CC BY
17
в воспоминаниях современников и участников событий / А. В. Ремизов // Проблемы классовой борьбы и общественного движения в Сибири в дооктябрьский период. -Омск, 1992. - С. 120.
55 ГАТО. Ф. 126. Оп. 2. Д. 1940. Л. 5.
56 Там же. - Л. 10, 15, 18.
57 ГА РФ. Ф. ДП ОО. 1905. Д. 1800. Ч. 47. Л. 11.
58 ГАТО. Ф. 126. Оп. 2. Д. 2124. Л. 1-3.
59 Там же. - Л. 13.
60 Там же. - Л. 12.
61 Там же. - Л. 31-32.
62 Там же. - Л. 19.
63 Там же. - Л. 40.
64 ГАОО. Ф. 270. Оп. 1. Д. 495. Л. 1г-1ж, 3, 10.
65 См., напр.: Машкарин, М. И. Учащаяся молодежь Омска... - С. 110; Шамахов, Ф. Ф. Ученические волнения в средних учебных заведениях. - С. 149-150.
66 Центр документации новейшей истории Омской области (ЦДНИОО). Ф. 19. Оп. 1. Д. 58. Л. 171-177.
67 ГАОО. Ф. 270. Оп. 1. Д. 56. Л. 33.
68 ГАОО. Ф. 115. Оп. 1. Д. 78. Л. 73-74.
И. В. Лоткин
КУЛЬТУРНОЕ ПРОСВЕЩЕНИЕ ПРИБАЛТИЙСКИХ ПОСЕЛЕНЦЕВ СИБИРИ В 1920-1925 ГОДАХ: ПРОБЛЕМЫ И ПУТИ ИХ РЕШЕНИЯ
В статье анализируются проблемы культурного просвещения прибалтийского крестьянства в Сибири в 1920-1925 гг. Подчеркивается роль культурно-просветительных учреждений в формировании советской духовной культуры у данных национальных групп. В то же время делается вывод о необходимости создания предпосылок для возникновения реального двуязычия у сибирских латышей и эстонцев.
Ключевые слова: культурно-просветительные учреждения, духовная культура, миграция прибалтийского крестьянства, лютеранские колонии, Сибирский отдел народного образования, национальные меньшинства, латыши, эстонцы, национальные школы, драматические кружки, библиотечная сеть, рабочий клуб, изба-читальна, народные праздники.
Миграции прибалтийского крестьянства в Сибирь определялись социально-экономическими, политическими, демографическими и культурными условиями, в которых находились прибалтийская и сибирская деревни.
В истории расселения выходцев из Прибалтики в Сибири можно выделить следующие основные этапы миграций.
1. 1802 г. - середина 1880-х гг. - уголовная ссылка жителей Прибалтийских губерний в Сибирь.
2. Начало 1890-х гг. - 1914 г. - добровольное переселение, часто сопровождаемое обратным возвращением, и ссылка уголовных и политических преступников.
3. 1914-1917 гг. - эвакуация в Сибирь промышленных рабочих и беженцев из прифронтовых зон.
4. 1920-1923 гг. - оптация гражданства прибалтийских государств и выезд в связи с этим в Прибалтику, а также реоптация.
В результате добровольных и вынужденных переселений в XIX - начале XX в. в Сибири сложились национальные группы латышей и эстонцев с самобытной материальной и духовной культурой и устойчивым этническим самосознанием (переселившиеся в Сибирь литовцы и финны либо покинули край в основном в 1920-х гг., либо позднее ассимилировались). В данной статье мы рассмотрим сложные и неоднозначные процессы культурного просвещения прибалтийских поселенцев в Сибири в первой половине 1920-х гг.
Первая школа в лютеранских колониях Сибири открылась в 1845 г. в с. Рыжково Тюкалинского уезда Тобольской губернии. Преподавание велось на эстонском, латышском и финском языках. Первым учителем был пастор Пундани - один из «крестных отцов» первой лютеранской колонии в Сибири. В 1861 г. его сменил учитель Ануш, не только преподававший в школе, но и основавший первый в Рыжково певческий хор1.
В 1890-х гг. в колонии существовали уже две школы - латышская и эстонская, которые находились на государственном обеспечении. Однако в 1914 г. материальное состояние этих школ ухудшилось. Резко возросла плата за обучение, и в школы стали принимать лишь детей зажиточных крестьян. По-прежнему преподавание велось на трех языках, но, поскольку учителей не хватало, поселенцы прибегали к помощи ссыльных. Так, на эстонском языке преподавал ссыльный Рейман, на латышском - Сула, на финском - Фрекин2.
Обычным явлением была национальная школа и в эстонских деревнях. Это было связано с тем, что переселение эстонцев в Сибирь совпало по времени с началом национального пробуждения в Эстонии. Наряду с практическими стремлениями -желанием иметь свой хутор, избавиться от гнета немецких баронов и русской колониальной администрации - высокую ценность приобрело образование. По данным пастора А. Ниголя, в 1918 г. в Западной Сибири насчитывалось 21 стационарная и 2 передвижные эстонские школы, из которых 12 располагались в Тобольской губернии, 8 - в Томской и 3 - в Омской3.
В условиях многонациональной России в решении проблем культурного строительства имелась масса проблем. Особенно это относилось к народам окраин, в частности Сибири. Согласно переписи 1920 г., из 9 257 825 человек населения Сибири 5 300 212, или 57,3 %, были неграмотными. Среди представителей национальных меньшинств доля грамотных была еще ниже и составляла в среднем 10-15 %4.
Действительно, положение в сфере народного образования и культурно-просветительской работы на родном языке у выходцев из Прибалтики оставалось очень тяжелым, хотя было более предпочтительным, чем среди русского населения. Так, перед революцией среди латышей Омской губернии был 51 % неграмотных, среди латышей Иркутской губернии - 69,6 %, а в среднем по Западной Сибири - 78,2 %5.
По данным демографической переписи 1920 г., по Омской губернии среди латышей было 51,7 % неграмотных, среди эстонцев - 58,0 %, среди русских - 78,0 %6. С мест сообщали, что «культурный уровень населения с каждым годом понижается. Старики и старухи, приехавшие из Латвии, умеют читать и писать, а молодое поколение сильно отстало». В Минусинском уезде грамотность среди латышей составля-
7
ла всего 20 % . Иные данные приведены в статье В. Куджиева «К практической постановке национальной проблемы в Омской губернии», опубликованной в журнале «Известия Омского губкома РКП(б)» в 1923 г. По его подсчетам, в Омской губернии из 10375 эстонцев - 6533 (63 %), а из 8574 латышей - 5679 (66,2 %) были негра-мотными8. На Алтае подавляющее большинство эстонцев «получили только домашнее образование, а на русском языке очень мало грамотных»9.
В этих условиях 25 января 1920 г. при Сибревкоме был создан сибирский отдел народного образования, который включал и подотдел национальных меньшинств. В губерниях и ряде уездов с многонациональным составом населения были созданы губернские и уездные совнацмены отделов народного образования. Таким образом, сложилась определенная система руководства культурно-просветительной работой среди национального населения, позволявшая сочетать единство задач культурной революции с учетом национальной специфики при обязательном партийном контроле со стороны большевиков.
Одной из важнейших задач прибалтийских секций РКП(б) и РКСМ стало возрождение сети национальных школ. Большую подготовительную работу провели губернские секции совнацменов по организации первого съезда работников просвещения национальных меньшинств Сибири. Он состоялся 22 января 1921 г. в Омске. Съезд выразил надежду, что при успешном осуществлении плана ликвидации неграмотности эту задачу в Сибири можно решить за 6 лет10.
Предпосылки для решения этих задач имелись. Уже в 1920 г. в Сибири работала 41 латышская школа, где учились 1625 школьников. 18 школ находилось в Омской губернии, 13 - в Енисейской, 5 - в Томской, 4 - в Алтайской и 1 - в Иркутской11. Кроме эстонских школ, возобновивших после Гражданской войны свою деятельность, в 1920 г. были открыты новые школы: в селах Рыжково, Новый Ревель, деревне Власинская Омской губернии и в ряде других населенных пунктов12.
Многие латыши и эстонцы, окончившие школу, имели возможность продолжить свое образование в национальных средних специальных учебных заведениях. Кроме латышского и эстонского педагогических техникумов, был открыт также латышский сельскохозяйственный институт в Петрограде, первый набор в который был произведен в декабре 1921 г. Одновременно представителям нацменьшинств предоставлялись места в русских высших учебных заведениях. Так, в 1922 г. Томский университет выделил для них 3 места на медицинском факультете и 2 - на физико-математическом13.
В 1920-1921 учебном году латышские школы в Сибири охватывали 10-12 % детей школьного возраста, эстонские - 18-20 %. По сравнению с другими национальными и этническими группами это был очень невысокий показатель. Для сравнения: у татар национальные школы в этот период охватывали уже 35-40 % детей, а у немцев - 55-60 %, что было самым высоким показателем в Сибири14.
В целом же национальные школы Сибири в 1920-1921 гг. могли обслужить только около половины детей школьного возраста, не владевших русским языком. Материальное положение школ и других культурно-просветительных учреждений оставалось крайне бедственным. В эстонских и латышских школах Енисейской губернии можно было разместить только половину детей школьного возраста15. Судя по отчету латышской секции Енисейского губкома за 1921 г., латышских школ в губернии работало 13, в них преподавало 14 учителей, а 6 школ не посещались учениками ввиду отсутствия учителей16.
Чрезвычайно остро стояла проблема с помещениями и учебниками на родном языке. В Омской губернии в 1920 г. 20 эстонских школ не имели приспособленных помещений, а те, у которых оно было, не могли вместить всех желающих. Ощущалась нехватка учительских кадров. Латышская секция Енисейского губкома в декабре 1921 г. докладывала в отчете Сиббюро, что вследствие недостатка учителей при-
17
шлось закрыть часть школ .
Сиббюро ЦК в специальном письме о работе с национальным населением (разослано на места в 1920 г.) требовало обратить самое пристальное внимание на уничтожение прежней обособленности и отчуждения нерусских народов18.
Определенная материальная база для этого имелась. В частности, уже в конце 1920 г. эстонский подотдел отдела просвещения нацменьшинств Наркомпроса зарегистрировал в Омской губернии 7 национальных библиотек, 8 клубов, 8 изб-читален19. Активная культурно-просветительная работа велась также и в Томской губернии. Так, например, в с. Березовке существовало эстонское культурно-просветительное общество, в котором состояло 80 членов20.
Получили широкое распространение латышские и эстонские драматические кружки, которые создавались как в городах, так и в деревнях и на хуторах. Так, в 1920 г. в Сибири работало 30 латышских драмкружков, самым популярным из которых была омская драматическая группа - первый профессиональный латышский театр в Сибири21. Она была образована в апреле 1920 г. В состав коллектива входило всего 12 человек, две трети из которых были коммунистами. Режиссером был назначен Франц Мурнек, опытный профессионал, возглавлявший в 1917 г. Московский латышский рабочий театр. При труппе работала драматическая студия, включавшая 20 человек молодежи, отобранной секциями и должной составить, по мысли организаторов, «кадры инструкторов-режиссеров из среды рабочего класса»22. Репертуар студии был разнообразным и включал местную тематику и классику. Так, в апреле 1920 г. были поставлены спектакли «Тайга» и «В угольных копях», повествующие о жизни первых латышских поселенцев в Сибири. В декабре в латышском клубе Омска, где размещалась студия, состоялась инсценировка «Суд над коммунистом», организаторами которой были члены партийной секции. При этом зрителей на представлениях было так много, что часто помещение клуба не могло вместить всех желающих и спектакли устраивались под открытым небом23.
В Енисейской губернии передвижная латышская труппа, состоявшая из 10 артистов и агитаторов, была организована на период проведения первомайской кампании и работала в ряде уездов24. А драматическая студия, которая работала в коммуне «Курземе», главный акцент делала, помимо спектаклей, на разъяснение текущих политических вопросов25.
В целях оказания конкретной помощи на места отправлялись опытные работники. Так, в июле 1921 г. сообщалось, что в Канский уезд Енисейской губернии прибыла драматическая труппа латышской секции наробраза, которая инструктировала на
26
местах все драматические кружки и культурно-просветительные учреждения .
Омская литовская секция Омска в 1920 г. помогла организовать в городе театральную труппу. Режиссером труппы был приглашен артист местного театра
27
Ф. Пидоткас .
Наиболее крупными эстонскими драмкружками были театральные труппы в селах Поливановке и Ускюле Татарского уезда Омской губернии28. На Выймовском участке Шалинской волости Красноярского уезда Енисейской губернии силами населения был организован эстонский народный театр, который ставил представления по вечерам в помещении местной избы-читальни29.
Однако материальная база упомянутых драматических театров и кружков была слаба. Так, в с. Ускюль артисты местной театральной труппы ставили спектакли под открытым небом, так как не имели помещения, а в пос. Высоковском Тюкалинского уезда Омской губернии для организации театра не было специалистов, а для оркест-
30
ра - струнных инструментов .
25 мая 1920 г. члены временного организационного бюро коммунистической ячейки деревни Вамбола Мариинского уезда Томской губернии обратились в Мари-инский уком РКП(б) с просьбой «зарегистрировать Вамболинскую комячейку и оказать поддержку в лице политической и драматической литературы на родном эстон-
ском языке». В обращении также говорилось: «У нас с 1918 года существует драматический кружок, но драматический материал на родном языке уже использован, также не имеется для сцены никаких приспособлений, как грима, париков и декораций. В связи с этим просим выслать анкет для членов, уставов и детальных инструкций в будущей нашей работе»31.
Наряду с драматическими кружками в прибалтийских колониях в начале восстановительного периода создавалась и библиотечная сеть. Так, интересные материалы об обследовании библиотек Омской губернии в 1920-1921 гг. содержатся в фонде статистического отдела народного Комиссариата по просвещению государственного архива Омской области.
Библиотеки были бесплатными, существовали либо самостоятельно, либо при каких-либо учреждениях, как правило, при школах первой ступени, реже - при рабочих клубах. В крупных колониях посещаемость библиотек была довольно велика. Так, в селе Рыжково Тюкалинского уезда Омской губернии библиотека имела 80 постоянных подписчиков и, будучи открыта в октябре 1920 г., за последние 3 месяца
32
1920 г. выдала читателям 598 книг, а за первые 4 месяца 1921 г. - 716 книг .
В библиотеках имелись книги как на национальных, так и на русском языке. Так, например, в Рыжковской народной библиотеке при школе первой ступени к 15
33
апреля 1921 г. насчитывалось 530 книг на русском языке и 356 - на латышском .
В национальных библиотеках велась активная лекционная пропаганда. Так, в Ново-Ревельской библиотеке Калачинского уезда Омской губернии в январе 1921 г. было проведено 4 лекции, 5 чтений и 3 беседы, которые посетило в общей сложности 70 % населения деревни34.
Важным направлением культурно-просветительной работы после Великой Октябрьской социалистической революции стало издание общественно-политической литературы на прибалтийских языках. Из изданных за первое десятилетие после революции книг на латышском языке, можно упомянуть следующие работы: Фр. Энгельс - «Происхождение семьи, государства и собственности»; В. И. Ленин - «Империализм как новейший этап капитализма»; «Государство и революция»; «Пролетарская революция и ренегат Каутский»; «Детская болезнь "левизны" в коммунизме»; Л. Д. Троцкий - «Терроризм и коммунизм»; Н. И. Бухарин, Е. А. Преображенский - «Азбука коммунизма»; Фр. Розин (Азис) - «Латышский крестьянин»; П. Стучка - «Труд и земля», «Лекции по историческому материализму»; П. А. Кропоткин - «Великая французская революция (1789-1793 г.)» и др.35
На эстонском языке были изданы «Коммунистический Манифест» К. Маркса, работы В. И. Ленина «Детская болезнь "левизны" в коммунизме», «О продналоге», «Советская республика» и др., а также сборники материалов «1905 год в Эстонии», «Пролетарская революция в Эстонии» и другая общественно-политическая литература36.
Центрами культурно-просветительной работы стали национальные клубы, которые сочетали чисто просветительские и политико-воспитательные аспекты работы, придавая собственно культурному просвещению политический характер.
Весной 1920 г. открылись латышские клубы в Иркутске и Барнауле37. В латышском клубе Иркутска с сентября 1920 г. по март 1921 г. было устроено 16 лекций, 5 митингов, 11 собраний, которые посетило 1 270 человек38.
Появлялись клубы и у трудящихся эстонской национальности. Эстонский клуб в Иркутске вначале размещался в помещении русского клуба. Клуб имел свою национальную драматическую труппу, культурно-просветительную, музыкальную и спортивную секции. В библиотеке клуба всегда можно было познакомиться со свежими номерами присланных из Москвы и Омска газет «ЕёавЬ» и «БЛеп ТооНпе»39. В
мае 1920 г. возникло 2 эстонских рабочих клуба в Анжерских каменноугольных копях Кузбасса, один из которых размещался в помещении бывшей винной лавки. Эстонский клуб в Томске носил название «Рабочее общество». По неполным данным, к концу 1920 г. только в Омской губернии функционировали 9 эстонских рабочих клубов, в Алтайской - 540. Единственный в Сибири литовский рабочий клуб возник в апреле 1921 г. в Омске. При нем успешно работала хоровая секция41.
Появились клубы и в сельской местности. В Татарском уезде Омской губернии был открыт ряд клубов и изб-читален. 5 июля 1920 г. в эстонской колонии Ро-зенталь торжественно открыли новый клуб42.
Во многих деревнях при клубах существовали также литературные, хоровые, музыкальные кружки, принимавшие активное участие в организации общесоветских
43
и народных праздников .
Уже к концу 1920 - началу 1921 г. в Сибири насчитывалось 1439 национальных школ первой ступени, 11 школ второй ступени, 222 клуба, 182 библиотеки, 470 изб-читален, 54 дошкольных учреждения, 113 драматических кружков. При этом латыши имели 3 дошкольных учреждения, 48 школ первой ступени, 7 клубов, 17 культурно-просветительных и 20 иных кружков, 20 библиотек, 32 избы-читальни и 7 драматических театров, а эстонцы - 2 дошкольных учреждения, 48 школ первой ступени, 3 клуба, 20 культурно-просветительных и 10 иных кружков, 4 библиотеки, 96 изб-читален и 6 драматических театров. Число школ у выходцев из Прибалтики было сравнительно невелико, по сравнению с татарами, казахами (киргизами) и немцами, но по числу изб-читален эстонцы занимали второе место в Сибири, уступая лишь татарам и в 2,4 раза превосходя немцев, а латыши были пятыми, пропустив вперед еще украинцев и немцев. Что же касается драматических театров, то по их количеству среди национальных и этнических групп Сибири латыши делили второе-третье
44
места с татарами, а эстонцы находились на четвертом месте .
Развитие латышских культурно-просветительных учреждений в Сибири по многим показателям шло опережающими темпами, по сравнению с другими регионами РСФСР, где проживало латышское население. Так, в 1922 г. в Сибири насчитывалось 37 школ первой ступени (23,9 % от общего числа существовавших в РСФСР), 1 детский сад (6,7 %), 11 клубов (18,6 %), 26 библиотек (38,8 %), 22 читальни (37,9 %), 7 кружков самообразования (36,8 %) и 4 драматические секции (28,6 %). То есть более четверти всех латышских культурно-просветительных учреждений в Советской России находилось в тот момент в Сибири. Правда, в Сибири не было ни одной латышской школы второй ступени (их всего в РСФСР было только 4), а также не получили распространения национальные политико-просветительные кружки и литературные секции (они тогда возникли только на Украине и на Северном Кавказе)45.
Все школы и культурно-просветительные учреждения первоначально находились на полном государственном обеспечении. Однако с осени 1921 г. материальное положение и обеспечение учреждений Наркомпроса существенно изменилось. С введением новой экономической политики и переходом к нормальному финансовому хозяйству весь бюджет был разделен на государственный и местный (муниципальный). Вся сеть Наркомпроса была снята с централизованного обеспечения и переведена на местные средства.
В Сибири, после принятия этих вынужденных мер, сеть национальных школ сократилось наполовину, а количество клубов, библиотек, изб-читален уменьшилось на 85-90 %46. Так, на январь 1922 г. в Алтайской губернии из шести зарегистрированных в отделе народного образования эстонских школ действовали только две, из двух латышских ни одна не работала47. В Енисейской губернии, по данным губ-
наца за 1922 г., на 1 000 эстонцев имелась одна школа, у латышей одна школа обслуживала 1 370 жителей48.
Однако организация новых культурно-просветительных учреждений у прибалтийских национальных групп Сибири и поддержание уже существовавших сталкивалось не только с финансовыми трудностями. Многие деревни были разделены на хутора, находившиеся на значительном расстоянии друг от друга, ввиду чего сложно было организовать какую-либо культурно-просветительную деятельность49.
В новых условиях государство прилагало много усилий для сохранения сети культурно-просветительных учреждений. В феврале 1921 г. по инициативе секций Сиббюро и Сибоно была проведена всесибирская неделя помощи национальной школе. Повсеместно проводились обследования, направленные на улучшение работы школ, оказывались возможная помощь. Так, например, латышская секция Енисейского губкома использовала приехавших на каникулы студентов московских
50
вузов, направив их в качестве учителей латышских школ .
В 1924 г. кампания по ликвидации неграмотности у сибирских латышей и эстонцев в ряде регионов Сибири вступила в решающую фазу. К этому моменту латыши и эстонцы достигли значительных успехов в борьбе с неграмотностью и опередили по этому показателю другие так называемые нацменьшинства Сибири. Так, неграмотных среди эстонцев Омского округа было 10 % (у латышей этот процент был, вероятно, еще меньше), среди евреев - 22 %, среди поляков и немцев-колонистов - 48 %, среди украинцев - 65 %, татар - 71 %, киргизов - 93 %. Поэтому из 45 открытых в округе школ ликбеза было 14 татарских, 13 украинских, 11 немецких и только 3 эстонских и 3 латышских51. Сеть эстонских школ в Сибири в 1924 г. была представлена следующим образом: Омская губерния - 17 школ - обслуживали 40 % детей; Томская губерния - 12 школ - 75 %; Енисейская губерния -11 школ - 45 %; Алтайская губерния - 4 школы - 26 %; Иркутская губерния - 1 школа - 25 %; Новониколаевская губерния - 2 школы - 26 %52.
Однако материальная база национальных школ была по-прежнему слаба. Как отмечалось в докладе Тарского уездного отдела народного образования, оборудование мебелью национальных школ в уезде было значительно хуже, чем у русских, и составляло 35-40 % потребности. В плачевном состоянии находились также школьные здания53. Не лучше обстояло дело и в других уездах Омской губернии. Так, например, на ремонт Коротковской латышской школы первой ступени была составлена смета на сумму 100 р., а было отпущено только 38 р. 80 коп. В Васюганской эстонской школе первой ступени не хватало даже писчебумажных принадлежностей54.
Обучение в латышских и эстонских школах велось на двух языках - национальном и русском. Школьная программа строилась на комплексной основе и включала в себя следующие комплексы: «Природа и человек», «Труд», «Общество» и др. Учебные пособия были как на русском, так и на национальных языках. Так, например, в Золотонивской школе первой ступени среди изданий на русском языке были «Очерки обществоведения» Вольфсона, «Сборник арифметических задач» Арженникова, «Новый русский букварь» Вахтерова, «Игры и физические упражнения» Цабеля, «Первые работы по измерению земли» Орлова и др. Из учебных пособий на эстонском языке можно выделить следующие: «Живая природа» Мянника, «Руководство по зоологии» Вагнера, «Эстонская грамматика» Пелья, «Геометрия» Микельсара, «Новая история» Пальвадре и др.55
Учебники для латышских и эстонских школ выписывали из Москвы и Ленинграда. В частности, в Ленинграде существовало издательство «Ки1уа]а» («Сеятель»), издававшее учебную и методическую литературу для эстонских школ в РСФСР.
Тем не менее, учебников хронически не хватало. В отчете Центрального эстонского бюро Совнацмена за 1923-1924 гг. сообщалось о том, что был рассмотрен макет учебника для эстонских школ первой ступени и составлена рукопись азбуки для взрослых. Однако в Сибири в эстонских школах из-за нехватки учебной литературы вплоть до 1924 г. дети занимались по учебникам, закупленным в Эстонии56.
Недостаток учебной литературы ощущался и в латышских школах. На 19231924 учебный год в Енисейской губернии требовалось букварей - 120 экземпляров, хрестоматии - 50, грамматики - 120, арифметики - 230, истории - 100, естествознания - 150. Поэтому выдача книг строго лимитировалась. Сохранилась разнарядка выданных книг латышским школам Омской губернии в 1924 г.: с. Ковалево - 27 книг, с. Салтыковка - 18, с. Латышевское - 38, с. Елизаветинка - 27, латышским школам Тюкалинского уезда - 3 657.
В Тарском уезде Омской губернии татарские школы были снабжены учебниками на родном языке на 60 %, а латышские, эстонские и польские школы на 2025 % потребности. Поэтому здешний отдел народного образования обратился за помощью к местной сельхозкооперации, которая изготовила нужное количество книг
58
для всех национальных школ уезда .
Еще одной проблемой было создание национальных школ в деревнях с национально-смешанным населением. В зависимости от различных обстоятельств, в частности от удельного веса той или иной национальности, этот вопрос решали по-разному. Так, например, в д. Ковалево Калачинского уезда Омской губернии, где жили как эстонцы, так и латыши, а в местной школе работал только учитель-эстонец, общее собрание жителей просило отдел народного образования прислать в школу также учителя-латыша59. А в Тарском уезде, где в большинстве деревень преобладала какая-либо одна национальность, в школах обучали на языке большинства населения той или иной деревни. Например, в д. Верхней Бобровке эстонские дети ходили в латышскую школу, а в д. Юрьевке - латышские дети в эстонскую60.
Работа в сфере народного образования сталкивалась и с нехваткой средств для финансирования национальных школ. В частности, школьный Совет Поливановской эстонской школы первой ступени в докладе в Совнацмен при Омском губернском отделе народного образования от 18 августа 1924 г. докладывал, что в связи со слишком большим количеством учеников, приходящимся на одного учителя, в деревне необходимо иметь двух учителей вместо одного. Но из-за больших расходов на школу школьный совет не имел средств даже на содержание одного учителя61. Тяжелой оставалась ситуация в Тарском уезде, где в 1924 г. в городских школах на одного учителя приходилось 23 ученика, а в сельских - 30. И при этом только 30 % детей в возрасте 7-10 лет были охвачены обучением, а 70 % остались «за бортом»62.
Следует отметить, что большинство латышей и эстонцев продолжало оказывать материальную поддержку национальным школам. В частности, учитель Золотонивской эстонской школы Калачинского уезда Омской губернии И. Казик писал, что жители деревни, сознавая пользу образования, не только охотно посылают своих детей в школу, но и снабжают школу дровами и керосином, а также выплачивают учителю жалованье63.
В деревне Ермолаевка того же уезда, где большинство населения составляли латыши, на общем собрании, состоявшемся 15 ноября 1924 г., были приняты следующие решения: 1) предоставить помещение для школы; 2) предоставить квартиру учителю; 3) обеспечить топливом как школу, так и квартиру учителя; 4) предоставлять учителю подводу для поездок по служебным делам64.
В 1925 г. материальное положение эстонских и латышских школ в Сибири улучшилось. Проведенное в этом году обследование национальных школ Омского
округа подтвердило, что потребность школ и учреждений культуры в снабжении национальной литературой и методическими пособиями удовлетворена на 80-90 %. Значительно хуже обстояло дело в Томском уезде, где в эстонских и латышских школах на конец 1924 г. обеспеченность учебниками составляла всего 33 %, то есть один учебник приходился на трех учеников. В целом по Сибири снабжение учебной литературой в эстонских школах было несколько хуже, чем в латышских. Поэтому в 1925 г. сюда поступила партия учебников на эстонском языке тиражом более 13 тыс. экземпляров. Началось издание национальной литературы в регионе, подготовленное местными авторами. Газета «Советская Сибирь» в заметке «Нацмен и книжный рынок», опубликованной 3 февраля 1925 г., сообщала о том, что весь вышедший тираж национальной литературы быстро раскупили65.
Увеличивалось количество пунктов по ликвидации неграмотности среди взрослого населения, общее число которых в Сибири к февралю 1925 г. составило 258. В 1924 г. из 360 тысяч эстонского населения России было 273 тыс. грамотных (76 %), а из 480 тыс. латышских поселенцев - 408 тыс. (85 %)66. В сентябре 1925 г. в беседе с корреспондентом газеты «Советская Сибирь» эстонские крестьяне с. Поли-вановка Сосновского района Омского округа с гордостью сообщали: «В Поливанов-ке нет неграмотных. Культурно-просветительная работа поставлена очень хорошо. Существует "общество друзей просвещения", которое на свои средства пригласило еще одного учителя». Полностью ликвидировали неграмотность и эстонцы из с. Высокая Грива Тюкалинского района того же округа67.
Расширялась сеть изб-читален. В Омской губернии работало 8 латышских изб-читален и 6 красных уголков, в Енисейской губернии - 4 избы-читальни, 5 красных уголков и 2 культурно-просветительных общества68. По другим данным, в 1924 г. на 8 тысяч латышских колонистов в Омском округе приходилось 4 избы-читальни, 10 библиотек и 3 клуба69.
Одной из форм культурно-просветительной работы стала организация народных праздников, в ходе которых проводились политические лекции и доклады, театрализованные представления, спортивные состязания и другие мероприятия. Одному из таких праздников посвящен очерк в газете «БЛТгуав СТпа» за 1924 г. 3 февраля 1924 г. в деревне Дубовка (02о1аеш8) Тарского уезда Омской губернии силами Его-ровского культурно-просветительного кружка и местных энтузиастов был организован театральный вечер. Зрители увидели комедию «Воры» («2а§Н») и сценические миниатюры, большая часть которых была посвящена подвигу сибирских латышских стрелков в боях под Ригой в 1916 г. После театрального вечера состоялись соревно-
70
вания гиревиков и танцы с играми .
Аналогичные мероприятия проходили и в эстонских деревнях. Например, 2 мая 1921 г. в деревне Березовка Мариинского уезда Томской губернии силами театрального, литературного и музыкального кружков был устроен праздник71.
В деревне Вамбола Мариинского уезда Томской губернии - одном из самых крупных эстонских колоний в Западной Сибири (в начале 1920-х гг. там проживало 765 жителей) - ежегодно в июне проводили уездные певческие праздники. Так, один из таких праздников там состоялся 22-23 июня 1924 г. (на Яанов день). Программа праздника была рассчитана на три дня. В первый день состоялось торжественное открытие, заслушан доклад о национальной политике Советской власти, прошел концерт художественной самодеятельности и показан спектакль «В вихре ветров» (драма А. Кицберга). На второй день выступили хоры, а на третий общее собрание крестьян обсудило: 1) организацию сельскохозяйственных товариществ (сразу же в члены кооперации вступили 57 хозяйств); 2) аграрный вопрос; 3) проведение недели национальных меньшинств.
Т. е. советскими и партийными органами была найдена очень удачная форма организационной работы, когда в рамках традиционных народных праздников проводились агитационно-пропагандистские мероприятия, призванные распространить среди латышских и эстонских поселенцев нормы и ценности советской политической культуры.
Безусловно, культурное просвещение балтийских поселенцев находилось в самой тесной связи с идеологическими установками партии большевиков и Советского государства.
В заключение мы позволим себе высказать несколько замечаний общего характера. Отметим, что выходцы из Прибалтики не очень хорошо владели русским языком. Следовательно, все культурные учреждения у этих групп могли функционировать лишь на базе национальных языков.
В. Раевский писал: «Осуществленные в 1917-1925 гг. шаги в становлении латышской школы позволили в дальнейшем еще шире развить в СССР образование на латышском языке, обеспечить для латышской молодежи возможности приобретения любой специальности, содействовали общему культурному и политическому росту латышского населения советских республик»72.
Но соответствует ли этот тезис действительности? С одной стороны, создание образовательных и культурных учреждений у прибалтийских поселенцев способствовало становлению в СССР латышского и эстонского советского театра, литературы, изобразительного искусства, что, безусловно, было прогрессивным явлением. С другой стороны, получив образование преимущественно на национальном языке, колонисты могли самореализоваться либо на этнической родине, что после окончания оптационной кампании было затруднительно (да и не все этого хотели), либо в рамках прибалтийских деревень. Следовательно, национальные культурно-просветительные учреждения, не создавая дискриминацию действием, создавали дискриминацию результатом.
Выход, на наш взгляд, заключался в том, чтобы постепенно увеличивать удельный вес культурно-просветительных учреждений, действующих в русском языковом формате, создавая тем самым предпосылки для реального двуязычия у прибалтийских национальных групп.
Вероятно, определенные шаги в этом направлении предпринимались, поскольку, как мы видели выше, в латышских библиотеках были книги на русском языке (в Рыжковской народной библиотеке они составляли 59,8 % библиотечного фонда), а в эстонских школах часть учебных пособий также была на русском языке. Но, к сожалению, мы не располагаем данными о том, пользовались ли популярностью эти книги и какова была успеваемость школьников по предметам, преподаваемым на русском языке.
Таким образом, анализ культурно-просветительной деятельности среди прибалтийских народов позволяет судить о ее планомерности и многогранности. В сложных условиях нэпа удалось сохранить и восстановить сеть народного образования и культурно-просветительных учреждений, которая впоследствии получила дальнейшее развитие. Эта сложная задача могла быть решена только при помощи самих трудящихся, их самоотверженности и инициативы. Интенсивная клубная работа и деятельность театральных драматических студий способствовали повышению их общественно-политической активности и расширению кругозора, облегчали ликвидацию национальной отчужденности.
В то же время, идеально вписавшись в модель «сепаратного плюрализма», национально-культурные учреждения несли в себе серьезное противоречие. Приобщая
прибалтийских поселенцев к нормам и ценностям советского общества, они, базируясь на национальном языке, объективно затрудняли горизонтальную и вертикальную мобильность колонистов, по большому счету ограничивая возможности их самореализации рамками национальных поселений.
Примечания
1 Шйкоуа // ЬаЫе§и копуегеасуаБ уагёшса. - К, 1938-1939. - 18 б^. - 36375 б1.
2 Шйкоуа. 36376. б1.; МЭЭ ОмГУ, 1988. П. 47-1. Л. 1.
3 №§о1, А. ЕеБй аБипёшеё ]а авира1§аё Уепешаа1 / А. №§о1. - ТаЛиБ, 1918. - 40-54 1к.
4 Сборник статистических сведений по Союзу ССР (1918-1923 гг.). - М., 1924. -С. 50-51.
5 Бе1ка, А. Ьа1у1е§и раёош]и Бко1а Б^Тгуа / А. Бе1ка // Бко1а ип ^шепе. - 1973. - № 4. - 44 1рр.
6 Итоги демографической переписи населения 1920 г. по Омской губернии. Возрастной и национальный состав населения с подразделением по полу и грамотности. -Вып. 2. - Омск, 1923. - С. 102-103.
7 К практической постановке национальной проблемы в Омской губернии // Изв. Омск. губкома РКП(б). - 1923. - № 7. - С. 18-19.
8 ЦХАФ АК. Ф. 2. Оп. 5. Д. 345. Л. 54.
9 Совет. Сибирь. - 1921. - 25, 29 января.
10 Бе1ка, А. Ьа1у1е§и раёош]и Бко1а Б^Тгуа. - 45 1рр.
11 ГАОО. Ф. 318. Оп. 1. Д. 1152. Л. 26, 36, 39.
12 ГАНО. Ф. Р-1. Оп. 1. Д. 785. Л. 12.
13 Шамматов, М. Просвещение национальных меньшинств в Сибири / М. Шамматов // Жизнь Сибири. - 1923. - № 6-7 (10-11). - С. 178.
14
15
Краснояр. рабочий. - 1923. - 1 ноября. ГАНО. Ф. 1. Оп. 1. Д. 1347. Л. 40.
16 Колоткин, М. Н. Балтийская диаспора Сибири : Опыт исторического анализа / М. Н. Колоткин. - Новосибирск, 1994. - С. 98.
17 Культурное строительство в Сибири. 1917-1941 : сб. док. - Новосибирск, 1979. -С. 168.
18 ГАОО. Ф. 318. Оп. 1. Д. 1152. Л. 1-53.
19 &Ьеп ТооНпе. - 1921. - 23 ]ии1.
20 Бейка, А. Латышские секции РКП(б) и РКСМ в Сибири (конец 1919-1922 гг.) : ав-тореф. дисс. ... канд. ист. наук / А. Бейка. - Рига, 1973. - С. 22.
21 ЦДНИ ОО. Ф. 1. Оп. 1. Д. 89. Л. 11.
22 Сов. Сибирь. - 1920. - 29 апреля, 30 апреля, 7 мая, 11 июня; ЦДНИ ОО. Ф. 1. Оп. 1. Д. 84. Л. 187.
23 ГАНО. Ф. 1. Оп. 1. Д. 1349. Л. 7.
24 Там же.
25 ЦХИДНИ КК. Ф. 5. Оп. 1. Д. 223. Л. 28.
26 РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 63. Д. 2. Л. 72.
27 ГАОО. Ф. 318. Оп. 1. Д. 1152. Л. 27, 41.
28 ЦХИДНИ КК. Ф. 1. Оп. 1. Д. 236. Л. 190.
29 ГАОО. Ф. 318. Оп. 1. Д. 1152. Л. 25, 41.
30 ЦДНИ ТО. Ф. 1. Оп. 1. Д. 1481. Л. 20, 20 об.
31 ГАОО. Ф. 33. Оп. 1. Д. 33. Л. 53.
32 Там же. - Л. 53 об.
33 ГАОО. Ф. 318. Оп. 1. Д. 1152. Л. 14.
34 Мазудре. Культурные достижения латышей РСФСР / Мазудре // Жизнь национальностей. Кн. 1. - 1923. - Январь. - С. 209.
35 ЦДНИ ОО. Ф. 940. Оп. 2. Д. 112. Л. 204.
36 ГАНИ ИО. Ф. 1. Оп. 1. Д. 922. Л. 6; Борьба за власть Советов на Алтае. - Барнаул, 1957. - С. 367.
37 ГАНО. Ф. 1. Оп. 1. Д. 1375. Л. 14.
38 ГАИО. Ф. 1. Оп. 1. Д. 211. Л. 2; Власть труда. - 1920. - 6 августа.
39 БЯЛЕ. Б. 40. N. 1. Б. 7. Ь. 12, 40.
40 РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 63. Д. 34. Л. 30.
41 ГА РФ. Ф. 1318. Оп. 1. Д. 159. Л. 28.
42 БЛеп ТооНпе. - 1921. - 23 ]ииШ.
43 Шамматов, М. Просвещение национальных меньшинств в Сибири... - С. 179.
44 Мазудре. Культурные достижения латышей РСФСР. - С. 208.
45 Шамматов М. Просвещение национальных меньшинств в Сибири. - С. 179.
46 ЦХАФ АК. Ф. 2. Оп. 3. Д. 374. Л. 3.
47 ГАНО. Ф. 1. Оп. 1. Д. 955. Л. 2.
48 ГАОО. Ф. 318. Оп. 1. Д. 1152. Л. 5.
49 ЦХИДНИ КК. Ф. 1. Оп. 1. Д. 583. Л. 10.
50 Из отчета Совета национальных меньшинств при губоно о состоянии работы // Наш край. - Омск, 1985. - Ч. I. - С. 105.
51 ГА РФ. Ф. 296. Оп. 1. Д. 87. Л. 5.
52 ГАОО. Ф. 318. Оп. 1. Д. 1143. Л. 12-13.
53 Там же. - Л. 1, 28.
54 ГАОО. Ф. 224. Оп. 2. Д. 39. Л. 8-11.
55 ГА РФ. Ф. 296. Оп. 1. Д. 87. Л. 4.
56 ЦХИДНИ КК. Ф. 1. Оп. 1. Д. 396. Л. 60; ЦДНИ ОО. Ф. 1. Оп. 3. Д. 398. Л. 14-19.
57 ГАОО. Ф. 318. Оп. 1. Д. 1143. Л. 13.
58 Там же. - Л. 22.
59 Там же. - Л. 4-5.
60 ГАОО. Ф. 1152. Оп. 1. Д. 1167. Л. 18.
61 ГАОО. Ф. 318. Оп. 1. Д. 1143. Л. 13.
62 ГАОО. Ф. 224. Оп. 2. Д. 39. Л. 7.
63 ГАОО. Ф. 224. Оп. 2. Д. 36. Л. 4.
64 Совет. Сибирь. - 1925. - 3 февраля; Колоткин, М. Н. Балтийская диаспора Сибири. - С. 102-103.
65 ГА РФ. Ф. 296. Оп. 1. Д. 81. Л. 4; Культурное строительство в Сибири. - С. 172.
66 ГАОО. Ф. 318. Оп. 1. Д. 1139. Л. 81-82; Совет. Сибирь. - 1925. - 20 сентября.
67 ЦДНИ ОО. Ф. 2. Оп. 1. Д. 347. Л. 50, 136.
68 Из отчета Совета национальных меньшинств при губоно. - С. 105.
69 ^Ыгуав С1па. - 1924. - № 9.
70 ^Ьеи ТооНпе. - 1921. - 23 ]ииШ.
71 ЦДНИ ТО. Ф. 1. Оп. 1. Д. 1468. Л. 69 об.; Маамяги, В. Эстонцы в СССР. 1917-1940 гг. / В. Маамяги. - М., 1990. - С. 141-142.
72 Раевский, В. Латышские секции РКП(б) : автореф. дис. ... д-ра ист. наук / В. Раевский. - С. 33.
