CC BY
46
УДК 008
Neretin O.P. CULTUROLOGICAL DISCOURSE IN THE EVALUATION OF THE MODERN SOCIAL TRANSFORMATIONS.
The article is about the culturological approach and discourse as a form of analysis and prognostic evaluation of the contemporary social reality.
Key words: cultorological discourse, culture as a lifestyle model of development of Russian society.
О.П. Неретин, канд. политических наук, директор Департамента науки и образования Министерства культуры Российской Федерации, г. Москва, E-mail: [email protected]
КУЛЬТУРОЛОГИЧЕСКИЙ ДИСКУРС В ОЦЕНКЕ СОВРЕМЕННЫХ СОЦИАЛЬНЫХ ТРАНСФОРМАЦИЙ
Рассматривается культурологический подход и дискурс как форма анализа и прогностической оценки современной социальной реальности.
Ключевые слова: культурологический дискурс, культура как образ жизни, модели развития российского общества.
Проблема концептуализации современной российской реальности средствами социальных наук представляет значительную сложность. Она встала в полный рост в период распада СССР, который не прогнозировался отечественными социальными мыслителями. Может быть, под влиянием этого стресса некоторые отечественные исследователи негативно оценивают способность современной отечественной социальной науки создавать адекватную картину социальной реальности. Отставание науки выражается в том, что на практике реформы происходят стихийно. Кордонский С. приходит к выводу, что существующие социологические, политологические, экономические разработки не обладают адекватными способами концептуализации социальной реальности. В них отсутствует соответствующий язык описания, а создаваемые проекты имеют статус образов «желаемого будущего». Эти продукты имеджевых политтехно-логий имеют манипулятивный смысл и плохо учитывают имеющиеся объективные предпосылки. Концептуальный аппарат заимствуется из западных учебников [1] и не соответствует сложившейся в России социальной и прочей стратификации.
Если мы обратим внимание на образ российской реальности, создаваемый современным социологическим дискурсом, то увидим, что он крайне неблагоприятен [2]. Социологический подход, опирающийся на марксистские концепты или на концепты теории стратификации рисует крайне пессимистическую картину социальной реальности современной России. Однако в этом образе абсолютно отсутствуют те концепты, которые отражают тенденции модернизации и связаны с социальной реальностью информационного общества.
В аспекте существующих социальных неравенств особое внимание необходимо обратить на то, что большая часть россиян убеждена в отсутствии в России адекватной оценки интеллектуальных усилий и квалификаций, а это делает неубедительными затраты, вкладываемые в формирование и накопление человеческого капитала. В результате в процесс реального инвестирования ресурсов в развитие человеческого капитала вовлекается весьма незначительная часть наших сограждан.
Фиксируется рост недовольства россиян повседневной ситуацией в социальной сфере на фоне сравнительно благоприятной экономической обстановки в стране. Значительную часть общества уже не устраивает социально-экономическая модель, которая предполагает стабильность без развития, стабильность без конвертации экономического роста в улучшение качества жизни, если не всех, то большинства граждан. Причем, по таким важным сторонам жизни, как бедность, социальная справедливость, ситуация с детскими дошкольными учреждениями, с высшим образованием, здравоохранением, жильем, экологией, личной безопасностью, доля критических оценок заметно превышает долю положительных.
Актуальной является задача смягчения социальной стратификации, без чего, с нашей точки зрения, либо понижается точка насыщения (приближается социальный взрыв), либо происходит социальная деградация больших слоев собственного населения, в том числе из-за роста смертности, люмпенизации, роста потребительства, социального иждивенчества, наркомании, алкоголизма и пр. [3].
Все социальные группы, за исключением высокодоходной, отмечают, что справедливости в обществе стало меньше, как
бы сигнализируя органам власти, что все реформы, и, прежде всего, реформы в социальной сфере, должны быть нацелены на обеспечение принципа общего блага, равных возможностей, и, наоборот, принцип «элитизации» доступа к качественным социальным услугам должен быть ограничен. Общий вывод М.К. Горшкова таков: результаты наших исследований свидетельствуют о заметном разрыве между общественными ожиданиями и реальной повседневностью в социальной сфере. Данные исследований ИС РАН показывают, что пока недовольство многих россиян носит безадресный характер. В обществе сформировалось устойчивое мнение о малой пользе общественного и политического участия и что наилучшей жизненной стратегией является организация в своем непосредственном окружении социальных, экономических ниш, в которых люди ощущают себя более или менее комфортно. Иначе говоря, среди большинства россиян сегодня явно доминирует ставка на самих себя либо на ближайший круг - семью, друзей, товарищей по работе и т. д., а сложившиеся отношения между государством и обществом все больше складываются по принципу «вы нас не трогайте, и мы вас трогать не будем» [4].
Таким образом, противоречие между возможностями и степенью их реализации - одно из основных в социальной структуре современного российского общества. Однако такого рода «дискурс неблагополучия» не дает рецептов выхода из неблагоприятной ситуации и не указывает на креативные силы модернизации. Кроме того, в случае абсолютного социального пессимизма остается непонятным отсутствие социального взрыва. Можно предположить, что в условиях исчерпанности мобилизационного потенциала кризис переместился в культурно-антропологическую область. В настоящее время происходит смена культурно-антропологического облика населения современной России за счет интенсивной миграции.
Как это ни парадоксально, но положительное значение «ситуации постмодерна» заключается в повышении роли культурологического дискурса для методологии социального и гуманитарного познания.
Если в экономической теории человек может быть представлен как «товар» (товар - рабочая сила), «социальный капитал», в политической теории как политический актор, то с точки зрения используемой нами теории человек - это культурно-историческое существо - «личность».
Точно также мы будем рассматривать общество и социальный процесс. Если с позиции «экономизма» общество есть функция производства, с точки зрения технократизма общество и общественный прогресс есть функция техники, например, информационных процессов, с точки зрения психоанализа человек и общественные движения являются продуктом витально-сексуальной либидозной энергии, то с точки зрения реализуемой нами культурологической концепции общество есть функция культуры.
В первую очередь это будет обозначать, что личность и общество мы будем анализировать как продукт реализации и функционирования культуры - культурных норм, ценностей и пр. Основными потребностями и заботами человека также будут представлены культурные потребности, интересы и цели деятельности. Соответственно, все основные проблемы и противоречия общественной системы по имени «Россия» будут тракто-
ваться как генетически и функционально уходящие своими корнями в культуру.
Генетически современная Россия восходит к тем трансформациям, которые произошли в ходе деконструкции (перестройки) СССР. Россия обрела свой новый статус в результате изменения советского культурного пространства в постсоветское и перехода двуполюсного мирового сообщества в многополюсное.
С точки зрения избранного нами культурологического подхода произошедшая деконструкция была закономерным процессом. Любая деконструкция есть результат некоторых противоречий: в рассматриваемом нами аспекте современная Россия возникла в результате разрешения основного культур-но-цивилизационного противоречия СССР - противоречия между сложившейся формой культуры и ее цивилизационными формами реализации. Идеологически советская культура опиралась на идею прогресса, гуманизма, всестороннего и гармонического развития личности. Цивилизационно эта форма культуры была облечена в рамки закрытого общества, автократические формы его организации, технологические и организационные формы, жестко соответствующие централизованному индустриальному обществу.
Потребности экономико-технологического характера на стадии перехода к информационному обществу требовали иной социальной и культурной организации. Однако существующие формы политической и идеологической культуры в своих авторитарно-бюрократических формах тормозили диверсификаци-онные процессы. Поскольку СССР входил в число ведущих мировых держав, то противоречие между существующей формой культуры и потребностями цивилизационного развития не заставило себя ждать, так как педалировалось международными, глобальными тенденциями. Диверсификация социокультурного пространства по имени «СССР» произошла через его переструктурирование - распад прежней формы социокультурных связей и конструирование новых форм социокультурных общностей.
Итак, основное противоречие - культуры и цивилизации -разрешилось путем создания новых социокультурных общностей. То, что такое противоречие характерно для продвинутых социумов этого периода, хорошо продемонстрировано разными исследователями, например, в произведениях А. Тоффлера, Ф. Фукуямы [5] и др. Так, Ф. Фукуяма всесторонне доказывает, что в течение второй половины XX века в США - так же, как и в других экономически развитых странах - постепенно был осуществлен переход к тому, что получило название «информационное общество», «век информации» или «постиндустриальная эра» и что составило резкий динамический рывок в межпоколенной сфере. Футуролог Элвин Тоффлер дал этому переходу название «Третья волна», полагая, что в конечном итоге она будет так же логична и последовательна, как и две предыдущие волны в человеческой истории: переход от охоты и собирательства к земледелию, и далее - переход от земледелия к промышленному производству.
Этот переход состоит из ряда связанных друг с другом элементов. В экономике производство как источник богатства все в большей степени заменяется сферой обслуживания. Типичный работник информационного общества занят не в сталелитейном цехе или на автомобильной фабрике, а в банке, в фирме программного обеспечения, в ресторане, университете или в агентстве социального обслуживания. Роль информации и интеллекта, воплощенных как в людях, так и во все более умных машинах, становится всеобъемлющей, а умственный труд все шире заменяет труд физический. Производство глобализируется по мере того, как недорогие информационные технологии делают все более легким распространение информации через национальные границы, а средства быстрой связи - телевидение, радио, факс и электронная почта - размывают границы устойчиво существовавших в течение долгого времени культурных сообществ. Иерархии всех видов, и политические, и корпоративные, подвергаются давлению и начинают распадаться. Власть больших, негибких бюрократических образований, которые стремились посредством правил, предписаний и принуждения контролировать все и вся в пределах своей сферы влияния, была подорвана переходом к экономике, основанной на знании; это способствует росту самостоятельности индивида, обретаемой благодаря доступу к информации [6].
По мере эволюционного развития локальных цивилизаций происходят различные системно-структурные видоизменения устойчивых алгоритмов, при сохранении культурного ядра «матрицы». Так процесс всемирной глобализации связывает между
собой локальные цивилизации все более тесными узами в культуре, информации, политике. Перед ними встает перспектива интеграции в мировое «информационное» сообщество. Развитие локальных обществ в современную эпоху обеспечивается равноценным многообразием алгоритмов «матрицы» цивилизации. При подобном рассмотрении динамики локальных цивилизаций попытки на практике развиваться с опорой на «монофактор» бесперспективны. К тому же, если он понимается как экономический фактор, то такая точка зрения ограничивает в целом систему социокультурных, коммуникативно-информационных, технологических, ценностных, этнопсихологических, политико-правовых, этико-религиозных, эстетико-художественных социокодов.
В то же время, как это ни парадоксально, но при всех сложностях, которые переживает Россия, наступление информационного общества может облегчить процесс устроения российской цивилизации. Постиндустриальное общество в своем развитии использует культурное разнообразие. Оно может пользоваться сохранившимися элементами архаичных культур, включая всё многообразие, которое дают российская гетерогенность и многонациональность. Возможность соединения многообразия и тех неорганических накоплений, которые мы имеем, с информационными технологиями, механизмами, культурными установками дает России шанс на успешный выход из возникших сложностей. Информационная цивилизация порождает структуры диверсифицированного, сетевого общества [7], которые в определенных условиях могут быть полезными для модернизации российского социума. Кроме того, направление самих трансформаций как для авторитарно-социалистических, так и для империалистических социумов хорошо спрогнозировано в «теориях конвергенции», в теориях так называемого «единого индустриального общества» [8].
Но коснулось ли произошедшее российской культуры? Можем ли мы сказать, что «перестройка», и есть результат кризиса самой советской культуры. Многие могут возразить и такова безоговорочно позиция А.А. Проханова [9], отстаивающего мысли о том, что СССР - это страна самой передовой культуры -образования, науки, искусства и пр.
Конечно, многое зависит от того, как понимать вообще культуру. Иногда приводят факты, противоречащие рассматриваемым нами, что, мол, в эпоху социального и политического кризиса может наблюдаться расцвет поэзии, музыки, театра и пр. видов искусства, его новаторских форм. Наша позиция заключается в другом. Мы считаем, в рамках рассматриваемого нами подхода и принятых идеализаций, что кризис коснулся оснований самого общественного строя - его образа жизни. А культура и есть та форма, которая задает и организует образ жизни людей. «Культура» при этом понимается как образ жизни, механизм адаптации членов этноса к внешней реальности и адаптации реальности к потребностям этноса.
Современная среда очень изменчива и подвижна, а генетические возможности приспособляемости человека почти исчерпаны. Поэтому для комфортного, благополучного существования человека необходимо тесное динамическое единство человека и окружающих условий существования. В связи с этим встаёт проблема образа жизни. Образ жизни человека - это вся совокупность способов жизнедеятельности, способов существования человека в рамках некоторых природно и социально лимитирующих факторов. Качество жизни - это мера взаимодействия между социумом (этносом) и лёгкостью или затруднённостью удовлетворения потребностей. Качество жизни чаще всего определяют по степени удовлетворения основных материальных потребностей людей. В более широком плане - качество жизни есть мера благополучного существования человека при данных условиях. При этом, человеку и человечеству свойственно в целом стремление к неограниченному росту потребностей. Качество жизни обеспечивается динамическим равновесием индивида со средой, совпадением жизненных стереотипов и возможностей их реализации. Нижний предел обеспечения потребностей тоже очевиден. Этим критерием является ухудшение здоровья и гибель индивида. Снижение качества жизни является главным фактором социального стресса и ухудшения показателей здоровья. Рост смертности, заболеваний, сокращение продолжительности жизни есть свидетельство того, что лимитирующие рамки среды очень сузились. При этом кризис адаптационного механизма есть не частный показатель, а показатель кризиса этнической культуры социума. Он может быть частью сложного, системного кризиса в обществе. «Вызов» (А. Той-
нби) всегда является результатом кризиса образа жизни. Он может иметь различную природу - внешнюю и внутреннюю, экономическую, экологическую, геополитическую, военную, политическую и др.
Сущность современного российского кризиса можно обозначить как антропологический кризис. Одно из главных его проявлений - это кризис семьи, повлиявший и на отрицательный прирост населения. Это не просто демографическое эхо войны или результат перехода к более высокому уровню жизни. С нашей точки зрения, это является кризисом образа жизни, проявляющегося в распаде семейных ценностей, росте индивидуализма, эгоизма, потребительства.
Пагубной причиной и показателем деградации образа жизни и деформации продуктивных жизненных ценностей является высокий уровень преступности. Высокий уровень преступности может послужить причиной того, что обычно законопослушные и придерживающиеся норм члены общества начинают испытывать недоверие к другим и потому менее охотно взаимодействуют с ними на самых различных уровнях.
Некоторые авторы, например В.Н. Орлов и О.И. Карпухин, еще в 1990 году писали об отчуждении культуры в условиях государственного социализма в СССР [10]. В конце 1989 года журнал «Социологические исследования» организовал в Ленинграде круглый стол редакции на тему «Отчуждение при социализме». Обсуждались экономические, социальные, политические, психологические аспекты проблемы. Особое внимание было уделено фактам проявления отчуждения в молодежной среде. Речь шла в традиционном ключе - от «отчуждения в сфере труда» к «отчуждению в сфере досуга», от анализа «массовидных» форм отчуждения к «личностному» их измерению. Они считают, что культурологический аспект проблемы выпал из поля зрения ее участников.
В своей статье В.Н. Орлов и О.И. Карпухин предложили другой подход к проблеме - не от отчуждения труда к отчуждению в культуре, а напротив, от «отчужденной» культуры к «отчужденному» труду. Тем самым был предложен нетрадиционный подход к ее решению, который предполагает строить анализ, исходя, прежде всего, из фактов культуры в контексте актуальной тогда темы «культура и перестройка». Ученые размышляли, как правило, об экономико-политических сторонах перестройки, а вот о ее культурных, нравственных и эстетических аспектах больше умалчивали.
Перевод проблемы «культура и перестройка» в ракурс «культура и отчуждение» в условиях государственного социализма в СССР как раз и есть характеристика состояния Вызова. Это нашло выражение в отчуждении культуры от труда: культура стала существовать как бы сама по себе и для себя, а работники материального производства постепенно стали относиться к культуре безразлично, как к чуждому, далеко не всегда понятному для них явлению. В 1920-30-е годы был создан барьер культурно-просветительными учреждениями, которые превратили творческую деятельность в «культурно-просветительскую работу», призванную повышать уровень духовного «обслуживания» населения, т. е. заполнять досуг культурными поделками, называемыми результатами «народного творчества». Произошла дифференциация, точнее - «элитизация»: для одних по-прежнему были доступны театры, концерты, для других - клуб на долгие годы стал единственным «очагом культуры», если учесть, что он «культурно» обслуживал преимущественно тех, кто постоянно проживал в общежитиях, т. е. в антисоциальных и антикультурных условиях.
Отчуждение выразилось и в появлении и бурном развитии «альтернативной» культуры, существующей помимо и вне государственных и профсоюзных учреждений. Примером тому может служить возросшая популярность авторской песни, увеличение количества студий, рок-ансамблей и т.п. Развитие административно-командной, бюрократической системы привело в определенной степени к стагнации культуры, ее застою, развитию так называемого соц-, а может быть, «сюр»-реалистичес-кого искусства, предназначенного для воспроизводства механизмов тоталитарного этатизма. Понятно, что у населения со вкусами эрзацкультуры нет потребности в высоком художественном дизайне бытовой техники, транспорта и пр. С другой стороны, недаром отечественные дизайнеры десятилетиями не имели стимула к разработке высокохудожественных качеств бытовой и пр. техники. Можно согласиться с Орловым и Карпухиным, что отчуждение культуры от человека выражается, прежде всего, в том, что она фактически перестала оказывать эффектив-
ное воздействие на духовное, нравственное развитие личности, а личность перестала испытывать потребность в культуре, в обладании ее ценностями. Как свидетельствуют данные отраслевой социологической службы Министерства культуры РСФСР, десятая часть взрослого населения краевых и областных центров оказывается полностью или почти полностью вне сферы деятельности и влияния учреждений культуры и искусства, обходится без них [11].
Современный антропологический кризис есть в терминологии культурно-исторических типов очередной Вызов, не справившись с которым социум по имени «Россия» исчезнет. Подчеркиваем, речь идет не просто о задачах экономической или технологической модернизации, как это иногда представляют некоторые авторы, сводя все к проблеме технологических инноваций [12].
Советский тоталитаризм и авторитаризм был политической, организационной и идеологической формой мобилизационной культуры, которая способствовала переходу России (СССР) на индустриальную стадию экономики. Однако, как и всякая мобилизационная форма, она может действовать лишь ограниченное время и не может являться формой «нормальной жизни». Нормализация может происходить за счет создания соответствующих культурно-институциональных норм и ценностей - соответствующих форм трудовой, правовой, нравственной, политической, эстетической культуры. Не завершив этот процесс, Россия (СССР) оказалась втянутой в глобализационные формы трансформации.
С начала 70-х до начала 90-х годов по Латинской Америке, Европе, Азии и по бывшему коммунистическому миру прокатилась волна возникновения новых демократических режимов. Она стала дальнейшей манифестацией либеральных эгоистических ценностей. Однако в таких странах, как Россия, «Великий разрыв», с нашей точки зрения, сопряжен еще с рядом обстоятельств. К ним относятся: а) кризисность российского социума; б) крайняя неравномерность экономического развития регионов и отраслей, центра и периферии; в) низкое качество (уровень) социального капитала; г) значительные деформации социализации; д) высокий уровень социального неравенства и отчуждения; е) неравномерность условий существования - жизни и быта.
Существующий тип организации российского социума и тип личности утратил способность к инновациям, пассионарным толчкам, революционным взрывам. Социальная энергия не имеет преимущественной реализации в область социальных, экономических, культурных самореализаций индивида. Ответ на Вызов в очередной раз с 1960 года не найден. Попытка перестройки и ускорения 1985 года оказалась неудачной. Физическое вымирание доминирующего этноса на геополитическом пространстве России есть свидетельство отсутствия Выхода. Обращение к традиционным религиям пока лишь консервирует ситуацию, но не дает Ответа на Вызов.
Сложность положения России в том, что она сама находится с 1990 гг. в состоянии кризиса. Экономический и социальный уклад, сформировавшийся в течение 1990-х годов совмещает в себе самые различные и, казалось бы, несовместимые «фрагменты» [13]: технологически передовой постиндустриализм и квазирынки, возродившуюся архаику и натуральный обмен, криминальную экономику, подневольный труд, индустриализацию, постиндустриализацию и деиндустриализацию. Такое экономическое и технологическое разнообразие создает ниши для социализации личности как в позитивном, так и в самом негативном направлении. В развитых странах 70 % прироста ВВП происходит за счет наукоемкого производства. Доля России на мировом рынке хайтека - около 1 %. Бюджет всей российской науки составляет 2 млрд дол., а в Китае - 28 млрд дол. Россия регистрирует в 10 раз меньше патентов, чем Япония, в 6 раз меньше патентов, чем США, в 2 раза меньше, чем маленькая Корея. Из этих немногих изобретений у нас внедряется только 0,5 %. Результативность науки вычисляется как сальдо экспорта-импорта технологий. У России этот показатель «-361», у США - «+24 844» [14]. Если к этому добавить, что в России в 2003 г. исследованиями и разработками было занято 858 470 человек, а в США около 5 млн, то сложно думать о мировых приоритетах. Профессор В. И. Тарушкин отмечает: «Сегодня мировой рынок новых прорывных технологий и научной продукции - самый привлекательный и прибыльный. Ежегодный оборот на таком рынке составляет почти 3 трлн дол., что в несколько раз превышает оборот всех сырьевых ресурсов, включая нефть. И вот из такого "пирога" США получает 39 %, Япония - 30, Германия - 16, а доля России составляет лишь 0,3 %». И далее: «В ведущих
странах доля науки, образования, прогрессивных и наукоемких технологий, т. е. составляющих научно-технического прогресса в валовом внутреннем продукте, достигает 95 %, а в России не превышает 5-10 %» [15].
Мы хотели бы прокомментировать это так, что в технологически продвинутых странах гуманитарная составляющая прогресса, основанная собственно на достижениях познания и культуры - образовании и науки, - доминирует, а ведущими формами производства являются человекоцентричные, ориентированные на человека.
Одна из особенностей современного социального порядка России заключается в том, что социальный разрыв, возникающий под влиянием экономико-технологических изменений, обусловлен не внутренней, а внешней инновационной волной. Человеческий капитал современной России во многом не подготовлен для потребностей информационной цивилизации. Другими словами, по определенным причинам та форма культуры (и образа жизни), которая доминировала в стране, не соответствует передовым образцам культуры супериндустриального и информационного общества.
Элементарным примером является современная автомобилизация. С удовольствием пересаживаясь в «Тойоты» и «Фольксвагены» россияне, в лице своих топ-менеджеров, оказались элементарно не способными перенять зарубежный опыт упорядочивания дорожного движения и обеспечения нормальных парковок. Кроме того, процессы вестернизации, обуржуазивания ценностей и коммерциализации отношений обострили их переоценку небывало, фактически показали несостоятельность мифов соборности, духовности, особой души. Общий низкий уровень социального капитала (читай «культуры») в стране обнаруживается то тут, то там в самых разных формах. Можно сказать, что уровень, характер и состояние культуры личности, востребованной видами и уровнем деятельности супериндустриального и информационного общества, остаются нетипичными для российского общества. И напротив, типичным остается неумение создать продукты высочайшего дизайнерского (читай культурного) уровня, например, в области автомобилестроения; безобразная производственная и технологическая культура, примерами чего могут быть Чернобыльская авария и авария на Саяно-Шушенской ГЭС, теплоходе «Булгария» и др.; низкий уровень обыденной, повседневной культуры и др. Попытка заменить мораль законом оказывается никчемной, так как отсутствие нравственной подосновы права делает невозможным саморегуляцию социального капитала, а право все ситуации предусмотреть не в состоянии.
О тупиковом характере современного образа жизни (читай «культуры») и сопутствующей ему социализации говорит современная демографическая ситуация. Социологи и демографы давно уже предупреждают о депопуляции: чтобы страна не вымирала, каждая российская семья должна рожать 2,8 детей. А у нас этот показатель равен 1,8 (ср.: в Африке - 5 детей в среднем на женщину). При этом, только 6,6 % семей с тремя и более детьми, и, если к ним добавить 28 % с двумя детьми, получается, что только одна треть российских семей выполняет репродуктивную функцию [16].
Балашов Л. Е. полагает, что болевая точка современной цивилизации и ее конфликта с культурой в том, что не удается соединение двух важнейших факторов жизни: нормального воспроизводства населения и развития цивилизации. Мы уже говорили о конфликте культуры и цивилизации, который в условиях современной России проявляется в самых разных формах. Низкая рождаемость, вымирание в нашем случае являются резуль-
Библиографический список
татом разрушения традиционной культуры и нецивилизованности. Под нецивилизованностью мы имеем в виду низкий уровень культуры, потребной для постиндустриального общества, а также то, что современное российское общество в числе ведущих приоритетов имеет не семью и ребенка, а обогащение, наслаждение. И напротив, мы видим, что социумы типа современного индийского или китайского сохраняют как высокую рождаемость на основе культа семьи, так и потенциал прорыва в информационное общество. При этом, бесспорен такой факт, как ухудшение благосостояния российской семьи в результате рождения ребенка, труд родителей по-настоящему не оценен обществом [17]. Поэтому мы считаем, что можно говорить об антропологическом кризисе как современной цивилизации, так и России. Однако сказанное не означает, что проблема народонаселения не будет решена в России. Явно, что она будет решаться за счет миграции, как это делается в старой Европе. При этом очевидно изменение физического и культурного антропологического облика российского человека в ближайшем столетии (десятилетиях).
Сохранит ли Россия свою целостность при этом? Это, опять-таки, вопрос культурологический - вопрос о культурной идентичности населения на геополитическом пространстве по имени «Россия». Эта болевая точка отечественной культуры тесно связана с проблемами социализации и ассимиляции мигрантс-ких общностей.
В современных условиях происходит прагматизация и коммерциализация системы образования - ориентация почти исключительно на подготовку специалистов-профессионалов. При этом упускается из виду то, что отечественное образование осуществляет не только профессиональную социализацию, но и гражданскую социализацию, в том числе отвечающую за российскую идентичность [18]. Для России понятие «образование» включает традиционно единство школы, как таковой, фундаментальной науки, как неотъемлемой основы для подготовки специалистов, и гуманитарной культуры, как основы духовного единства народов, населявющих Россию. Весь комплекс гуманитарного знания в целом является средством создания той среды, которая и образует ценности цивилизационного феномена по имени «Россия». Поэтому, с точки зрения модернизационных задач ведущим звеном является продвижение в гуманитарной сфере: наука, образование, культура, образ жизни.
Модернизация социокультурной сферы имеет также альтернативные варианты. Взаимодействие альтернатив является залогом генерирования новых продуктивных направлений. В то же время, это не означает отсутствия культурных доминант. Так, с точки зрения К. Э. Разлогова, основные прогностические модели будущего России с культурологической точки зрения таковы [19]: 1) победа культурного консерватизма и попытка стабилизации страны на основе ее особого пути, что продлевает существование страны на 50-100 лет; 2) прямое подчинение глоба-лизационным тенденциям и превращение в мировую культурную провинцию; 3) интеграция в мировое сообщество на равных правах через приоритетное развитие достижений информационной и отечественной культуры.
К сожалению, развитие пока идет в рамках первого и второго вариантов.
Таким образом, существуют различные варианты прогнозных моделей для будущего России. Основной позитивный выход находится в рамках не сырьевой и даже не в рамках экономической, а в рамках культурологической модели, ориентированной на продвижение в одну из альтернативных форм постиндустриальной цивилизации.
1. Кордонский, С. Социальная реальность современной России [Э/р]. - Р/д: http://polit.ru/article/2004/05/11/kordon/
2. Горшков, М. К. Российское общество как новая социальная реальность. Вместо предисловия // Россия реформирующаяся. Ежегодник / отв. ред. М.К. Горшков. - М., 2007. - Вып. 6.
3. Литвинов, В.А. Социальная стратификация и уровень жизни в современной России // Россия и современный мир. - 2008. - № 2 (59).
4. Подробнее см. в аналитическом докладе ИС РАН «Социальные неравенства в социологическом измерении». - М., 2006.
5. Бэлл, Д. Социальные рамки информационного общества // Новая технократическая волна на Западе. - М., 1983; Bell, D. The Social Framework of the Information Society. - Oxford, 1980; Сорокин, П. Человек. Цивилизация. Общество. - М., 1992.; Masuda, J. The Information Society as Post-Industrial Society. - Wolrd Future Society, 1981; Castells, M. The Information Age: Economy, Society and Culture. - Vol. I-III. - Oxford: Blackwell Publishers, 1996-1998; Тоффлер, О. Третья волна. - М., 2002.; Фукуяма, Ф. Великий разрыв / пер. с англ.; под общ. ред. А.В. Александровой. - М., 2004.
6. Фукуяма, Ф. Великий разрыв.
7. Kastels, M. Information Age: Economy, Society and Culture. - Oxford, 1996-1998. - Vol. I-III.
8. Теории конвергенции Р. Арона, Д. Гэлбрэйта и др.
9. Программа «Особое мнение» на радио «Эхо Москвы»: «...советская культура - это была культура большого стиля. Как только рухну-
ла советская культура, мы живем в атмосфере абсолютного бескультурья, бессмыслицы, невежества, в отсутствии крупных идей культурных, философских и научных» [Э/р]. - Р/д: http://www.echo.msk.ru/programs/personalno/669729-echo/
10. Орлов, В. Н., Карпухин О.И. Культура и отчуждение // Социологические исследования. - 1990. - № 8.
11. Участие населения краевых и областных центров РСФСР в культурной жизни (некоторые итоги социологического исследования). -М., 1987.
12. Гриценко, В.П. Кризис социального порядка в связи с технологической революцией и экономическим кризисом: Материалы круглого стола на тему «Взаимоотношение личности и общества в условиях социально-экономической нестабильности» // Общество и право.
- 2009. - № 5(27).
13. Покровский, Н.Е. Транзит российских ценностей: нереализованная альтернатива, анатомия, глобализация // Глобализация и постсоветское общество / ред. А. Согомонов, С. Кухтерин. - М., 2001.
14. Лесков, С. Академия на медленном огне // Изв. - 2006. - 29 июня.
15. Тарушкин, В.И. Интеллектуальный потенциал России. Нужна национальная стратегия создания конкурентоспособной научной продукции [Э/р]. - Р/д: http:// w ww. c e n t e r . r u / r i a s i t e / i n d e x . p h tm l ? page=1 &tbl=tb_88&id=992/
16. [Э/р]. - Р/д: http://vip.subscribe.ru/person/390
17. Балашов, Л.Е. Человечеству грозит гибель от депопуляции, если... (арабески мысли, отрывки из книг, рукописей). - М., 2009.
18. Садовничий, В. А. Выступление ректора Московского государственного университета им. М.В. Ломоносова на Всероссийском совещании заведующих кафедрами гуманитарных и социально- экономических дисциплин. - М., 2003. - 20-21 нояб.
19. Разлогов, К.Э. Государственная политика в сфере культуры // Культура России: Информационно-аналитический сборник 2010 года. -М., 2010.
Bibliography
1. Kordonskiyj, S. Socialjnaya realjnostj sovremennoyj Rossii [Eh/r]. - R/d: http://polit.ru/article/2004/05/11/kordon/
2. Gorshkov, M. K. Rossiyjskoe obthestvo kak novaya socialjnaya realjnostj. Vmesto predisloviya // Rossiya reformiruyuthayasya. Ezhegodnik / otv. red. M.K. Gorshkov. - M., 2007. - Vihp. 6.
3. Litvinov, V.A. Socialjnaya stratifikaciya i urovenj zhizni v sovremennoyj Rossii // Rossiya i sovremennihyj mir. - 2008. - № 2 (59).
4. Podrobnee sm. v analiticheskom doklade IS RAN «Socialjnihe neravenstva v sociologicheskom izmerenii». - M., 2006.
5. Behll, D. Socialjnihe ramki informacionnogo obthestva // Novaya tekhnokraticheskaya volna na Zapade. - M., 1983; Bell, D. The Social Framework of the Information Society. - Oxford, 1980; Sorokin, P. Chelovek. Civilizaciya. Obthestvo. - M., 1992.; Masuda, J. The Information Society as Post-Industrial Society. - Wolrd Future Society, 1981 ; Castells, M. The Information Age: Economy, Society and Culture. - Vol. I-III.
- Oxford: Blackwell Publishers, 1996-1998; Toffler, O. Tretjya volna. - M., 2002.; Fukuyama, F. Velikiyj razrihv / per. s angl.; pod obth. red. A.V. Aleksandrovoyj. - M., 2004.
6. Fukuyama, F. Velikiyj razrihv.
7. Kastels, M. Information Age: Economy, Society and Culture. - Oxford, 1996-1998. - Vol. I-III.
8. Teorii konvergencii R. Arona, D. Gehlbrehyjta i dr.
9. Programma «Osoboe mnenie» na radio «Ehkho Moskvih»: «...sovetskaya kuljtura - ehto bihla kuljtura boljshogo stilya. Kak toljko rukhnula sovetskaya kuljtura, mih zhivem v atmosfere absolyutnogo beskuljturjya, bessmihslicih, nevezhestva, v otsutstvii krupnihkh ideyj kuljturnihkh, filosofskikh i nauchnihkh» [Eh/r]. - R/d: http://www.echo.msk.ru/programs/personalno/669729-echo/
10. Orlov, V. N., Karpukhin O.I. Kuljtura i otchuzhdenie // Sociologicheskie issledovaniya. - 1990. - № 8.
11. Uchastie naseleniya kraevihkh i oblastnihkh centrov RSFSR v kuljturnoyj zhizni (nekotorihe itogi sociologicheskogo issledovaniya). - M., 1987.
12. Gricenko, V.P. Krizis socialjnogo poryadka v svyazi s tekhnologicheskoyj revolyucieyj i ehkonomicheskim krizisom: Materialih kruglogo stola na temu «Vzaimootnoshenie lichnosti i obthestva v usloviyakh socialjno-ehkonomicheskoyj nestabiljnosti» // Obthestvo i pravo. - 2009. - № 5(27).
13. Pokrovskiyj, N.E. Tranzit rossiyjskikh cennosteyj: nerealizovannaya aljternativa, anatomiya, globalizaciya // Globalizaciya i postsovetskoe obthestvo / red. A. Sogomonov, S. Kukhterin. - M., 2001.
14. Leskov, S. Akademiya na medlennom ogne // Izv. - 2006. - 29 iyunya.
15. Tarushkin, V.I. Intellektualjnihyj potencial Rossii. Nuzhna nacionaljnaya strategiya sozdaniya konkurentosposobnoyj nauchnoyj produkcii [Eh/ r]. - R/d: http:// w ww. c e n t e r . r u / r i a s i t e / i n d e x . p h tm l ? page=1&tbl=tb_88&id=992/
16. [Eh/r]. - R/d: http://vip.subscribe.ru/person/390
17. Balashov, L.E. Chelovechestvu grozit gibelj ot depopulyacii, esli. (arabeski mihsli, otrihvki iz knig, rukopiseyj). - M., 2009.
18. Sadovnichiyj, V. A. Vihstuplenie rektora Moskovskogo gosudarstvennogo universiteta im. M.V. Lomonosova na Vserossiyjskom sovethanii zaveduyuthikh kafedrami gumanitarnihkh i socialjno- ehkonomicheskikh disciplin. - M., 2003. - 20-21 noyab.
19. Razlogov, K.Eh. Gosudarstvennaya politika v sfere kuljturih // Kuljtura Rossii: Informacionno-analiticheskiyj sbornik 2010 goda. - M., 2010.
Статья поступила в редакцию 20.12.11
УДК 008
Neretin O.P. CULTUROGICAL DISCOURSE IN UNDERSTANDING THE CONTEMPORARY SOCIAL REALITY. The article reviews the culturological approach and discourse as a form of analysis and prognostic evaluation of the contemporary social reality.
Key words: cultural studies discourse, culture as a way of life, patterns of development of Russian society.
О.П. Неретин, канд. политических наук, директор Департамента науки и образования Министерства культуры Российской Федерации, г. Москва, E-mail: [email protected]
КУЛЬТУРОЛОГИЧЕСКИЙ ДИСКУРС В ПОЗНАНИИ СОВРЕМЕННОЙ СОЦИАЛЬНОЙ РЕАЛЬНОСТИ
Рассматривается культурологический подход и дискурс как форма анализа и прогностической оценки современной социальной реальности.
Ключевые слова: культурологический дискурс, культура как образ жизни, модели развития российского общества.
Как это ни парадоксально, но положительное значение «ситуации постмодерна» заключается в повышении роли культурологического дискурса для методологии социального и гуманитарного познания.
Если в экономической теории человек может быть представлен как «товар» (товар - рабочая сила), «социальный капитал», в политической теории - как политический фактор, то с точки
зрения используемой нами теории человек - это культурно-историческое существо - «личность».
Точно также мы будем рассматривать общество и социальный процесс. Если с позиции «экономизма» общество есть функция производства, с точки зрения технократизма общество и общественный прогресс есть функция техники, например, информационных процессов, с точки зрения психоанализа чело-
