CC BY
88
ГУМАНИТАРНЫЕ НАУКИ И ЭКОЛОГИЯ
УДК 82.09 Д. В. РЫКОВА
МАРГИНАЛЬНОСТЬ ГЕРОЕВ ПРОЗЫ Л. С. ПЕТРУШЕВСКОИ
Рассматриваются пограничные ситуации в творчестве Г. Петрушевскои на фоне христианских представлений о мире.
Ключевые слова: смысл бытия, смерть, эсхатологизм.
Тема смертности, бренности бытия и хрупкости человеческой жизни - одна из самых заметных в творчестве Петрушевскои. Цитируя её саму, можно сказать, что для писателя, как для одного из её героев, не существует «ничего более важного, чем тяжелый, интересный случай, чем больной, неважно кто, без имени и личности, на пороге смерти» [1]. По мнению автора, человек в пограничном состоянии, на краю, как оголённый нерв, гораздо ближе к идеалу, чем здоровый физически и морально, живущий обыденной жизнью. Он зорче видит свои «другие возможности», ему открывается некий высший смысл бытия. Единственное уточнение - сможет ли герой заметить и понять то, что говорится ему свыше.
Отчетливо представленная оппозиция «жизнь - смерть» создаёт ощущение зыбкости границы между двумя мирами - реальным и ирреальным. Смерть словно существует только для того, кто наблюдает её со стороны. Сам же умирающий персонаж просто попадает в другую реальность, которая не слишком отличается от прежней, в «сады других возможностей». Можно сказать, что умирание - только медленное расподобление, в котором и жизнь, и смерть оказываются скомпрометированы.
Экзистенциальные мотивы у Петрушевской отражают дефицит человечности в самой основе современной цивилизации. Сознание в состоянии кризиса не воспринимает гармоничное и рациональное мироустройство. Марк Липовецкий замечает, что «природа в её поэтике всегда включена в контекст эсхатологического мифа.
Порог между жизнью и смертью - вот самая устойчивая смотровая площадка её прозы. Её главные коллизии - рождение ребёнка и смерть человека, данные, как правило, в нераздельной
Д. В. Рыкова, 2007
слитности. Даже рисуя совершенно проходную ситуацию, Петрушевская, во-первых, всё равно делает её пороговой, а во-вторых, неизбежно помещает её в космический хронотоп» [2]. Таким образом, можем заметить от себя, человек является идеальным (близким к Богу) в двух своих состояниях - сразу после рождения или сразу перед смертью. Это те пограничные моменты, когда в сознании нет места греху, пороку и всему, что вообще связано с дьяволом. В это время почти каждый человек искренен и устремлен к Богу (особенно это касается умирающего, потому что о младенце так сказать сложно).
Человек уходит из привычной жизни и попадает в сон, в особняк с фонтаном, на заросшую травой крышу своего дома, в заграничную психбольницу, в баню с пауками, в новый район, в «мраморные апартаменты со странными соседями», оказывается «на краю дороги зимой в незнакомом месте». Петрушевская предоставляет читателям множество вариантов - каждому даётся по заслугам. Там продолжается существование героев, которое позволяет что-то изменить, по-другому взглянуть на прошлое.
Липовецкий в своей статье «Трагедия и мало ли что ещё» заметил, что «вечная, природным циклом очерченная в мифологических архетипах, окаменевшая логика жизни трагична по определению. И всей своей прозой Петрушевская настаивает на этой философии. Её поэтика <...> дидактична, поскольку учит не только сознавать жизнь как правильную трагедию, но и жить с этим сознанием. “В этом мире, однако, надо выдерживать всё и жить, говорят соседи по даче...”, “...завтра и даже сегодня меня оторвут' от тепла и света и швырнут опять одну идти по глинистому полю под дождем, и это и есть жизнь, и надо укрепиться, поскольку всем приходится так же, как мне... потому что человек светит только одному человеку один раз в жизни, и это все” - вот мак-
СИМЫ и сентенции Петрушевской. Других у неё не бывает» [3]. Лишь близость края заставляет её героев радоваться простой возможности жить. Об этой простой и доступной истине говорит автор в каждом произведении.
Итак, писателя не стоит упрекать в воспевании смерти, напротив, радость жизни - вот тот идеал, которым проникнуты её тексты. Сама Петрушев-ская в лекции «Язык толпы и язык литературы» определяет искусство ужасного как «репетицию смерти». По её мнению, «любое несчастье, отрепетированное в искусстве, вызывает тем сильнее катарсис, возвращая к жизни, чем совершеннее, гармоничнее прошла репетиция страдания и страха» [4].
Один из ярких тому примеров — рассказ «Новая душа». Уже само название говориг о том, что после смерти (по Петрушевской, перехода в другой мир, другую возможность) человек может не потерять свою душу, а обрести новую. Сюжет произведения распадается на две части: герой провожает сына в армию - герой оказывается в американской психбольнице. Переход незаметен, а ведь между этими двумя состояниями и находится смерть главного персонажа. То есть, он скорее не умер, а «был брошен своей трудолюбивой женой через полгода после приезда на Г1МЖ» (причем «Гришу бросили как тряпку») [5]. Этому персонажу дважды давалась возможность начать новую жизнь («добавочную», как называет её автор), он многое почувствовал, но мало что сформулировал для себя в важные законы. Жизнь ему помогала, а он опять проживал её, как и первую...
Это антипример героя на грани жизни и смерти: он существует бессознательно, как тряпка, не ценя то счасгье, которым обладает. Для сравнения возьмем классический текст - рассказ «Чёрное пальто». Главная героиня - девушка в черном пальто - оказывается в иной реальности, «на краю дороги зимой в незнакомом месте» [6]. Она ничего не помнит, но постепенно осознаёт неадекватность нового мира (он очень похож на сон или страшилку, которую дети рассказывают в пионерском лагере). Здесь все ценности относительны, а само существование словно вывернуто наизнанку. Хочется сказать о громадном прогрессе героини: из ничего не помнящей девушка быстро превращается в активно действующую и спасающую жизнь не только себе, но и другому человеку.
Её идеальные черты - неравнодушие и любовь - появляются в ней лишь в маргинальное время (девушка - самоубийца, она решила повеситься из-за того, что оказалась беременной и брошенной женихом). Попытка суицида подразумевает отсутствие любви и равнодушие к окружающим, родным и близким, которые в ней нуждаются (как выясняется, это мать и больной
дедушка). Равнодушие или охлаждение считается главнейшим врагом духовной жизни. Святитель Феофан Затворник приводит несколько оснований этого состояния, в том числе излишнее напряжение и «неведение, забвение и окаменён-ное нечувствие» [7]. В первом случае охлаждение происходит по причине «излишнего напряжения душевных сил <...> и вследствие упадка сил телесных, или нездоровья. То и другое - ничего, пройдёт. Бедственно охлаждение вследствие произвольного уклонения от воли Божией, с сознанием и наперекор совести <...>. Это убивает дух и пресекает жизнь духовную. И вот се-го-то паче всего бойтесь, бойтесь как огня, как смерти. Оно бывает вследствие потери внимания к себе и страха Божия» [8]. Во втором случае имеется в виду «неведение с забвением, разле-нение с нерадением и окамененное нечувствие» [9]. Эти причины можно отнести к самоубийцам, потерявшим интерес к себе и своей жизни потому, что им очень плохо или оттого, что они забыли о Боге. Святитель Феофан Затворник предлагает выход из этой ситуации: чтобы преодолеть равнодушие, нужно терпеливо переносить всё, что даётся человеку свыше, все тяготы и лишения. «Возможно, что Бог Сам посылает это для обучения не полагаться на себя. <...> Посылается эго и в наказание - за вспышки страстей допущенные, и не осуждённые, и не покрытые покаянием» [10]. Самое страшное, по Феофану Затворнику, - «окаменённое нечувствие». Как с ним бороться? Главное, наличие этого порока нужно осознать. «Некто говорит: «Поставь себя в состояние умирающего»... Другой прибавляет: «Еще лучше, поставь себя в момент суда над тобою, когда готово изыти из уст Божиих последнее о тебе решение»... Нельзя не согласиться, что такие приёмы действительно сильны размягчить каменное сердце» [11].
Петрушевская показывает своему читателю практически такую же картину: её героиня, будучи равнодушной по одной из вышеуказанных причин, попадает в ситуацию суда над собой. Кроме того, девушка ничего не помнит и не знает, что ей делать и как себя оправдать.
Все же достаточно быстро она встречает родственную душу, женщину, которая тоже решила умереть, потому что её бросил муж с двумя «довольно большими» детьми. Обе героини помогают друг друту символически: делятся драгоценными спичками. И все же та женщина, от которой полностью зависят дети, более равнодушна, чем главная героиня: она признаётся, что уже никого не любит. Девушка же ещё полна любовью: «слишком у неё сильно болела душа, она любила своего жениха и только его, она не любила больше
ни маму, ни деда, ни того, кто стоял перед ней той ночью и пытался её утешить» [12]. Автору очень важно, что героиня ещё не безнадежна, ещё любит и страдает. Прямо указан и другой источник огромной любви, жалости и утешения: «но был ещё кто-то там, чьё присутствие она ясно чувствовала и кто её любил», «и в самый последний момент <.. .> она захотела поговорить с тем, кто стоял перед ней внизу, на полу, а глаза его были вровень с её глазами, как-то так получалось», «ласковые, добрые глаза» [13]. Разумеется, не может быть сомнений, что речь идёт об Иисусе Христе, последнем и первом, кто искренне любит и заботиться о каждом из нас. Рассуждая логически, девушка решила повеситься на батарее, которая чаще всего находится справа, то есть там же, где обычно вешают икону. Эго Его вечный лик видела героиня, находясь между жизнью и смертью. Это ради Него решила она вернуться в свою жизнь из «других возможностей». И, вернувшись, воскресить и другую героиню: «девушка дотронулась своим дымящимся рукавом до черного рукава стоящей женщины, и тут же раздался новый двойной вой на лестнице, а от пальто женщины повалил смрадный дым, и женщина в страхе сбросила с себя пальто», очнулась рядом с детьми и «опустилась на колени и начала просить прощения» [14].
Обе героини в финале перестают быть грешницами, ведь они приходят к покаянию, необходимости спасения собственной души и чьей-то ещё, родственной. Это предельно важно для Петрушевской, и в этом случае она рассуждает как и христианский священник: «СТолодна и холодна”. А я - зима и голая пустыня. Господь есть хлеб и огонь. И Он близ есть. К Нему и обратитесь. Отверзите уста, Он напитает вас; сделайте себя теплопроводною, и Он исполнит вас теплотою Своею» [15].
Итак, если человек не осознает смысл своей жизни и не уверует, вечно будет повторять одно и то же, и каждый вариант существования обречен становиться всё хуже и хуже. Когда же придёт к Богу, простит ближних и дальних, вспомнит о тех, кто в нем нуждается, и обратится с молитвой ко Всевышнему, то и Он полюбит раскаявшегося с новой силой.
Петрушевская рассматривает возможность смерти как пограничное состояние, которое должно проявить лучшие качества человека и отмести худшие. Это символический суд, где душа взвешивается на весах, и так определяется её дальнейшая судьба. Близкими к идеалу в этом случае можно назвать героев, которые вовремя раская-
лись и вспомнили о любви и заботе. Пусть даже они вели до этого неправедную жизнь, в этот момент они достойны уважения. Неслучайно в текстах Петрушевской есть и многочисленные свидетельства об обратном, антипримеры. Нередка ситуация, когда смерть не приходит, и герой повторяет свои ошибки, как заведённый, круг за кругом. Ср.: «...и ей было о чём им всем порассказать, в особенности то, что когда она в первый раз приняла таблетки, то ослепла на сутки, во второй раз проспала тридцать шесть часов, а на шестой раз встала в восемь утра ни в одном глазу» [16].
ПРИМЕЧАНИЯ
1. Петрушевская, Л. Где я была: Рассказы из иной реальности / Л. Петрушевская. - М. : Ваг-риус, 2002. - С. 85.
2. Липовецкий, М. Трагедия и мало ли что ещё / М. Липовецкий // Новый мир. - 1994. - № 10. - С. 231.
3. Там же. - С. 232.
4. Цит. по: Панн Л. Вместо интервью, или Опыт чтения прозы Л. Петрушевской вдали от литературной жизни метрополии // Звезда. -1994.- №5.-С. 200.
5. Петрушевская, Л. Где я была: Рассказы из иной реальности / Л. Петрушевская. - М. : Ваг-риус, 2002. - С. 93-94.
6. Там же. - С. 112.
7. Святитель Феофан Затворник. Страсти и борьба с ними / сост. игумен Феофан (Крюков). -М.: Даниловский благовестник, 2004. - С. 169, 172.
8. Там же. - С. 169-170.
9. Там же. - С. 172.
10.Там же.
11.Там же. - С. 173.
12.Петрушевская, Л. Где я была: Рассказы из иной реальности / Л. Петрушевская. - М. : Ваг-риус, 2002. - С. 121.
13.Там же. — С. 121-122.
14.Там же.-С. 122-123.
15. Святитель Феофан Затворник. Страсти и борьба с ними / сост. игумен Феофан (Крюков). -М.: Даниловский благовестник, 2004. - С. 175.
16. Петрушевская, Л. Дом девушек: Рассказы и повести / Л. Петрушевская. - М.: Вагриус, 1998. - С. 66.
Рыкова Дарья Викторовна, аспирант кафедры «Филология, издательское дело и редактирование» УлГТУ.
