CC BY
256
М.А. Кущева
ЛЮДОВИК XIV И ОППОЗИЦИЯ: БОРЬБА ПРЕДСТАВЛЕНИЙ О КОРОЛЕВСКОЙ ВЛАСТИ
Теоретические проблемы королевской власти - ее сущность, происхождение и функции в государстве -всегда являлись актуальными для французского общества. Множество трактатов, мемуаров и писем посвящено этим вопросам. Некоторые из источников до сих пор недостаточно хорошо изучены. Другие не исследовались на предмет представлений автора о королевской власти. Период второй половины
XVII - начала XVIII вв. не является исключением. Представления о королевской власти, бытовавшие в разных слоях общества и нашедшие отражение в политических произведениях, и их сравнение с официальной доктриной абсолютной монархии никогда не становились темой специального исследования.
Самой известной современной работой, близкой по тематике к этой проблеме, является монография Ж. Тиро «Политические идеи Людовика XГV».[1] Автор использовал, в основном, мемуары короля, а также менее значительные его произведения, включая письма. Некоторые сведения о религиозной оппозиции и взглядах ее отдельных представителей содержатся в исследовании американского историка Дж. Меррика «Политики и религия во Франции XVII в.»[2].
В сфере политических представлений шла настоящая борьба между официальными и оппозиционными взглядами. Поскольку до сих пор самым распространенным среди историков является мнение, что оппозиция в период единовластного правления Людовика XIV была подавлена, исследование противостояния в сфере представлений могло бы изменить его. В настоящей статье делается попытка, опираясь на произведения общественно-политической мысли и мемуары, показать, сколь различны были взгляды и мнения о королевской власти во французском обществе второй половины XVII - начала XVIII вв.
Представления о королевской власти формировались много веков на основе традиции французской государственности и приобрели новые черты, благодаря знакомству с политической теорией и практикой других стран. Две английские революции, произошедшие в XVII в., пошатнули основы монархии, основанной на божественном праве, но идея государственности осталась непоколебимой. Философско-политические теории, возникшие в ответ на революционные потрясения, только укрепили эту идею, придав ей новые черты. Во французской политической мысли этого периода, испытавшей влияние Гоббса и других английских философов, сильное суверенное государство, воплощенное в абсолютную монархию, стало символом порядка, преградой для анархии и хаоса.
Возможно, еще большее влияние на представления французских политических писателей второй половины XVII в. о власти оказали события в собственной стране. Главное из них - Фронда 1648 - 1653 гг. В период Фронды были выдвинуты различные оппозиционные идеи, в частности, идея смешанной монархии и подчинения государства общественному благу. Кроме того, Фронда, как и Английская революция, разрушившая представления о незыблемости королевской власти, стимулировали развитие общественной мысли. Вопросы, связанные с природой власти, взаимоотношениями монарха и подданных стали особенно актуальными. Однако значение Фронды и Английской революции для Франции не ограничивалось этим. Последний этап революции и разгром Фронды дискредитировали оппозицию и содействовали усилению монархии перед лицом опасности уничтожения. Людовик XIV хорошо усвоил урок, преподанный ему этими событиями, хотя в те годы он был еще ребенком.
Столь же существенным для общественно-политической мысли во Франции второй половины XVII в. стало воздействие английской традиции в идейной сфере. Оно было двояким: с одной стороны, события двух английских революций убедили французов в преимуществе монархической системы над республиканской, с другой - такие крупные мыслители, как Т. Гоббс и Р. Филмер, были хорошо известны французам, заимствовавшим у них аргументы в пользу единоличного правления. Но это влияние не было столь однозначным: теории народного суверенитета, договорного происхождения власти и смешанной формы правления, хотя и были известны еще в средневековой Франции, достаточно прочно утвердились в политической мысли конца XVII, а затем и XVIII вв. также благодаря британцам. Многие французские писатели-оппозиционеры развивали мысли о народном суверенитете, обоснованные в трудах Р. Бьюканена, О. Сиднея, Дж. Гаррингтона и У. Петти.
Не менее существенной является еще одна сторона проблемы: историческое противостояние Англии и Франции не ослабили в XVII в. ни династические браки, ни многочисленные соглашения, ни прочие проявления добрососедских отношений. В представлении большинства французов, Англия оставалась одним из главных политических соперников. В общественной мысли это проявилось, в частности, в стремлении противопоставить свой политический опыт и традиции английскому пути. Многие писатели отвергали не только неудавшуюся республику, но и вполне стабильную ограниченную монархию как типично английскую, не присущую французам.
Несмотря на значительные успехи в централизации и усилении королевской власти, французская монархия в середине XVII в. сохраняла традиционные черты, доставшиеся в наследство от Средневековья. [3]
Идея перестройки общества в интересах государства, выдвинутая Ришелье и подхваченная его приемником Мазарини, нашла своего горячего сторонника в лице их ученика - молодого короля Людовика XIV. Его политика в области государственного строительства, экономики, религии, культуры и внешних отношений продвинула французское государство по пути этой перестройки, но она также породила оппозицию, с которой король неустанно боролся, но так и не победил окончательно. Эта борьба шла в первую очередь в области политических идей, но часто она оборачивалась и серьезными репрессиями против инакомыслящих.
В 1661 г., сразу после смерти кардинала Мазарини, спустя восемь лет после Фронды, Людовик XIV, воспользовавшись настроениями, царившими в обществе, начал править единолично. В том же году король начал составлять записки, послужившие основой для его «Журнала» и «Мемуаров», предназначенных для образования и наставления дофина.[4]
Представления о королевском абсолютизме, отразившиеся в «Мемуарах» Людовика XIV, - чисто практические. Там почти нет абстрактных рассуждений на философско-политические темы, хотя они были написаны как наставление дофину. Только отдельные отрывки дают нам возможность судить о его взглядах на происхождение и природу власти.
Практическая направленность «Мемуаров» отразилась, естественно, на теоретических положениях. У автора встречаются философские пассажи о приоритете «bien public» над частными интересами в политике, но, возможно, это лишь дань традиции, символизирующей неразрывность с классической политической мыслью: «Общественное благо нужно предпочитать удовлетворению частных».[5] Намного чаще, настойчивее и убедительнее звучат у него слова о государственных интересах: «Интересы Государства должны идти первыми».[Щ Главным критерием и смыслом политики у него выступает уже не традиционное «общественное благо», а «нужды Государства», государственная
необходимость. Обосновывая свои действия, Людовик XIV обычно писал: «Это соответствует нуждам Государства».[7] И это было последним, самым веским аргументом.
Людовик XIV в теории и на практике боролся с попытками разделить властные полномочия, с политическими претензиями дворянства и религиозными разногласиями. Он выступал за особые налоговые права короля, против взяточничества или некомпетентности чиновников, потому что этого требуют государственные нужды. Подобная философия, породившая меркантилизм в экономике и абсолютизм в политике, явно проглядывала еще у Ришелье и приобрела горячего приверженца в лице Людовика XIV.
В соответствии с традицией французской власти, государство и персона короля были различны: монарх представлял государство, но не являлся им. Классическая формула «Что хорошо для государства -хорошо для короля» констатировала совпадение интересов, но не сущностей. Многие авторы считают, что Людовик XIV разрушил эту традицию. Основанием для такой точки зрения является, в частности, то, что в «Мемуарах» он, как правило, употребляет выражение «мое Государство». Однако это может обозначать всего лишь осознание принадлежности к нему.
Конечно, роль короля в государстве у Людовика XIV очень значительна. Обосновывая необходимость режима королевской монархии, он заявляет: «Только государь заботится о благосостоянии своего государства, делает все для возвеличивания монархии».[8] Однако и здесь мы видим только лишь совпадение интересов. С одной стороны, Людовик достаточно ясно высказал свои представления о государстве, которое состоит из частных лиц с их собственными интересами, а король только лишь занимает подобающее ему руководящее место: «Дела, будучи общественными и частными, могут поддерживаться только через общее подчинение различных людей, которые составляют Государство».
[9] С другой стороны, место короля - особое, ибо оно связано с обладанием всей полнотой верховной власти, а, значит, и с владением всем государством: «Только принц может обладать суверенным руководством, потому что он единственный не располагает никаким иным достоянием, кроме самого Государства ...»[10]
Итак, по мнению Людовика, государство составляют различные люди, но оно - собственность короля. Тем не менее, в «Мемуарах» можно встретить и другие определения, в которых совпадение между ними - королем и государством - почти полное. Особое понимание государства в доктрине абсолютной монархии XVII в., ярче всего выраженной у Гоббса, предполагало, что государство - это, с одной стороны, «множество людей, объединенных (согласно договору) в одном лице», с другой - «в этом человеке или собрании лиц состоит сущность государства».[11] Людовик XIV находился под влиянием этой доктрины, на что указывают многочисленные параллели в образах и даже в определениях. Поэтому, даже если король никогда не поизносил слов «Государство - это я», он не мог думать иначе.
Подобные представления были рождены теорией абсолютной монархии, и об их распространенности свидетельствуют многочисленные источники. Вся теория абсолютной власти, начиная, по крайней мере, с Бодена, вращалась вокруг этого тезиса: король один заключает в себе всю верховную власть, то есть государство. Но верно и то, что доказательство этой мысли не занимает много места в представлениях Людовика XIV. Его намного больше интересовали независимость и неделимость королевской власти, потому что это вопрос не только теории, но и конкретной практики управления.
В традиции французской политической мысли Раннего Нового времени вопрос о суверенитете был напрямую связан с обладанием определенной суммой прав. Король был эксклюзивным обладателем основных прав, дающих реальную власть, и источником прав своих подданных, поэтому единолично обладал суверенитетом. Людовик XIV закрепляет эту традицию на практике и в теории: «Ибо вы должны знать, что суверенитет, на котором я так настаиваю, как нечто иное, исходит от господина и лишь свидетельствует о том, что он в действительности управляет ими (подданными), а не они им».[12] Поскольку суверенитет принадлежал исключительно королю, он не мог быть разделен с другими подданными или их объединениями.
Этот вопрос не был для Людовика XIV абстрактным, поскольку государственная структура Франции даже во второй половине XVII в. сохраняла черты средневекового государства. Корпорациям принадлежали определенные привилегии, которые король в силу традиции не мог отменить. Таким образом, его власть в некоторых вопросах наталкивалась на реальные ограничения. Поэтому Людовик XIV так настаивал на том, что именно король - источник всех благ и привилегий своих подданных: «Для
меня важно, чтобы люди высокого происхождения не размышляли ни о чем таком, чего я не пожелал бы им дать, хотя это и трудно для них».[13]
Борьба против самой идеи разделения властных полномочий особенно ярко проявилась в высказываниях Людовика XIV против созыва Генеральных штатов и усиления парламентов. По мнению короля, их авторитет в обществе поддерживается за счет оппозиционности правительству и покушению на единство законодательных прав.
Можно заметить еще одну особенность представлений Людовика XIV о целях королевской власти, характерную для политической мысли второй половины XVII в. Вопросы о неделимом суверенитете власти короля и правах подданных были неразрывно связанны между собой. Политико-правовой принцип, лежавший в основе французской абсолютной монархии вплоть до революции, гласил: король должен обладать всей полнотой суверенитета, чтобы обеспечить привилегии своих подданных.
В «Мемуарах» короля отражены его представления о неделимости и единстве, но не безграничности и безнаказанности королевской власти. Эти границы Людовик XIV в соответствии с традиционными представлениями видел прежде всего в божественной воле: власть короля не может быть полной, потому что она происходит от божественной власти. В ней заключено сдерживающее начало, отделяющее любой королевский абсолютизм от деспотии. Но в ней же - источник ее могущества и величия. «Тот, кто дал человечеству королей, хотел, чтобы их почитали как своих командиров» («comme ses lieutenants» -буквально: «как лейтенантов»). [ 14]
Интересно, что Людовик XIV достаточно часто обращался к образу короля как военного командира (лейтенанта). Такая трактовка королевской власти не была характерной для XVII в., когда король воспринимался прежде всего как отец своего народа. Новый образ, предложенный Людовиком XIV, был связан, конечно, с его агрессивной внешней политикой, но он знаменовал изменения в представлениях на природу королевского авторитета.
В отличие от «Мемуаров» Людовика XIV, произведения другого писателя и политического деятеля -Ж.Б. Боссюэ - являются чисто теоретическими. В его трактатах нет описаний механизма власти или рассуждений о препятствиях в реализации королевской политики. Боссюэ интересуют вопросы происхождения, природы, законности и смысла монархической власти.
В своем основном труде «Политика, извлеченная из Священного писания» Боссюэ описывает различные формы правительства, из которых он предпочитает чистую монархию. Она, на его взгляд, является «наиболее распространенной, древней и естественной формой правления».[15] Боссюэ выделяет четыре основных характеристики королевской власти: «Во-первых, это власть священная (сакральная), во-вторых, отцовская (патерналистская), в-третьих, абсолютная и, в-четвертых, разумная (подчиненная разуму)».[16] Все эти черты власти неразрывно связаны между собой, потеря одной из них искажает общий образ. Можно сказать, что это - четыре зеркала, дающие полное, всестороннее представление о королевской власти, как ее видел французский богослов.
Боссюэ был убежден: только обладая абсолютной властью, король может осуществлять свои функции. Его аргументы в пользу абсолютной власти строятся на цитатах из Екклесиаста (8.2-5) и Послания к римлянам (13.3). Представление о сущности абсолютной власти у Боссюэ близки к позиции Гоббса: это максимум власти, который подданные предоставляют суверену. С другой стороны, он конкретизирует понятие абсолютной власти, подчеркивая не только ее неделимость и суверенность, но и законность. Последняя заключается не только в природе самой монархии, но и в ее функции хранительницы основных законов, прав и привилегий. Поскольку, с одной стороны, изначально все строится на договоре и эта власть несет только благо, с другой - эта власть самого Бога, поэтому не только противление ей, но и притязания на какую-либо часть - «величайшее преступление против человеческого и божественного закона».[17] Подданные не имеют права вмешиваться в политику: она вне сферы их влияния. Политика - миссия короля, доверенная ему Богом, поставившим его у кормила власти. Поэтому только король в силу своих полномочий устанавливает правила и отменяет их по необходимости, без чего невозможно функционирование государства, а сбой в государственной машине несет хаос.
Его слова перекликаются со многими пассажами из «Мемуаров» Людовика XIV. Как и король, Боссюэ не просто ассоциирует государство с персоной короля. Оно, по его мнению, заключено в персоне
короля, является его частью, потому что в нем воплощается воля всех людей, он реализует общественное благо: «Мы видим, что все Государство - в персоне государя. В нем - его могущество. В нем - воля всех людей. Он единственный делает только то, что способствует общественному благу. Нужно рассматривать как неотделимые друг от друга функции, выполняемые государем и обязанности, возложенные на Государство».[18]
Идею единовластия многие французские политические писатели связывали с необходимостью национального, культурного и религиозного единства. В этом состоит еще одна из причин неприятия религиозного разделения, особенно со стороны власти. Оно, с одной стороны, подрывало идею богоизбранности, с другой - угрожало государственному единству. Поэтому политические писатели, как и сам Людовик XIV, видели свою главную задачу в преодолении раскола.
Несмотря на активную поддержку политики Людовика XIV множеством писателей, религиознополитическое единство на практике не удалось осуществить полностью. Об этом можно судить по оппозиционным идеям и представлениям. Дворянство претендовало на свою особую роль в истории и современной политике. Традиция Фронды была жива, и мемуары Реца пользовались популярностью, особенно в дворянских кругах.
Во второй половине XVII в. дворянство не проявляло открыто свою оппозиционность. Это было связано главным образом с ее отстранением от непосредственной политической власти и разгромом Фронды. Однако в дворянской среде все еще были достаточно популярны идеи смешанной монархии. Феодальная монархия стала идеалом для взглядов многих представителей знати, недовольных абсолютной королевской властью, принижавшей политическую роль дворянства. Королевская власть не может существовать без поддержки и посредничества дворянства - таков лейтмотив произведений лидеров дворянской оппозиции. Реальное воплощение этих идей видели в возрождении Генеральных штатов и парламентов.
Достаточно лояльный к королевской власти архиепископ Фенелон, будучи, как и Боссюэ, наставником дофина и одновременно главой оппозиционной партии двора, предлагал дополнительные границы к праву королей. У него они состоят не только в божественной воле, но и в определенных этических ограничениях, могущих обуздать тиранию. Его позиция по этому вопросу выдает знакомство с Боденом, видевшем в естественном законе и нормах поведения границы авторитета суверенов. Помимо этого, тот образ власти, который Фенелон рисует, например, в «Телемахе», явно предлагает активно привлекать знать для управления государством. Писатель отстаивает необходимость введения института посредников между королевской властью и народом: иначе монарх попадает под власть льстецов и не справляется со всеми государственными делами. Образ государя - миротворца, философа, покровителя наук и искусств, - созданный в «Телемахе, благодаря именно Фенелону стал весьма популярным. Слава монарха не в военных победах и внешнем блеске, «не довольно ли славы, чтобы хранить законы?»[19] -эта мысль неоднократно звучит в его различных произведениях и письмах, в том числе обращенных к самому королю.
Многие оппозиционные писатели, принадлежавшие к различным лагерям, хорошо понимали, что активная внешняя политика «в интересах нации и государства» является всего лишь идеологическим аргументом, средством закрепления позиций власти внутри страны.
В другом лагере находилась религиозная оппозиция: протестанты и янсенисты. Религиозная оппозиция была методом противления господствующей церкви и абсолютной власти короля, его всеобъемлющему авторитету. Что касается протестантов, то их отношения с королевской властью в начале правления Людовика XIV складывались вполне стабильно. Хотя они и разрывались между лояльностью и религиозной независимостью, попираемой официальной церковной и светской властями, их чувства сдерживались необходимостью поддерживать господствующий порядок ради безопасности своей партии и стабильности государства. Профессор академии Сомюра Пьер Журье, известный лидер французских протестантов, уже незадолго до отмены Нантского эдикта пел дифирамбы «славному монарху» и уверял его, что в лице протестантов король всегда будет иметь верных подданных. Однако в его славословиях звучал недвусмысленный намек на то, что подобная лояльность предоставляется только на условиях терпимого отношения к протестантам: «Несмотря на различие религий, которое существует во Франции, наш славный монарх вызывает всеобщее восхищение и страх во всей Европе. Одним словом, в Государстве никогда не будет волнений по причине разнообразия религий, пока оно проявляет волю защищать и терпимо относиться к протестантам. Пока это будет угодно королю, он будет в их лице
иметь верных подданных».[20]
Однако позиция Жюрье, как и некоторых других протестантских богословов, стала меняться в 80-е гг.
XVII в. еще до отмены Нантского эдикта. И особенно после нее, когда они были вынуждены покинуть родину и их чувства более не сдерживались необходимостью сохранять государственный порядок. Причину такой перемены достаточно ясно выразил Журье: «Мы считаем себя свободными от обязанности повиноваться нашим королям, если они приказывают делать что-либо, противоречащее нашей религии и нашей совести».[21] Он все чаще начинает открыто высказывать идеи народного суверенитета и договорного происхождения власти: «Совершенно ясно, что, так как народы в состоянии выбрать себе правителей, то, когда они хотят, они делают из них суверенов и они предоставляют им суверенитет на такое время, на какое это требует безопасность Государства». [22]
Многие протестанты, уехавшие в 80-х гг. в Голландию, участвовали в экспедиции Вильгельма Оранского и с восторгом приветствовали Славную революцию. Конституционная монархия стала для них политическим идеалом. Ограниченная королевская власть, защищающая принципы религиозной терпимости и гарантирующая религиозным меньшинствам равные с другими права, - вот, что они видели в новой английской монархии и мечтали увидеть во Франции.
Янсенисты также составляли группу, оппозиционную по отношению к попыткам национальнорелигиозной унификации. Богословские и политические идеи янсенистов были достаточно сложными, но несомненно то, что они являлись влиятельной интеллектуальной антиправительственной силой. Н. де Гро и Ж. Бэсуань в своих произведениях подвергали сомнению, по крайней мере, два распространенных представления о королевской власти: ее божественное происхождение и особые права французской нации.[23] Людовик XIV без устали старался искоренить янсенизм, фактически принудив папу Климента IX издать в начале XVIII в., причем дважды, буллу Цш§епкш, направленную против богословия Янсения и его французских последователей. Но это не принесло ожидаемого результата. Хотя богословы этого направления и не создавали политических теорий, направленных против официальной доктрины, янсенизм был враждебен государственнической политике своим противлением национально-религиозной унификации и некоторыми демократическими тенденциями в теории управления церковью.
XVIII в. стал эпохой интеллектуальных перемен, в конце концов воплотившихся в политике. Начало
XVIII в. знаменовало собой изменение отношения к политике Людовика XIV во французском обществе. Главным ударом по престижу монархии стали претенциозные и не всегда удачные акции во внешней политике, особенно участие в войне за Испанское наследство. Все чаще в политических произведениях и памфлетах звучал вопрос: «Оправданы ли жертвы французской нации во славу короля?» Авторитетные писатели, в национальных чувствах которых никто не сомневался, все чаще критиковали внешнюю и внутреннюю политику династии: Фенелон, Сен-Симон и Буленвилье не выступали против монархии как таковой, но ставили под сомнение совпадение претензий короля с национальными интересами.
Однако самый ощутимый удар по традиционным представлениям был нанесен из стана религиозной оппозиции. Один из ее лидеров - французский историк и публицист Мишель Левассор - в 1700 -1711 гг. опубликовал в Амстердаме 10-томную «Историю царствования Людовика XIII». В ней патриотизм и национальные чувства уже не связаны с лояльностью к королевской власти. Левассор явно противопоставляет национальные интересы политике монарха: «Поскольку я принадлежу к своей нации, следует ли мне желать, чтобы она стала хозяйкой всей Европы? Должен ли я одобрять неординарные амбиции государя, который правит ею. Означает ли это, что король один заключает в себе все государство? Нисколько. Эти двое - очень различны».[24] По мнению Левассора, роль короля в государстве должна быть ограничена ответственностью за счастье людей и их безопасность, а особая любовь к королю, а не к Отечеству, только способствует усилению тирании.
Подводя итоги эволюции представлений о королевской власти во второй половине XVII - начале XVIII вв., необходимо прежде всего отметить, что теория королевской власти во Франции XVII в. носила еще многие черты средневековых представлений, связанных с административно-правовой, философской и религиозной традицией. Образ тела - традиционный и обновленный англичанином Т. Гоббсом - лучше всего раскрывает суть представлений о государстве и власти, господствовавших в официальной политической теории Франции: нация, государство и суверенная королевская власть едины, они - основа жизнеспособности всего организма, их нельзя отделить от него.
Реформаторская деятельность правительства Людовика XIV и теоретическое конструирование новой реальности, подобной мифологическому «единству нации», были порождены стремлением раздвинуть границы королевской власти и завершить «королевский» этап централизации государства.
Однако многие акции, связанные с этой политикой, вызывали сопротивления различных групп общества. Во Франции второй половины XVII в. оппозиция была ослаблена, но не уничтожена. Стремление избежать революции, подобной Английской, и попытки обезопасить свою партию от правительственных репрессий сделали ее достаточно лояльной к королевской власти даже в теории. Дворянская оппозиция проявляла себя только в деятельности различных группировок, главным образом придворных. Среди протестантов большинство заявляло о поддержке власти и ее политики, но при этом стараясь создать для себя правовое пространство, необходимое для свободы вероисповедания.
Только в эмиграции под влиянием английских событий 1688 г. французские писатели-протестанты обосновали необходимость реальных ограничений королевской власти, опираясь на теорию народного суверенитета. В то же время социальная и идеологическая политика Людовика XIV, направленная на укрепление государства, создали платформу для новых монархических теорий, выдвигавших на первое место права нации и разрушивших в будущем основы власти короля.
Примечания:
[1] См.: Thireau J.L. Les idees politiques de Louis XIV. Paris,1973. P.20-21.
[2]Merrick J. Politics and religion in the seventeenth-century France. N.Y.,1983.
[3] См.: КопосовН.Е. Абсолютная монархия во Франции//Вопросы истории. 1989. № 1. С.42-57.
[4] Louis XIV. Memoires de Louis XIV pour l’instruction du Dauphin. P.,1860.
[5] Memoire 1666//LouisXIV. Memoires. P.159.
[6] Ibid. P.161,201,224.
[7] Reflection sur la metiere des rois//Louis XIV. Oeuvres completes. Paris,1806. T.3. P.91.
[8] Memoire 1667//LouisXIV. Memoires. T.II. P.53.
[9] Reflection. P.280.
[10] Memoire 1667//LouisXIV. Memoires. T.II. P.102.
[11] Гоббс Т. Левиафан//Гоббс Т. Сочинения. М.,1991. Т.2. С.133.
[12] Memoire 1667//LouisXIV. Memoires. T.II. P.269.
[13] Memoire 1666//LouisXIV. Memoires. P.180.
[14] Memoire 1667//LouisXIV. Memoires. P.225.
[15] Bossuet J.B. Politique tiree des propres paroles de l’Ecriture Sainte. Paris,1709. P.67.
[16]Ibid. P.133.
[17] Ibid. P.147.
[18]Ibid. P.103.
[19] Фенелон Ф.С. Похождение Телемаково, сына Улисса. М.,1763. С.133.
[20] Jurieu P. La politique du clerge de France. Amsterdam,1681. P.241
[21] Jurieu P. Histoire du calvinism et celle du papisme, mises en parallele. Rotterdam,1683. P.291.
[22] Ibid. P.296.
[23] Simon P. Mythe royale. Paris,1983. P.254-255.
[24] ^t. no: Merrick J. Op.cit. P.61.
