CC BY
250УДК 911
КУЛЬТУРНЫЕ ЛАНДШАФТЫ, ИХ МЕСТО В СПИСКЕ ВСЕМИРНОГО НАСЛЕДИЯ И ПЕРСПЕКТИВЫ РОССИЙСКОГО ПРЕДСТАВИТЕЛЬСТВА
М.Е. Кулешова
culturalandscape @ mail.ru г. Москва, Россия
Аннотация. Представлены результаты аналитических исследований автора по динамике состава Списка объектов всемирного наследия ЮНЕСКО, а именно по культурно-ландшафтным номинациям за последние 12 лет. Обсуждаются наблюдаемые тенденции изменения состава официально признанных культурных ландшафтов, а также формально не относимых к данной категории объектов, но имеющих основания рассматриваться в этом качестве — их предлагается называть латентными. В этой связи автор уточняет некоторые рабочие дефиниции, поскольку невнятность в понятийно-терминологической системе провоцирует появление псевдонаучных логических конструкций. Рассматриваются перспективы включения российских культурных ландшафтов в Список всемирного наследия.
Ключевые слова: культурный ландшафт, охрана наследия, культурно-ландшафтный подход к охране наследия, анализ Списка всемирного наследия, латентные культурные ландшафты, российские объекты всемирного наследия.
Для цитирования: Кулешова М.Е. Культурные ландшафты, их место в списке Всемирного наследия и перспективы Российского представительства. Наследие и современность = Heritage and Modern Times. 2018;1(4):111-130.
Согласованность понятийно-терминологической системы как условие согласованности действий
Различные культурно-ландшафтные школы и различные исследователи формулируют, как правило, свои определения категории «культурный ландшафт». Каждое из них имеет свою специфику и отражает определённую точку зрения, однако следует отметить и присущее им важное качество - все они обладают внутренней непротиворечивостью, составляя некий консорциум исследовательских парадигм [1]. Но культурный ландшафт за последние 25 лет стал достаточно модным и широко употребляемым термином, что непосредственно связано с обособлением этой категории в ряду объектов Всемирного наследия ЮНЕСКО. Понятие приобрело культуроохранительные функции, широко вошло в практику охраны наследия, а расплывчатость конвенциональных формулировок (они не бывают «жесткими», дабы с ними согласились все участники международного соглашения) дала повод для трактовок, не обременённых базовыми знаниями об этом феномене. Выйдя в практику проектирования охраны наследия, ложные
представления об объекте могут дать и уже дают колоссальный негативный эффект. Поэтому понятийно-терминологическая конкретность - не околонаучный каприз, а условие научно состоятельных прикладных разработок, направленных на выявление, сохранение и актуализацию культурных ландшафтов в качестве феноменов наследия.
В ряду международных соглашений, определяющих политику охраны культурных ландшафтов, ведущее место принадлежит Конвенции о всемирном наследии ЮНЕСКО, применение которой регулируется постоянно обновляемыми Руководящими указаниями [2]. Именно в рамках данного документа в 1992 г. было зафиксировано определение: культурные ландшафты - «совместные творения человека и природы. <...> Они иллюстрируют эволюцию человеческого сообщества и поселений во времени, происходившую под влиянием вынужденных обстоятельств и/или возможностей, заключающихся в окружающей природной среде, а также последующих социальных, экономических и культурных процессов, как внешних, так и внутренних». Было выделено три вида культурных ландшафтов - целенаправленно сформированные, эволюционировавшие и ассоциативные. В развитие и пояснение Руководящих указаний под эгидой ЮНЕСКО было составлено несколько аналитических отчётов с методическими рекомендациями в отношении культурных ландшафтов [3; 4; 5].
Важные аспекты сохранения и управления ландшафтами заключает в себе Европейская ландшафтная конвенция (Совет Европы, 2000), согласно её тексту «ландшафт означает часть территории, в том смысле как она воспринимается таковой людьми, отличительные черты которой являются результатом действия или взаимодействия природных и / или человеческих факторов». Хотя данное международное соглашение посвящено любым ландшафтам, тем не менее ознакомление с её текстом и прилагаемым руководством [6] не оставляет сомнений, что основным объектом его регулирования являются именно культурные ландшафты, ведь ландшафты Европы претерпели длительную эволюцию под влиянием многочисленных культурных практик. Представление о культурных ландшафтах как наследии способствовало расширению представлений о наследии в целом. Под влиянием этих идей в рамках СЕМАТ (Совет Европейской конференции министров регионального планирования) было подготовлено, широко распространено и поддержано секретариатом Европейской ландшафтной конвенции Руководство по сельским ландшафтам [7], в развитие которого многие европейские страны разработали собственные национальные руководства. Россия пока не присоединилась к этой конвенции, поскольку она требует введения целого ряда демократических процедур на уровне государственного управления. Однако собственный вариант рекомендаций по сельским культурным ландшафтам мы разработали и внесли свою лепту в приобщение россий-
ских специалистов к основным идеям ландшафтной консервации - как европейским, так и мировым [8].
В этой связи отметим интерес международных природоохранных организаций к ландшафтной проблематике. Так, Международный союз охраны природы (IUCN) все охраняемые территории мира разделяет на шесть ведущих категорий - как по строгости режимов охраны, так и по специфике охраняемых объектов. Среди них категория V - это охраняемые ландшафты, наземные (landscape) и морские (seascape), для которых под эгидой IUCN разработан методический инструментарий - Руководство по управлению 5-й категорией охраняемых территорий [9]. Охраняемый ландшафт рассматривается как «область суши, включая примыкающие морские побережья и акватории, где взаимодействие человека и природы с течением времени привело к образованию территории особого характера, представляющей исключительную эстетическую, экологическую и/или культурную ценность и обладающую зачастую высоким биологическим разнообразием». Из чего следует, что рассматривается именно культурный ландшафт в понимании ЮНЕСКО.
В системе нематериального мирового наследия выделяется категория культурных пространств, которые мы предлагаем рассматривать в качестве если не аналога культурным ландшафтам, то близко корреспондирующей категории, что неоднократно отмечалось в публикациях с привлечением соответствующих примеров [10]. Определение категории культурного пространства в Конвенции о нематериальном наследии ЮНЕСКО и сопутствующих ему руководствах не содержится. Россия пока не присоединяется к конвенции, хотя два российских объекта зафиксированы в Списке мирового нематериального наследия, и целый ряд субъектов федерации приняли региональные законы о нематериальном наследии [11].
Из научных определений в российской практике охраны наследия наибольшее распространение получило следующее: культурный ландшафт - природно-культурный территориальный комплекс, сформировавшийся в результате эволюционного взаимодействия природы и человека, его социокультурной и хозяйственной деятельности, компоненты и элементы которого находятся во взаимосвязи и взаимообусловленности и образуют характерные пространственные сочетания [12]. Это определение не противоречит и другим профессиональным исследовательским парадигмам, но его постарались сформулировать так, чтобы в заботах об охране наследия культурный ландшафт не перепутали с чем-либо иным, подменяя его сущностные признаки разнообразными функциональными обременениями (по принципу предикативных определений). Например, он может представлять собой совокупность ресурсов, или быть брендом местности, или местом для свиданий, или
пространством размещения капитала и т.д. и т.п. - о палитре его возможностей и человеческом восприятии см. статью Е.Ю. Колбовского. Принципиально то, что культурный ландшафт - функционально-историческая целостность, а не только и не столько фон/вместилище отдельных объектов мироздания, в нём важны связи между компонентами, эти связи даже могут выступать в качестве предмета охраны. «Культурный ландшафт - не склад случайных вещей...», прозорливо отметил когда-то Б.Б. Родоман [13], предупреждая от вольностей манипулирования терминами.
Иногда культурный ландшафт отождествляют с антропогенным, но это неверно с избранных методологических позиций, поскольку он может быть как антропогенным, так и природным по генезису. Например, оленьи пастбища или святые горы и рощи, представляющие природные экосистемы, являются культурными ландшафтами, поскольку освоены и присвоены определённой культурой. С другой стороны, антропогенный бедленд хоть и создаётся некоторой культурной практикой, но она не всегда приводит к формированию новой ценности, ограничившись овладением, потреблением и истреблением. Взаимодействие и взаимопроникновение культурного и природного начал в наследии особенно ярко прослеживаются в культурном ландшафте - это одно из базисных методологических оснований концепта культурного ландшафта, также, как и задейство-ванность нематериального наследия.
Многие ландшафтообразующие процессы детерминируются нравственными, религиозными, этическими представлениями, технологическими традициями, нормами обычного права, отсюда понятно, что материальное и нематериальное в культурном ландшафте неизбежно образуют единое целое, и об этом постоянно напоминается в разнообразном методическом инструментарии международного уровня. Тезис достаточно очевидный исследователям, работающим с конкретными территориями и проектами, но не всегда очевидный управленцам, зорко охраняющим свои ведомственные границы, поэтому в сфере управления культурным наследием трудно найти адекватное понимание проблем охраны природы или проблем содержания сельскохозяйственных угодий, также как и в сфере управления природопользованием недостаточно адекватно осознаются ценности материальной культуры, фольклора или традиционного природопользования.
Ещё одно базисное основание концепта культурного ландшафта, связанное с двумя предыдущими, - условие включённости локальных сообществ в структуру культурного ландшафта. Понимание, что живые носители культурных традиций, живые традиционные сообщества (этнические, религиозные, корпоративные, сословные) являются частью, компонентом культурного ландшафта, имеет логическим след-
ствием привлечение их к управлению. Они должны быть привлечены к управлению в той мере, в коей их существование поддерживает дух и характер культурного ландшафта.
Так, священные места Бурятии могут рассматриваться как объекты материальной культуры (конкретные земельные участки с конкретными культовыми памятниками), с ними помимо ритуальных практик связана целая система поведенческих правил и табу (нематериальное наследие), в частности запрет на сбор растений. В результате на многих таких местах наблюдаются всплески флористического разнообразия и целые заросли редких видов флоры (природное наследие). Стабильность такой системы обеспечивается конкретными людьми в той степени, в какой они обладают правом на регламентацию (в основном, это нормы обычного права). Вся эта взаимообусловленная совокупность -культурный ландшафт. Концепт культурного ландшафта обеспечивает широкую гуманистическую трактовку культурного достояния народов мира, при необязательности наличия выдающихся форм материальной культуры в виде конструкций и сооружений.
Велико значение концепта наследия для культурного ландшафта, но не менее велико значение концепта культурного ландшафта для наследия. Культурный ландшафт - рамочная конструкция, в которой найдёт себе место любой элемент наследия. Изучение культурного ландшафта как объекта наследия и применение культурно-ландшафтного подхода к объекту наследия - очень близкие исследовательские практики, но их, тем не менее, следует различать. О культурно-ландшафтном подходе много и интересно пишет Ю.А. Веденин [14], это важная составляющая парадигмы наследия в целом. Далеко не всегда целостный территориальный комплекс может претендовать на причисление к феномену наследия, но в любом территориальном комплексе (культурном или природном ландшафте) всегда найдутся отдельные феномены наследия, и полнота их восприятия как ценности будет зависеть от качества вмещающего ландшафта и от функций объекта в ландшафте. Внимание к роли ландшафта в вопросах охраны наследия бесспорно возросло за последнее десятилетие, но это внимание относится преимущественно к контекстовому значению ландшафта для некоторой культурной ценности, что очень важно и должно всячески поддерживаться. Однако ещё более важно - определить культурно-ландшафтные локусы, во всей целостности своей представляющие достояние народов страны и мира.
Сколько культурных ландшафтов в Списке Всемирного наследия?
Как уже отмечалось, категория культурных ландшафтов в составе объектов Всемирного культурного наследия появилась только в 1992 г., т.е. спустя 20 лет после подписания Конвенции о всемирном культурном и природном наследии (1972 г.). Это не означает, что целостные территориальные комплексы наследия отсутствовали в Списке Всемирного наследия, просто они проходили по более обобщённой категории - sites (в русском переводе - достопримечательные места), к которой были отнесены результаты сотворчества, «соработничества» человека с природой. Впоследствии эта характеристика была использована для формулировки понятийного аппарата в отношении культурных ландшафтов и включена в Руководство по применению вышеназванной Конвенции.
Список Всемирного наследия на 2018 г. включал 1092 объектов, из них 845 -культурные; 209 - природные (устойчивое соотношение 1:4 сохраняется!); 38 - смешанные. Культурные ландшафты формально отнесены к культурному наследию, хотя имеют природно-культурный генезис. По каждому объекту Списка на сайте Центра Всемирного наследия (http://whc.unesco.org/) размещена обширная документация - от номинационных досье и картографических материалов до отчётов мониторинговых миссий, данных периодической отчётности и решений Комитета Всемирного наследия. На сайте также можно найти постоянно обновляемый перечень культурных ландшафтов (http://whc.unesco.org/en/culturallandscape/), на период 2018 г. таковых было 106. Примерно половина из них - земледельческие и пасторальные культурные ландшафты с традиционными поселениями. Это официальный общепризнанный перечень, но есть и «неканонические» списки, один из первых таких списков был опубликован в работе известного эксперта по всемирному наследию Петера Фоулера в 2003 г. [3]. Многие из обозначенных им объектов впоследствии пополнили официальный список. Наши исследования также подтверждают, что далеко не все объекты, имеющие основания быть отнесёнными к культурным ландшафтам, попадают в этот перечень, соответственно предлагается называть их латентными культурными ландшафтами. Подробное исследование на эту тему было опубликовано в 2007 г. [15] по данным на 2006 г., а англоязычная версия текста была предоставлена международным экспертам, которые сочли излагаемую версию культурно-ландшафтной идентификации заслуживающей внимания [5]. В 2018 г. было проведено аналогичное исследование, показавшее, что за прошедшие 12 лет основные тенденции пополнения Списка всемирного наследия культурно-ландшафтными объектами сохраняются. Несмотря на широкое распространение категории «культурный ландшафт», многие номинации,
116
явно тяготеющие к этой категории, официально в неё не входят (рис. 1). Причины тому могут быть разные: объект номинировался до 1992 г., или страна не захотела относить объект к данной категории, или международные эксперты не признали его культурным ландшафтом и т.д. Экспертные мнения могут отличаться, и, выделяя латентные культурные ландшафты, мы излагаем свою авторскую экспертную точку зрения, основанную на определённой системе аргументации [15], но не претендующую на истину.
КОЛИЧЕСТВЕННЫЕ СООТНОШЕНИЯ В СПИСКЕ ВСЕМИРНОГО НАСЛЕДИЯ,
2006, 2018
Рис. 1. Количественное распределение объектов Списка всемирного наследия на 2006 и 2018 гг., включая культурные ландшафты.
Приплюсованное число - количество номинаций за последние 12 лет
Так, в официальном перечне культурных ландшафтов Всемирного наследия по неустановленным причинам отсутствуют очевидные культурные ландшафты: «Пергам и его многослойный культурный ландшафт» (Турция, 2014), «Равнина у Стара Града» (Хорватия, 2008), «Гора Бурхан-Халдун» (Монголия, 2015), город Рёрус и окрестности (Норвегия, расширение 2010), Сасанидский археологический ландшафт (Иран, 2018), Гора Фудзи (Япония, 2013) и целый ряд других.
Неожиданно высокие суммарные количественные показатели латентного состава культурных ландшафтов, показанные на рис. 1, объясняются отчасти и тем, что некоторые, бывшие латентными на 2006 г. объекты «перекочевали» в официальный перечень, их дополнительное вычленение - отдельный вопрос, интересный тем, что переоценка внутренних категорий списка культурного наследия продолжается и после номинационных процедур.
Несколько изменился состав стран-лидеров, активно презентующих свои культурные ландшафты и культурно-ландшафтный подход к наследию. Если Китай до 2009 г. не считал актуальным вообще использовать этот термин, хотя ландшафтный подход в китайском всемирном наследии всегда прослеживался и по латентным культурным ландшафтам, то за последние 10 лет от страны в Список Всемирного наследия были включены 4 культурных ландшафта - Китай уступил только Франции (табл. 1). А вот такие бесспорные лидеры как Италия и Великобритания умерили свою «ландшафтную» активность, равно как Германия, Испания и многие другие страны, изначально составившие «ландшафтный тренд» в номинационном процессе. С другой стороны, расширяется список стран с официально признанными культурными ландшафтами - теперь их 61, а 12 лет назад было 36.
Таблица 1
Динамика распределения культурно-ландшафтных объектов Списка всемирного наследия по странам-лидерам
Страна Общее число культурных и смешанных объектов Всемирного наследия на 2006 г. с добавленными на 2018 г. Число выявленных культурных ландшафтов / в том числе -включённых в их официальный перечень на 2006 г. с добавленными на 2018 г. % выявленных культурных ландшафтов 2006 : 2018 гг.
Франция 30 + 10 15/3 + 5/5 50 50
Италия 40 + 9 27/5 + 3/2 67 61
Великобритания 23 + 4 14/5 + 1/1 60 55
Китай 29 + 11 23/1 + 9/4 79 : 80
Германия 30 + 11 12/3 + 3/1 40 : 37
Испания 38 + 5 13/2 + 3/1 34 : 37
Япония 10 + 8 7/2 + 4/1 70 : 61
Иран 8 + 14 4/1 + 6/2 50 : 45
Португалия 12 + 2 5/3 + 1 42 : 43
Польша 12 + 2 5/3 + 0 42 36
Австрия 8 + 1 5/3 + 0 62 56
Венгрия 7 + 0 6/3 + 0 86 : 86
Южная Африка 4 + 2 2/1 + 2/2 50 : 67
Мексика 23 + 6 14/1 + 3/1 60 : 59
Индия 21 + 9 9/1 + 2 43 : 37
Швеция 13 + 1 8/1 + 0 62 : 57
Чехия 12 + 0 8/1 + 0 67 : 67
Турция 9 + 9 5 + 4/1 56 : 50
Греция 16 + 2 9 + 0 56 : 50
Россия 15 + 2 3/1 + о 20 : 18
В табл. 1 представлены данные только по тем странам, где число официально признанных культурных ландшафтов Списка Всемирного наследия составляет три и более, а также ряд стран, представляющих некий методический интерес, плюс Россия - для сравнения. Так, Греция с её великолепными ландшафтами и значительным общим коли-
118
чеством культурных объектов в Списке (в числе которых и Гора Афон - бесспорный культурный ландшафт, но объект номинирован в 1988 г. и в Перечень культурных ландшафтов ЮНЕСКО не входит) - не имеет ни одного официально установленного культурного ландшафта, хотя в латентном состоянии они представлены. Предпочитает латентные формы презентации своих культурных ландшафтов и Индия. С другой стороны, явно активизировались Иран, Турция, ЮАР. Причины тому могут быть разные. Объективные - осмысленный культурно-ландшафтный потенциал страны и традиции охраны культурных ценностей. Но ведущую роль может сыграть и субъективный фактор -наличие умного исполнителя задачи на ответственном посту, опирающегося на научно обоснованную стратегию действий и научный капитал действующих институций и исследователей. Явно этот фактор определяет политику Китая во Всемирном наследии. И этот же фактор, но совсем иным образом, отражается на представительстве США: в стране, где возникала и существует всемирно известная берклийская школа культурных ландшафтов, которая дала миру множество оригинальных исследователей, у которой в Списке всемирного наследия числится 23 объекта, из которых половина (11 объектов) - культурное наследие, имеет только один официально признанный культурный ландшафт (Острова Папаханаумокуакеа, 2010) и ещё 2-3 латентных. Неожиданно скудно, но аналогичное можно сказать и о России.
Как официально признанные, так и латентные культурные ландшафты отличаются большим типологическим разнообразием, поэтому вопрос их систематизации - это вопрос выявления мировых предпочтений в этой сфере и преференций отдельных стран [16]. Логические основания деления выявленных множеств могут быть различны, назовём наиболее существенные. Так, в Руководстве по применению Конвенции о всемирном наследии [2] используется критерий преобразованности исходного ландшафта, соответственно выделяются ландшафты полностью спланированные (мы их называем рукотворными), эволюционировавшие (т.е. сформировавшиеся в ходе постепенного развития при участии природных процессов) и ассоциативные (формируются благодаря событиям, именам и духовным практикам, а не направленному созиданию, поэтому могут выделяться в природных экосистемах). Эволюционировавшие ландшафты, в свою очередь, разделяются по другому логическому основанию - по жизнеспособности. Они образуют два подтипа - продолжающие развиваться и реликтовые, к последним относятся археологические. Этот разделительный признак нами принят за основополагающий для всей совокупности культурных ландшафтов, хотя название «реликтовые» в данном случае неудачно. Поэтому все древние археологические культуры, составляющие ландшафтно-значимые территориальные комплексы наследия, предлагается называть палеокультурными (ар-
хеологическими) ландшафтами, а те культурные ландшафты, что продолжают выполнять своё предназначение, либо служат реликтовыми свидетельствами исчезающих культурных практик, называть историческими. Реальный процесс номинирования культурных ландшафтов не часто использует дефиниции «полностью спланированный», «эволюционировавший» или «ассоциативный». В наименованиях и описаниях преимущественно указываются функции (селитебные, сельскохозяйственные, сакральные, садово-парковые, индустриальные и пр.), с которыми взаимосвязаны определённые культуры - этнические, сословные, духовные, хозяйственные и пр. Так, селитебные ландшафты органично разделяются на сельские и городские, причем, если среди официальных культурных ландшафтов преобладают сельские, то среди латентных - явно городские. Анализ количественного распределения выделяемых нами типов культурных ландшафтов (суммарно официальных и латентных) показывает, что основные ранее отмеченные тенденции сохраняются (табл. 2).
Таблица 2
Динамика количественного распределения основных типов культурных ландшафтов
Основные типы культурных ландшафтов Численное распределение основных типов культурных ландшафтов на 2006/2018 гг. (прирост %)
Исторические городские 108/124 (13%)
Палеокультурные сакральные 67/77 (13%)
Исторические сакральные 64/80 (20%)
Исторические сельские селитебные 43/60 (28%)
Палеокультурные городские 38/49 (24%)
Исторические этнокультурные 33/44 (25%)
Исторические сельскохозяйственные 35/45 (22%)
Исторические дворцово-парковые 31/39 (21%)
Исторические индустриальные 24/30 (20%)
Палеокультурные селитебные 18/25 (28%)
Исторические фортификационные 17/19 (11%)
Мемориальные 10/15 (33%)
Прочие: промысловые, гидротехнические (иррига-
ционные, польдерные, мелиоративные), дорожно- 25/40 (37%)
путевые, палеосельскохозяйственные, палеоинду-
стриальные и пр.
Многие ландшафтные объекты относятся сразу к нескольким типам, и каждый такой объект учитывался по нескольким типологическим рубрикам. Абсолютное преобладание городских объектов обеспечивается за счёт их латентной части, а вот сакральные объекты в значительной своей части - это официально признанные культурные ландшафты. Наблюдается явное повышение интереса к сакральным ландшафтам, которые очень разнообразны по своему составу как среди группы палеокультурых, так и исторических - с живой религиозной
традицией. Активно номинируются сельские селитебные ландшафты, многие из которых также представляют этническую культуру и сельскохозяйственные практики. Высокий процент прироста в рубрике «прочие» означает, что типологические разнообразие увеличивается.
Культурные ландшафты России — выдающаяся универсальная ценность
В Списке всемирного наследия от России на 2018 г. - 28 объектов, в т.ч. 17 культурных и 11 природных. Из них в официальном Перечне культурных ландшафтов значится только Куршская коса (трансграничный российско-литовский объект 2000 г.). Херсонес Таврический, также официально признанный культурный ландшафт, номинирован от Украины в 2013 г.
Соловецкий историко-культурный комплекс и Санкт-Петербург (исторический центр и взаимосвязанные группы памятников) в официальном Перечне культурных ландшафтов не значатся, но по факту являются культурными ландшафтами и это признано международными мониторинговыми миссиями ЮНЕСКО. Кроме того, обратим внимание на природные объекты всемирного наследия от России: Озеро Байкал, Золотые горы Алтай, Убсунурская котловина - они обладают не только природными раритетами, но и ценными культурными ландшафтами, сформированными живыми этническими культурами. Многие конфликты на этих природных объектах спровоцированы, как полагаем, недооценкой их культурной значимости - например, строительство завода по поставке байкальской воды в Китай создаёт не только экологические проблемы, но и глубинные историко-культурные, поскольку озеро - «кормящий ландшафт» и святыня для проживающих здесь народов.
Интересен пример Соловков, признанных культурным ландшафтом отечественными и международными экспертами, но не осознаваемых в этом качестве органами управления, которые до настоящего времени рассматривают архипелаг как собрание отдельных памятников, а территории, свободные от памятников и зон их охраны - как ресурс развития. Однако весь архипелаг является освоенным, осмысленным, мемориальным и сакральным пространством, в формировании которого ведущую роль сыграла монастырская культура, существенный вклад внесли и археологические культуры прошлых тысячелетий, а также трагедия ГУЛАГа, память о которой сделала Соловки великим мемориалом [17]. На этот объект разработаны не просто тома, а тонны проектной документации, концепций, дорожных карт, реставрационных проектов, выделены миллиардные бюджетные средства, но неблагополучие многих параметров ландшафта только усугубляется [18; 19]. Тому виной и кризис управления, не признающего логику приоритетов наследия и создающего новые проблемы на землях архипелага,
121
и эффекты глобальной коммерциализации, превращающей любое явление культурной среды в ресурс, и тупик развития реставрационной отрасли, когда вместо соблюдения исторических технологий на объектах наследия осуществляется имитация реставрационных работ средствами асфальтово-железо-бетонно-пластиковой индустрии. В настоящее время в целях сохранения культурного ландшафта Соловков и упорядочения землепользования разрабатывается проект достопримечательного места, но говорить об успешности этой очередной инициативы преждевременно.
Рис. 2. Утрата ценной ландшафтной и архитектурно-эстетической характеристики -лишайникового покрова на стенах Соловецкого монастыря после проведённых «реставрационных» работ (фото В.В. Близнюка)
Наряду с постепенным признанием культурного ландшафта как феномена наследия, к российским «культурным» объектам умеренно применяется и культурно-ландшафтный подход при их номинировании в Список Всемирного наследия. Последние номинации от России (Татарстан) - Болгар и Свияжск (Успенский собор Успенского монастыря) - продемонстрировали необходимость актуализации этого инструмента. При определении и утверждении буферных зон номинированных объектов широко учитывались ландшафтные особенности их окрестностей, визуальные связи и контакты, в результате под защитное регламентирование попали обширные площади акваторий и дальних панорам [20]. Однако современное благоустройство, развитие туристской инфраструктуры, семантическое уплотнение (в частности, строительство новых культовых зданий) в границах самих историко-культурных ансамблей могут принципиально изменить подлинный исторический ландшафт, который будет продолжать вмещать отдельные ценности, но уже не передаст дух и характер исторического времени, в котором эти ценности жили, определяя структуру, динамику и эстетику пространства. Вмещающий ландшафт целенаправленно изменяется, а буферный ландшафтный пояс поддерживается - таковы некоторые парадоксы в выборе методов охраны и презентации наследия.
122
За несколько последних лет был существенно обновлён Предварительный Список номинантов от России, на конец 2018 г. он составил 21 объект (+2 реноминируемых) (http://whc.unesco.org/ en/tentativelists/state=ru). Из них только Заповеданное Кенозерье однозначно названо культурным ландшафтом. Это архаичный северорусский крестьянский ландшафт - и селитебный, и хозяйственный, и сакральный, расположенный в границах Кенозерского национального парка. Он уникален по концентрации и сохранности традиционных поселений, часовен и храмов с их «небесами», святых рощ, живых традиций, унаследованности мозаики угодий с XVI века. Его презентация облегчается тем, что он был осмыслен в качестве культурного ландшафта достаточно давно, в конце 1990-х - начале 2000-х годов [17]. Тогда же состоялась первая, но неудачная попытка включения его в Предварительный список. Концепт культурного ландшафта был принят руководством национального парка за основополагающий, было осуществлено множество исследовательских программ и проектов реставрации, музеефикации, презентации ландшафта и его раритетов. Осуществлялась грамотная социальная политика в отношении главного богатства - людей, без деятельности которых крестьянский ландшафт не может существовать, и которые являются хранителями уникального нематериального наследия [21]. Только в 2014 г. объект был включён в Предварительный список [22], а в 2017 г. творческим коллективом под руководством Ю.А. Веденина была выполнена обосновывающая часть номинационного досье [23].
Рис. 3. Культурный ландшафт Заповеданного Кенозерья. Деревня Зехнова
Очевидным городским ландшафтом представлен в Предварительном списке «Исторический город Гороховец» - в его кратком описании присутствуют многочисленные ссылки на обусловленность его планировки и структуры ландшафтными особенностями местности, на синергию архитектуры и ландшафта. Ещё ряд объектов Предварительного списка имеют основания быть представленными как культурные ландшафты, во всяком случае культурно-ландшафтный подход в их презентациях присутствует: это Башкирский Урал (Башкирия), Джейрах-Асса (Ингушения), Оглахты (Хакассия), культура Пазырык (Республика Алтай), Онежские и Беломорские петроглифы. Из них первые два объекта представляют сочетание живой этнической и археологических культур: в Башкирии бортевое пчеловодство на основе поддержания популяции бурзянской пчелы соседствует с пещерой Шульган-Таш и неолитической живописью; в Ингушетии - существующие тейпы продолжают поддерживать селитебно-фортификационное и сакральное пространство родовых средневековых руинированных поселений. Последние три - древние сакральные ландшафты (с писаницами, захоронениями, древними фортификациями в Хакассии; петроглифами на Алтае, Онежском озере и Белом море), а Оглахты (где наряду с археологией поддерживаются и живые духовные традиции) и Башкирский Урал заявлены к тому же как при-родно-культурные объекты. Важно отметить, что Заповеданное Кено-зерье, Башкирский Урал и Оглахты расположены на особо охраняемых природных территориях, что ещё раз свидетельствует о природно-культурном континууме наследия и значении природоохранного законодательства для целей охраны культурного наследия, в особенности, культурных ландшафтов.
В Предварительном списке культурных объектов от России расширяется присутствие новых категорий ценностей - археологических, этнокультурных, малых городов, которые при пристальном рассмотрении могут оказаться именно культурными ландшафтами. В то же время, важную роль в культурном ландшафте России имеют мемориальные дворянские усадьбы, связанные с именами известных деятелей науки, искусства, литературы - их необходимо предъявить миру и внести в Предварительный список. Из имён с мировой известностью, с которыми связан целый пласт культурно-ландшафтного наследия, назовём Льва Толстого и Михаила Шолохова, для усадеб которых в Ясной Поляне и станице Вёшенской с их обширными окрестностями уже предлагались краткие обоснования универсальной ценности наследия [16], к тому же связанные с именем Шолохова ландшафты среднего Дона обладают этнокультурным своеобразием, здесь в реликтовых формах сохранились народные казачьи традиции и богатый фольклор.
Характерный элемент культурного ландшафта России - деревянное зодчество, один из лучших образцов которого представлен в Кижах - объекте всемирного наследия. Однако этого непростительно мало - ведь Россия дала миру не только выдающиеся памятники культовой деревянной архитектуры, но и великолепную типовую застройку, целостные селитебные ландшафты малых городов, сёл и деревень в европейской и азиатской частях страны. Деревянное зодчество представлено в Заповеданном Кенозерье в его северо-европейских вариациях, но должно быть представлено значительно шире.
Могли бы быть кандидатами во всемирное наследие индустриальные ландшафты Урала, Сибири, Хибин. Индустриальная тема может быть связана с городской, но пока она даже не звучит на уровне ландшафтной презентации. Другой малоизученный для России тип наследия - курорты, но ими не избалован и Список Всемирного наследия. В России есть уникальный исторический курортный ландшафт Кавказских Минеральных вод, к сожалению, уродуемый современным строительством, но некоторые его локусы ещё могут претендовать на соответствие критериям выдающейся универсальной ценности.
Россия - полиэтническое государство, в ней более 20 национальных республик и автономий, и она может существенно обогатить мировое наследие живыми традиционными культурами, формирующими свои характерные типы ландшафтов. В этнокультурных ландшафтах всегда присутствуют нематериальные компоненты наследия, национальные культуры как правило экоцентричны, в значительной мере обусловлены природными обстоятельствами. Интереснейшие реликтовые формы живой культуры и природопользования сохраняются в Байкальском регионе, на Алтае, в Поволжье, Зауралье, Якутии, в Ненецком округе (священный остров Вайгач). Одним из примеров является оконечность Чукотского п-ова, Берингия [24] - этнокультурный промысловый ландшафт и природный рефугиум на гигантском поворотном мысу, культурный перекрёсток, представляющий уникальные свидетельства древних исчезнувших культур (критерий Ш). Это также выдающийся по репрезентативности пример традиционного природопользования коренных народов Севера (чукчей и эскимосов), уязвимого под влиянием глобальных изменений окружающей среды (критерий V); яркое свидетельство важнейшего этапа истории Земли в процессе формирования профиля материковой Евразии и её шельфа (критерий ^н); важнейшие местообитания и пути миграций ключевых видов биоты (критерий х).
Поля сражений пока не имеют «доступа» в Список Всемирного наследия, как свидетельства военной агрессии (с чем мы не можем согласиться, поскольку агрессия одной стороны предполагает оборону другой), однако военно-исторические мемориальные ландшафты ми-
рового уровня в России присутствуют. В первую очередь это Бородинское поле - место события с огромными историческими последствиями для всей Европы и огромный мемориал, где воздвигнуты монументы павшим в двух Отечественных войнах, основан Спасо-Бородинский монастырь, создан первый государственный военно-исторический музей России, и которое вошло в классику мировой литературы - эпопею Л.Н. Толстого «Война и мир» [25; 26]. Мировая ценность военно-исторического ландшафта Бородино, тем не менее, признана ЮНЕСКО - это единственный в России объект, удостоившийся почётной премии Мелины Меркури именно как культурный ландшафт.
Важнейший вопрос охраны мирового, национального, местного наследия - выбор организационно-правовой формы охраны. Уже многократно было отмечено [27], что основными формами охраны культурных ландшафтов России стали национальные парки и музеи-заповедники (которые в современном правовом поле обязательно «выступают дуэтом» с достопримечательными местами). Это не пристрастие исследователей считать их ведущими формами, а свершившийся факт. Хотя существуют и другие формы охраны, но названные наиболее полноценны и эффективны в силу сложившихся правовых обстоятельств. Изменится позиция законодателя - изменятся и правовые обстоятельства. Если бы в России существовало законодательство об охраняемых не только природных, но и историко-культурных территориях, актуальность которого дискутируется с 1990-х годов, то мы имели бы более широкий набор возможностей для охраны культурных ландшафтов.
Россия обладает исключительным богатством и разнообразием культурных ландшафтов. Осознание их ценности и повышенное к ним внимание - явная тенденция мирового уровня. Мы говорили о тех ландшафтах, что представляют ценность наследия или обладают элементами наследия. Их защита от имитаций, запустения, коренного преобразования, заполнения ненужными вещами зависит от уровня культуры, взаимоуважения, собственного достоинства и осмысленности собственной деятельности граждан с разными интересами. Это и профессионалы-исследователи, отстаивающие status quo наиболее ценных ландшафтных феноменов, и инвесторы, осваивающие ресурсы, площади, кубометры, и местные жители (а также обладатели вещного права), стремящиеся к комфорту проживания, благоустройству, «свободе» реализации индивидуальных предпочтений. Исключительна роль властных институтов, нередко решающих управленческие задачи за счёт бизнеса и инвесторов ввиду собственной некомпетентности. Ландшафт, как уже упоминалось - рамочная конструкция, и в ней найдёт свой интерес любой субъект деятельности, но это и экзаменационная площадка, выявляющая цену наших намерений.
Литература
1. Кулешова М.Е., Стрелецкий В.Н. Формирование и эволюция представлений о культурном ландшафте // В фокусе наследия. М.: Институт географии РАН, 2017.
с. 313-329.
2. Operational Guidelines for the Implementation of the World Heritage Convention. UNESCO. WHC. 17/01, January 2017. 178 p. Электронный ресурс: режим доступа http: //whc.unesco.org/en/ guidelines/
3. Fowler P.J. World Heritage Cultural Landscapes 1992-2002 / World Heritage Papers 6. UNESCO World Heritage Center, 2003. 140 p.
4. World Heritage Cultural landscapes: А Handbook for Conservation and Management (Nora Mitchell, Mechtild Rossler, Pierre-Marie Tricaud) // World Heritage Papers 26. 2009. 135 p. Электронный ресурс: режим доступа http://whc.unesco.org/en/series/26/
5. Fowler Peter. World Heritage and its Cultural Landscapes: challengers in space, time and stewardship // World Heritage Cultural Landscapes/scientific editors: Ana Luengo and Mechtild Rossler. Ayuntamitnto de Elche. 2012. P. 35-44.
6. Guidelines for the Implementation of the European Landscape Convention. CM/Rec. (2008)3. Электронный ресурс: режим доступа http:// www.coe.int/t/dg4/cultureheritage/heritage / Landscape /
7. European Rural Heritage. Observation Guide. CEMAT. 2003. 99 p. Электронный ресурс: http: //www.coe.int/t/dg4/ cultureheritage/heritage/CEMAT/VersionGuide/
8. Сельские культурные ландшафты: рекомендации по сохранению и использованию. Под ред. М.Е. Кулешовой. М.: ЭкоЦентр «Заповедники», 2013. 220 с.
9. Management Guidelines for IUCN Category V Protected Areas: Protected Landscapes/Seascapes (Adrian Phillips).Best Practice Protected Area Guidelines Series. No. 9. IUCN 2002. 122 p. Электронный ресурс: http://data. iucn.org/dbtw-wpd/edocs/PAG-009.pdf
10. Кулешова М.Е. Культурный ландшафт как наследие. Общие представления, актуализация ценности, исследовательские подходы // Сельские культурные ландшафты: рекомендации по сохранению и использованию. М.: ЭкоЦентр «Заповедники», 2013. С. 12-39.
11. Валеев Р.М. Право и политика в сохранении нематериального культурного наследия // Наследие и современность. 2018. Том 1. № 2. С. 85-94.
12. Веденин Ю.А., Кулешова М.Е. Культурные ландшафты как категория наследия // Культурный ландшафт как объект наследия. М.: Институт Наследия; СПб.: Дмитрий Буланин, 2004. С. 13-36.
13. Родоман Б.Б. Региональная архитектура и культурный ландшафт // География. № 10, 2002. Электронный ресурс: режим доступа http: //geo.1september.ru/index.php?year=2002&num=10
14. Веденин ЮА. География наследия. Территориальные подходы к изучению и сохранению наследия. М.: Новый Хронограф, 2018. 472 с.
15. Кулешова М.Е. Культурные ландшафты в списке объектов всемирного наследия // Известия РАН. Серия географическая. 2007, № 3. С. 7-17.
16. Кулешова М.Е. Культурные ландшафты и перспективы расширения российского представительства в Списке Всемирного наследия // Известия Русского географического общества. 2012. Т. 144, № 5. С. 71-80.
17. Культурный ландшафт как объект наследия / Под ред. Ю.А. Веденина, М.Е. Кулешовой. М.: Институт Наследия; СПб.: Дмитрий Буланин, 2004. 620 с.
18. Кулешова М.Е. Соловки могут утратить свою исключительную ценность для России! Открытое письмо к организаторам публичных слушаний по материалам Генерального плана МО «Сельское поселение Соловецое» // ИА РЕГНУМ, 2 ноября 2017. Электронный ресурс: https://regnum.ru/news/society/2341412.html
19. Хранители наследия 25.08.2016. Соловецкая зачистка. Электронный ресурс: http://hraniteli-nasledia.com/articles/pamyatniki-v-regionakh/solovetskaya-zachistka/
20. Шульгин П.М., Штеле О.Е. Принципы разработки и основные положения Плана управления для российского объекта всемирного наследия «Болгарский истори-ко-археологический комплекс» // Наследие и современность. 2018. Том 1. № 1. С. 52-65.
21. Шатковская Е.Ф. Кенозерский национальный парк - территория культурного ландшафта /// Сельские культурные ландшафты: рекомендации по сохранению и использованию. М.: ЭкоЦентр «Заповедники», 2013. С. 119-126.
22. Кулешова М.Е. Культурный ландшафт Кенозерья как перспективный объект Всемирного наследия. Критерии выдающейся универсальной ценности. Кенозер-ские чтения - 2013 // Культурные ландшафты: традиции для развития / Сост. М.Н. Мелютина; отв. ред. Е.Ф. Шатковская. Архангельск, 2015. С. 68-74.
23. Веденин Ю.А., Ведерникова Н.М., Колбовский Е.Ю., Кулешова М.Е., Макса-ковский Н.В. Методика составления номинационного досье культурного ландшафта на примере «Заповеданного Кенозерья», заявленного от России в Список всемирного наследия // Кенозерские чтения - 2016: «Деревянная архитектура в культурном ландшафте: вызовы современности» / Сост. М.Н. Мелютина; отв. ред. Е.Ф. Шатков-ская. Архангельск, 2017. С. 145-155.
24. Лицом к морю. Памяти Людмилы Богословской / Сост. и отв. ред. И.И. Крупник Москва, 2016. 648 с.
25. Горбунов А.В. Концепция культурного ландшафта в развитии Бородинского музея-заповедника. В фокусе наследия. М.: Институт географии РАН, 2017. С. 499-516.
26. Кулешова М.Е. Бородинское поле: Роль ландшафта в Бородинском сражении и формировании объекта наследия // Известия Русского географического общества. Т. 145, № 4, 2013. С. 1-12.
27. Кулешова М.Е. Формы охраны природно-культурного наследия и категория культурного ландшафта // Горизонты гуманитарного знания. 2017, № 4. С. 31-43. Электронный ресурс: режим доступа http: //journals.mosgu.ru/ ggz/ article/view/580
CULTURAL LANDSCAPES, THEIR PLACE IN THE WORLD HERITAGE LIST AND PROSPECTS OF RUSSIAN REPRESENTATION
M. Kuleshova
culturalandscape@mail.ru
Moscow, Russia
Abstract. Results of the author analytical research on dynamics of the UNESCO World Cultural Heritage List structure, namely on cultural and landscape nominations for the last 12 years are presented. Changes in the structure of officially recognized cultural landscapes and those, formally not referred to this category of objects, but having the reasons to be considered in this category (so called "latent"), are discussed. The author specifies some working definitions, as the indistinctness in conceptual and terminological system provokes emergency of pseudoscientific logical designs. Prospects of inclusion of some Russian cultural landscapes into the World Heritage List are considered.
Keywords: cultural landscape, heritage protection, cultural landscape approach to heritage protection, World Heritage List, latent cultural landscapes, World Heritage Sites of Russia.
For citation: Kuleshova M. Cultural landscapes, their place in the World Heritage List and prospects of Russian representation. Heritage and Modern Times. 2018;1(4):111-130.
References
1. Kuleshova M.E., Streletskii V.N. Formirovanie i evolyutsiya predstavlenii o kul'turnom landshafte // V fokuse naslediya. M.: Institut geografii RAN, 2017. S. 313-329.
2. Operational Guidelines for the Implementation of the World Heritage Convention. UNESCO. WHC. 17/01, January 2017. 178 p. Elektronnyi resurs: rezhim dostupa http://whc.unesco.org/en/guidelines/
3. Fowler P.J. World Heritage Cultural Landscapes 1992-2002 / World Heritage Papers 6. UNESCO World Heritage Center, 2003. 140 p.
4. World Heritage Cultural landscapes: A Handbook for Conservation and Management (Nora Mitchell, Mechtild Rossler, Pierre-Marie Tricaud) // World Heritage Papers 26. 2009. 135 p. Elektronnyi resurs: rezhim dostupa http://whc.unesco.org/en/series/26/
5. Fowler Peter. World Heritage and its Cultural Landscapes: challengers in space, time and stewardship // World Heritage Cultural Landscapes/scientific editors: Ana Luengo and Mechtild Rossler. Ayuntamitnto de Elche. 2012. P. 35-44.
6. Guidelines for the Implementation of the European Landscape Convention. CM/Rec. (2008)3. Elektronnyi resurs: rezhim dostupa http:// www.coe.int/t/dg4/cultureheritage/heritage/ Landscape/
7. European Rural Heritage. Observation Guide. CEMAT. 2003. 99 p. Elektronnyi resurs: http://www.coe.int/t/dg4/ cultureheritage/heritage/CEMAT/VersionGuide/
8. Sel'skie kul'turnye landshafty: rekomendatsii po sokhraneniyu i ispol'zo-vaniyu. Pod red. M.E. Kuleshovoi. M.: EkoTsentr «Zapovedniki», 2013. 220 s.
9. Management Guidelines for IUCN Category V Protected Areas: Protected Landscapes/Seascapes (Adrian Phillips).Best Practice Protected Area Guidelines Series. No. 9. IUCN 2002. 122 p. Elektronnyi resurs: http://data. iucn.org/dbtw-wpd/edocs/PAG-009.pdf
10. Kuleshova M.E. Kul'turnyi landshaft kak nasledie. Obshchie predstavleniya, aktual-izatsiya tsennosti, issledovatel'skie podkhody // Sel'skie kul'turnye land-shafty: rekomendatsii po sokhraneniyu i ispol'zovaniyu. M.: EkoTsentr «Zapovedni-ki», 2013. S. 12-39.
11. Valeev R.M. Pravo i politika v sokhranenii nematerial'nogo kul'turnogo naslediya // Nasledie i sovremennost'. 2018. Tom 1. № 2. S. 85-94.
12. Vedenin Yu.A., Kuleshova M.E. Kul'turnye landshafty kak kategoriya nasle-diya // Kul'turnyi landshaft kak ob"ekt naslediya. M.: Institut Naslediya; SPb.: Dmitrii Bulanin, 2004. S. 13-36.
13. Rodoman B.B. Regional'naya arkhitektura i kul'turnyi landshaft // Geogra-fiya. № 10, 2002. Elektronnyi resurs: http://geo.1september.ru/index.php?year=2002&num=10
14. Vedenin Yu.A. Geografiya naslediya. Territorial'nye podkhody k izucheniyu i sokhraneniyu naslediya. M.: Novyi Khronograf, 2018. 472 s.
15. Kuleshova M.E. Kul'turnye landshafty v spiske ob"ektov vsemirnogo naslediya // Izvestiya RAN. Seriya geograficheskaya. 2007, № 3. S. 7-17.
16. Kuleshova M.E. Kul'turnye landshafty i perspektivy rasshireniya rossii-skogo predstavitel'stva v Spiske Vsemirnogo naslediya // Izvestiya Russkogo geogra-ficheskogo ob-shchestva. 2012. T. 144, № 5. S. 71-80.
17. Kul'turnyi landshaft kak ob"ekt naslediya / Pod red. Yu.A. Vedenina, M.E. Kule-shovoi. M.: Institut Naslediya; SPb.: Dmitrii Bulanin, 2004. 620 s.
18. Kuleshova M.E. Solovki mogut utratit' svoyu isklyuchitel'nuyu tsennost' dlya Ros-sii! Otkrytoe pis'mo k organizatoram publichnykh slushanii po materialam General'nogo plana MO «Sel'skoe poselenie Solovetsoe» // IA REGNUM, 2 noyabrya 2017. Elektronnyi resurs: https://regnum.ru/news/society/2341412.html
19. Khraniteli naslediya 25.08.2016. Solovetskaya zachistka. Elektronnyi resurs: http://hraniteli-nasledia.com/articles/pamyatniki-v-regionakh/solovetskaya-zachistka/
20. Shul'gin P.M., Shtele O.E. Printsipy razrabotki i osnovnye polozheniya Plana up-ravleniya dlya rossiiskogo ob"ekta vsemirnogo naslediya «Bolgarskii istoriko-arkheologicheskii kompleks» // Nasledie i sovremennost'. 2018. Tom 1. № 1. S. 52-65.
21. Shatkovskaya E.F. Kenozerskii natsional'nyi park — territoriya kul'tur-nogo land-shafta /// Sel'skie kul'turnye landshafty: rekomendatsii po sokhraneniyu i ispol'zovaniyu. M.: EkoTsentr «Zapovedniki», 2013. S. 119—12б.
22. Kuleshova M.E. Kul'turnyi landshaft Kenozer'ya kak perspektivnyi ob"-ekt Vsemirnogo naslediya. Kriterii vydayushcheisya universal'noi tsennosti. Kenozer-skie cht-eniya — 2013 // Kul'turnye landshafty: traditsii dlya razvitiya / Sost. M.N. Melyutina; ötv. red. E.F. Shatkovskaya. Arkhangel'sk, 20l5. S. б8—74.
23. Vedenin Yu.A., Vedernikova N.M., Kolbovskii E.Yu., Kuleshova M.E., Maksa-kovskii N.V. Metodika sostavleniya nominatsionnogo dos'e kul'turnogo landshafta na pri-mere «Zapovedannogo Kenozer'ya», zayavlennogo ot Rossii v Spisok vsemirnogo naslediya // Kenozerskie chteniya — 201б: «Derevyannaya arkhitektura v kul'turnom landshafte: vyzovy sovremennosti» / Sost. M.N. Melyutina; otv. red. E.F. Shatkov-skaya. Arkhangel'sk, 20l7. S. l45—l55.
24. Litsom k moryu. Pamyati Lyudmily Bogoslovskoi / Sost. i otv. red. I.I. Krupnik Moskva, 201б. б48 c.
25. Gorbunov A.V. Kontseptsiya kul'turnogo landshafta v razvitii Borodinskogo muzeya-zapovednika. V fokuse naslediya. M.: Institut geografii RAN, 2017. S. 499—51б.
26. Kuleshova M.E. Borodinskoe pole: Rol' landshafta v Borodinskom srazhe-nii i formirovanii ob"ekta naslediya // Izvestiya Russkogo geograficheskogo obshche-stva. T. 145, № 4, 2013. S. 1—12.
27. Kuleshova M.E. Formy okhrany prirodno-kul'turnogo naslediya i kategoriya kul'turnogo landshafta // Gorizonty gumanitarnogo znaniya. 2017, № 4. S. 31—43. El-ektronnyi resurs: rezhim dostupa http://journals.mosgu.ru/ggz/article/view/580
Сведения об авторе
Кулешова Марина Евгеньевна, кандидат географических наук, независимый эксперт по культурным ландшафтам, член Научно-методического совета по культурному наследию Минкультуры РФ, член общественных организаций - Национального Комитета ИКОМОС, МСОП, ВООПИиК.
E-mail: culturalandscape@mail.ru
Author of the publication
Marina Kuleshova, Ph.D. (Geog.), independent expert on cultural landscapes, member of Scientific Methodological Council on Cultural Heritage within the Russian Federation Ministry for Culture, member of public organizations - National Committee of ICOMOS (Russia), IUCN, VOOPIiK. E-mail: culturalandscape@mail.ru
Дата поступления 11.12.2018
