CC BY
95
УДК 821
Голобородько Андрей Юрьевич
кандидат филологических наук, доцент заместитель директора по учебной и воспитательной работе Таганрогского института имени А.П. Чехова (филиала) ФГБОУ ВПО «РГЭУ (РИНХ)», г. Таганрог [email protected]
Лингвокультурологическое
ИЗМЕРЕНИЕ ГОСУДАРСТВЕННОЙ КУЛЬТУРНОЙ ПОЛИТИКИ:
ОТ ТЕКСТА КУЛЬТУРЫ К ДИСКУРСУ «МЯГКОЙ СИЛЫ»
Andrei Yu. Goloborod’ko
candidate of philological Sciences, docent, deputy director on teaching and educational work, Anton Chekhov Taganrog Institute (branch of Rostov State University of Economics), Taganrog [email protected]
Linguoculturological
DIMENSION OF STATE CULTURAL POLICY: FROM CULTURE TEXT TO «SOFT POWER»
DISCOURSE
Аннотация. В статье, в рамках рассмотрения инструментария государственной культурной политики как исследовательского конструкта, представлено описание возможностей использования лингвокультурных концептов в качестве ментальных единиц, содержащих ценностный элемент, в дискурсе «мягкой силы».
Значимость и актуальность позиционируемого подхода к исследованию пространства «мягкой силы» обосновывается, с одной стороны, уникальностью и содержательной насыщенностью ценностного ядра культуры России, а с другой, тенденцией активного применения в современных условиях развития информационного общества символического капитала национальной культуры с целью укрепления имиджа страны.
Ключевые слова: государственная культурная политика, национальная (гуманитарная) безопасность, лингвокультурный концепт, «мягкая сила».
Annotation. Соп$1с1еппд the tools of state cultural policy, the article deals with the description of the possibilities of linguoculturological concepts usage as mental units containing value element in the «soft power» discourse. The significance and urgency of the positioned approach to the study of «soft power» space is justified by the uniqueness and substantial saturation of the Russian cultural value essentials and the tendency of active application of the symbolic capital of the national culture aimed at country's image strengthening in the present day conditions of the Information Society.
Keywords: state cultural policy, national (humanitarian) safety, linguoculturological concept, «soft power».
Калейдоскоп новых проблем и противоречий, стимулов и мотивов поведения человека, многообразие средств связи и форм общения резко меняют сегодня образ привычной индустриально-конвейерной цивилизации и формируют новые ориентиры деятельности человека информационного общества. В нашу переломную эпоху человечество, по меткому выражению профессора И.Л. Андреева, «переходит на орбиту приоритетных операций с информацией» [1, с. 82], «втягиваясь» в новую, «информационную» полосу своей Истории.
Но, проходя сквозь перемешивающие закономерности и традиции пограничные слои истории, человек сталкивается с присущими им «точками бифуркации» попадает в зону динамического хаоса, порою напоминая своей дезориентацией шар в бильярде Больцмана [2]; ср.: современная методология синергетики рассматривает обще-
ственное развитие как бифуркационное, неоднозначное [3].
На авансцену политики, экономики, социального развития в современных условиях выходит проблема сознания человека как уникального феномена, динамика, гибкость и продуктивность развития которого способны обеспечить человеку «адаптационный фон» в эпоху информацион-н о й революции. По мнению М. Кастельса, новые информационные технологии являются не просто инструментом для применения, но также процессом для развития, в силу чего в какой-то мере исчезает различие между пользователем и создателем, пользователи могут держать под контролем технологию (как в случае с Интернетом); впервые в истории человеческая мысль прямо является производственной силой, а не просто определенным элементом производственной системы [4].
202
В онтологическом (бытийном) плане сознание -есть совокупность текстов, построенных в различных познавательных контурах, которые «пронизаны» смыслом: сознание в актах понимания стремится обнаружить смыслы текстов; понимание, по сути, является процессом смыслообразования. В силу этого сознание можно описать как «множественный самоинтепретирующийся текст, как понимающее себя эго-сознание. Сознание есть мультпликативный самоинтерпретирующийся текст» [5, с. 234-235]. Человек не просто отражает мир, строя модель мира, но, отражая его, вместе с тем, понимает мир сквозь призму своей модели.
В корреляции с актуальной проблематикой «восхождения на Олимп» информационной эпохи в развитии человечества и обусловленной ею необходимости поиска адекватных инструментов осмысления человеком окружающего его мира виртуальных образов и символов, выскажем предположение, что развитие человечества связано сегодня с совершенствованием форм понимания, что, в свою очередь, предполагает формирование многовариантных стратегий понимания и децентрацию (в терминологии Ж. Дерриды и других исследователей постмодернизма) сознания.
Понимание - синоним человеческого присутствия в мире, ведь всякий акт понимания - это акт восстановления мира из хаоса цвета, звука, беспредметной разобщенности, это акт восстановления пространственно-временного порядка, это оформление мира в картину мира [5, с. 293]. Человек всегда жил в трех измерениях - в мире реальном, мире информационном, мире символическом. И именно в современном мире новые информационные технологии и средства коммуникации оказывают столь мощное воздействие на сознание, что реальные действия и события по большому счету только тогда становятся значимыми, когда они представлены в СМИ, то есть становятся функцией виртуальности.
Не секрет, что обозначенная «реальность доминирования виртуальности» в глобальном информационном пространстве позволяет адресатам, работая с сознанием человека, внедрять разнообразные технологии манипулирования, обеспечивая среду для формирования нужных образов и символов. На это и опирается «мягкая сила», призванная обеспечить обработку сознания человека, а точнее, масс посредством информации, знаний и культуры [6]. Эта «мягкая сила», проявляющаяся как особый тип влияния, особый вид власти, непосредственно связанный с информационной революцией, с возрастающим объемом информации, а также со скоростью и широтой её распространения благодаря новейшим коммуникативным технологиям, выступает одним из эффективных инструментов перекодирования сознания человека посредством, в частности, разрушения национального культурно-исторического ядра и переустройства социальной памяти.
В глобальном смысле (кстати, по мнению М. Ка-стельса, сам факт становления и развития гло-
бального пространства (= глобальной сети) обусловлен именно революцией в области информационных технологий, создавшей материальную основу глобальной экономики как принципиально новой, отличной от ранее существовавшей, экономической системы); ориентированная на внедрение в сознание конкретного социума (= адресанта) запрограммированных образов и символов информационная экспансия способна привести к его (адресанта) культурной десуверенизации [7].
В ряде наших предыдущих работ [8] мы осуществили попытку анализа природы некоторых социальных опасностей и угроз России, обусловленных, в том числе, активным и нередко агрессивным насаждением, посредством современных информационных и телекоммуникационных технологий, в ментальное пространство человека инокультурных образов поведения и смысловых ориентиров жизнедеятельности.
Очевидным проявлением переустройства смыслового поля человека в результате осуществленной в конце прошлого столетия политики ин-ко р порирования «чужих» ценностей в социальном пространстве России является феномен аномии, которую мы рассматриваем в парадигме концепции субъектной отраженности [9]. Аномия (букв. беззаконие, безнормность) - это социальная и духовная патология, распад человеческих связей и дезорганизация общественных институтов, массовое девиантное поведение, это состояние, при котором значительная часть общества сознательно нарушает известные нормы этики и права [10, с. 272].
Пусковым механизмом процессов, обуславливающих развитие феномена аномии, считается «культурная травма». Как известно, это понятие в обиход было введено польским исследователем П. Штомпкой, который писал: «Травма появляется, когда происходит раскол, смещение, дезорганизация в упорядоченном, само собой разумеющемся мире ... Она может разрушить сложившиеся каналы социальных отношений, социальные системы; если происходит нарушение порядка, символы обретают значения, отличные от обычно означаемых; ценности теряют ценность» [10, с. 274].
В нашем понимании отношения культурной травмы и культурной десуверенизации можно рассматривать как взаимообусловленные, иными словами, культурная травма - одно из проявлений культурной десуверенизации вследствие «размывания» культурно-ценностного ядра и ослабления исторических скрепов социума.
Полагаем, в сегодняшних условиях социальнокультурного развития нашей страны актуальной является разработка и активное внедрение инновационных гуманитарных технологий в сфере политической власти и управления, направленных на массовое и групповое сознание [11, с. 5] -иными словами, речь идет о целесообразности реализации инструментария социально-гуманитарной инноватики нового типа, продуктивность которой стратегически значима «в контурах»
203
жизнеспособности страны.
Нами, в парадигме политологической инноватики как составной части сферы социально-гуманитарных инноваций нового поколения, разработан авторский когнитивно-методологический конструкт, представленный в виде государственной культурной политики, которая рассматривается в контексте обеспечения национальной безопасности современной России.
Как известно, в декабре 2014 года Указом Президента РФ утверждены «Основы государственной культурной политики»; в Документе, в рамках описания оснований для выработки государственной культурной политики, отмечается, что «... перед Российской Федерацией стоит задача в исторически короткий период осуществить экономическую и социальную модернизацию страны, выйти на путь интенсивного развития, обеспечивающего готовность государства и общества ответить на вызовы современного мира. Это возможно только при условии планомерных и последовательных инвестиций в человека, в качественное обновление личности. В недавнем прошлом такие вложения были явно недостаточными, что создало угрозу гуманитарного кризиса» [12].
В новейшей истории России задача разработки и реализации государственной культурной политики, направленной на укрепление единства российского общества посредством приоритетного культурного и гуманитарного развития, ставится впервые, и это, на наш взгляд, признак ценностного содержательного по\пере\ворота в определении стратегически важных направлений развития общества и государства.
Разрабатываемый нами, в том числе в русле положений, определенных «Основами государственной культурной политики», инструментарий культурной политики как исследовательский конструкт, предусматривающий разработку комплекса управленческих решений, призван аккумулировать мощные защитно-охранительные меры в отношении культуры в практике государственного управления, в том числе в рамках деятельности, направленной на имиджевое планирование, сбережение и позиционирование как во «внутренней», так и во «внешней среде» ценностного ядра, традиций российской культуры.
В ходе нашего исследования выявляются, в частности, тенденции нового понимания культуры в реализации национальных интересов России как основы государственности, ресурса социальной стабильности, экономического роста; определяются ценностно-смысловые основания культурной политики, её ресурсное и технологическое обеспечение; осуществляется также анализ релевантного инструментария обеспечения «мягкой силы" укрепления гуманитарного влияния России в пространстве международных коммуникаций.
В рамках настоящей статьи представим ряд наших соображений, репрезентирующих, при описании механизмов ресурсного и технологиче-
ского обеспечения государственной культурной политики, возможные направления имиджевой стратегии современной России, содержательное наполнение которых обеспечивается уникальным отечественным культурно-историческим наследием.
Бесспорной и не требующей дополнительной аргументации является, на наш взгляд, постули-раемая, как отечественными (И. Василенко,
О. Леонова, Е. Пономарева, П. Паршин и др.), так и известными зарубежными учеными точка зрения, в соответствии с которой информационное общество значительно изменило природу политической власти; она (власть) сегодня переместилась в виртуальное пространство - в мир образов, имиджей и символов.
С учетом того, что имидж страны в информационном пространстве во многом формируется под воздействием символического капитала национальной культуры (французский социолог П. Бурдье к символическому капиталу культуры относит, прежде всего, коллективную память, общественные цели, культурные символы и духовную сферу социума), уместно, на наш взгляд, говорить о том, что символический капитал российской культуры основан на вере и признании миллионов людей, которые считают этот капитал ценным для себя и для других, которые верят в ценности, принципы и традиции нашей национальной культуры, идентифицируя себя с ней [13, с. 101-103].
Как отмечает И.А. Василенко, в «условиях информационной революции одной из ключевых задач для каждого государства является создание конкурентной идентичности, способной сделать образ страны в мировых каналах коммуникаций привлекательным, уникальным, конкурентоспособным и высокоэффективным» [14, с. 131]. При этом сравнительный анализ успешных имиджевых стратегий различных государств современного мира позволяет констатировать, что поиск инноваций в имиджевой сфере идет в русле реинтерпретации уникальных национальных культурных традиций (показательны в этой связи, в частности, примеры Швейцарии, а также Бразилии и Индии, активно прибегающих в рамках имиджевых кампаний к позиционированию и использованию ресурсов, составляющих ядро их культурного наследия).
Полагаем, вопрос поиска и позиционирования конкурентной идентичности (и в этом мы солидарны с И.А. Василенко) - важнейший в системе координат, описывающей природу и инструментарий стратегического имиджевого планирования современной России.
На заре информационной эры один из идеологов информационной революции М. Маклюэн отмечал: чтобы быть эффективным в современном мире информации, необходимо, прежде всего, активизировать в сознании людей систему национальных культурных приоритетов и адаптировать культурные традиции к новым средствам коммуникаций [15].
Иными словами, актуальнейшие задачи в рамках
204
поиска адекватных инструментов укрепления культурно-цивилизационной идентичности и результативных механизмов имиджевой стратегии страны на современном этапе развития России -это, во-первых, создание условий для того, чтобы россияне научились гордиться тем, что они -носители высокой культуры, потомки Пушкина, Лермонтова, Достоевского, Толстого, Чехова... (ведь только через рост самоуважения к себе можно добиться уважения к себе других народов); и, во-вторых, активное применение современных технологий при проведении имиджевых кампаний как важнейшего компонента государственной культурной политики (ведь в эпоху информационной революции доминирующую роль в политике играют культурно-информационные технологии; как справедливо отмечает И.А. Василенко, «символическая культурная гегемония в информационном обществе превращается в решающее ноосферное оружие» [3]).
Культурный потенциал России, бесспорно, значителен, и актуальная задача, как государства, так и общества, в контексте усиления гуманитарного влияния и укрепления имиджа страны, с одной стороны, создать условия для развития культуры как самоценности внутри страны, а, с другой, - активизировать возможности для трансляции ценностей культуры России в международных каналах коммуникаций.
Исторически российская государственность строилась как государство-цивилизация [16, с. 47]; государства-цивилизации полифоничны и гетерогенны: идентичность в них двухуровневая - этнонацио-нальная и цивилизационная; государство-цивилизация легитимизует культурно-цивилизационную идентичность, выдвигая интегративный идентификатор для всей общности.
На наш взгляд, в качестве одной из конкурентных идентичностей современной России целесообразно рассматривать именно культурно-цивилизационный интегративный идентификатор, усилия (как со стороны государства, так и общества) по актуализации содержательного наполнения и позиционирования которого способны генерировать новый российский цивилизационный проект; ведь, как точно заметил итальянский политик XIX в. Джузеппе Мадзини: «Страна - это не просто некая территория. Страна в подлинном смысле - это идея» [17, с. 121].
Считаем, выдвижение культурно-цивилизационного интегративного идентификатора может стать одной из основ концепции культурного развития России, к необходимости разработки которой призывал академик Д.С. Лихачев, справедливо полагая, что российское государство должно стать гарантом взращивания гуманитарной культуры, которая обеспечивает духовную основу и возможность совершенствования человека и общества, ведь «... без культуры в обществе нет и нравственности, а без элементарной нравственности не действуют социальные законы, экономические законы, не выполняются указы и не может существовать современная наука» [18].
В рамках анализа ресурсов «мягкого\гибкого» привлечения и убеждения мы рассматриваем «мягкую силу» как коммуникативную технологию, в «багаж» инструментов которой должна, на наш взгляд, входить трансляция лингвокультурных концептов, являющихся носителями и распространителями ценностей.
Лингвокультурный концепт (как базовая единица лингвокультурологической концептологии, исследовательское поле которой формируется трихотомией «язык-сознание-культура») отличается от других ментальных единиц, используемых в различных областях науки (когнитивный концепт, фрейм, сценарий, скрипт, понятие, гештальт и др.), акцентуацией ценностного элемента. Центром лингвокультурного концепта всегда является ценность, поскольку концепт служит исследованию культуры, а в основе культуры лежит именно ценностный принцип [19].
Как известно, одним из возможных подходов к изучению лингвокультурных концептов является построение их ассоциативной модели. Лингвокультурный концепт функционирует как процесс непрерывной номинации и реноминации объектов, появления новых и утраты старых ассоциативных связей между языковыми единицами и номинируемыми объектами; интенсивность функционирования концепта выражается в сумме двух показателей -номинативной плотности и метафорической диф-фузности [20, с. 52]. Линвокультурный концепт является двусторонним ассоциативным феноменом: его языковую реализацию нельзя сводить лишь к процессу означивания его собственного референта; параллельно всегда протекает процесс эксплуатации концепта для означивания других сущностей, выражающийся во вторичных (автономных или фразеологических) значениях имени концепта [20, с. 54-55].
В лигвокультурном концепте выделяется интразо-на (совокупность «входов в концепт» = его номинативная плотность) и экстразона (совокупность выходов = его метафорическая диффузность): полагаем, одним из измерений рассмотрения лингвокультурных концептов в контексте разработки продуктивного инструментария «мягкой силы» может являться описание условий обогащения интразоны концепта посредством развития его экстразоны ("пример - лингвокультурные концепты «Крым» и «историческая (культурная) память»; именно создание условий для обогащения интразоны концепта «Крым» посредством активного функционирования его экстразоны в виде «исторической памяти» в каналах международной коммуникации способно, на наш взгляд, обеспечить продуцирование качественного сдвига во «внешнем» восприятии событий весны 2014-го года и минимизировать его антироссийскую риторику.
Продуктивным и релевантным, на наш взгляд, в контексте лингвокультурной концептологии, как особого измерения «мягкой силы», может быть подход, посредством которого возможно разрушение искусственно конструируемых в коммуникативном пространстве «квази» интра/эстразон ценностноориентированных лингвокультурных концептов (например, усилия, направленные на эксплициро-
205
вание развития концептосферы российских топонимов) - совокупности исходящих и входящих формальных ассоциаций; ведь доминирование формальных ассоциаций в тематических областях, относящихся к жизненно важным аспектам существования социума, свидетельствует о ценностном кризисе культуры [20, с. 65];
Перспективным и результативным в рамках исследовательского поля инструментария укрепления гуманитарного влияния России может выступить подход, предусматривающий формирование контента smart power (умной силы), трактуемой как баланс твердой и мягкой силы: полагаем, релевантным в этом контексте могут быть коммуникативные технологии, направленные на позиционирование ценностных доминант русской культуры: А. Вежбицкая, например, к таковым относит концепты «душа», «тоска» и «судьба» [21, с. 33].
Признавая, что перечень представленных подходов к рассмотрению возможностей трансляции в пространстве «мягкой силы» потенциала аккумулированных в лингвокультурных концептах национальных ценностей носит в значительной степени условный и предварительный характер (ценным и эффективным в этом контексте может быть также рассмотрение фикционалем, идеологем, политических и социальных мифов и др.), считаем, что предлагаемый инструментарий имеет серьезные перспективы и позволяет продемонстрировать специфику исторической памяти и ценностных предпочтений лингвокультурной общности в синхронии и диахронии, разрушая тем самым шаблонность и ангажированность её (общности) вос-
Литература:
1. Андреев И.Л. Современное представление о человеческом сознании. Материалы научного семинара. Вып. № 4. М., Научный эксперт, 2012. 176 с.
2. Чернавский Д.С. Синергетика и информация. Динамическая теория информации. Издание второе, исправленное и дополненное. М. : УРСС, 2004. С. 233-234.
3. Василенко И.А. Имиджевая стратегия современной России. Специально для портала «Перспективы». URL: http://www.perspektivy.info/print.-php?ID=290229. Дата обращения 25.05.2015г.
4. Кастельс М. Информационная эпоха : экономика, общество, культура // Библиотека Гумер-Политология. М., 2014.
5. Агафонов А.Ю. Человек как смысловая мо-
дель мира. Пролегомены к психологической теории смысла. Самара: Издательский Дом
«БАХРАХ-М». 2000. 336 с.
6. Пономарева Е. Железная хватка «мягкой силы», журнал «Однако», 26.02.2015. URL:
http7/trueinform.ru/modules.php?file=article&name= News&sid=12071. Дата обращения: 25.05.2015 г.
7. Багдасарян В.Э. Культурное просветительство в системе национальной безопасности Рос-
приятия в каналах международных коммуникаций.
В заключение отметим, что в новых условиях функционирования мирового сообщества в эпоху доминирования власти символов перед Россией стоят чрезвычайно сложные задачи, и разработка эффективной долгосрочной имиджевой политики приобретает стратегическое значение. И, чтобы стать по-настоящему успешной, эта политика должна быть многосторонней и многогранной, а технологический инструментарий - широким: от разработки яркой идейной концепции и системного охвата всех каналов коммуникации до активизации усилий публичной дипломатии в рамках системного имиджевого позиционирования; считаем, что действенным институтом публичной дипломатии в рассматриваемом контексте могут и должны стать международные образовательные и культурно-просветительские проекты, реализуемые российскими вузами в партнерстве с зарубежными организациями.
Национальный брендинг требует содержательного партнерства государственного и частного секторов, активное сотрудничество органов власти и институтов общества [22, с. 20], привлечения максимально широкого круга каналов коммуникации, одним из которых, применительно к России, является «ценностноцентричный» канал трансляции лингвокультурных концептов как семантических конденсаторов в трихотомии «язык-сознание-культура» в смысловом поле гуманитарного влияния России, превращающих текст культуры в дискурс «мягкой силы».
Literature:
1. Andreev I.L. Modern idea of human consciousness // Materials of a Scientific Seminar. Issue № M., Scientific expert, 2012. 176 p.
2. Chernavskii D.S. Synergetic and information. Dynamic theory of information. 2nd ed., rev. and exp. M. : URSS, 2004. P. 233-234.
3. Vasilenko I.A. Image strategy of modern Russia. URL: http://www.perspektivy.info/print.php?ID=229. Date of access 25.05.2015.
4. Kastel’s M. Information era : economy, society, culture // Gumer-Political Science Library. M., 2014.
5. Agafonov A.Yu. Man as a semantic model of the world. Prolegomena to the Psychological Theory of Sense. Samara: BAKHRAKH-M, 2000. 336 p.
6. Ponomareva E. Steel grip of «the soft power».
«Odnako» magazine, 26.02.2015. Electronic resource URL: http://trueinform.ru/modules.php?file=article&-
name=News&sid=12071date of access 25.05.2015.
7. Bagdasaryan V.E. Cultural enlightenment in the system of national security of Russia \www.cnsr.ru.
206
сии \www.cnsr.ru. Доклад В.Э. Багдасаряна 6.05.2015. URL: http://www.cnsr.ru/press-tsentr/
analiticheskie-materialy/kulturnoe-prosvetitelstvo-v-sisteme-natsionalnoy-bezopasnosti-rossii/. Дата обращения 25.05.20l5r.
8. Голобородько А.Ю. Государственная культурная политика в системе обеспечения национальной безопасности современной России. Государственное и муниципальное управление № 3, 2012, С. 128-133; Голобородько А.Ю., Социальное и политическое пространство реализации государственной культурной политики как инструмента обеспечения национальной безопасности. Публичная власть, государственное и муниципальное управление в Российской Федерации (вестник ПАГС, 2012), С. 15-23.
9. Петровский В.А. Принцип отражения субъ-ектности в психологичесом исследовании личности. Вопросы психологии, 1985, № 4, С. 21.
10. Кара-Мура С.Г. Кризисное обществоведение. Часть вторая. Курс лекций. М. : Научный эксперт, 2012. 384 с.
11. Старостин А.М. Философия социальногуманитарных инноваций. Брошюра. Ростов н/Д. Редакционно-издательский центр ЮРИФ РАН-ХиГС, 2012. 72 с.
12. Основы государственной культурной политики. Утверждены 24 декабря 2014 г. Указом Президента РФ В.В. Путина № 808. Цитируется п. 2.1 Документа.
13. Бурдье П. Практический смысл. СПб. 2001. С. 101-103.
14. Василенко И.А. Новые тенденции мирового опыта ребрендинга государств: уроки для России. Сборник Центра проблемного анализа и государственно-управленческого проектирования, 2014, С. 131.
15. Маклюэн М. Понимание медиа: внешние расширения человека. М., 2003. С. 394.
16. Багдасарян В. Нациестроительство или империестроительство: развилка подходов. Проблемный анализ и государственно-управленческое проектирование. 2014. Т. 7., № 1. С. 47-50.
17. A Cosmopolitanism of Nations: Giuseppe Maz-zini's Writings on Democracy, Nation Building, and International Relations (Stefano Recchia and Nadia Urbinati, eds.). Princeton, N.J.: Princeton University Press, 2010, Р. 121.
18. Лихачев Д.С. Раздумья о России. СпБ., 1999, С. 640. URL: http://www.perspektivy.info/print.php?-ID=290229. Дата обращения 25.05.2015г.
19. Карасик В.И. Культурные доминанты в языке. Языковая личность: культурные концепты. Вол-гоград-Архангельск: Перемена, 1996. С. 3-16.
20. Слышкин Г.Г. Лингвокультурные концепты и метаконцепты: Монография. Волгоград : Пере-
V.E. Bagdasaryan's report 6.05.2015. URL: http:// www.cnsr.ru/press-tsentr/analiticheskie-materialykul turnoe-prosvetitelstvo-v-sisteme-natsionalnoy-bezo-pasnosti-rossii/ date of access 25.05.2015.
8. Goloborod’ko A.Yu. State cultural policy in the system of national security ensuring of modern Russia // The Public and Municipal Administration. № 3. 2012. P.128-133; Goloborodko A.Yu., Social and political space of realization of the state cultural policy as an instrument of national safety ensuring // The public power, public and municipal administration in the Russian Federation (the PAGS bulletin, 2012). Р. 15-23.
9. Petrovskii V.A. The principle of reflection of subjectivity in psychological research of the personality // Psychology Questions. 1985. № 4. Р. 21.
10. Kara-Mura S.G. Crisis of social science. Part II : course of lectures. M. : Scientific expert, 2012. 384 p.
11. Starostin A.M. Philosophy of social and humanitarian innovations : brochure. Rostov-on-Don: SRIB RASaSS Press, 2012. 72 p.
12. Fundamentals of the state cultural policy : Decree of the Russian President V.V. Putin № 808. Item 2.1
13. Bourdieu P. Practical sense. SPb., 2001. Р. 101-103.
14. Vasilenko I.A. New tendencies of the world experience of rebranding of the states: lessons for the Russia / collection of the Center of the problem analysis and state and administrative design. 2014. Р. 131.
15. Maklyuen M. Understanding media: external expansions of a person. M., 2003. P. 394.
16. Bagdasaryan V. Nation building or empire building: the fork of approaches // Problem Analysis and State Management Design. 2014. V. 7. № 1. P. 47-50.
17. A Cosmopolitanism of Nations: Giuseppe Maz-zini's Writings on Democracy, Nation Building, and International Relations (Stefano Recchia and Nadia Urbinati, eds.). Princeton, N.J.: Princeton University Press, 2010. Р. 121.
18. Likhachev D.S. The thoughts about Russia. SPB., 1999. Р. 640. URL: http://www.perspektivy.-info/print.php?ID=290229 date of access 25.05.2015.
19. Karasik V.I. Cultural dominants in the language // The linguistic personality: cultural concepts. Volgograd-Arkhangelsk: Peremena, 1996. Р. 3-16.
20. Slyshkin G.G. Linguoculturological concepts and metaconcepts : monograph. Volgograd : Peremena,
207
мена. 2004. 340 с.
21. Вежбицкая А. Язык. Культура. Познание. М. : Рус. Словари, 1997. 416 с.
22. Moilanen T. How to Brand Nations, Cities and Destinations : a Planning Book for Place Branding / T. Moilanen, S. Rainisto. Palgrave Macmillan, 2009. Р. 20.
2004. 340 p.
21. Vezhbitskaya A. Language. Culture. Knowledge. M. : Russian Dictionaries, 1997. 416 p.
22. Moilanen T. How to Brand Nations, Cities and Destinations : a Planning Book for Place Branding / T. Moilanen, S. Rainisto. Palgrave Macmillan, 2009. Р. 20
208
