CC BY
77
тике Достоевского все же произошел. Телесная природа не терпит духовной пустоты. Подобно тому, как «милому эксцентрику и парадоксалисту» Ивану тайники подсознания «выбрасывают» Черта, Достоевскому (художественное подсознание) - Федора Павловича. Внутри этого образа плавятся все элементы, идет реакция с их превращением. Через этот образ Достоевский открыл как бы следующий уровень бытования стихий.
Литература
1. Битюгова, И.А. «Роман И. А. Гончарова «Обломов» в художественном восприятии Достоевского» [Текст] / И.А. Битюгова // Достоевский. Материалы и исследования. -Л., 1976. - Вып. 2. - С. 191-198.
2. Гончаров, И.А. Собр. соч. [Текст]: в 8 т. / И.А. Гончаров. - М.: Худож. литер., 1979. -Т. 4. Обломов / Подг. текста и коммент. Е.А. Краснощековой. - 534 с.
3. Гончаров, И.А. Собр. соч. [Текст]: в 20 т. / И.А. Гончаров. - СПб: Наука, 2004. - Т. 6. Обломов: Роман: в 4-х ч. - 616 с.
4. Достоевский, Ф.М. Полн. собр. соч. [Текст]: в 30 т. - Л.: Наука, 1972-1992.
5. Лихачев, Д.С. Смех в древней Руси [Текст] / Д.С. Лихачев, А.М. Панченко, Н.В. По-нырко. - Л.: Наука, 1984. - 295 с.
6. Подосокорский, Н.Н. Наполеонизм князя Мышкина [Текст] / Н.Н. Подосокорский // Литературоведческий журнал. Секция языка и литературы РАН. ИНИОН РАН. - 2007. -№ 21. - С. 113-125.
7. Померанц, Г.С. Открытость бездне: Встречи с Достоевским [Текст] / Г.С. Померанц. -М.: Сов. писатель, 1990. - 384 с.
8. Туниманов, В.А. «Жалкие слова» («Обломов» Гончарова и «Записки из подполья» Достоевского) [Текст] / В.А. Туниманов // Pro memoria. Памяти академика Георгия Михайловича Фридлендера. - СПб., 2003. - С. 168-178.
9. Туниманов, В.А. «Обломовщина» и «шигалевщина» [Текст] / В.А. Туниманов // «Достоевский и мировая культура»: Альманах. - СПб., 2003. - № 18. - С. 96-104.
ББК 83.3 (2 Рос=Рус) 1 УДК 821.161.1.09
Н.А. МАКАРИЧЕВА N.A. MAKARICHEVA
«ЛЮБОВНАЯ ИГРА» КАК ЭЛЕМЕНТ ПСИХОЛОГИЧЕСКОГО
САМОРАСКРЫТИЯ ГЕРОЯ В ТВОРЧЕСТВЕ Ф.М. ДОСТОЕВСКОГО
«LOVE GAME» AS AN ELEMENT OF PSYCHOLOGICAL SELF-DISCLOSING OF THE HERO IN F.M.DOSTOEVSKY'S CREATION
Статья посвящена исследованию психологии женско-мужских отношений как важной составляющей психологизма творчества Достоевского. Автор статьи анализирует, как личностные качества героев, их этические и эстетические взгляды раскрываются через отношение к женщине. Внимание к начальной стадии любовных отношений позволяет выявить некоторые особенности любовного сюжета в романах Достоевского.
The article is devoted to research of psychology of the relationships between women and men as an important component of psychologism of Dostoevsky's cre-
ativity. The author of the article analyzes how personal qualities of heroes, their ethical and esthetic views reveal through the relation to a woman. The attention to an initial stage of love relations allows to reveal some features of a love plot in Dosto-evsky's novels.
Ключевые слова: психологический тип, герой-идеолог, любовный сюжет, «любовная игра».
Keywords: psychological type, the hero-ideologist, a love plot, «love game».
Психология женско-мужских отношений - важный аспект исследования личности в русской литературе. Классика подарила миру яркие мужские образы - Онегина, Печорина, Рудина, Обломова, Болконского, Безухова и т.д. Не менее часто в центре произведений была женщина, ее судьба. И образы Татьяны Лариной, княжны Мери, Лизы Калитиной, Ольги Ильинской, Анны Карениной не уступают мужским по яркости, а подчас и превосходят по силе характера и глубине. Сложно назвать произведение русской литературы XIX века, в котором любовный сюжет не имел бы важного значения, и не заканчивался бы трагически. Но начало любовного романа обычно окрашено в светлые тона и, возможно, оно задает ту высоту, с которой после падает и разбивается любящее сердце.
Период ухаживаний - это первая реплика в любовном диалоге мужчины и женщины. В этот психологически важный момент раскрывается характер героя, темперамент, богатство фантазии, этические и эстетические взгляды, подчиненность стереотипам или свобода от них. «Любовная игра» обнаруживает способность мужчины и женщины к контакту на разных уровнях - духовном, душевном, телесном, сугубо сексуальном...
«Способы» ухаживаний зависят от культуры общества, национальных традиций, религиозных взглядов, социального положения и индивидуальных особенностей личности. Однако «прелюдия любви» имеет и свои «каноны», не случайно начальный период любовных отношений в обыденной жизни называют конфетно-букетным. Традиционно мужчины (по крайней мере, в литературе) используют такие средства обольщения, как взгляды, слова, подарки; пишут письма, посвящают стихи, исполняют романсы, совершают безумные поступки.
Особую роль в завоевании сердца женщины играют подарки. У каждого подарка своя цена и свое значение. Когда генерал Епанчин дарит Настасье Филипповне дорогой жемчуг накануне ее свадьбы, она прекрасно понимает, чего генерал ожидает взамен. Рогожин также дарит Настасье Филипповне драгоценности - серьги: «по одному бриллиантику в каждой, этак почти как по ореху будут» [1; т. 8; 12], купленные на деньги отца. Рогожин заплатил за них высокую цену: перенес физическую боль, бегство, болезнь, разрыв с отцом. Вытерпел и позор, ведь его отец поехал подарок возвращать: «.земно ей кланялся, умолял и плакал: вынесла она ему наконец коробку, шваркнула: «Вот, говорит, тебе, старая борода, твои серьги, а мне они теперь в десять раз дороже ценой, коли из-под такой грозы их Парфен добывал» [1; т. 8; с. 12-13]. В романе «Идиот» именно Рогожин способен на широкий жест: он привозит сто тысяч Настасье Филипповне как «своеобразный выкуп за невесту» [4, с. 265]. И ее ответный жест - деньги в огонь - лучше всех понимает именно Парфен («Вот это так по-нашему!»), ведь он сам чувствует так же. Деньги - не главное в его отношениях с женщиной. Мышкин тоже легко расстается с деньгами, но для купца Рогожина они имеют иную цену, чем для князя, денег никогда
не знавшего; у Мышкина это не «жест», не стремление поразить, не повод для сильных эмоций; для Рогожина сто тысяч, брошенные к ногам женщины, это признание: «ты для меня - все самое дорогое.».
Для Дмитрия Карамазова деньги - также только «аксессуар», «жар души». Они не копятся и не задерживаются у него в руках, а тратятся, прежде всего, на женщин. Митя - страстный человек, и ему необходим размах: и дюжина шампанского девкам, и пляски, и пир на весь мир. В романе он изображен в постоянном поиске денег, а страдает от безденежья потому, что нет возможности проявить широту натуры, произвести впечатление щедростью и какой-то национальной разгульной удалью. Митю не смущает, что он тратит деньги невесты на другую женщину. Не останавливает и то, что за деньгами на увоз Грушеньки он обращается к ее бывшему сожителю. Причем Дмитрий не просто находит оправдание своим действиям, но и аргументы благородные, хотя и очевидно сумасбродные. Например, он говорит Самсонову: «.тут трое состукнулись лбами <.>. А так как вас давно уже надо исключить, то останутся два лба <.>. То есть один лоб мой, а другой - того изверга. Итак, выбирайте: или я, или изверг? Все теперь в ваших руках - три судьбы и два жребия. Извините, я сбился, но вы понимаете. я вижу по вашим почтенным глазам, что поняли. А если не поняли, то сегодня же в воду, вот!» [1; т. 14; 335]. «Любовные игры» вводят его в такой экстаз, что вытесняют из его сознания другие важные события, у героя извращается логика восприятия действительности. Не случайно Самсонов воспринимает появление Мити как бред и наваждение.
Дмитрий Карамазов - один из самых интересных персонажей в выборе способов ухаживания. Он чуток к любым переживаниям, и своим, и женщины. Например, одно из воспоминаний, которым он делится с Алешей, - рассказ об увлекательной любовной игре с молоденькой девушкой, «кроткой и безответной». В начале этого романа было катание на тройках, тайные пожатия руки, поцелуи в темноте и пять месяцев молчания вместо предложения брака. Дмитрий добивается своего, разжигает в девушке любовное чувство, но для него самого это только игра, причем ни к чему не обязывающая. Подобная «тактика» называется «завлекать девушку без намерения жениться». Этот же тип любовной игры ведет Печорин с княжной Мери, Вронский - с Кити Щер-бацкой. Такое поведение характеризует героя как человека либо расчетливого и холодного (Печорин), либо легкомысленно относящегося к любви (Вронский). Дмитрий не сразу осознает свое легкомыслие и безответственность,
его путь самопознания проходит несколько этапов. Прежде чем в Дмитрии что-то серьезно изменилось, ему необходимо было пережить «земной поклон» Катерины Ивановны, любовь к Грушеньке, предательство бывшей невесты, обвинение в отцеубийстве...
Начало любовного романа с Катериной Ивановной - это тоже игра, разыгранная романтическая пьеса, бросающая героя от низменных страстей до высокого рыцарского поступка, а героиню - от жеста самопожертвования до искреннего земного поклона. Это не могло не дать результата, учитывая романтическую натуру Катерины Ивановны и экзальтированную - Дмитрия. Оба оказались под впечатлением благородных поступков друг друга. Но для развития любовного сюжета начальных впечатлений недостаточно. Оба героя принадлежат к психологическому типу, для которого необходимо напряжение чувств, однако постоянно поддерживать накал страстей невозможно. Но проблема в том, что Катерину Ивановну и Дмитрия мало что связывает, они
слишком разные по темпераменту, воспитанию, интеллекту. Возможно, «надрыв» Катерины Ивановны, ее решение следовать за Митей и сделаться «машиной для его счастья» - это лишь неудачная попытка продолжить любовную игру, поддержать то напряжение, на котором их недолгие отношения строились. К тому же Катерина Ивановна пытается играть «мужскую роль» - первая объясняется в любви, предлагает Мите брак и т.д. Дмитрий влюбляется в такую смелую и темпераментную девушку, любовные признания красавицы Катерины льстят его мужскому самолюбию. Но, осознанно или нет, со временем он стремится уйти от Катерины Ивановны, поскольку у него самого сильна потребность играть доминирующую роль.
Дмитрий Карамазов в отношениях с женщиной способен на многое: поразить благородством, физически расправиться с соперником, совершить безумный поступок... В нем все принимает участие в игре: и душа, и плоть. И женщину он чувствует как на телесном уровне, так и на душевном. Например, в Грушеньке его привлекает особый изгиб, который «в пальчике-мизинчике на левой ножке отозвался», но влюбляется не только в ее телесную красоту, но и в свободный нрав, смелую игру, в бунтующую женственность. И можно назвать еще одного героя, сродни Мите во всех отношениях: Федора Павловича Карамазова.
Федор Павлович не делает исключения ни для какой женщины, а в его жизни их было много и очень разных: от романтической «институтки» Аделаиды Ивановны до юродивой Лизаветы Смердящей; от «скверного поведения» женщин до кроткой кликуши Софьи. К любой из них Федор Павлович находил свой подход. Аделаиду Ивановну покорил увозом в стиле романтических любовных романов. С матерью Алеши и Ивана действовал психологически: «Никогда, бывало, ее не ласкаю, а вдруг <...> пред нею так весь и рассыплюсь, на коленях ползаю, ножки целую и доведу ее, всегда <...> до этакого маленького такого смешка, рассыпчатого, звонкого, не громкого, нервного, особенного. У ней только он и был» [1; т. 14; 126].
Достоевский детально описывает, например, как Федор Павлович ожидает Грушеньку. Он одевается соответственно ситуации: надевает чистое щегольское белье, подбирает запонки, привередливо выбирает цвет повязки на раненую голову. Конечно, он готовит «гостинчик» с сентиментальной надписью, сделанной не сразу, а с дописываниями: «Ангелу моему Грушеньке, коли захочет прийти» «и цыпленочку». Надпись, сделанная Федором Павловичем, расширяет представление о ценности подарка: «гостинчик» - не просто деньги, это часть души, обожание, долгие мысли, обуревающие желания.
Образ Федора Павловича связан со своеобразным развитием темы «донжуанства» у Достоевского. Кажется, герой не может пропустить ни одной женщины, даже если она не представляет для него особого интереса и не производит сильного впечатления, как, например, Аделаида Ивановна; не обделяет мужским вниманием и такую, которую за женщину «почитать невозможно» (Лизавета Смердящая). И каждый любовный опыт для него бесконечно ценен, он пытается «завещать» его своим детям, учит их «не презирать босоножек». Не случайно в его образе автор соединил две значимые характеристики: «он был зол и сентиментален».
Федор Павлович - не единственный у Достоевского автор письменного «любовного обращения». Князь Мышкин пишет записку Аглае, и, несмотря на невинное содержание, она воспринимается как любовная. Возможно, в этом сказывается стереотипное восприятие жанра «записки к женщине». В коротком
письме отразилась неясность для самого Мышкина его чувств к Аглае. Несколько строк, написанных князем, - свидетельство его душевных переживаний, но еще не оформленных словесно. И то, что осталось «за текстом» важнее написанного, а «главное» содержание можно лишь почувствовать. Поэтому, «прочтя эту коротенькую и довольно бестолковую записку, Аглая вдруг вспыхнула и задумалась» [1; т. 8; с. 157].
В романе «Идиот» примеров письменных «объяснений» достаточно много. Ганя Иволгин пишет Аглае, а она диктует ответную фразу на его письмо Мышкину, делая князя посредником в любовном диалоге. Оба «письма» известны Мышкину (одно написано, другое прочитано по настоянию Аглаи), и это нарочитое нарушение этикета любовного послания уже является определенным ответом женщины. Пишет письма Аглае Настасья Филипповна, признаваясь в любви к ней, а по сути - к князю. Сочиняет философскую трагедию Ипполит Терентьев, но чтение тоже рассчитано на оценку женщины - Аглаи.
Герои не только пишут письма, но и посвящают женщинам стихи. Один из самых ярких лириков - Игнат Лебядкин. Его творчество - явление особое, оригинальное, если учесть, что футуризм появился позднее [см.: 6]. Неприятие другими героями поэзии Лебядкина возникает по нескольким причинам. С одной стороны, из-за эпатажного поведения героя, иногда совершенно неприличного вида. С другой - из-за «авангардного» творчества. Например, когда Пушкин воспевает женские ножки, это можно расценить как шалость, небольшую вольность, которую может позволить себе поэт. Но когда Лебядкин сочиняет «Краса красот сломала член / И интересней вдвое стала.» [1; т. 10, с. 210], то кажется, что изящный и легкий пушкинский мотив обрастает тяжелыми биологическими подробностями и резко «приземляется».
Поэтический образ женских ножек не дает покоя многим героям Достоевского. Ракитин, ухаживая за Хохлаковой, тоже сочиняет стихотворение, но немного сглаживает стиль своего предшественника - Лебядкина: «Уж какая ж эта ножка, / Ножка, вспухшая немножко!..» («На выздоровление больной ножки моего предмета»). Но в обоих случаях стихи используются как средство обольщения и недвусмысленное выражение любовных намерений. Следует отметить, что стихи о «ножках», обращенные к женщине, - это уже претензия на определенную близость в отношениях. Но эпатажность творчества ведет к обратному результату. В целом же, стихи и слова о любви - сильное средство воздействия, так как традиционно считается, что «женщина любит ушами».
Особого внимания в этом отношении заслуживает князь Мышкин. Уникальность князя в том, что он никогда не старается произвести впечатление как мужчина, т.к. он «соискатель христовых невест» [4, с. 91]. По собственному признанию князя, он «жениться не может» и «женщин не знает», однако очаровывает многих женщин. Например, когда князь появляется в гостиной Епан-чиных впервые, он рассказывает три мрачные истории: об осужденном на смертную казнь, которого помиловали в последнее мгновение, о переживаниях человека по дороге на эшафот, о трагедии Мари. Первые две нельзя назвать легкими и подходящими для знакомства, а третья просто неприлична в обществе девиц. Однако Мышкин завладевает сердцами сестер Епанчиных и очаровывает Лизавету Прокофьевну. Сюжеты, с которыми знакомит герой, вполне могли быть включены в любой из романов Достоевского, учитывая их тематику и проблематику. Гипотетически предположим, что эти истории рассказаны Раскольниковым или Иваном Карамазовым. Эпизод
«экзаменовки» князя прекрасно демонстрирует, насколько важно не только о чем, но и как,
с каким чувством, с каким отношением герой ведет разговор с дамами. В повествовании этих историй характер самого Мышкина (сострадательность, глубина душевных переживаний, нетривиальность восприятия, свобода от светских канонов.) раскрылся настолько, что настоящая женщина не могла его не почувствовать. Поэтому «недамский» и «несветский» разговор, который мог стать одной из ошибок героя, становится одной из его первых побед. Это, конечно, не любовная победа в узком смысле слова, однако уже после первого знакомства князь получает важный подарок от Аглаи - ее доверие.
Поведение героев-идеологов в начале любовных отношений заслуживает особого внимания. Их «ухаживания» за женщиной нельзя назвать вполне традиционными, как и любовные отношения, которые за этим следуют.
Например, Раскольникова прежде всего интересуют вопросы психологии, и он ставит психологический эксперимент над собой. Раскольников замкнут на себе и обращен в себя. Это мешает герою полноценно воспринимать мир, строить отношения с другими людьми. Поэтому, несмотря на знание психологии, Раскольников не смог наладить отношений с женщинами - с Прасковьей Павловной и Настасьей. Его друг Разумихин, наоборот, моментально установил контакт с обеими. Разумихину понадобилось сделать совсем не много: для Настасьи найти несколько уважительных слов, поухаживать за столом, восхититься при ней хозяйкой и тем самым доставить огромное удовольствие («Ишь, тварь!» - Вскликнула опять Настасья, которой разговор этот доставлял, по-видимому, неизъяснимое блаженство» [1, т. 6, с. 97]). О пути к сердцу Пашеньки Разумихин рассказывает Заметову: «У ней клавикорды есть; <..> у меня там одна песенка есть, русская, настоящая: «Зальюсь слезьми горючими.». Она настоящие любит, - ну, с песенки и началось.» [1, т. 6, с. 160]; «.ну, начни проходить ей интегральное исчисление, ей-Богу, <.> ей решительно все равно будет: она будет на тебя смотреть и вздыхать <.>. Я ей, между прочим, очень долго, два дня сряду, про прусскую палату господ говорил <.>. О любви только не заговаривай, - застенчива до судорог, - но вид показывай, что отойти не можешь <.>. Поцеловать даже можно, с осторожностью..» [1, т. 6, с. 160-161].
Однако герои-идеологи, подобные Раскольникову, не посвящают женщинам стихов и не исполняют романсов. Правда, они наделены даром слова, но говорят всегда о чем-то своем, когда «надобно мысль разрешить», даже если перед ними - женщина. Таков герой «Записок из подполья». Лиза, не постигая умом всего, что он ей говорит, знает самое главное, «что женщина всегда, прежде всего, поймет» [1, т. 5, с. 174]. И Соня просит Раскольникова: «Говори, говори! Я пойму, я про себя все пойму!» [1, т. 6, с. 318]. Такие женщины безошибочно чувствуют, что мужчина несчастен, одинок, неосознанно требует, чтобы его пожалели. Возможно, на этом держатся отношения Версилова и Софьи, хотя их вариант в чем-то уникален: по признанию Версилова, их связывают двадцать лет молчания. Но молчание может иметь разные причины. С одной стороны, можно молчать, если не о чем говорить, с другой - если все понятно без слов. Для Аркадия отношения между отцом и матерью - загадка. Он размышляет: «Я слышал от развратных людей, что весьма часто мужчина, с женщиной сходясь, начинает совершенно молча, что конечно, верх чудовищности и тошноты; тем не менее, Версилов, если б и хотел, то не мог бы, кажется, иначе начать с моей матерью» [1, т. 13, с. 11]. Однако сам Версилов, начиная разговор с той же темы - молчания, признается, что он сам «предпочел во всем
замолчать». В этом, конечно, есть проявление слабости: молчать иногда проще, чем высказаться и обозначить проблему. Но решение Версилова имеет и другую причину: «Смирение, безответность, приниженность и в то же время твердость, сила, настоящая сила, - вот характер твоей матери. Заметь, что это лучшая из всех женщин, каких я встречал на свете» [1, т. 13, с. 105]. Его молчание - это еще и смирение многословного интеллектуального, цивилизованного героя-идеолога перед народной культурой, народной душой.
Однако не все герои-идеологи способны умерить свою многоречивость, отказаться от благодарной слушательницы. Ставрогин находит собеседницу, которой можно пожаловаться на жизнь, - Дашу. Степан Трофимович Верхо-венский обретает в конце жизни Софью, которой рассказывает (и еще больше сочиняет) о своей жизни. У нее он находит душевный отклик, которого ему не хватало в отношениях с Варварой Петровной.
Герои-идеологи пробуждают в своих спутницах, прежде всего, материнский инстинкт, а если этого не происходит, то диалог между мужчиной и женщиной может не состояться. «Софьи» и «Лизы» в произведениях Достоевского, как правило, несут в себе материнское начало, которое позволяет страдающему герою «прильнуть» к ним не столько телесно, сколько душевно (исключение - Лиза Тушина в романе «Бесы»). «Катерины» (Катерина Ивановна Мармеладова, Катерина Николаевна Ахмакова, Катерина Ивановна Верховце-ва.) имеют иной, противоположный по психологическим особенностям, характер. В них сильно мужское начало, они активны, деятельны, требовательны к мужчинам. Им самим необходим тот, кто смог бы пожалеть и «смягчить» их, герой с характером князя Мышкина или Алеши Карамазова.
Герои-идеологи, будучи интеллектуально развитыми, испытывают потребность в равных себе собеседниках. Но женщины, даже понимающие все «про себя», для таких бесед не подходят. Героям-мужчинам хочется, чтобы их мысли, ум, идеи оценили в полной мере. Интеллектуальная дуэль, идейный поединок не просто форма общения, но способ самореализации их внутреннего «я». Достойным собеседником для идеолога может быть только мужчина, женщина «вытесняется» на периферию интеллектуального общения в силу особенности самого типа героя.
Однако природа не терпит пустоты. Возможно, именно поэтому взаимоотношения идеологов с другими мужскими персонажами могут выстраиваться, в той или иной мере, по психологическому типу «женско-мужских». Например, назначаются «свидания» (Свидригайлов - Раскольников; Иван Карамазов -Смердяков), наблюдаются своеобразные «ухаживания», (например, Свидри-гайлов «ухаживает» за Раскольниковым, Петр Верховненский - за Ставроги-ным). Между героями-мужчинами иногда звучат открытые признания: «Ставрогин, вы красавец!» (Петр Верховенский). Возникают какие-то «интимные подробности» в их свиданиях: например, во время встречи с Иваном Смердяков достает деньги не откуда-нибудь, а из чулка. У Блока в поэме «Двенадцать» подобная деталь относится к женщине легкого поведения: «- А Ванька с Катькой - в кабаке./ - У ей керенки есть в чулке!»).
У героев-идеологов «игры разума» вытесняют «любовные игры». Интеллект подавляет чувственность и сексуальность, заставляет их искать новые формы проявления. В.Ф. Переверзев, анализируя характер любви, возникающей между «своевольными» (Раскольников и др.) и «кроткими» героями (Соня Мармеладова и т.д.), писал: «исключите в любви двойника болезненно-индивидуалистические порывы, и вы получите любовь «кроткого», любовь трусливую, робкую, забитую, не смеющую заявить о себе, не смеющую требовать взаимности, полное самоотречение, всецелое принижение и подавление
в себе половой личности» [5, с. 323]. В.Ф. Переверзев прав в том, что отношения между героями-идеологами и женщинами не воспринимаются как обычное, полноценное любовное чувство: в нем нет страстности, чувственность и сексуальность почти отсутствуют. Но и задача художника была иной: изобразить душевный и духовный уровень единения, а не физический. А на самоотречение и самопожертвование в любви способна не только «забитая» женщина, но и такая, которую в соответствии с психологическими качествами можно отнести к «материнскому» типу. Вполне логично, что в романах Достоевского возникают такие связи, как «идеолог» - «женщина-мать»: Раскольников - Соня, Версилов - Софья, Степан Трофимович - Варвара Петровна, Ставрогин - Даша. Обращают на себя внимание и мужские «союзы», сложные и неоднозначные в психологическом отношении: Раскольников - Свидригайлов, Ставрогин - Ша-тов, Ставрогин - Петр Верховенский, Иван Карамазов - Смердяков... Поэтому следует подчеркнуть, что любовные сюжеты, включающие героев-идеологов, не только начинаются нетривиально, но и получают неожиданное развитие. Однако анализ особенностей развития любовного сюжета и трансформация его «классических» вариантов - это перспектива дальнейшего исследования.
Литература
1. Достоевский, Ф.М. Полн. собр. соч. [Текст]: в 30 т. - Л.: Наука, 1972-1990.
2. Дубинская, М.В. Женственное и материнское начало в образе князя Мышкина [Текст] / М.В. Дубинская // Достоевский и современность: матер. XXIII международных Старорусских чтений. - Великий Новгород, 2008. - С. 186-192.
3. Иванов, В.В. «Огромная наша надежда», или женственность «русской идеи», у Достоевского [Текст] / В.В. Иванов // Достоевский и мировая культура: Альманах. - М., 2007. - № 22. - C. 220-236.
4. Иванов, В.В. Сакральный Достоевский [Текст] / В.В. Иванов - Петрозаводск, 2008. -520 с.
5. Переверзев, В.Ф. Творчество Достоевского [Текст] / В.Ф. Переверзев // Гоголь. Достоевский. Исследования / Переверзев В.Ф. - М., 1982. - С. 188-364.
6. Улановская, Б. «Может ли солнце рассердиться на инфузорию.» (Достоевский и творчество поэтов «Объединения реального искусства») [Текст] / Б. Улановская // Достоевский в конце ХХ века: сб. статей. - М., 1996. - С. 604-621.
