мощью, чтобы представлять интерес как потенциальный торгово-экономический партнер, а, с другой стороны, при желании могла бы лоббировать иранские интересы на Западе, в условиях начавшегося процесса сближения советской и западной позиций. Для иранского руководства важным являлся и тот факт, что в СССР десятилетиями мирно сосуществовали многочисленные народы и конфессии, в том числе входившие в него большие мусульманские анклавы, что предопределяло его большую, по сравнению с другими державами, предрасположенность к диалогу с мусульманским миром. В целом обо всем этом, правда, в достаточно завуалированной философской форме, говорилось в послании лидера ИРИ советскому президенту.
Реакция самого Горбачёва Хомейни и его окружение, судя по всему, интересовала мало. Они выбрали новый перспективный ориентир в своей внешней политике, призванный помочь Ирану выйти из международной изоляции, и указали на него иранскому правительству и иранскому народу. Надо сказать, что выбор этот был сделан правильно. Не ошибся Хомейни и в том, что фактор советско-иранского (в последующем российско-иранского) сближения не позволит США осуществить их планы по удушению иранского режима. Иран прорубил свое окно в Европу, и это позволило ему в дальнейшем играть на российско-американских и европейско-американских противоречиях в регионе.
(Окончание в следующем номере.)
« Вестник МГИМО-университет », М., 2010, № 1, с. 166-172.
В. Орлов,
кандидат исторических наук, Институт стран Азии и Африки (МГУ) МАРОККО: МОНАРХИЯ И ИСЛАМ В УСЛОВИЯХ МНОГОПАРТИЙНОСТИ
(Окончание)
Еще в 1992 г. Хасан II заявил в одном из своих интервью, что для борьбы с фундаментализмом необходимо «лучше учить арабский язык, так как он является языком Корана... Я убежден в том, что, если бы каждый мусульманин мог непосредственно читать Коран, было бы меньше интегристов». Поощряя интеллектуальную
элиту исламских движений к диалогу, королевская администрация и правительство охотно организовывали в конце 1990-х годов в Рабате, Фесе, Касабланке международные исламские и межконфессиональные форумы. Сторонники «Ат-Таухид ва-ль-ислах» в массовом порядке содействовали проведению в феврале 1998 г. в Рабате международной конференции «Диалог между тремя монотеистическими религиями: К культуре мира» под эгидой ЮНЕСКО и Хасана II. Также они приняли участие в работе ежегодных сессий университета «Исламское пробуждение».
Идеологическая гибкость А.И. Бенкирана и административный опыт А. К. аль-Хатыба позволили им в 1997-1998 гг. создать для альянса НДКД - «Ат-Таухид ва-ль-ислах» образ центристской и ответственной перед избирателями силы. Пользуясь расположением двора, они совершили выгодный для них организационный маневр: 3-4 октября 1998 г. съезд НДКД назвал альянс с фундаменталистами Партией справедливости и развития (ПСР). Съезд фактически провозгласил переход НДКД от роли союзника «Аль-Ислах» к функциям легальной исламской партии. Подобный расклад сил привел к тому, что к осени 1997 г. из «Аль-Адль» вышел ряд видных фигур, выполнявших функции связующего звена между радикалами и умеренными. Эти события ослабили структуру «Аль-Адль» и спровоцировали новый раскол в этой полуподпольной организации. Важно и то, что большинство покинувших «Аль-Адль» исламистов предпочли вступить в ПСР и включиться в легальную политическую деятельность.
На первый взгляд, избранный марокканской монархией новый курс полностью подтверждает предположение, высказанное еще в начале 1990-х годов российскими исследователями, в том числе Д. Трофимовым, о том, что в конце XX столетия арабские страны пойдут по пути «создания новой партийно-политической структуры, которая в конечном счете может вобрать в себя и умеренных фундаменталистов, и националистов, и левых (включая коммунистов)». Тем не менее следует заметить, что исламская политика Хасана II всегда была очень далека от наивного альтруизма. Умелый и жесткий политический игрок, 38 лет успешно управлявший страной, король и в 1990-е годы не был склонен уступить оппозиции возможности свободно распоряжаться исламом как средством проведения в жизнь своих идеалов. Поэтому «пробный шар» марокканской монархии - допуск умеренных фундаменталистов к парламентским выборам 1997 г. - стал знаковым, но все же отдель-
ным событием, не изменившим общей картины взаимоотношений двора и исламской оппозиции. В этом плане опасения исламоведов, полагавших, что «либерализация содержит в себе возможность нарушения возникающего, но пока еще шаткого политического баланса в пользу одного из элементов этой будущей структуры - исламистов», для Марокко не сбылись.
Монархия и ислам в демократическом интерьере. В начале ХХ1 в. Марокко продвинулось еще дальше по намеченной Хаса-ном II траектории поэтапной и дозированной демократизации. Новый король Мухаммед VI, стремясь расстаться с негативными чертами прежнего авторитарного режима, тем не менее продолжил курс своего отца в отношении исламских институтов. В своей внутренней политике он сочетает жесткое подавление экстремистских организаций с постепенным внедрением легальных форм исламистской деятельности. Либеральным начинаниям молодого монарха в немалой степени способствует сложившаяся еще в 1970-е годы жизнеспособная партийно-политическая система королевства, превратившаяся в конце XX в. в важный фактор его общественной жизни. Тем более что при всей внешней демократической атрибутике парламентско-партийные процедуры по-прежнему сочетаются на разных уровнях политической пирамиды с патриархальными связями, столь привычными для алауитского махзена. Наиболее явственно политика алауитского двора проявила себя в ходе парламентских выборов, состоявшихся 27 сентября 2002 г. и 7 сентября 2007 г. Явка избирателей на первых и вторых выборах XXI в. была ниже, чем в 1997 г., что независимые наблюдатели объясняли постепенным освобождением выборной процедуры от подтасовок и злоупотреблений, массово применявшихся при Хаса-не II. Динамика парламентского представительства ведущих партий Марокко на выборах конца XX - начала ХХ! в. позволяет заметить ряд особенностей, характерных для политической арены этой страны. Во-первых, за последние годы произошло возрождение общественных позиций старейшей в королевстве партии Истик-ляль. К власти в Истикляль пришло среднее поколение марокканских националистов во главе с А. аль-Фаси, который взял курс на омоложение и феминизацию кадров. Это позволило Истикляль дважды победить на выборах в нижнюю палату парламента. При этом партия, успешно выступив в Фесе и других традиционных городах, «отобрала» голоса сельских избирателей у берберских партий (Народного движения (НД) и Национального народного
движения (ННД)), а также у социалистов на юго-западе страны - в Сусе и Агадире, где традиционно сильны как проберберские, так и левые политические симпатии. Во многом успеху Истикляль способствовало обновление программы партии. В ней консервативные и традиционалистские взгляды умело сочетаются с установкой на построение общества социальной справедливости, свойственной левым политическим силам. Выборы 1997-2007 гг. свидетельствовали об окончательном развале сложившейся в Марокко 19701990-х годов двухблоковой системы партий, состоявшей из Демократического блока (Истикляль, Партия прогресса и социализма, ССНС, Организация народного демократического действия) и блока «Согласие», выступавшего с продворцовых позиций (Народное движение, Конституционный союз и Национально-демократическая партия). С одной стороны, после выборов 1997 г. Национальное объединение независимых (НОН) сформировало Центристский блок с рядом партий среднего эшелона - берберским Национальным народным движением и Демократическим и социальным движением. С другой стороны, в ходе избирательных циклов 1997-2002 и 2002-2007 гг. резко возросло парламентское представительство исламистских сил. Завоевав 42 мандата на выборах 2002 г. и 46 в 2007 г., Партия справедливости и развития (ПСР) стала одним из основных политических полюсов в стране. ПСР оказалась несомненным фаворитом средних слоев марокканского общества. В этом ей посодействовали использование современных агитационных технологий и особое внимание к местным и региональным выборам, а также квартальным, районным, городским сообществам избирателей. В свете двукратной победы ПСР уместно предположить, что современная партийно-политическая схема Марокко скорее основана на трех основных блоках: левоцентристском, группирующемся вокруг ССНС; центристско-дворцо-вом, объединенном НОН и другими всецело поддерживающими королевскую инициативу силами; исламско-традиционалистским во главе с ПСР. В этой схеме Истикляль, идейно близкая к ПСР, обладает возможностью для политического маневра, располагая контактами как с исламистами, так и с дворцом.
В политической жизни Марокко устойчивые позиции сохраняет берберское этнополитическое представительство. Как Народное движение во главе с М. Лаенсаром, так и Национальное народное движение под руководством ветерана берберского партстроительства М. Ахардана успешно апеллируют к чувствам консерва-
тивного сельского избирателя. Со своей стороны, арабские элиты Марокко (и королевские власти в первую очередь) с опасением относятся к проявлениям берберской самобытности. Однако они видят в берберском партикуляризме надежный «политический буфер», отделяющий исламских радикалов от племенного и сельского населения страны. Поэтому их берберская политика двойственна. С одной стороны, подъем берберского самосознания ограничивается. Когда в июне 2005 г. берберские активисты пожелали создать Демократическую партию амазигов (ДПА), провозгласив в ее программе установление «федеративного устройства Марокко», развитие «культурного, лингвистического и религиозного многообразия», а также продвижение «светского образа жизни», МВД Марокко отказало им в легализации, поскольку Конституция формально не разрешает формирования партий на религиозной или этнической основе. Точно так же распространенное берберское наречие тамазигт не признается национальным языком наравне с арабским. Но одновременно двор и правительство покровительствуют берберской культуре. Мухаммед VI проявляет больше внимания к социально-историческому наследию берберов, чем его отец. В 2004/2005 уч. году в 930 школах стали преподавать берберский язык, для чего было подготовлено свыше 2 тыс. преподавателей. 5-7 августа в г. Мадор состоялся 4-й съезд Всемирного конгресса амазигов (ВКА) - неправительственной организации, представляющей берберские организации СА и Европы (предыдущие съезды проходили на Канарских островах и во Франции).
Марокканская политическая арена в начале XXI в. демонстрирует все большую фрагментацию и сложность коалиционных маневров в парламенте и правительстве. В этом плане любопытно то обстоятельство, что после выборов 2007 г. Мухаммед VI без осложнений последовал демократической процедуре и назначил премьер-министром главу победившей Истикляль - 67-летнего А. аль-Фаси. В целом на стыке веков авторитарное управление интересами парламента и общества уступает в Марокко место все более изощренной политической игре. Разумеется, королевский двор вынужден делать уступки оппозиции и прибегать ко все более сложным идейным и административным ходам. Королевская администрация умело множит количество партий, способствует расколам в действующих партиях или создает новые, продолжая политику времен Хасана II. В том же духе нынешний режим способствовал в
2000-х годах усилению ПСР. С одной стороны, двор рассчитывал на то, что исламисты отберут у левых партий популярные лозунги социальной защиты, с другой - заботился о возможности перспективного альянса лидеров ПСР с королем. Однако за спиной ПСР власти взращивают и их конкурентов: в июне 2005 г. с согласия властей была создана умеренная исламистская партия «Цивилиза-ционная альтернатива», а в декабре 2005 г. в Рабате состоялось учредительное собрание Партии возрождения и благодати (ПВБ) под руководством М. Халиди. Примечательно, что новые небольшие исламистские партии вбирают в себя членов ПСР и «Аль-Адль ва-ль-ихсан», недовольных поведением или взглядами своих лидеров. Другие политические ходы, охотно применяемые марокканской монархией для утверждения коалиционных принципов политического процесса, - перекраивание избирательных округов, создание региональных неполитических ассоциаций в развитие политики «регионализации», создание новых административных единиц -провинций, префектур, коммун и общин. Так, передел избирательных округов перед выборами 2002 г. привел к тому, что в крупных городах «исчезли» по нескольку мест их представителей в парламенте. Все эти меры направлены на создание и поддержание сложного механизма согласования местных, региональных и махзенских интересов, в котором королевский двор видит главное средство укрепления своей власти. Главная задача королевской администрации - не допустить победы на выборах партии или коалиции, которая не будет нуждаться в поддержке дворца и сможет проводить независимую политику.
Перемены последних десятилетий в Марокко демонстрируют завидную гибкость марокканского престола в его подходах к «демократизации сверху». Несмотря на либеральные новшества, которые содержат марокканские конституции 1992 и 1996 гг., полномочия короля слабо ограничены партийно-парламентской системой. В то же время, стремясь сохранить такое положение дел, Хасан II, а теперь Мухаммед VI развили высокую культуру сосуществования монархии с различными общественно-политическими силами. В конце XX - начале XXI в. правящие круги страны отказались от репрессий против оппозиции, дискредитировавших себя в Алжире и Египте. Наоборот, их политический интерес состоит в том, чтобы воспользоваться демократическими институтами для удержания пусть не монополии, но преобладающей роли государства во всех сферах общественной жизни. Последнее обстоятельство особенно
заметно в отношении государства к силам политического ислама. При всей внешней (и тщательно рекламируемой) открытости двора к партнерству с неправительственными исламскими структурами они так и не достигли того уровня развития, чтобы хотя бы потенциально обрести возможности для дестабилизации алауитского правления. В чем причина столь желанной и недостижимой для многих африканских режимов устойчивости и стабильности?
Во-первых, исламские неправительственные группы в Марокко на протяжении 1990-2000-х годов были слишком малочисленны, чтобы проводить политику социального давления на двор и правительство влиятельной фундаменталистской организации страны - «Аль-Адль ва-ль-ихсан». В крупных марокканских городах - Фесе, Мекнесе, Рабате, Касабланке, Марракеше - «Аль-Адль» и ПСР обладают внушительными возможностями к политической мобилизации населения (главным образом, горожан в первом поколении). Однако в сельских районах Марокко как ПСР, так и радикальные исламисты традиционно слабы. Наиболее показателен здесь пример западных предгорий Атласа и южной части атлантического фасада страны (Сус), где преобладает берберская культура, а в сознании крестьян-общинников господствует традиционное мировоззрение. Укорененная веками вера в заступничество «святого»-марабута, освященный семейной традицией контакт с суфийским шейхом - эти реалии марокканской глубинки заметно осложняют салафитскую по своей сути пропаганду «чужаков»-фундаменталистов. С учетом того, что жители села составляли в конце 1990-х годов 47,5% населения страны, крупный успех исламских неправительственных организаций на выборах был и остается маловероятным.
Во-вторых, осуществлению целей исламских неправительственных структур препятствовала слабая координация их усилий. С 1998 г., когда «правительство альтернативы» А.Р. Юсуфи изменило марокканский политический пейзаж, марокканские правящие круги сделали ставку на постепенный и осторожный допуск исламистских сил к легальной партийной работе. Таким образом, демократизация выполнила роль вакцины, скомпенсировавшей, по выражению канадского политолога Б. Корани, «инфекционный эффект» соседнего Алжира, где в то время завершалась «горячая фаза» развязанной ИФС гражданской войны. В эпоху «тихой революции», как в Марокко начали называть демократические реформы Мухаммеда VI, правящие круги Марокко адекватно реагируют
на новые формы деятельности исламских организаций. Так, не признанная официально ассоциация «Аль-Адль ва-ль-ихсан» сегодня пользуется в Марокко немалой степенью свободы. Тем не менее государство препятствует как изданию газет и журналов «Аль-Адль», так и ее представительству в Интернете, блокируя доступ к веб-сайтам ассоциации на национальном уровне. В случае же экстремистских действий со стороны исламских организаций их деятельность пресекается немедленно. Следует отметить, что Марокко почти не затронул всплеск исламистского терроризма, столь печально заявившего о себе в Алжире и Египте. Так, за последние десятилетия в Марокко произошли только два крупных террористических акта. В обоих случаях было проведено детальное расследование. После майских событий 2003 г. марокканские суды приговорили к разным срокам тюремного заключения более 2 тыс. исламистов из подпольных военизированных группировок «Мост в рай» и «Воинствующие салафиты».
В-третьих, развитие движений политического ислама сдерживается особым характером монархической власти в Марокко. Являясь, как и все алауиты, потомком Пророка Мухаммеда и духовным лидером мусульман страны, король Хасан II неизменно уделял исламскому образованию и пропаганде веры большое внимание. С учетом этнокультурной неоднородности населения королевства он также активно пользовался исламской проповедью как объединяющим марокканскую нацию инструментом. Король Марокко пользовался немалым авторитетом и в мусульманском мире. При нем Марокко стало местом проведения первой сессии Организации Исламская конференция в 1969 г. Мухаммед VI в полной мере стремится следовать исламской политике отца, не отступая при этом от курса на либерализацию общественной жизни. В январе 2004 г., опираясь на идеи исламского гуманизма, король учредил официальную правозащитную структуру «Справедливость и примирение», призванную расследовать случаи внесудебных расправ, похищений и нарушений прав человека, происходивших в Марокко в годы правления его отца (1961-1999). В январе 2003 г., Мухаммед VI, преодолев сопротивление как исламистов, так и структур официального ислама, провел через парламент новую, более либеральную редакцию Семейного кодекса. Этот документ, не нарушая основополагающих норм шариата, предоставил марокканкам значительно большую, чем раньше, свободу действий в сфере семей-но-брачных отношений. В частности, отменена обязательная санк-
ция мужчины как покровителя на вступление в брак женщины из его семьи, ограничены рядом условий полигамия и одностороннее право мужа на развод.
В этих условиях, пытаясь приобщиться к власти, исламисты вынуждены принимать навязанные двором правила политической игры. Поэтому в начале ХХI в. умеренные исламисты Марокко скорее склонны конкурировать с монархией на религиозном поле, а не пытаться опротестовать в общественном мнении прерогативы короля как «повелителя правоверных». Тем самым сохраняется их политическая уязвимость. Таким образом, переход от репрессий к диалогу и включение исламских партий в избирательный процесс явно окупили себя. Примиряясь с исламистами во власти, алауит-ский двор не без успеха стремится отделить политический ислам от социального протеста, а значит, сохранить относительную стабильность марокканского общества.
« Современная Африка: метаморфозы политической власти», М., 2009 г., с. 93-119.
Ф. Плещунов
ИСЛАМСКИЕ ЭКСТРЕМИСТЫ В УНИВЕРСИТЕТАХ ВЕЛИКОБРИТАНИИ
Сфера исламского образования оказала большое влияние на развитие и адаптацию мусульманских общин к жизни в Соединенном Королевстве (СК). Необходимость создания мусульманских учреждений начального и среднего образования и их государственного финансирования, борьба за соответствующие условия для учеников-мусульман в государственных школах способствовали политизации исламского сообщества страны. Однако еще большую активность мусульмане развили в области высшего образования, и нередко это было связано не столько с получением новых знаний, сколько с пропагандой исламистских и фундаменталистских идей. Несмотря на возникающие время от времени трудности в виде препятствий со стороны родителей или дискриминационного отношения принимающего общества, все больше молодых мусульман Великобритании в настоящее время стремится получить хорошее образование. Убедительным подтверждением этого является постоянно увеличивающееся число ученых и исследователей из среды мусульман, изучающих историю и современные проблемы бри-