CC BY
104
УДК 81-115 ББК 81
ЛИНГВИСТИЧЕСКОЕ И КУЛЬТУРОЛОГИЧЕСКОЕ ОПИСАНИЕ ФРАЗЕОЛОГИЗМОВ, СОДЕРЖАЩИХ В СВОЕЙ СЕМАНТИЧЕСКОЙ СТРУКТУРЕ ПОВЕРЬЯ И ПРИМЕТЫ
| Т.С. Ананьина
Аннотация. Статья посвящена обоснованию существования мифических представлений в культурно-языковой реальности русского и французского социумов, описанию предпосылок реализации этих представлений во фразеологических единицах (далее - ФЕ), а также актуализации ФЕ, восходящих к поверьям и приметам, в современных русском и французском языках. Для изучения ФЕ, содержащих в своей семантике поверья и приметы, в статье применяется комплекс методов: описательный метод, метод компонентного анализа, этимологический метод, метод культурного комментария и др. Применение того или иного метода определяется существом самого объекта описания. Так, метод функционально-параметрического описания семантики ФЕ используется для определения смысловой структуры этих ФЕ, этимологический метод применяется при исследовании их внутренней формы. Метод лингво-культурологического комментария применен в анализе ФЕ, связанных с образом Луны.
Ключевые слова: фразеология, фразеологические единицы, русский язык, французский язык, сопоставительный аспект, поверья, приметы.
327
LINGUISTIC AND CULTURAL DESCRIPTION OF PHRASEOLOGICAL UNITS CONTAINING BELIEFS AND SUPERSTITIONS IN THEIR SEMANTIC STRUCTURE
I T.S. Ananina
Abstract. The article is devoted to justification of the existence of mythical conceptions in cultural and linguistic reality of Russian and French societies, to the description of the prerequisites to the realization of these concepts in phraseological units (further - FE),as well as to the actualization of PhU, dating back to beliefs and superstitions of modern Russian and French languages. To study PhU containing beliefs and superstitions in their semantic
structure, a wide methodological complex, containing methods of descriptive and component analysis, etymological method, cultural comment method, and others are used The usage of one of the particular methods depends on the entity of the describing object. Thus, the functional and parametric description method of semantic analysis applied to PhU, dating back to beliefs and superstitions, is used for determination of their semantic structure; etymological method is applied to their internal form researching. Linguistic and cultural comment method was applied to the analysis of PhU connected with the image of the Moon.
Keywords: phraseology, phraseological units, Russian, French, comparative aspect, beliefs, superstitions.
328
Основной целью статьи является лингвистическое и культурологическое описание фразеологизмов, иначе, фразеологических единиц (далее — ФЕ), содержащих в своей семантической структуре поверья и приметы, а также отображение их актуализации в современном русском и французском языках.
Достижение поставленной цели обуславливает решение следующих задач:
• раскрыть мотивационный механизм смыслообразования русских и французских ФЕ, содержащих поверья и приметы; описать внутреннюю форму как мотиватор значения и культурной коннотации, а также описать структуру и содержание культурной коннотации анализируемых ФЕ;
• обосновать целесообразность использования функционально-параметрического анализа семантики русских и французских ФЕ при их сопоставлении; с его помощью исследовать, как сопрягаются во фразеологическом знаке собственно языковая и культурная семантика;
• наметить основные сферы мифического сознания (культурные
пласты и коды), в которых активно возникали и бытуют до сих пор ФЕ русского и французского языков, содержащие в своей семантике поверья и приметы;
• обосновать целесообразность применения лингво-культурологи-ческого комментария для изучения ФЕ, содержащих поверья и приметы, на примере описания русских и французских ФЕ, восходящих к поверьям о Луне;
• найти возможные русские и французские эквиваленты выбранным ФЕ.
Научная актуальность и новизна работы определяется тем, что в работе задействован материал не только русских, но и французских ФЕ. Методика лингво-культурологи-ческого анализа, разработанная В.Н. Телия и ее научной школой, получает обоснование применительно к фразеологии французского языка. Можно полагать, что проведенное сопоставительное изучение ФЕ русского и французского языков, содержащих поверья и приметы, поможет прояснить некоторые «вечные» проблемы соотношения языка, мышления и культуры в области мифиче-
ского творчества русского и французского культурно-языкового социума.
В данной работе осуществляется изучение фразеологии в широком аспекте, главным признаком ФЕ считается устойчивость ее значения. Изучаются ФЕ, извлеченные из фразеологических словарей и из работ, посвященных поверьям и приметам в русском и французском языках. Большинство этих ФЕ являются современными. Все ФЕ выделены курсивом, фразеологические варианты разделяются косой линией, в круглых скобках приводятся факультативные компоненты. Перевод французских ФЕ осуществлялся нами произвольно при помощи словарей, соотносимо с русскими эквивалентами, если таковые существуют. Каждая французская языковая единица сопровождается буквальным переводом ее лексических компонентов в круглых скобках.
Поверья и приметы играют большую, хотя и не всегда осознанную роль в языковой культуре любого социума. Естественным образом такое культурное наследие не могло не отразиться на русском и французском языках, выражаясь как в отдельных словах, так и в образных выражениях различной степени устойчивости. Эти лексические единицы занимают значительное место в современном языке, а следовательно, и мышлении русского и французского языковых сообществ. Наиболее лаконичное и красочное выражение поверья (суеверия, как их частный случай) и приметы находят в пословицах, поговорках и устойчивых образных сравнениях. Эти малые жанры народного творчества имеют много общего у разных народов. Общ-
ность их проявляется больше всего в том, что все они представляют собой «автономные устойчивые высказывания неопределенно-референтного типа, являющиеся продуктом многовековой народной рефлексии и направленные на моделирование человеческого поведения» [1, с. 14]. Поверья и приметы не выражают субъективного мнения какого-либо одного индивида, а отражают обобщение жизнедеятельного опыта социального коллектива в его отношении к миру, к природе, к обществу, к личности, для передачи этого опыта. У них нет индивидуального автора — их автором является народ как культурно-языковое сообщество. В этом отношении языковые картины мира французского и русского языков объединяет принадлежность к общей индоевропейской семье языков. Следует, однако, отметить, что, в силу целого ряда лингвистических и экстралингвистических причин, в современном французском языке употребление подобных выражений, основанных на традиционных, уходящих в далекое прошлое верованиях народа, относительно невелико, по сравнению с русским языком.
Подчеркнем, что мифические представления существуют в реальности человеческого сознания, как следствие — в языковой реальности и особенно в семантике тех фразеологизмов, в которых оказались закреплены элементы мифологического сознания далекого прошлого. А.Ф. Лосев специально обращал внимание на то, что «Миф не есть бытие идеальное, но жизненно ощущаемая и творимая, вещественная реальность и телесная, до животности телесная действительность» [2, с. 14]. В свете
329
330
сказанного, нельзя согласиться с тем, что миф является донаучной формой познания и объяснения мира: мифологическое объяснение мира существует не до научного, а наряду с научным. Мифологическая действительность не абстрагируется в научных процедурах, а является параллельной, альтернативной научному видению мира. Например, наука давно доказала, что земля круглая, а мы и по сей день едем куда-нибудь на край света или живем на краю света (французы говорят au bout du monde (на конце света)). К тому же наука и сама зачастую уже оперирует еще не доказанными гипотезами, которые со временем становятся мифами. Если не признать реальности мифа, то трудно будет рассчитывать на понимание национально-культурного своеобразия [3] многих ФЕ современных русского и французского языков.
О национально-культурной самобытности можно судить по внутренней форме ФЕ, многие из которых имеют очевидную этническую специфику, другие же обнаруживают ее после этимологического раскрытия внутренней формы [4]. В любом случае образ внутренней формы является главным источником самобытности ФЕ и русского, и французского языков. Именно в ней содержатся элементы, благодаря которым можно распознать этнический колорит, связанный с самыми разнообразными сферами действительности.
Однако не только с опорой на внутреннюю форму можно судить об этнической самобытности ФЕ. Она может быть также выявлена при сопоставлении фразеологизмов разных языков. О выявлении нацио-
нально-культурной специфики ФЕ русского языка относительно некоторого другого языка говорят многие языковеды. В частности, Д.О.Добровольский называет «сравнительным» подход к выявлению межъязыковых различий, восходящих к культурной специфике, предлагая также и «интроспективный подход», основанный на интуиции носителей языка, применительно к выявлению сугубо национальной специфики ФЕ [3, с. 40].
Таким образом, этническая специфика ФЕ может быть выявлена при их интерпретации в аспекте культуры через посредство образно-метафорических внутренних форм, обычно специфичных в разных языках, ценностных установок, тоже специфичных в разных языках, а также сопоставительного и интроспективного подходов, принимаемых обычно в качестве рабочих приемов методологического характера.
Так, функционально-параметрический анализ, разработанный рабочей группой Машинного фонда русской фразеологии под руководством В.Н. Телии [5], применительно к ФЕ любого языка, подразумевает наиболее полный анализ их семантики, позволяет лучше узнать различные ее аспекты, в том числе этимологию и национально-культурную специфику ФЕ. Посредством такого анализа описываются все семантические макрокомпоненты, которые в своей «совокупности представляют семантическую структуру фразеологизма» [6, с. 9]. Выделяется шесть компонентов функционально-параметрического анализа: денотативный, грамматический, оценочный, моти-вационный, эмотивный и стилисти-
ческий [6, с. 15-40; 5, с. 32-40]. Естественно, все макрокомпоненты теснейшим образом взаимосвязаны и взаимозависимы, так что часто нельзя в полной мере осознать семантику одного из них в отдельности от других. Думается, функционально-параметрический анализ путем выделения семантики его компонентов в особенности важен для полнейшего понимания ФЕ в целом именно носителем «иного» языка. Так, в отсутствии словаря, русскому может быть весьма затруднительно понять денотативное значение французского тоста «A la tienne, Etienne!» (За твое, Этьен!) без полного осознания моти-вационного, а может быть, и грамматического компонентов. Выражение является шуточным, но весьма часто употребляемым вариантом в цепочке: A la santé! (За здоровье!) или A ta/vôtre santé! (За твое/ваше здоровье!) - A la tienne! (За твое!) или A la vôtre! (За ваше!), как ответ на первый вариант, - A la tienne, Etienne! (За твое, Этьен!). В последнем случае специфика французской ФЕ отражена не только в характерной для французского языка субстантивации путем прибавления артикля с соответствующим грамматическим согласованием, в данном случае к местоимению (вместо существительного женского рода с притяжательным местоимением прилагательным ta santé (твое здоровье) употребляется самостоятельное притяжательное местоимение ж.р., 2 л., ед.ч. — la tienne (твоя)), что раскрывает анализ грамматической составляющей фразеологизма, но и во «множественной» мотивации. Если в плане содержания внутренние формы французского и русского эквивалентов сходны и
восходят к древнему традиционному народному обычаю пожелания тому, кому желаешь добра, здоровья за поднятием бокала с алкогольным напитком (который сам по себе издревле считался «божественным напитком» и как бы проводником для духа и тела в высшие сферы, которые могут способствовать и здоровью, и благополучию), то в плане выражения, они различны: в третьем варианте французского эквивалента добавляется также очень характерная для французского языка мотивация, основанная на звукоподражании (имя собственное Etienne созвучно местоимению la tienne) в результате получается легко запоминающееся рифмованное выражение. В то же время, из личной практики, можно утверждать, что французу без расшифровки внутренней формы моти-вационного компонента не так уж просто осознать в целом положительную ценностно-эмоциональную окраску русского разговорного выражения: Плюнь три раза, не моя зараза! (также с множественной мотивацией, включая ту же эвфоническую — звукоподражательную), произносимую с целью отвести от себя болезнь, беду, несчастье и т.п. Тем более, что подобных выражений не встретишь в русско-французских словарях. Эта присказка обычно сопровождается тремя плевками через левое плечо: во многих культурах символика плевание имеет строго отрицательную коннотацию «презрения к врагу», но, не смотря на то, что это выражение обращается к универсальному архетипу Левого, именно в православной культуре, как гласит поверье, за левым плечом стоит Нечистый, а за правым - Ангел-Хранитель. Это на
черта сплевывают, чтобы отвести беду, чтобы зараза не пристала, поэтому и общий смысл положительный. Благодаря функционально-параметрическому анализу ФЕ изучаются по всем параметрам и особенностям, которые, во-первых, могут помочь при сопоставлении ФЕ различных языков, в данном случае русского и французского, путем последовательного сравнивания их макрокомпонентов; во-вторых, при установлении межъязыковых эквивалентов; в-третьих, помогут конструировать фразы с этими ФЕ в ситуациях билингвизма, в частности, при переводе. Следует еще раз подчеркнуть, что мотивационный компонент функционально-параметрического анализа непосредственно связан с раскрытием внутренней формы ФЕ, а следовательно, с его этимологией и национально-культурной спецификой [4].
Во ФЕ любого языка, содержащих в своей семантике поверья и приметы, «заложено» множество наименований предметов реальной действительности, которые издревле 332 относились ко всем областям жизнедеятельности человека. В результате, этническая самобытность проявляется большей частью в описании основных жизненных циклов (например, рождения, болезни и смерти), природных явлений (молния, гром и т.п.), небесной сферы и в целом окружающей среды — флоры и фауны, в представлении демонических «персонажей», сверхъестественных сил, потустороннего мира и др. [7]. В процессе наблюдения и миропонимания все подвергалось мифическому переосмыслению, создавалась вторичная знаковая система — коды культуры, в которых использо-
вались различные материальные и формальные средства для означивания культурных смыслов. Культурные коды представлены в символах, мифах (мифологемах), архетипах, легендах, обрядах и ритуалах, обычаях, поверьях, стереотипах, эталонах и т.п. [8]. И чем загадочнее миф или поверье, чем таинственнее его связь с реальным современным бытием, тем чаще его распространенность в различных культурах. Наиболее древние верования у всех древнейших народов на заре времен выражались в поклонении Небу и Земле, Луне и Солнцу, Дню и Ночи, Дождю и Ветру, Степи и Лесу, Реке и Морю. Схожее с любовью и боязнью, это поклонение было обусловлено страхом и зависимостью от милости окружающей природы, которая, по необъяснимым для человечества в его младенчестве причинам, была то милостивой кормящей матерью, то грозной и беспощадной мачехой [7].
Следовательно, фразеологизмы, содержащие поверья, суеверия и приметы, обращены к далекому прошлому культуры. Можно утверждать, что основной их пласт и возник в глубинах этой далекой культуры. Более поздние и современные поверья возникали уже на основе древних, воспроизводя лишь новейшие культурные коды, можно сказать, «переформатировали», «перекодируя» их. Например, действие и его устойчивая языковая форма постучать по дереву — французский эквивалент toucher du bois (дотронуться до деревянного), — употребляемые для того, чтобы не сглазить какую-либо счастливую возможность (что и совпадает с денотатом выражения), восходит к верованиям дохристиан-
ской эпохи в духов, населяющих деревья, которых нужно было умилостивить, чтобы заручиться их поддержкой в каком-либо предприятии. Само же «обращение к высшим силам» старо как мир. Расхожее выражение, что «первый призрак появился тогда, когда первый человек проснулся ночью», как нельзя более четко отражает первородство мифического сознания, «вечную» его жизнь в языке. Изменения в общественном сознании людей не могут приостановить употребление таких ФЕ: они являются знаками вторичной семиоти-зации и выполняют особую функцию в символизации мира, символ же, как известно, вечен.
Полное описание ФЕ невозможно без применения целого комплекса различных методов, в том числе без лингво-культурологического комментария, направленного на описание культурно-языкового пространства в сознании какого-либо социума, основы которого разработаны Проблемной группой «Общая фразеология и языки культуры» под руководством В.Н. Телия и реализованы в «Большом фразеологическом словаре русского языка. Значение. Употребление. Культурологический комментарий» [8]. Благодаря такому комментарию легко установить, что в системе ФЕ русского и французского языков, в семантике которых содержатся поверья и приметы, наиболее отчетливо проявляются архетипический, мифологический, религиозный и фольклорный пласты культуры. Следует упомянуть, что эти пласты многократно накладываются друг на друга, создавая множество микроскопических взаимосвязей. Что касается кодов культуры, то ФЕ русского
и французского языков, содержащие в своей семантике поверья и приметы, распределяются в основном по следующим кодам: демонологический код, «сверхъестественный» код, временной код, код болезни и смерти, код загробного (потустороннего) мира, небесный код, природный код, зооморфный код. Культурные коды также тесно связаны друг с другом; при лингво-культурологическом комментарии, раскрывая один пласт с помощью культурного кода, исследователь неминуемо затрагивает сопряженные с ним другие пласты и коды культуры. К тому же поверья, суеверия и, как их разновидность, приметы — все эти малые жанры народного творчества имеют между собой много общего. Естественно, и методы изучения таких ФЕ (описательный, сопоставительный, этимологический и др.) переплетаются между собой. В результате создается «кружевная», трудная для структурирования текстура повествования, где один фольклорный элемент неразрывно связан с другим, а при их раз- „„„ рыве теряется общая нить и красота. 333 Приведем пример такого лингво-культурологического комментария.
Небесный код подключает глубокие и древние наблюдения и знания обо всем, что видно на небе или падает с неба и так или иначе влияет на жизнедеятельность человека: небесные светила, планеты, звезды, кометы, Луна, Солнце, ветер, дождь, знаки Зодиака и т.д., и связанные с ними приметы о «метеозависимости», самочувствии, сельском хозяйстве и т.п.
Так, еще не очень давно русские крестьяне верили, что бессонница или ночница, полночь, полуночница — нечистая сила женского пола, ее
334
еще называли щекотиха-будиха, в старом крестьянском быту она особенно досаждала детям, от нее у детей приключалась болезнь ночная плакса. Сегодня тех, кто ложится спать заполночь, называют: полуночник или полуночница. Разновидность бессонной болезни полуночницы — лунатизм - слово и понятие, заимствованное в русский язык из западноевропейской культуры. Раньше в России тех, кто страдал полуночницей (или лунатизмом), называли ночеходами [9]. Интересно, что в европейских языках, в частности во французском, образ Луны и «лунного происхождения» лежит в основе метафорических выражений всего спектра душевных заболеваний, умственной отсталости, странности и необычного поведения людей. И во французской, и в русской языковых культурах образ Луны, вечной ночной спутницы Земли, в которую она глядится, как в зеркало, связан с представлениями о потустороннем мире. Отсюда связь этого образа со «странностями» в поведении людей, которые издревле приписывались влиянию потусторонних сил. Например, есть такая французская народная примета: Celui qui regarde trop longtemps la lune est dans son plein risque de s en faire avaler l esprit (Тот, кто слишком долго смотрит на луну, сильно рискует дать ей проглотить свой разум). Французы тех, кто страдает лунатизмом / m.somnambu-lisme, в медицинском понимании этого термина называют somnambule «сомнамбула», в разговорном же языке — sélénite (лунный; жительница) Луны), от Séléné — Селена, дочь Гипериона и Тейи, греческая богиня Луны. По преданию, пре-
красная Селена, влюбленная в Эн-димиона, которого Зевс наградил вечной красотой и молодостью, погрузив его в вечный сон, силой свой любви родила от своего спящего возлюбленного пятьдесят девочек и одного мальчика, который, очарованный видом прекрасной голубой планеты, спустился на Землю в поисках прекрасной Феи. С тех пор все его потомки мечтают только о том, как бы вернуться на свою родину — Луну [10] (перевод наш. - Т.А.). Еще их называют Lunatique (лунатик; чу-дак(-чка); своенравный(-ая), сума-сбродный(-ая)) или Lorialet «пораженный луной». Согласно французскому поверью, лунатик может появиться на свет и следующим образом: если женщина обнажается при восходящей Луне, она рискует стать Loarée «оплодотворенной лунным духом», и тогда ребенок родится под его влиянием. В русских поверьях также отражена опасность лунного света для беременных женщин и новорожденных: им не следует ложиться спать так, чтобы лунный свет падал на них, а также выходить из дому ночью при лунном свете [9]. В свою очередь, если мужчина, согласно другой французской народной примете, выходит мочиться при луне, она морщится от отвращения, у детей, которые у него родятся, будет такое же сморщенное или искаженное лицо [10] (перевод наш. — Т.А. ). Как видим, Lorialet или lunatique в разговорном французском часто называют людей необычных, странноватых, задумчивых, тех, кто вечно витает в облаках - в результате появилась ФЕ demeurer/rester (toujours) dans la lune (пребывать; проживать/оставаться (всегда) на
луне), которому соответствует русская ФЕ (вечно) витать в облаках; о мечтателях говорят rêveur(-euse) de lune (мечтатель(-ница) о луне). Согласно другому поверью, Lorialet est issu de la lune et ne songe qu а y retourner (Лорьяле родом с луны и думает только о том, как бы туда вернуться) [10] (перевод наш. — Т.А.), отсюда ФЕ: avoir la lune dans la tête (иметь луну в голове) — в русском: быть странноватым; быть легкомысленным; chercher la lune en plein jour (искать луну в разгар дня), соответствует русскому зря стараться; напрасно трудиться. В качестве ругательства некогда использовалось французское выражение fan de lune! (ребенок луны) — где fan — деформация enfant (ребенок), — ставшее сегодня простым восклицанием, как, например, русское: Черт побери! По словам П. Дюбуа, Lorialet или lunatique называют также тех, кто необычно одеваются: слишком экстравагантно, либо вообще не следят за одеждой, говорят: ils se vêtent pour attirer la lune et le regard des Fées (они (так) одеваются, чтобы привлечь луну и взгляд Фей). Из них обычно вырастают поэты, музыканты, бродяги и искатели приключений, потому что, как говорят про Лорьяле, il ne trouvera pas le bonheur sur terre (он не найдет счастья на земле); в народе считается, что Les Lorialets poussent mal (лунатики растут плохо). Про таких еще говорят: il a le don de connaître le passé et l avenir (у него дар знать прошлое и будущее). Им приписывают также дар непроизвольно влиять на погоду: в зависимости от настроения, они могут вызвать дождь, когда им грустно, или, когда им весело, заставить сиять солнышко (перевод наш. — Т.А.) [10].
Классифицируя волшебные и связанные с волшебством существа, П. Дюбуа вводит термин tempestaire в значении «влияющий на погоду» (авторское прилагательное от лат. tempeste, которое дало фран. сущ. m.temps (погода; время)). К ним он относит все сверхъестественные существа всех времен и народов, которые считались или считаются ответственными за те или иные природные явления. К ним издревле обращаются с целью повлиять на погоду. К разряду «погодных духов» автор причисляет и лунатика Lorialet, способного своим настроением влиять на погоду. Описывая его, автор использует выражения avoir le beau temps/apporter le beau temps avec soi (иметь хорошую погоду/приносить хорошую погоду с собой) [10]. В русском языке также существуют схожие идиомы: приносить/привозить/увозить (с собой) (хорошую) погоду/плохую погоду/дождь, как в предложении: Было чудесное солнце, а вы приехали и привезли дождь!; делать погоду — с денотатом «быть решающей силой» для неодушевленных существительных и «задавать тон» — для одушевленных.
По словам Л. Депеккер, в диалекте провинции Лангедок в этом же смысле употребляется глагол réussir [11, с. 365]. В «официальном» французском — языке центрального «парижского» региона — этот глагол имеет значения «преуспевать; удаваться; иметь успех»; с косвенным одушевленным дополнением réussir à qn. — «быть благоприятным для кого-л., идти кому-л. на пользу», как в предложении: "Ce climat vous réussit' (Этот климат вам идет на пользу). Вероятно, от него и производно
335
336
«диалектальное» значение «приносить с собой погоду»: "On peut dire que vous réussissez vous, pas un nuage depuis que vous êtes là!" (Можно сказать, что вы делаете погоду, ни облачка с тех пор, как вы здесь) (перевод наш. - Т.А.) [11, p. 365]. Можно предположить и несколько иную мотивацию этого «диалектального» употребления гл. réussir: во франко-русских словарях приводится французская ФЕ avoir son beau temps (иметь свою прекрасную погоду/свое прекрасное время) - ср. с русскими ФЕ переживать/(иметь) свои золотые денечки/хорошие времена, в значении «преуспевать» - отсюда и ассоциация «хорошей погоды», которую человек «принес с собой», и его «благополучия». Связь хорошей погоды и преуспевания, благоденствия воспринимается почти как архетипическая, что отражено в русских ФЕ, типа: искать/найти свое место под солнцем, бороться за (свое) место под солнцем; лит. небеса благоволят кому-л.; солнышко улыбается кому-л. — разговор -ный вариант ФЕ удача улыбается/ улыбнулась кому-л. и, образованное от него путем эллипса, просторечное что-л./что-л. делать улыбается кому-л. с денотатом «предстоит нечто (чаще) хорошее», как синоним просторечного что-л./что-л. делать светит кому-л., причем, вариант с гл. улыбаться чаще употребляется с положительной оценкой, а с гл. светить — с отрицательной, ср.: ему улыбается повышение и ему светят 10 лет тюрьмы; и т.п.
Напоследок добавим, что в русской народной культуре образ луны представлен, в первую очередь, в основе образных выражений о достатке, богатстве, благополучии. Так,
возрастающая, молодая, новая луна или новолуние, а также полная луна или полнолуние выступают как символ «увеличения богатства, прибытка». В старину говорили: «Посев на молодую луну - к урожаю»; «На молодой месяц и рыба клюет»; «Кто родился в новолунье, живуч, долговечен»; «В новолуние не кажи луне пустой мошны: век пуста будет» и т.д. До сих пор в ходу поверья, что начинать что-либо следует при возрастающей луне, чтобы дело лучше пошло; что, глядя на полную луну, следует, вывернув карман, сказать: «Луна, луна, как ты полна, так и наполни мой карман!»; волосы следует стричь при возрастающей луне, чтобы лучше росли и т.д. И, наоборот, убывающая/уходящая луна, ущерб луны, луна на/в ущербе — символ «убывания, убытка»: От рождения молодого месяца до полнолуния - счастливые дни, а как пойдет луна на ущерб, выплывет и всякое несчастье на белый свет; в старину в это время ни новой избы не начинали строить, ни печей не клали, ни лес не рубили - сгниет; до сих пор живет в народе убеждение, что ни в полнолуние, ни на убывающей луне не следует начинать никаких важных, в особенности денежных дел; рачительные хозяйки знают: на ущербе луны соленого не солить и впрок не готовить - испортится [9]; даже в современных салонах рекомендуют делать педикюр на убывающей луне, чтобы дольше ногти не отрастали. Впрочем, в наречиях французских регионов иногда встречаются отождествления луны с денежным достатком, так, например, в провинции Прованс есть погодная примета о весенних замо-
розках, подмечают погоду с начала апреля по начало мая: Lune rousse, vide bourse (Рыжая луна, пустая мошна) [11, p. 276] (перевод наш. — Т.А.). С другой стороны, в обоих языках свет луны считается опасным для людей — он освещает ночной мир, привлекая потусторонние силы: русалок, троллей, оборотней и т.п. Но это уже другая тема, подключаемая «сверхъестественным» кодом.
Проделанная работа позволяет сделать следующие выводы:
• денотативное (сигнификативное) значение фразеологизмов, содержащих в своей семантике поверья и приметы, формируется не в области предметной действительности, а в области мифического сознания носителей русского и французского языков;
• такие ФЕ являются особыми знаками, сочетающими в себе на равных правах собственно языковое значение и культурную коннотацию;
• лингво-культурологический комментарий рассматриваемых ФЕ предполагает соотнесение их образов с глубинными пластами культуры и прежде всего — с мифологическим и архетипическим и должен изучаться методом глубокой интроспекции;
• мотивация их языкового значения и культурной коннотации связана большей частью с символьно-стью их компонентов;
• наименования единиц мифического сознания, отраженного в изучаемых ФЕ, обладают обычно «сильной» качественно-характеризующей семантикой;
• практически все ФЕ, восходящие к поверьям и приметам, выражают заметное ценностно-эмоциональное отношение говорящего к
тому, что отражает их культурно-языковая семантика.
Полученные результаты и выводы, особенно методика сопоставительного анализа ФЕ русского и французского языков в лингво-куль-турологическом аспекте, могут быть применимы при изучении ФЕ, восходящих к мифическому сознанию, на материале других языков. Метод функционально-параметрического анализа успешно применяется при сопоставлении ФЕ различных языков, в данном случае русского и французского, путем последовательного сравнивания их макрокомпонентов, помогает в определении межъязыковых эквивалентов, что, в свою очередь, позволяет лучше формулировать фразы с этими ФЕ в ситуациях билингвизма.
СПИСОК ИСТОЧНИКОВ И ЛИТЕРАТУРЫ
1. Кулькова, М.А. Когнитивно-смысловое пространство народной приметы. Авто-реф. ... дис. док. филол. наук [Текст] / М.А. Кулькова. - Казань, 2011. - 52 с.
2. Лосев, А.Ф. Миф, число, сущность [Текст] 337 / А.Ф. Лосев. - М.: Мысль, 1994. - 919 с.
3. Добровольский, Д.О. Национально-культурная специфика во фразеологии (II) [Текст] / Д.О. Добровольский // Вопросы языкознания. - 1997. - № 6. - С. 37-48.
4. Телия, В.Н. Внутренняя форма и ее роль в формировании значения слова и фразеологизма [Текст] / В.Н. Телия // Семантика языковых единиц: Материалы 3-ей научно-исследовательской конференции. В 2-х ч. Ч. II. Фразеологическая семантика. -М.: Наука, 1993. - С. 57-61.
5. Телия, В.Н. Семантика идиом в функционально-параметрическом отображении [Текст] / В.Н. Телия // Фразеография в Машинном фонде русского языка. - М.: Наука, 1990. - С. 32-48.
6. Зимин, В.И. Семантика фразеологизмов в функционально-параметрическом отобра-
жении. Методическая разработка к спецкурсу [Текст] / В.И. Зимин. - Ярославль: Ремдер, 2004. - 48 с.
7. Афанасьев, А.Н. Поэтически воззрения славян на природу: В 3-х тт. Т. 1 [Текст] / А.Н. Афанастев. - М.: Современный писатель, 1995. - 416 с.
8. Большой фразеологический словарь русского языка. Значение. Употребление. Культурологический комментарий [Текст] / Отв. ред. д-р филол. наук В.Н. Телия. -М.: АСТ-ПРЕСС КНИГА, 2006. - 782 с.
9. Грушко, Е. Словарь русских суеверий, заклинаний, примет и поверий [Текст] / Е. Грушко, Ю. Медведев. - Нижний Новгород: Русский купец и Братья славяне, 1996. - 560 с.
10. Dubois, P. La Grande encyclopédie des fées [Тех^ / P. Dubois. - Paris: Editions Hoëbeke, 1996. - 183 p.
11. Depecker, L. Les mots des régions de France [Тех^ / L. Depecker. - Belin: Le français re-touvé, 1992. - 447 p.
REFERENCES
1. Afanasev A.N., Pojeticheski vozzrenija slav-jan na prirodu, vol. 1, Moscow, Sovremen-nyj pisatel, 1995, 416 p. (in Russian).
2. Depecker L., Les mots des régions de France, Belin, Le français retouvé, 1992, 447 p.
338 3. Dobrovolskij D.O., Nacionalno-kulturnaja
specifika vo frazeologii (II), Voprosy jazy-
koznanija, 1997, No. 6, pp. 37-48. (in Russian)
4. Dubois P., La Grande encyclopédie des fées, Paris, Editions Hoëbeke, 1996, 183 p.
5. Grushko E., Medvedev Ju., Slovar russkih sueverij, zaklinanij, primet i poverij, Nizhnij Novgorod, Russkij kupec i Bratja slavjane, 1996, 560 p. (in Russian).
6. Kulkova M.A., Kognitivno-smyslovoe pros-transtvo narodnoj primety, Extended abstract of ScD dissertation (Philology), Kazan, 2011, 52 p. (in Russian).
7. Losev A.F., Mif, chislo, sushhnost, Moscow, Mysl, 1994, 919 p. (in Russian).
8. Telija V.N., Bolshoj frazeologicheskij slovar russkogo jazyka. Znachenie. Upotreblenie. Kulturologicheskij kommentarij, Ed. V.N. Telija, Moscow, AST-PRESS KNIGA, 2006, 782 p. (in Russian).
9. Telija V.N., Semantika idiom v funkcional no-parametricheskom otobrazhenii. Frazeo-grafija v Mashinnom fonde russkogo jazyka, Moscow, Nauka, 1990, pp. 32-48. (in Russian).
10. Telija V.N., "Vnutrennjaja forma i ee rol v formirovanii znachenija slova i frazeologiz-ma", in: Semantika jazykovyh edinic: Fraze-ologicheskaja semantika. Proceeding of the 3rd International Conference, Vol. 2, Moscow, Nauka, 1993, pp. 57-61. (in Russian).
11. Zimin V.I., Semantika frazeologizmov v funkcional no-parametricheskom otobrazhenii. Metodicheskaja razrabotka k speckursu, Jaroslavl, Remder, 2004, 48 p. (in Russian).
Ананьина Татьяна Сергеевна, доцент, кафедра контрастивной лингвистики, факультет иностранных языков, Московский педагогический государственный университет, tutmos008@mail.ru Ananina T.S., Associate Professor, Contrastive Linguistics Department, Institute of Philology and Foreign Languages, Moscow State University of Education, tutmos008@mail.ru
