CC BY
18
Copyright © 2018 by the Kalmyk Scientific Center of the Russian Academy of Sciences
Published in the Russian Federation
Bulletin of the Kalmyk Institute for Humanities
of the Russian Academy of Sciences
Has been issued since 2008
ISSN: 2075-7794; E-ISSN: 2410-7670
Vol. 35, Is. 1, pp. 131-141, 2018
DOI 10.22162/2075-7794-2018-35-1-131-141
Journal homepage: https://kigiran.elpub.ru
UDC 398.2:821.512.37
The Legend of the First Jangarchi in David Kugultinov and Basang Dordzhiev's Lyrics*
Rimma M. Khaninova1
1 Ph. D. in Philology (Cand. of Philological Sc.), Senior Research Associate, Department of Mongolian Philology, Kalmyk Scientific Center of the RAS (Elista Russian Federation). E-mail: haninova@ mail.ru
Abstract. The article examines the legend of the first jangarchi (Kalm. 'reciter of the Jangar epic') in poems of such Kalmyk poets as David Kugultinov and Basang Dordzhiev.
When it came to choose between two legends — of a man or a girl to have performed the first song about Jangar and his heroes — the young poets preferred the legend called 'The Birth of Jangariada', thus underlying the Jangar epic's recitational practices in the context of gender. Each of the poems by these authors has two variants written at different times. D. Kugultinov's Jangarchi Kuukn (Jangarchi Girl) was included in his first book Bay Nasna Shulgud (Poems of the Youth, 1940). The epigraph containing words of an elderly jangarchi was used to establish a connection between the legend of the first jangarchi and Jangarchi Kuukn. The poem
— apart from the title and epigraph — consists of 35 unversed lines. The 1963 and 1981 editions — apart from the title and epigraph — contain already 40 lines divided in 10 quatrains. As compared to the first variant, the second one was essentially restructured not only in terms of its form but also in terms of contents.
D. Kugultinov's poem depicts a girl who sings a song to Jangar's heroes. According to the 1940 text, the girl sings to Jangar Khan and his warriors, according to the 1963/1981 texts — to Jangar's heroes. The first variant pays great attention to the girl's beauty, while the second one basically characterizes the heroes. Variant one also mentions no musical accompaniment, there is no motif of the warriors' self-understanding via the song, nor can one trace any motif of kneeling to the girl who thus virtually immortalized their deeds of valor.
Our comparative analysis of the 1940 and 1963/1981 editions has showed that the author turned to different strategies to reproduce the folklore plot, structural and compositional features, artistic and pictorial devices, epic formulas, rhyme system, to combine unrhymed lines, different types anaphora
— sound, lexical and syntactical ones. From a perspective of its form, the initial variant is incomplete, while the second one testifies of the attained poetic mastery.
The Russian translation by Ya. Kozlovsky clarifies the poetics of the second variant of the original
text.
B. Dordhiev's To Jangarchi Girl (1941, 1959) is essentially comic and proves a poetic reechoing of D. Kugultinov's text. Variant one contains 9 quatrains and 36 lines, and in the second variant 32 lines divided into two parts consisting of 20 and 12 lines respectively.
* Исследование проведено в рамках государственной субсидии — проект «Современная калмыцкая литература в контексте изучения духовных и эстетических ценностей отечественной и мировой литературы» (номер госрегистрации АААА-А17-117030910097-4)
Both the variants begin with an appeal to the jangarchi girl where the poet admires her beauty and talent, thus entering a competition for her love with poets David Kugultinov and Lidzhi Indzhiev. He introduces the names of his friends and shows his knowledge of their works, e.g., when reconsiders the motif of dream from D. Kugultinov's poem.
Turning to the legend of the first jangarchi, both David Kugultinov and Basang Dordzhiev displayed different poetic strategies, but they were united in the aspiration to pay tribute to the folk genius. The choice of a jangarchi girl as the main character was evidently determined by their intention to underline the grand role of female taletellers.
Both the compositions are folklore-related in terms of their form and contents. In Kugultinov's works, the folklore tradition can be traced in the plot, epic formulas, metaphors, and is revealed in the fact that the poet compares the girl to the fabulous beauty Aragni Dagni. In Dordzhiev's works, the folklore tradition manifests itself in parallels between the girl's beauty and that of the moon, an eternal star.
The difference between D. Kugultinov's variants is determined by improvements of form and contents, and that of Dorzhievs' — by a reduction of the text (by the last quatrain) and softening of the playful intonation.
Keywords: Kalmyk legend, jangarchi girl, Kalmyk lyrics, folklore traditions
Калмыцкий героический эпос «Джан-гар» испокон веков исполняли его сказители — джангарчи.
О том, кто был первым джангарчи, существуют калмыцкие легенды. В «Легенде о первом джангарчи» — это мужчина, оказавшийся в аду после мнимой смерти. За пережитый им страх Эрлик-хан предложил ему выбрать одну из услышанных песен. В ответ он будет связан обетом молчания, пока эту песню не потребует спеть гелюнг-священник. «Я понял, как велика честь петь о Джангаре», — сказал, вернувшись на землю, мужчина и спел эту песню после встречи с гелюнгом [Легенда о первом... 2011: 143].
Другая легенда «Рождение Джангари-ады» повествует о девушке-джангарчи. «В драгоценное изначальное время, когда степь успокоилась после топота могучих коней, когда были подавлены все враги Бумбы, Джангар и его богатыри заскучали. <...> Тогда неизвестно откуда появилась женщина, но не жена, и была она неописуемой красоты. Она вошла в кибитку, где восседали семь богатырских кругов и круг старух, и круг стариков, и круг жен, и круг девушек, и запела <.> о подвигах Джанга-ра и его богатырей, об их победах над несметными врагами, о Бумбе — стране бессмертия. <.> Так родилась „Джангариада" <...> С той поры появились джангарчи, и над вечно зеленой землей Бумбы зазвенела песнь победы. Поют ее и поныне» [Рождение «Джангариады» 2004: 53].
Этот вариант легенды отразил молодой поэт Давид Кугультинов в стихотворении «Жа^рч куукн» («Девушка-джангарчи», 1940) [Кеглтин Д. 1940б: 3]. Произведение вошло в его первую поэтическую книгу «Баh насна шYлгYД» («Стихи юности») [Кеглтин Д. 1940а: 45-46].
В первой рецензии на дебютную книгу Кугультинова писатель Гаря Шалбуров выделил разнообразие тематики: «Он пишет стихи о Сталине, о Красной Армии, о героическом эпосе калмыцкого народа „Джан-гар", о современной калмыцкой молодежи» [Шалбуров 1940: 2].
Здесь речь идет о стихотворении «^цкэн дуучд» [Кеглтин Д. 1940в: 4-6], на русский язык оно было переведено Д. Бродским под названием «Джангарчи» и опубликовано в 1939 г. в газете «Ленинский путь» [Кугультинов 1939: 3], а год спустя в московском сборнике «Поэзия Калмыкии» [Кугультинов 1940: 59-61].
В предисловии к этому сборнику отмечено стихотворение «Джангарчи»: «Гений калмыцкого народа — это сам народ, творивший свою поэзию устами безвестных джангарчи.
Убеждает эта смелость, подкрепляемая чувством внутренней поэтической правоты, с какой Кугультинов обращается к творцу „Джангра". Он как бы просит благословения у мудрого певца на свое поэтическое дело. Каждая строка „Джангарчи" наполнена глубокой поэтической мыслью» [Поэзия Калмыкии 1940: 13].
Цитаты из этого стихотворения приведены в передовой статье газеты «Ленинский путь» «„Джангар" и художественная литература» в связи с празднованием 500-летнего юбилея калмыцкого эпоса: «В дни, когда счастливый народ справляет великий праздник, мы вместе с юным поэтом заявляем.» [«Джангар» и художественная литература 1940: 1].
В своем докладе «Художественная литература Советской Калмыкии» на VIII юбилейном пленуме ССП СССР в Элисте секретарь правления Союза советских писателей Калмыкии Ц. О. Леджинов также подчеркнул: «Большие надежды обещает молодой начинающий поэт Дава Кугультинов. О нем можно говорить как о крупном, даровитом поэте, поэте большой силы, большой поэтической культуры.
Свое первое стихотворение поэт посвятил творцу гениального эпоса калмыцкого народа. <...> Кугультинов рос и оформился как поэт исключительно под влиянием „Джангара". „Джангар" так увлек его, что он начинает создавать произведения одно за другим, в которых непременно присутствуют мотивы великого эпоса» [Леджинов 1940: 2].
Сам поэт об этом позднее писал: «Чего-то достигал там, где следовал манерам фольклора, фольклор учил меня думать. Я любил „Джангар", знал наизусть целые главы» [Кугультинов 1966: 206].
В «Истории калмыцкой литературы» о стихотворении Д. Кугультинова «Жа^рч куукн» кратко указано: «По мотивам народных сказаний было написано и другое стихотворение Кугультинова „Девушка джан-гарчи"» [История калмыцкой литературы 1980: II, 115].
Связь легенды о первом джангарчи со своим стихотворением «Жа^рч куукн» Д. Кугультинов позиционирует эпиграфом:
ЖилмYД олн хооранд
Жа^риг тYPYн дуулснь,
Бер болад уга
Баахн куукд кYн.
Щацhрч ввгнэ келснэс.
[Кеглтин Д. 1940а: 45]
Наш смысловой перевод: «Много лет тому назад первой запела о Джангаре молодая девушка, не ставшая еще женой. Из слов старика-джангарчи».
Позднее эпиграф дан с некоторым несущественным грамматическим изменением, сохраняющим основной смысл, в изданиях 1963 и 1981 гг.
«ЖилмYД олн хооранд / „Жа^риг" тYPYн / дуулснь, / Бер болад уга / Баахн куукн гидг»./ Щацhрч ввгнэ келснэс» [Кеглтин Д. 1963: 40].
«ЖилмYД олн хооранд / „Жа^риг" тYPYн / дуулснь, / Бер болад уга / Баахн куукн гидг»./ Щацhрч ввгнэ келснэс» [Кеглтин Д. 1981: I, 24].
На русский язык стихотворение «Де-вушка-джангарчи» перевел Яков Козловский. Эпиграф в его переводе:
Много лет тому назад Та, что не была женой, Спела «Джангар», говорят, В нашей стороне степной.
[Кугультинов 1970: I, 167]
Переводчик не указал, как в оригинале, важный первоисточник эпиграфа: об этом говорит сам народ устами старика-джангар-чи.
Это стихотворение в первой книге поэта, исключая название и эпиграф, состоит из 35 строк, не имея строфики, в издании же 1963 г., исключая название и эпиграф, уже 40 строк разбиты на 10 катренов [Кеглтин Д. 1963: 40-42].
Те же изменения в издании 1981 г. [Кеглтин Д. 1981: I, 24-25].
По сравнению с предыдущим вариантом новый существенно переработан не только по форме, но и по содержанию, несмотря на то, что дата указана начальная — 1940 год. В данном случае следует говорить о вариантах одного стихотворения в аспекте творческой истории произведения.
Уточним также и то, что перевод Я. Козловского относится ко второму варианту стихотворения.
Обратимся к первоначальному варианту и приведем текст полностью.
Уласн герлин утанд Удсн нарн суу^ала, Бусл^асн мини уханд. Баахн куукн Yзгд^лэлэ... Yзм^тэ уйн урhцта, YлгYP дуурч келтэ, Соньн керкхн чирэтэ, Сээхн зеегтрсн нYДтэ, Бул ^еелн махмудта, Бичкхн эвтэхн hарта,
Миим улан ^ста, Ми^нэ дурн келтэ, Зермг Yннэ хэлэцтэ ЗYркндэн hанцхн Yннтэ Арагни-Дацни тер, Эмд терYЦ уга, Жилэ hазра хортан диилсн, Жидин YЗYPMYДин батинь хамхлсн, Жа^рин емн кYYкн зогс^ана, «Жа^р» орчлцд куукн дуулж;ана, Хаврин дундд гYYДг сергм^тэ, Хар усна жиржднлЬн метэр КYYкнэ дуулсн дууhинь, Киитн арзин суурт хурсн, КYмни ^ирhлин сээг олсн, Аврлт уга хортан диилсн, Ааh цусан терскндэн егсн, Цегэхн уснас цевр бэрцтэ Цаhан мецгнэс цевр седклтэ Жа^р богдиннь телэ цугтан, Жирhлэн терYЦ хармнлго егх, Тоомсрта баатрмуд мишилд^ Таасгдсинь медYлж соцс^ацхана, КYмни ^ирhлдэн бахт^, КYYкнд тедн ханж;ацхана!
[Кеглтин Д. 1940а: 45-46]
Сравним с теми изменениями, которые были внесены автором позднее. В первом и втором вариантах поэт начал свой рассказ с описания времени, когда при дыме горящего тополиного костра садилось запоздавшее солнце, его горячему воображению привиделась издали молодая девушка; во втором варианте даны уточнения — арhул (солнце садилось медленно), баахн сээхлэ (молодая красавица).
В русском переводе:
Где вечер красной поволокою Повил сгущавшуюся тьму, Предстала девушка далекая Воображенью моему.
[Кугультинов 1970: I, 167]
Я. Козловский обошелся без начальной детали в отношении дымного костра.
В первом варианте автор дал подробный портрет девушки: видно сложена, знает много пословиц и поговорок, с особо миловидным лицом, прекрасными глазами, нежным телом, маленькими руками, в мягких красных сапожках, с храбрым взглядом, с правдой в сердце, подобна Арагни-Дагни (сказочной красавице).
Во втором варианте это описание лаконичнее:
Yзм^тэ уйн нэрн цогцта, YлгYP дуурч хурц келтэ, Соньн сээхн керкхн чирэтэ, Солц мет бYлэкн хэлэцтэ.
Миим улан эвтэкн ^ста, Ми^нэ дурн — цусн хачрта, Баахн эрк Арагнь-Дагнь, Биив-ятхан hартан бэрв.
[Кеглтин Д. 1981: I, 24]
Смысловой перевод: Тонкого сложения, остроумная, с прекрасным лицом, подобно радуге, с теплым взглядом, в мягких красных сапожках, румяная, нежная, как Араг-ни-Дагни, взяла она в руки скрипку-ятху. В русском переводе еще короче:
Не звездный цвет, а теплый, жизненный, Мерцал в глазах ее. Она Цвела красой безукоризненной, Была на диво сложена.
В сапожки красные обутая, Взяла домбру.
[Кугультинов 1970: I, 167]
У переводчика указан другой музыкальный инструмент — домбра. Заметим, что в первом варианте стихотворения нет никакого музыкального сопровождения. Традиционно песни эпоса исполнялись под аккомпанемент домбры.
В первом варианте текста неопытность молодого поэта приводит к тому, что пространное описание героини посредством использования запятых переходит в перечислительный ряд ее действий, составляющим больше половины произведения.
В нашем смысловом переводе: девушка стоит перед Джангаром, который победил врагов вокруг на расстоянии года, сломав их крепкие копья; девушка поет в стране Джан-гара, песня ее подобна весенней прохладе, журчанию чистой воды; эту девичью песню слушают, улыбаясь, показывая свое одобрение, почтенные богатыри, нашедшие лучшую жизнь, победившие без пощады врагов, отдавшие родине чашу крови, они с чистым нравом, прозрачней родниковой воды, ради богдо Джангара готовые отдать без сожаления свою жизнь, удовлетворенные счастьем, они благодарны этой девушке!
Во втором варианте в четвертом катрене автор показал процесс игры на домбре и пения:
Герлтэ дуута чив^нь ^ирлзв, Геглзсн айснь куцкн^ асхрв.
[Кеглтин Д. 1981: I, 24]
Смысловой перевод: струны солнечно запели, пронзительно полилась мелодия.
В последних строках четвертого катрена поэт напомнил читателям о том, что все это происходило в его воображении:
Цагин холыг ивтл^ нанур Цецнсн дунь ирэд соцсгдв.
[Кеглтин Д. 1981: I, 24]
Смысловой перевод: Сквозь временную даль слышится звонкая песнь. У Я. Козловского:
И в тишине
Услышал песню в ту минуту я, Что сквозь века неслась ко мне.
[Кугультинов 1970: I, 167]
Пятый катрен представляет, в отличие от первого варианта текста, сразу джангаро-вых богатырей, а затем уже дается их характеристика.
Жилэ hазрин хортан диилсн, Жидин узурин батынь хуhлсн, Жирhлин телэ хевэн нерэдсн Жа^рин баатрмуд дууhинь соцсв.
[Кеглтин Д. 1981: I, 24]
В смысловом переводе: победившие врага на расстоянии года, сломавшие крепкие острия копий, посвятившие [родине] ради жизни [народа] свои судьбы, слушают песнь богатыри Джангара. У Я. Козловского:
В доспехах времени походного, Как будто пред лицом зари, Собрались Джангра благородного Пред девушкой богатыри.
[Кугультинов 1970: I, 168].
Здесь нет эпической характеристики храбрых богатырей-патриотов, как в оригинале, описано лишь их снаряжение — боевые доспехи, что явно недостаточно для понимания эпического значения этих образов воинов, поскольку не прослеживается связь произведения с фольклором. Шестой катрен:
Хол hазрин тоосн бодцгудын Хар сармта балтст узгдв. Кесг бэрлдэнэ кур^цнсн шууган Куукнэ дуунд тачкн^ соцсгдв.
[Кеглтин Д. 1981: I, 24]
Смысловой перевод: воображению поэта с помощью девичьей песни видятся вдалеке сквозь пыль черненые секиры богатырей, слышится шум битвы.
Всего этого нет в русском переводе 5 и 6 катренов:
Стоявшие в кольчугах кованых, С красавицы степной они Глаз не сводили очарованных, Как будто бы с Рагни-Дагни.
И отражалась в их наружности Суровость воинской страды: Был ими недруг бит в окружности Примерно годовой езды.
[Кугультинов 1970: I, 168].
Переводчиком в тексте перенесен акцент на внешний вид богатырей. Вначале указав на доспехи (чего не было в оригинале), он вновь домыслил, введя уточнение — кованые кольчуги. Через внешность воинов Джангара передана суровость воинской страды, когда они боролись с врагом в пределах годовой езды. Здесь также Я. Козловский использовал глагол 'бит' в отношении врага, несмотря на то, что у автора иной глагол — 'победили', семантически усиленный. Кроме того, переводчик актуализировал красоту девушки-джангарчи, подобной сказочной Рагни-Дагни.
Характеристика джангаровых богатырей продолжена автором в седьмом катрене:
Эмэл деер терсн эднэ Элкнь ^ирhлднь турун урсв. Кудр болд хуhлсн арслцгуд Куукнэ дуунд кел бэргдв.
[Кеглтин Д. 1981: I, 25]
Смысловой перевод: рожденные в седле, сломавшие множество булатных мечей, подобные львам богатыри были взяты в плен девичьей песни. У Я. Козловского:
И пела девушка умеючи О них, что в седлах рождены.
И воины той песней девичьей Впервые были пленены.
[Кугультинов 1970: I, 168].
Переводчик подчеркнул умение певицы, взявшей этим исполнением в свой плен впервые мужественных воинов, опустил детали их подвигов и сравнение со львами.
Д. Кугультинов в восьмом катрене показал, как песне внимают степь и богатыри:
Теегин салькн цаhан бетк Толhан ташуд кевтYл^ дарв. Баатрмуд куукнэ ду соцс^. Бийснь бийэн эс таньв.
[Кеглтин Д. 1981: I, 25]
Смысловой перевод: степной ветер, уложив, придавил ковыли на холмах, а богатыри, слыша девичью песню, удивлялись, не узнавая себя в ней, то есть в контексте были скромны в понимании своих деяний.
В русском переводе строки переставлены местами:
И удивлялись смуглоликие: «Да неужели это мы?» Вблизи качали ветры дикие Ковыль, взбегавший на холмы.
[Кугультинов 1970: I, 168].
Удивление богатырей (добавлено определение «смуглоликие») здесь передано прямой речью. Неточность есть в изображении природы: дикие ветры качают ковыль, тогда как, по мысли автора, ветер, наоборот, уложил ковыль, чтобы он не мешал слушать пение девушки.
Содержание девятого катрена связано с предыдущими катренами в отношении характеристики богатырей.
Цегэхн уснас цевр бэрцтэ, Цаhан мецгнэс герлтэ седклтэ, Ьалын заляр арчгдсн ЗYрктэ, Ьалвин аюлар батлгдсн зергтэ.
[Кеглтин Д. 1981: I, 25].
Этот катрен усиливает общий портрет джангарова воинства, как бы подтверждая спетое девушкой.
Смысловой перевод: с чистыми нравами прозрачнее воды, с мыслями светлее серебра, с очищенными в пламени сердцами, с мужеством, укрепленным в огненных опасностях.
У Козловского:
Припомнив радости и горести, Им пела девушка о том, Что пятен нет у них на совести, А души чищены огнем.
[Кугультинов 1970: I, 169].
В отличие от оригинала переводчик включил в этот катрен вновь песню девушки, которая поет не только о горестях, но и радостях, последних нет в первоисточнике. Характеристика богатырей здесь также сокращена, эта неполнота касается и образа мыслей воинов, поскольку для автора это взаимообусловлено.
Заключает стихотворение Д. Кугуль-тинов мыслью о таланте девушки, которая смогла поведать о богатырях Джангара.
Туурсн баатрмуд дууна айст Туужд орулсн Yнэн медв. Куукн дуучин емн дээчнр ^ндл^ сегдэд ханлт ергв.
[Кеглтин Д. 1981: I, 25]
Смысловой перевод: прославленные богатыри поняли, что правда стала историей, и поблагодарили воины девушку, почтительно преклонив пред ней колени. В русском переводе:
И чувство, схожее с наитием, Явилось к сыновьям степей. И песня стала вдруг открытием: Они себя познали в ней.
[Кугультинов 1970: I, 169].
Я. Козловский повторил уже высказанное ранее, в то время как для автора здесь важна связь народных легенд с историей: идея патриотизма, защита отечества от врагов воинами, достойными того, чтобы остаться в памяти благодарных потомков, поэтому богатыри благодарят девушку за ее песню.
Кугультиновское стихотворение
«Жа^рч куукн» в первом варианте, таким образом, отличается по содержанию от второго варианта.
В тексте 1940 г. девушка поет перед ханом Джангаром и его воинами, в текстах 1963, 1981 гг. — перед богатырями Джангара. В первом варианте больше внимания уделено красоте девушки, во втором — характеристике богатырей. В первом варианте
в отличие от второго нет упоминания о музыкальном аккомпанементе, нет мотива познания богатырями самих себя с помощью услышанной песни, нет мотива коленопреклонения воинов перед девушкой, которая обессмертила их подвиги в своем пении.
Со стороны формы ранний вариант несовершенен, второй вариант демонстрирует поэтическое мастерство автора. Первый вариант стихотворения имеет преимущественно парную анафору с аллитерацией (уу/бб/ YY/сс/бб/мм/зз/аа/^^^^/хх/ккк/аа/цц/жж/ тт/кк). Система рифмовки произвольная: вначале перекрестная (утанд / суужала / уханд, / Yзгджэлэ), затем в 9 строках сплошная, дальше сбивчивость рифмовки, потом парная, вновь сбивчивость рифмовки, в последних четырех строках перекрестная рифмовка (мишилдщ / соцсжацхана / бахтщ/ ханжацхана).
Фольклорная традиция явлена сюжетом, сравнением девушки со сказочной красавицей Арагни-Дагни, эпическими формулами, например: щилэ ha3pa хортан диилсн, щидин Y3YPMYdrn батинь хамхлсн, aah цу-сан тврскндэн вгсн.
Во втором варианте стихотворения поэт использовал ту же парную анафору с аллитерацией, отступив от нее в 5 катрене, который имеет сплошную анафору: «^илэ / ^идин / ^ирhлин / ^а^рин» (жжжж). Система рифмовки строго не выдержана: в 1 катрене произвольная, во 2 катрене сплошная (цогцта / келтэ / чирэтэ / хэлэцтэ), в 3-8 катрене произвольная, в 9 катрене сплошная (бэрцтэ / седклтэ / зурктэ / зергтэ), заключительный катрен также с произвольной рифмовкой. В двух вариантах автор не придерживается рифмы. В первом варианте стихотворение завершалось восклицательным знаком, передающим степень благодарности богатырей, во втором этого восклицания уже нет.
К сравнению со сказочной красавицей Арагни-Дагни во втором варианте добавляется сравнение взгляда девушки-джангарчи с радугой (соль^ мет бYлэкн хэлэцтэ). Богатыри Джангара эпически сравниваются с дикими кабанами (бодцгудын), со львами (арслцгуд), здесь подчеркивается связь воинов с кочевым образом жизни — рожденные в седле (эмэл деер тврсн), повторяются те же эпические формулы из первого варианта в их характеристике. В отличие от первого варианта пению девушки внимает все живое, даже ветер, а джангаровы богатыри
преклоняют колени перед ее талантом. Словосочетание девушка-джангарчи фигурирует только в заглавии двух вариантов произведения.
Стихотворение Басанга Дорджиева, озаглавленное «Жа^рч куукнд» («Девушке-джангарчи»), тоже имеет два варианта.
Первый из них создан в 1941 г., второй — в 1959 г.
В первом стихотворении 9 катренов — 36 строк, во втором стихотворение из 32 строк поделено на две части изменением количеством слогов в строках (20 строк и 12 строк).
ЖилмYДин холас манчур^ Yзгдсн Жа^рч куукн, би чамаг ЖирЬлтэ орни баИчудин зерглэнэс Жилвтэ дурарн гээхщэнэв.
Дуурч сар мет чирэhичн Дурта нудэрн хэлэхнь бахм^та. НеерYл болсн ^еелкн Yсичн НYЦн альхарн илхнь таалм^та.
«Беткэрн самлсн шYPYн Yстэ» Баахн кевYн Кеглтин Дава, БишмYДинчн хормаг зуудндэн Yзчкэд, Бос^ суучкад, кен^лэн имрнэ.
Ин^ин Ли^ бас хоцрхш, Инэ^эhэд, шYлгэрн намаг чимнэ. YYнлэнь, Yзгдэд ирхлэчн, бич^эсэн Yлдэчкэд, тосад хурдлхар седнэ.
Кенднчнь булагдшгоhар би эндэснь КевYн ЗYркэрн тес^ чадхшв, Кевтэ цогцичн тегэлYл^ шин^лн, Кеврдг талчн нYДЭн залнав.
Теенрсн хар щддичн ТааЬад эндэс меднэв. Толhанчн «хYвин» эргцичн Тоолад урдас байснав.
Мини телэ бээhэд, Мецк одн болич! Нанас талдан кенд Насан болзсан келич!
Ууртн! Бол^ ода! Уга! Кендчн булагдшгов! Авхар седэд ноолдсиг Амр йир тэвшгов!
Урлчн эмтэхн таалм^та, Yзмшнь айта болхл. Yмслчн нааран еердэд, Yнн седклэрн сур^анав.
[Дор^ин Б. 1941: 74-75].
У Д. Дорджиева непосредственно в самом начале текста в двух вариантах есть обращение к девушке-джангарчи:
«ЖилмYДин холас манчурж /
Жа^рч куукн, би чамаг / Жирhлтэ орни баИчудин зерглэнэс / Жилвтэ дурарн hээхжэнэв» [Доржин Б. 1941: 74].
«ЖилмYДин холас манчурж Yзгдсн / Жа^рч кYYкн, би чамаг / Жирhлтэ орна баИчудин зерглэнэс / Жилвтэ дурарн би таалжанав» [Доржин Б. 1959: 120].
Небольшое различие в последнем глаголе: hээхжэнэв / таалжанав.
Смысловой перевод: сквозь даль веков, девушка-джангарчи, я тобой среди всей молодежи любовно очарован.
Красота девушки выявлена в фольклорном сравнении с полной луной, ее мягкие волосы приятно погладить ладонями.
Дуурч сар мет чирэhичн Дурта нYДэрн хэлэхнь бахмжта. НеерYл болсн жеелкн Yсичн НYЦн альхарн илхнь таалмжта.
[Доржин Б. 1941: 74]
Стихотворение являет шутливую творческую перекличку с собратьями по перу — Давой Кугультиновым и Лиджи Инджие-вым, воспевшими девушку-джангарчи.
«Беткэрн самлсн шYPYн Yстэ» Баахн кевYн Кеглтин Дава, БишмYДинчн хормаг ЗYYДндэн Yзчкэд, Босж суучкад, кенжлэн имрнэ. Инжин Лиж бас хоцрхш, Инэжэhэд, шYлгэрн намаг чимнэ. YYнлэнь, Yзгдэд ирхлэчн, бичжэсэн Yлдэчкэд, тосад хурдлхар седнэ.
[Доржин Б. 1941: 74]
Смысловой перевод: Расчесывающий свои жесткие волосы гребешком, молодой Дава Кугультинов, увидев подол твоего платья во сне, проснувшись, мнет одеяло. Лиджи Инджиев тоже не отстает, смеясь, своим стихотворением меня оглушает. В случае если ты вправду покажешься, он, оставив свое сочинение, собирается бежать к тебе, чтобы встретить.
Лирический герой Д. Дорджиева поэтому заявил:
Кенднчнь булагдшгоhар би эндэснь КевYн ЗYркэрн тесж чадхшв,
Кевтэ цогцичн тегэлYлж шинжлн, Кеврдг талчн нYДЭн залнав.
[Доржин Б. 1941: 74]
Иначе говоря: тебя никому не отдам, но и в сердце моем не помещаешься, как будто всю тебя изучаю, устремляю к тебе свой взгляд.
Теенрсн хар нYДДичн Тааhад эцдэс меднэв. Толhанчн «хYвин» эргцичн Тоолад урдас байснав.
[Доржин Б. 1941: 74]
Смысловой перевод: Твои запоминающиеся черные глаза предугадаю, узнаю отсюда я. Ходу твоей судьбы, высчитав, заранее радуюсь.
Мольба лирического субъекта обращена к девушке-джангарчи:
Мини телэ бээhэд, Мецк одн болич! Нанас талдан кенд Насан болзсан келич!
[Доржин Б. 1941: 75]
В смысловом переводе: ради меня стань вечной звездой! Скажи всем, кроме меня, сколько тебе лет!
Обращаясь к друзьям-литераторам, Б. Дорджиев заявил:
Ууртн! Болж ода! Уга! Кендчн булагдшгов! Авхар седэд ноолдсиг Амр йир тэвшгов!
[Доржин Б. 1941: 75]
Смысловой перевод: Сердитесь! Хватит! Нет! Никому ее не уступлю. Если кто захочет заполучить в борьбе, легко не отдам.
Во втором варианте незначительные синонимические изменения с сохранением основного смысла в заключение стихотворения: «Ууртн ода! Болж! / Уга! Кендчнь егшгов! / Авхар седэд дэврсиг / Амр йир тэвшгов!» [Доржин Б. 1959: 121].
Заканчивается стихотворение в первом варианте обращением к девушке-джангар-чи:
Урлчн эмтэхн таалмжта, Yзмшнь айта болхл.
Yмслчн нааран еердэд,
Yнн седклэрн суржанав.
[Доржин Б. 1941: 75]
В смысловом переводе: твои губы сладки, приятны, как изюм, поцелуй меня, подойди, от всего сердца прошу тебя.
Во втором варианте эта игривая интонация последних четырех строк автором снята, видимо, потому что вступала в противоречие с изначальным значением роли жен-щины-джангарчи.
Таким образом, шутливо обыгрывая стихотворение Д. Кугультинова «Девушка-джангарчи», Б. Дорджиев тоже отдал дань таланту и красоте легендарной девушки-джангарчи, ее судьбе.
Анафора в первом варианте стихотворения Б. Дорджиева имеет интересное решение: катрены с полной анафорой часто перемежаются катренами с парной анафорой.
Например, в первом катрене полная анафора (ЖилмYДин / Ж^а^рч / Ж¡ирhлтэ / Жилвтэ) во втором катрене сменяется парной (ДYYрц / Дурта / НеерYл / ^цкн).
Четвертый (Ин^ин / Инэ^эhэд / YYнлэнь / Yлдэчкэд) и восьмой катрены (Ууртн! / Уга! / Авхар / Амр) имеют парную анафору с аллитерацией на гласные 'у' и 'а', а девятый — сплошную анафору с аллитерацией на 'у' (Урлчн / Yзмшнь / Yмслчн / Yнн).
То же наблюдаем и во втором варианте текста.
Поэт не придерживался определенной рифмовки и рифмы ни в одном из вариантов.
В фольклорной традиции автор сравнил красоту девушки с красотой полной луны, с вечной звездой. Басанг Дорджиев ввел в текст имена и фамилии своих друзей, показал знание их произведений, обыграл тему сновидения в стихотворении Д. Кугульти-нова.
Ни один из вариантов этого стихотворения Б. Дорджиева не имел художественного перевода на русском языке.
Итак, Давид Кугультинов и Басанг Дор-джиев в своих стихотворениях обратились к легенде о первом джангарчи-девушке, показав разные авторские стратегии, будучи едины в желании воздать должное народному гению. Выбор в качестве лирической героини девушки-джангарчи, а не мужчины-джангарчи, вероятно, обусловлен подчеркиванием роли не только мужчин-сказителей, но и женщин-сказительниц.
Разница между вариантами стихотворений у Д. Кугультинова заключается в усовершенствовании формы и содержания, у Б. Дорджиева — в сокращении текста (последнего катрена с игривой интонацией).
Кугультинов не использовал при этом один стихотворный размер (у него чередуются неявно выраженные хорей и ямб), как и Дорджиев (у него чередование неявно выраженных амфибрахия и анапеста).
Обращение к калмыцкому фольклору, к эпосу «Джангар», начатое еще в 1940-1941 годах, было продолжено этими поэтами и в дальнейшем.
ИСТОЧНИКИ / SOURCES
Доржин Б. 1959 — Дорщин Б. Жа^рч куукнд // Доржин Б. 9ргн теегин ер дундан. Элст: Хальмг дегтр hарhач, 1959. Х. 120-121. [Dorjin B. To Jangarchi Girl. Orgn teegin or dundan. Elista: Kalm. Book Publ., 1959. Pp. 120-121]. Доржин Б. 1941 — Дорщин Б. Жа^рч куукнд // Доржин Б. Шулгуд болн поэмс. Элст: Хальмг госиздат, 1941. Х. 74-75. [Dorjin B. To Jangarchi Girl. Shulgud boln poems. Elista: Kalm. Book Publ., 1941. Pp. 74-75]. Кеглтин Д. 1981 — Квглтин Д. Жа^рч куукн // Кеглтин Д. Уудэврмудин хурацЬу. 1-гч боть. Элст: Хальмг дегтр hарhач, 1981. Х. 24-25. [Kogltin D. Jangarchi Girl. Uudavrmudin khuranyu. Elista: Kalm. Book Publ., 1981. Vol. 1. Pp. 24-25]. Кеглтин Д. 1963 — Квглтин Д. Жа^рч куукн // Кеглтин Д. Цагин жисэн: шулгуд. Элст: Хальмг госиздат, 1963. Х. 40-42. [Kogltin D. Jangarchi Girl. Tsagin jisan: shulgud. Elista: Kalm. State Publ. House, 1963. Pp. 40-42]. Кеглтин Д. 1940a — Квглтин Д. Жа^рч куукн // Кеглтин Д. Ба11 насна шулгуд. Элст: Хальмг госиздат, 1940. Х. 45-46. [Kogltin D. Jangarchi Girl. Bay nasna shulgud. Elista: Kalm. State Publ. House, 1940. Pp. 45-46]. Кеглтин Д 1940б — Квглтин Д. Жац1фч куукн // Улан баhчуд. 1940. Сентябрин 15. Х. 3. [Kogltin D. Jangarchi Girl. Ulan baychud. 1940. September, 15. P. 3]. Кеглтин Д. 1940в — Квглтин Д. Кункэн дуучд // Кеглтин Д. Баh насна шулгуд. Элст: Хальмг госиздат, 1940. Х. 4-6. [Kogltin D. To the Wise Singer. Bay nasna shulgud. Elista: Kalm. State Publ. House, 1940. Pp. 4-6]. Кугультинов 1970 — Кугультинов Д. Девушка-джангарчи // Кугультинов Д. Н. Избранные произведения в двух томах. Т. I. Стихотворения. М.: Худож. лит., 1970. С. 167-169.
[Kugultinov D. Jangarchi Girl. Izbrannye proizvedeniya v dvukh tomakh. Moscow: Khudozhestvennaya Literatura, 1970. Vol. I. Poems. Pp. 167-169].
Кугультинов 1940 — Кугультинов Д. Джангарчи // Поэзия Калмыкии. М.: Худож. лит., 1940. С. 59-61. [Kugultinov D. Jangarchi. Poeziya Kalmykii. Moscow: Khudozhestvennaya Literatura, 1940. Pp. 59-61].
Кугультинов 1966 — Кугультинов Д. Н. Утоление жажды: сказки, рассказы, очерки, статьи, страницы автобиографии. Элиста: Калмгосиздат, 1966. 223 с. [Kugultinov D. N. Utolenie zhazhdy: skazki, rasskazy, ocherki, stat'i, stranitsy avtobiografii [Quenching the thirst: fairy tales, stories, essays, articles, pages of autobiography]. Elista: Kalm. State Publ. House, 1966. 223 p.].
Легенда о первом... 2011 — Легенда о первом джангарчи // Фольклор монгольских народов: исследование и тексты. Т. I. Калмыцкий фольклор / Сост. Н. Ц. Биткеев. Элиста: ЗАОр «НПП «Джангар», 2011. С. 142-143. [The legend of the first jangarchi. Fol'klor mongol'skikh narodov: issledovanie i teksty. N. Ts. Bitkeev (comp.). Elista: Dzhangar, 2011. Vol. I. Kalmyk folklore. Pp. 142-143].
Рождение «Джангариады» 2004 — Рождение «Джангариады» // Семь звезд: Калмыцкие легенды и предания / Сост., пер., вступ. ст., коммент. Д. Э. Басаева. Элиста: Калм. кн. изд-во, 2004. C. 5. [The birth of Jangariada.
Sem' zvezd: Kalmytskie legendy i predaniya. D. E. Basaev (comp., foreword, comment.). Elista: Kalm. Book Publ., 2004. P. 5].
ЛИТЕРАТУРА / REFERENCES
«Джангар» и художественная литература 1940 — «Джангар» и художественная литература // Ленинский путь. 1940. 10 сентября. С. 1. [The Jangar Epic and belles-lettres. Leninskiy put'. 1940. September, 10. P. 1]. История калмыцкой литературы 1980 — История калмыцкой литературы: в 2 т. Т. II. Советский период. Элиста: Калм. кн. изд-во, 1980. 445 c. [Istoriya kalmytskoy literatury: v 2 t. [History of Kalmyk literature: in 2 vol.]. Vol. II. The Soviet period. Elista: Kalm. Book Publ., 1980. 445 p.]. Леджинов 1940 — Леджинов Ц. О. Художественная литература Советской Калмыкии // Ленинский путь. 1940. 13 сентября. С. 2. [Ledzhinov Ts. O. Literature of Soviet Kalmykia. Leninskiy put'. 1940. September, 13. P. 2].
Поэзия Калмыкии 1940 — Предисловие // Поэзия Калмыкии. М.: Худож. лит., 1940. С. 3-14. [Foreword. Poeziya Kalmykii. Moscow: Khudozhestvennaya Literatura, 1940. Pp. 3-14].
Шалбуров 1940 — Шалбуров Г. «Стихи юности» // Ленинский путь. 1940. 30 декабря. С. 2. [Shalburov G. 'Poems of the Youth'. Leninskiy put'. 1940. December, 30. P. 2].
УДК 398.2:821.512.37
Легенда о первом джангарчи
в лирике Давида Кугультинова и Басанга Дорджиева
Римма Михайловна Ханинова1
1кандидат филологических наук, доцент, старший научный сотрудник, отдел монгольской филологии, Калмыцкий научный центр РАН (Элиста, Российская Федерация). E-mail: haninova@ mail.ru
Аннотация: В статье рассматривается легенда о первом джангарчи в лирике калмыцких поэтов Давида Кугультинова и Басанга Дорджиева.
Из двух народных легенд о мужчине и девушке, впервые исполнивших песню о Джангаре и его богатырях, молодые поэты выбрали легенду «Рождение Джангариады», подчеркивая практику исполнения народного героического эпоса «Джангар» в гендерном плане. Каждое из стихотворений этих авторов имеет два варианта разных лет.
Стихотворение Д. Кугультинова «ЖацЬрч куукн» («Девушка-джангарчи») вошло в его первую книгу «БаИ насна шулгуд» («Стихи юности», 1940). Связь легенды о первом джангарчи-де-вушке со своим стихотворением «ЖацЬрч куукн» Д. Кугультинов позиционировал эпиграфом, в котором сослался на слова современника, старого джангарчи. Это стихотворение, исключая название и эпиграф, состоит из 35 строк, не имеет строфики. В издании 1963 и 1981 гг., исключая название и эпиграф, уже 40 строк делятся на 10 катренов. По сравнению с первым вариантом второй существенно переработан не только по форме, но и по содержанию.
В сюжете стихотворения Д. Кугультинова воображению поэта явилась девушка, спевшая богатырям Джангара песню о них. В тексте 1940 г. девушка поет перед ханом Джангаром и его воинами, в текстах 1963, 1981 гг. — перед богатырями Джангара. В первом варианте больше внимания уделено красоте девушки, во втором — характеристике богатырей. В первом варианте в отличие от второго нет упоминания о музыкальном аккомпанементе, нет мотива познания богатырями самих себя с помощью услышанной песни, нет мотива коленопреклонения воинов перед девушкой, которая обессмертила их подвиги в своем пении.
Сравнительно-сопоставительный анализ стихотворения Кугультинова в двух редакциях 1940 и 1963-1981 годов показал разные авторские стратегии в передаче фольклорного сюжета, структурно-композиционных особенностей, художественно-изобразительных средств, эпических формул, рифмовки и рифмы, сочетании нерифмованных строк, анафоры — звуковой, лексической, синтаксической. Со стороны формы ранний вариант несовершенен, второй вариант демонстрирует поэтическое мастерство автора.
Обращение к русскому переводу Я. Козловского позволило уточнить поэтику второго варианта оригинального текста и его перевода.
Стихотворение Б. Дорджиева «Девушке-джангарчи» (1941, 1959) носит шуточный характер в творческой перекличке с текстом Д. Кугультинова. Первый вариант состоит из 9 катренов — 36 строк, во втором варианте 32 строки поделены на две части с изменением количеством слогов в строках (20 строк и 12 строк).
Дорджиев в самом начале текста в двух вариантах обращается к девушке-джангарчи, восхищаясь ее красотой и талантом, вступает в соперничество с поэтами Давидом Кугультиновым и Лиджи Инджиевым за ее любовь. Он ввел в текст имена и фамилии своих друзей, показал знание их произведений, обыграл тему сновидения в стихотворении Д. Кугультинова.
Давид Кугультинов и Басанг Дорджиев в своих стихотворениях обратились к легенде о первом джангарчи-девушке, показав разные авторские стратегии, они едины в желании воздать должное народному гению. Выбор в качестве лирической героини девушки-джангарчи, а не муж-чины-джангарчи, вероятно, обусловлен подчеркиванием роли не только мужчин-сказителей, но и женщин-сказительниц.
Оба произведения связаны с фольклором по содержанию и форме. Фольклорная традиция у Кугультинова выражена сюжетом, сравнением девушки со сказочной красавицей Арагни-Дагни, ее взгляда с радугой, эпическими формулами и метафорами. В фольклорной традиции Дорджиев сравнил красоту девушки с красотой полной луны, с вечной звездой.
Разница между вариантами стихотворений у Д. Кугультинова заключается в усовершенствовании формы и содержания, у Б. Дорджиева — в сокращении текста (последнего катрена), в смягчении игривой интонации.
Ключевые слова: калмыцкая легенда, девушка-джангарчи, калмыцкая лирика, фольклорные традиции
