комментатора, языком комментария и характером представления информации.
В заключении подводится общий итог исследования.
Е.А. Казак
2019.03.016. Е.О. ОПАРИНА. ЛИЧНОСТЬ - КУЛЬТУРА - ДИСКУРС. (Обзор).
Ключевые слова: культурно-языковая идентичность; оппозиция «свой» - «чужой»; антропонимы; авторские неологизмы в английском языке; устный нарратив в диалекте; язык политики; аргументативный дискурс британского консерватизма; У. Черчилль и М. Тэтчер как языковые личности.
В работе К.Д. Токаревой [Токарева, 2018] исследуются аспекты категорий самости и чужести, значительных для исследования культуры и для лингвокультурологического анализа. Предлагаются направления их изучения, актуальные для современной действительности.
Дихотомия «свой» - «чужой» и ее проявления в психологии, философии, культурологии, лингвистике анализировались такими учеными, как К. Юнг, М. Бубер, Э. Гуссерль, Ж.-П. Сартр, Ю.М. Лотман и др. Данные категории представляют собой важнейший механизм в формировании знаний индивида о мире, при этом они являются аксиологически заостренными, но формирующие их смыслы могут быть представлены в языке как эксплицитно, так и имплицитно. Они присутствуют в языковой семантике, и лексикографические источники позволяют выделить ключевые аспекты значений, входящих в данную дихотомию. В статье называются смысловые компоненты 'принадлежность', 'вид', 'образ действий' (например: чужой, своеобразный, непонятный). Оперирование категориями самости и чужести предполагает культурно-языковую компетенцию языковой личности. Вместе с тем исследователи отмечают, что негативное содержание категории чужести предполагает когнитивный редукционизм, часто связанный с недостатком информации и личного коммуникативного опыта говорящего.
В современной социокультурной среде соотношение этих категорий меняется вследствие технологического прогресса и интенсивных межкультурных контактов: возможность коммуникации
через удаленные расстояния и глобализационные процессы нарушили бинарность и строгую оппозиционность категорий «свой» -«чужой», соответственно, требуются новые методики их анализа. Автор статьи подчеркивает, что в этом плане важную роль может сыграть то, что базовая оппозиция «свой» - «чужой» служит основой для формирования социально-культурных групп более сложной структуры, таких как Я - Мы, Я - Ты, Мы - Они, Я - Они, Я -Я [там же, с. 111]. При акцентировании этих диад на первый план выходит категория диалога между несколькими субпространствами -личным (личными), ближним социальным и дальним социальным. Языковая личность предстает как открытая, незавершенная, формирующаяся в контакте с «другим», как понимал диалогичность М.М. Бахтин.
Ю.В. Сергеева [Сергеева, 2018] анализирует социокультурную прагматику антропонимов в современном обществе. По мнению автора статьи, правомерно говорить об антропонимической идентичности языковой личности, которая определяется тем, как индивид осознает свое имя, соотносит себя с ним и как его имя воспринимается представителями данной и других лингвокультур [там же, с. 101]. Антропонимическая идентичность характеризуется как динамическая категория, так как она подвержена изменениям во времени и на протяжении жизни отдельного человека. Кроме того, в современном мире идентичность зависит от тесных международных контактов, от миграции, распространения межнациональных браков, от разных вероисповеданий в истории семьи, а также от одновременного вхождения человека в различные социокультурные группы. Исходя из этих условий, в современных англоязычных антропологических исследованиях принят термин multiple identity «множественная идентичность».
Антропонимическая идентичность также находится под влиянием фундаментальной для культуры оппозиции «свой» -«чужой», которая в данном случае дополняется элементами «я» -«другой». Носитель имени, руководствуясь соображениями, связанными с этими когнитивными элементами, может в течение жизни переосмысливать отношение к имени, трансформировать или полностью менять его. Материал современных англоязычных имен свидетельствует о том, что тенденция к сохранению традиционно «своих» антропонимов в поликультурном обществе не является
единственной. Так, современные англоязычные сайты и пособия по выбору имени для ребенка предлагают значительное количество инокультурных имен. При этом большое значение имеют этимология и позитивная семантика имени: япон. Toshi букв. год изобилия; лат. Nova букв. новая; слав. Nikolai букв. победитель [Сергеева, 2018, с. 103]. Топоним нередко видоизменяется в принимающей культуре. Например, при достаточно распространенном заимствовании антропонимов из славянского, в том числе русского именного фонда в англоязычном обществе происходят такие явления, как усечение полной формы (Ekat из Ekaterina), гендерная транспозиция (Mi sha используется как женское имя), смешение имен при использовании краткой и полной форм (Sasha воспринимается как гипокористический вариант имени Natasha). В русском антропо-нимиконе последнего времени также встречаются имена героев зарубежных сериалов и знаменитостей (Изаура, Диана, Гус, последнее - в честь футбольного тренера Гуса Хиддинга).
Анкетирование, материалы интернет-сайтов и СМИ показывают, что инокультурное имя воспринимается его носителем положительно, если оно соответствует его индивидуальности, жизненной позиции и соотносит носителя такого имени с воспринимаемым позитивно «другим». В статье приводятся слова американки по имени Наташа (она - редактор издательства) о том, что ее первоначально негативное отношение к своему нетипичному имени изменилось, когда она, повзрослев, узнала, что названа в честь русской женщины, сыгравшей важную роль в судьбе ее отца [Сергеева, 2018, с. 106]. Подобная референция имен, скрытая или явная, во многом обусловливает заимствование антропонимов и является частью их культурной маркированности.
С.С. Загайнов и П.Д. Митчелл [Загайнов, Митчелл, 2018] исследуют влияние англоязычных писателей на обогащение лексики и фразеологии состава английского языка. Это влияние проявляется в разных языковых подсистемах. Отмечается, что наибольший вклад внесли американские писатели, а самым значительным способом обогащения словарного состава английского языка стали терминологические неологизмы, связанные с наукой и техникой, с изменениями в обществе.
Преобладающее число неологизмов принадлежит представителям жанра научной фантастики. Среди них научно-технические
термины: cyberspace «киберпространство» (введен У. Гибсоном), genetic engineering «генная инженерия» (впервые употреблен Д. Уильямсоном), robot «робот» (создан К. Чапеком в 1920 г., в английский язык попал благодаря переводу пьесы Чапека, сделанному П. Селвером), robotics «робототехника» (введен А. Азимовым), virus в значении «компьютерный вирус» (впервые употреблен Д. Герролдом в 1972 г.). Среди социально-политических неологизмов, получивших в английском языке распространение в качестве терминов: psychohistory «психоистория» - наука о поведении больших групп людей (введен А. Азимовым), flash crowd -употребляется для обозначения короткой массовой акции, организованной через современные средства связи (употреблен Л. Нивеном) и др. неологизмы, созданные различными способами словообразования [Зайганов, Митчелл, с. 37]. Другие жанры литературы также внесли свой вклад в пополнение фонда терминов английского языка, хотя они не столь продуктивны: genocide «геноцид» (введен в употребление польским юристом Р. Лемкином, quark «кварк» (это слово впервые употреблено Дж. Джойсом в «Поминках по Финнегану» и заимствовано американским физиком Гелл-Манном для обозначения фундаментальной частицы в модели Вселенной [там же, с. 38].
Ряд авторских неологизмов, не получив широкого распространения в общеупотребительном языке, стали частью дискурса СМИ и политики. Среди них - неологизмы, введенные Дж. Оруэл-лом: thoughtcrime - о преступлении в мыслях, unperson - о политическом деятеле, потерявшем свое положение, Big Brother - о правящем диктаторском режиме и его органах [там же, с. 38-39].
По мнению авторов статьи, влияние писателей на английский язык в дальнейшем не утратит своего значения, к нему добавится растущий фактор языкового творчества в Интернете.
К.В. Кайзер и О.В. Фельде [Кайзер, Фельде, 2018] анализируют устные рассказы жителей Северного Приангарья о людях, которым приписываются сверхъестественные способности. Материалом служат аудио- и видеозаписи, собранные в отдаленных деревнях региона в ходе фольклорно-диалектологических экспедиций, и предшествующие работы, в которых затрагивается данная
тема1. Словосочетание знаткие люди и субстантиват знаткие являются родовым обозначением колдунов, ведьм, знахарей в русских сибирских и уральских говорах.
В исследуемом жанре ярко представлены свойственные устному нарративу черты - спонтанность речи, сочетание информативной и аксиологической тактик, высокая степень субъективации. Рассказчик описывает события такими, какими они ему представляются. При этом для убедительности повествования он прибегает к ссылкам на личный опыт и опыт близких людей, к экспрессии и прямой апелляции к слушателю: «И вы не поверите! Дня через три или четыре моя девчонка заговорила» [Кайзер, Фельде, 2018, с. 43]. Действия знатких людей обычно оцениваются с позиций «добро» -«зло», однако добрые и злые качества в этом типе нарратива могут приписываться одному и тому же человеку: «Она лечила, она, не знаю, может быть, она и...Она и худое знала, но она, в основном, лечила детей» [там же, с. 44].
В устных нарративах о знатких людях выражены древние, языческие формы мировоспрятия жителей Приангарья - о сакральном пространстве, о духах, часто повторяется мотив оборотничест-ва: «Летит журавель, журавель, и орет, и орет!... А это первая его жена и была.... С кладбища его жена. Волохитка была, знала» [там же, с. 45].
Авторы статьи подчеркивают, что нарративы о знатких людях представляют собой часть региональной крестьянской лингво-культуры, они заслуживают изучения с позиций диалектного дискурса.
В коллективной монографии [Язык и личность в зеркале консерватизма, 2018] на примере речи двух выдающихся представителей британского консерватизма - У. Черчилля и М. Тэтчер исследуются особенности репрезентации личности в языке политики. В центре внимания - взаимосвязь лингвистической прагматики с идеологической теорией и практикой.
Современный британский консерватизм (неоконсерватизм), продолжающий традицию противостояния идее революционного
1 Афанасьева-Медведева Г.В. Колдун, знахарь в русских мифологических рассказах, представлениях Восточной Сибири: Структура и содержание образов, ареалы и семантика именований: Дис. ... д-ра филол. наук. - Иркутск, 1997. - 311 с. -Е.О.
способа общественного развития, поддерживает ценности сохранения традиций и социального устройства, собственности, семьи и индивидуальных достижений, морального долга. Возникновение и развитие самого консерватизма «безусловно, сопровождалось рождением соответствующего консервативного дискурса, который служит проводником соответствующих идей, мифов, символов и образов» [Язык и личность в зеркале консерватизма, 2018, с. 4-5].
Авторы монографии подчеркивают, что современная антропологическая лингвистика предполагает рассмотрение языка, в том числе идеологически направленного языка политики, через понятие языковой личности. Для анализа языковой личности в работе применяются персонологический и лингвоаргументативный подходы. Предметом персонологического подхода является индивидуальная и целостная языковая личность в ее развитии. Личность политика предполагает набор особых характеристик, среди которых авторы выделяют коммуникабельность, харизму1 и способность к аргументированию. Аргументация понимается авторами как коммуникативная деятельность, целью которой является убеждение адресата через обоснование правильности своей позиции. Успешность аргументации определяется «степенью воздействия на адресата, достижением согласия между коммуникантами» [там же, с. 71].
Язык в политике является основой создания идеологических концепций и главным средством влияния на общественное сознание - на первый план в данной сфере выходит перлокутивный эффект. Однако в отличие от других коммуникативных стратегий, направленных на воздействие, убеждение основано на разуме и апеллирует, прежде всего, к разуму, так как его главным методом «считается отбор и логическое упорядочение фактов и выводов, а не манипуляция» [там же, с. 74]. Его итогом должно стать добровольное изменение во взглядах, а не изменение в результате давления.
Авторы монографии вводят понятие аргументативного дискурса, содержанием которого является когнитивный или аксиологический конфликт. В данном типе дискурса активно задействова-
1 Авторы монографии определяют харизму как действие субъективных факторов языковой личности, привлекающих аудиторию. Это такие качества, как обаяние и притягательность, целеустремленность, склонность к лидерству, решительность и экспрессия, а также внешние данные. - Е. О.
ны не только знания, логическая культура и здравый смысл языковой личности, но также система ценностей и коммуникативные навыки, включая собственную убежденность и понимание психологических особенностей реципиента.
Консервативный дискурс, как одна из экспликаций дискурса политического, отличается не только особыми лингвистическими ресурсами и способами организации речевых произведений - устных и письменных, - он вербализует определенный тип концептуализации мира [Язык и личность..., с. 108]1. Необходимо учитывать и то, что политический дискурс располагает целым спектром жанров.
В работе на примере речевых произведений У. Черчилля и М. Тэтчер анализируются семантические, синтаксические и композиционные характеристики следующих жанров: газетной статьи; публичной (в том числе парламентской) речи; выступления в СМИ; интервью и пресс-конференции; политического документа; автобиографического описания; исторического исследования. Большинство из этих жанров исследователи языка политики, например Е.И. Шейгал, относят к ведущим в политическом дискурсе2.
Авторами особо отмечается такой феномен, как признаваемая многими исследователями «борьба за политическую лексику»: в язык политики вводятся новые слова и обороты, происходит переосмысление и актуализация старых понятий, сторонники разных политических направлений стремятся укоренить собственную интерпретацию многозначных понятий. В наибольшей степени это касается абстрактных явлений (Дж. Коппершмидт, Е.В. Горбачева) [там же, с. 112].
Консервативный дискурс с повышенным вниманием относится к лексемам и оборотам, обозначающим «вечные ценности», так как его носителями и адресатами являются индивиды и социальные группы, заинтересованные в сохранении традиционных порядков и в постепенных видоизменениях привычных порядков. Британские консерваторы и неоконсерваторы активно используют этот языковой фонд, толкуя смысл понятий в соответствии со своей
1 Авторы монографии ссылаются на высказывание Дж. Лакоффа о том, что американские либералы и консерваторы основываются на разных моральных ценностях, и это отражается в дискурсах данных политических направлений [там же, с. 111].
Шейгал Е.И. Семиотика политического дискурса. - М., 2004. - 326 с.
картиной мира. Это показывают известная «фултонская» речь У. Черчилля, произнесенная в США в марте 1946 г., и первая речь М. Тэтчер на посту премьер-министра. У. Черчилль: «It is a solemn moment for the American Democracy. For with primacy in power is also joined an awe-inspiring accountability to the future» «Это торжественный момент для американской демократии. Потому что с первенством в силе соединена невероятная букв. внушающая (благоговение) ответственность за будущее» [Язык и личность..., c. 86]1; М. Тэтчер: «Can't we have a government that will give us back our pride, our self respect, our faith in ourselves?» «Неужели мы не можем иметь правительство, которое вернет нам гордость, самоуважение, веру в себя?» [там же, с. 114].
Язык британского консерватизма характеризуется активным применением метафор, которые выражают идеологию этого политического направления и апеллируют к национальному самосознанию, как, например, метафора, актуализирующая один из важнейших для британского менталитета символов: «We in Britain... have pioneered and developed representative institutions to stand as bastions of freedom» «Мы в Британии первыми создали и развили представительные институты, которые стали оплотом (бастионом) свободы» [там же, с. 117]. В той же «фултонской» речи Черчилль через метафору характеризует международное положение США в послевоенном мире: «... the United States stands at this time at the pinnacle of world power» «Соединенные Штаты стоят сейчас на вершине мировой мощи» [Язык и личность..., c. 86].
Активно задействованы не только символические и образные слова, но также синтаксические средства, такие как повтор, антитеза, параллельные конструкции, инвертированные предложения. Данные риторические приемы выделяют и усиливают важнейшие элементы информации и одновременно придают текстам эмотивность, способствуя убеждению аудитории в правильности идеологии и хода мыслей политика. Так, прием антитезы, способствующий «вживлению» определенных ментальных моделей, представлен в отрывке из той же знаменитой речи У. Черчилля: «... had the positions been reversed and some Communist or neo-Fascist State
1 Здесь и далее фрагменты из речевых произведений У. Черчилля и М. Тэтчер цитируются по монографии, перевод дается в моей редакции. - Е.О.
monopolized for the time being these dread agencies...» «... если бы ситуация была противоположной и какое-либо коммунистическое или неофашистское государство монопольно обладало бы сейчас этим несущим смерть оружием...» [Язык и личность..., с. 85].
Отмечается роль текстовых фрагментов со смешанными коммуникативными типами предложений, например с вопросительно-повествовательными высказываниями. Они не столько нацелены на получение ответа, сколько выражают удивление, упрек, позицию говорящего: «Do they not talk about "We"?» «Они не говорят "Мы"?» (данное высказывание М. Тэтчер выражает ее убежденность в том, что управление страной - дело не одного человека, а всего кабинета министров) [там же, с. 125]. В других конструкциях со смешанными коммуникативными установками (повествовательно-вопросительными, вопросительно-побудительными) предположение может сочетаться с предложением собеседнику подтвердить или опровергнуть точку зрения, вопрос - с просьбой или требованием какого-либо действия: «A great nation we shall be, and shall remain. So, what can stop us from achieving this?» «Мы станем великой нацией, и мы ею будем всегда. Что может нам помешать этого достичь?» (из речи М. Тэтчер на конференции Консервативной партии в октябре 1980 г.) [там же, с. 125].
Из грамматических форм отмечается особая роль сослагательного наклонения, которое характеризуется значительным эмо-тивным потенциалом: «We'd have been drummed out of office if we'd had this level of unemployment» «Нас бы с позором выгнали из кабинетов, если бы мы допустили такой уровень безработицы» (ремарка М. Тэтчер во время слушаний в 1987 г.) [там же, с. 126]. Консервативными лидерами активно используется прагматический потенциал обращений. Выбранный говорящим тип обращения к аудитории с самого начала привлекает внимание к речи, помогает установить контакт, настраивает партнеров и слушателей на определенную эмоциональную «волну»: «My dear friends... of course, problems remain... but the tide is flowing strongly in favour of our ideas, our beliefs» «Дорогие друзья... конечно, проблемы остаются,... но наши идеи, наша вера становятся все сильнее, словно их поднимает морской прилив» (из речи М. Тэтчер в 1990 г., когда происходил распад социалистического лагеря) [там же, с. 128].
Таким образом, британский консервативный дискурс, как показывают авторы монографии на примере фрагментов речи У. Черчилля и М. Тэтчер, нацелен на выполнение нескольких прагматических задач. С одной стороны, он рационально-информативен, так как апеллирует к рациональности участников общения, к имеющимся у них знаниям о мире; он структурирует текст и помогает адресату следить за логикой говорящего. С другой стороны, его цель, как цель любого политического дискурса, состоит в воздействии, в том числе манипулятивном, на сознание и поведение адресата. Поэтому он активно пользуется средствами выражения эмоциональности, охватывающими разные языковые уровни.
Авторы монографии отмечают, что анализ индивидуального дискурса политиков, принадлежащих к определенному политическому направлению, позволяет выявить лингво-идеологические закономерности этого направления и характерные для него способы воздействия на сознание аудитории.
Список литературы
Зайганов С.С., Митчелл П. Д. Влияние англоговорящих писателей на развитие английского языка в Х1Х-ХХ веках // Язык и культура: Сб. статей 28-й Меж-дунар. науч. конф. (25-27 сент. 2017 г.) / отв. ред. Гураль С.К. - Томск: Издат. Дом Том. гос. ун-та, 2018. - С. 35-39.
Кайзер К.В., Фельде О.В. Устные рассказы о «знатких людях» как нарративный жанр // Язык и культура: Сб. статей 28-й Междунар. науч. конф. (2527 сент. 2017 г.) / отв. ред. Гураль С.К. - Томск: Издат. Дом Том. гос. ун-та, 2018. -С. 40-46.
Сергеева Ю.В. «Я» и «Другой» в инокультурном имени: В поисках антро-понимической идентичности // Язык и познание в современной науке. - СПб.: Политехника-принт, 2018. - С. 100-107.
Токарева К. Д. К вопросу о соотношении категорий самости и чужести // Язык и познание в современной науке. - СПб.: Политехника-принт, 2018. -С. 108-113.
Язык и личность в зеркале консерватизма: Кол. монография / Плак-син В.А., Тхорик В.И., Червякова Е.С., Кричун Ю.А. - Краснодар: Просвещение-Юг, 2018. - 151 с.