УДК 801:316
Оглезнева Елена Александровна Elena Oglezneva
ЛИНГВОПЕРСОНОЛОГИЧЕСКИЙ АСПЕКТ МЕЖЪЯЗЫКОВОГО ВЗАИМОДЕЙСТВИЯ (НА ПРИМЕРЕ РУССКО-КИТАЙСКОГО ВЗАИМОДЕЙСТВИЯ В ДАЛЬНЕВОСТОЧНОМ РЕГИОНЕ)
LANGUAGE AND PERSONOLOGY ASPECTS OF INTERLANGUAGE INTERACTION: THE ANALYSIS OF RUSSION - CHINESE INTERACTION IN THE FAR EAST
Анализируется лингвоперсонологический аспект русско-китайского взаимодействия в Дальневосточном регионе России, а именно в Приамурье, в конце ХХ — начале XXI вв. в его обусловленности социальными факторами. Описаны уровни языковой компетенции рожденных в смешанных русско-китайских браках
Ключевые слова: языковой контакт, языковая ситуация, русский язык, китайский язык, языковая компетенция, смешанный брак
Interlanguage interaction primarily occurs on the individual level. Thus only the set of linguistic and personality characteristics allows to consider the results of interlanguage interaction as sociolinguistic facts. Sociolinguistic viewpoint on interlanguage interaction highlights situational and personological components of the research object. Each component in its turn demonstrates a specific result of interlanguage interaction
Key words: language contact, language situation, Russian language, Chinese language, language competence, mixed marriage
Проблема межъязыкового взаимодействия всегда была одной из центральных в языкознании [1; 2; 3; 4]. Исследователей интересовали различные собственно лингвистические и социолингвистические аспекты этого явления, среди которых изучение заимствований как самых очевидных фактов языкового взаимодействия, анализ языковой интерференции как результата нарушения норм одного языка под влиянием другого, выявление фактов диглоссии и др. [5; 6; 7; 8; 9 и др.].
Межъязыковое взаимодействие проявляется прежде всего на уровне языковой личности, и, безусловно, лишь совокупность лингвоперсонологических характеристик позволяет говорить о результатах межъязыкового взаимодействия как социолингвистических фактах.
Социолингвистический ракурс рассмотрения межъязыкового взаимодействия высвечивает ситуативную и персонологи-ческую составляющие в объекте исследования. Каждая из составляющих, в свою очередь, демонстрирует свой результат межъязыкового взаимодействия.
Русско-китайское взаимодействие в Дальневосточном регионе в ситуативном плане демонстрирует функционирование на этой территории контактного языка — русско-китайского пиджина, который возникает всякий раз при возобновлении контактов между двумя государствами в ситуациях неофициального общения русских и китайцев примерно в одном и том же по своим лексико-грамматическим характеристикам облике [10; 11]. История возникновения и собственно языковые
особенности различных территориально-хронологических вариантов русско-китайского пиджина подробно описаны нами в [12; 13]. Персонологическая составляющая межъязыкового взаимодействия проявляется в такой характеристике языковой личности, участвующей в межъязыковом взаимодействии, как ее языковая компетенция. Языковая компетенция носителя языка рассматривается нами как совокупность языков и их форм, находящихся в активном и пассивном владении языковой личности. Под активным использованием языка мы понимаем говорение в различных коммуникативных ситуациях, пассивное же использование предполагает понимание речи на языке, а способность говорить проявляется слабо либо утрачена вовсе.
Условия приграничного существования русского и китайского населения неизбежно приводили и к более стабильным и прочным формам его взаимодействия, чем ситуативное прагматически направленное деловое (торгово-предпринимательское) общение, сопровождавшееся пиджином как средством коммуникации. Стабильной формой межэтнического взаимодействия в дальневосточном регионе являлся (и является) смешанный русско-китайский брак. Следует отметить, что модель смешанного русско-китайского брака асимметрична и в большинстве известных случаев соответствует следующей схеме: муж-китаец — жена-русская. Представляет интерес исследование языковой компетенции членов таких семей. Априори определим круг факторов, способных повлиять на уровень языковой компетенции членов семей, сложившихся в результате межэтнических браков. Во-первых, место (страна) проживания семьи. В нашем случае — это Россия или Китай. Сильным членом оппозиции из двух языков, являющихся родными для вступивших в смешанный брак, является язык, совпадающий с языком страны проживания супругов, поскольку он будет поддерживаться ситуациями официального и неофициального общения вне семьи и, следовательно, вынужденно доминировать в речевой практике. Обычно этот язык становится язы-
ком домашнего общения, на нем говорят с детьми и родственниками. Язык страны проживания может входить в состав языковой компетенции супруга нетитульной национальности, а может и отсутствовать, снижая уровень ее языковой компетенции. Во-вторых, общественно-политическая обстановка в стране проживания вступивших в смешанный брак и проводимая этой страной языковая политика. Лояльная по отношению к лицам нетитульной национальности языковая политика способствует сохранению родного языка супруга, живущего вне этнической родины, и, следовательно, поддерживает высокий уровень его языковой компетенции. В-третьих, для сохранения носителем своего родного языка вне этнической родины важно наличие среды родного языка, выходящей за рамки семейного круга: например, общение с соотечественниками схожей судьбы на языке своей родины. Коммуникация на родном языке в своей этнической группе способствует сохранению этого языка личностью в пределах своей языковой компетенции. В-четвертых, сохранению родного языка вне этнической родины способствует осознание высокого социального и культурного статуса языка, престижности знания этого языка его носителем, что также поддерживает высокий уровень языковой компетенции личности.
Максимальный уровень языковой компетенции личности, вступившей в брак с лицом другой национальности и говорящей на чужом языке, может быть выражен как 1/1, где 1 — родной язык и 1 — родной язык супруга. Такой уровень языковой компетенции может быть достигнут личностью при условии, если страной ее проживания является страна супруга и постоянное нахождение в чужеродной языковой среде способствует изучению языка страны, являющейся родиной супруга, а также при условии, если на родном языке возможно общение в группе этнически близких людей и если отсутствуют ограничения и запреты на такую коммуникацию со стороны государства, что в совокупности способствует сохранению родного языка в арсенале язы-
ковой личности. Кроме того, поддержанию максимального уровня языковой компетенции способствует такой субъективный фактор, как признание высокого социально-культурного статуса обоих языков: родного и языка супруга. Уровень языковой компетенции личности по набору языков, находящихся в ее арсенале, может быть максимальным, но степень владения этими языками при этом может быть неодинаковой в пользу, как правило, родного языка.
Минимальный уровень языковой компетенции личности, вступившей в брак с лицом другой национальности и говоря -щей на своем языке, может быть выражен как 1/0, где 1 — родной язык личности, а 0 — родной язык супруга. Личность с таким уровнем языковой компетенции не знает родного языка своего супруга. Это возможно, если второй супруг владеет неродным для себя языком, как правило, являющимся в такой ситуации и языком страны проживания супругов, и домашним языком, и, кроме того, обладает достаточно высоким социально-культурным статусом.
Названные общие схемы могут быть представлены различными своими вариациями, обусловленными сочетанием конкретных исторических обстоятельств и персональных характеристик языковых личностей. У потомков, родившихся в смешанных браках, данные схемы, характеризующие их языковую компетенцию, могут быть представлены в трансформированном виде.
Материалом для выводов об уровне языковой компетенции рожденных в смешанных русско-китайских браках явились записи речи информантов и другая информация собственно лингвистического и социолингвистического характера, собранная во время научной экспедиции 2011 г. в так называемые русские села Китая — Бяньц-зян, Хатаян, Хундзян (уезд Сюньке, провинция Хэйлунцзян), расположенные на правом берегу Амура. Со слов информантов, были составлены родословные шести семей смешанного этнического состава. В Китае эти семьи оказались в большинстве своем в результате того, что русские женщины вышли замуж за китайцев и вместе с
ними в 30-40-е гг. ХХ в. покинули Россию или ушли с детьми за Амур — в Китай, а там вторично вышли замуж за китайцев и не вернулись в Россию. Лишь в одном случае русская семья — муж и жена — в 40-е гг., в конце Великой Отечественной войны, бежали из России с целью сохранить последнего сына, которого должны были призвать в действующую армию.
Потомки от смешанных браков русских и китайцев на приграничных территориях Китая обладают, как правило, минимальным уровнем языковой компетенции и показывают владение только языком страны проживания, являющейся в настоящее время их родиной. Возникает вопрос о причинах данного явления, о том, насколько такое положение естественно. В половине случаев мы видим утрату русского языка уже у детей, рожденных в смешанном браке, т.е. во втором поколении. Полагаем, что таких случаев большинство. Причины видятся в следующем. Во-первых, для членов смешанной семьи (жена — русская, муж — китаец), проживающих в Китае, доминирующей языковой системой, обслуживающей и неофициальное, и официальное общение, является китайский язык — язык страны проживания, на территории которой проходит жизнь семьи, а родной язык при этом постепенно становится неактуальным, он утрачивает статус даже домашнего языка (русская мать разговаривает на своем родном языке с детьми, но не с мужем-китайцем; дети в таких семьях в детстве владеют двумя языками — языком матери — русским, но основным для них становится китайский, который они, становясь взрослее, используют в большинстве коммуникативных ситуаций).
Во-вторых, на забывание и утрату русского языка русскими и их потомками на приграничных китайских территориях повлияла крайне нелояльная языковая политика Китая по отношению к русскому языку во время Культурной революции. Запрещенный язык оставался в пассивном владении у оказавшихся в Китае русских, обучать же ему своих детей становилось делом безрассудным.
В-третьих, утрате родного русского языка способствовало отсутствие на указанной территории в рассматриваемый период таких социальных институтов на родном языке, как церковь, школа, печать и др., которые могут выступать поддерживающими существование и функционирование языка факторами.
В-четвертых, носители русского языка, бежавшие в Китай, были крестьянского происхождения, как правило, не умевшими читать и писать по-русски и владевшими диалектной формой речи и, соответственно, не осознававшими высокого культурного статуса своего родного языка и его престижности. Этот субъективный, казалось бы, момент является важным и во многом определяющим результат межъязыкового взаимодействия на уровне отдельной языковой личности.
Указанные причины позволяют считать закономерным забывание и утрату русского языка потомками от смешанных браков русских и китайцев уже в первом поколении метисов. Языковая компетенция метисов в первом поколении:
а) может быть тождественна языковой компетенции родителя титульной национальности, ее составляет владение только одним языком — китайским;
б) языковую компетенцию составляет язык родителя титульной национальности — китайский (активное пользование) и язык родителя нетитульной национальности — русский (пассивное пользование).
Русский язык не был забыт теми, кто рожден в России и для кого этот язык был родным. Они навсегда, по воспоминаниям информантов, сохранили память о родине, тосковали о ней.
Заслуживает внимания противоположный факт, когда во втором поколении метисов можно наблюдать тенденцию к возрождению своей этнической памяти, которое происходит главным образом через сознательное восстановление в своей речевой практике родного языка своих предков — русского языка, расширение в своей жизнедеятельности сфер его использова-
ния. Практически во всех исследованных семьях во втором и третьем поколениях метисов среди детей и внуков имеются такие, которые сознательно изучают русский язык в среднем или высшем учебном заведении с целью его дальнейшего применения в профессиональной деятельности.
Аналогичные факты языкового существования имеют место и на приграничных с Китаем российских территориях, где отмечается компактное поселение потомков, рожденных в смешанных русско-китайских браках (например, в с. Климоуцы Свобод-ненского р-на Амурской обл.) [см. 14], имеются китайские фамилии среди антропонимов г. Благовещенск и Амурской области.
В российском приграничье ситуация с языковой компетенцией в смешанных семьях та же, что и в китайском: потомки уже в первом поколении не знают китайского языка. Их уровень языковой компетенции также минимальный: ее составляет только один язык — русский. На формирование языковой компетенции личности, рожденной в смешанном русско-китайском браке на территории России, оказывали влияние следующие факторы.
Во-первых, язык страны проживания — русский, многофункциональный и престижный, который нивелировал значимость китайского языка в России как малофункционального, что вело к исключению этого языка из языковой компетенции потомков от смешанных русско-китайских браков.
Во-вторых, на Дальнем Востоке России в 30-е гг. сложились неблагоприятные для китайцев условия: в большинстве своем они были депортированы на родину или репрессированы. Отторжение народа не может сопровождаться привитием языка этого народа, чего и не произошло.
Однако отмечен факт возникающего и нескрываемого интереса к своим этническим корням и у «ославянившихся» потомков от смешанных браков русских и китайцев, что в настоящее время проявляется в их стремлении установить связь с родственниками в Китае, освоить китайский язык.
Литература
1. Вайнрайх У. Языковые контакты: состояние и проблемы исследования. Киев: Вища щко-ла, 1979.
2. Гавранек Б. К проблематике смешения языков // Зарубежная лингвистика. III / Общ. ред. В.Ю. Розенцвейга, В.А. Звегинцева, Б.Ю. Городецкого. М.: Прогресс, 1999. С. 56-73.
3. Гринберг Дж. Определение меры разноязычия // Зарубежная лингвистика. III / общ. ред. В.Ю. Розенцвейга, В.А. Звегинцева, Б.Ю. Городецкого. М.: Прогресс, 1999. С. 88-98.
4. Щерба Л.В. Языковая система и речевая деятельность. М.: Едиториал УРСС, 2004.
5. Белл Р.Т. Социолингвистика. Цели, методы и проблемы. М.. 1980.
6. Речевое общение в условиях языковой неоднородности / Под ред. Л.П. Крысина. М.: Эди-ториал УРСС, 2000.
7. Крысин Л.П. Владение разными подсистемами языка как явление диглоссии / / Социально-лингвистические исследования. М., 1976. С. 131-156.
8. Вахтин Н.Б., Головко Е.В. Социолингвистика и социология языка. СПб., 2004.
9. Крысин Л.П. Языковые заимствования как проблема диахронической социолингвистики // Диахроническая социолингвистика. М.: Наука, 1993.
10. Беликов В.И. Русский этнолект дальневосточного пиджина / / Восток: прошлое и будущее народа: тез. докл. и сообщ. IV Всесоюзной конф. востоковедов (1991, Махачкала). Т. 1. М., 1991. С. 26-29.
11. Перехвальская Е.В. Сибирский пиджин (Дальневосточный вариант). Формирование. История. Структура. СПб., 2006.
12. Оглезнева Е.А. Русско-китайский пиджин: особенности функционирования и языковая специфика // Известия Рос. акад. наук. Сер. литер. и яз. Т. 66. 2007. № 299. С. 16-23.
13. Оглезнева Е.А. Русско-китайский пиджин: опыт социолингвистического описания. Благовещенск: Амурский гос. ун-т, 2007.
14. Архипова Н.Г., Белоусова Е.В. Соединение славянской и восточной культур в одной языковой личности // Слово: Фольклорно-диалектологический альманах. Благовещенск: АмГУ, 2010. С. 130-136.
Коротко об авторе_
Оглезнева Е.А., д-р филол. наук, доцент, зав кафедрой русского языка, Амурский государственный университет (АмГУ), руководитель лаборатории региональной лингвистики Служ. тел.: (8962)394583
Научные интересы: язык русского зарубежья, языковая контактология, социолингвистика, диалектология, лингвоперсонология
_ Briefly about the author
E. Oglezneva, Doctor of Philological Sciences, assistant professor, head of Russian language department, supervisor of regional linguistics laboratory, Amur State University
Scientific interests: language of Russian near-abroad, language contact, sociolinguistics, dialectology, linguistic personology