CC BY
77
16. Юсупов Г.В. К вопросу о тюркской топонимике в ТАССР. Тезисы аннотированных докладов на Учредительном съезде Общества истории, археологии и этнографии при Казанском университете. Казань, 1964.
17. Rasanen Martti. Versuch eines etymologischen Worterbuchs der Turksprachen. Helsinki: Suomalais-ugrilainen seura, 1969. [Lexica societatis Fenno-Ugricae XVII. 1.]. 533 S.
КОРНИЛОВ ГЕННАДИЙ ЕМЕЛЬЯНОВИЧ - доктор филологических наук, профессор, заведующий кафедрой общего и сравнительно-исторического языкознания, декан филологического факультета, Чувашский государственный университет, Россия, Чебоксары (gennkorn@rambler.ru).
KORNILOV GENNADIY - doctor of philological sciences, professor, head of General and Comparative-Historical Chair, dean of Philology Faculty, Chuvash State University, Russia, Cheboksary.
УДК 27-23:811.512.111'25] : 008 ББК Ш 12=635.1*61+337-200.112
И.В. МУКИНА, В.А. МУКИН
ЛИНГВОКУЛЬТУРОЛОГИЧЕСКОЕ СТРУКТУРИРОВАНИЕ ЯЗЫКОВЫХ ОСОБЕННОСТЕЙ,
СВЯЗАННЫХ С ПЕРЕВОДОМ БИБЛИИ НА ЧУВАШСКИЙ ЯЗЫК*
Ключевые слова: лингвокультурологический анализ, методология, культурный концепт, константы культуры, культурные установки, культурный код.
Выделение языковых особенностей и их системная классификация по лингвокультурологическим понятиям служат основанием для формирования методологии исследования библейских текстов. Лексические средства, используемые в них, обнаруживают диалектическую, бинарную взаимообусловленность культурных и языковых концептов, констант, установок, кодов, рассматриваемых в работе как средство структурирования, обеспечивающее целостность для осмысления текста. В качестве методологического основания для исследования словообразований рассматривается ментальная трансформация этносознания чувашей по трёхмерной схеме ценность - слово - образ.
I. MUKINA, V. MUKIN
LINGUISTIC AND CULTUROLOGICAL STRUCTURING OF LANGUAGE SPECIFICS RELATED TO THE TRANSLATION OF THE BIBLE INTO THE CHUVASH LANGUAGE
Key words: linguocultural analysis, methodology, cultural concept, constants of culture, cultural values, cultural code.
Selection of language specific features and their system classification linguocultural concepts is the basis for the formation of the methodology of the study of biblical texts. Lexical means to be used in them, find dialectic, binary interdependence of cultural and linguistic concepts, constants, units, codes, considered the work as a means of structuring, ensuring the integrity of the comprehension of the text. ^s a methodological basis for the research word formations considered mental transformation ethno-consciousness Chuvash on a three dimensional diagram of value - word - image.
Установление причинно-следственных связей и механизмов лингвистической обусловленности между переводами Библии и формированием письменности, стабилизацией и кодификацией норм национального литературного языка представляет собой одну из проблем лингвистического анализа. Мы полагаем, что библейские тексты на чувашском языке являются носителями не только смысла, формы и структуры слов, но и языковых особенностей, формирующих и обогащающих культурные компоненты чувашского литературного языка. Язык относится к духовной культуре человека и представляет собой коммуникативную систему, обладающую своим содержанием и возможностями передавать, сообщать это содержание в форме социального опыта. Составляющими социального опыта, несомненно, являются культурные нормы и традиции в контексте языковых особенностей. Научно-исследовательский интерес
* Публикация подготовлена в рамках поддержанного РГНФ научного проекта № 13-14-21009.
представляют языковые особенности, проявляющиеся в ходе перевода библейского текста с одного языка на другой и участвующие в трансформации религиозного стиля текста в стиль светский. Выявление языковых особенностей, отражающих связи языка с национальной культурой, разными исследователями производится по-разному. Наиболее удачным, на наш взгляд, является лингвокультурологический метод, суть которого кратко можно выразить как способ исследования языковых процессов, отражающих духовную культуру, для последующего воплощения результатов в языковых единицах. Язык служит не только базой хранения и приумножения в своих единицах различных компонентов и установок культуры, но и инструментом воспроизводства её концепций в менталитете народа из поколения в поколение.
Таким образом, исследование текстов Библии на чувашском языке представляет собой лингвистический анализ содержания того лексического материала, который обладает свойством проникновения в языковое пространство культуры. Для достижения цели этой работы, объяснения феномена проникновения языковых особенностей библейских переводов в литературный язык, воспользуемся категориальным аппаратом, включающим такие лингвокультурологические понятия, как культурный концепт, константы культуры, культурные установки, культурный код.
Объектом исследования являются характерные языковые особенности в библейских текстах на чувашском языке. Предметом исследования является механизм проникновения неологизмов, заимствований и других лексических средств в современный чувашский язык через библейские тексты, используемые как для вероисповедания, так и для познания ценностей православно-христианской культуры.
Приступая к лингвокультурологическому анализу языковых особенностей библейских текстов на чувашском языке, составлению алгоритма их структурирования, выбираем фактический лексический материал, необходимый для выражения духовно-нравственной составляющей личности - носителя чувашского языка. В качестве одного из главных инструментов анализа рассматриваем понятие культурный концепт, в него мы вкладываем многомерное смысловое образование, в котором выделяются ценностная, образная и понятийная стороны. Кроме того, в лингвокультурологии считается, что существуют как специфические, национальные культурные концепты, присущие конкретному этносу, так и универсальные. В зависимости от этого выделяются и анализируются разные культурные концепты. В нашем случае речь идёт о культурных концептах, связанных с изменением ментальных признаков чувашей в ходе приобретения христианского мировоззрения. На основе библейских текстов на чувашском языке идёт формирование специфических чувашских концептов культуры, не признающих национальную «границу», языковое ограничение. В качестве мысли, объясняющей причину проникновения смысловых культурных концептов в чувашский язык и естественную необходимость образования неологизмов, заимствований и иных лексических средств, возьмём рассуждения чувашского просветителя и переводчика Библии И.Я. Яковлева в Предуведомлении «Евангелия от Матфея», изданного в 1873 г. Он считает, что отсутствие готовых слов и выражений, необходимых для изложения библейского текста на чувашском языке, связано с тем, что в то время не было христианского содержания в этносоз-нании чувашей. Кроме того, «...лишь только коснется дело понятий социальнохристианских, то выразить их на чувашском языке можно только приблизительно, тою или другой стороной» [2. С. 1]. Следовательно, для отражения в библейском тексте проблемы нравственности и религиозности, с высокой достоверностью отражающей истинный смысл православно-христианских ценностей, приходится в ходе перевода создавать неологизмы, использовать заимствования и т.д., сформированные на основе первоисточника библейского текста.
Осмысливая трансформацию религиозной культуры чувашей в контексте отражения «добра и зла» в бинарном представлении о мироздании, мы выбираем для анализа в качестве культурного концепта «ангел» и проследим опыт безуспешных попыток дословного перевода слова ангел на чувашский язык с точки зрения историко-этимологического подхода.
В «Этимологическом словаре русского языка» М. Фасмера указывается, что данное слово заимствовано с греческого (аууєХод) в старо-славянский, др.-русский язык (анъгелъ) и означает «вестник, посол» [9. С. 78.]. Ангел - это слово [евр. малах (таїас), греч. ангелос (аддеіоБ)] собственно означает: вестник или посланник; оно часто употребляется в Библии, когда речь идет об обыкновенных вестниках или даже известиях (Мтф. 11:10; Лук. 7:24; 9:52; Иов. 1:14; 1 Цар. 11:3; в русском переводе - вестник, посол и др.); о пророках (ангел Господень); священниках (Мал. 2:7); о всем израильском народе (Ис. 42:19), а также о неодушевленных предметах (Псл. 103:4) и о слугах сатаны во 2 Кор. 12:7 и, может быть, Псл. 77:49, т.е. в текстах Священного Писания указанная лексическая единица использовалась в двух основных значениях. Обычно словом ангел в Библии обозначается особый род разумных существ. Ангелы в собственном значении слова - существа другого порядка, чем люди: они окружают Бога; или Бог пользуется ими как орудием в управлении миром; через них он помогает отдельным лицам и народам. Они - или настоящие духи, или имеют тонкое невесомое тело, но мы знаем, что они не имеют такого вида, как люди, и у них не существует различных полов. Без сомнения, они были созданы задолго до сотворения земли [6. С. 19-20]. Из этого мы делаем вывод, что синонимами первого лексико-семантического варианта (ЛСВ) являются лексемы архангел, серафим, херувим, а второй ЛСВ имеет парадигматические связи с единицами бес, злой дух, нечистый дух (явал).
В начале своей переводческой деятельности И.Я. Яковлев для перевода слова ангел использовал чувашское слово пирешти, а в скобках ставил ан-гелъ (см.: «Начальное учение православной христианской веры» (Казань, 1873), а также Евангелия от Матфея (Казань, 1873), Марка и Луки (Казань, 1875. - Авт.). Не случайно он выбрал это персидско-татарское слово, известное чувашам (анатри), соседствующим с татарами. Словом пирешти чуваши называют особое существо , добрый дух.
В словаре Ашмарина указывается, что пирешти - название духа (ангела). Слово пирешти активно употреблялось во многих местах как низовыми, так и верховыми чувашами, под ним подразумевалось не только значение «ангел» в богословском понятии. Согласно Ашмарину, словом пирешчи называют также домового, духа-хранителя дома (доможила) [1. С. 225].
В «Чувашско-русском словаре» под редакцией М.И. Скворцова пирешти переводится «добрый дух; ангел» [12. С. 297], а само слово ангел дается без перевода «1.рел. ангел» [12. С. 35].
Однако священники прошлого века были категорически против использования слова пирешти, они считали, что это слово связано с их языческими понятиями. По мнению чувашей, пирешти это служебный дух Кэбэ - бога, управляющего всеми земными и подземными делами и особенно судьбами рода человеческого (наблюдает за целостью меж). Особенно это слово не нравилось священникам, которые работали в приходах Чебоксарского и Коз-модемьянского уездов, так как чуваши, проживающие в этих местах, мало употребляли слово пирешти. Вот что пишет священник села Кошек Чебоксарского уезда Василий Смелов Высокопреосвященнейшему Сергию Архиепископу Казанскому: «В переводах г. Яковлева пяришти (в ориг. так. - Авт.) часто употребляется рядом со словом Ангел без перевода (Лук., гл. 1); и вследствие этого чувашину невольно навязывается языческое представление о пяришти и он как бы вынуждает думать об Ангеле и пяришти, как от-
дельных лицах. Вообще слова греческие, получившие гражданство в русско-церковном языке, следовало бы оставлять при переводах без перевода, чем подменять их словами новыми, или имеющими языческое значение. От чего, к несчастию, не свободен г. Яковлев» [3. С. 16-17].
Поскольку в то время чувашские книги религиозно-нравственного характера в основном печатались для употребления священниками чувашских приходов, к их мнению нужно было прислушиваться. В своих следующих переводах и новых изданиях ранее переведенных религиозных книг И.Я. Яковлев вместо слова пирешти везде ставил Ангелъ. С тех пор и по настоящее время во всех чувашских переводах библейских книг закрепилось слово ангел.
Также нужно заметить, что И.Я. Яковлев в начале своей переводческой деятельности слово ангел попробовал передать другим словом - пулёхдё. Но священники никак не могли принять это слово и написали об этом в переводческую комиссию при Братстве св. Гурия, на что Н.И. Ильминский в своей статье «К истории инородческих переводов», напечатанной в мартовском и апрельском номерах журнала «Православный собеседник» за 1884 г., ответил следующим образом: «Слово пулёхдё, как коренное чувашское слово, явилось в переводах в соответствие татарскому (или вернее персидскому) слову паришта. Но пересматривая имеющиеся у меня прежние издания переводов Яковлева, я вижу, что он скоро оставил это слово... Если допустим даже, что слово пулёхдё неправильно было поставлено, но Яковлев скоро оступился от него.» [3. С. 51].
Однако И.Я. Яковлев не случайно выбрал это слово. Прежде чем приступить к переводу религиозных книг, он, по совету Н.И. Ильминского, внимательно изучил чувашские переводы начала XIX в. В самых ранних переводах христианской литературы переводчики употребляли слово пулёхдё для перевода слов «Ангел», «Ангел Божий» и «Ангел Господень». Например, в чувашском переводе Евангелий от Матфея, Луки, Марка и Иоанна, осуществленном под руководством Казанского Преосвященного священнослужителями Казанской епархии и напечатанном при Казанском университете в 1820 г., это понятие в основном передано словами пюлюхсь и Тура пюлюхси : «...она акса бараггане шойтанъ болать; вырас выгоче, 1умюрь пюдмелли болать: вырагганзам; вара пюлюхси-зам балассе» (Мтф. 13:39). «Тора пюлюхси сюльдень анза быче-мин, тобык алыкран мунъ чолъ ильзе тюндерче, ларче да онъ сине. Тора Пюлюхси вара арымзане чинзе каларе» (Мтф. 28:2,5). Местами это слово писалось с прописной буквы, но тут же рядом встречается Тура пюлюхси, где пюлюхсе написано со строчной буквы. В (Мтф. 25:41) «в огонь вечный уготованный дияволу и ангелам его», где ангел имеет совершенно другой смысл, в чувашском переводе 1820 г. употреблено озалъ сулешсама (в ориг. так. - Авт.), что буквально означает «злые духи». Но в Евангелии от Марка в некоторых местах слово ангел оставлен без перевода, например, в (Мрк,1:2,13; 13:27). А в Евангелии от Луки (7:27) слово ангел переведено хыбарлагганъ, т.е. как «вестник».
В яковлевских переводах книг Нового Завета начиная с 1879 г. слово ангел передается без перевода.
Таким образом, ключевой культурный концепт «ангел» проникает в чувашский язык как заимствование, формируя некий неологизм в чувашском языкознании и литературе. Многочисленные литературные произведения, в частности, «Чун кёнеки», «Аслалах кёнеки» Н. Кушманова, «Хура ангел» Н. Петровской и др., подтверждают факт закрепления слова ангел в его лингвокультурологическом толковании в чувашском литературном языке.
В связи с этим следует отметить большое опосредованное русским языком влияние греческого мира, явившегося источником новой христианской веры, на культуру и язык чувашского народа. Вместе с заимствованными культовыми идеями в состав лексической системы чувашского языка вошли грецизмы, отражающие ярко выраженный заимствованный характер языковых особенностей,
связанных с переводом библейских текстов (аллилуйа, аминь, анафема, апостол, кесарь, ладан, мира, манна, псалтирь, псалом и др.).
Если рассматривать культурный концепт как некую ментальную трёхмерную единицу, основанную на трёх параметрах: ценность, слово и образ, определяющих взаимодействие культуры, языка и сознания, то следует отметить, что культура детерминирует концепт, язык его опредмечивает, а в сознании концепт пребывает. В нашем случае в условиях культурно-исторической значимости концепта он отличается от других языковых единиц своей ментальной природой. «.концепты не только мыслятся, они переживаются. Они - предмет эмоций, симпатий и антипатий, а иногда и столкновений. Концепт - основная ячейка культуры в ментальном мире человека» [7. С. 43]. Если речь идёт о некоем постоянном принципе культуры, то уместно вести речь о концепте, соответствующем константе культуры. «Константа в культуре - это, по Ю.С. Степанову, концепт, существующий постоянно или, по крайней мере, очень долгое время» [7. С. 84]. Например, принцип теоцентричного мироздания, изложенный в библейских текстах, эсплицирующийся через перевод в различных культурах, может быть отнесен как раз к принципам-константам.
Рассматривая культурные константы, следует обратить внимание на вечные образы, воплощённые в языке и литературе многих стран. Они имеют нравственное и мировоззренческое содержание, значимое для разных времён и народов. Однако следует иметь в виду, что вечные образы являются продуктом сознательной деятельности, имеют как свой «адрес и дату рождения», так и «национальность». Кроме того, они отражают не только специфику общечеловеческого восприятия мира, но и определённый исторический и культурный опыт, закреплённый в художественном образе.
По этому поводу следует отметить ряд чувашских произведений, посвященных святой вере и христианской духовности. Например, в произведениях Якова Турхана «Христос чёрёлнё!» (Христос воскрес!), «Харуша парне» (Страшный подарок), «Тыра акакан» (Сеятель), «Кархи чан рапни» (Вечерний звон), Федора Турхана «Раштав рёрё» (Ночь Рождества) «Асап эрни» (Страстная неделя), Тараса Кириллова «Тура ринчен» (О Боге), «Тура тарашакана юратать» (Бог любит старательного), «Турра манса ан кайар» (Не забывайте Бога) образ Бога выступает как эстетическая доминанта. В частности «Псалтирь» (Мухтав юррисем) в переводе классика чувашской поэзии К. Иванова несколько раз переиздавался именно в период становления чувашского литературного языка. В поэтике М. Сеспеля христианские мотивы используются для выражения как радостных, так и скорбных чувств поэта (стихотворения «Чан чёрёлнё!» (Воистину воскрес!), «Или! Или! Лама савахвани!..», «Паянтан» (Отныне) и др.
В чувашской литературе библейским образам посвящены яркие страницы произведений поэтов: Г. Айги, В. Митта, Р. Сарпи, В.Туркай, прозаиков: Д. Гордеева, В. Григорьева (Енёш), Н. Кушманова, Е. Лисиной, П. Львова и др. В их произведениях ярко выражены нравственные и мировоззренческие аспекты бытия чувашей, отражающие национальную самобытность.
Для персонажей Библии (Бог, ангел и др.), служащих источниками вечных образов, характерны признаки, отличающие их от иных образов содержательной емкостью и высокой духовной ценностью. Способность библейских вечных образов преодолевать границы эпох и национальных культур обеспечивает им возможность вписываться в изменяющуюся обстановку, не теряя своей идентичности. Всё это создаёт для библейских текстов условия переводимости на различные языки [5. С. 304-311].
Социокультурная практика показывает возможность воссоединения библейской культуры с миром литературного языка в рамках одних и тех же теоретико-методологических идей и интерпретационных схем. Такое слияние, пронизывающее всю мировую литературу и другие искусства, превращает
библейские вечные образы в инвариантный арсенал литературного дискурса. «Дискурс - это речь, наделенная социокультурным измерением, или язык, преобразованный говорящим субъектом и включенный в конкретный социокультурный контекст» [10]. Поскольку дискурс обладает свойством целостности, он предполагает систему, т.е. имеет внутреннюю организацию, форму, к нему применимы понятия вида, жанра и стиля.
Мы полагаем, что проникновение библейской терминологии через дискурс - это ещё один из механизмов проникновения языковых особенностей в пространство нормированного литературного языка.
Ещё одним инструментом, способствующим проникновению лингвокультурологического смысла в язык перевода, является культурная установка. По определению В.А. Масловой, «установки культуры - это своего рода идеалы, в соответствии с которыми личность квалифицируется как “достойная/недостойная”» [4. С. 50]. В связи с этим интересно проследить за историей перевода слова «целомудрие». Согласно толкованию русского религиозного мыслителя, ученого, богослова и священника П. Флоренского [11], по своему этимологическому составу греческое слово «эорИгоБипб», переведенное на русский язык как «целомудрие», указывает на здравость, неповрежденность, единство и вообще нормальное состояние внутренней духовной жизни христианина, цельность и крепость личности, свежесть духовных сил, духовную устроенность внутреннего человека.
Проникнув через библейский перевод в чувашский язык, «целомудрие» имеет близкий к вышесказанному смысл и позиционирует себя в чувашском тексте как концепт, имеющий своим ядром слово «таса» (святость), переводимый в зависимости от контекста следующими словосочетаниями: «таса шухаш» (здравая мысль), «таса рын» (неискушённый), «таса чун» (чистая душа), «айапсар таса тар» (жить в святости) и т.д.
Таким образом, исследование механизма концептуального проникновения показывает, что в некоторых случаях язык, на который переводится библейский текст, в состоянии справиться собственными лексическими ресурсами.
Итак, вечные образы, детерминированные культурой и опредмеченные через язык, участвуют в формировании культурной установки, отвечающей социальной памяти народа и его групповой ценностной ориентации. Ценностную ориентацию понимаем как способ организации поведения человека в соответствии с осознанными мотивами, возведенными в ранг смысложизненных ориентиров. Касательно христианских ценностных ориентаций следует отметить, что христианство является религией, где этика представляет собой не систему теоретических принципов, а определенный способ жизни, отражающий когнитивный аспект устремлений человека. Здесь речь идёт не о мироздании, а о смысле человеческого бытия с точки зрения эмоциональной составляющей.
Характеризуя особенности реализации ценностных ориентаций, отмечаем, что все богослужебные действия христианства имеют морально-этическую направленность. В православии признаются семь таинств: крещение (тёне кёни), причащение (Христосан учёпе юнне аша илни), покаяние (исповедь) (дылах кадарттарни), миропомазание (миро давёпе сёрни), брак (арла-арамла пулма пиллёх илни (венчет туни), елеосвящение (таса дупа чирлё дынна сёрни), священство (священник тивлетне илни). До утверждения христианства в полной мере эти понятия чувашам были незнакомы. Но коммуникативный запрос верующих, базирующийся на безграничности познания, делает эти языковые образования переводимыми, смысл языковых концептов может быть передан описательным способом, и появляются новые словосочетания, определяющие устойчивые представления.
Таким образом, как только появляется коммуникативный запрос, возникает интерес к этим явлениям со стороны других культур. Эти словосочета-
ния, обозначающие данные традиционные церковные понятия, в чувашский язык введены еще в яковлевские времена. Наблюдения чувашских переводов религиозных книг О.Р. Студенцовым [8. С. 101] показывают, что с 1873 г. по 1915 г. названия семи церковных таинств (само понятие таинство тоже для носителя чувашского языка было новым и его передали лексическим комментарием пёлме дук ёдсем. - Авт.) переведены в разных вариантах, сначала исходное русское слово в скобках дано в препозиции, а в последующих переводах идет только перифраза. В итоге данные христианские понятия постепенно входили в сознание чувашского народа и становились культурным кодом. Это еще одно подтверждение того, что языковая картина мира носителя чувашского языка постепенно меняется в разные периоды развития культуры.
С точки зрения позиционирования лингвокультурологических особенностей перевода Библии на чувашский язык в общей теории переводов Библии на языки народов мира следует отметить, что это благое дело как область гуманитарной науки объединяет в себе, как минимум, такие три дисциплины, как лингвистика, культурология и богословие. Лингвокультурологическое позиционирование библейского перевода на чувашский язык показывает, что каждый переведенный текст представляет собой уникальный опыт структурирования чувашского литературного языка, способствующий его развитию.
Литература
1. Ашмарин Н.И. Словарь чувашского языка. Чебоксары: Чувашгиз, 1999. Т. 9-10. 616 с.
2. Евангелие от Матфея на чувашском языке. Казань: Лито- и типография К.А. Тилли, на Грузинской улице, 1873. Предуведомление. С. !-У.
3. Ильминский Н.И. Переписка о чувашских изданиях переводческой комиссии. Казань, 1890. 204 с.
4. Маслова В.А. Лингвокультурология. М.: Академия, 2001. 208 с.
5. Мукина И.В. Лексико-семантический анализ лингвоспецифичных слов в переводах Библии на чувашский язык // Вестник Чувашского университета. 2012. № 2. С. 304-311.
6. Нюстрем Э. Библейский словарь. СПб.: Библия для всех,1997.
7. Степанов Ю.С. Константы: словарь русской культуры. 3-е изд., испр. и доп. М.: Академический проект, 2004. 982 с.
8. Студенцов О.Р. Новое в лексике чувашской православной литературы (1871-1917). Чебоксары: Изд-во Чуваш. ун-та, 2010. 140 с.
9. Фасмер М. Этимологический словарь русского языка: в 4 т. Т. 1. А-Д. 3-е изд., стер. СПб.: Терра-Азбука, 1996. 576 с.
10. Философская энциклопедия [Электронный ресурс]. 1^1.: http://dic.academic.ru/dic.nsf/ епс_рЬн^орЬ|у/337.
11. Флоренский П. Письма [Электронный ресурс]. 1^1.: http://www.odinblago.ru/stolp_i_utver-2Ь^ете/1.
12. Чувашско-русский словарь / под ред. М.И. Скворцова. 2-е изд., стереотип. М.: Рус. яз., 1985. 712 а
МУКИНА ИРАИДА ВАСИЛЬЕВНА - кандидат филологических наук, доцент кафедры чувашского языкознания и востоковедения имени М.Р. Федотова, Чувашский государственный университет, Россия, Чебоксары (imukina@yandex.ru).
MUKINA IRAIDA - candidate of philological sciences, assistant professor of Chuvash Linguistics and Oriental Studies Chair named after M.P. Fedotov, Chuvash State University, Russia, Cheboksary.
МУКИН ВЛАДИМИР АНТОНОВИЧ - кандидат физико-математических наук, заведующий кафедрой философии и методологии науки, Чувашский государственный университет, Россия, Чебоксары (mukin-va@yandex.ru).
MUKIN VLADIMIR - candidate of physical and mathematical sciences, head of Philosophy and Science Methodology Chair, Chuvash State University, Russia, Cheboksary.
