочтения25.

При всей его внешней корректности и академической обстоятельности заключение Шапошникова оказалось сфокусировано на выявлении противоречий и нестыковок предложений «Записки», но не на ее главных идеях и предложениях. Издавна известный прием бесчестной полемики сработал и на этот раз. Пересчитав по собственной методике численность заявленных Тухачевским 260 дивизий, Шапошников получил фантастическую цифру в 11,275 млн человек, что далеко превосходило запланированные 3,175 млн мобилизованных военного времени, как впрочем, и все мыслимые в тот период представления26.

Находящийся в фокусе внимания данной статьи вопрос о танковых вооружениях стал в заключении Штаба РККА еще одним основанием обвинить командующего войсками ЛВО в «игре в цифирь». В действительности, анализ «Соображений Штаба РККА» показывает, что пресловутой игрой увлеклись авторы именно этого документа. Несложным и нехитрым приемом подмены данных Шапошников «доказал» Ворошилову, а заодно и Сталину, что Тухачевский предлагал «накопить около 142 тыс. танков, т.е. сейчас увеличить наше производство против его максимальной возможности в 24 раза, что является невозможным ни физически, ни материально, ни технически. Франция и Америка будут иметь в запасе к 1933 году до 7000 танков.»27. Для вящей убедительности Шапошников напоминал, что по имеющемуся плану предполагалось поставить в Красную армию по мобилизации лишь 429 танков28.

Завершая разгромную «экспертизу», Шапошников все же при-

знал, что «в основных предпосылках: а) увеличение армии военного времени; б) развитие авиации; в) развитие танковых средств, доклад командующего войск ЛВО стоит на верных путях»29. Но эта краткая ремарка, сделанная как бы вскользь, ничего не меняла, а лишь оттеняла обстоятельность и обоснованность заключения Штаба РККА.

Заручившись весомой аргументацией Штаба РККА, нарком Ворошилов представил все эти материалы на «высший суд», сопроводив запиской: «Тухачевский хочет быть оригинальным и. "радикальным". Плохо, что в К[расной] А[рмии] есть порода людей, которые этот "радикализм" принимают за чистую монету. Очень прошу прочесть оба документа и сказать мне твое мнение»30.

Сталин «сказал свое мнение» 23 марта 1930 г. - очень скоро, всего через 18 дней, - что явно свидетельствовало о его пристальном внимании к вопросам военного строительства. Он сразу и категорично встал на сторону наркома Ворошилова, поспешив его успокоить: «Ты знаешь, что я очень уважаю т. Тухачевского, как необычайно способного товарища. Но я не ожидал, что марксист [Здесь и далее подчеркнуто Сталиным. - А.К. ], который не должен отрываться от почвы, может отстаивать такой оторванный от почвы фантастический "план". В его "плане" нет главного, т.е. нет учета реальных возможностей хозяйственного, финансового, культурного порядке. Этот план нарушает в корне всякую мыслимую и допустимую пропорцию, между армией как частью страны, и страной как целым, с ее лимитами хозяйственного и культурного порядка. "План" сбивается на точку зрения "чисто военных" людей, нередко забывающих о том, что армия является производным от хозяйственного и культурного состояния страны.

Как мог возникнуть такой "план" в голове марксиста, прошедшего школу гражданской войны?

Я думаю, что план т. Тухачевского является результатом модного увлечения "левой" фразой, результатом увлечения бумажным, канцелярским максимализмом. Поэтому-то анализ заменен в нем "игрой в цифири", а марксистская перспектива роста Красной армии - фантастикой.

"Осуществить" такой "план" - значит наверняка загубить и хозяйство страны, и армию. Это было бы хуже всякой контрреволюции.

Отрадно, что Штаб РККА при всей опасности искушения, ясно и определенно отмежевался от "плана" т. Тухачевского»31.

На фоне весьма спорных, кажущихся прямо фантастическими, расчетов Тухачевского доводы и суждения Сталина выглядят образцом взвешенного и обоснованного суждения умудренного опытом руководителя страны. Но детальное рассмотрение показывает, что весь сталинский текст состоит из прописных истин и обвинений на их основе, нет никаких расчетов и никакой аргументации. Сталин просто встал на сторону Ворошилова. Причина этого выбора пред-

ставляется достаточно очевидной. Хлесткие и убийственные оценки Сталина («увлечение "левой" фразой», «хуже всякой контрреволюции»), фактически, уничтожали позицию Тухачевского, и, как следствие, целесообразность какой бы то ни было дискуссии на ее основе. Ни Сталин, ни Ворошилов не допускали и мысли о возможности открытого обсуждении вопросов развития вооруженных сил. Сам подобный факт поставил бы под сомнение полноту власти Сталина и его окружения в столь важном государственном деле.

Нарком Ворошилов имел все основания полагать, что этот раунд остался за ним. Желая поставить «победную точку», он в апреле 1930 г. в ходе заседания РВС СССР огласил письмо Сталина по «Записке» Тухачевского, что стало для последнего полной неожиданно-стью32. На волне своего «успеха» Ворошилов написал Тухачевскому письмо, в котором тоном снисходительного победителя, попеняв на низкий уровень обучения войск его округа, без обиняков попытался поставить его на место: «Я советую Вам как можно скорее покончить с Вашими чрезмерными литературными увлечениями и все свои знания и энергию направить на практическую работу <.> это лучше, чем что-либо другое излечит Вас от Ваших неверных и, по-моему, политически вредных выводов и взглядов.33

Казалось, что с амбициями бывшего начальника Штаба РККА было покончено. Но тогда в 1930 г. этого не произошло.

Тухачевский сам обратился к «верховному арбитру». 19 июня 1930 г. он направил письмо Сталину, где давал необходимые разъяснения своим предложениям: «<...> Вполне понимаю Ваше возмущение фантастичностью "моих" расчетов, Однако, должен заявить, что моего в докладе Штаба РККА нет абсолютно ничего, мои предложения представлены даже не в карикатурном виде, а в прямом смысле в форме "записок сумасшедшего". Я не собираюсь подозревать т. Шапошникова в каких-либо личных интригах, но должен заявить, что Вы были введены в заблуждение, что мои расчеты от Вас были скрыты, а под фирмой моих предложений Вам были представлены ложные, нелепые, сумасшедшие цифры"34.

Далее Тухачевский на конкретных примерах раскрывал «лабораторию» Шапошникова, приемы получения фантастических цифр, якобы запланированных им самим и заверял вождя: «Никаких серьезных увеличений численности армии мирного времени я не считаю возможным производить.» Тухачевский подчеркивал, что упомянутые им 50 тыс. танков - это численность не в мирное время и не по мобилизации, а «в процессе первого года войны», в мирное же время будет вполне достаточным иметь всего 8-12 тыс. танков35.

Но все же главным в обращении к Сталину было другое. Тухачевский предлагал и обосновывал создание массовых танковых войск, максимально используя достижения начавшейся индустриализации. При этом он опять явно апеллировал к сталинской идее «коренного перелома» - радикального отказа от прошлого: «Необходимо иметь 146

в виду, что в танковом вопросе у нас до сего времени подходят очень консервативно к конструкции танка, требуя, чтобы все танки были специального военного образца. Между тем, учитывая, что к концу пятилетки мы в Европе не будем иметь конкурентов по тракторостроению, нам необходимо стремиться к тому, чтобы специально военные танки составляли бы от общего числа около одной трети, для выполнения специальных задач борьбы с противотанковой артиллерией и пр. Остальные танки, идущие обычно во втором и третьем эшелонах, могут быть несколько меньшей быстроходности, большего габарита и пр. А это означает, что такой танк может являться бронированным трактором, точно также как мы имеем бронированные автомобили, поезда, дрезины, что позволит выставить бронетрактора в громадных массах»36.

Безусловно, в ретроспекции взгляды Тухачевского на применение танков в будущей войне кажутся наивными в своем схематизме - этакое "Die erste Kolonne marschiert, die zweite Kolonne marschiert" («Первая колонна марширует, вторая колонна марширует»), - и вряд ли картина танковых эшелонов, атакующих противника, произвела впечатление на Сталина. Главный расчет в письме был сделан на другое: Тухачевский предлагал использовать гражданские заводы для строительства танков. «Штаб РККА указывает на необходимость постройки многих крупнейших заводов, что я считаю совершенно неправильным. Военное производство может в основном базироваться на гражданской промышленности, что я и доказываю цифровыми выкладками в записках о системе мобилизации промышленности и об артиллерийской программе <...> в вопросах подготовки обороны я исхожу из стремления минимальных затрат в мирное время, путем изыскания способов приспособления мирной продукции и органов хозяйственно-культурного строительства для целей войны»37.

Совершенно излишне говорить о том, чьи предложения - Шапошникова или Тухачевского - более соответствовали замыслу и духу «великого перелома» в развитии экономики СССР, смыслу того, ради чего беспощадно и безвозвратно переламывалась жизнь десятков миллионов человек и целой страны. Тухачевский точнее и глубже понял истинное содержание начинавшейся гипериндустриализации Сталина, подчеркивая, что «"Записка о реконструкции РККА" является попыткой теоретически нащупать те новые пути, которые требуются жизнью, успехами осуществления генеральной линии партии»38. И оказался совершенно прав: практически все советские танки, поступившие на вооружение Красной армии, были построены на заводах, создававшихся как гражданские. Это были Кировский завод, Харьковский паровозостроительный, Сталинградский тракторный, Челябинский тракторный, Горьковский автомобильный, Уральский вагоностроительный.

Здесь необходимо напомнить, что «Записка» Тухачевского была

лишь частью целой программы, предложенной руководству страны. В период с августа 1929 г. и до мая 1930 г. Тухачевский направил военному руководству в общей сложности семь записок и писем (помимо «Записки о реконструкции РККА»), касавшихся развития и реорганизации гражданской авиации и авиационного транспорта, реконструкции восстановительного и эксплуатационного железнодорожного дела, мобилизации промышленности, производства снарядов и орудий, саперных частей, щитовых автомобильных дорог39.

При этом все (!) записки Тухачевского опирались на различного рода расчеты и обоснования, как правило весьма подробные, вплоть до учета объема существующего производства компонентов взрывчатки, производительности ремонта железнодорожного полотна (включая сверление, обрезание рельсов и прочее). В своей совокупности это была попытка предвидеть и просчитать собственными силами масштаб и характер будущей войны, а также инфраструктуру армии, необходимую для ее ведения.

Судя по всему, расчеты Тухачевского оказались верны. Уже через несколько дней во время работы XVI съезда ВКП(б) ему удалось переговорить со Сталиным, и тот согласился ознакомиться с разъяснением Тухачевского по злосчастной «Записке»40.

30 декабря 1930 г. он отправил Сталину новое письмо, в котором главным стал вопрос производства и применения танков в войне будущего41. На этот раз акцент был сделан на необходимости массового применения этого нового средства войны. Тухачевский высказал убеждение в том, что в будущей войне танки следует применять массированно: «Устоявшаяся на опыте империалистической войны консервативная мысль представляет себе развитие танков в тех сравнительно небольших массах, в каких их видели в 1918 году. Такое представление явно неправильно <...>» Но масса танков должна была иметь свой эшелонированный порядок: «В первом эшелоне требуются первоклассные танки, способные подавить противотанковые пушки, в последующих эшелонах допустимы танки второсортные, но способные подавлять пехоту и пулеметы против-ника»42.

Но истинный смысл обращения к Сталину заключался в другом: Тухачевский стремился доказать, что все его предложения базируются на твердом расчете и, более того, они жестко увязаны с экономическими возможностями страны. В новом послании Сталину Тухачевский уже предстает не фантазером, требующим от руководства невозможного, но трезво мыслящим руководителем, радеющим об экономии ограниченных ресурсов страны. Обратив внимание высокопоставленного читателя на то, что современный танк слишком дорог в производстве и совершенно не применим в хозяйстве (sic!), Тухачевский предложил свой способ решения этой проблемы. И судя по отметкам в тексте, его аргументы нашли понимание Сталина. «Совершенно иначе обстоит дело, если строить танк на основе трак-148

тора и автомобиля, производящихся в массах промышленностью. В этом случае численность танков вырастает колоссально...» [Здесь и далее подчеркнуто Сталиным при прочтении. - А.К. ]43.

В подтверждение предложенного Тухачевский сослался на имевшийся опыт Англии в «применении автомобиля для танка почти без переделки (Мартель) [Речь идет о танкетке конструкции майора Морриса Мартеля (Morris Martel), построенной малой серией для английской армии в 1925 г. - А.К.]» и создания в Италии «танка Павези [Имеется в виду разработка итальянским конструктором Уго Павези (Ugo Pavesi) ряда вариантов легкого колесного танка на базе артилерийского тягача собственной конструкции. - А.К. ], представлявшего собой бронированный трактор», выгодно отличавшийся от итальянского же «танка "Марка 3000" специальной танковой постройки, не пригодного для массового производства по причине сложности и дороговизны клепаного корпуса»44. В качестве другого примера Тухачевский привел производство советских танкеток Т-27 с использованием узлов автомобиля «Форд».

Не менее убедительным выглядело сообщение о переделке в ЛВО при содействии Военно-технической академии трактора «Фордзон-Путиловский» в танкетку [К письму прилагались две фотографии трактора-танка. - А.К. ]. Тухачевский признавал, что «из трактора танк получается со значительно меньшими скоростями, но все же удовлетворительными» [Скорость - 11 км/ч, вооружение - пулемет 7,62 мм, противопульная броня 7 мм. - А.К.], но обещал, что новый трактор «Красный Путиловец» с более мощным мотором «даст отличный легкий танк»45. Возможность массового производства танков обеспечивалась штамповкой броневых корпусов и башен танков на заводе им. Ленина в Ленинграде. «В общем, вопрос применения трактора и автомобиля для танка надо считать решенным и в наших условиях, - подводил итог Тухачевский, - на самом же деле ИЗ КАЖДОГО ТРАКТОРА И АВТОМОБИЛЯ МОЖНО ПОСТРОИТЬ ОДИН ' ТАНК [Выделено в тексте документа. Подчеркнуто Сталиным при прочтении. - А.К.]». На основе такого способа производства представлялось совершенно реальным уже в 1932 г. выставить 50 тыс. танков. «Вряд ли какая-либо капиталистическая страна или даже коалиция в Европе на данной стадии подготовки антисоветской интервенции, - завершал свой прогноз Тухачевский, - смогла бы противопоставить что-либо равноценное этой новой, массовой, подвижной силе»46.

И все же допуская, что его расчеты не развеют сомнения вождя, Тухачевский счел возможным прибегнуть к некоторым манипуляциям и, похоже, не без успеха. Сославшись на отзыв уважаемого Сталиным Лиддел Гарта о танке Мартеля, он напомнил, что «любая гражданская фирма, получив броню, пулемет и гусеницы, может произвести тысячи танков дешевле, чем 400 фунтов»47. Другим аргументом того же свойства стала апелляция Тухачевского к тем

самым «Соображениям Штаба РККА», неожиданно истолкованным в свою пользу, что также произвело впечатление на Сталина. Предлагаемые им меры для массового производства танков должны были создать «предпосылки такой внезапности появления на фронте громадных масс танков, которые вряд ли удастся вскрыть агентурой. Если штабу РККА трудно поверить в такую систему разворачивания масс танков, в то время как он располагает всеми необходимыми для этого данными, то нашим противникам в полной мере разгадать наши организационные подготовления будет еще труднее [Подчеркнуто Сталиным при прочтении. - А.К. ]»48.

Ну, и своеобразной «вишенкой на торте» стали расчеты, обещавшие существенную экономию средств, исходя из того, что танк значительно выгоднее артиллерии в бою. Так, приведенные Тухачевским расчеты показывали, что для подавления пулеметного гнезда требовалось 75 выстрелов гранат 76 мм орудия (3 750 руб.), для проделывания прохода в проволочном заграждении - 150 орудийных выстрелов (7 500 руб.), в то время как танку достаточно было лишь одного прохода. «Наше узкое место по порохам, - заключал Тухачевский, - с особенной настойчивостью требует массового появления танков на поле боя [Подчеркнуто Сталиным при прочтении. - А.К.]»49.

Судя по многочисленным отметкам в тексте, Сталин прочитал второе послание Тухачевского очень внимательно и увидел там обоснование конверсии производства гражданских автомобилей и тракторов в танки и бронеавтомобили, подкрепленное зарубежными экспериментами. Подобная схема обещала гигантскую экономию средств и скорейшее насыщение Красной армии массами новой военной техники.

Судя по всему, послание Тухачевского, отправленное в самом конце декабря 1930 г., было услышано Сталиным. И здесь не стоит преувеличивать эпистолярные способности отправителя. К тому времени советское руководство определилось в понимании возможностей решить задачи «танкизации» Красной армии в кратчайшие сроки. 5 ноября 1930 г. Политбюро ЦК ВКП(б) утвердило предложения комиссии Г.К. Орджоникидзе о танкостроении, где были определены типы танков и необходимость развертывания их производства на автомобильных и тракторных заводах50.

Тогда же, 30 ноября 1930 г., принимается решение Политбюро ЦК ВКП(б) о численности танковых вооружений. К весне 1932 г. в условиях военного времени надлежало произвести для нужд фронта не менее 4 тыс. танкеток, 13,8 тыс. малых и 2 тыс. средних танков51.

Тухачевский был услышан, но не как пророк, а как инициативный исполнитель, угадавший высочайший замысел. Данное обстоятельство и стало решающим в его быстром возвращении в Москву. Уже 15 января 1931 г. Политбюро ЦК ВКП(б) принимает решение об образовании комиссии ВСНХ и Наркомвоенмора по танкам в

составе И.П. Уборевича, И.П. Павлуновского, К.Ф. Мартиновича, И.А. Халепского и. М.Н. Тухачевского и для предварительного рассмотрения вопроса о развертывании танкостроения на военное

время52.

Спустя месяц, 19 февраля, председатель «танковой» комиссии Уборевич направил доклад Сталину, текст которого позволяет утверждать, что предложения Тухачевского не только были услышаны в Кремле, но и стали основой для принятия важнейших решений. Комиссия пришла к выводу, что «на базе растущей авто-тракторной промышленности необходимо проработать вопрос о формировании в военное время второго эшелона танков сопровождения пехоты путем бронирования и вооружения тракторов и автомобилей [Выделено мной. - А.К. ]»53.

Справедливости ради необходимо отметить, что подобные идеи явно «витали в воздухе». Так, еще в ноябре 1929 г. начальник Управления механизации и моторизации РККА И.А. Халепский в письме председателю ВСНХ В.В. Куйбышеву предлагал «сочетать проектируемые типы тракторов с программой производства танкостроения и самоходных установок»54.

На следующий день, 20 февраля 1931 г., на заседании Политбюро ЦК ВКП(б) было принято постановление «О танковой программе», в текст которого вошли целые абзацы из письма Тухачевского Сталину: «Учитывая, что тип танкетки Т-27 имеет в основе использование автомобиля "Форд" плюс броня и гусеница с катками, поручить ВСНХ проработать вопрос о создании второй базы для танкетки при Нижегородском автозаводе, с учетом использования для танкеток 20-25 % производственной мощности завода <.> Учитывая удовлетворительные результаты по ассимиляции танкетки Т-27 с "Фордом АА" и предварительные итоги использования под бронирование и вооружение тракторов "Коммунар" и "Катерпиллер" и создание таким образом типа танка сопровождения пехоты, считать необходимым на автотракторной базе создать в военное время второй эшелон танков сопровождения пехоты <.> учитывая необходимость увеличения программы по мощному среднему танку и танкеткам, а также формирования на автотракторной базе 2-го эшелона танков сопровождения пехоты, предложить ВСНХ внести в двухмесячный срок конкретные предложения по увеличению программы подачи брони <.> »55

Ободренный поддержкой высшего руководства, командующий войсками ЛВО взялся за разработку теории применения танков.

3 марта 1931 г. Тухачевский, в ответ на запрос начальника Управления механизации и моторизации РККА Халепского, представил свои «соображения о тактической характеристике различных типов танков и их стандартизации с авто-тракторной промышленно-стью»56. Он начал с того, что, по его мнению, существовавшая на тот момент в РККА номенклатура танков не имела четко определен-

ного тактического содержания, что затрудняло и подготовку войск, и работу конструкторов танков. Последнее обстоятельство было чревато нерациональным использованием производственных возможностей. Введенный в действие Полевой устав РККА 1929 г. эти проблемы не решал.

Исходя из планов производства в самое ближайшее время большой массы танков, Тухачевский считал совершенно необходимым срочно сформулировать конкретные тактические требования и соответствующие им технические характеристики танков. Излагая свои соображения, Тухачевский впервые изложил и обосновал тактику применения танков в рамках теории «глубокого боя». И если прежде он видел главную задачу танков в «сопровождении, проталкивании пехоты», то теперь главным предназначением больших масс танков в форме «эшелонов дальнего действия (ДД)» становился внезапный прорыв в тыл противника с последующим уничтожением его артиллерии, штабов, системы связи. С помощью пулеметных десантов «эшелоны ДД» должны были отрезать путь отступления противника и не допустить подхода его резервов.

Далее под прикрытием ураганного налета артиллерии планировалась атака вторых эшелонов танков в сопровождении пехоты, впереди которых продвигались «танки-истребители станковых пулеметов», уничтожающие все пулеметные точки в глубине обороны противника до 0,5-1 км.

Следующий, третий, эшелон танков, действуя непосредственно с пехотой, обеспечивал подавление ручных пулеметов, снайперов и стрелков. Общее прикрытие наступления обеспечивали радиоуправляемые танки-постановщики дымовых завес, саперные танки, танки связи и танки снабжения.

Тухачевский полагал, что для выполнения всей совокупности задач требовалось шесть типов танков - истребители артиллерии (Т.И.А.), танки десанта пехоты (Т.Д.П.), истребители пулеметов (Т.И.П.), сопровождения пехоты (Т.С.П.), специальные танки - саперный, связи, снабжения, и прочие - (Т.С.), радиоуправлямые танки (Т.Р.). Кроме того, в тексте Тухачевского упоминались и танки дальнего действия (Д.Д.), танки поддержки пехоты (П.П.) и танковые истребители (контр-танки).

Таблица 1. Тактико-технические характеристики основных типов танков,разработанные М.Н. Тухачевским (март 1931 г.)57

Тип танка Разме- Броня Вооруже- Ско- Расчетная

ры обеспе- ние рость, основа

чивает мощ- (мощности про-

защиту от ность изводства)

огня двигате-

ля

Истреби- Обе- Лобовая пушка - 1 30-40 двух автомоби-

тель артил- спечи- броня - пулемет км/ч, лей Ярославско-

лерии вают батальон- -1-2 170-200 го автозавода

(Т.И.А.) пре- ная артил- л.с. (Я.З.), двух пар

одо- лерия гусениц и под-

ление и 20 мм вески танка Т-26

любого пулеметы;

окопа бортовая

и ис- броня -

кусс- крупно-

твен- калибер-

ного ные пуле-

пре- меты

пят-

ствия

Десанта то же крупно- пулемет 20-30 автомобили

пехоты калибер- - 2 км/ч «Автокар» и

(Т.Д.П.)* ные пуле- «Я.З.»

меты

Истреби- нет Пулеметы пулемет 30 км/ч автомобили

тель пуле- винто- - 1, «Автокар» и

метов вочного огнемет «Форд»

(Т.И.П.) калибра

Сопро- нет бронебой- пулемет 10-40 трактор «Интер-

вождения ные - 1 км/ч национал», авто-

пехоты пули мобиль «Форд»

(Т.С.П.) винто-

вочного

калибра

Специаль- нет бронебой- Личное 10-30 трактора «Ком-

ного назна- ные оружие, км/ч мунар», «Ка-

чения пули огнемет терпиллер»,

(Т.С.)** крупно- автомобиль «Ав-

калибер- токар»

ных пуле-

метов

Радио- нет нет нет 30 км/ч автомобиль «Ав-

управля- токар», трактора

мыи «Коммунар»,

танк «Интернацио-

(ТР)*** нал», «Форд-зон»

* - состав десанта: 22 бойца, 1 динамо-реактивная пушка (ДРП), 2 станковых и 6 ручных пулеметов;

** - саперный танк способен прокладывать путь через проволочные заграждения, срезать стенки окопов и оврагов для обеспечения колейного пути, укладывать настил по заболоченной местности, наводить легкий мост;

*** - задачи танков: постановка дымовой завесы, поджог, подрыв препятствий и сооружений.

В «Соображениях», направленных начальнику Управления механизации и моторизации РККА, содержался и расчет необходимого количества танков, обеспечивающих прорыв обороны противника в полосе 7-10 км силами стрелковой дивизии. Исходя из огневой мощи обороны (36-54 ручных и 12-16 станковых пулеметов, 7-10 артиллерийских орудий) для ее прорыва требовалось 20-30 истребителей артиллерии, 5 танков десанта пехоты, 12-18 истребителей пулеметов, 36-54 танков сопровождения пехоты, 10-20 специальных танков, 2-3 радиоуправляемых танка. Общее количество исчислялось 87-130 танками различных типов. Для обеспечения 100 ударных дивизий, соответственно, требовалось 8 700-13 000 танков. В целях противотанковой обороны Тухачевский предлагал ввести в состав стрелковых дивизий истребители танков58.

По замыслу автора «Соображений», максимальная стандартизация вооружения и характеристик указанного перечня танковых типов в сочетании со стандартизацией самого автотракторного производства должна была «облегчить для страны ее мобилизационное напряжение и упростить по окончании войны демобилизацию про-мышленности»59.

В завершение Тухачевский использовал уже опробованный аргумент. Напомнив Халепскому обсуждение в Наркомземе заинтересованности крупных колхозов и совхозов в мощных тракторах и переводе их с колесного хода на гусеничный, он предложил поставить перед ВСНХ вопрос о стандартизации моторов и гусеничного хода для новых тракторов и автомобилей, с возможным переходом на более совершенные гусеницы танков, что соответствовало потребностям и Красной армии, и сельского хозяйства60.

Видимо, не будучи до конца убежден в действенности своих ар-

гументов, Тухачевский спустя месяц, 14 апреля 1931 г., вновь обратился по тому же адресу, направив начальнику Управления механизации и моторизации РККА Халепскому свои выводы из изучения материалов комиссии Конгресса США по танку американского инженера Дж. Кристи. Для начала он противопоставил тот «разнобой в понимании танков, как нового рода войск», что царил в высших военных сферах США, и прогрессивный, единообразный взгляд на танки в среде офицерского корпуса армии США. Этой полускрытой антитезой - «отсталая элита США, не понимающая значения танков» и «передовое советское руководство, проводящее танкиза-цию» - автор попытался лишний раз подкрепить свою позицию. Из его явного одобрения позиции армейских экспертов следовало, что именно танк системы Кристи должен стать массовым легким танком, производство которого построено на основе «стандартизации с автомобилем и трактором», что одновременно послужит мощным стимулом развития автомобильной промышленности СССР. «Кристи» соответствовал требованиям, как минимум, трех типов танков, предложенных Тухачевским - сопровождения пехоты (Т.С.П.), истребителей артиллерии (Т.И.А.) и дальнего действия (Д.Д.). Кроме того, возможность танка системы Кристи в движении на колесах совершать быстрые и длительные марши превращала его в настоящий оперативный резерв Главного командования.

Подводя итог своему анализу материалов Конгресса США, Тухачевский подчеркнул: «Взгляды американского корпуса танков на применение этих последних в бою почти совпадают с изложенными мною положениями в первом письме [От 3 марта 1931 г. - А.К.] <...>»61. Тем самым он лишний раз подкреплял свою позицию отсылкой к зарубежному опыту, значение которого было чрезвычайно велико в начавшейся «танкизации» РККА.

Необычайно высокая активность Тухачевского, буквально бомбардировавшего своими «записками», «соображениями» и «выводами» военное руководство в Москве прямо коррелировала с пересмотром планов производства вооружений и реконструкции РККА, совершавшимся в этот же самый период.

Вслед за постановлением Политбюро ЦК ВКП(б) от 20 февраля 1931 г. в конце апреля 1931 г. РВС СССР, в свою очередь, принял постановление «О танковой программе», к обсуждению которого 4 мая 1931 г. возвращается Комиссия обороны при СНК СССР, а 8 мая - совещание в РВС СССР, принявшее в итоге решение «Об изменениях в танковой программе 1931 г.»62. В этих решениях уточнялись все основные показатели «танкизации», включая плановую численность танков, структуру Автобронетанковых войск, перечень конкретных типов. Решилась и судьба танка системы инженера Кристи. В ходе совещания в РВС СССР было решено просить СНК СССР «ввести танк "Кристи" в систему авто-броне-танко-тракторного вооружения РККА в качестве быстроходного истребителя (БТ)»63.

Снова в Москве

К тому времени, когда в июне 1931 г. Тухачевского вернули в Москву на должность заместителя по вооружениям наркома по военным и морским делам и заместителя председателя РВС СССР, он уже утвердился в роли наиболее значимого эксперта по «танкиза-ции». Эта его новая роль не могла не вызвать некоторой ревности у начальника Управления механизации и моторизации Халепского, который еще в марте 1931 г. затребовал устным распоряжением мнение начальника Автобронетанковых войск ЛВО В.С. Коханского по предложенной Тухачевским номенклатуре танков. Но Коханский не стал опровергать мнение своего непосредственного начальника, а лишь добавил к общему перечню Тухачевского из шести танков еще и танк разведки и охранения (Т.Р.О.). Получив ответ из Ленинграда, Халепский 30 мая 1931 г. переслал его своему заместителю К.Б. Ка-линовскому с раздраженной резолюцией: «Когда, наконец, мы приступим к проработке этого вопроса?»64.

Вернувшийся в Москву Тухачевский явно оказался в фаворе у Сталина. Вождь теперь поддерживал его планы, а иногда и превосходил их сам. Летом 1931 г. началась ожесточенная борьба Наркомата по военным и морским делам с ВСНХ по формированию военного заказа на 1932 г. Ворошилов явно дистанцировался от этой начавшейся борьбы, в то время как его заместитель Тухачевский бросился в нее со всей страстью неофита, которому только что отпустили все его грехи. Когда начальники объединений ВСНХ И.П. Павлуновский и К.Ф. Мартинович пытались снизить объемы заказов, Тухачевский обращался к новому председателю ВСНХ Г.К. Орджоникидзе, который, как правило, оказывался «значительно объективнее». В крайнем случае, помощь приходила от Сталина.

23 июля 1931 г. Тухачевский сообщал в письме наркому Ворошилову: «По танковой бронебазе точно также была длительная война. Даже т. Серго [Г.К. Орджоникидзе. - А.К.] не поддержал нас. Зато поддержал т. Сталин <...> и в расчеты бронебазы включен второй эшелон танков сопровождения пехоты. В основном наши интересы на 1932 г. удовлетворены»65.

Результатом «удовлетворения этих интересов» стало включение в постановление Комиссии обороны по программе танкостроения на военное время необходимых мощностей для строительства кроме первого эшелона (16 тыс. танкеток Т-27, 13,8 тыс. танков Т-26, 2 тыс. танков БТ) 8,2 тыс. «танков сопровождения пехоты», что потребовало дополнительного производства 16,5 тыс. тонн брони66.

Так по возвращении в Москву Тухачевский окончательно закрепил за собой функции главного танкового специалиста в высшем руководстве РККА. И дело было не только в поддержке Сталина, но и в том, что никто другой явно не претендовал на эту роль, о чем прямо говорят материалы совместных заседаний руководителей

Красной армии.

В конце октября 1931 г. на расширенном заседании РВС СССР по итогам боевой подготовки РККА в 1931 г. обсуждались вопросы «танкизации» и моторизации Красной армии. Но присутствовавшие командующие округами - И.Э. Якир (Уральский), А.И. Корк (Ленинградский), И.П. Уборевич (Белорусский), М.К. Левандовский (Сибирский) и В.К. Блюхер (Отдельная Краснознаменная Дальневосточная армия) ограничились лишь маловразумительными репликами.

По поводу применения танков высказался только инспектор кавалерии РККА С.М. Буденный: «Говорят, что танки, бронечасти заменят конницу, конница должна уходить с поля боя. Подобные разговоры, конечно, лишены логики. Когда мы с вами отбросили подобные крайности, то установили правильную оценку коннице и наметили правильные формы еще большего усиления этого могучего рода войск. Посредством еще большего усиления и увязки действий конницы с мотором в воздухе и с мотором бронесилы на земле. Конница, опираясь на этот мотор в воздухе и на земле, приобретает сейчас невиданный оперативный размах»67.

Выступление своего начальника поддержал командир кавалерийского корпуса С.К. Тимошенко, потребовавший вооружить конницу более современным и скоростным танком, чем устаревший МС-1, ставший к тому времени «обузой для конницы»68.

Выступление замнаркома Тухачевского оказалось единственным, содержавшим системный взгляд на проблемы развития этого рода войск в Красной армии. И главным было отнюдь не принижение роли традиционных войск (пехота и конница) и не нехватка современных типов танков, а отсутствие необходимой технической культуры, без которой невозможно было освоить новые средства борьбы: «Если бы мы дали новые технические средства управления в совершенно достаточном количестве, то механически это не означало бы улучшения управления <...> Поступление новой материальной части требует больших дополнительных технических знаний от штабных работников, а таковых у нас имеется еще очень мало»69. Тухачевский в очередной раз указывал на все ту же «ахиллесову пяту» Красной армии - отсутствие взаимодействия, которое не могли наладить штабы: «Новая техника повлечет развитие тактики и усложнение общевойсковых форм боя <...> умение организовать взаимодействие между столь сложными и подвижными родами войск, какими мы будем располагать в будущем, может быть достигнуто, если мы сумеем сколотить наши общевойсковые штабы и добиться образцовой организации труда». Назвал Тухачевский и причину плохого управления войсками: полное отсутствие военного опыта у многочисленных молодых работников штабов70.

Опыт немецких «друзей» в оценке М.Н. Тухачевского

Вернувшись в Москву, Тухачевский продолжил разработку вопросов тактики применения танков. При этом новый замнаркома постоянно и внимательно следил за развитием теории и практики применения танков за рубежом. Одним из источников подобной информации в начале 1930-х гг. оставалась советско-германская танковая школа («КАМА»), действовавшая в Казани в 1929-1933 гг. (официально школа именовалась Техническими курсами ОСОАВИ-АХИМа)71.

13 сентября 1931 г. замнаркома Тухачевский получил отчет начальника Технических курсов Н.Г. Ерошенко, подготовленный на основе анализа деятельности и взглядов немецкого персонала курсов. Он внимательно ознакомился с отчетом, выделив для себя наиболее важные выводы и заключения. Анализ этого своеобразного конспекта немецкого опыта и тех положений, на которые обратил внимание Тухачевский и, особенно, положений, оставшихся без внимания, позволяет существенно уточнить его взгляды на теорию и практику танковой войны. Отметки при прочтении так же дают возможность определить приоритеты. Наиболее важные выводы были выделены Тухачевским карандашом в тексте, менее важные -отметками на полях.

Первым Тухачевский отметил сообщение Ерошенко о том, что упорная работа немцев над тактикой отдельного танка и танкового взвода теснейшим образом связана с одновременным техническим усовершенствованием самого танка. Примером тому была отработка темы «Борьба с противотанковой артиллерией» и вывод о необходимости зигзагообразной езды танка с определенной скоростью, что привело к началу работ по регулировке мощности мотора и изменениям в подвеске танка.

Подчеркнул Тухачевский другой пример, где говорилось о том, что после танковых стрельб немцы также начали работы по изменению подвески с целью уменьшения раскачивания танка, замены механического спуска пулемета электрическим и замены самого пулемета.

Особо были отмечены и заключения немецких специалистов о необходимости обеспечения танков радиосвязью вместо традиционных флажков и стрельбы трассирующими патронами и снарядами, без чего невозможно было отработать тактику танкового взвода72.

Большая часть отметок Тухачевского пришлась на вопросы взаимодействия танков и пехоты на поле боя и связанное с этим разделение танков на типы. Роль танков поддержки пехоты (ПП) в наступлении целиком сводилась к ее артиллерийскому обеспечению. Во время боя танки подчинялись исключительно пехотному начальнику, а не своему командиру танкового батальона. Соглашаясь с немецкими танкистами в определении роли танков ПП, Тухачевский

все же особенно выделил необходимость сопровождения самих танков огнем самоходной артиллерии «на бронеустановке», для уничтожения прямой наводкой орудий противотанковой обороны73.

Прямо созвучной идеям самого Тухачевского была оценка немцами значения эшелона танков дальней поддержки пехоты (ДПП): «Можно считать установленным: танки ДПП главной целью имеют подавление противотанковой обороны противника [Здесь и далее подчеркнуто при прочтении М.Н. Тухачевским. - А.К.]. Они врываются в глубокую зону расположения пехоты противника, проскакивают мимо его огневых точек, имея целеустремленность только на его противотанковые орудия и пулеметы». Точно также Тухачевский подчеркнул и отметил на полях высказанную немецкими танкистами мысль о взаимодействии танков дальнего действия (ДД) с авиацией: «Действия ДД нужно тесно увязать со штурмовой авиацией. Штурмовая авиация сопровождает группу ДД на протяжении всего боевого курса и имеет задачу защищать [танки] ДД от противотанковых орудий противника. Заметив противотанковое орудие, самолет уничтожает его пулеметным огнем»74.

Но наибольших знаков внимания удостоились взгляды «друзей» (именно так представители германской армии полуофициально именовались в РККА в период сотрудничества СССР с Германией в 1920-е - начале 1930-х гг.) на использование танкеток. Этот раздел Тухачекский выделил особо, дважды подчеркнув текст и оставив на полях помету "МБ". Здесь произошло полное совпадение мнений. Немцы, как и сам Тухачевский, также полагали главными задачами танкеток дозор и охранение. В первую очередь там, где «танки вводятся без заблаговременной длительной подготовки, а иногда из походных колонн, вся разведка производится на ходу. Вот это производство разведки, а одновременно и охранения на ходу во время самой атаки танков является главнейшей задачей танкеток»75.

Но не менее значимым оказалось и то, чего Тухачевский не увидел в отчете начальника Технических курсов (танковой школы «КАМА»). Безусловно, самым важным и одновременно трудно объяснимым было полное отсутствие внимания замнаркома к уже сложившемуся пониманию немцами необходимости среднего танка. «Сейчас у них возникла проблема роли легкого и среднего танка <...> - сообщал Ерошенко. - Средний танк при 6 человеках [экипажа] выводит на поле боя 75 мм пушку и 4 пулемета, обладает большей скорострельностью, лучшей проходимостью, лучше преодолевает препятствия и т.д. Батальон средних танков (48 шт.) выводит на поле боя 48 пушек 75 мм и 192 пулемета, т.е. огневую силу почти равную стрелковой дивизии. Напрашивается вывод о целесообразности введения на вооружения единого типа среднего танка. Большая стоимость окупится более высокой "производительностью" танка»76. Но замнаркома увидел (и подчеркнул) в этом лишь большую огневую мощь танкового батальона и совершенно не об-

ратил никакого внимания на то, что немцы вплотную подошли к пониманию необходимости универсального среднего танка, качества которого делали совершенно лишним все то танковое многотипье, которое с большим тщанием выстраивал сам Тухачевский.

Точно также он не увидел и другой важнейший вывод. Это - идея концентрированного удара танков, отказ от их распыления, когда «командир дивизии передает танковую роту в полк, а полк распределяет ее повзводно между батальонами». Вывод немцев был совершенно категоричен: «Это вредный шаблон <.. .> На направлении главного удара должно быть сосредоточено все, что только возможно, потому что именно тут нужно искать решение боя»77. По сути, это было предсказание тактики блицкрига, когда путем концентрации всех возможных сил и средств достигалось подавляющее превосходство на узком участке фронта и обеспечивался успешный и быстрый прорыв обороны противника. Но Тухачевский ничего этого не увидел.

Не вызвал никакой реакции Тухачевского раздел отчета Ерошен-ко о противотанковой обороне. Немецкие специалисты исходили из того, что в состязании противотанкового орудия и танка преимущество оставалось на стороне первого. Наиболее оптимальным средством борьбы с противотанковым орудием были не только «скорость подвижность, массовость, глубина, действительность огневого действия, гибкость управления танками на поле боя, [но и] взаимодействие со всеми другими родами войск»78.

Эти важнейшие выводы буквально повторяли суждения другого германского специалиста - инженера, доктора Рудольфа Мерца, также участвовавшего в работе танковой школы в Казани. Переведенная в Управлении механизации и моторизации РККА статья Мерца «Тенденция развития в танкостроении» была направлена Тухачевскому 25 ноября 1931 г.79 Но замнаркома ограничился лишь ее просмотром. Лаконичная отметка на первом листе «С» означала, что интереса она не вызвала.

Между тем, немецкий инженер фактически изложил принципиальные основы создания будущей танковой мощи вермахта. К тому времени, полагал Мерц, развитие танкостроения совершенно ясно определялось противостоянием технических возможностей танка и мощности противотанковой артиллерии. Все остальные факторы отошли на второй план. Сам смысл применения танка в бою зависел от вероятности его выживания, которая в свою очередь определялась уже не скоростью, а исключительно бронированием. Исходя из того, что легкие танки весом 7-8 т не могли быть защищены броней, защищавшей даже от снарядов 20 мм автоматических противотанковых пушек, Мерц утверждал, что будущее принадлежит средним танкам в 15-18 т.

На Тухачевского не подействовали даже столь близкие ему расчеты экономии, поскольку средний танк при увеличении веса в два

раза, а экипажа - в полтора обеспечивал рост огневой мощи в три раза. Единственное превосходство легкого танка - в скорости - теряло смысл из-за невозможности развить ее на поле боя.

Мерц составил и перечень основных характеристик будущего среднего танка: вес 16-17 т, броня, защищающая от 20 мм снарядов, мощность дизельного двигателя 275 л.с., вооружение в трех башнях (50 мм или 75 мм орудие и 3 пулемета). Примечательно, что в главной башне должны были находиться три члена экипажа - командир, наводчик и заряжающий, а командир обязательно имел бы башенку для кругового обзора. Именно к этой схеме размещения экипажа немцы пришли уже во второй половине 1930-х гг., а советские конструкторы - только в 1944 г. Обращалось внимание и на необходимость мягкой подвески для улучшения возможности наблюдения наводчиков80.

Примечательно и то, что совершенно никакого впечатления на Тухачевского не произвело предостережение рачительного немецкого инженера (возможно, возникшее под впечатлением невиданных темпов развития танковых вооружение в СССР в начале 1930-х гг.): «При новой постройке танка должно быть предоставлено достаточно времени для конструкции ее выполнения. Чрезмерная спешка, как это показал опыт, приводит к поспешным конструкциям <...> самой постройке должны предшествовать многочисленные предварительные испытания отдельных агрегатов и т.д. Они хоть и задерживают изготовку первых машин, но зато ускоряют развитие машины так, что позже изготовленная машина будет несравненно больше пригодна к работе, чем наспех построенная машина <.> стоимость такого процесса развития машины несмотря на высокие накладные расходы будет меньше, т.к. испытания отдельного агрегата обходятся дешевле, чем при опытах и испытаниях с готовыми машинами»81.

Возникает вполне закономерный и важный для цели данной статьи вопрос: почему Тухачевский ни в материалах школы «КАМА», ни в многочисленных донесениях разведки Красной армии, ни в ходе своих командировок в Германию и встреч с офицерами рейхсвера не сумел разглядеть тот самый бронированный ураган, что обрушился на Европу, а затем и на СССР в 1939-1941 гг.?

Думается, что виной тому стали. грандиозные планы и колоссальные успехи советской промышленности в создании танковых войск. В то время как в Казани немецкие офицеры осваивали азы танковой тактики, располагая всего лишь несколькими единицами опытных танков в составе Автобронетанковых войск РККА уже находилось 1 100 танков, танкеток и бронеавтомобилей, сведенных в 36 танковых, 10 механизированных полков и батальонов, механизированную бригаду82. К концу первой пятилетки число бронеединиц должно было вырасти в пять раз. К тому же в Красной армии уже разрабатывалась и осваивалась на практике самая передовая тактика применения танков в рамках теории «глубокой операции». Все это

в совокупности невольно заставляло смотреть свысока на первые танковые эксперименты немецких «друзей».

Отсутствие внимания Тухачевского к предположению немецких экспертов о том, что основной боевой машиной, скорее всего, станет именно средний танк, объяснялось его глубокой убежденностью, что специальные задачи должны решать специализированные танки. Этим же объяснялось и его пристрастие к танкеткам, в действительности очень быстро потерявшим всякий смысл. Но необходимо отметить, что и эта его мысль совпала с ведущими тенденциями развития Автобронетанковых войск РККА в 1930-е гг., официально закрепленными в постановлениях директивных органов власти.

Так, 13 августа 1933 г. постановление № 71 Совета труда и обороны «О системе танкового вооружения РРКА» констатировало: «Успехи социалистического строительства в первой пятилетки обеспечили превращение Красной армии в передовую в отношении механизации <.> Заново создана производственная база по танкостроению, обеспечивающая в настоящее время производство 11 000 танков в год <...> Красная армия получила на вооружение танки, не уступающие танкам капиталистических армий, а по некоторым типам превосходящие их». Постановление устанавливало систему танковых вооружений Красной армии, включавшую 5 основных типов танков (разведывательный, общевойсковой, оперативный, танк качественного усиления танкового резерва Главного командования, мощный танк особого назначения) и 7 типов специальных танков (3 химических танка на шасси разведывательного, общевойскового и оперативного танка, 2 саперных на шасси общевойскового и качественного усиления, 2 танка управления на шасси общевойскового и качественного усиления) и самоходную артиллерийскую установку на шасси общевойскового танка83.

Танки и теория «глубокой операции»

К тому времени Тухачевский окончательно утвердился в понимании новой роли танков в рамках теории «глубокого боя» и «глубокой операции». В 1931-1932 гг. им был подготовлен ряд статьей (опубликованных только в 1960-е гг.), где излагалась квинтэссенция его взглядов на роль новых средств ведения войны - авиации, танковых войск, радио и химии. Все они, по его мнению, являли собой единое целое, названное «авиамотомеханизацией». Но Тухачевский пошел дальше. Он не только раскрыл роль танковых масс в «глубокой операции», но и определил экономическую основу этого нового явления в войне будущего.

Основой и отличием этой принципиально новой совокупности боевых средств выступал «почти полный стандарт с гражданскими образцами авиации, мотора, радио и химии в стране», что превращало новую армию не в «паразита» экономики страны, как это было 162

прежде, а в естественный «слепок» с хозяйственного механизма.

Здесь, впрочем, Тухачевскому в очередной раз явно изменило чувство меры. Полагая, что основная масса танков должна строиться на базе стандартизованного автотракторного парка страны, он выдвинул «встречное» требование: «новые типы автомобилей и тракторов должны ставиться в производство лишь в том случае, если они могут стать механической основой танка». В сумме это обеспечивало колоссальную экономию средств и возможность массового производства новых самых мощных и разрушительных средств ведения войны. «Обладая громадной мощностью подавления и исключительной подвижностью, авиамотомеханизация вносит совершенно новое соотношение между средствами подавления и обороны в пользу подавления»84.

В этих статьях Тухачевский развил и уточнил ряд своих положений о применении танков. В добавление к уже сформулированным задачам «эшелона дальнего действия» («эшелона ДД») - прорыва в тыл, уничтожения артиллерии, связи и штабов, недопущения резервов противника, - появилось требование создать в его тылу преграду, «к которой должны быть приперты, и где должны быть уничтожены его главные силы»85.

Тогда же, в 1931 г., в предисловии к книге Дж. Фуллера «Реформация войны», Тухачевский добавляет, что «эшелон дальнего действия» должен быть поддержан авиационными и парашютными десантами, а также использованием отравляющих веществ и дымовых завес86. Для выполнения задач «эшелона ДД» требовались быстроходные танки, вооруженные орудием не меньше калибра 76 мм для борьбы с артиллерией, тогда «уязвимость щитовых полевых орудий осколками будет противопоставлена необходимости прямого попадания в танк (осколки мало действительны)». Артиллерийские танки должны были решать и задачи борьбы с танками противника. Для уничтожения противотанковых орудий ввиду их «слишком большой скорострельности и меткости» Тухачевский предлагал использовать «телеуправляемые танки» (так в 1930-е гг. назвали радиоуправляемые танки), обладавшие большей живучестью. Инженерное обеспечение возлагалось на «быстроходные танки саперной службы, способные быстро, без выхода людей из танка устранять встречающиеся препятствия». Для доставки пехотного десанта требовались быстроходные танки-транспортеры пехоты. Важнейшему условию быстроходности «эшелона ДД» более отвечали колесно-гусеничные танки, танки-амфибии, а также «летающие танки Кристи»87.

Особенностью воззрений Тухачевского всегда оставалось стремление выстроить целую систему, на основе реконструкции условий в которой ей предстояло действовать. Отдавая отчет в том, что предлагаемая им структура танковых войск оказывается чрезвычайно громоздкой и сложной, он предвидел «громадные трудности» ремонта и обеспечения. Ключом к их преодолению Тухачевский счи-

тал «организованные и подготовленные органы управления, которые должны будут не только "уметь распоряжаться", но и знать технику сложного и разнообразного дела современной армии»88.

Необходимость создания новых типов танков для реализации возможностей теории «глубокой операции» заставила Тухачевского все более погружаться в вопросы технического свойства - от характеристик типов танков до отдельных узлов и механизмов. Об этом он сам прямо заявил во время обсуждения сотрудничества в танковой сфере с германскими представителями в декабре 1931 г. Замнаркома интересовал широкий круг вопросов: конструкция корпуса, шасси и двигателя, устойчивость швов электросварки против бронебойных снарядов, штамповка танковой брони и, особенно, технологии ее це-ментирования89.

Глубокий интерес к подобным вопросам заставлял Тухачевского неотступно следить за техническими новинкам в военной сфере. В начале 1930-х гг. он, как и все командование РККА, испытывал явное увлечение возможностями технического прогресса, которые тогда казались поистине безграничными. В ноябре 1932 г. замнар-кома направил Ворошилову доклад «Об итогах военного изобретательства за 1932 г.», где главным достижением прошедшего года назвал создание «плавающих и телеуправляемых танков». Этот успех вселил уверенность в возможность превращения танка в универсальную боевую машину для действия в трех средах, что полностью нашло отражение в плане на 1933 г. Предусматривалось создание «летающего танка для целей авиадесантных операций, на принципе спаривания танка с самолетом на время полета, взлета и посадки с неподготовленной местности, прыгающего танка и танка "Вертолет" системы Камова, герметического подводного танка, плавающего под водой и переходящего водные преграды по дну, особого телетанка для разведки минных полей, противотанковых рвов, ловушек, орудий ПТО и уничтожения электропрепятствий»90.

В тот период подобные взгляды разделялись многими командирами РККА. Так, бывший подчиненный Тухачевского, начальник Автобронетанковых войск ЛВО В.С. Коханский, выступая 13 мая 1932 г. на сборе высшего начальствующего состава округа с докладом «Новые тенденции в боевом применении танков», поставил под сомнение существовавшее деление танков на легкие, средние и тяжелые и предложил определять их классификацию в зависимости от задач, решаемых ими на поле боя. В предлагаемый перечень вошло более десятка танков самых разных типов: танк-истребитель пулеметов на переднем крае, танк-истребитель артиллерии (мощная броня, пушка и несколько пулеметов), танк-истребитель танков (большая скорость и маневренность), танк-разведчик (большая скорость, легкая броня, высота не более метра), танк наблюдения (наличие особых оптических приборов для наблюдения за полем боя), танк прорыва для преодоления сильно укрепленных полос против-

ника (тяжелый с мощной броней и многочисленным вооружением), специальные танки для преодоления зон заграждения, уничтожения противотанковой артиллерии, естественных и искусственных препятствий, танки-экскаваторы, танки-краны, мостовые танки, танки-транспортеры пехоты, самоходные гусеничные орудия поддержки танков. Перечислив всю эту номенклатуру бронированной техники, Коханский добавил: «Понятно, что все эти танки (Подчеркнуто мной. - А.К.) должны быть или плавающими или земноводными, т.е. если не смогут плавать, чтобы, по крайней мере, могли проходить через водные препятствия»91.

Утверждению Тухачевского в своих взглядах и в роли «главного танкового эксперта» не могло не способствовать известное письмо Сталина к нему (копия - наркому Ворошилову), отправленное 7 мая 1932 г., где советский вождь, фактически, выдал «индульгенцию» на воплощение взглядов нового замнаркома. «Ныне, спустя два года, когда некоторые неясные вопросы стали для меня более ясными, -писал Сталин, - я должен признать, что моя оценка была слишком резкой, а выводы моего письма - не во всем правильными <.> несомненно, что изменившийся за последние годы характер армий, рост техники военного транспорта и развитие авиации, появление механизированных частей и соответствующая организация армии -создают совершенно новую обстановку, лишающую старые споры о большом количестве дивизий их решающего значения. Нет нужды доказывать, что не количество дивизий, а, прежде всего, их качество, их насыщенность техникой будет играть отныне решающее значение [Так в тексте Сталина. - А.К.]92.

Получив столь весомую поддержку, Тухачевский занялся разработкой важнейшего вопроса - структуры танковых войск РККА. 2 ноября 1931 г. он предоставил Ворошилову свои очередные соображения.

Подсчитав, что к концу 1933 г. «бронетанковое оснащение» Красной армии составит до 8,5 тыс. танков, Тухачевский обратил внимание наркома на то, что появление в составе армии массы (уже в самом прямом смысле) танков «заставляет реконструировать основной организм армии». Речь шла о «внедрении танков в стрелковые дивизии и стрелковые полки за счет сокращения части стрелковых батальонов». По расчетам Тухачевского, ожидаемого в 1933 г. количества танков должно было хватить на «танкизацию» 75 стрелковых и 13 кавалерийских дивизий, 12-15 танковых батальонов резерва Главного командования и 10 мототанковых дивизий.

Предлагаемые меры должны были обеспечить передовую организацию ударных общевойсковых соединений, быструю подготовку кадров и внедрение в толщу армии умения использовать танки, высокое качество бронетанковых войск разворачиваемых из сколоченных частей, значительную экономию в затратах на казарменное строительство, уменьшение роста численности армии мирного вре-

мени, уменьшение численности стрелковых дивизий военного времени при увеличении ее ударной силы93.

Главной ударной силой бронетанковых войск должны были стать мототанковые (танковые) дивизии, использование которых на флангах или в прорывах открывало «огромные оперативно-тактические возможности». Новые дивизии призваны были прийти на смену мотомеханизированным бригадам, структура которых представлялась автору документа крайне несовершенной. Взамен Тухачевский предложил однотипную структуру танковой дивизии, основу которой составляли бы три танковых полка (всего - 60 танков БТ, 90 танкеток Т-27 и 90 шестиколесных бронетранспортеров), самоходный артполк (15 76 мм пушек и 15 152 мм мортир), авиадесантная эскадрилья (31 самолет)94.

Получив новые «Соображения» своего неуемного заместителя, нарком Ворошилов не стал «умножать число сущностей» и пошел испытанным путем, перенаправив письмо Тухачевского в Штаб РККА. Правда, на этот раз нарком ограничился достаточно нейтральной резолюцией: «Егорову. Вопросы, затронутые М.Н. [Тухачевским] чрезвычайной важности, и они должны быть так или иначе решены теперь, пока мы еще только готовимся к следующему году. Прошу еще раз по возможности поговорить с М.Н. [Тухачевским] и доложить окончательную точку зрения Штаба РККА. Ворошилов. 03.11.1931»95.

Начальник Штаба РККА А.И. Егоров, как и его предшественник Б.М. Шапошников, также оспорил расчеты замнаркома, но теперь. в противоположную сторону.

Егоров указал, что 8 500 танковых единиц будет совершенно недостаточно для «танкизации» указанного числа соединений. Тухачевский забыл посчитать танки и танкетки, необходимые для центров подготовки кадров комсостава, танковых школ и курсов подготовки военно-обученного контингента, создания кадров для резерва Главного командования, без чего абсолютно невозможно было бы подготовить личный состав «танкизированных» дивизий. А эти потребности, по подсчетам Егорова составляли не менее 1 330 танков. Кроме того, он указал на острейшую нехватку автотранспорта. При максимальной (60 %) мобилизации автомашин можно было получить 26 тыс., при потребном количестве в 36 тыс.96.

Не вызвала возражений идея формирования мототанковых дивизий на базе имеющихся стрелковых. Но предлагаемую структуру новых дивизий начальник Штаба РККА не принял. Действительно, структура мехбригады оставалась несовершенной, поскольку ей не хватало средств связи (радио), машин спецназначения и самоходной артиллерии, но «мототанковая дивизия Тухачевского» не имела никаких преимуществ перед мехбригадой. Более того, сочетание в составе одного полка быстроходных танков БТ и танкеток Т-27 не обеспечивало никаких оперативных преимуществ из-за малого ре-

сурса и проходимости последних. Возможность их буксировки на прицепах в условиях боя выглядела совершенной фантастикой. В тактическом отношении полк, как единица, по мнению Егорова, был устаревшим наследием пехоты. Для танков же оптимальной единицей представлялся батальон.

Но в главном начальник Штаба РККА все же согласился с Тухачевским. Дальнейшая «танкизация» Красной армии виделась в форме органического включения танков в стрелковые и кавдивизии, а также создания самостоятельных мотомехсоединений для решения глубоких оперативных задач совместного действия с крупными конными массами и стрелковыми дивизиями. В подтверждение Егоров сообщил о планах создать в 1932 г. в дополнение к имеющейся мех-бригаде два механизированных полка с последующим развертыванием их в бригады97.

Для решения вопроса о структуре планируемых танковых соединений 5 марта 1933 г. было созвано представительное совещание под председательством замнаркома Тухачевского, предложившее внести изменения в структуру мехбригады, мехкорпуса и бригады танкового резерва Главного командования. Анализ этих изменений показывает, что идеи Тухачевского оказали прямое влияние не только на выбор новой структуры танковых войск Красной армии, но и на характеристики боевых машин. Так, было принято предложение разработать тип саперного танка сопровождения, специальные бронированные транспортеры пехоты на гусеничном ходу, решить вопрос об установке на танках огнеметов. В составе мехкорпуса решено было иметь от одного до трех пулеметных батальонов на транспортерах, объединить средства воздушной разведки бригад в авиаэскадрилью мехкорпуса98.

Нет особых оснований полагать, что к 1933 г. Тухачевский своими идеями радикально выделялся в среде высшего командования РККА. Скорее можно говорить о его лидирующей роли в формировании единой совокупности взглядов военного руководства.

На основе сложившихся общих представлений 14 июня 1933 г. в Управлении механизации и моторизации РККА был подготовлен доклад начальника Штаба РККА Егорова «О развитии механизации и моторизации РККА на вторую пятилетку», определявший будущее бронетанковый войск Красной армии99. В Управлении исходили из того, что дальнейшая механизация РККА фактически должна была превратить ее в армию нового типа, способную вести войну с самым современным противником на основе теории «глубокого боя» и «глубокой операции», что обеспечивало разгром его сил в широкомасштабных и скоротечных сражениях. Основой для подобного планирования послужила убежденность в том, что завершение механизации обеспечивало Красной армии превосходство ее наступательных средств над обороной противника, что в целом меняло саму природу и характер боя и операции.

Главным наступательным средством становились механизированные соединения, предназначенные для нанесения мощных и одновременных ударов по фронту обороны противника и по всей оперативной глубине его расположения, что должно было привести к быстрому взлому всего фронта, окружению и уничтожению его войск.

Ключевым моментом мыслился прорыв на глубину до 100-150 км в тыл противника механизированных соединений при поддержке авиации, конницы, наземных и воздушных десантов, дальнобойной артиллерии, что открывало возможность поражения районов штабов, артиллерийских позиций, тактических резервов, полевых аэродромов. Эшелон прорыва должен был включать 1 механизированный корпус, 1 кавалерийский корпус, 1-2 отдельных механизированных бригады, 1-2 мотодивизии, 1-2 авиадесантных отряда, авиацию. Успех прорыва обеспечивался концентрацией на участке прорыва до 40 орудий и 30-40 танков на одном километре фронта100. Ядро ударных сил должны были составлять мехбригады, мехкорпуса, в дальнейшем - мехармии, для укомплектования которых использовались лучшие, наиболее мощные и быстроходные танки. По плану Штаба РККА к концу второй пятилетки планировалось иметь в строю 6 мехкорпусов в составе 20 отдельных танковых бригад.

Наряду с созданием сверхмощных «бронированных кулаков» планировалось к концу второй пятилетки завершить «танкизацию» Красной армии, введя в состав половины стрелковых дивизий танковые батальоны, в состав всех кавалерийских дивизий - танковые полки. Следующим шагом планировалось включение в состав стрелковых полков самоходных артиллерийских батарей сопровождения и рот разведывательных танков.

Для создания абсолютного превосходства над противником в танках на направлениях главного удара формировался танковый резерв Главного командования. К концу пятилетки он должен был включать 10 отдельных механизированных бригад и 17 отдельных танковых батальонов, в их состав включались общевойсковые танки и танки прорыва. Все мехсоединения формировались исходя из принципа единообразия: в каждом соединении не более двух типов боевых машин, что обеспечивало удобство оперативного и тактического применения, технической эксплуатации и боевой подготовки личного состава.

В общей сложности Красная армия к 1938 г. должна была получить 15 тыс. танков (4 000 разведывательных, 7 000 общевойсковых, 2 600 оперативных, 1 000 танков прорыва, 400 тяжелых танков про-рыва)101.

В докладе Штаба РККА устанавливались основные и дополнительные типы боевых машин танковых войск. Главную ударную силу составляли танки новых типов, и почти половина - общевойсковые танки Т-26 (вес - 9,5 т.) Массовый и дешевый, маневренный,

с защитой от бронебойных пуль крупного калибра на дистанции 200 м, он фактически должен был стать «рабочей лошадкой» общевойсковых частей и соединений Красной армии, предназначенной для действий на поле боя в качестве средства усиления пехоты. Для действия в оперативной глубине обороны противника после успешного ее прорыва в составе самостоятельных механизированных соединений планировались колесно-гусеничные танки БТ (вес - 11,5 т) в количестве 2,6 тыс. (в дальнейшем их должны были заменить плавающие версии того же танка - ПТ-1). Задачи качественного усиления обеспечивал средний танк прорыва Т-28 (вес - 21,5 т.). Сильное вооружение, противопульная броня и достаточная быстроходность позволяли ему действовать совместно как с Т-26, так и с танками БТ. Наконец, тяжелый танк прорыва Т-35, при весе 50 т и броневой защите от огня 37-45 мм орудий противотанковой артиллерии, предназначался для преодоления сильно укрепленных полос обороны. Задачи разведки решались легкими танками-амфибиями Т-37102.

В полной мере программа развития бронетанковых войск отразила и общее увлечение командования РККА, а не только Тухачевского, техническими новинками. Будущие механизированные соединения предполагалось оснастить большими и малыми саперными танками (на базе Т-28 и Т-26 соответственно), танками управления - подвижным бронированным командным пунктом штаба мехсое-динения (на шасси Т-26, БТ и Т-28 в зависимости от уровня соединения), - танками управления артогнем, бронированными транспортерами пехоты (на базе тракторов) и защищенными транспортерами боеприпасов и горючего. Задачи артиллерийской поддержки танков возлагались на целый ряд самоходных артиллерийских установок на базе Т-26, включавший 76 мм дивизионную пушку, 122 мм гаубицу, 152 мм мортиру и гаубицу, 76 мм зенитную пушку.

Планы научно-исследовательских работ на вторую пятилетку предусматривали разработку летающих и телеуправляемых танков, мотоброневагонов, способных двигаться по железной и грунтовой дороге, и танков, способных преодолевать водоемы по дну103.

Но необходимость некоторых типов танков и их характеристики вызвали возражения в высшем руководстве РККА.

22-23 июня 1933 г. состоялось совещание членов РВС СССР под председательством наркомвоенмора Ворошилова с участием за-мнаркома Тухачевского, начальника Штаба РККА Егорова, начальника Военной академии РККА Шапошникова, членов РВС Р.П. Эй-демана и И.П. Уборевича. Практически все участники согласились с тем, что именно Т-26 в ближайшем будущем станет основным типом танка РККА. Более того, Шапошников и Тухачевский сочли, что Т-26, вооруженный пушкой, делает лишним средний танк Т-28. Эйдеман прямо предложил именно Т-26 считать «средним танком», то есть основным для Автобронетанковых войск РККА104.

Ворошилов фактически обошел вопрос о типах танков, упомя-

нув лишь о необходимости создания легких, малозаметных и быстроходных истребителей танков. При этом в ходе этого совещания он высказал немало совершенно верных, а иногда - прямо провидческих мыслей. Действительно, наиболее эффективные из истребителей танков времен Второй мировой войны имели указанные им характеристики. Точно также Ворошилов оказался прав, предсказав, что танки станут массово использоваться как противотанковое средство. Совершенно верным оказалось его мнение о затяжном характере будущей войны и острой необходимости массового автотранспорта, дешевых сортов топлива, срочной разработки качественной танковой оптики, обеспечения танковых войск запчастями, подготовленными кадрами. Впрочем, эти верные и точные предвидения соседствовали с абсолютно фантастическими требованиями, подобными созданию «непосредственной защиты экипажа» в виде «пан-циря»105.

Причина столь явного увлечения командования РККА легким танком Т-26 крылась не только в его качествах. К тому времени возобладало мнение, что именно скорость и мобильность составляют главные характеристики Автобронетанковых войск и в условиях преодоления обороны противника, и уж, тем более, в глубине его обороны. Теория «глубокой операции» все более и более формировала представления о содержании и характере будущей войны. В среде командования крепла убежденность, что в длительном противостоянии огневой мощи и брони появился новый игрок - скоростной танк. Именно он разрешил «противоречие между броней и подвижностью <.. .> в пользу подвижности»106.

Между тем, рост угрозы со стороны новых средств противотанковой обороны осознавался частью комсостава РККА достаточно остро.

26 июля 1933 г., спустя всего месяц после совещания у Ворошилова, заместитель начальника Военно-химического управления РККА комбриг ЯМ. Жигур направил Тухачевскому и Егорову письмо «О принципиальных вопросах дальнейшего развития танкового дела в РККА» с изложением своих опасений относительно защищенности новых советских танков от средств противотанковой обороны.

Автор письма обращал внимание руководства РККА на быстрое совершенствование противотанкового вооружения за границей. В первую очередь речь шла об увеличении бронепробития стрелкового оружия. По информации из-за рубежа, винтовочный и пулеметный огонь бронебойными пулями с расстояния до 200 м был способен вывести из строя танки и танкетки с броней в 10 мм. А на дистанциях боя до 60 м новые бронебойные пули поражали уже 20 мм брони. Огонь крупнокалиберных пулеметов (12,7-13,2 мм) обеспечивал пробитие брони до 25 мм на расстоянии до 180 м. Жигур приводил расчеты, согласно которым огонь стрелкового батальона, 170

отражающего атаку батальона танков (45 машин), обеспечивал поражение каждого танка 50 бронебойными пулями в минуту. И, наконец, появление современных противотанковых орудий кардинально меняло картину будущего боя: 37-47 мм орудия успешно поражали 20 мм и 40 мм броню на дистанции до 980 м и 920 м соответственно. Расчеты комбрига Жигура показывали, что при скорости на поле до 20 км/ч танковый батальон должен был находиться в зоне действия противотанковой артиллерии не менее 3 мин., что приводило к поражению каждого танка примерно 3-4 снарядами противотанковых орудий.

Комбриг Жигур обосновывал очень тревожный прогноз: «Танки с броней ниже 20 мм на будущих полях сражений будут нести громадные потери и весьма часто свои задачи не выполнят, ибо не будут достаточно защищены от сравнительно плотного бронебойного огня»107.

Все это требовало срочного пересмотра направления конструирования танков РККА. Предлагались весьма радикальные меры: совершенно отказаться от танкеток и танков с броней менее 23-25 мм и начать создание танков нового поколения.

Следует напомнить, что на тот момент броня Т-26 и БТ составляла всего 13-15 мм, Т-28 - 20-30 мм, Т-35 - 20-50 мм108. Основные типы новых машин, предлагаемых Жигуром, включали:

- «танк разведки и НПП с броней на ответственных местах машины, полностью защищающей от огня противотанковых ружей и крупнокалиберных пулеметов калибром 12-14 мм;

- танк ДД и основной танк для мотомехсоединений с такой же броней как предыдущий, но с более мощным вооружением и большим радиусом действия;

- танк-истребитель и танк Д1Ш с броней, защищающей ответственные части машины против современной ПТА на расстоянии действительного огня вооружения танков-истребителей (современная броня, вероятно, не ниже 40 мм), скорость - выше скорости французского среднего танка; вооружение - противотанковое орудие, пробивающее броню среднего французского танка на дистанции действительного огня. Назначением этого типа танка было подавление средств ПТО противника и борьба с танками противника, как в наступлении, так и в обороне».

Жигур предлагал также сохранить максимально возможную скорость, но только за счет установки более мощных двигателей. Усиление броневой защиты должно было произойти на основе совершенствования брони путем применения новых металлов, в том числе сплавов легких металлов и пластмасс109.

Письмо замначальника Военно-химического управления РККА и реакция на него весьма примечательны. Очевидно, что в начале 1930-х гг. проблемы танкостроения волновали не только самих танкистов. И совершенно в порядке вещей было высказаться по этому

поводу. Чрезвычайно показательно и то, что, судя по аргументации, Жигур пристально следил за развитием как самого танкового дела за границей, так и средств противотанковой обороны, хотя это не входило в сферу его деятельности. Удивительно и то, что он совершенно точно определил уже обозначившуюся перспективу превосходства средств противотанковой обороны над танковой броней. Его вывод фактически был приговором всей программе развития Автобронетанковых войск Красной армии: десятки тысяч запланированных и частью построенных танков имели лишь противопуль-ное бронирование и были абсолютно беззащитны перед огнем скорострельной противотанковой артиллерии калибра 37-40 мм.

Слабость бронирования советских танков катастрофическим образом проявилась в ходе локальных войн и конфликтов второй половины 1930-х гг. И только эти потери наконец-то заставили начать разработку танков с противоснарядным бронированием - будущих Т-34 и КВ. Впрочем, в 1930-е гг. недооценка угрозы со стороны противотанковой артиллерии оказалась всеобщей. Практически все «танковые державы» вплоть до конца 1930-х гг. продолжали, в основном, строить танки с противопульным бронированием.

Но предостережения Жигура не были услышаны. Тухачевский хотя и переправил письмо «по назначению» - начальнику Управления механизации и моторизации Халепскому - с указанием обсудить вопрос совместно с представителями Штаба РККА и Главного артиллерийского управления, но особого значения ему не придал. Обращаясь к Халепскому, замнаркома указал, что Жигур явно преувеличил угрозу со стороны противотанковых ружей, так как при выстреле их пули быстро теряют скорость и бронепробиваемость. На растущую угрозу противотанковой артиллерии Тухачевский никакого внимания не обратил.

Совсем иначе на письмо Жигура отреагировал Ворошилов. Он вернул письмо Тухачевскому с выразительной резолюцией: «Документ написан целиком против Вас [Подчеркнуто мной. - А.К. ], т.к. т. Жигур (надо полагать) вмешивается в это дело (своего у него достаточно и справляется он с ним плохо) только потому, что ему кажется, что этим вопросом никто не занимается. Нужно это дело изучать и двигать не спорадически, а постоянно, упорно и довести

до конца»110.

Верный себе, нарком в очередной раз постарался пресечь неразрешенную дискуссию, попутно «столкнув лбами» своих подчиненных, но сам от обсуждения важнейшего вопроса уклонился.

Нельзя сказать, что командование Красной армии совсем не осознавало угрозы растущих возможностей противотанковой обороны. В упомянутом докладе начальника Штаба РККА «О развитии механизации и моторизации РККА на вторую пятилетку» признавалось, что «современный рост противотанкового вооружения и его скорострельности ставит под серьезное сомнение непробиваемость 172

самой современной брони танка при любых углах встречи». Но все-таки верх взяла убежденность в том, что в будущей войне лучшая защита танка - его скорость. «В общевойсковом бою в основном расчет должен строиться не на мощи брони, а на быстроте движения танков [Подчеркнуто мной. - А.К.], удобоприменяемости их к местности и мощи их собственного огня»111. Именно поэтому в докладе Егорова предлагалось усовершенствовать конструкцию Т-26, поставив его на колесно-гусеничный ход, и с 1936 г. начать серийное производство112.

Окончательное решение о выборе приоритета в развитии танковых войск Красной армии было принято на высшем уровне. 13 августа 1933 г. на заседании Комиссии обороны по вопросу новой системы танкового перевооружения РККА Сталин дал директивы: «Свести все образцы танкового вооружения к пяти типам, перевести основные типы танков с гусеничного хода на колесно-гусеничный [Подчеркнуто мной. - А.К.], разработать переход всех типов танков на дизель-мотор, улучшить качество боевых машин, находящихся на вооружении»113.

Не сбрасывая со счетов все отмеченные выше разногласия в среде высшего командования РККА, необходимо все же признать, что идеи Тухачевского в отношении типов танков и, особенно, их тактического и оперативного использовании, равно как и в отношении программ строительства Автобронетанковых войск РККА в 1932-1934 гг. утвердились и были реализованы на практике. Более того, они стали основой боевой подготовки войск. Об этом прямо говорилось в докладе об итогах боевой подготовки мотомехвойск Красной армии, представленном заместителем начальника Управления механизации и моторизации РККА И.К. Грязновым наркому Ворошилову и пленуму РВС СССР в октябре-ноябре 1933 г. Сообщая о результатах отработки вопросов ведения «глубокого боя» и «глубокой операции» в истекшем 1933 учебном году, замначальника Управления подчеркивал, что в основу учебы были положены «тезисы заместителя наркома т. Тухачевского, которые на практике вполне оправдали себя»114.

Взгляды Тухачевского на структуру танковых войск и ключевые характеристики танков, поддержанные Сталиным, оставались основой для разработки планов их дальнейшего развития.

В 1934 г. Управление механизации и моторизации РККА было преобразовано в Автобронетанкое управление РККА, работники которого в сентябре 1936 г. подготовили проект развития танковых войск на третью пятилетку 1938-1942 гг. В нем мы находим уже знакомые нам типы танков: разведчик (колесно-гусеничный, быстроходный, плавающий, вес - 4-6 т, скорость 70 км/ч, броня - 6-10 мм), оперативный (колесно-гусеничный, быстроходный, вес - 13-15 т, скорость 70-80 км/ч, броня - 10-15 мм), общевойсковой (на базе оперативного, гусеничный с увеличенной броней, вес - 13-15 т, ско-

рость 70 км/ч, броня - 10-20 мм), танк прорыва (гусеничный с мощной броней и сильным вооружением, вес - 30-35 т, скорость 50 км/ч, броня - 13-40 мм, орудия - 45 мм и 75 мм, 3 пулемета)115.

Характеристики этих танков ясно свидетельствовали о сохранении прежней доминирующей установки на развитие скоростного танка даже для решения задач прорыва обороны противника. Особо показательно, что среди факторов, определявших развитие новых типов танков, было отмечено появление на поле боя новых средств активной и пассивной противотанковой обороны. Угрозу со стороны противотанковой артиллерии предполагалось устранить высокой скоростью и усилением бронирования, но только за счет увеличения стойкости защиты путем перехода к цементированной броне и использования наклонной брони. Об утолщении брони речи не шло, так как это неминуемо вело к увеличению веса машины и, следовательно, снижению ее скоростных характеристик. Авторы проекта отразили новую тенденцию в развитии танковых войск и вооружений Красной армии - ставку на создание высокоскоростных, мобильных, но простых и надежных танков всех типов.

Танки и... культура

Но созданная усилиями гипериндустриализации бронированная армада оказалась в руках слабо обученных или вовсе не обученных танкистов.

Об этом шла речь во вводной части проекта развития танковых войск на третью пятилетку, причем со ссылкой на Сталина: «Одной из основных задач, определяющих работы по системе Автобронетанковых войск в третьей пятилетке, является указание т. Сталина. По его определению самолеты "должны быть простыми, по-настоящему проверенными до поступления в строевые части, прочно и безотказно действующими, они не должны требовать виртуозности и высокого искусства в пилотировании от летчика. Конструкция наших самолетов и качество их должно быть рассчитано на среднего и ниже среднего летчика". Эти указания целиком и полностью относятся к автобронетанковой материальной части». В перечне основных направлений модернизации прежних и создания новых образцов эта установка была зафиксирована в отдельном пункте: «Конструкция боевых машин и качество должны быть рассчитаны на среднего и ниже среднего танкиста»116.

Эта установка явно имела своим основанием выступление Сталина на приеме в Кремле выпускников военных академий Красной армии 4 мая 1935 г. Именно там прозвучал его знаменитый лозунг «Кадры решают все!», именно в этой речи Сталин поставил успехи дальнейшего развития Красной армии в зависимость от наличия подготовленных профессионалов: «Кадры в армии - это очень ценное дело, это из всех капиталов, существующих в мире, самый цен-174

ный капитал <.. .> Вначале мы не умели ценить технику, ломали ее вовсю, а потом дело дошло до того, что стали в ноги ей кланяться <.> Мертва без кадров техника, а с кадрами ей предоставлены возможности творить чудеса <.> Кадры сейчас решают все»117.

Заданный вождем разворот от наращивания численности техники и вооружений к подготовке профессиональных кадров был подхвачен военными руководителями различного уровня. 7 декабря 1935 г. начальник Генерального штаба РККА Егоров направил наркому обороны Ворошилову тезисы доклада об итогах боевой подготовки, где признавал: «В предыдущие годы общая культурность и техническая грамотность личного состава армии заметно отставала от темпов насыщения армии техникой. Подготовка технически грамотных кадров была наиболее трудной задачей»118.

Вплоть до конца 1930-х гг. эта тема оставалась едва ли не доминирующей, необходимость повышения профессиональной культуры подчеркивалась всякий раз, когда речь заходила о росте боеспособности армии. Фактический создатель бронетанковых войск Красной армии Халепский на заседании партактива Автобронетанкового управления РККА в марте 1937 г. призывал бороться с бескультурьем: «Наша армия вооружена всем, что можно взять современного <.> Даже наши противники вынуждены признать, что наша армия - современная армия, и надо же нам самим быть современными. Когда мы начинаем говорить, что мы просмотрели в чертежах, в технических условиях безграмотных технических заданиях, о чем это говорит? Это говорит о нашей бескультурности <...> Наша армия, в основном, безусловно, культурна, иначе не могли бы мы овладеть этой техникой. Но наряду с этим есть бескультурье»119.

Для Тухачевского низкий уровень профессиональной культуры РККА, конечно же, не был открытием. Он говорил и писал об этом еще в конце 1920-х гг., но всегда обращал внимание в первую очередь на культуру управления - на работу штабов. Именно там он видел наиболее уязвимую часть советской военной машины. В середине 1930-х гг. внимание Тухачевского к развитию Автобронетанковых войск Красной армии приобретает более общий, системный характер, он отходит от деталей и частностей. Эйфория от достижений первой пятилетки, позволившей Красной армии превзойти своих вероятных противников по количеству новой техники и вооружений, сменилась тревогой по поводу истинного уровня боевой готовности многочисленных механизированных соединений. Замнаркома по вооружениям Тухачевский с головой уходит в вопросы повышения качества выучки войск, инспекцию учений.

В 1935-1936 гг. в Красной армии прошла целая серия «больших учений», в каждом из которых участвовали десятки тысяч бойцов и командиров, сотни танков и самолетов120. На каждом из них присутствовали высшие армейские чины, и каждое завершалось подробным разбором итогов учений. Анализ достигнутых результатов

- сам по себе важнейший показатель уровня культуры, общей и профессиональной. При подведении итогов учений Тухаческий выделял в действиях механизированных соединений, прежде всего, вопросы управления и взаимодействия.

Так, 20-24 сентября 1936 г. под командованием командарма I ранга И.П. Белова в районе Гороховец, Владимир, Муром прошли учения войск Московского военного округа. В учениях приняли участие 70 529 человек, 716 танков и танкеток, 74 бронеавтомобиля, 359 самолетов, 319 орудий. В ходе учений был высажен парашютный десант 2 200 человек и посадочный десант 3 000 человек121. Тухачевский, подводя итоги учений, особо остановился на действиях 5-го механизированного корпуса, которые он в заключение назвал «позором».

Причины столь резкой оценки крылись в провальном управлении силами корпуса, не отвечавшем принимаемым решениям, нехватке активности и самодеятельности частей корпуса, когда целая бригада танков БТ была выведена во фланг конницы «противника», но за весь день (!) учений так ничего и сделала. Корпус на протяжении 20 и 21 сентября пытался прорвать позиции оборонявшихся, но так и не удосужился затребовать артиллерийской поддержки. Тухачевский подчеркивал, что атака обороны, насыщенной противотанковой и полевой артиллерией противника, ведет к неминуемому уничтожению мехкорпуса в течение одного-двух часов122. Из рук вон плохо работала разведка, позиции противотанковой артиллерии обнаруживались слишком поздно, подавление их всегда запаздывало, результатом становилось уничтожение танков корпуса в походных колоннах. Маскировкой командиры-танкисты откровенно пренебрегали. То, что водители танков управляли машинами на «приличном уровне» общей «позорной» картины не меняло. Замнаркома в своих выводах был категоричен: «Где дело касается настоящей боевой сложной подготовки, боевого организма, дело у вас обстоит очень плохо» 123.

В боевой подготовке Красной армии второй половины 1930-х гг. складывалась парадоксальная картина: оказалось, что произвести десятки тысяч единиц новой боевой техники значительно проще и быстрее, чем освоить ее на необходимом профессиональном уровне. Острая нехватка общей и профессиональной культуры, необходимого уровня подготовки командных кадров самым болезненным образом выявились в череде локальных военных конфликтов второй половины 1930-х гг., ставших тяжелой проверкой реальной боевой готовности Красной армии. Никакие учения и никакие инспекции не могли заменить проверку войной. Тем ценнее был полученный боевой опыт.

Первой такой проверкой для Красной армии стала война в Испании. Не удивительно, что советские танкисты, принявшие в ней самое активное участие, вернувшись с испанского фронта, сразу же

оказались в центре внимания советской военной элиты.

16 января 1937 г. нарком обороны Ворошилов провел совещание с участием первых вернувшихся «испанцев», одним из которых был танкист майор Поль Арман. Обсуждение его доклада, скорее похожее на беседу, и стало попыткой анализа опыта применения танков в современной войне. Из всех участников совещания вопросы майору Арману задавали четыре маршала - сам нарком Ворошилов, его первый заместитель Тухачевский, начальник Генштаба РККА Егоров и инспектор кавалерии Буденный.

Для Тухачевского это совещание стало одной из последних возможностей что-либо изменить в развитии танковых войск Красной армии. Однако перечень вопросов, в обсуждении которых принял участие Тухачевский, вызывает полное недоумение. Это были вопросы о поражающей способности осколочного 45 мм снаряда, эффективности связок гранат против танков, расходе боеприпасов пулеметами, артиллерийской поддержке действий танков, случаях паники в войсках франкистов, об отношении испанских крестьян к республиканской армии. Совокупность этих вопросов лишена какой бы то ни было системности, последовательности и целенаправленности. Трудно избавиться от ощущения, что эти вопросы задавал кто-то другой, но не Тухачевский. Из всех из них только один - об артиллерийской поддержке танков - соответствовал всему тому, что он пытался реализовать в развитии танковых войск Красной армии.

Отчасти объяснением служит сам ход беседы маршалов с майором Арманом, где роль «первой скрипки», безусловно, играл нарком Ворошилов, задававший тон и направлявший ход беседы. Тухачевский же явно оказался в роли статиста, поучаствовав в обсуждении только 6 вопросов из 52. При этом сам он задал лишь один (!) вопрос, остальные пять носили характер уточнения, дополнения или реплики124.

И, наконец, самым последним документом, зафиксировавшим попытку Тухачевского повлиять на будущее танковых вооружений Красной армии стали его «признательные» показания на следствии. Так называемый «План поражения», собственноручно написанный Тухачевским, был посвящен анализу возможных сценариев войны СССР с Германией и Польшей и поиску оптимальных вариантов действий Красной армии в этих условиях125.

Поскольку Тухачевский затронул, главным образом, вопросы стратегического планирования, о танковых вооружениях было сказано немногое: «Наши механизированные соединения, несомненно, сильнее польско-германских, но при этом следует учесть, что и поляки и немцы непрерывно развивают свои механизированные соединения, вводя на вооружение пушечные танки, что немцы уже сформировали пять механизированных дивизий, примерно соответствующих нашим механизированным корпусам, что поляки формируют механизированные бригады и, наконец, что немцы, а за ними и

поляки вводят на вооружение большое число противотанковых пушек в пехотных дивизиях, что резко повышает их способность вести бой с механизированными частями. [Выделено мной. - А.К. ]. Таким образом, наше преимущество в механизированных соединениях над немцами и поляками, хотя и имеется, но это преимущество не может служить основанием для самоуспокаивания»126.

Так, оказавшись у края могилы, Тухачевский в последний раз попытался предупредить военно-политическое руководство СССР о главном: нельзя переоценивать свои силы, ибо танковое превосходство Красной армии в перспективе может быть утеряно, тем более нельзя недооценивать врага, ибо усилившаяся противотанковая оборона немецких пехотных дивизий превращает их в опасного противника советских танков.

Но эти предостережения не были услышаны, и всего через четыре года многочисленные механизированные части Красной армии в первые же дни начавшейся войны были брошены в самоубийственные атаки на неподавленную противотанковую оборону пехотных дивизий вермахта.

* * *

Михаил Николаевич Тухачевский не был танкистом ни по должности, ни по призванию. Он был и остался общевойсковым военачальником, управленцем, более склонным к построению теорий, нежели вождению войск в поле. Интерес Тухачевского к танкам носил скорее утилитарный, прагматический характер. К собственному пониманию роли и места танков в будущей войне он пришел в поисках выхода из «окопного тупика» Первой мировой войны.

Его несомненная и неоспоримая заслуга состоит не только в том, что он увидел в танках одно из ключевых средств преодоления позиционного кризиса (подобные попытки уже были предприняты в последних сражениях Первой мировой войны). Куда более важным стало понимание того, как нужно использовать танки. Что этот новый и грозный инструмент войны является не только щитом пехоты, но и разящим мечом для удара в самое уязвимое место обороны противника - его систему управления и обеспечения войск. Тухачевский создал стройную теорию применения танков в наступательном («глубоком») бою и наступательной («глубокой») операции путем их эшелонированного построения, где каждый эшелон имел свою узкую специализацию.

Но Тухачевский, как и почти каждый создатель, не видел изъянов своего творения. Убежденность в том, что танки должны решать на поле боя всю совокупность задач, защищая наступающую пехоту и действуя в глубине обороны противника, приводила Тухачевского к выводу о необходимости иметь на вооружении почти десяток специализированных типов танков. Это многотипье, помноженное

на массированность их применения, неизбежно требовало огромной по численности танковой армии.

Когда Тухачевский предложил руководству страны свой план строительства танковой армады, Сталин обвинил его в нежелании думать об экономике страны.

Но Тухачевский был одним из очень немногих высших военачальников Красной армии, обладавших системным мышлением, и понимавшим истинную связь экономики и военной мощи. Все его предложения строились на твердых расчетах и массе статистических показателей.

И еще одно свое качество проявил Тухачевский: чутье конъюнктуры. Даже будучи в «ссылке» на должности командующего ЛВО, вдали от центра принимаемых решений, он понял, почувствовал, что новому режиму, рождающемуся в ходе «великого перелома» начала 1930-х гг., понадобится новая армия - истинное дитя начавшейся сталинской индустриализации. И Сталин это оценил и вернул Тухачевского в Москву, одновременно повысив в должности до второго человека в военной иерархии.

Период 1931-1936 гг. - пик карьеры Тухачевского. Именно в это время, занимая ключевую должность замнаркома по вооружениям, он завершает разработку теории танковой войны, утверждает структуру Автобронетанковых войск Красной армии, номенклатуру танковых вооружений и ключевые характеристики танков основных и специальных типов.

Но и в это же время им были допущены основные просчеты в развитии танковых войск Красной армии. Тухачевский не без высокомерия пренебрег выводами немецких экспертов танковой школы «КАМА» начала 1930-х гг. о перспективе универсального типа среднего танка, о необходимости утолщения броневой защиты танков ввиду растущей угрозы противотанковой артиллерии. Услышанные и вовремя оцененные, эти выводы уже в 1931 г. могли бы послужить основой для начала разработки танка с противоснарядным бронированием - будущего Т-34. Но вместо этого ставка была сделана на развитие типа скоростного колесно-гусеничного танка.

Тухачевский явно переоценил и увлекся идеей специализации танков, что неизбежно должно было привести к чрезмерному усложнению номенклатуры танковых типов и удорожанию ремонта и обслуживания техники и вооружения. К тому же многотипность танков создавала чрезвычайные сложности в организации боя и управлении. Между тем, сам Тухачевский прекрасно знал о том, что именно управление являлось самым уязвимым звеном советской военной машины. Но приверженность идее специализации все же взял верх, и до конца 1930-х гг. многотипье оставалось ключевой характеристикой танкостроения Красной армии.

Во второй половине 1930-х гг. интенсивность внимания Тухачевского к танкостроению заметно сокращается, и он переключается

с технической стороны дела на подготовку войск. Нет оснований полагать, что сталинский лозунг «Кадры решают все!» открыл Тухачевскому глаза на эту проблему. Михаил Николаевич с самого начала полагал главным изъяном боеспособности войск слабость управления и организации взаимодействия разнородными силами. После насыщения Красной армии многочисленной техникой эти проблемы приобрели крайнюю остроту, о чем красноречиво свидетельствовали результаты «больших учений» 1935-1936 гг. Но времени, да и возможности устранить эти врожденные недостатки советской военной машины у замнаркома Тухачевского уже не оставалось, его время истекло.

Михаил Николаевич Тухачевский - человек того, поколения, что так и не смогло вернуться с войны, поколение, которое продолжало жить войной и для войны. В определенном смысле, он - представитель советского «потерянного поколения». Лучшие годы его жизни - юность и молодость - пришлись на войну, сначала Первую мировую, затем Гражданскую, потом - «малую гражданскую». В то время, как его сверстникам в Европе волей-неволей пришлось возвращаться в мирную жизнь, советский режим бросил своим хемингуэям и ремаркам «спасательный круг» идеологии «осажденной крепости», и они с радостью и готовностью схватились за него. Отпала необходимость искать себя в мирной жизни, снова все стало на свои места: там - враг, здесь - свои. Тухачевский жил ожиданием будущей войны, подготовке к ней было подчинено, все, что он делал, находясь на высших военных постах в Красной армии.

Но трагедия военачальника и жестокая ирония истории заключались в том, что сталинская логика подготовки к войне требовала завершить процесс «превращения страны в единый военный лагерь», для чего оставалось подчинить своей воле армию, расставив на ключевых постах абсолютно послушных и преданных исполнителей. И места среди них для Тухачевского с его амбициями и собственным взглядом на подготовку к войне уже не было.

Примечания Notes

1 Назаренко К.Б. Михаил Николаевич Тухачевский: Между мифами и исторической наукой // Новейшая история России. 2015. № 3 (14). С. 55-68.

2 Суворов В. Очищение: Зачем Сталин обезглавил свою армию? Москва, 1998. С. 274, 296.

3 Vlakancic Peter J. Marshal Tukhachevsky and the "Deep Battle": An Analysis of Operational Level Soviet Tank and Mechanized Doctrine, 1935 -1945. Arlington (VA), 1992; Stoecker Sally W. Forging Stalin's Army: Marshal Tukhachevsky and the Politics of Military Innovation. Boulder (CO), 1998.

4 Симонов Н.С. Военно-промышленный комплекс СССР в 1920 - 1950180

е годы: Темпы экономического роста, структура, организация производства и управление. Москва, 1996. С. 65.

5 Кен О.Н. Мобилизационное планирование и политические решения (конец 1920-х - середина 1930-х годов). 2-е изд. Москва, 2008. С. 34.

6 Голубев А.В. «Англия и Франция пойдут войной на Россию», или Ожидания войны в советском обществе 1920 - 1930-х гг. // Вестник Липецкого государственного педагогического университета. Серия: Гуманитарные науки. 2015. № 3 (18). С. 62-67.

7 Кен О.Н. Мобилизационное планирование и политические решения (конец 1920-х - середина 1930-х годов). Санкт-Петербург, 2002. С. 23.

8 Кен О.Н. Мобилизационное планирование и политические решения (конец 1920-х - середина 1930-х годов). 2-е изд. Москва, 2008. С. 55.

9 Кен О.Н. Мобилизационное планирование и политические решения (конец 1920-х - середина 1930-х годов). 2-е изд. Москва, 2008. С. 85.

10 Самуэльсон Л. Красный колосс: Становление военно-промышленного комплекса СССР, 1921 - 1941. Москва, 2001. С. 106.

11 Дайнес В.О. Михаил Николаевич Тухачевский // Вопросы истории. 1989. № 10. С. 38-60.

12 Тухачевский М.Н. Общие сборы // Тухачевский М.Н. Избранные произведения. Т. 2. Москва, 1964. С. 40.

13 Тухачевский М.Н. Новые учебные задачи // Тухачевский М.Н. Избранные произведения. Т. 2. Москва, 1964. С. 60.

14 Российский государственный военный архив (РГВА). Ф. 34980. Оп. 1. Д. 1120. Л. 103.

15 Кантор Ю.З. Война и мир Михаила Тухачевского. Москва, 2005. С. 303.

16 Тухачевский М.Н. Общие сборы // Тухачевский М.Н. Избранные произведения. Т. 2. Москва, 1964. С. 44.

17 Российский государственный архив социально-политической истории (РГАСПИ). Ф. 558. Оп. 11. Д. 446. Л. 13.

18 Там же . Л. 13-14.

19 Там же. Л. 18.

20 Симонов Н.С. Военно-промышленный комплекс СССР в 1920 -1950-е годы: Темпы экономического роста, структура, организация производства и управление. Москва, 1996. С. 68.

21 Сталин И.В. Год великого перелома: К XII годовщине Октября // Сталин И.В. Сочинения. Т. 12. Москва, 1949. С. 118-135.

22 Кен О.Н. Мобилизационное планирование и политические решения (конец 1920-х - середина 1930-х годов). 2-е изд. Москва, 2008. С. 142.

23 Самуэльсон Л. Красный колосс: Становление военно-промышленного комплекса СССР, 1921 - 1941. Москва, 2001. С. 115.

24 РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11. Д. 447. Л. 19-32об.

25 Там же. Л. 10-18.

26 Кен О.Н. Мобилизационное планирование и политические решения (конец 1920-х - середина 1930-х годов). 2-е изд. Москва, 2008. С. 151.

27 РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11. Д. 447. Л. 28об., 29.

28 Кен О.Н. Мобилизационное планирование и политические решения (конец 1920-х - середина 1930-х годов). 2-е изд. Москва, 2008. С. 150-152.

29 РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11. Д. 447. Л. 31об.

30 Там же. Л. 9.

31 Там же. Л. 8.

32 РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11. Д. 446. Л. 6-11об.

33 РГВА. Ф. 33987. Оп. 3с. Д. 155. Л. 174.

34 Там же. Л. 88.

35 Там же. Л. 90об., 91.

36 Там же. Л. 91, 91 об.

37 Там же. Л. 92об.

38 Там же. Л. 93.

39 РГВА. Ф. 33987. Оп. 3с. Д. 155. Л. 59-65, 66-74; РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11. Д. 446. Л. 19-33, 34-43, 44-57об., 59-63об.

40 РГВА. Ф. 33987. Оп. 3с. Д. 155. Л. 109.

41 РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11. Д. 446. Л. 66-71.

42 Там же. Л. 66об.

43 Там же.

44 Там же. Л. 68, 69.

45 Там же. Л. 67об.

46 Там же. Л. 68-70.

47 Там же. Л. 70об.

48 Там же.

49 Там же. Л. 70об.-71.

50 РГВА. Ф. 33987. Оп. 3. Д. 368. Л. 1.

51 РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 162. Д. 9. Л. 151; История создания и развития оборонно-промышленного комплекса России и СССР, 1900 - 1963: Документы и материалы. Т. 3. Ч. 1. Москва, 2008. С. 525.

52 РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 3. Д. 810. Л. 10.

53 РГВА. Ф. 33987. Оп. 3. Д. 368. Л. 2.

54 РГВА. Ф. 31811. Оп. 1. Д. 1. Л. 1.

55 РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 162. Д. 9. Л. 151-156; История создания и развития оборонно-промышленного комплекса России и СССР, 1900 - 1963: Документы и материалы. Т. 3. Ч. 1. Москва, 2008. С. 525-527.

56 РГВА. Ф. 31811. Оп. 2. Д. 77. Л. 3.

57 Там же. Л. 4, 6об.

58 Там же. Л. 6-6об.

59 Там же. Л. 6об.

60 Там же. Л. 7.

61 Там же. Л. 9.

62 РГВА. Ф. 4. Оп. 14. Д. 414. Л. 20-22; История создания и развития оборонно-промышленного комплекса России и СССР, 1900 - 1963: Документы и материалы. Т. 3. Ч. 1. Москва, 2008. С. 545-547.

63 РГВА. Ф. 4. Оп. 14. Д. 414. Л. 21.

64 РГВА. Ф. 31811. Оп. 2. Д. 77. Л. 10.

65 РГВА. Ф. 33987. Оп. 3с. Д. 155. Л. 159, 159об.

66 Государственный архив Российской Федерации (ГА РФ). Ф. Р-8418. Оп. 5. Д. 59. Л. 1-3; История создания и развития оборонно-промышленного комплекса России и СССР, 1900 - 1963: Документы и материалы. Т. 3. Ч. 1. Москва, 2008.С. 578.

67 РГВА. Ф. 4. Оп. 14. Д. 431. Л. 452.

68 Там же. Л. 568.

69 Там же. Л. 674.

70 Там же. Л. 671.

71 Свирин М.Н. Броня крепка: История советского танка, 1919 - 1937. Москва, 2005. С. 121-127.

72 РГВА. Ф. 33988. Оп. 3а. Д. 205. Л. 232об.

73 Там же. Л. 229-230.

74 Там же. Л. 229об.

75 Там же. Л. 228об.

76 Там же. Л. 231.

77 Там же. Л. 231об

78 Та же. Л. 227, 227об.

79 РГВА. Ф. 33988. Оп. 3а. Д. 192. Л. 161-148.

80 Там же. Л. 150, 155-158, 160.

81 Там же. Л. 148-149.

82 РГВА. Ф. 4. Оп. 14. Д. 457. Л. 233, 235.

83 РГВА. Ф. 33988. Оп. 3. Д. 286. Л. 57-58, 60.

84 Тухачевский М.Н. Новые вопросы войны. Глава I. // Тухачевский М.Н. Избранные произведения. Т. 2. Москва, 1964. С. 182, 187.

85 Тухачевский М.Н. Новые вопросы войны. Глава I. // Тухачевский М.Н. Избранные произведения. Т. 2. Москва, 1964. С. 186.

86 Тухачевский М.Н. Предисловие к книге Дж. Фуллера «Реформация войны» // Тухачевский М.Н. Избранные произведения. Т. 2. Москва, 1964. С. 155, 156.

87 Тухачевский М.Н. Новые вопросы войны. Глава I. // Тухачевский М.Н. Избранные произведения. Т. 2. Москва, 1964. С. 185-187.

88 Тухачевский М.Н. Новые вопросы войны. Глава I. // Тухачевский М.Н. Избранные произведения. Т. 2. Москва, 1964. С. 192-193.

89 РГВА. Ф. 33988. Оп. 3а. Д. 202. Л. 192.

90 РГВА. Ф. 33988. Оп. 3а. Д. 230. Л. 189, 195.

91 РГВА. Ф. 31811. Оп. 2. Д. 110. Л. 1 об.

92 РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11. Д. 447. Л. 2-3.

93 Там же. Л. 144.

94 Там же. Л. 143.

95 Там же. Л. 142.

96 Там же. Л. 158-159.

97 Там же. Л. 160-161.

98 Там же. Л. 87-87 об.

99 РГВА. Ф. 33988. Оп. 3. Д. 301. Л. 117-173.

100 Там же. Л. 147-148.

101 Там же. Л. 143, 145, 149, 150, 171.

102 Там же. Л. 140-139, 149.

103 Там же. Л. 117-118, 136.

104 РГВА. Ф. 40438. Оп. 1. Д. 483. Л. 100-101.

105 Там же. Л. 101.

106 РГВА. Ф. 33988. Оп. 3. Д. 301. Л. 151.

107 РГВА. Ф. 31811. Оп. 2. Д. 213. Л. 186.

108 Солянкин А.Г., Павлов М.В., Павлов И.В., Желтов И.Г. Отечественные бронированные машины. ХХ век. Т. 1. Москва, 2002. С. 85, 149, 178.

109 РГВА. Ф. 31811. Оп. 2. Д. 213. Л. 187.

110 Там же. Л. 185.

111 РГВА. Ф. 33988. Оп. 3. Д. 301. Л. 146.

112 Там же. Л. 130.

113 РГВА. Ф. 4. Оп. 14. Д. 1272. Л.21.

114 РГВА. Ф. 4. Оп. 14. Д. 1015. Л. 7.

115 РГВА. Ф. 31811. Оп. 3. Д. 400. Л. 81об.

116 Там же. Л. 79, 81.

117 Невежин В.А. Сталин о войне: Застольные речи 1933 - 1945 гг. Москва, 2007. С. 55, 56.

118 РГВА. Ф. 4. Оп. 14. Д. 1458. Л. 44.

119 РГВА. Ф. 31811. Оп. 2. Д. 777. Л. 125-126.

120 Смирнов А.А. Боевая выучка Красной армии накануне репрессий 1937 - 1938 гг. (1935 - первая половина 1937 года). Т. 1. Москва, 2013. С. 16-84.

121 РГВА. Ф. 33987. Оп. 3с. Д. 842. Л. 24, 34.

122 Там же. Л. 48.

123 Там же. Л. 50.

124 РГВА. Ф. 33987. Оп. 3. Д. 1026. Л. 10-37.

125 ЦА ФСБ РФ. АСД № Р-9000 на Тухачевского М.Н. и др. Т. 1. Л. 190-240; КанторЮ.З. Война и мир Михаила Тухачевского. Москва, 2005. С. 514-556.

126 Кантор Ю.З. Война и мир Михаила Тухачевского. Москва, 2005. С. 530.

Автор, аннотация, ключевые слова

Киличенков Алексей Алексеевич - докт. ист. наук, профессор, Российский государственный гуманитарный университет (Москва) kilichenkov@yandex.ru

Михаил Николаевич Тухачевский - одна из ключевых фигур в советском военном руководстве 1930-х гг., но и одна из самых противоречивых. Сохраняющаяся по сей день полярность историографических оценок его роли в развитии Красной армии в период между двумя мировыми войнами - лишнее тому подтверждение. Занимая важнейшие военные посты начальника Штаба Красной армии и заместителя народного комиссара по военным и морским делам, Тухачевский стал разработчиком советской

военной теории, ставшей основой военного искусства Красной армии в период Великой Отечественной войны. И этот факт признается даже его оппонентами. Куда менее известен и исследован его вклад в практические вопросы развития вооруженных сил СССР предвоенного периода. Более того, взгляды и деятельность Тухачевского в сфере развития отдельных родов войск и вооружений служат основанием для обвинений его в прожектерстве и даже вредительстве.

В данной статье на основе комплекса архивных документов анализируется вклад Тухачевского в развитие танковых войск Красной армии в 1930-х гг.: реконструируются его взгляды на роль танковых войск в будущей войне, выявляются просчеты и заблуждения в вопросах теории танковой войны и развития танковых вооружений. Особое внимание уделено представлениям Тухачевского о структуре танковых войск, технических характеристиках танков, номенклатуре танков основных и специальных типов. Динамика и реализация взглядов и решений Тухачевского исследуются в контексте взаимоотношений в среде высшего военно-политического руководства страны во главе с И.В. Сталиным.

Обосновывается вывод о том, что в среде высшего военного руководства СССР 1930-х гг. Тухачевский выступал в роли главного эксперта в вопросах теории танковой войны. Ключевые теоретические положения Тухачевского оказались верны и стали основой применения танковых войск Красной армии в ходе Великой Отечественной войны. В то же время в целом ряде случаев Тухачевским были допущены ошибки и просчеты в вопросах как теоретического, так и технического характера.

Вторая мировая война, сталинская диктатура, Красная армия, Народный комиссариат обороны, Генеральный штаб, танковые войска, военная промышленность, танкостроение, военная наука, теория «глубоких операций», М.Н. Тухачевский, И.В. Сталин, К.Е. Ворошилов.

References (Articles from Scientific Journals)

1. Daynes, V.O. Mikhail Nikolayevich Tukhachevskiy [Mikhail Nikolayevich Tukhachevsky.]. Voprosy istorii, 1989, no. 10, pp. 38-60. (In Russian).

2. Golubev, A.V. "Angliya i Frantsiya poydut voynoy na Rossiyu", ili Ozhidaniya voyny v sovetskom obshchestve 1920 - 1930-kh gg. ["Britain and France will Start a War against Russia," or Expectations of War in Soviet Society in the 1920 and 1930s.]. Vestnik Lipetskogo gosudarstvennogo pedagogicheskogo universiteta. Seriya: Gumanitarnye nauki, 2015, no. 3 (18), pp. 62-67. (In Russian).

3. Nazarenko, K.B. Mikhail Nikolayevich Tukhachevskiy: Mezhdu mifami i istoricheskoy naukoy [Marshal Mikhail Tukhachevsky: Between Myth-and Historical Science.]. Noveishaya istoriya Rossii, 2015, no. 3 (14), pp. 55-68. (In Russian).

(Monographs)

4. Kantor, Yu.Z. Voyna i mir Mikhaila Tukhachevskogo [Mikhail Tukhachevsky on War and Peace.]. Moscow, 2005, 571 p. (In Russian).

5. Ken, O.N. Mobilizatsionnoe planirovanie i politicheskie resheniya (konets 1920-kh - seredina 1930-kh godov) [Mobilization, Planning, and Political Decisions (late 1920s - mid 1930s).]. St. Petersburg, 2002, 472 p. (In Russian).

6. Ken, O.N. Mobilizatsionnoe planirovanie i politicheskie resheniya (konets 1920-kh - seredina 1930-kh godov) [Mobilization, Planning, and Political Decisions (late 1920s - mid 1930s).]. 2-nd ed. Moscow, 2008, 510 p. (In Russian).

7. Samuelson, Lennart. Plans for Stalin's War Machine: Tukhachevskii and Military-Economic Planning, 1925 - 1941. Macmillan Press; St. Martin's Press, 2000, 267 p. = Samuelson, L. Krasnyy koloss: Stanovlenie voyenno-promyshlennogo kompleksa SSSR, 1921 - 1941 [Red Colossus: The Formation of the Military-Industrial Complex of the USSR, 1921 - 1941.]. Moscow, 2001, 294 p. (In Russian).

8. Simonov, N.S. Voyenno-promyshlennyy kompleks SSSR v 1920 - 1950e gody: Tempy ekonomicheskogo rosta, struktura, organizatsiya proizvodstva i upravlenie [The Military Industrial Complex of the USSR from the 1920s to the 1950s: Rates of Growth, Structure, Organization of Production, and Management.]. Moscow, 1996. 333 p. (In Russian).

9. Smirnov, A.A. Boyevaya vyuchka Krasnoy armii nakanune repressiy 1937 - 1938 gg. (1935 - pervaya polovina 1937 goda) [The Military Ability of the Red Army on the Eve of the Repressions of 1937 - 1938 (1935 - the first half of 1937).]. Moscow, 2013, vol. 1, 415 p. (In Russian).

10. Stoecker, Sally W. Forging Stalin's Army: Marshal Tukhachevsky and the Politics of Military Innovation. Westview Press, 1998. 207 p. (In English).

11. Svirin, M.N. Bronya krepka: Istoriya sovetskogo tanka, 1919 - 1937 [The Armor is Strong: The Story of the Soviet Tank, 1919 - 1937.]. Moscow, 2005, 381 p. (In Russian).

12. Vlakancic, Peter J. Marshal Tukhachevsky and the "Deep Battle": An Analysis of Operational Level Soviet Tank and Mechanized Doctrine, 1935 -1945. The Institute of Land Warfare, Association of the United States Army, 1992, 34 p. (In English).

Author, Abstract, Key words

Aleksey A. Kilichenkov - Doctor of History, Professor, Russian State University for the Humanities (Moscow, Russia)

kilichenkov@yandex.ru

Michail N. Tukhachevsky is one of the key figures in the Soviet military leadership in the 1930s, even though contradictory enough. The persisting

polarity of historiographic assessments of his role in the development of the Red Army in the period between the two world wars is another justification for this. While holding the top military posts of the head of the Red Army's General Staff and deputy People's Commissar for Military and Maritime Affairs, Tukhachevsky devised a Soviet military theory which laid the foundation for the Red Army's military warfare concept during the Great Patriotic War. This fact is even recognized by his opponents. What is far less known and studied is his contribution to the practical issues of the development of the USSR's armed forces in the pre-war period. Moreover, Tukhachevsky's views and activities in the area of development of specific troops and armaments are subject to him being accused of scheming and even sabotage.

This article based on a series of archival documents analyses Tukhachevsky's contribution to the development of the Red Army's tank forces in the 1930s: it reconstructs his views concerning the role of tank forces in the future war and reveals his misconception and miscalculations in relation to certain aspects of tank warfare theory and development of tank forces. Particular emphasis is made on Tukhachevsky's vision of the structure of tank forces, tanks' technical characteristics, and the nomenclature of tanks of basic and special types. The dynamics and implementation of Tukhachevsky's views and solutions are examined in the context of the relationships among the country's top military and political officials with J. Stalin at the head.

The author arrives at the well-grounded conclusion that among the USSR's military leadership in the 1930s Tukhachevsky was a chief expert in the theory of tank warfare. His key theoretical views proved to be correct providing for the employment by the Red Army of tank troops in the course of the Great Patriotic War. At the same time a number of miscalculations and mistakes were made by Tukhachevsky in both theoretical and technical issues.

World War II, Stalin's dictatorship, Red Army, People's Commissariat of Defense, General Staff, tank troops, military industry, tank building, military science, "deep operations" theory, Mikhail N. Tukhachevsky, Joseph V. Stalin, Kliment E. Voroshilov.