CC BY
93УДК 800.86/87
ЛИНГВИСТИЧЕСКОЕ ИСТОЧНИКОВЕДЕНИЕ ПРИАМУРЬЯ.
МАРК АЗАДОВСКИЙ
Кирпикова Лидия Васильевна канд. филол. н.,
профессор кафедрырусского языка и методики его преподавания Благовещенского государственного педагогического университета,
г. Благовещенск
КЛЮЧЕВЫЕ СЛОВА: лингвистическое источниковедение, диалект, фольклор, лексикография, М.К Азадовский, архив
АННОТАЦИЯ: статья посвящена значительному вкладу М.К. Азадовского в амурскую региональную лексикографию
Источниковедческая база амурского лингвокраеведения небогата. Приамурье -территория позднего распространения русского языка, что и объясняет ситуацию. По крупицам приходится собирать отдельные замечания об амурской речи и выделять текстовые фрагменты исторического, этнографического, фольклорного содержания в записях первопроходцев, путешественников, в научных исследованиях, поэтому тем ценнее становятся немногочисленные работы, в которых отражается топонимика Приамурья (как заимствованная, так и русская) [1], даются этнографические зарисовки о забайкальских и амурских казаках [2], представлена преимущественно экзотическая лексика амурских казаков [3, с. 1-20], а также словарные материалы фольклориста [4].
Сближает авторов глубокий интерес к народной жизни, к истокам российской словесности, особенно усилившийся под могучим влиянием подвижнической деятельности В. Даля.
В этом плане пристального внимания заслуживают научные поиски Марка Константиновича Азадовского. Истоки их таковы. Выпускник Санкт-Петербургского университета, будущий собиратель сибирского фольклора, Марк Азадовский отправился на личные средства летом 1913 г. в фольклорную экспедицию на Амур. Но средств продолжить экспедицию не было, и по ходатайству сокурсников Л. Бианки, Сидорова и Троицкого Академия наук предоставила ему средства на зимнюю фольклорноэтнографическую экспедицию 1914 г.
Эти поездки М.Азадовского следует считать и первой амурской лингвистической экспедицией. Экспедицией одного человека, основной целью которого был сбор местного фольклора, попутно же ему удалось записать около 2000 (!) диалектных слов.
Для молодого человека амурская экспедиция не была первой. «Еще студентом М.К. Азадовский участвовал в экспедиции Общества изучения Сибири и ее быта, а в 191314 гг. совершил самостоятельные поездки» [5, с. 177]. Факт существенный.
В начале XX в. в Санкт-Петербургском университете преподавали выдающиеся русские лингвисты И.А. Бодуэн де Куртенэ и A.A. Шахматов - непосредственный учитель
Азадовского. По инициативе A.A. Шахматова Московской диалектологической комиссией велась (особенно активно в 1909-11 гг.) подготовка диалектологической карты русского языка в Европе, названной составителями Опытом (1915 г.). Сибирь и Дальний Восток оставались «неизвестной землей» - terra incognita.
Появившийся в Известиях императорской Академии наук «Сборник слов, синонимов и выражений, употребляемых амурскими казаками», Ахила (так! - JI.K.) Бонифатьевича Карпова, хорунжего Амурского казачьего полка, содержал ценные филологические замечания и получил широкую известность среди любителей российской словесности [3, с. 1-20]. Интерес к далеким неизведанным землям возрастал.
Такова была общественно-культурная ситуация, несомненно, сформировавшая научные интересы молодого человека.
Судьба ценнейших материалов, собранных в короткий срок, оказалась трагичной.
В отчете М.К. Азадовский сообщал: «Записал я также около 100 частушек, несколько десятков похоронных причитаний, около 50 заговоров» [6]. Известна публикация М.К. Азадовского «Заговоры амурских казаков» [7].
Одновременно на Амуре М. Азадовский вел диалектные наблюдения, в последующие годы готовил материалы к публикации. С рукописью в 300 страниц ознакомился В.К. Арсеньев, высоко оценив ее в письме к М.К. Азадовскому от 15.01.1916 г.: «Ваши работы об изучении народной словесности и диалектологических особенностей в Амурском крае оригинальны и единственны. Я не знаю, кто бы еще когда-либо работал в этой области... Все, что Вы пишете, я исполню и в Совете доложу о необходимости печатать Вашу работу, ибо она, как я полагаю, глубоко научно интересна» [8, с. 182].
Рукопись была утрачена в 1918 г. Об этом пишет М. Азадовский В.К. Арсеньеву 7 апреля 1922 года: «У меня, между прочим, - крупное несчастье. В сейфе в Питере погибли все мои рукописи, в том числе и материалы по этнографии амурских казаков» [9, с. 193].
О судьбе архива М.К. Азадовского детально сообщала его жена JIB. Азадовская: «Несмотря на то, что этот фонд почти целиком в 1965 году поступил в Ленинскую библиотеку, на сегодняшний день (1968 г. - Л.К.) он все же разрознен». И далее с горечью: «Так, совершенно неизвестно, где находятся материалы амурской экспедиции 1914 г.» [10, с. 174].
Возможно предположить, что часть архива из банковского сейфа оказалась в Словарном секторе Института русского языка АН СССР, так как, согласно описи, около 2000 карточек с диалектной лексикой, собранной на Амуре М.К. Азадовским, влиты в картотеку «Словаря русских народных говоров» (СРНГ), но они «растворились» в огромной картотеке, оказавшись на своем алфавитном месте. В разделе «Источники. 2. Рукописи в картотеках» первого выпуска Словаря значится: «Азадовский М.К. Материалы для словаря говора амурских казаков. 1913-1914. Около 2000 карточек» [11, с. 107].
Информация об истории архива М.К. Азадовского изложена в статье «Первые исследователи говоров Приамурья» [12, с.95-101], а особенности карточек, скопированных в картотеке СРНГ, фактически не охарактеризованы. Для оценки амурских говоров начала XX в. и вклада первого их исследователя карточки в разрозненном виде мало информативны. Незначительная часть их (около70) скопирована мною во время командировки в картотеку СРНГ, некоторые из них привлекались в
кандидатской диссертации для сопоставления с современным амурским словоупотреблением [13].
В статье предлагаются наблюдения над имеющейся частью карточек, чтобы представить уникальные записи.
Естественно, большинство имеющихся слов объединяет употребление их в народнопоэтической речи. Глубокой архаикой веет от перечисленных далее в скобках Азадовским вариантов местных названий заговоров («шопоты», «шопты», «топтанья») и объектов заклинаний - человеческих недугов, представленных в записях Азадовского двумя рядами слов: «уро;'ки, призо;'ры, стра;'сти, перепол о;'хи, младенческие скорби / скорбные болезни, п о;' рчи и уроки, и зевы, и переполохи». Как правило, они мотивируются указанием на предлагаемую причину недомогания, болезни или на ее проявление, признак.
В ситуацию накопления фольклора вовлекались окружающие. Любопытно замечание М. Азадовского: «Записано 3 заговора мужем одной из «шептуний». Иногда под диктовку, а часть переписана с каких-то старых бумажек». И далее сокращенно: «запис. по сред. теч. между Б. и Хаб.» [7, с. 105]. Это указание на место записей - «от Благовещенска до Хабаровска».
К основной группе относятся лексические единицы, извлеченные Азадовским из самих заклинаний, заговоров, песен. Меньшая часть - слова общего употребления, не содержащие стилистической окраски. Это названия явлений природы, бытовых предметов и т.п. Разграничение этих подгрупп слов затруднительно, так как встречаются они и в текстах обрядовых, сакральных, и в бытовых диалогах.
Поражает точность толкований, подтвержденных примерами из песен, частушек, заговоров. Например. Залом. Особый вид заговора червей в растениях. Для этого пригибают траву к земле и читают над ней заговор.
Стой, трава татарин, и др. Заломить червей. (Амур. Азадов., 1913-1914)
Кстати, в словарной картотеке дальневосточного краеведа, делавшего записи в Приамурье в 20-е гг. XX в., Г.С. Новикова-Даурского (СКНД) обряд описан детальнее:
«Заламывание червей - особый знахарский обряд сгибать и завязывать на огороде или хлеб на поле, где появились вредные насекомые. Обряд делается шептуном-знахарем и сопровождается соответствующим заговором» [14, с.73].
Отмечены синонимичные единицы: пользовать - «лечить»; выпользовать -«вылечить»; ладить - «лечить». Объединяя знахарские приемы глаголом ладить, Азадовский определяет его однозначно - «лечить», а затем сопровождает контекстом, который включает и само народное обозначение «порчи»: «От хомута старухи хорошо ладят, шепчут там али что» (Амур. Азадов., 1913-1914). Пояснений к слову хомут нет, его смысл воспринимается читателем из контекста, да и сохранилась на Амуре привычная народно-разговорная форма родительного радежа существительных с причинно-целевым значением «от рака», «от сердца», «от поносу». Возможно, карточка с загадочным хомутом благополучно устроилась на своем алфавитном месте, но в одном из заговоров, записанным Азадовским на Амуре, находим: «... сойди, хомут, внутреной, верьховой, со раба (упе; 'ть имя)».
В 20-е гг. XX в. детальную информацию о хомуте дал Г.С. Новиков-Даурский: «Хомут. Болезнь половых и мочевых органов, якобы напускаемая злыми людьми через посредство колдовства. Хомут надели - говорят про заболевшего человека. Хомут может быть надет и на животного, и даже на неодушевленные предметы» [14, с. 183].
Возникает мысль о целом комплексе суеверных представлений о болезнях и их исцелении, о чем предлагал написать М. Азадовский в книге по этнографии амурских казаков.
Известно, что в период фиксации слово в живом употреблении может уже отсутствовать, а народные песни и сказания его, «законсервировав», сохраняют. Например, Затака; 'тъ. Подвести, погубить.
Не сама собой взамуж вышла.
Не сама собой взамуж вышла.
Запоручила родима матушка,
Затака;'ли браты-сестрицы
(Амур. Азадов., 1913-1914).
Прилу; ка - присушка любовная.
Потёма. Слово представлено лишь в частушке:
Уж ты, милка моя,
Чистая потёма,
Оборвала кружева С белого запона.
Потёма сопровождается замечанием собирателя: «Только в контексте», то есть это глубоко устаревшее слово.
Несомненна ценность подобных народно-поэтических слов.
В поэтические строки нередко вовлекаются названия бытовых предметов, частей дома и т.п. К примеру:
Ты катись, катись,
Мой золот перстень,
Что во кутъ катись Под занавесочку
(Амур. Азадов., 1913-1914).
На Амуре, как и во многих местах Сибири, кутью называли хозяйственный угол. У Азадовского пояснение: «Угол» и пример:
Марья Павловна в кутъ бросается,
Птицы райские разбегаются.
Опоэтизирован даже обычный фартук: Запо; 'н. Передник.
Я скроила, шить не буду Коленкоровый запон
(Амур. Азадов., 1913-1914).
Роста; 'нъ. Гадание на ростань.
Роста; 'нъ (ни). Перепутье, перекресток
(Амур. Азадов., 1913-1914).
Слово ростанъ - символ прощания, правда, в народной мифологии ростаням приписывается и недобрая сила - там нечисть собирается.
Явно, что на Амуре, как и в Забайкалье, роста; нь совмещало и конкретное, вполне мотивированное, и мифологическое значение.
Ср. пример из Словарной картотеки СРНГ: «Рост а;' нь. Место, до которого обыкновенно провожают отъезжающего (чаще всего новобранца)» (Забайк. Арсентьев, 1960 г.).
Показательна карточка:
Здух (9). Зду; Л7/. Вздох, легкие.
Здухи, мои здухи,
Тижолые мои,
Полетайте, мои здухи,
Куда я вас пошлю.
Он-то по здухам-то обухом
(Амур. Азадов., 1913-1914).
Первый пример в карточке, вероятно, из заговора, заклинания, а второй иллюстрирует реальное бытовое употребление слова в говоре. Здесь и сомнение в существовании формы единственного числа, выраженное вопросом, и неразграниченность семантики (вздох, легкие).
И наоборот, в бытовой ситуации возникают ассоциации, звучит образная фраза: «Иди к Миронихе, у ей, как в ту луне, песен».
Примеры позволяют судить о слабой стилевой расчлененности речи на Амуре в начале XX в., о наличии региональных признаков в текстах заговоров, песен, частушек.
Уроженец Иркутска, М.К.Азадовский «любил Сибирь, хорошо знал ее и понимал громадное значение ее как своеобразного очага культуры русского народа» [15, с.12]. Так справедливо оценены мотивы деятельности фольклориста-собирателя и его заботы о сохранении литературного наследия Сибири. И в этом аспекте понятно стремление молодого исследователя зафиксировать то, что в слове отражает специфику громадной земли за Камнем (за Уралом).
К примеру, «Ла;' кипень. Зимой в сопках часто подземные ключи выбиваются наружу и замерзают. Эта вода, выбежавшая на поверхность, называется «талец», а самое место - «накипень». Вода подбегает и накипает» (Амур. Азадов., 1913-1914).
Детальные энциклопедические толкования обычно короче, чем у Карпова. Например, «Улово. Котловина в речке, где вода вертится, как в воронке» (Амур. Азадов., 1913-1914). Иногда он ограничивается отсылкой: «Саиба. См. описание этого слова у Богораза и Карпова» или «Залом. См. Логин...»
В ряде случаев с сокращением текста толкования слова утрачивается экзотичность представления о явлении. Например, тулун определяется Азадовским как «кожаный мешок у скотоводов», а ведь известно, что в тулунах могли хранить кумыс, так как они (тулуны) делаются из шкуры животного, снятой целиком, не распоротой по брюху. Или затуран, о котором А.Карпов сказал, что «без него амурский казак немыслим», определяя его большой статьей. У Азадовского дается самая общая характеристика: «Затуран.
Напиток, состоящий из чая, масла и молока, сваренных (вернее, вскипяченных) вместе» (Амур. Азадов., 1913-1914).
В любом случае, очевидно, что молодой ученый работал в русле сложившихся в начале века лексикографических представлений регионального слова. Материалы подчеркивают историческую близость забайкальских и амурских говоров. Вот широко употребительный в Забайкалье и на Амуре глагол бежать в значении «ехать на чем-л. на суше или воде (обычно быстро)» и его производные бегунец - «скаковая лошадь (обычно рысак)», фразеологизм бежать пароходом (я пароходом бежал).
Содержание карточек полностью переносится из картотеки в «Словарь русских народных говоров» с пометой «Амур. Азадов. 1913-1914».
Важно отметить высокий филологический уровень карточек. Обычно молодой исследователь дает амурскому слову точный литературный эквивалент (быгатъ -«испаряться», послухмяный - «послушный», казёнка - «кладовая», заполошный -«взбалмошный» и т.п.) или определяет через синонимы (рясный - «обильный, увешанный плодами», ятный - «ясный, отчетливый»). Возможны характеристики разных значений, но не отделенные: озо; йный - «неуклюжий, слишком большой («нудный, тягостный»), Озойная работа».
Применяется описательный способ (см. примеры выше).
Словарные карточки М. Азадовского сохраняют признаки полевых: не даются грамматические характеристики к словам, в одной карточке могут оказаться примеры однокоренных, но разных слов (реве; тъ - пореветь). Реве; 'тъ. Кричать, звать. - Онька, иди-ка пореви отца. - М.К. (Марк Константинович - Л.К.), вас тятя ревет (Амур. Азадов., 1913-1914).
Или: Зо;'ритъ. Смотреть. - Что уставился? Куво узорил? (Амур. Азадов., 1913-1914).
Бережно фиксировалось словоупотребление, но в тех случаях, когда установить значение было затруднительно, Азадовский ставил вопрос: Здымный [Знач?] Здымной немочи не видел (Амур. Азадов., 1913-1914 ).
Отмечались варианты акцентологические, фразеологизма. За; 'рники и зарники;'. Молния без грома. Зарница, зарники играют (Амур. Азадов., 1913-1914).
Заключая наблюдения, отмечаем следующее:
1. М.К. Азадовский внес значительный вклад в амурскую региональную лексикографию, оставив около 2000 полевых карточек с высококачественной предварительной обработкой.
2. М. Азадовским описан своеобразный пласт народно-поэтической лексики, в том числе группа архаичных слов, отмеченных только в культовой, обрядовой лексике, мало известной современному читателю. Возможный путь изучения этой части наследия М. Азадовского - извлечение из словаря русских народных говоров. Таким кодом может быть помета «Амур. Азадов. 1913-14 г.» или «Амур. 1913-14 г.».
3. В записях обнаруживается параллельное употребление лексических единиц как в бытовой сфере, так и в народно-поэтической речи. Это свидетельствует о слабой стилевой расчлененности народной речи на Амуре в начале XX в. Местные слова выступают показателями регионального варьирования устного народного творчества на Амуре.
ЛИТЕРАТУРА
1. Кириллов A.B. Географическо-статистический словарь Амурской и Приморской областей с включением некоторых пунктов сопредельных с ними стран. Благовещенск, 1894.
2. Логиновский К.Д. Материалы к этнографии забайкальских казаков // Записки Общества изучения Амурского края. Т.IX. Вып.1, 1903. Владивосток, 1904.
3. Карпов А.Б. Сборник слов, синонимов и выражений, употребляемых амурскими казаками (кроме пословиц, поговорок и шуток) // Сборник отделения русского языка и словесности Академии наук. Т.87. 1909. № 1. СПб., 1910.
4. Азадовский М.К. Материалы для словаря говора амурских казаков. 1913-1914. Около 2000 карточек. Хранятся в Картотеке «Словаря русских народных говоров» (СРНГ). СПб.
5. Петряев В.Д. М.К.Азадовский и Сибирь // Литературное наследство Сибири. Т.1. Новосибирск, 1969.
6. Красноштанов С.И. Амурская экспедиция М.К.Азадовского // Вопросы русской, советской и зарубежной литературы. Т.1. Хабаровск, 1972.
7. Азадовский М.К. Заговоры амурских казаков // Живая старина. 1914 г. Вып. III-IV. СПб., 1915.
8. Арсеньев В.К. Письмо М.К.Азадовскому // Литературное наследство Сибири. Т.1. Новосибирск, 1969.
9. Азадовский М.К. М.К.Азадовский. Статьи и письма. Неизвестное и забытое. Новосибирск, 1978.
10. Азадовская Л.В. Предисловие // Литературное наследство Сибири. Т.1. Новосибирск, 1969.
11. Словарь русских народных говоров. СРНГ. Вып.1. М.-Л., 1965.
12. Кирпикова Л.В. Первые исследователи говоров Приамурья // Записки Амурского областного краеведческого музея и общества краеведов. Вып.7. Благовещенск, 1992.
13. Кирпикова Л.В. Непредметная лексика говора села Новоандреевки Белогорского района Амурской области. Дисс.... канд.филол.наук. Красноярск, 1972.
14. Словарная картотека Г.С.Новикова-Даурского (СКНД). Благовещенск, 2003.
15. Путилов Б.Н. Предисловие. М.К.Азадовский. Статьи о литературе и фольклоре. М.-Л., 1969.
