CC BY
73
УДК 82.091 DOI 10.17238^п1998-5320.2016.26.45
В. И. Хомяков,
Омский государственный университет им. Ф. М. Достоевского
МАНИПУЛЯЦИИ ОБЩЕСТВЕННЫМ СОЗНАНИЕМ В ЛИТЕРАТУРЕ 1920-1930-х ГОДОВ
В статье рассматриваются основные направления в развитии литературы 1920-1930-х годов, механизмы создания новой культуры и новой литературы, особенности «символической» политики. Ключевые слова: массовое сознание, ритуал, стереотипы, мифотворчество, «символическая» политика.
В 1920-е годы на первое место выходит жёсткая система контроля за литературой и новым советским читателем. Новое время и новый политический режим потребовали от правящей власти радикальных решений как в области литературы, так и в области создания читателя определённого типа. Коммунистическая пропаганда формировала человеческое сознание, направленное на коммунистическую идеологию. И не случайно с лёгкой руки Сталина писателей стали называть «инженерами человеческих душ». Новый человек в литературе 1920-1930-х годов оказался подчинён требованиям партийной системы, стал фигурой, полностью идеологизированной, лишённой собственного мнения.
«Этот новый человек представлялся как продукт новых общественных отношений, новых бытовых норм, новой классовой морали. Предполагалось, что это будет личность дисциплинированная, глубоко идейная, полная энергии и преданности делу строительства коммунизма. В реальной же действительности и в литературе новый человек оказался подчинён требованиям системы, стал фигурой, лишённой собственного мнения и инициативы, руководимой властью. Литература, безусловно, отражала все эти настроения. Главной причиной, "повлиявшей на положение поля литературы в социальном пространстве и потерю русской литературой словоцентристской и текстоцентристской ориентации, можно назвать изменение запросов массового потребителя..."» [1, с. 181].
С учётом новых целей и задач в советском обществе стали формироваться и распространяться соответствующие «сконструированные» идеи и образы, создающие определённое информационно-психологическое воздействие и вызывающие некритическое восприятие действительности. Критик И. Беспалов в выступлении на Первом съезде советских писателей подчёркивал: «Одна из основных черт нашей литературы - её резко выраженный социальный характер. Не только потому, что наша литература стремится анализировать общественные процессы, что темами своих произведений советские писатели избирают социальные проблемы, но и потому, что литература наша сознаёт своё огромное общественное значение и назначение» [2, с. 271-272].
Б. Пастернак в письме к В. Шаламову провидчески отмечал: «Именно в те годы сложилась та чудовищная "советская" поэзия, эклектически украшательская, отчасти пошедшая от конструктивизма, по сравнению с которой пришедшие ей на смену Твардовский, Исаковский и Сурков, настоящие всё же поэты, кажутся мне богами» [3, с. 498].
Одна из фундаментальных мифологем массового сознания - это представление о высшей, наделённой надындивидуальными свойствами инстанции, которую называют героем. Не обязательно, чтобы эта инстанция обладала качествами реального бытия. Достаточно лишь, чтобы в умах миллионов людей она воспринималась как нечто вполне реальное [4].
Словом, создавалась своеобразная «символическая политика». По мнению С. Н. Поцелуева, под символической политикой понимается «особый род политической коммуникации, нацеленной не на рациональное осмысление, а на внушение устойчивых смыслов посредством инсценирования визуальных эффектов. Символическая политика - это не просто действие с применением символов, а действие, само выступающее как символ» [5]. Вариантами символической политики являются «производимые (или поощряемые) властью мифы, ритуалы и культы, с которыми добровольно соглашаются подвластные массы» [6].
Одним из наиболее распространённых мифов в массовом сознании 20-30-х гг. ХХ в. был миф о герое, который придавал смысл индивидуальному существованию «массового человека», создавая для него некие «идеальные» образцы поведения и, тем самым, оправдывая в его глазах навязываемые ему извне стереотипы поведения. Об этом в разное время писали Е. Т. Елина [6], М. Левченко [7], Б. Парамонов [8] и др. Иными словами, роль мифологемы героя состоит в адаптации человека массового
общества к существующему социальному порядку. По справедливому утверждению В. Г. Туркиной, «миф о герое есть часть того социального механизма, который приводит массы в движение, порождает и закрепляет социальные инновации» [4]. Мифологема героя может формироваться самыми разными средствами, в том числе и литературой. Многовековая преданность старым традициям разрушалась и с лёгкостью заменялась новыми литературными, культурными, религиозными стереотипами, создаваемыми государственной идеологией. Политический дискурс, вбирающий в себя оппозицию «старого» и «нового», сосредоточен на первичной реальности, цель которой - создание основных мифологических стереотипов, адаптированных к новым условиям.
Главный миф был связан с ритуалом вождя. При этом выражается не просто восхищение конкретной личностью или её деяниями, но проявляется поистине религиозное отношение к герою как к существу высшему. Ритуал почитания героя-вождя в СССР, с одной стороны, имел опору в самих массах (почти на генетическом уровне в сознании простых людей образ царя наделялся высшей божественной силой), а с другой стороны, видоизменённый миф «отца народов» активно и сознательно насаждался «сверху». Формирование мифологемы героя в массовом сознании было связано с приданием облику вождя семейных, родовых характеристик и стиранию формальных, бюрократических черт. По сути, здесь мы видим следы патриархальной теории происхождения государства, истоки которой были заложены ещё Аристотелем. Вождь становился отцом народа, его прародителем. От вождя линия шла вниз, к семье, детям, для которых отец всегда был и должен оставаться примером. Тем самым делался акцент на том, что, выполняя заветы вождя, героем в нашей стране может стать каждый.
По мнению М. А. Чегодаевой, героизация труда выступает как один из закономерных этапов создания мифологии. «Вознесённые до неба, обожествлённые вожди и деятели ВКП(б) составляли вершину сакральной пирамиды. Ступенькой ниже шло активное мифологическое строительство на уровне "знатных людей", ударников социалистического труда, игравших в советской мифологии роль "праведников" и "угодников"» [9].
Героика борьбы и труда собирает из безымянных индивидуумов сплочённый коллектив, как скажет позднее и по другому поводу поэт: «все судьбы в единое слиты». Об этом пишет Б. Корнилов в стихотворениях «Открытое письмо моим приятелям» (1931), «Октябрьская» (1931). Из-под пера И. Уткина выходят такие произведения, как «21 января 1924» (1924), «Барабанщик» (1927), «Комсомольская песня»; М. Светлов создаёт «Песню о Каховке» (1935); А. Прокофьев - «Разговор по душам» (1930), Э. Багрицкий - «Смерть пионерки».
При создании образов своих современников ощутимо намерение авторов воздать должное смелости и дерзости новых героев. Они проявляют волю к победе, решительность, трудовой героизм, но зачастую эти образы лишены жизненности и психологической самостоятельности.
Возможно, это было связано с тем, что с середины 1920-х гг. усилился процесс давления власти на литературу. Это касалось свободы слова не только в плане политическом, но и чисто художественном. Власть, рекомендующая круг тем, угол их освещения, метод подачи, превратилась в действенный фактор литературного развития. Вскоре тема декретирования нормальных форм охватила уже и язык, и стиль писателя. Литература, с одной стороны, была продуктом советского мифотворчества, а с другой - наиболее эффективным способом пропаганды и популяризации всех партийных мифов. А. Гелен в статье «О систематике антропологии» писал: «Понятие окружающего мира есть понятие соотносительное, и оно требует конкретного определения через указание того зоологического вида, для которого значим данный окружающий мир или которое благодаря своим специальным органам "приноровилось" к этому окружающему миру» [10, с. 174].
Миф «нового человека» как часть советской мифологии был тесно связан с утопическими тенденциями, весьма активными в первое послереволюционное десятилетие. Большевики вошли на социальную сцену как первая в истории власть, пытающаяся создать новое общество с новой системой ценностей, заставляющих всё население страны решительным образом порвать с прошлым. Разрыв с прошлым требовал разрушения старого мира. Этот процесс охватил все сферы жизни, протекал в полной драматизма атмосфере. Критик тех лет В. Полонский отмечал: «С приходом нового класса рушатся старый быт, старые общественные отношения, возникают новый быт и новые формы. Вот именно - появление этих новых бытовых отношений, новых форм, новых учреждений, новых порядков, новых общественных, политических и других факторов и создаёт новую картину, меняет психику общественного человека, его вкус, точки зрения, пристрастия. <...> Здесь-то и рушатся одни эстетические формы, и возникают другие. В изменившихся общественных отношениях рождается новое искусство.» [11, с. 376].
В ходе этих фундаментальных перемен формировался новый герой времени - советский человек. Он воспринимался не как явление отдалённого будущего, а как факт сегодняшней жизни. Концепция нового человека советской эпохи основывалась на примитивно-материалистическом убеждении, что натуру человека можно относительно быстро изменить, так же, как и общественный строй. Достаточно только принять соответствующие меры. Вспомним название романа Б. Ясенского «Человек меняет кожу» (1932-1933). Перед нами не прежние герои устаревших легенд, а новые люди с новым мировоззрением (кожей), строители нового мира, которые возводят заводы и фабрики, строят каналы на опустошённых солнцем полях и т. д.
Процесс формирования нового типа сознания мог протекать с применением разных средств. Л. Троцкий категорически заявлял: «Революционная литература не может не быть проникнута духом социальной ненависти, который в эпоху пролетарской диктатуры является творческим актом в руках истории» [12, с. 178]. Укрепление диктатуры пролетариата соединялось прочно с необходимостью перестройки общественного сознания. Именно эта тенденция стала определяющей в 20-30-е гг. ХХ в. и во многом определила развитие русской, советской литературы в последующие десятилетия.
Библиографический список
1. Берг, М. Литературократия. Проблема присвоения и перераспределения власти в литературе / М. Берг. - М. : Новое литературное обозрение, 2000. - 352 с.
2. Беспалов, И. М. Выступление на Первом Всесоюзном съезде советских писателей / И. М. Беспалов // Первый Всесоюзный съезд советских писателей 1934. - М. : Сов. писатель, 1990. - 714 с.
3. Пастернак, Б. Л. Письмо В. Шаламову от 9 июля 1952 г. / Б. Л. Пастернак // Б. Л. Пастернак. Собр. соч. в 5 т. Т. 5. - М. : Худож. лит., 1992. - 703 с.
4. Туркина, В. Г. Мифологема героя и массовое сознание [Электронный ресурс]: автореф. дис. ... канд. философ. наук / В. Г. Туркина. - Саратов, 2001. - Режим доступа: http://www.dissercat.com/content/mifologema-geroya-i-massovoe-soznanie (дата обращения 3.06.2016).
5. Поцелуев, С. Н. Символическая политика: констелляция понятий для подхода к проблеме [Электронный ресурс] / С. Н. Поцелуев. - Режим доступа: http://ecsocman.hse.ru/data/843/198/1208/x25B5luev (дата обращения 3.06. 2016).
6. Елина, Е. Т. Литературная критика и общественное сознание в Советской России 1920-х годов / Е. Т. Елина. - Саратов : Изд-во Сарат. ун-та, 1994. - 191 с.
7. Левченко, М. Сотворение мира в советской поэзии 1920-х годов / М. Левченко // Независимая газета. Exlibris «НГ». - 1988. - 5 ноября.
8. Парамонов, Б. Конец стиля / Б. Парамонов. - СПб. - М. : Алетейя, Аграф, 1997. - 464 с.
9. Чегодаева, М. А. Опиум для народа. Социалистический реализм - мистерия счастья [Электронный ресурс] / М. А. Чегодаева. - Режим доступа: http: // www.religion.ng.ru/history/2005-08-10/4_opium.html (дата обращения 3.06.2016).
10. Гелен, А. О систематике антропологии / А. Гелен // Проблема человека в западной философии : переводы. - М. : Прогресс, 1988. - 552 с.
11. Полонский, В. Художественное творчество и общественные классы: о теории социального заказа (ответ критикам) / В. Полонский // Опыт неосознанного поражения: Модели революционной культуры 20-х годов. - М. : РГГУ, 2001. - 455 с.
12. Троцкий, Л. Литература и революция / Л. Троцкий. - М. : Политиздат, 1991. - 400 с.
V. I. Khomiakov, Omsk State University named after F. M. Dostoevsky MANIPULATION OF PABLIC CONSCIOUSNESS IN LITERATURE OF 1920-1930 S
The article discusses the main directions in the development of literature of 1920-1930-ies, the mechanisms of creation of new culture and new literature, the specifics of the «symbolic» policy.
Keywords: mass consciousness, ritual, stereotypes, myth-making, «symbolic» policy.
References
1. Berg M. Literaturokratiya. Problema prisvoeniya i pereraspredeleniya vlasti v literature. [Literaturacratia. The problem of the assignment and redistribution of the authorities in literature] Moscow, New literary review, 2000, 352p.
2. Bespalov I. M. Vystuplenie na Pervom Vsesoyuznom s"ezde sovetskij pisatelej 1934 [Performance on the First All-Union Congress of the Soviet writers] The first all-Union Congress of Soviet writers 1934, Moscow, Sov. Writer, 1990, 714 p.
3. Pasternak B. L. Pis'mo V. SHalamovu ot 9 iyulya 1952 g. [Letter to V. Shalamovu of 9 july 1952] Works of 5 volumes. V. 5. Moscow, Publ. Art literature, 1992, 703 p.
4. Turkina V.G. Mifologema geroya i massovoe soznanie. [Mythologem hero and mass consciousness.] Dissertation abstract of the candidate of philosophical Sciences, Saratov, 2001. Available at http://www.dissercat.com/content/mifologema-geroya-i-massovoe-soznanie. The date of treatment 3.06.2016.
5. Poczeluev S.N. Simvolicheskaya politika: konstellyaciya ponyatij dlya podhoda kprobleme. /Symbolic policy: constellation of concepts for the approach to the problem] Available at http://ecsocman.hse.ru/data/843/198/1208/x25B5luev. The date of treatment 3.06.2016.
6. Elina E.T. Literaturnaya kritika i obshchestvennoe soznanie v Sovetskoj Rossii 1920-h godov [Literary criticism and social consciousness in Soviet Russia of the 1920-ies] Saratov, Publishing house of the Saratov University, 1994, 191 p.
7. Levchenko, M. the creation of the world in Soviet poetry of the 1920-ies. Nezavisimaja gazeta. Ehlibris «NG». 1988. 5 November.
8. Paramonov, B. Konec stilya [Paramonov, B. the End of style] St.P.-M., Aleteja, Agraf, 1997, 464 p.
9. Chegodaeva M.A. Opium dlya naroda. Socialisticheskij realizm - misteriya schast'ya [Opium for the people. Socialist realism-the mystery of happiness] Available at www.religion.ng.ru/history/2005-08-10/4_opium.html. Date of access 3.06.2016.
10. Gelen A. O sistematike antropologii. [About systematic of anthropology] The problem of men in the western philosophy, M., Progress, 1988, 552 p.
11. Polonskij V. Hudozhestvennoe tvorchestvo i obshchestvennye klassy: o teorii social'nogo zakaza (otvet kriti-kam) [Artistic work and social classes: on the theory of social order (answer to the critics)] Unconscious defeat experience: Models of the revolutionary culture of 1920's, Moscow, RSSU, 2001, 455 p.
12. Trotsky L. Literatura i revolyuciya [Literature and revolution] Moscow, Politpublish., 1991, 400 p.
© В. И. Хомяков, 2016
Автор статьи: Валерий Иванович Хомяков, доктор филологических наук, доцент, Омский государственный университет им. Ф. M. Достоевского, e-mail: [email protected]
Рецензенты:
В. А. Евдокимов, доктор политических наук, профессор, зав. кафедрой филологии, журналистики и массовых коммуникаций, Омская гуманитарная академия.
Е. В. Киричук, доктор филологических наук, профессор кафедры русской и зарубежной литературы, Омский государственный университет им. Ф. M. Достоевского.
УДК 82-2 DOI 10.17238/issn1998-5320.2016.26.48
Е. В. Киричук,
Омский государственный университет им. Ф. М. Достоевского ПОЭЗИЯ ТАЙНЫ В СТИХОТВОРЕНИИ Ж. ДЕ НЕРВАЛЯ «ФАНТАЗИЯ»
Статья посвящена анализу музыкальных мотивов в стихотворении Ж. де Нерваля «Фантазия». Рассматривается сопоставление поэтических мотивов, литературных реминисценций и оперных либретто. Мотив неразгаданной тайны в стихотворении Нерваля становится ключом к его смыслу. Ключевые слова: тайна, поэзия, фантазия, романтизм, чистое искусство, опера.
Стихотворение Ж. де Нерваля «Фантазия» входит в цикл «Оделетты» (1832), но написание его датируется 1830-1832 годами в антологии «Поэзия французского символизма» [1]. «В 1830-1835 написаны его "Маленькие оды" ("Odelettes"). Развивая жанр, любимый П. Ронсаром, Нерваль создал стихотворения, полные изящества ("Бабочки" - "Les papillons", 1830) и несущие в себе черты народных песен и баллад, собранных поэтом в Валуа ("Фантазия" - "Fantaisie", 1832)» [2].
Жерар Лабрюни - настоящее имя Нерваля - провёл детство у деда, в одной из самых красивых во Франции области Валуа, историческое значение которой связано с королевской династией Валуа (Нерваль - название одного из участков, принадлежавших Лабрюни). Л. Арагон считал его поэзию близкой к бельканто [3], П. Элюар искал в ней отзвуки поэзии труверов, У. Эко раскрывал загадки его прозы в эссе «Дымка Валуа».
