CC BY
55
ЛЕГИТИМАЦИЯ ФУНКЦИИ МЕЖГОСУДАРСТВЕННОЙ ИНТЕГРАЦИИ РФ
С.А. Киреева
Kireeva S.A. Legitimism of the function of the international integration of Russian Federation. Alongside with the legal aspect of the function of the international integration of Russian Federation, its legitimism is of the equal significance. Among the basic means of the legitimism of the function of the international integration of the Russian state we consider the following: the activity of the bodies of state power on the basis of the principals of democracy; institution of referendum; computerization; active functioning of the institutions of civil society; legal policy in the sphere of international integration; authority status and positive image of the state on the world arena; mutually beneficial and conscientious nature of the international integration; globalization.
Помимо правового измерения функции межгосударственной интеграции РФ, не менее значимое предназначение выполняет ее легитимация.
Еще в начале ХХ в., производя классическую расшифровку понятия легитимности, немецкий историк, социолог и юрист М. Вебер отмечал, что общественный порядок «держится не только юридическими нормами», поскольку право дает лишь внешнюю гарантию устойчивости социальной системы. В более же широких границах «в игру вступают личные, очень гибкие интересы, и их действие имеет целью внести решающее изменение в отношение и положение участвующих лиц». Эта внутренняя гарантия устойчивости является доминантой содержания категории «легитимность».
Легитимность порядка, по М. Веберу, может быть гарантирована внутренне, а именно: чисто аффективно-эмоциональной преданностью; ценностно-рационально - верой в абсолютную значимость порядка в качестве выражения высочайших ценностей (нравственных, эстетических или каких-либо иных); религиозно - верой в зависимость блага и спасения от сохранения данного порядка.
Легитимность порядка может быть гарантирована также ожиданием специфических внешних последствий, а следовательно, интересом [1].
М. Вебер выделяет 3 вида «внутренних оправданий» (оснований) легитимности:
1) авторитет «вечно вчерашнего»: авторитет нравов, освященных исконной значимостью и привычной ориентацией на их соблюдение, -«традиционное» господство, как его осуществляли патриарх и патримониальный князь
старого типа; 2) авторитет необычного личного дара (харизма), полная личная преданность и личное доверие, вызываемые наличием качеств вождя у какого-то человека, - харизматическое господство, как его осуществляет пророк, или в области политического -избранный князь, военачальник или плебисцитарный властитель, выдающийся демагог и политический партийный вождь; 3) господство в силу «легальности», в силу веры в обязательность «легального установления и деловой компетентности», обоснованной рационально созданными правилами, господство в том виде, в каком его осуществляет современный «государственный служащий» и все те носители власти, которые похожи на него в этом отношении [1, с. 646-647].
Классификация М. Вебера стала своего рода «отправным пунктом», с которого начались исследования проблемы легитимности.
Зарубежными исследователями легитимность определяется как способность системы породить и поддерживать веру народа в то, что ее политические институты в наибольшей степени отвечают интересам данного общества [2]. По мнению Г. Ферреро, легитимация представляет собой «невидимый гений государства, так как она, закладывая в основание власти общепризнанные установления, обеспечивает прочность режима и освобождает его от применения макиавеллевских средств силы, лжи и хитрости» [3].
В настоящее время выделяются различные типы легитимности: религиозный; философско-правовой, определяющий формы правления; традиционный, соединяющий элементы религиозного и философско-правового типа; и, наконец, процедурный тип, учитывающий способ образования государственных орга-
нов (на основе всеобщих выборов, авторитарного назначения и т. п.) [4].
На наш взгляд, легитимность следует трактовать как в виде принципа организации политико-правовой жизни государства, так и в виде свойства, качества, присущего государственно-правовым явлениям и институтам.
Динамизм категории легитимности связан с тем, что ее нельзя воспринимать абстрактно, как абсолютный эталон, пригодный для всех «времен и народов», напротив, легитимность всегда выступает в контексте конкретных исторических условий, наполняя под их влиянием свое содержание новыми ценностями, нормами, отвечающими потребностям политико-правового, социально-
экономического, культурного развития той или иной государственности, сохраняя при этом также традиционные ценности, актуальные для ее развития.
Легитимность - социокультурная характеристика власти, это означает, что она, хотя и может оцениваться, измеряться, но не поддается полной формализации [5].
Легитимность власти нарушается, если она не способна подчиняться, следовать своим собственным установлениям, нормам. Поэтому важнейшими аспектами власти служат ее легальность, нормативность, выражающаяся в ее способности оперировать и руководствоваться законами [6].
И.А. Иванников отмечает, что любая государственная власть ищет поддержки в обществе. Традиционно большинство населения страны добросовестно и сознательно подчиняется требованиям государственной власти в лице государственных органов и должностных лиц. Однако не всегда поддержка политики государственной власти большинством населения есть благо. Необходимо еще, чтобы деятельность государственной власти получила одобрение международного сообщества, не ущемляла права соседних государств, не противоречила морали.
Выделяются следующие формы легитимации государственной власти:
1. Признание государственной власти легитимной по происхождению, своему источнику.
2. Признание государства и правительства международным сообществом, принятие государства в международные организации.
3. Признание и ратификация государством международно-правовых документов по проблемам международной безопасности и защиты прав человека, одобренных большинством стран - членов ООН.
4. Принятие Основного закона и иных важнейших законов страны на референдуме или издаваемых иным путем законов, которые одобряются подавляющей массой населения.
5. Институализация действующих в рамках законов политических партий и движений, иных институтов гражданского общества.
Очень важно и то, как сама государственная власть себя оценивает, насколько она уверена в своих силах, правоте действий [7].
Политика государства всегда предполагает реализацию государственной власти. А там, где существует феномен властвования, закономерно присутствует политическая идея власти, которая выступает как его отражение или объяснение и обоснование. Однако для «оправдания» власти этого недостаточно. Политическая идея власти тесно связана с правовой идеей ответственности. Чтобы «оправдать» себя, власть апеллирует к тому, что она ответственна и как бы сама имеет подчиненный характер. В политическом плане сегодня это находит выражение в идее демократии, в правовом - в идее связанности государственной власти правом, т. е. в идее правового государства. Легитимная власть всегда подразумевает ответственность, а безответственность - подвластность. Таким образом, легитимная государственная политика всегда ответственна на идеологическом уровне, т. е. всегда должна, по меньшей мере, казаться ответственной.
Можно говорить о диалектике политической идеи власти и правовой идеи ответственности. Причем эта диалектика на уровне идей переходит и в диалектику самих институтов. Перефразируя известное изречение Гегеля относительно категорий диалектики «форма и содержание», «сущность и явление», можно сказать, что ответственность властна, а власть - ответственна. Нельзя не отметить, что правовая идея ответственности тесно связана с правовой идеей справедливости, а вопрос о легитимности государственной политики в свою очередь предполагает, что она должна быть справедлива. Здесь также существует идеологическая связка:
если власть ответственна, то она и справедлива, по крайней мере, в процессуальном плане. То есть ответственность государственной власти, конечно, априори, не лишает ее возможности принимать несправедливые решения в процессе осуществления государственной политики. Однако даже несправедливое решение власти становится обратимым, так как создает основание для восстановления справедливости посредством ответственности властного института за принятое решение, а ответственность, пусть даже и не всегда принимает, но всегда стремится принять правовую форму, даже если это «ответственность перед историей».
Справедливость последнего утверждения может подтвердить факт существования как в международном праве, так и в национальном уголовном праве России и в уголовном праве многих других государств категории преступлений, не имеющих сроков давности [8].
Думается, что категория легитимности является применимой не только в узком смысле (исключительно в отношении государственной власти), но и в более широкой трактовке (оценке государственности в целом и функций государства, в частности). Легитимация российской государственности в настоящее время приобретает особую актуальность в связи с падением авторитета государства в глазах большинства граждан (так, согласно опросам Фонда «Общественное мнение», 39% респондентов по отношению к своей стране чаще испытывают стыд, нежели гордость) [9], необходимостью его качественного комплексного реформирования, а также в контексте формирования позитивного образа Российского государства на мировой арене. С учетом названных обстоятельств, в ежегодном Послании Президента РФ Федеральному Собранию 25 апреля 2005 г. «задачей номер один» для России «по-прежнему остается повышение эффективности государственного управления», а среди целей РФ «на международной арене - безопасность границ и создание благоприятных внешних условий для решения внутренних российских проблем» [10].
Решение названных целей и задач немыслимо без взаимодействия Российского государства с институтами гражданского общества. И только при наличии такого взаимодействия можно говорить о легитим-
ности российской внутренней и внешней политики.
На наш взгляд, можно сформулировать дефиницию легитимности функции межгосударственной интеграции следующим образом:
легитимность функции межгосударственной интеграции - это поддержка со стороны населения основных направлений интеграционной деятельности государства на мировой арене, признание их обоснованности, эффективности, а также соответствия интересам и потребностям гражданского общества.
Легитимация функции межгосударственной интеграции складывается, на наш взгляд, из таких компонентов, как легитимность целей и задач межгосударственной интеграционной деятельности; легитимность правовых и организационных форм реализации этой функции; легитимность методов и средств реализации функции межгосударственной интеграции, носящих, преимущественно, ненасильственный характер; легитимность результатов межгосударственной интеграционной деятельности.
В идеале все вышеназванные компоненты должны быть легальны. Помимо структурного строения легитимации, можно выделить ряд принципов, на которые она должна опираться: демократизм; уважение прав и свобод человека и гражданина; верховенство права; гласность; идеологический плюрализм; научная обоснованность; политический реализм и прагматизм; ресурсная обеспеченность; системность (взаимосвязь легитимации функции межгосударственной интеграции с легитимацией других функций государства).
Процесс легитимации функции межгосударственной интеграции РФ является достаточно противоречивым, что обусловлено спецификой межгосударственных отношений. Так, результаты опросов, проведенных ВЦИОМ, демонстрируют низкую информированность россиян по целому кругу внешнеполитических проблем, поскольку данная область все больше относится к разряду экспертной, требующей специальных знаний. Не в последнюю очередь это связано с механизмами принятия решений в сфере международных отношений - МИД превратилось в структуру для технического исполнения, не
скрывая более, что внешняя политика России формируется в узком «президентском» кругу.
Кроме того, для населения, озабоченного проблемами повседневной жизни, внешняя политика имеет несколько отвлеченный характер. Этим объясняется тот факт, что большое число респондентов не следят за международными событиями или затрудняются ответить на вопросы, задаваемые социологами (их доля среди опрошенных в среднем составляет 20-30%).
Существует также разрыв между настроениями элиты, экспертного сообщества и общественным мнением по вопросам внешней политики. При этом следует отметить, что большинство населения поддерживает внешнюю политику нынешнего президента РФ. Так, 61% опрошенных полагают, что за время правления В. Путина международные позиции России в мировом сообществе улучшились, 24% отмечают, что все осталось на прежнем уровне, и лишь 5% считают, что положение ухудшилось. Внешняя политика возглавляет и список тех задач, с выполнением которых успешно справляется Президент России (40%). Лишь затем идут улучшение социального обеспечения и наведение порядка и законности в стране (24%) [11].
Таким образом, внешнеполитическая деятельность составляет один из ключевых элементов высокого рейтинга главы государства. При этом ожидания большинства россиян сориентированы сейчас на сильного, властного лидера, способного обеспечить решение проблем, стоящих перед страной. Не случайно среди вариантов ответов респондентов о возможных путях решения российских проблем доминирует ответ о необходимости сосредоточения всей полноты власти в одних руках (60% опрошенных). Кроме того, по мнению респондентов, фигура сильного лидера более важна для укрепления России, чем реализация других ценностей, - возрождения культуры, духовности, традиций, развития демократии.
Персонификация сильной власти, потребность в авторитарном лидере архетипич-ны для российского сознания. Согласно исследованию РАГС (2001 г.), в истории России наиболее высоко респонденты оценивают сильных и властных правителей. Первое место прочно закрепилось за императором Петром I - 90,2% опрошенных позитивно
оценили его деятельность, далее следуют Екатерина II (59,4%), Иван Грозный (42,1%),
В.И. Ленин (32,9%). Самые же низкие оценки -у М.С. Горбачева и Б.Н. Ельцина, воспринимаемых в качестве слабых лидеров.
Показательным моментом в отношении к власти является и уровень доверия граждан к основным государственным и общественным институтам. По данным РОМИР, со значительным отрывом лидируют Президент России, Вооруженные Силы и Русская Православная церковь. Уровень доверия к ним лежит в диапазоне от 60 до 70% опрошенных, затем в порядке убывания доверия следуют Правительство (чуть больше 40%), средства массовой информации, Совет Федерации, Госсовет. Замыкает список Государственная Дума - ей доверяют немногим более 20% россиян.
В целом же, государственные институты воспринимаются россиянами с высокой степенью отчужденности, чувство долга перед государством не носит императивного характера. Готовность же служить государству и действовать ради его блага во многом определяется силой государственной власти [9, с. 168-169].
Оценка же гражданами перспектив Российского государства на мировой арене выглядит достаточно пессимистично. Несмотря на то, что 40% респондентов полагают, что РФ все-таки сможет в ближайшие 15-20 лет оказаться в ряду великих держав, более трети опрошенных (36%) смотрят на подобные амбиции весьма скептически и лишь 12% считают, что Россия таковой уже является. Для восстановления утраченного статуса Российскому государству, по мнению опрошенных, необходимо иметь развитую современную экономику (55%), обеспечить высокий уровень благосостояния граждан (32%), иметь мощные вооруженные силы (31%). Подавляющее большинство граждан видят будущее России в развитии традиционно сильных «столпов» благополучия - науки и высоких технологий (35%), сырьевого потенциала (32%) и военно-промышленного комплекса (26%) [11, с. 271-272].
Далеко не однозначно видение россиянами роли своей страны в мировых делах. Так, 30% опрошенных высказываются за то, чтобы Россия в будущем заняла место одного из центров многополярного мира, 28% - за
возвращение к роли второй супердержавы в биполярной конфронтации, 25% - за отказ от активного участия в мировых делах [9, с. 158].
На наш взгляд, наиболее приемлемой является роль РФ в качестве одного из центров многополярного мира.
Одним из важнейших каналов легитимации функции межгосударственной интеграции выступает информатизация, приобретшая в современную эпоху глобальный характер. Как отмечает А.В. Малько, «качество информации и ее доступность, современные информационные технологии, радикально увеличивая объем и скорость распространения информации, вызывают глубокие изменения в политике конкретного государства, оказывая существенное воздействие на характер и системы властвования. Точная информация повышает эффективность власти, позволяет вовремя скорректировать избранное направление действий, отреагировать на вновь появившиеся обстоятельства. Вместе с тем, политические структуры воздействуют на информацию, степень ее открытости, процессы распространения, характер подачи потребителю» [12].
Информационная составляющая легитимации функции межгосударственной интеграции реализуется, на наш взгляд, посредством двух каналов распространения: внутриполитического (информирование населения страны об основных направлениях межгосударственного сотрудничества, их целях, содержании, соответствии национальным и международным интересам); внешнеполитического (информирование зарубежной общественности, соотечественников, проживающих за рубежом, о межгосударственной интеграционной деятельности своего государства, ее формах; создание объективного образа страны на мировой арене, информирование о ее внутренней политике и т. п.).
Общественный прогресс ставит задачу обеспечения равного доступа субъектов мирового сообщества к пользованию знаниями и информацией как достояниями общемировой культуры. Эта задача формирует одну из главных целей современного мирового политического процесса [13].
Эффективная реализация функции межгосударственной интеграции РФ невозможна без позитивного восприятия образа Российского государства мировым сообществом.
Согласно результатам опроса российских граждан ВЦИОМ, на вопрос «Какой образ России, по вашему мнению, существует за ее пределами?» были получены следующие ответы: 46,9% опрошенных выбрали ответ -«страна, пребывающая в состоянии, близком к хаотическому»; 13% - «государство, переходящее от тоталитаризма к демократии»; 10,9% - «типичная страна третьего мира»; 9% - «страна, активно влияющая на мировую политику»; 4,4% - «демократическое государство»; 3,6% - «военизированная держава, угрожающая миру» [14]. Данные результаты вполне вписываются в русло рассуждений некоторых западных авторов («для многих на Западе Россия сегодня выглядит непривлекательно, потому что она, стремясь попасть в ряд демократических, законопослушных рыночных государств, конечно, не соответствует нынешним западным стандартам» [15]). Аналогично мнение А. Безансона, констатирующего, что «Россия сможет стать одним из полюсов в многополюсном мире лишь при условии, что она не станет «западной», а будет по-прежнему играть роль великой державы, вымученную, бессмысленную и губительную для нее самой» [16].
Согласно оценке М. Макфола, «Россия в военном и экономическом отношении значительно слабее, чем Советский Союз в период распада... Но у России остаются тысячи ядерных боеголовок, способных долететь до Америки, и отход правящего в России режима от демократии снова превратит этот арсенал в серьезную угрозу» [17].
Названные высказывания лишний раз подчеркивают, что работа над имиджем Российского государства является объективной потребностью нынешнего этапа его развития, что, в свою очередь, предполагает более эффективную, скоординированную деятельность в этой области органов государственной власти РФ (Президента РФ, Федерального Собрания, МИДа, Минюста, Минобороны, Совета Безопасности, Конституционного Суда и др.).
С точки зрения Э.А. Галумова, необходима разработка концепции формирования имиджа России, обеспечивающая устойчивую эмоционально-психологическую среду, благоприятную для всесторонней интеграции России в глобальное мировое сообщество. Для достижения цели разработки концепции
формирования имиджа России на основе адаптации классических приемов и технологий РЯ необходимо решить ряд задач, основными среди которых являются:
1. Анализ структуры образа России и составляющих этого образа для продвижения в сознание мировой общественности (синтез модели образа РФ с учетом объективных тенденций трансформации форм, принципов, приоритетов международных взаимоотношений).
2. Ранжирование существующих каналов коммуникаций для продвижения модели образа России в сознание мировой общественности, с подразделением их на группы, обеспечиваемые государственными институтами и стихийно развивающиеся в условиях рыночной экономики.
3. Определение направлений интеграции в единой системе, регулируемых государством, и самостоятельных каналов коммуникаций, форм и инструментов организации их взаимодействия для адаптации приемов и технологий РЯ с целью решения задачи формирования имиджа РФ в сознании мировой общественности.
4. Структурирование объектов коммуникативного воздействия в мировом сообществе для адаптации приемов и технологий РЯ и их имплантации в деятельность структур, обеспечивающих процесс продвижения образа России на мировую арену.
5. Разработка стратегии создаваемого образа Российского государства при всестороннем участии органов государственной власти и управления, адаптация приемов и технологий РЯ для определения практических шагов в этом направлении [18].
Доктрина информационной безопасности РФ определяет интересы государства в информационной сфере «в создании условий для гармоничного развития российской информационной инфраструктуры, для реализации конституционных прав и свобод человека и гражданина в области получения информации и пользования ею в целях обеспечения незыблемости конституционного строя, суверенитета и территориальной целостности России, политической, экономической и социальной стабильности, в обеспечении законности и правопорядка, развитии равноправного и взаимовыгодного международного сотрудничества» (раздел I п. 1) [19].
Согласно Доктрине информационной безопасности РФ, из внешних угроз информационной безопасности России в сфере внешней политики наибольшую опасность представляют: информационное воздействие иностранных политических, экономических, военных и информационных структур на разработку и реализацию стратегии внешней политики Российской Федерации; распространение за рубежом дезинформации о внешней политике РФ; нарушение прав российских граждан и юридических лиц в информационной сфере за рубежом; попытки несанкционированного доступа к информации и воздействия на информационные ресурсы, информационную инфраструктуру федеральных органов исполнительной власти, реализующих внешнюю политику РФ, российских представительств и организаций за рубежом, представительств РФ при международных организациях.
Из внутренних угроз информационной безопасности Российской Федерации в сфере внешней политики наибольшую опасность представляют: нарушение установленного
порядка сбора, обработки, хранения и передачи информации в федеральных органах исполнительной власти, реализующих внешнюю политику РФ, и на подведомственных им предприятиях, в учреждениях и организациях; информационно-пропагандистская
деятельность политических сил, общественных объединений, СМИ и отдельных лиц, искажающая стратегию и тактику внешнеполитической деятельности РФ; недостаточная информированность населения о внешнеполитической деятельности России (раздел II п. 6 Доктрины).
Таким образом, Доктрина информационной безопасности РФ призвана поставить заслон информационной делегитимации функции межгосударственной интеграции России.
Действенным рычагом легитимации функции межгосударственной интеграции является институт референдума. Будучи выражением непосредственной демократии, референдум (от лат. referendum - то, что должно быть сообщено) несет в себе мощный легитимирующий потенциал в случае, если его результаты учитываются и воспринимаются государственной властью как руководство к действию, а не превращаются в
фарс, как это было, например, при проведении Всесоюзного референдума о сохранении СССР 17 марта 1991 г. Тогда органы власти Грузии, Литвы, Молдовы, Армении и Эстонии воспрепятствовали его проведению на территории своих республик. «Отличился» и Альянс казанских анархистов, выступивший с призывом о бойкоте союзного референдума и объявивший о скупке бюллетеней и поощрении 100 первых сдатчиков. Несмотря на данные противоправные акции, в референдуме приняло участие 80% из внесенных в списки голосования, из них 76,8% высказались за сохранение Союза ССР. В РСФСР, в частности, участвовало в референдуме 75,4% населения, из которых 71% ответили «да» [20].
Тем не менее, мнение населения, выраженное на референдуме, было проигнорировано главами государств РФ, Украины и Беларуси, подписавших Беловежское соглашение. На нелегитимность Беловежского соглашения было указано Комитетом конституционного надзора СССР. В принятом им 9 декабря 1991 г. Заявлении, не опубликованном в печати и «не замеченном» Верховным Советом, Съездом народных депутатов СССР, констатировалось: «Любые республики не могут брать на себя решение вопросов, касающихся прав и интересов других республик. С этой точки зрения содержащаяся в соглашении констатация того, что «Союз ССР как субъект международного права и геополитическая реальность прекращает свое существование», может рассматриваться в качестве политической оценки ситуации, не имеющей юридической силы». В пользу нелегальности Беловежского соглашения свидетельствовало и то, что по Конституции СССР изменить волеизъявление народа на референдуме мог только новый референдум, кроме того, был нарушен Союзный договор 1922 г., который, по условиям его заключения и международному признанию этих условий, денонсации не подлежал [21].
Нелегитимность Беловежского соглашения «бросает тень» нелегитимности и на сформированное в качестве альтернативы СССР СНГ. На этом фоне наиболее легитимно выглядит интеграция Беларуси и России. 14 мая 1995 г. по результатам проведенного в Беларуси референдума 83% избирателей высказались в пользу придания русскому языку статуса, равного белорусскому. За политику,
направленную на экономическую интеграцию с Россией, проголосовало 82,4% [22]. 20 октября 1995 г. Государственная Дума приняла Постановление о развитии интеграции между РФ и Беларусью, в котором выражалась поддержка курса, направленного на углубление интеграции [23].
Тема образования Союза Беларуси и России является одной из обсуждаемых в российской политической жизни. Проект Устава Союзного государства выносился на всенародное обсуждение.
По результатам опроса, проведенного научно-исследовательским центром при Институте молодежи, 62% россиян выступали за объединение, 13% - против, 25% - затруднялись ответить. При этом 43% высказывались за создание унитарного государства и 41% - за создание федерации. По данным РИА «Новости», 86,7% россиян заявили о необходимости как можно активнее развивать интеграцию с Беларусью [24].
Помимо сторонников Союза среди различных политических сил России (фракция «Наш дом - Россия», ЛДПР, КПРФ), обнаружились и его противники (фракция «Яблоко», движение «Демократическая Россия», партия «ДемРоссия»).
Аналогично и в Беларуси, кроме сторонников интеграции, сформировалась оппозиция (в частности, с критикой интеграции неоднократно выступал С. Шушкевич).
В настоящее время процесс создания Союзного государства находится в «замороженном» состоянии, что во многом продиктовано различным видением названного строительства Президентами РФ и Беларуси.
А. В. Малько и В. В. Мамонов обоснованно отмечают, что среди основных препятствий в создании Союзного государства Беларуси и России особое место занимает отсутствие единой правовой политики в этой сфере [24, с. 485].
Думается, что названное препятствие существует не только в российско-белорусских отношениях, а и является свойственным интеграции в рамках СНГ, ЕЭП, ЕврАзЭС, прикаспийских государств и др.
Поэтому правовую политику следует, на наш взгляд, признать одним из наиболее значимых и эффективных средств легитимации функции межгосударственной интеграции, которым не следует пренебрегать. Именно
правовая политика государства выступает связующим звеном, позволяющим достичь гармоничного сочетания легальности и легитимности функции межгосударственной интеграции.
Следует отметить, что Российское государство крайне редко опирается на институт референдума в построении своей внешней политики в целом и в реализации функции межгосударственной интеграции. В ряде случаев такой ситуации способствует несовершенство российского законодательства. Так, например, Федеральным конституционным законом РФ «О порядке принятия в Российскую Федерацию и образования в ее составе нового субъекта Российской Федерации» [25] разграничивается процедура принятия в состав РФ нового субъекта и образования нового субъекта в ее составе. Если в первом случае речь идет о принятии в Российскую Федерацию иностранного государства или его части на основе их взаимного согласия на основе заключения международного договора (ст. 3, 4, 6-9 Закона), то во втором речь идет об «укрупнении» субъектов Федерации, в связи с чем предусмотрена процедура референдума, проводимого среди «заинтересованных субъектов Российской Федерации» (ст. 11 Закона). Думается, что порядок принятия в состав РФ иностранного государства или его части должен быть дополнен необходимостью проведения всероссийского референдума, поскольку только при таких условиях можно считать процесс межгосударственной интеграции России легитимным, не ущемляющим права и свободы человека и гражданина на всей территории Российской Федерации, обеспечивающим реальное участие гражданского общества в судьбе собственного государства.
В этом плане весьма уместным было бы изучение Россией опыта использования института референдума Европейским Союзом (несмотря на то, что далеко не всегда результаты референдума способствуют интенсификации интеграционных процессов в объединенной Европе, как это произошло, в частности, в ходе голосования против Евроконституции во Франции и Нидерландах [26; 27]).
В нынешних условиях межгосударственной интеграции РФ наиболее острыми вопросами остаются такие, как готовящееся вступление в ВТО, проблемы, связанные с
членством в Совете Европы (в том числе, касающиеся нератификации протокола № 6 к Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод, предусматривающего полную отмену смертной казни), аморфный статус Союза Беларуси и России, дезинтеграция СНГ (особенно в связи с «цветными революциями», «газовой войной»), защита прав русскоязычного населения в странах Балтии и ряде государств СНГ (Туркменистане, Узбекистане), проблема миграции, реализация обязательств, принятых по Киотскому протоколу и др. Решение названных проблем предусматривает придание им не только легального, а и легитимного характера (последнее же может потребовать пересмотра или корректировки ряда направлений и форм реализации функции межгосударственной интеграции РФ).
Таким образом, к числу основных средств легитимации функции межгосударственной интеграции Российского государства следует, на наш взгляд, отнести такие, как: деятельность органов государственной власти на основе демократических принципов; институт референдума; информатизация; активность институтов гражданского общества; правовая политика в сфере межгосударственной интеграции; авторитетный статус и позитивный образ государства на мировой арене (это и средство, и результат легитимации); взаимовыгодный и добросовестный характер межгосударственной интеграции; глобализация (объективно требующая активизации интеграционного взаимодействия государств с целью наиболее полного использования ее преимуществ и борьбы с потенциальными угрозами и «издержками»).
1. Вебер М. Избранные произведения. М., 1990. С. 639-640.
2. Благож Й. Формы правления и права человека в буржуазных государствах. М., 1985. С. 45.
3. Ferrero G. Pouvoir. Les genies invisibles de la cite. P., 1945. Р. 32.
4. Киреева С.А. // Правоведение. 1996. № 4. С. 26.
5. Палий И.Г. // Легитимность политической власти. Ростов н/Д, 1994. С. 128.
6. Демидов А.И. Учение о политике: философские основания. М., 2001. С. 42.
7. Иванников И.А. // Власть. 2005. № 11. С. 18.
8. Клименко А.И. // Закон и право. 2005. № 4. С. 5-6.
9. Никонов В. // Современная российская политика: курс лекций / под ред. В. Никонова. М.,
2003. С. 165.
10. Российская газета. 2005. 26 апр. С. 3-4.
11. Как мы думали в 2004 году: Россия на перепутье. М., 2005. С. 270.
12. Малько А.В. // Политология для юристов: курс лекций / под ред. Н.И. Матузова,
А.В. Малько. М., 1999. С. 483-484.
13. Соколенко В.Г. // Информация. Дипломатия. Психология. М., 2002. С. 75.
14. Панарин И., Панарина Л. Информационная война и мир. М., 2003. С. 134-135.
15. Гудби Дж., Бувальда П., Тренин Д. Стратегия стабильного мира. М., 2003. С. 46.
16. Безансон А. Возможно ли включить Россию в мировое устройство? М., 2001. С. 47.
17. Макфол М. // Россия в глобальной политике.
2004. Т. 2. № 5. С. 161.
18. Галумов Э.А. // Информация. Дипломатия. Психология / отв. ред. Ю.Б. Кашлев. М., 2002. С. 181.
19. Российская газета. 2000. 28 сент.
20. Современная политическая история России. Хроника и аналитика / под общ. ред.
B.И. Зоркальцева, А.И. Подберезкина. М., 1999. Т. 1. С. 115.
21. Шутов А.Д. На руинах великой державы. М.,
2004. С. 45.
22. Дипломатический вестник. 1995. № 6. С. 77.
23. СЗ РФ. 1995. № 45. Ст. 4261.
24. Малько А.В., Мамонов В.В. // Российская правовая политика: курс лекций / под ред. Н.И. Матузова. М., 2003. С. 484.
25. СЗ РФ. 2001. № 52 (ч. 1). Ст. 4916.
26. Волхонский Б. // Коммерсантъ. 2005. 31 мая.
C. 5.
27. Паклин Н. // Российская газета. 2005. 31 мая. Поступила в редакцию 18.01.2006 г.
ЭКОЛОГО-ПРАВОВАЯ ПОЛИТИКА РОССИЙСКОГО ГОСУДАРСТВА НА СОВРЕМЕННОМ ЭТАПЕ И ПЕРСПЕКТИВЫ ЕЕ РАЗВИТИЯ
А.В.Захаров
Zakharov A.V. Up-to-date ecological and legal policy of the Russian state and prospects for its development. The article is devoted to the ecological and legal policy of the Russian state. The author formulates the definition of an ecological and legal policy, identifies its goals, principals on which it is based. The author comes to a conclusion about the lack of a distinct mechanism of realization of this kind of policy in the Russian state at the modern stage, grounds the necessity of modernization of the ecological and legal policy and suggests the basic ways of the modernization.
Одной из глобальных проблем современности является преодоление экологического кризиса как явления, ставящего под вопрос дальнейшее существование человека. В этой связи особый интерес представляет исследование эколого-правовой политики как нормативной основы экологической политики государства.
Правовая политика, в том числе и в экологической сфере, характеризуется тем, что это:
1) практика определенных субъектов. Основным субъектом данной политики является государство в лице его общефедеральных и региональных органов власти. Государство выполняет основной объем правотворческой и правоприменительной деятельности, и поэтому правовая политика есть
особая форма выражения государственной политики, средство юридической легитимации, закрепления и осуществления политического курса страны, воли ее официальных лидеров и властных структур;
2) определенная деятельность, форма целенаправленной практической активности некоторых субъектов. Любая политика, в том числе и правовая, относится к практической сфере общественного бытия, выступает ее динамическим, функциональным элементом;
3) деятельность, связанная с юридической (а в нашем случае и с экологической) сферой;
4) деятельность является стратегически осмысленной, в ее основе всегда лежит определенная система целей и концептуальных
