CC BY
67
12.5. КУЛЬТУРНО-ИСТОРИЧЕСКИЕ ОСОБЕННОСТИ СТАНОВЛЕНИЯ МОДЕЛИ СОВРЕМЕННОГО РОССИЙСКОГО ФЕДЕРАЛИЗМА, СЛОЖИВШИЕСЯ В ДОСОВЕТСКИЙ И СОВЕТСКИЙ ПЕРИОДЫ
Платонов Владимир Михайлович, кандидат юридических наук, заведующий кафедрой политического анализа и управления Факультета гуманитарных и социальных наук
Место работы: Российский университет дружбы народов
Аннотация: статья посвящена выявлению культурно-исторических особенностей формирования моделей взаимоотношений центральной государственной власти и публичной политической власти составных частей территории России в досоветский и советский периоды, а также аспектам их влияния на современную модель российского федерализма.
Автор доказывает, что российская модель территориального устройства во все периоды своего существования характеризовалась признаками, существенно отличающими ее от западных моделей территориальной организации публичной власти как на концептуальном, так и на институциональном, структурном и функциональном уровнях.
В отличие от западной культурной парадигмы российский культурно-исторический контекст предполагает бесконфликтность взаимодействия центральной власти и власти на местах, вовлеченность региональных политических элит и институционализирующих их государственных органов в общегосударственную политику, ассимиляцию региональных политических элит центральной элитой, отсутствие антагонизмов и противопоставления общегосударственных и партикулярных региональных интересов.
В статье обосновывается, что факторами, коренным образом отличающими советский и российский федерализм от западных аналогов, являются его совместимость с принципами централизованного управления, идея равного представительства субъектов федерации в федеральных органах, направленность федеральной политики на поступательное экономическое и социальное развитие составных частей территории государства, а не на их эксплуатацию. В статье доказывается, что советская и российская модели федерализма не предполагают превалирование партикулярных региональных интересов над общегосударственными, а культурных особенностей региона над объективными закономерностями общественного и общегосударственного развития.
Ключевые слова: форма государственного устройства, федерализм, федеративное государственной устройство, культурно-исторический контекст, политическая элита, западная правовая культура, предметы ведения, полномочия, федеративные отношения, досоветский и советский периоды.
THE CULTURAL AND HISTORICAL FEATURES OF FORMATION OF MODEL OF MODERN RUSSIAN FEDERALISM DEVELOPED DURING THE PRE-SOVIET AND SOVIET PERIODS
Platonov Vladimir M., PhD in law, Head of the Department of Political Analysis and Government, Faculty of Humanitarian and Social Sciences
Place of employment: RUDN University
Abstract: the article is devoted to detection of cultural and historical features of formation of models of relations between the central government and the public governments of parts of the territory of Russia during the pre-Soviet and Soviet periods, and also to aspects of their influence on modern model of the Russian federalism.
The author proves that the Russian model of the territorial organization of state during the entire periods of the existence of Russia was characterized by the signs significantly distinguishing it from the western models of the territorial organization of the public power both on conceptual and at the institutional, structural and functional levels.
Unlike the western cultural paradigm the Russian cultural and historical context assumes absence of conflict of interaction of the central power and local authorities, an involvement of regional political elites and the state bodies institutionalizing them in nation-wide policy, assimilation of regional political elites by the central elite, lack of antagonisms and opposition of state and regional interests.
In the article it is proved that the factors radically distinguishing the Soviet and Russian federalism from the western analogs are its compatibility with the principles of centralized government, the idea of equal representation of territorial subjects of the federation in federal state bodies, an orientation of federal policy on economic and social development of parts of the territory of the state, but not on their exploiting. In article it is proved that the Soviet and Russian models of federalism don't assume a prevalence of regional interests over nation-wide interests, and cultural features of the region over objective regularities of social and nation-wide development.
Keywords: territorial organization of state, federalism, federal territorial organization of state, cultural and historical context, political elite, western legal culture, areas of jurisdiction, powers, federal relations, pre-soviet and soviet period.
Поиск приемлемой для государства и общества модели государственно-территориального устройства имеет в своей основе стремление к нахождению баланса между объемом полномочий центральной власти и ее способностью обеспечивать целостность государства и объёмом полномочий составных частей его территории в политической, экономической, культурной и иных сферах осуществления публичной власти. Собственно, федеративное государственное устройство является одной из моделей государственно-территориального устройства, которое при наличии единого государства и центральной власти позволяет отдельным частям его территории иметь определенную степень политической самостоятельности.
Культурные предпосылки для утверждения в России федеративной модели государственно-территориального устройства сложились еще в XIX в., когда многонациональная структура российского общества объективно потребовала от центральной государственной власти реакции в форме развития автономий в составе Российской Империи. Теоретические концепции, развиваемые отечественной юридической наукой того времени, во-многом сводили проблемы федерализма к развитию автономии. То есть, уже тогда, имея пример федеративного государственного устройства в лице Соединенных Штатов Америки, отечественные государствоведы исходили из непродуктивности слепого копирования элементов американского федерализма и федеративного государственного устройства, и, как следствие, из стремления создать свою, самобытную модель федеративного устройства, отвечающую специфике российского общества, культурной парадигме его развития. Такой подход к проблеме имеет серьезные методологические основания. Так, если федерализм понимается как некая философская, политико-правовая и социально-экономическая концепция, предполагающая баланс полномочий и интересов центральной власти и публичной власти составных частей территории государства, как некая система ценностей, обеспечивающих такой баланс, то вполне логично предположить, что как сам баланс полномочий и интересов, так и ценности, его обеспечивающие, могут существенно различаться в зависимости от культурно-исторических условий существования конкретного общества и государства. Ценности и интересы, в свою очередь, являются продуктом конкретной культуры, следовательно, при их культурном многообразии форма их обеспечения через определенные структуры публичной власти, ее территориальную организацию, через постановку целей и задач публичного управления на различных уровнях реализации публичной политической власти, а следовательно, через модели распределения полномочий между центральной властью и властью регионов, субъектов федерации, также может различаться. Элементы упомянутой формы представляют собой совокупности федерацию как особый способ территориальной организации государства и федеративное государственное устройство, как совокупность правовых норм, обеспечивающих функционирование этой территориальной организации. Федерация и федеративное государственное устройство, будучи производными от концепции федерализма, наследуют черты его культурной индивидуальности и идентичности в конкретном государстве.
С.М.Шахрай и С.М.Попова отмечают, что «само понятие «федерализм» резко меняется в конкретном исто-
рико-политическом и национально-культурном контексте»1. В развитие своей мысли они приводят пример так называемых псевдофедераций, считая таковыми СССР и РСФСР, когда государство, построенное на принципах централизации и унитаризма использует элементы федеративного государственного устройства, которые, по мнению авторов, выступают в роли фасада, не отражающего реальных отношений между центрально властью и властью субъектов федерации. Поддерживая в целом высказанную С.М.Шахраем и С.М.Поповой посылку о культурной обусловленности понятия «федерализм», позволим себе не согласиться с их мнением относительно того, что «подлинный федерализм» предполагает единое содержательное наполнение в виде политического, экономического, культурного плюрализма, саморазвитие составных частей государств на основе широкой децентрализации. Указанный плюрализм, по их мнению, составляет основу федералистской диалектики, предполагающей полярность интересов участников федеративных отношений, конфликтный характер их взаимодействия и акцент на роли права как сдерживающего фактора такой негативной энергетики, способствующего ее трансформации в потенциал развития.
Думается, что концептуальные основы государственной власти в целом и организации публичной власти в России не различных этапах ее развития (за исключением, может быть, этапа становления Советского государства в 20-е гг. ХХ в.) вовсе не предполагают развития через всеобщий конфликт и полярность интересов структурных составляющих российского общества и составных частей территории государства. Скорее, речь в России идет о том, что поступательное расширение сферы ведения и полномочий региональной власти позволяет более эффективно решать стоящие перед государством политико-правовые и социально-экономические задачи. То есть, дело здесь не в конфликте, не в полярности интересов, а в вовлеченности публичной власти в регионах в реализацию общегосударственных задач на основе осознания ими если не идентичности, то по крайней мере, во-многом, совпадения общегосударственных и региональных интересов. Такие мотивы взаимодействия центральной и региональной публичной власти нивелируют негативный потенциал политико-правового, социально-экономического и культурного плюрализма, не позволяя на их основе создавать дисбаланс уровня жизни населения в различных частях территории государства, ситуацию усиления политических элит с партикулярными интересами, допускать превалирование культурных особенностей региона над объективными закономерностями общественного и общегосударственного развития.
В то же время, следует согласиться с периодизацией утверждения идеи федеративного государственного устройства в России, предложенной С.М.Шахраем и С.М.Поповой2. Первый период связан с первой четвертью XIX в. и принятием в 1820 г. Государственной Уставной грамоты Александром I. Начало второго периода отождествляется со становлением и развитием
1 Шахрай С.М., Попова С.М. «Звезды и тернии» федеративного выбора России: от социалистической федерации к кооперативному федерализму (1985-1993) / Становление федерализма в России. Документы и материалы (1985-1999). В 2 ч. Ч.1. Кризис советской федерации и поиски новой модели российского федерализма (1985-1993) / под ред. С.М.Шахрая. М., Фонд современной истории, 2014. С.53.
2 Шахрай С.М., Попова С.М. Указ.соч. С.54.
советской федерации в ХХ в. Третий период начинается в 90-хх гг.ХХ в. и продолжается по сей день.
Генезис общественных отношений, впоследствии составивших основу федеративных моделей государственного устройства Советской России и Российской Федерации лежит еще в имперской политике Российского государства эпохи самодержавия. Она не предполагала национально-религиозной или социально-культурной ассимиляции народов, присоединяемых к России, то есть изначально централизованные формы и институты государственной власти не угрожали национально-культурным особенностям входивших в состав России народов, их религиозной и социальной самобытности. Национальная, конфессиональная и социальная терпимость сочеталась в политике Российской Империи с попытками экономического и социального развития присоединяемых территорий, что, во-первых, полностью отвечало интересам проживавшего там населения, а во-вторых, создавало своего рода атмосферу единства общегосударственных и региональных интересов. При такой организации отношений между центральной властью и властью на соответствующих территориях не могло сложиться социально-политической основы для конфликта, противостояния интересов и сфер ведения.
Попытка при помощи Государственной Уставной грамоты создать систему наместничеств с их сеймами, наместниками и советами наместничеств, обладавшими определенной самостоятельностью в сфере сельского хозяйства, в торговых отношениях и в сфере промышленного производства была не результатом политической борьбы, а продуктом сознательного курса центральной власти на модернизацию политических отношений в стране через расширение предметов ведения и полномочий органов публичной власти составных частей территории России. Как показало время, политические элиты в Российской Империи оказались не готовы к восприятию таких прогрессивных идей организации публичной власти. То есть, по сути, политика Российской Империи, построенная на принципах централизации, во-первых, оказалась совместима с федералистскими концепциями, пусть и в самобытном российском виде, во-вторых, обеспечивала бесконфликтность отношений политических элит различного уровня, а также центральной государственной власти и публичной власти на местах, в-третьих, позволила заложить принципы реализации будущих процессов децентрализации государственной власти в России, которые, как в советский, так и в постсоветские периоды имеют в своей основе не столько стремление остальных частей территории государства к получению самостоятельности в решении определенных вопросов, сколько согласованное функционирование институтов государственной власти различных уровней, общность их интересов и разделение полномочий по мотивам эффективности реализации стоящих перед публичной властью задач.
В советский период национальные движения стали не столько проявлением борьбы с центральной властью за предоставление полномочий территориальным окраинам, сколько инструментом, искусственно созданным и используемым сначала центральной властью, а затем большевиками в борьбе с самодержавием. При этом ни политика Временного правительства А.Ф.Керенского, ни Декларация прав народов России 1917 года, ни Декларация прав трудящегося и эксплуатируемого населения
1918 года, ни Конституция РСФСР 1918 года, закрепляя право народов на самоопределение вплоть до отделения образования самостоятельного государства3, и провозглашая федерацию способом решения национального вопроса, не имели своей целью противопоставить центральную власть и власть на местах. К советскому периоду федерация как форма государственного устройства объективно созрела внутри российского общества, она стала своего рода элементом государственной политики, обеспечивающим все то же единство общегосударственных и территориальных интересов. В свою очередь, национально-культурное разнообразие российского общества послужило основой для выбора национально-территориального принципа организации советской федерации, детерминированного «общим историко-политическим контекстом того времени»4. В целом соглашаясь с мнением С.М.Шахрая и С.М. Поповой, мы все же склонны сомневаться в адекватности отражения исторической ситуации того времени устоявшимся терминов «тюрьма народов». При необходимости признать объективность процессов роста национального самосознания, как представляется, отсутствуют достаточные основания утверждать, что центральная власть в эпоху самодержавия и в начале ХХ века каким-то образом провоцировала борьбу народов за политическое самоопределение. Вряд ли возможно привести пример государства, предоставлявшего частям своей территории более широкую автономию, чем была предоставлена, например, Финляндии или Польше в Российской Империи. Упомянутый историко-политический контекст лишь потребовал новых институциональных и процедурных форм взаимодействия центральной власти и власти на местах. Ссылки на национальный вопрос в этом случае послужили лишь инструментом политической борьбы в масштабах государства в целом, а не проявлением противоречий между статусом и полномочиями центральной власти и публичной власти на местах.
Показательно, что создание Союза Советский Социалистических Республик в 1922 году было предопределено не борьбой народов за самоопределение, не стремлением их обособиться в той или иной мере от центральной власти, а интеграцией между территориями, поспешившими объявить о своей независимости, и Советским государством, борьбой с иностранными интервентами, необходимостью преодоления последствий гражданской войны, восстановления социально-экономической системы и противостояния международной изоляции. В таких условиях, даже несмотря на закрепление в Конституциях СССР 1924, 1936 и 1977 годов права свободного выхода национальных республик из состава Союза5, нет никаких оснований говорить о каких-либо антагонизмах между центральной властью и властью на местах. Формально являясь юридической гарантией суверенности народов в составе Советского государства, право сецессии никогда не было в нем никем реализовано вплоть до конца 80-хх гг. ХХ в. Это говорит не о его фиктивности, а о том, что механизм взаимодействия между центральной властью и властью на местах способствовал сглаживанию возможных противоречий между ними через постулирование общих интересов и четкую специализацию различных уровней
3 Декреты Советской власти. Т.1. М.: Госполитиздат, 1957. С.39-41.
4 Шахрай С.М., Попова С.М.Указ.соч. С.57.
5 Златопольский Д.Л. Эволюция российского федерализма // Основы теории и практики федерализма. 1999. С.67-79.
публичной власти по их решению. То есть советская система федеративных отношений представала собой такой механизм, в котором и центр, и составные части территории государства объективно нуждались друг в друге и партикулярно-территориальные интересы не могли быть удовлетворены вне контекста интересов общегосударственных.
Юридическим средством обеспечения эффективности этого механизма стала своего рода сакрализация принципа равноправия субъектов Советского Союза (явление, не потерявшее актуальность и в современной России). Действительно, определение задач, стоявших перед советским государством, предполагало комплексное взаимодействие между центральной властью и властью союзных республик и по своему характеру (вопросы государственного строительства, обеспечение целостности государства, поступательное социально-экономическое развитие Советского государств и т.д.) требовало одинаковых усилий и универсальных, одинаковых для всех союзных республик механизмов участия управлении страной и соответствующих полномочий. Отсюда - предоставление всем союзным республикам права принимать свою Конституцию и законодательство, иметь свое гражданство, избирать одинаковое число депутатов в Совет Национальностей Верховного Совета СССР, иметь своего представителя в Президиуме Верховного Совета СССР, в Совете Министров СССР и в Верховном Суде СССР - были вполне логичными и объективно необходимыми инструментами государственной политики в сфере федеративных отношений6. Малейший дисбаланс в полномочиях союзных республик нарушал бы логику решения вышеупомянутых государственных задач.
Здесь мы выходим на культурно-историческую специфику советской модели федерализма, в корне отличающую его от федерализма, являющегося продуктом западной политико-правовой культуры. Федерализм в его западной интерпретации предполагает тесную взаимосвязь с западной концепцией демократии. Советский же федерализм был вполне совместим с принципами демократического централизма, чуждыми западной политико-правовой культуре. Идея представительной демократии в ее западной интерпретации противоречит принципу, лежащему в основе системы представительства в СССР, когда количество представителей союзной республики в федеральных органах не зависит ни от размера ее территории, ни от количества ее населения, ни от ее социально-экономического потенциала. Противостояние федеральной и региональных политических элит, лежащее в основе функционирования федеративного государства, например, в США или Канаде, в советских (а впоследствии - в российских) условиях оказывается неактуальным, поскольку федеральная политическая элита ассимилирует региональные политические элиты. Наконец, многопартийность, оказывающая значительное влияние на общегосударственную политику в федерациях западного типа в силу значимости регионального аспекта в построении партийной системы, в советских условиях отсутствовала как таковая по причине монополии КПСС, а в современной России служит не столько инструментом дифференциации интересов федерального центра и регионов, сколько,
6 Основы теории и практики федерализма. 1999. С.69-71.
наоборот, средством обеспечения их единства - через территориальные партийные структуры, подчиняющиеся напрямую центральному аппарату соответствующих партий. Действительно, в современной России отсутствуют региональные партии, обладающие сколь-нибудь значимым потенциалом, позволяющим им оказывать существенное влияние как на общегосударственную политику, так и на политику внутри конкретного субъекта Российской Федерации.
Описанная культурная специфика советского федерализма дает ряду авторов основания полагать, что именно ее элементы послужили причиной распада СССР, «парада суверенитетов», межнациональных конфликтов. В качестве таких деструктивных элементов называют право сецессии, идеологическую диктатуру КПСС, выращивание национальных политических элит под патронажем общегосударственной политической элиты, непредоставление большинству наций, проживавших на территории СССР, права на создание союзной республики (так, за рядом наций, к числу которых можно отнести бурятов, татар, чувашей и т.д. признавалось лишь право на создание автономной республики в составе союзной республики, за такими нациями, как чукчи, ханты и т.д. признавалось лишь право на создание национальных округов). Такая точка зрения представляется излишне категоричной.
Думается, что причины распада Советского федеративного государства лежат, в первую очередь, не в политической плоскости, а в сфере экономики, социального развития. Нарастание политической активности населения стало следствием социально-экономических причин и неспособности советского государства адекватно и оперативно отреагировать на эти причины переформатированием социально-экономической системы. Политические требования как таковые, равно как и различные проявления национального самосознания, противопоставление территориальных интересов общегосударственным хоть и имели место на рубеже 90-хх гг. ХХ в., но при этом не были определяющими, что говорит о том, что сама система федеративных отношений вне контекста остроты социально-экономических проблем была вполне работоспособна и в период перед распадом СССР. Показательно, что предпринимавшие с 1988 г. попытки выхода из состава СССР Эстония, Латвия и Литва сопровождались требованиями предоставления им экономической самостоятельности (которая и была им предоставлена в 1990 году путем перевода их на республиканский хозрасчет), причем краеугольным камнем их стремлений был отказ перечислять часть прибыли от функционирования их республиканских экономических систем в бюджет Союза по установленным Госпланом нормативам.
Вопрос о деструктивном характере монополии КПСС и советской политики в отношении региональных политических элит, на наш взгляд, имеет в своей основе не столько идеологическую составляющую, сколько субъективные факторы - деградацию кадрового состава как самой партии, так и региональных руководителей, дележ экономических ресурсов и рост личных амбиций, не имеющих ничего общего ни с общегосударственной политикой, ни с региональными интересами, ни с федеративными отношениями.
В этот исторический момент М.С. Горбачев, вовлеченный во внутрипартийную борьбу с ортодоксальной номенклатурой, по сути, попытался использовать тот
же механизм, что и большевики для усиления своих позиций, дав обещание региональным элитам повысить статус союзных республик и регионов в обмен на поддержку (ровно такую же тактику избрал чуть позже Б.Н. Ельцин, призвав регионы «взять суверенитета, сколько они хотят»). Такая тактика привела к тем же результатам, что и политика Советского государства в эпоху его становления, то есть спровоцировала необоснованный и неподкрепленный экономически потенциалом рост амбиций региональных политических элит, усиление центробежных тенденций в СССР. Справедливости ради следует отметить, что впоследствии история продемонстрировала схожие результаты, что и в период становления Советского государства - нынешняя Россия развивается в условиях осознания субъектами Российской Федерации необходимости тесного взаимодействия с федеральным центром, а не противостояния ему. Схожие тенденции наблюдаются и на постсоветском пространстве (за исключением, Прибалтики, Грузии и Украины), когда суверенные государства-бывшие советские республики в той или иной мере интегрируются с Российской Федерацией в рамках международных организаций, экономического, политического, культурного и военного сотрудничества.
По сути, одним из немногих проявлений борьбы политического характера между центральной властью и союзными республиками на рубеже 90-х гг. ХХ в. стала попытка союзных властей ограничить право сецессии путем принятия 03 апреля 1990 года Закона СССР «О порядке решения вопросов, связанных с выходом союзной республики из СССР» наделения его обратной силой. В ответ десять союзных республик (Эстония, Латвия и Литва уже к этому моменту провозгласили свою независимость, а Азербайджан и Грузия приняли акты об их суверенитете) сделали заявления о своем суверенитете.
Другим не менее показательным проявлением такой борьбы стало противостояние центральной союзной власти и органов государственной власти РСФСР. И здесь вновь союзные власти попытались повторить тактику большевиков, используя автономии, существовавшие в составе РСФСР в качестве инструмента, направленного на подрыв экономического и политического потенциала РСФСР в целом (как в свое время большевики использовали национальные движения в борьбе с властью монарха). Союзная власть стремилась вывести автономии из-под влияния РСФСР, сформировав план так называемой автономизации, предполагавший уравнивание статуса автономных республик в составе РСФСР со статусом союзных республик, который последние получили в соответствии с Законом СССР от 26 апреля 1990 года «О разграничении полномочий между Союзом ССР и субъектами Федерации». Этот пример демонстрирует две плоскости федеративной политики союзной центральной власти - с одной стороны, наблюдается противостояние федерального центра и субъекта федерации -РСФСР, с другой - союзная центральная власть пыталась воспрепятствовать распаду СССР путем создания вместо 15 союзных республик 35 субъектов федерации через повышение статуса автономных образований, а взамен на увеличение объема их полномочий исключить из законодательства нормы о праве сецес-сии. Однако даже в этом примере политические аспекты федеративных отношений находятся в тесной взаимосвязи с социально-экономическими факторами.
Так, план автономизации получил поддержку национальных политических элит автономий только потому, что изменение статуса этих территорий предоставляло элитам возможности контролировать находящиеся там природные ресурсы.
Дальнейшие действия союзного руководства имели своей целью сохранение СССР через воздействие на различные части его территории путем реформирования федеративных отношений, однако, по сути, эти реформы не предлагали сколь-нибудь внятного и обусловленного объективными политическими факторами решения. В то же время руководству РСФСР удалось добиться определенного баланса между амбициями местных политических элит, объективными требованиями изменения социально-экономической системы и соответствующими этим требованиям политическими изменениями, в том числе и в сфере федеративных отношений.
Так, начало становлению новой модели федеративного устройства России было положено принятием 12 июня 1990 года Декларации о государственном суверенитете РСФСР. С одной стороны, Декларация не провозглашала реализацию РСФСР права сецессии, с другой стороны, она создавала легитимную основу для самостоятельных политических реформ, организованных или в том или ином виде поддержанных руководством Республики. План автономизации, по сути, был использован руководством РСФСР в своих целях -оно не препятствовало провозглашению рядом автономных республик в составе РСФСР суверенитета и упразднению понятия «автономный» в их наименованиях, оно поддержало идею повышения статуса автономных областей и автономных округов. На первый взгляд, такая позиция ослабляла целостность РСФСР, но в условиях разваливающегося СССР, как это ни парадоксально, только она могла способствовать сохранению единства РСФСР.
Попытки создать новый Союзный договор в рамках СССР также наталкивались на факторы экономического характера, препятствовавшие этому. Политика как таковая и конкуренция политических интересов федерального центра и союзных республик здесь отходили на второй план. Так, процесс создания нового Союзного договора тормозился по причине того, что федеральное партийное руководство не хотело расширять сферу экономической самостоятельности союзных республик, те из них, которые имели дотационное хозяйство, не были заинтересованы в потере дотаций из федерального бюджета. Попыткой решить сложившуюся ситуацию стал референдум 17 марта 1991 года о сохранении СССР, который продемонстрировал уникальные результаты - 76% населения (с учетом того, что население Эстонии, Латвии, Литвы, Молдавии и Грузии не приняли в нем участия) высказались за сохранение СССР. Это наглядно демонстрирует, что в основе распада СССР лежали не недостатки модели федеративных отношений, поскольку референдум не выявил никакого стремления к политическому самоопределению народов, проживающих на его территории, или к сецессии. То есть советская модель взаимоотношений между федеральным центром и субъектами федерации была вполне жизнеспособна.
Эта точка зрения подтверждается последующими историческими событиями, в частности встречей в формате «9+1», состоявшейся 23 апреля 1991 года между Президентом СССР и главами РСФСР, Белоруссии, Украины, Казахстана, Узбекистана, Таджики-
стана, Туркмении, Азербайджана и Киргизии. Подписанное по ее результатам совместное заявление, провозгласившее необходимость подписания нового союзного договора, по сути представляло собой попытку Президента СССР получить политическую поддержку союзных республик в борьбе с федеральным партийным аппаратом в обмен на экономические преференции - отмена налога с продаж в отношении ряда товаров, снижение железнодорожных и авиа- тарифов и т.д. Неподписание в конечном итоге нового Союзного договора было вызвано не столько разногласиями между федеральным центром и союзными республиками, сколько противостоянием между Верховным Советом СССР и Президентом СССР. Так, 12 июля 1991 года Верховный Совет СССР принял Постановление «О проекте нового Договора о Союзе суверенных государств». В Постановлении была высказана поддержка идее подписания нового Союзного договора, однако, сознательно в целях противодействия инициативам Президента СССР была закреплена чрезвычайно сложная процедура его создания. В конечном итоге, подписание нового Союзного договора, намеченное на 20 августа 1991 года, было сорвано августовским путчем, после которого распад СССР стал неизбежен. Думается, что основной причиной распада СССР в этом контексте стала не столько дефектность социалистического федеративного государственного устройства, сколько политическая недееспособность советского руководства.
Таким образом, в досоветский и советский периоды существования Российского государства был сформирован ряд культурно-исторических предпосылок, обусловивших в дальнейшем развитие его политико-территориальных форм. Тем самым логика развития отношений между центральной государственной властью и публичной властью составных частей территории Российского государства демонстрирует культурную уникальность, индивидуальность, специфику ценностной и социальной основы институциональных моделей упомянутых взаимоотношений.
В основе концепции государственной власти в России, ее институционального и территориального устройства, лежит, в отличие от аналогичных моделей, являющихся продуктом западной политико-правовой культуры, не конфронтация и антагонизмы в интересах социальных групп и территориальных образований, а взаимодействие различных уровней публичной власти, подчиненное общим политико-правовым, социально-экономическим и иным целям и задачам, сформулированным таким образом, что решить и достичь их вне такого взаимодействия объективно оказывается невозможно.
Ключевой характеристикой такого взаимодействия оказывается вовлеченность публичной власти составных частей территории государства в осуществление общегосударственной политики через идеологическое обоснование общности общегосударственных и региональных интересов. Такой подход позволяет противостоять объективным социально опасным последствиям политико-правового, социально-экономического и культурного плюрализма в те периоды существования Российского государства, когда такой плюрализм допускается.
Отношения центральной власти и регионов в России не предполагают превалирование партикулярных региональных интересов над общегосударственными и
культурных особенностей региона над объективными закономерностями общественного и общегосударственного развития.
Специфика современного российского федерализма обусловлена тем, что ни на одном из этапов своего развития общегосударственная власть в России не предполагала национально-религиозной или социально-культурной ассимиляции народов, проживающих на территории России, централизм в государственном управлении никогда не посягал на национально-культурные особенности, а политика государства всегда была направлена на поступательное экономическое и социальное развитие составных частей ее территории.
В таких условиях не может сложиться социально-политической основы и предпосылок для конфликта, противостояния интересов и сфер ведения между центральной государственной властью и иными проявлениями публичной политической власти в государстве. Укреплению такой «бесконфликтной» модели российского территориального устройства способствует утвердившаяся еще в советский период сакрализация принципа равноправия субъектов федерации.
Культурно-историческая специфика советской модели федерализма, во многом унаследованная современной Россией и существенно отличающаяся от модели федерализма, созданной западной политико-правовой культурой, характеризуется следующими основными аспектами.
Советский и российский федерализм совместим с принципами централизованного управления в различных формах их проявления.
В основе советской и современной российской моделей федеративного устройства лежит идея равного представительства субъектов федерации в федеральных органах, что противоречит западной идее представительной демократии.
В основе функционирования федеративного государства в СССР и современной России лежит на противостояние федеральной и региональных политических элит, а ассимиляция последних первой.
Многопартийность в советской модели федерализма не имела никакого значения для федеративных отношений в силу монополии КПСС, а в современной России способствует не конкуренции интересов федерального центра и регионов, а инструментом обеспечения их единства.
Статья проверена программой «Антиплагиат». Оригинальность 97,64%.
Список литературы:
1. Шахрай С.М., Попова С.М. «Звезды и тернии» федеративного выбора России: от социалистической федерации к кооперативному федерализму (1985-1993) / Становление федерализма в России. Документы и материалы (19851999). В 2 ч. Ч.1. Кризис советской федерации и поиски новой модели российского федерализма (1985-1993) / под ред. С.М.Шахрая. М., Фонд современной истории, 2014.
2. Декреты Советской власти. Т.1. М.: Госполитиздат, 1957.
3. Златопольский Д.Л. Эволюция российского федерализма // Основы теории и практики федерализма. 1999.
4. Основы теории и практики федерализма. 1999.
РЕЦЕНЗИЯ
на статью кандидата юридических наук, заведующего кафедрой политического анализа и управления Факультета гуманитарных и социальных наук Российского университета
дружбы народов В.М. Платонова на тему «Культурно-исторические особенности становления модели современного российского федерализма, сложившиеся в досоветский и
советский периоды» Представленная на рецензирование научная статья посвящена актуальной теме, имеющей важное теоретическое и практическое значение, а именно, выявлению культурно-исторических особенностей формирования моделей взаимоотношений центральной государственной власти и публичной политической власти составных частей территории России в досоветский и советский периоды, а также аспектам их влияния на современную модель российского федерализма.
Практический интерес представляет аргументация тезиса, что российская модель территориального устройства во все периоды своего существования характеризовалась признаками, существенно отличающими ее от западных моделей территориальной организации публичной власти как на концептуальном, так и на институциональном, структурном и функциональном уровнях.
Материалы, представленные в статье, обладают новизной, цитируемые источники отражают современный взгляд на изучаемую проблему. Особый интерес представляет утверждение автора о том, что факторами, коренным образом
отличающими советский и российский федерализм от западных аналогов, являются его совместимость с принципами централизованного управления, идея равного представительства субъектов федерации в федеральных органах, направленность федеральной политики на поступательное экономическое и социальное развитие составных частей территории государства, а не на их эксплуатацию.
Таким образом, автор акцентирует внимание в статье на то, что советская и российская модели федерализма не предполагают превалирование партикулярных региональных интересов над общегосударственными, а культурных особенностей региона над объективными закономерностями общественного и общегосударственного развития.
Представленная статья структурирована, логически завершена, выводы, сделанные в результате научного исследования, убедительно аргументированы в тексте работы. В аннотации содержатся основные идеи, изложенные автором в работе.
Представленная статья отвечает требованиям, предъявляемым к публикациям такого рода, и на основании вышеизложенного может быть рекомендовала для опубликования в открытой печати.
Рецензент:
канд. юрид. наук, доцент кафедры гражданского права и процесса и международного частного права юридического института РУДН
А.Н. Кирсанов
