CC BY-NC
11Право и политика
Правильная ссылка на статью:
Горбань В.С. — Квалифицированный читатель или интерпретатор: об отношении исследователя к источникам познания правовых и политических учений // Право и политика. - 2021. - № 9. DOI: 10.7256/24540706.2021.9.36491 URL: https://nbpublish.com'Hbrary_read_article.php?id=36491
Квалифицированный читатель или интерпретатор: об отношении исследователя к источникам познания правовых и политических учений
Горбань Владимир Сергеевич
доктор юридических наук
главный научный сотрудник сектора философии права, истории и теории государства и права, руководитель Центра философско-правовых исследований, Институт государства и права Российской
академии наук
119019, Россия, г. Москва, ул. Знаменка, 10 И gorbanv@gmail.com
Статья из рубрики "Правовая и политическая мысль"
DOI:
10.7256/2454-0706.2021.9.36491
Дата направления статьи в редакцию:
15-09-2021
Дата публикации:
22-09-2021
Аннотация: Выявлены и проанализированы некоторые характеристики современных подходов к проблеме отношения к источникам изучения истории политической и правовой мысли. Критической оценке подвергнуты попытки спекулировать интерпретационными практиками как конститутивным методом при анализе политических и правовых взглядов мыслителей прошлого и современности и, напротив, подчеркивается важность квалифицированного прочтения и анализа классического юридического наследия. В исследовании продемонстрировано, как шаблонное, поверхностное или идеологизированное отношение к источникам изучения истории правовой и политической мысли создает ложные, а нередко и просто квазирелигиозные, установки трактовки важнейших идей и понятий, содержания обсуждавшихся тем и проблем, социально-практической нацеленности их взглядов. Научная новизна исследования заключается прежде всего в выявлении и разъяснении некоторых важных аспектов современной методологии истории политических и правовых учений, имеющих значение и для всей области философии права и юридической теории. Речь идет о совершенствовании познавательных приемов и практик политических и правовых идей прошлого и современности, в особенности путем минимизации или
устранения таких подходов к их познанию, которые спекулируют антиисторическими установками, конституируют интерпретацию как основную смысловую единицу в оценке значения правовых взглядов разных мыслителей, игнорируют принципы объективности и полноты при реконструкции интеллектуального наследия, тенденциозно артикулируют акценты своего рода художественного, а не документального воспроизведения правовых и политических представлений.
Ключевые слова: интерпретация, история правовых учений, методы познания, модернизм, постмодернизм, источники познания, западная философия права, классика, всеобщая история мысли, русская философия права
Основные тезисы предстоящего по необходимости краткого изложения представляемой проблематики можно представить в виде следующих обобщений: - история политической и правовой мысли, как научная дисциплина, должна усилить внимание к вопросам квалифицированного изучения источников и, напротив, критически понимать роль интерпретаций; - квалифицированный читатель или исследователь стремится к тому, чтобы познаваемый источник воспроизводить максимально точно в соответствии с оригиналом (а не на основании извлеченной фразы, схожего термина, схематичной типологизации для целей оправдания какой-то идеологии или классификации) и лишь затем подвергать аналитическим и иным аналогичным процедурам; - характеристики новейшей истории правовой и политической мысли с оттенками «модерна» и его производных являются в основном эстетической спекуляцией, девальвирующей и деформирующей природу и характер юридической науки, которая в «классической» форме вынуждена питать все ее «модернистские» отростки; - в логике постмодерна и метамодерна в их интерпретационной парадигме меняется сам смысл исторического знания - оно отныне некритично, вне автора, стремится не к пониманию, а к «означиванию» источников, безгранично вариативно, а интерпретатор становится равным автору; - следует отойти от «подсказанной» интерпретации структуры и содержания истории политических и правовых учений и, напротив, обратить внимание на такую реконструкцию материала этой дисциплины, которая основывалась бы на квалифицированном, а не принятом на веру, восприятии сравнительного материала в отечественных и зарубежных источниках. Например, указание на создание университетов в средневековой Европе обычно трактуется как атрибут прогресса правовой мысли, хотя в действительности о возникновении юриспруденции как научной
дисциплины можно говорить не раньше конца XVIII в-^16 Несмотря на все творческие искания отдельных европейских философов и юристов, наука о праве как дисциплинарно-организованная система знаний представляет собой детище прежде всего философии немецкого идеализма. Усвоив из учений своих современников идеи о попытках объяснения мира из единого общего начала, как системы (органической или формально-логической), о роли истории, преимущественно немецкие юристы начала XIX в. задались вопросом о формировании специальной обобщающей юридической дисциплины, которая оформилась и отчетливо проявилась лишь в третьей четверти XIX в.: то как «натуралистическое учение о праве» или «реалистическое учение о праве», то как «общее учение о праве» и, наконец, как «теория права».
В дальнейшем замечается такое явление, как искусственное перемещение акцентов в авторстве и оригинальности идей. Большие пласты интеллектуального наследия немецких и французских юристов легко узнаются в сочинениях английских авторов во второй половине ХХ в. Безусловно авторитетный английский юрист Г. Харт воспроизводил, прямо или косвенно, многие наработки немецких юристов: например, о
роли признания в праве (Э. Бирлинг - 1870-е гг.), о структурном многоуровневым характере правовой системы (Р. Иеринг [12], А. Меркель [13, 14], Р. Бирлинг - вся вторая половина XIX в.). Следует отметить и то, что идеи австрийского правоведа Г. Кельзена в значительной степени восходят к разработкам его немецких предшественников и современников - от Р. Иеринга и до К. Бергбома. Например, одна из центральных идей Г. Кельзена и большинства позитивистов ХХ в. о том, что проблемы права - это проблемы порядка (правового порядка) и его функционирования была сформулирована К. Бергбомом а идея основной нормы - это вообще лейтмотив многотомного сочинения Р. Бирлинга [10, 11]. И все это появилось значительно раньше. Даже русская, весьма вдохновлявшаяся европейскими течениями и идеями правовая мысль очень рано заявила о себе в ряде оригинальных разработок: например, психологическая теория
права П.В. Деларова в конце 1860-х гг.-21, социологическая теория права С.А. Муромцева в конце 1870-х гг.-4!
Все это подсказывает важность документальной и серьезной, полноценной разработки классического наследия, что чрезвычайно актуально и необходимо для понимания действительной эволюции политических и правовых идей, их распространения и влияния, извлечения уроков для текущей научной и социально-практической повестки.
Например, говоря о состоянии юридической науки в США, которая со второй половины ХХ в. (в отсутствии конкурентов в соответствующей языковой среде) стремится к самооценке как образцовой, следует иметь в виду, что лишь в конце XIX в. в США постепенно появляются зачатки того, что называется современным юридическим
образованием I15". Американское правоведение, если так можно говорить о пёстрой палитре разнообразных взглядов, не отличалось никогда глубоким идейным содержанием, которое, как правило, лишь импортировалось из континентальной Европы и адаптировалось в соответствующей интеллектуальной среде. Достаточно изучить вопрос о том, как в конце третьей четверти XIX в. стандарты исторической школы права - догматическое изучение источников - стали рубежной вехой в переходе к современному обучению юристов в этой стране. В американской истории правовой мысли заметными явлениями были труды психолога и философа У. Джеймса, многие сочинения которого были переведены на русский язык еще при жизни автора. Поэтому возникшее во второй половине ХХ в. искусственное впечатление, что вместе с определенными экономическими и политическими успехами США и правовая мысль в этой стране должна рассматриваться исключительно как прогрессивная, создает немало ложных интерпретаций и трактовок. Или же в другой части англосаксонского мира, в Англии, история правовой мысли последних двух веков реконструируется как вполне конкурентная континентальной, притом прямо подчеркивая этот контраст. В действительности, например, история правовой мысли в Англии XIX в., после Бентама, с трудом может быть сопоставлена по объему и содержанию специальной литературы с историей мысли в Германии или даже во Франции. Можно привести точные и обоснованные характеристики известного английского историка Ш. Амоса, который в
1872 г. в сочинении «Систематическое изложение науки о праве» (1872) ^ писал: «Перспективы правоведения, особенно в Англии, будут зависеть в значительной степени от существенно более глубокого и хорошего знания обширной и бесценной юридической литературы Германии и Франции, нежели до сих пор этому уделялось внимание в юридическом образовании» [8, р 505"". «Современное правоведение является решительно немецким творением» [8, р 505"".
История политической и правовой культуры, ее ментальных и духовно-нравственных характеристик, познаваемых с помощью разнообразных источников, а также способов их прочтения, составляет важнейший пласт системы знаний о праве и его роли в жизни человека и общества. Многое при этом остается еще непознанным как с точки зрения анализа уже известных источников, так и с точки зрения постановки адекватных научно-исследовательских задач. В целом историческое знание о праве имеет определенную типовую структуру, которая, как правило, довольно некритически воспроизводится в разных вариантах дисциплинарного прочтения философии права или истории политических и правовых учений. Как писал известный шведский драматург и писатель
XIX в. А. Стриндберг, есть своего рода «материнское древо»^6———^^ истории философии права, которое связано с так называемой «классической традицией» философии западного мира: от античности до новейших концепций в западноевропейской и американской литературе.
При всех достоинствах западноевропейской традиции интерпретации истории философии пра ва все же ника к нельзя приз на ть ее исч ерпыва ющей, основопола га ющей или да же перспективной. Внутри этой традиции имеется такое количество разнообразных ответвлений, противоречивых моментов, идеологем и подходов, что воспринимать ее как образец научности истории политической и правовой мысли - не более чем заблуждение, рождающееся лишь из поверхностного знакомства с литературой и иными источниками познания истории политической и правовой интеллектуально-нравственной культуры. Например, почти азбучной стала установка на то, что западная философия права является «прогрессивной». Но в действительности, конечно же, дело обстоит не так. Например, утверждается, что западная интеллектуальная культура склона признавать высокие стандарты и ценности права. В качестве примера используется при этом ссылка, в частности, на правовой дуализм в философии И. Канта. Но другой соотечественник кёнигсбергского профессора, К. Маркс, уверял, что все правовые идеи и ценности не более чем химера, которая должна отмереть по мере достижения очерченного им социального идеала в коммунистическом обществе. Гегель, как апологет государства, уверял в том, что идея свободы достигает своего кульминационного пункта в реальном воплощении именно в государстве. Однако спустя полтора столетия его упрекнут в том, что это восхищение повело немцем по ложному пути, а именно к торжеству национал-социализма. Кант или Гегель, возможно, и признавали некоторый набор правовых ценностей. Но как в действительности выглядела жизнь общества и государства в тот момент истории, когда они формулировали свои идеи? Насколько смысл соответствующих философских размышлений соответствовал истинному положению дел? И не был ли он вообще футуристическим проектом? Например, в Западной Европе в 1780 гг. еще выносились и приводились в исполнение приговоры о сожжении на костре за колдовство. Или в наше время, если мы внимательно и квалифицировано попытаемся проанализировать основные параметры правосознания и правовых систем в других странах, то многое на самом деле окажется не столь простым и позитивным, как это представляется некоторым исследователям. Достаточно взглянуть на практику применения права и соответствующую статистику (о состоянии преступности, об административной практике, о судебной деятельности, отчеты о состоянии дел в разных сфера общественной жизни, статистику надзорных и контрольных ведомств и т. д.). В этой связи актуализируется проблема адекватного подбора источников изучения ис тории пра в а и пра в ов ой мыс л и и их кв а лифициров а нного про ч те ния .
Например, изучая влияние взглядов того или иного мыслителя, следует ответить на вопрос о том, какое употребление и хождение имела соответствующая литература, использовалась ли она при обучении юристов и чиновников и т. п. Так, говоря о
влиянии взглядов К. Маркса на своих современников, нужно иметь в виду, что значительная часть его работ была опубликована лишь в 1880 гг. благодаря усилиям его друга Ф. Энгельса. Хотя, например, сопоставляя слова «интерес» и «борьба» в трудах К. Маркса и Р. Иеринга многими авторами делались неоднократно совершенно безосновательные утверждения о симпатиях последнего в отношении классового подхода. Здесь, с одной стороны, работало стремление «означить» марксизм в области юридической теории, которая была слабо представлена в классическом марксизме, а с другой стороны, отчетливо проявляется фигура интерпретатора вместо квалифицированного читателя. В истории правовой и политической мысли под влиянием различных факторов квалифицированное познание источников часто подменяется интерпретацией. Причем, учитывая полисемантичность термина «интерпретация», складывается определенная парадигма восприятия содержания и роли политических и правовых учений прошлого и настоящего, для которой центральной смысловой единицей становится безграничная вариативность прочтения.
В отношения изучения истории политических и правовых учений просматриваются два типа мышления: одно - напоминает феноменологический подход, когда представления о праве рассматриваются в наборе высказываний на тему права безотносительно к каким-то реальным, исторически-конкретным и иным аналогичным аргументам, т. е. эволюция правопонимания как «чистая» теория; другое - пытается смотреть на проблему эволюции политической и правовой мысли с генетической точки зрения, т. е. стремясь рассматривать правовые взгляды мыслителей разных эпох с точки зрения причин и условий, связанных с их появлением, в контексте преемственного и нового, учитывая связи с предшественниками и современниками. Например, в Германии после Второй мировой войны возникла проблема «пересоздания» культуры политического и правового мышления. История была объявлена виновницей всех бед: мол виноваты классики, которые верили в роль принуждения и нравственное государство, в «живое» право и т. п. Один из самых авторитетных философов права последней четверти ХХ в. в Германии А. Кауфман писал о том, что мол «пренебрежение понятийно определенностью в праве», характерное для социологического рассмотрения права, оказалось одной из причин возникновения национал-социализма. Конечно же, это не более чем лукавство. Причины этого античеловеческого явления были связаны отнюдь не с формами политической организации и методами управления, а с глубинным первобытным и неистребимым желанием порабощения других людей и уничтожением неугодных «народов». И.А. Ильин очень точно описывал этому проблему: как муштра и дисциплина приучает к внешнему соблюдению правового ритуала, правила и требования, но под этой личиной кроется сознание озлобленного раба. «В самом деле, долгая и постоянная дрессура, идущая из поколения в поколение, может приучить душу к сознательному соблюдению законной формы и законного предела в поступках. Явная и тайная кража станет исключением, и цветок плодового дерева, растущего у большой дороги, будет спокойно превращаться в зрелый плод, задевающий прохожего; не станет самоуправства, сознательное нарушение прав будет редкостью; граждане будут еженедельно советоваться обо всем с собственным годовым адвокатом и постоянно, с особым удовольствием от законности своего поведения, тягаться друг с другом в интеллигентном, равном и справедливом суде; забудется эпоха мелких взяток и крупных хищений, и люди перестанут видеть особое удальство в безнаказанном правонарушении ... И за всем этим, внешне
блестящим, правопорядком может укрываться правосознание озлобленного раба » с-223]. «Своекорыстное хотение не исчезает и не искореняется от того, что встречает внешний запрет, угрозу, противодействие и даже наказание. Правда, оно приучается «не сметь» и прячется от поверхностного взгляда, но именно поэтому оно скапливается
постепенно, неизжитое, неутоленное, неопределенное - побежденное, но не убежденное - и сосредотачивается в душе, окрашивая всю жизнь в оттенок сдержанного, таящегося озлобления . ... Так, выдрессированный раб, приученный дома к элементарной честности, не считает зазорным украсть у соседа, и уподобляясь ему, современное правосознание охотно делит людей на «наших» и «чужих», пробивая глубокие бреши в «справедливом» толковании и «равном» применении права» [3, с- 2241.
История политической и правовой мысли должна быть определенно переосмыслена на основе простого тезиса о том, что не первом месте должно стоять безусловное и даже бессознательное уважение к себе и собственному богатейшему духовному наследию. Речь, конечно же, не идет о признании того или иного подхода лучшим или менее удачным, а лишь о том, что западноевропейская правовая культура в полноценном историческом масштабе является важной, но периферией как по отношению к античной культуре, так и по отношению к взгляду на историю правовой и политической мысли с точки зрения российской истории. Было бы странно полагать, что, например, какой-нибудь восточный исследователь из Китая или Индии, опираясь на многовековую историю, будет рассматривать отдаленную западноевропейскую философию как нечто фундаментальное для освещения истории правовой и политической мысли в этих восточных странах. Специфика «идеологий Востока» хорошо показана в работе М.А.
Рейснера J-5!. Если внимательно и квалифицированно, без искусственных и беспочвенных априорных восхищений, посмотреть структуру и содержание современной (например, второй половины ХХ в. и до наших дней) западноевропейской литературы по истории философии права (темы, последовательность изложения, структура исторического материала, источники, оценки и т. п.), то легко убедится в том, что она целиком и полностью замкнута на себе, не допуская в сферу, очерченную четкими национально-региональными границами, никого. Немецкая философия права считает себя наследницей античности и в основном в таком двухэлементном измерении и интерпретирует всю историю философии права. Французская литература также очень контрастна по отношению к своим европейским коллегам. Например, внимательный исследователь французской литературы XIX в. легко обратит внимание на то, что французский юристы так и не смогли подобрать полностью адекватный вариант перевода немецкого термина «Rechtsstaat» («правовое государство»). Или, например, заимствованное непосредственно из французского языка слово «легитимность» использовалось в оригинальном значении, как «законность», и даже в работах немца М. Вебера. Первые переводы на русский язык работ последнего использовали такие варианты, как «законность власти», а не полу-перевод «легитимность власти». Но затем под влиянием социально-политических интерпретаций термин «легитимность» получил самостоятельную прописку в других социальных науках. Это очередной раз подчеркивает потребность в квалифицированном освоении источников, а не в оголтелой интерпретации.
Английская и американская философия права также очень незначительно открыта для какого-то внятного диалога с другими традициями. Поэтому насущной задачей является бережное и внимательное квалифицированное прочтение в первую очередь собственной богатейшей традиции. Развитие истории политической и правовой мысли как научной дисциплины, а также выработка новой стратегии развития философии права, адекватной современным вызовам и общественно-политическим задачам, напрямую обусловлены преодолением навязанного «периферийного» мышления.
Знание зарубежной истории политической и правовой мысли имеет очень важное значение для понимания собственных достижений и недостатков, возможностей
углубления существующих правовых знаний или для того, чтобы по возможности избегать ошибки других. Но сравнение требует действительно квалифицированного подхода. Прежде всего, исследователь должен научиться квалифицированному чтению классических источников, внимательному и объективно-критическому восприятию употребляемых слов и терминов, точному разъяснению вкладываемых смыслов, ясному тематическому анализу источников и т. п.
Кроме того, важно также отметить, что, к сожалению, сегодняшние исследователи в России очень часто совершенно некритично воспроизводят иностранные клише вместо того, чтобы проанализировать как положительные, так и отрицательные стороны того или иного учения.
Отношение современного исследователя к историческому правоведению вызывает много нареканий и вопросов. Основной формой обращения с источниками познания истории политической и правовой мысли стали интерпретации (как конституированный метод). С конца XIX в. интерес к интерпретациям привел к созданию целой парадигмы в философии. Однако уже даже для еще непосвященного в тему исследователя должно быть очевидным, что перемещение на передний план интерпретации вместо основного (авторского) текста неизбежно приводит к тому, что центральной фигурой делается интерпретатор, а творческая эволюция правовых и политических идей ставится в прямую зависимость от интерпретаций, которые моделируются в форме конфликта разных интерпретаций и перспектив их разрешения. Есть такие мнения, что мол интерпретация не более, чем акцент на роли текста, а не автора. Но такой подход зачастую игнорирует главное: тест как познавательная единица - объект или средство, безусловно, может обособляться в некий феномен и познаваться в этом «чистом» качестве, в отрыве от автора и других причинных факторов: исторических, политических, лингвистических и других; однако же феноменологический взгляд на природу источников познания политических и правовых идей, если он замыкается на себе, делает всю историю правовой культуры призрачной, оторванной от реальности и бытия права. Многие аспекты этой проблематике уже не раз обсуждались в литературе. Например,
«Философия свободы» Н.А. Бердяева-11 или «Апофеоз беспочвенности» Л.И. Шестова
Таким образом, классика нуждается в квалифицированном читателе, а не в интерпретациях (зачастую уничтожающих смысл и автора). Интерпретация стала сознательно подслеповатой парадигмой научного мышления (Дильтей и далее; модерн, постмодерн, метамодерн). Классика контрастирует как «предшествующее» и непрерывно устаревающее, а на ее место заступает цепляющийся за беспочвенность модерн, постмодерн, метамодерн («апофеоз беспочвенности»). Вместо разъяснения объективного (всеобщего, безусловного) содержания правовых знаний, отраженных в той или иной мере в истории политических и правовых учений, становятся уместными такие характеристики, которые совпадают с эволюцией направлений и жанров в литературе и искусстве. Популярность интерпретационных подходов в эпоху «неклассической» науки и до нынешней поры (отчетливо заметно с работ Л.И. Петражицкого и далее) формируют своего рода научный экспрессионизм - выражение эмоционального состояния исследователя вместо изображения правовой действительности. Как бы экспрессионизму не скатится в кубизм, сетовал один искусствовед, и по аналогии с этим своего рода юридический кубизм ведет к тому, что деформированные, огрублённые образы правовых явлений изображаются без каких-либо элементов «светотени и перспективы, как комбинация разложенных на плоскости объёмов». Например, подобного рода эстетическая стилизация легко обнаруживается в интерпретациях западноевропейскими
авторами истории политической и правовой мысли в России (в частности, в популярных изданиях по истории философии права в Германии в качестве наиболее авторитетных, показательных и исчерпывающих называются (причем лишь в виде интерпретаций отдельных фрагментов ) работы Л.Н. Толстого, Е.Б. Пашуканиса, И.В. Сталина и А.Я. Вышинского). По такой логике можно интерпретировать историю философии права в Германии, скажем, исключительно кратким обзором нигилистического отношения к праву в некоторых высказываниях И. Гете, идеи пролетарской революции К. Маркса, теории насилия Л. Гумпловича и аргументов расовой теории права в некоторых трудах К. Шмитта. И какой тогда следует ожидать результат?
Общий вывод такой, что возможность развития истории политической и правовой мысли как научной дисциплины и ее эвристического потенциала обусловлена не эстетической стилизацией или интерпретационными практиками в угоду нездоровому идеологическому оформлению преимуществ той или иной национально-региональной школы, а заключается в квалифицированном прочтении источников познания в этой области, постановке адекватных сравнительных задач, в повышении требований к отбору источников и разъяснению этого отбора (довольно странно, когда ученый сопоставляет юридическую концепцию, разработанную в полноценной теоретической форме, изложенную в одном или нескольких крупных сочинениях, например, с высказыванием другого автора в небольшое статье или письме и т. п., или, например, когда по работе малозначительного автора реконструируются особенности всей национальной юридической литературы).
Библиография
1. Бердяев Н.А. Философия свободы; Смысл творчества; Опыт оправдания человека. М.: Акад. проект, 2015. 520 с.
2. Деларов П. Очерки по энциклопедии права: Очерк 1. О праве в ряду других сфер умственной жизни человека. Т. 1. СПб.: Тип. Б. Г. Янпольского, 1878. 552 с.
3. Ильин И.А. Общее учение о праве и государстве. М., 2006. 510 с.
4. Муромцев С. Определение и основное разделение права. М.: Типография А.И. Мамонтова и Ко, 1879. 240 с.
5. Рейснер М.А. Идеологии Востока: очерки восточной теократии. М.; Л., 1927. 343 с.
6. Стриндберг А. Полное собрание сочинений: Т. 1-15. М.: Соврем. проблемы, 1908-1912.-15 т.-1909.
7. Шестов Л.И. Апофеоз беспочвенности. М.: АСТ, 2004. 221 с.
8. Amos Sh. A systematic view of the science of jurisprudence. London: Longmans, Green, 1872. xxii, 545 p.
9. Bergbohm K. Jurisprudenz und Rechtsphilosophie: kritische Abhandlungen. Teil: Bd. 1: Einleitung. Abh. 1: Das Naturrecht der Gegenwart. Leipzig: Duncker & Humblot, 1892. XVI, 566 S.
10. Bierling E.R. Zur Kritik der juristischen Grundbegriffe. Teil: 1. Th. Gotha: Perthes, 1877. VIII, 172 S.
11. Bierling E.R. Zur Kritik der juristischen Grundbegriffe. Teil: 2. Th. Gotha: Perthes, 1883. VIII, 364 S.
12. Jhering R. Der Zweck im Recht. Teil: Bd. 1. 1. Aufl.. Leipzig, 1877. XVI, 557 S.
13. Merkel A. Über das Verhältnis der Rechtsphilosophie zur «positiven» Rechtwissenschaft // Hinterlassene Fragmente und Gesammelte Abhandlungen / Adolf Merkel. Teil 2: Gesammelte Abhandlungen aus dem Gebiet der allgemeinen Rechtslehre und des Strafrechts. Teil: Hälfte 1. Straßburg: Trübner, 1899. S. 291 ff.
14. Merkel A. Elemente der allgemeinen Rechtslehre // Hinterlassene Fragmente und Gesammelte Abhandlungen / Adolf Merkel. Teil 2: Gesammelte Abhandlungen aus dem Gebiet der allgemeinen Rechtslehre und des Strafrechts. StraBburg: Trübner, 1899. S. 577-648.
15. Stevens R. Law school: legal education in America from the 1850s to the 1980s. Chapel Hill u.a., 1987. 334 p.
16. Wieacker F. Privatrechtsgeschichte der Neuzeit: unter besonderer Berücksichtigung der deutschen Entwicklung. 3., durchgesehene Auflage. Gottingen, 2016. 659 S.
Результаты процедуры рецензирования статьи
В связи с политикой двойного слепого рецензирования личность рецензента не раскрывается.
Со списком рецензентов издательства можно ознакомиться здесь.
Предмет исследования в представленной статье, как следует из ее наименования, составляет проблема отношения исследователя к источникам познания правовых и политических учений. Заявленные границы исследования полностью соблюдены автором.
Методология исследования не указана автором. Исходя из содержания статьи, им использовались всеобщий диалектический, логический, дескриптивный, формально-юридический, герменевтический, историко-правовой и сравнительно-правовой методы исследования.
Актуальность избранной темы исследования не обоснована ученым. В этой части статья нуждается в доработке. Дополнительно ученому необходимо раскрыть степень изученности поднимаемых в статье вопросов и перечислить фамилии ведущих специалистов, которые занимались их исследованием.
Научная новизна представленной на рецензирование работы проявляется в оригинальной концепции автора, в которой рассматривается отношение исследователя к источникам познания политических и правовых учений. Заслуживают пристального внимания рассуждения ученого о том, что «... история политической и правовой мысли, как научная дисциплина, должна усилить внимание к вопросам квалифицированного изучения источников и, напротив, критически понимать роль интерпретаций»; «... квалифицированный читатель или исследователь стремится к тому, чтобы познаваемый источник воспроизводить максимально точно в соответствии с оригиналом ...»; «... характеристики новейшей истории правовой и политической мысли с оттенками «модерна» и его производных являются в основном эстетической спекуляцией, девальвирующей и деформирующей природу и характер юридической науки.» и т.д. Научный стиль статьи выдержан автором в полной мере.
Структура работы не вполне логична. Вводная часть статьи как таковая отсутствует -автор не обосновывает актуальность избранной им темы исследования, а формулирует основные тезисы, которые намерен развить в своем исследовании. В основной части работы ученый затрагивает вопрос о генезисе правовой науки как таковой, поднимает проблемы авторства тех или иных правовых идей и их интерпретаций, приводя многочисленные примеры, выделяя типы мышления, складывающиеся при изучении истории политических и правовых учений, формулируя свою позицию по ряду спорных вопросов и оформляя ее в стройную концепцию. Заключительная часть статьи содержит выводы по результатам проведенного исследования.
Содержание работы полностью соответствует ее наименованию и не вызывает особых нареканий. Исследование проведено на достаточно высоком академическом уровне и
вносит определенный вклад в развитие отечественной правовой науки. Библиография исследования представлена 16 источниками, в том числе на английском и немецком языках (монографиями и учебниками). Этого достаточно и с формальной, и с фактической точек зрения.
Апелляция к оппонентам имеется (она носит общий характер). Научная дискуссия ведется автором корректно, его позиции по спорным вопросам аргументированы в необходимой степени.
Выводы по результатам проведенного исследования имеются и заслуживают внимания читательской аудитории («Таким образом, классика нуждается в квалифицированном читателе, а не в интерпретациях...»; «Популярность интерпретационных подходов в эпоху «неклассической» науки и до нынешней поры ... формируют своего рода научный экспрессионизм - выражение эмоционального состояния исследователя вместо изображения правовой действительности»; «... возможность развития истории политической и правовой мысли как научной дисциплины и ее эвристического потенциала обусловлена не эстетической стилизацией или интерпретационными практиками в угоду нездоровому идеологическому оформлению преимуществ той или иной национально-региональной школы, а заключается в квалифицированном прочтении источников познания в этой области, постановке адекватных сравнительных задач, в повышении требований к отбору источников и разъяснению этого отбора»). Статья нуждается в дополнительном вычитывании автором. В ней встречаются опечатки, орфографические и стилистические ошибки.
Интерес читательской аудитории к представленной статье может быть проявлен, прежде всего, со стороны специалистов в сфере теории государства и права, истории политических и правовых учений при условии ее небольшой доработки: обосновании актуальности избранной темы исследования, раскрытии его методологии, совершенствовании структуры работы и устранении нарушений в ее оформлении.
