© 2008 г. М.Ю. Чернавский
ЛИБЕРАЛИЗМ И ИДЕЯ НАСИЛИЯ В ФИЛОСОФИИ XVII - XVIII вв.
Либерализм на протяжении более чем трех столетий вызывает в общественном сознании стойкие ассоциации со свободой и поступательным развитием. Данное положение дел неудивительно, так как идеологам либерализма удалось совершить принципиально важный и необыкновенно выигрышный ход - приватизировать идею свободы. Либералам удается ассоциировать себя с идеями изначальной свободолюбивости, стремлением в любых условиях отстаивать идеалы свободы, прав человека и принципы неприятия любого насилия.
При этом прошлые и настоящие идеологи либерализма стараются не заострять внимание общественности на неприятных для себя вопросах о методах и путях реализации своих столь свободолюбивых принципов, на проблеме того, кто в конечном итоге оказывается в выигрышной позиции по результатам либеральных изменений в том или ином регионе планеты, и, наконец, к каким последствиям на практике, а не в абстрактной теории может привести тотальная победа либерализма.
Идеология либерализма была и остается удобной пропагандистской ширмой для реализации определенных проектов в интересах некоторых властных кругов и политико-экономических элит. Как только либералам становится необходимо удержать свои властные позиции, они с неимоверной легкостью начинают указывать на принципы, которые никоим образом не соответствуют их первоначальным установкам: раздаются призывы к установлению «диктатуры закона», говорится о том, что «демократия должна быть с кулаками», а просчеты и нередко катастрофические последствия своей политики либеральные теоретики в неоницшеанском ключе начинают обосновывать ссылками на «издержки демократии», и апеллируют к несправедливой, но столь необходимой «игре рыночных законов экономики».
Постоянные попытки ухода либералов от подобного рода «острых» вопросов объяснимы и понятны. Идеология либерализма была и остается удобной пропагандистской ширмой для реализации определенных проектов в интересах некоторых властных кругов и политико-экономических элит. Однако этот вывод отнюдь не претендует на оригинальность и новизну. Цель написания данной статьи в другом - проанализировать истоки либеральной концепции на предмет наличия в ней идеи насилия и авторитарных принципов, в свете которых негативные, а зачастую и трагические последствия реализации либерального проекта для многих государств планеты станут выглядеть логично-естественным результатом.
В качестве теоретической основы для анализа мы возьмем основополагающие принципы либеральной философии, изложенные в таких знаковых произведени-
ях, как «Левиафан» Т. Гоббса [1], «Опыты о законе природы» и «Два трактата о правлении» Дж. Локка [2, 3], трактат «Об общественном договоре» Ж.-Ж. Руссо [4], а также знаменитую «Энциклопедию» Д. Дидро, Ж.Л. д'Аламбера [5], Ж.-Ж. Руссо, Вольтера и пр.
Общая схема либеральных концепций универсальна - все теоретики классического либерализма с различными оговорками и оттенками объявляют государство следствием сознательной деятельности человека, что приводит их к необходимости постулирования некоего естественного состояния, в котором у людей изначально существовали естественные права. Вслед за этим в силу сложнообъяснимых причин люди делегируют в режиме договора часть своих естественных прав и свобод органам государственной власти, а затем ожидают от власти возвращения своих прав в форме реально действующего закона.
Динамика возникновения государства традиционно рассматривалась в истории политической мысли как таинственно-мистический, необъяснимый акт, авторство которого возлагалось, как правило, на Бога. Философия Нового времени призвала людей поклоняться иному божеству - статус божественного получил разум. Данная трансформация повлекла за собой не только освобождение из-под диктата духовной власти, но и породила зависимость от диктатуры светской власти. Зависимость человека от религии была трансформирована в его зависимость от разума, так как, с одной стороны, «... все люди естественно свободны», но, с другой - во имя этих же людей «разум мог бы сделать их зависимыми только для их блага» [5, с. 224]. Идея зависимости от разума как позитивная мера, осуществляемая во имя интересов человека, является краеугольным камнем либерализма.
Вслед за принципом диктатуры разума либеральные идеологи обосновывают тезис о существовании естественных прав, явившихся производной от этого разума. Естественное право определяется как «свобода всякого человека использовать собственные силы по своему усмотрению для сохранения своей собственной природы, т.е. собственной жизни, и, следовательно, свобода делать все то, что, по его суждению, является наиболее подходящим для этого» [1, с. 98]. При этом естественное право противопоставляется божественным законам. Первое исходит из разума, вторые - от Бога. Законы разума удивительным образом выражают в себе законы природы, и, исполняя «требования разумной природы», человек тем самым соблюдает «закон природы» [3, с. 5].
Итак, в естественном состоянии люди вынуждены подчиняться законам природы, которые являются одним из проявлений законов разума. Однако данное состояние в силу определенных причин людей не устраи-
вает. Они решают создать государство, т.е. покинуть состояние естественное и трансформировать себя в состояние гражданское. Такая необходимость продиктована разными причинами: либо стремлением сохранить собственные жизни, ликвидировав войну всех против всех, вызванную эгоистической природой человека [1]; либо является следствием желания людей более эффективно реализовать свои естественные права в форме позитивного закона [2, 3]; либо вызвана социальным расслоением народа и стремлением установить общие правила поведения на основе универсальной общей воли, противостоящей частной воле всех [4].
На этапе появления государства перед либеральными мыслителями возникает следующая сложность - теперь им нужно, оставаясь на почве либеральных воззрений, обосновать: во-первых, необходимость подчинения государству, во-вторых, описать основания и механизм принятия государством обязательных для всех граждан решений. Здесь мы соприкасаемся с более чем проблематично совместимыми с нормами абстрактного либерализма принципами: в первом случае - с учением о подчинении всеобщей (единой) воле, во втором - с концепцией государственного суверенитета.
Учение о всеобщей воле восходит к воззрениям Гоббса, который приходит к мысли, что простое арифметическое соединение человеческих воль не сможет привести к сохранению мира, защитить каждого человека от посягательств другого. Для достижения этих целей требуется единственность воли, наличие единой воли, которая будет у всех одна. Судьба индивидуальной воли в воззрениях следовавших за Гоббсом мыслителей незавидна - всеобщая воля ее нивелирует, так как «...человек, внимающий лишь голосу своей личной воли, - враг человеческого рода» [5, с. 223].
Диктатура всеобщей воли уничтожает тем самым индивидуальные права и интересы: «Воля отдельных лиц ненадежна; она может быть и благой и дурной, а общая воля всегда является благой, - она никогда не ошибалась, она не ошибается никогда» [5, с. 222]. Социальный холизм в воззрениях, в данном случае А. д'Аржи, приобретает тотальные масштабы, симбиоз индивидуальных воль приводит к появлению нового качества, в котором политический статус и интересы отдельного индивида девальвируются: «Но если мы отнимем у индивида право судить о сущности справедливого и несправедливого, то кому мы передадим решение этого вопроса? Человечеству. Только оно может его решать, ибо всеобщее благо есть его единственная страсть» [5, с. 222]. Апелляция к всеобщей воле приобретает характер некоей императивной божественной инстанции, так как «именно к всеобщей воле должен обращаться индивид, желающий знать, доколе ему надлежит быть человеком, гражданином, подданным, отцом, ребенком, когда ему следует жить и когда умирать» [5, с. 223]. Более того, отдельный индивид имеет «священнейшее естественное право на все, что . не оспаривается всем человеческим родом» [5, с. 223]. И уже
окончательно всеобщая воля приобретает божественный характер, когда ей по отношению к отдельному индивиду приписывается детерминистская, судьбоносная роль: «Эта всеобщая воля объясняет вам сущность ваших мыслей и ваших желаний. Все, что вы поймете, все, что надумаете, будет благим, великим, возвышенным, прекрасным только если это будет соответствовать имеющимся у всех общим интересам» [5, с. 223].
Либерализм постулирует принцип делегирования полномочий одного лица другому. Данный принцип является основополагающим в идее реализации либеральной модели власти, так называемой представительной демократии. Гоббс, рассматривая процесс превращения множества воль в одну, считает, что это станет возможным при подчинении человека либо воле другого, либо воле целого собрания. При этом за скобками либеральных размышлений остаются неизбежные экстраполяции подобного принципа на иные ипостаси человеческой природы. В частности, логично было бы предположить, что за делегированием властных полномочий последует и делегирование воли одного лица в пользу другого, а значит, если кто-либо подчиняет свою волю воле другого, то он тем самым передает другому лицу право на свои силы и способности. Таким образом, лицо, которому подчиняются другие лица, облекается достаточными фактическими силами, чтобы силовым путем привести воли отдельных личностей к единству и согласию.
Неизбежным образом, по Гоббсу, будет наблюдаться процесс аккумулирования власти одного индивида над другими, основанием чему послужило их добровольное делегирование своих властных и волевых полномочий. Образованное таким образом единение называется, с точки зрения Гоббса, государством или гражданским обществом или гражданскою личностью. Ведь если единая воля есть воля всех, то она считается единой личностью. Эта личность, обладая самостоятельными правами и собственностью, отличается от частных лиц, так как ни один гражданин, ни все другие, кроме того, чья воля считается волей всех, не могут считаться государством, которое есть «единое лицо, ответственным за действия которого сделало себя путем взаимного договора между собой огромное множество людей, с тем чтобы это лицо могло использовать силу и средства всех их так, как сочтет необходимым для их мира и общей защиты» [1, с. 133]. В этих рассуждениях Гоббса сокрыт силовой, остающийся загадочным для либералов механизм создания государства, в этом кроется источник появления суверена, и именно здесь можно увидеть возникновение того самого гоббсовского мифического чудовища - Левиафана.
Мы приблизились к следующему авторитарному постулату либерализма - учению о суверенитете. Так как само существование всеобщей воли предполагает ее носителя, значит, у нее должен быть некий референт, субъект, т.е. субстанциальный носитель этой воли, политическая causa sui, причина действий которого исходит из
него самого. Наименования этот политический сверхсубъект получал разные, наиболее известен уже упоминавшийся «Левиафан» Гоббса, а также приковывающий меньшее внимание исследователей «Политический организм» Руссо.
В воззрениях Руссо присутствуют более радикальные, чем у Гоббса этатистские моменты, в частности, государственнический холизм, при котором «...суверен знает лишь Нацию как целое, и не различает ни одного из тех, кто ее составляет» [4, с. 223]. Творческие способности суверена изменяют то, что в парадигме либерального сознания должно иметь неприкасаемый характер - природу человека: «Тот, кто берет на себя смелость дать установления какому-либо народу, должен чувствовать себя способным изменить, так сказать, человеческую природу, превратить каждого индивидуума, который сам по себе есть некое замкнутое и изолированное целое, в часть более крупного целого, от которого этот индивидуум в известном смысле получает свою жизнь и свое бытие...» [4, с. 230]. Более того, Руссо распространяет властные компетенции государства на святое для каждого либерала право индивида на жизнь. В символично названной главе «О праве жизни и смерти» французский философ допускает мысль о том, что когда государь говорит гражданину: «Государству необходимо, чтобы ты умер», - то он должен умереть, потому что только при этом условии он жил до сих пор в безопасности и потому что его жизнь не только благодеяние природы, но и дар, полученный им на определенных условиях от Государства [4, с. 482].
Государство, почувствовав себя сувереном, начинает вести себя автономно от неких абстрактных норм естественного права, оно не связано больше никакими обязательствами ни перед кем (в противном случае, идея суверенитета не будет реализована). Право и закон, по Гоббсу, не должны и не могут соответствовать друг другу. Государство реализует себя через закон, который «устанавливается не juris prudentia, или мудростью подчиненных судей, а разумом и приказанием нашего искусственного человека - государства» [1, с. 209]. Локк, будучи политически более осторожным и не рискуя порвать с либеральными принципами, цепляется за неубедительно звучащую идею о тождестве права и закона, так как «целью закона является не уничтожение и не ограничение, а сохранение и расширение свободы» [2, с. 293], которой люди пользовались, находясь в естественном состоянии.
Гоббс рассматривает государственную власть источником не только юридических, но и нравственных норм. Власть господствует не только над внешним поведением людей, но и над их мыслями и чувствами. При этом сама она свободна от издаваемых ею законов, она не может обязать себя чем-либо, так как подобное обязательство не имело бы смысла, оно носило бы в себе внутреннее противоречие, так как власть, будучи стороной обязывающей, являлась бы одновременно и стороной обязанной. Власть всегда может освободить
себя от обязательств, потому что сама является субъектом правотворчества, носителем и механизмом принуждения. Государственная власть тем самым наделяется божественными атрибутами, будучи творцом политического мира.
В этом либеральная доктрина внутренне глубоко противоречива, она рассматривает государство как необходимое основание для соблюдения общественного договора, при этом существование самого государства проистекает из существа этого договора. В либерализме складывается парадоксальная ситуация - право само по себе, без привнесения силовых методов, не в состоянии установить мир, который оно само же предписывает и которого требует. В либеральной философии общественного договора и естественного права из принудительного элемента государственной власти как deus ex machina возникает общественный договор, а затем из того же договора выводится бытие самой государственной власти. В частности, второй естественный закон Гоббса предписывает соблюдение договоров. Однако Гоббс утверждает также, что справедливость и собственность имеют опору в государственной власти, которая угрозой наказания и прочих санкций принуждает людей к соблюдению договоров. Значит, с одной стороны, он изначально предполагает, что естественный закон носит принудительный характер, с другой - английский философ постулативно декларирует нена-сильственность и добровольность закона, который есть, прежде всего, норма, чуждая принуждения.
Выход из этого логического круга, намертво приковывающего либерализм к изначальному противоречию, просматривается только в том случае, если придется признать благотворно-творческую роль силового ресурса государственной власти в становлении человеческого общества. Теоретики классического либерализма кругами ходили вокруг этого центрального для либеральной мысли противоречия. Они пытались разрешить его либо путем стыдливого умалчивания факта неминуемого присутствия силового принципа (Г. Гроций, Д. Локк, Б. Спиноза), либо контрабандно протаскивали идею насилия в ткань своих размышлений, приходя к идеям просвещенного абсолютизма (французские просветители Ш.-Л. Монтескье, Д. Дидро и др.), либо вынуждены были открыто постулировать авторитаризм, создавая насильственно-детерминистские политические концепции (Т. Гоббс, Ж.-Ж. Руссо).
Провозгласив факт создания государства результатом сознательной человеческой деятельности, либеральные мыслители соприкоснулись со следующими сложностями. Во-первых, они так и не смогли аргументировано и доказательно охарактеризовать возможность и способ бытия людей в так называемом «естественном», или догосударственном состоянии. Во-вторых, им так и не удалось, не прибегая к авторитарным принципам, объяснить, каким образом люди на основе рационального договора, вызванного поисками компромисса, породили над собой авторитарную власть, которая императивно приводит частные интересы граждан к всеоб-
щему знаменателю общегосударственных целей. В-третьих, либерализм вразумительно так и не объяснил возможный механизм адекватной конвертации прав, свойственных людям в естественном состоянии, в формы реально действующего позитивного закона.
Вместо попыток решения этих фундаментальных противоречий либеральной идеологии либералы всячески пытаются элиминировать в сознании граждан свои апелляции к насилию, постоянно прибегая к антиавторитарной риторике и стремясь на словах отстаивать абстрактные права и свободы человека. В этой связи мы попытались вскрыть ложность и лицемерие данных либеральных посылов, ибо в самой основе либеральной доктрины кроются метафизически-глубинные принципы насилия, которые выражаются в постулировании разного рода диктатур: разума, права, всеобщей воли, большинства и, наконец, логичным образом перетекают
Московский педагогический государственный университет
в тезисы об авторитаризме позитивного закона и суверенной государственной власти.
Литература
1. Гоббс Т. Левиафан, или Материя, форма и власть государства церковного и гражданского: В 2 т. Т. 2. М., 1991.
2. Локк Д. Два трактата о правлении: В 3 т. Т. 3. М., 1988.
3. Локк Д. Опыты о законе природы // Там же.
4. РуссоЖ.-Ж Об общественном договоре. М., 1998.
5. д'Аржи А., Буше Г. Философия в Энциклопедии Дидро и Даламбера / Право, данное природой, или естественное право. М., 1994. С. 220-224.
20 ноября 2006 г.
[Введите текст]
ISSN 0321-3056 ИЗВЕСТИЯ ВУЗОВ. СЕВЕРО-КАВКАЗСКИЙ РЕГИОН._ОБЩЕСТВЕННЫЕ НАУКИ. 2008.
№ 1