ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ ИССЛЕДОВАНИЯ / THEORETICAL STUDIES
Научная статья / Research Article https://doi.org/10.11621/LPJ-24-38 УДК/UDC 316.6
Культурно-историческая теория и социальная психология: перекличка идей
Т.Ю. Базаров, Е.П. Белинская, О.А. Тихомандрицкая н
Московский государственный университет имени М.В. Ломоносова, Москва, Российская Федерация
и [email protected] Резюме
Актуальность. Актуальность заявленной темы определяется двумя обстоятельствами: необходимостью определения основных направлений теоретико-методологической рефлексии современной социальной психологии и задачей экспликации социально-психологических аспектов культурно-исторической теории.
Цель. Рассмотрение взаимосвязи основных идей культурно-исторической теории Л.С. Выготского и предметного поля социальной психологии. Методы. В статье использованы методы дедуктивного (аксиоматического и гипотетико-дедуктивного) и сравнительного анализа. Результаты. Основные тезисы культурно-исторической теории задали развитие и конкретизацию предметного поля социальной психологии начиная с известной дискуссии 1920-х гг. В качестве основных таких положений можно выделить: представление об интериоризации социальных отношений как конструктивном механизме социализации человека; понимание процесса общения как орудийно опосредованного системой знаков, которые выступают для социального субъекта средствами овладения своим социальным поведением; утверждение идеи активности человека во взаимодействии, финитной задачей которого становится формирование общей системы значений. На примере сходств и различий исторических взглядов Л.С. Выготского и Дж. Г. Мида анализируется возможный спектр пониманий контекстуальности взаимодействия. Именно внимание культурно-исторической теории к анализу взаимодействия во многом определило дальнейший
© Базаров, Т.Ю., Белинская, Е.П., Тихомандрицкая, О.А., 2024
интерес социальной психологии к проблеме «личность и/или ситуация», решение которой до сих пор остается дискуссионным. Выводы. Определяющая роль позиции Л.С. Выготского не только для отечественной, но и для мировой социальной психологии связана с неослабевающим вниманием исследователей к одной из фундаментальных проблем в анализе человека и общества, а именно — к проблеме взаимодействия человека с окружающей социокультурной средой. Требование учета социального контекста как методологический императив современной социальной психологии задает основное направление дальнейшего развития теоретико-методологической рефлексии — анализ возможных соотношений социального контекста и социальных изменений, приводя к необходимости эмпирического освоения двух проблем: индивидуально-психологических оснований социального выбора и способности человека противостоять власти ситуации.
Ключевые слова: культурно-историческая теория, социальная психология, социокультурная детерминация, социальная ситуация, знак, символ, социальный контекст, личность
Для цитирования: Базаров, Т.Ю., Белинская, Е.П., Тихомандрицкая, О.А. (2024). Культурно-историческая теория и социальная психология: перекличка идей. Вестник Московского университета. Серия 14. Психология, 47(4), 24-42. https://doi.org/10.11621/LPJ-24-38
Cultural-Historical Theory and Social Psychology: A Nexus of Ideas
Tahir Yu. Bazarov, Elena P. Belinskaya, Olga A. Tikhomandritskaya H
Lomonosov Moscow State University, Moscow, Russian Federation и [email protected]
Abstract
Background. The relevance of the stated topic is determined by two circumstances: the need to determine the main directions of the theoretical and methodological reflection of modern social psychology and the task of explaining the socio-psy-chological aspects of cultural-historical theory.
Objective. Consideration of the relationship between the main ideas of the cultural-historical theory of L.S. Vygotsky and the subject field of social psychology. Methods. The article uses methods of deductive (axiomatic and hypothetico-de-ductive) and comparative analyses.
Results. The main theses of cultural-historical theory set the development and instantiation of the subject field of social psychology, starting with the well-known discussions of the 1920s. The main provisions can be identified as follows: the idea of the internalisation of social relations as a constructive mechanism of human socialisation; understanding the process of communication as instrumentally mediated by a system of signs which act as a means for a social subject to master his social behaviour; approval of the idea of human activity in interaction, the finite task of which is the formation of a common system of meanings. Using the example of similarities and differences in the historical views of L.S. Vygotsky and J.G. Mead, the authors analyse the possible range of understandings of interaction contextuality. It was the attention of cultural-historical theory to the analysis of interaction that largely determined the further interest of social psychology in the problem of "personality and/or situation", the solution to which is still debatable. Conclusions. The determining role of L.S. Vygotsky's position for universal social psychology as well as for Russian is associated with the unremitting attention of researchers to one of the fundamental problems in the analysis of man and society, namely, to the problem of human interaction with the surrounding socio-cultural environment. The requirement to consider the social context as a methodological imperative of modern social psychology sets the main direction for the further development of theoretical and methodological reflection. This main direction is the analysis of possible relationships between the social context and social changes, leading to the need for empirical development of two problems: the individual psychological foundations of social choice and a person's ability to resist the power of the situation.
Keywords: cultural and historical theory, social psychology, socio-cultural determination, social situation, sign, symbol, social context, personality
For citation: Bazarov, T.Yu., Belinskaya, E.P., Tikhomandritskaya, O.A.
(2024). Cultural-historical theory and social psychology: a nexus of ideas.
Lomonosov Psychology Journal, 47(4), 24-42. https://doi.org/10.11621/LPJ-
24-38
Введение
Основные идеи культурно-исторической теории и становление предметного поля социальной психологии
Лев Семенович Выготский — одна из самых значимых фигур не только в отечественной психологии ХХ и XXI ст., но и в мировой науке. Труды Л.С. Выготского легли в основу междисциплинарного
© Багагоу, Т.Уи., БеН^кауа, Е.Р., Т1кЬотап^^кауа, О.А., 2024 26
знания, объединившего самые разные гуманитарные дисциплины, в том числе психологию, педагогику, дефектологию, антропологию, культурологию. Прежде всего этому послужила созданная им культурно-историческая теория, ставшая одним из методологических оснований для разных областей современного научного знания, в том числе и для отечественной социальной психологии.
Если говорить о той роли, которую сыграл Л.С. Выготский в становлении социальной психологии как научной дисциплины в нашей стране, то вначале надо обратиться к 1920-м гг., когда проходил так называемый первый этап дискуссии о предмете социальной психологии.
Как известно, обсуждение предметных рамок и в целом возможности существования такой научной дисциплины, как социальная психология, начал Г.И. Челпанов. С его точки зрения, социальная психология должна была быть создана в рамках марксизма, а общая психология остаться эмпирической наукой, свободной от какого-либо идеологического мировоззрения. Эта идея Г.И. Челпанова, как известно, не была поддержана целым рядом психологов (и прежде всего Л.С. Выготским), которые в это время как раз стремились к перестройке философских оснований всей психологии (Выготский, 1983б).
По сути, дискуссия, начатая Г.И. Челпановым, с одной стороны, касалась проблемы включения психологии в систему марксистского знания, а с другой — ставила проблему определения предмета социальной психологии, того, чем, в отличие от других отраслей психологии, должна была заниматься эта наука. Были высказаны самые разные предложения (подробнее см.: Андреева, 1997), но, несмотря на это, решить задачу создания марксистской социальной психологии в 1920-е гг. так и не удалось. Не была найдена и четкая формулировка предмета этой науки. Как указывает Г.М. Андреева, были смешаны два различных варианта его понимания. С одной стороны, социальная психология рассматривалась как наука о социальной детерминации психических процессов; с другой — предполагалось исследование особого класса явлений, порождаемых совместной деятельностью людей, включенных в различные коллективы (Андреева, 1997). Сам же Л.С. Выготский, участвуя в дискуссии, говорил о том, что предметом коллективной психологии (так он в то время называл социальную психологию) должна являться «личная психология в условиях коллективного проявления (например, войска, церкви)» (Выготский, 1987, с. 20).
В итоге в ходе дискуссии 1920-х гг. был признан лишь один из аспектов определения предмета социальной психологии — учение о социальной детерминации психики. Но эта же мысль распространялась и на другие отрасли психологической науки, что в свою очередь не привело к признанию социальной психологии как самостоятельной дисциплины, отбросив этот момент на несколько десятилетий, вплоть до конца 1950-х гг. (Андреева, 1997; 2013а).
И все же можно говорить о том, что сам факт начала дискуссии о предмете социальной психологии так или иначе задал вектор дальнейшего развития этой науки в нашей стране. Обращаясь к определению роли Л.С. Выготского в становлении социальной психологии, необходимо отметить, что идеи культурно-исторической психологии, высказанные им в 1920-е гг. и позже — в 1930-е гг., оказались созвучными с тем, что составило в будущем суть социальной психологии, сформировало ее дисциплинарные разделы, дало возможность впоследствии наиболее точно определить предмет и основные теоретические и прикладные направления социально-психологических исследований.
Так, прежде всего, самое прямое отношение к развитию социальной психологии имеет теория Л.С. Выготского о высших психических функциях, в которой он обосновывает социальную детерминацию психики человека. От идеи об историческом происхождении высших психических функций Л.С. Выготский переходит к обоснованию культурно-исторической детерминации процесса их развития. По сути, здесь говорится о том, что именно социальное (социокультурное) влияние является главным источником формирования высших психических процессов. Его положения об опосредованном характере психических функций и о происхождении внутренних психических процессов из деятельности, первоначально «интерпсихической», позволили сделать вывод, что главный механизм развития психики — это механизм усвоения социально-исторических форм деятельности (Андреева, 1997).
Подобная трактовка явилась основополагающей для решения множества социально-психологических проблем и определила основные векторы развития отечественной социальной психологии в целом. Так, важным для социальной психологии и сегодня является положение об интериоризации социальных отношений как конструктивном механизме социализации человека. Л.С. Выготский говорил о том, что ребенок, родившись, уже является носителем определенной культуры, определенных социальных связей (Выготский, 1983в).
Это, в свою очередь, становится возможным в ходе совместной деятельности ребенка с окружающими его людьми, освоения ребенком ценностей культуры в ходе его взаимодействия с ними. В целом именно в общении с другими людьми формируется идентичность человека, определяемая типом общества и культуры, в которых он осуществляет свою практическую деятельность (Марцинковская, Хорошилов, 2022).
Процессы общения и взаимодействия:
знаки, символы, ситуация
Процесс общения, по мнению Л.С. Выготского, основан на понимании и передаче мыслей и переживаний с помощью возникших в культуре систем знаков, в первую очередь языка. Являясь особыми психологическими орудиями, эти знаки выступают как средства для овладения отдельным человеком или социальными группами своим социальным поведением. Последнее означает, что социальные отношения и социальное взаимодействие по сути своей орудийно опосредованы. Иными словами, культурные знаки служат своего рода орудиями, оперируя которыми субъект, воздействуя на другого, формирует собственный внутренний мир, основными единицами которого являются значения и смыслы. Л.С. Выготский дает нам понимание того, как именно формируется личность в социокультурной среде — во взаимодействии с другими людьми, что являлось и является основополагающим моментом для социально-психологического понимания проблемы личности. Именно включение человека в систему общественных отношений посредством деятельности и общения, освоения социальных функций и развития самосознания является основой его социализации. Это то, что позже будет последовательно раскрыто, обосновано и дополнено в работах одного из основателей отечественной социальной психологии профессора Г.М. Андреевой (Хорошилов, 2019).
Своеобразную перекличку социально-психологических идей и творчества Л.С. Выготского можно видеть и на примере пересечения понятийного аппарата культурно-исторической теории и социальной психологии. Как отмечается, сегодня наследники Л.С. Выготского по всему миру используют целый ряд типично социально-психологических концептов (ролевое поведение, социальные представления и пр.) (см.: Толстых, 2020). Очевидно, что причин тому несколько — это и определяющее значение, которое культурно-историческая модель развития человека оказала на психологию в целом, и нарастающие
междисциплинарные связи общей, возрастной и социальной психологии, и общие гносеологические тренды современного психологического знания, которое при всех своих модификациях сохраняет интерес к одной из фундаментальных проблем в анализе человека и общества, а именно — взаимодействию человека с окружающей социокультурной средой, которая тем самым становится неотъемлемой частью его когнитивной системы (Фаликман, 2017).
Как уже отмечалось выше, собственно, именно проблема взаимодействия и тем самым анализ феноменологии социального поведения (как системы действий по отношению и к предметному, и к социальному миру), а также связанный с этим поиск обусловливающих данное взаимодействие факторов предметно объединяют теоретические позиции Л.С. Выготского и многие идеи социальной психологии. Широко известный тезис создателя культурно-исторической теории о том, что «личность становится для себя тем, что она есть в себе, через то, что она предъявляет для других» (Выготский, 1983а, с. 144), содержит в себе много смыслов, но один из них очевиден: а как именно, посредством чего исходно происходит это предъявление? И если некоторой инвариантой предметного поля социальной психологии была и остается отсылка к социальному контексту, который «всегда предполагает присутствие человека в социальной среде, в коммуникации и диалоге» (Гришина, 2017, с. 11), то также возникает вопрос о том, как и посредством чего организуется данное присутствие, какими средствами осуществляется коммуникация и что может быть результатом случившегося диалога.
Для ответа на этот вопрос остановимся подробнее на некоторых ключевых идеях Л.С. Выготского, представляющихся актуальными для современной социальной психологии, а именно — на его понимании роли знаков и символов, а также ситуации (социального контекста) взаимодействия.
Безусловной заслугой Л.С. Выготского является обоснование и развитие мысли о том, что сознание человека имеет культурно-исторический характер, что формирование и развитие образа окружающего мира происходит с опорой на знак, «интерпретация которого производится индивидом в процессе социального общения» (Марцинковская, 2004, с. 19). Поэтому остановимся на сходствах и различиях в понимании роли знака в культурно-исторической теории и в социальной психологии, в частности в символическом интеракционизме.
Для начала отметим, что сама возможность сравнения различных аспектов культурно-исторической теории Л.С. Выготского и символического интеракционизма Дж.Г. Мида является очевидной в силу многих причин. Прежде всего, обе концепции практически совпадают по времени своего возникновения, отвечая на определенные гносеологические вызовы эпохи 1920-1930-х гг. Известное совпадение можно отметить и в выборе основного предмета анализа: и теория Л.С. Выготского, и концепция Дж.Г. Мида во главу угла ставят изучение механизмов социального влияния на процесс психического развития. Также данные теории сопоставимы и по уровню своего отсроченного воздействия на дальнейшее развитие гуманитарного знания в целом. Будучи не до конца оценены своими современниками, обе они до сих пор определяют основные тренды в понимании таких фундаментальных проблем, как соотношение индивидуального и социального в человеке, роль знака и символа в процессах развития индивида и социума, влияние взаимодействия на степень произвольности поведения. Более того — по сути, развернутое развитие идей и Л.С. Выготского, и Дж.Г. Мида (и в этом смысле — не только окончательное формирование данных теоретических моделей, но и их эмпирическая проверка) произошло уже после смерти создателей, представляя собой сегодня разветвленное и нередко довольно разнородное целое, по крайней мере, с точки зрения своих дисциплинарных воплощений. Так, идеи и культурно-исторической теории Л.С. Выготского, и символического интеракционизма Дж.Г. Мида «живут» сегодня не только в исходных областях знания (психологии и социологии соответственно), но и в рамках философии, культурологии, лингвистики. Эти разноуровневые линии сходства нередко вызывают к жизни разные определения у историков науки: так, в зарубежных работах по истории социологии можно встретить квалификацию культурно-исторической теории как советской версии символического интеракционизма (Абельс, 1999), а в отечественных работах — соответственно указания на американское воплощение культурно-исторических идей в творчестве Дж.Г. Мида (Марцинков-ская, 2004). Хотя многие из ведущих американских исследователей более позднего времени и признавали ту роль, которую имело для них знакомство с творчеством Л.С. Выготского после перевода его работ в США (см., например: Дафермос, 2016), однако в данном случае говорить о каких-либо заимствованиях не представляется возможным: мыслители не только не были знакомы, но и не подозревали о существовании друг друга. Тем интереснее проследить параллели
их взглядов на примере какой-либо из системообразующих идей творчества. В качестве таковой представляется интересным выбрать понимание ими знака и его функций.
Первый вариант своего представления о знаке Л.С. Выготский представил в «Истории развития высших психических функций», написанной в 1931 г. (Выготский, 1983а). Знаки понимаются им как искусственно созданные человечеством стимулы-средства для управления своим и/или чужим поведением. Собственно, именно процесс присвоения человеком набора неких исходно внешних стимулов-средств, процесс их интериоризации и составляет, согласно Выготскому, основу произвольности человека — как в плане деятельности, так и в когнитивном плане, приводя к формированию высших психических функций. При этом знаки не являются «индивидуальным изобретением» каждого человека, они приобретаются им в процессе общения (например, общения взрослого и ребенка) и, соответственно, несут на себе отпечаток культуры того социума, в котором это общение происходит. Иными словами, идея знака появляется у Л.С. Выготского для доказательства тезиса о том, что любая психологическая функция сначала существует в виде, распределенном между несколькими членами социальной группы, и лишь затем переходит во внутреннюю форму. Заметим здесь же, что универсальным знаком при этом закономерно мыслится слово, что, собственно, и задает окончательный «культурный контекст» всей позиции.
Похожие рассуждения составляют основу и одного из исходных тезисов символического интеракционизма, согласно которому человеческое взаимодействие базируется на системе общих значений. Развернутое обоснование этого тезиса представлено в работе Дж.Г. Мида, предпочитавшего устную традицию, «Сознание, личность и общество» (Mead, 1934), которая выйдет спустя три года после его смерти в 1931 г. Для анализа процесса взаимодействия Мид вводит понятие жеста, описав эволюцию регуляции собственного и чужого поведения через выделение жестов разного типа — от непосредственных поведенческих проявлений до жестов-символов. Собственно, согласно Миду, началом любого социального взаимодействия служит именно жест, так как установление связи между жестом и дальнейшим развернутым поведением человека создает для его партнера по коммуникации смысл дальнейшего взаимодействия. Ответная жестовая реакция приводит к видоизменению исходного жеста, адекватность которого подтверждается или опровергается. При этом Мид выделяет жесты двух типов: простые, характерные для
ранних ступеней эволюции (например, мимические реакции партнеров по взаимодействию как непосредственные отклики на действия друг друга, что может наблюдаться и у животных), и символические, доступные на более поздних ступенях эволюции, при которых происходит обмен конвенциональными значениями (то есть жесты, имеющие фиксированное и общее для партнеров значение, вызывающие у них одинаковую реакцию). Понятно, что наиболее «удобным» жестом-символом, имеющим общепринятое значение, является слово («голосовой жест» в терминологии Мида). Иными словами, жесты-символы (или значимые жесты) создаются человеком для регуляции своего и чужого поведения в процессе коммуникации, создаются исключительно совместно, и именно такая коммуникация является собственно человеческой, а значит — культурной (по: Абельс, 1999).
Сходство этих двух рассуждений очевидно. Гораздо более интересными являются их различия.
Так, если для Л.С. Выготского обращение к идее знака носило в целом подчиненный характер и было вызвано преимущественным вниманием к процессам произвольности мышления и деятельности (в том числе поэтому знак для Выготского имеет прежде всего орудийный характер), то для Дж.Г. Мида оно имело самостоятельное значение, так как именно через процесс конструирования символических знаков получает объяснение центральный для Мида процесс — процесс взаимодействия (а потому и знак — не орудиен, а символичен). Более того, формирующаяся во взаимодействии способность к использованию таких символов-знаков для обозначения объектов окружающей среды в дальнейшем мыслится Мидом как основополагающая особенность человеческого сознания, лежащая в основе становления и развития его личности (в силу возможности представить в том числе самого себя в виде объекта).
По-разному для двух мыслителей выступает и идея о том, что исходно психическое существует в распределенном виде между партнерами по коммуникации и лишь затем переходит во внутреннюю форму (см. об этом: Абельс, 1999; Шоттер, 1996). Если Л.С. Выготский детально останавливается на интериоризации как основном механизме развития, показывая процесс «вращивания» знаков в ткань высших психических функций, то обращение к похожим процессам у Дж.Г. Мида носит во многом формальный характер. Так, для него становление рефлексивного «me» у ребенка есть результат усвоения им ответных реакций взрослого в виде значимых символов на свое исходно импульсивное поведение; в итоге ребенок начинает
проигрывать те роли, которые ожидают от него взрослые. Однако собственно механизм этого перехода от импульсивного «I» к рефлексивному «me» им не рассматривается.
Наконец, различным является и отношение двух мыслителей к идее взаимодействия, в котором столь важная роль и тем, и другим ученым отводится знакам-символам. Для Дж.Г. Мида это прежде всего межличностное взаимодействие, основное содержание которого состоит в конструировании совместного значения, общей символической интерпретации происходящего и которое может быть помыслено как в отрыве от своей деятельностной основы, так и вне более широко социального контекста. Для Л.С. Выготского же принципиальным является тот факт, что в любом межличностном взаимодействии запечатлена определенная логика культуры, а потому его конкретный вид (например, детская игра) не только характеризуется межличностными отношениями и теми частными договоренностями, которые из них вытекают, но и опирается на свод неких общих правил, не зависящих от конкретной социальной группы.
Понимание социального контекста:
наследие Л.С. Выготского
и современное социально-психологическое знание
Именно в постановке проблемы социокультурной среды как контекста межличностного взаимодействия, как той ситуации, которая выступает условием развития собственно человеческого в человеке, можно видеть еще один момент, обозначенный в работах Л.С. Выготского и чрезвычайно значимый для социальной психологии. И потому вызывает самостоятельный интерес то, как перекликаются, взаимно обогащаются и вступают в противоречие идеи Л.С. Выготского и взгляды, представленные в социально-психологических исследованиях на материале анализа социального окружения человека, а также контекста его существования и развития.
Тема среды и влияния внешних обстоятельств на поведение людей и групп является фокусом внимания практически всех направлений социальной психологии с самого начала ее возникновения. Это и изучение коактных групп, позволившее обнаружить эффекты социальной фасилитации и ингибиции, и ставшие классическими экспериментальные исследования интерактивных групп. Последние послужили не только прекрасной базой для выявления ключевых феноменов групповой динамики. Подчеркнем, что важной особенностью подхода школы групповой динамики К. Левина оказалась
возможность нового рассмотрения оппозиции «личность — группа», которая непроизвольно стала пониматься как «внутреннее и внешнее» и «субъектное и средовое».
Справедливости ради необходимо отметить, что первоначальное понимание контекста существования человека фактически не отличалось от представлений обыденного сознания, четко разделяющего человека и окружающую среду: среда существования человека рассматривалась как некая совокупность внешних по отношению к нему условий, как нечто внеположенное субъекту и независимое от него, хотя и оказывающее влияние на его поведение и состояние (Гришина, 2016).
Понятно, что внешний контекст жизни людей и групп невозможно ограничить пространством экспериментальной лаборатории. Требование учета социального контекста как более широкой рамки человеческой жизни постепенно превратилось в методологический императив для социально-психологического знания (Андреева, 2013б).
Подход, сформулированный Л.С. Выготским, позволил по-своему «снять» противоречие между индивидуальным и средовым. Для Выготского социальная ситуация однозначно выступает как источник развития. На достаточно специфическом, а именно — возрастно-психологическом материале им было показано, что социальная ситуация развития ребенка складывается из связей и взаимоотношений ребенка со взрослыми и социальной средой в целом. Эти связи и взаимоотношения характерны для каждого возрастного этапа. Более того, констатируется, что социальная ситуация определяет весь образ жизни ребенка, включая и особенности его сознания (Выготский, 1983в, с. 248).
Здесь уместно вспомнить парадоксальное, на первый взгляд, замечание С. Московичи, которым он начинает первую главу «Века толп»: «Если бы вы попросили меня назвать наиболее значительное изобретение нашего времени, я бы, не колеблясь, ответил: индивид. И по причине совершенно очевидной. С момента появления человеческого рода и до Возрождения горизонтом человека всегда было мы: его группа или его семья, с которыми его связывали жесткие обязательства. Но, начиная с того момента, когда великие путешествия, торговля и наука выделили этот независимый атом человечества, эту монаду, наделенную собственными мыслями и чувствами, обладающую правами и свободами, человек разместился в перспективе я или я сам» (Московичи, 1996, с. 17).
Вопрос взаимоотношений человека и ситуации до сих пор остается дискуссионным. Попытки обнаружить и описать «целостную ситуацию», не отдавая приоритета ни вкладу личности, ни силе обстоятельств, позволили К. Левину предложить термин «психологическое жизненное пространство» для обозначения всей совокупности фактов, которые детерминируют поведение индивида в конкретный момент (по: Гришина, 2016). Однако среди этой бесконечной, по сути, совокупности фактов можно обнаружить и те, которые не позволяют реализоваться «власти ситуации». И они, безусловно, принадлежат личности. Представляется, что именно эта сторона «ситуационизма» как парадигмы может быть подвергнута проблематизации, предложенной Л.С. Выготским.
Что на индивидуальном уровне может противостоять влиянию ситуации? Такой силой, по Выготскому, является воля. Именно она и есть «свобода от ситуации» (Выготский, 1983г, с. 158). И совсем неожиданное понимание противостояния власти ситуации над людьми: Выготский указывает на значимость бессмысленных суждений и действий — «бессмыслиц, возможных только у человека». Бессмысленный поступок является волевым, поскольку требует определенной свободы от власти сиюминутных обстоятельств. Пусть самой минимальной — свободы лишь на словах, а не на деле, благодаря способности слова поднимать человека над актуально воспринимаемой ситуацией, «создавая эквивалент восприятия в мышлении» (Записные книжки Л.С. Выготского, 2017, с. 346).
Пока оставим за скобками вопрос о том, как соединить высказанные идеи Выготского о ситуации развития ребенка и о бессмысленном поступке, позволяющем противостоять давлению внешней ситуации. Возможно, что здесь и нет никакого противоречия, поскольку для взрослого развитие воли подопечного и есть главный индикатор успешного прохождения «зоны ближайшего развития». Тогда и цель воспитания в этом залоге становится вполне отчетливой — подготовить ребенка к противостоянию давлению со стороны ситуации. Но данное предположение необходимо обсудить отдельно.
С точки зрения современной социальной психологии ситуационный контекст — это все, что связано с эпохой перманентных социальных изменений. Вопросы, требующие исследовательской рефлексии, связаны с соотношением социального контекста и социальных изменений. Конкретно они могут быть сформулированы следующим образом. Как сегодня люди совершают свой выбор? Насколько они способны противостоять власти ситуации? Вспом-
ним, Л.С. Выготский подчеркивает: «Самым характерным для овладения собственным поведением является выбор» (Выготский, 1983а, с. 274).
По мнению Г.М. Андреевой, речь может идти, прежде всего, о включенности коммуникации в познавательный процесс. Эта идея базируется на двух постулатах: 1) в поведении всех людей существует предсказуемый ряд сходств, основанных на представлениях об общей человеческой природе, приобретенных в опыте; 2) существует также ряд несомненных различий в поведении отдельных индивидов или их некоторых типов (Андреева, 2013а). Поэтому никогда не может быть двух одинаковых мнений даже об одном человеке, не говоря уж о каких-то более сложных социальных объектах.
Как продолжение (или, вернее, исходя из исторической последовательности, предпосылки) позиция Л.С. Выготского вполне ожидаема: по его мнению, как с помощью плуга люди пашут землю, так с помощью знаков они «вспахивают» свою психику и поведение. «Знак... есть средство психологического воздействия на поведение — чужое или свое, средство внутренней деятельности, направленной на овладение самим человеком; знак направлен внутрь» (Выготский, 1983а, с. 90).
Спустя более полувека Г.М. Андреева продолжает: «Поскольку люди должны как-то понимать друг друга или хотя бы понимать, о чем идет речь, они неизбежно существуют в некотором общем познавательном пространстве, то есть разделять — возможно в определенных пределах — значение тех или иных познаваемых ими объектов. Средством "разделяемости" значений является коммуникация, когда образ социального мира вырабатывается сообща, что предполагает постоянный обмен информацией» (Андреева, 2009, с. 6).
Позиция Выготского и здесь вполне солидарна: «Мыслит не мышление, мыслит человек». Выготский далее пояснял, что он имеет в виду: «Раз человек мыслит, спросим: какой человек (кафр, римлянин..., рационалист Базаров, невротик Фрейда, художник etc., etc.). При одних и тех же законах мышления... процесс будет разный, смотря по тому, в каком человеке он происходит. Все дело в том: кто мыслит, какую роль, функцию в личности выполняет мышление. Аутистическое мышление от философского отличается не законами мышления, а ролью» (Выготский, 2005, с. 59).
Мы уже отмечали особенность того, как вводится в психологию понятие «роли» в понимании Выготского: как функции того или иного
психического явления в общей структуре психических процессов конкретной личности определенной исторической эпохи. Тесно связано с этим понятием другое — понятие психологического «амплуа», которое выявляется, по аналогии с амплуа актера, как «естественный диапазон возможностей у каждой функции, определяющий сферу ее возможных ролей» (Выготский, 2005, с. 60).
Возможно, данное различение роли и амплуа, недостаточно использованное социальными психологами, позволяет дифференцировать вклад личного в общую ситуацию. По-видимому, феномен принятия роли сочетается с согласием индивида принять власть ситуации и следовать нормам и правилам, ею диктуемым. Что же касается амплуа, то, как отмечает Л.С. Выготский, имеет место «изменение роли психического процесса в круге его амплуа». И уточняет: «одно дело сновидение у невротика, которое может "обслуживать" сексуальное влечение, другое дело — у вождя племени кафров, который рассматривает свое сновидение как руководство к будущим действиям» (Выготский, 2005, с. 61).
Вместо заключения
Удивительным образом тексты Л.С. Выготского помогают трансформировать сложившийся (или складывающийся) подход к изучению дихотомии «личность — ситуация». Его взгляды нельзя отнести однозначно к какому-либо из известных сегодня лагерей: личностно-центрированному или ситуационно-центрированному. Нестандартность взгляда Выготского состоит в том, что ему удалось показать, как личность может противостоять власти ситуации. Удивительно и то, что в концепции Выготского власть ситуации реализуется через ролевую модель, а противостояние этой власти — через развитие воли и наличие амплуа. Значит, дело не в противоречии как таковом, а в уникальном взаимодействии, которое может быть как сбалансированным и развивающим, так и конфликтным и разрушающим.
Подводя итог, подчеркнем еще раз: идеи Л.С. Выготского, с одной стороны, заложили методологическую основу отечественной социальной психологии, дали понимание и раскрытие ее предметной области, с другой — и в настоящее время дают возможность дальнейшего развития самых разных граней социально-психологической проблематики, что, в свою очередь, способствует обогащению самой культурно-исторической теории.
Список литературы
Абельс, Х. (1999). Интеракция, идентификация, презентация. Введение в интерпретативную социологию. Санкт-Петербург: Изд-во «Алетейя».
Андреева, Г.М. (1997). К истории становления социальной психологии в России. Вестник Московского университета. Серия 14. Психология, 20(4), 6-17.
Андреева, Г.М. (2009). Социальная психология: векторы новой парадигмы. Психологические исследования, 2(3), 1-11. https://doi.org/10.54359/ps.v2i3.1000
Андреева, Г.М. (2013а). Социальное познание и социальные проблемы. Национальный психологический журнал, 9(1), 39-49.
Андреева, Г.М. (2013б). Социальная психология в пространстве современной науки и культуры. Психологические исследования, 30(6), 1-13. https://doi. orgZ10.54359Zps.v6i30.677
Выготский, Л.С. (1983а). История развития высших психических функций. Собрание сочинений: в 6 тт. Т. 3. Москва: Изд-во «Педагогика».
Выготский, Л.С. (1983б). Исторический смысл психологического. Собрание сочинений: в 6 тт. Т. 1 Москва: Изд-во «Педагогика».
Выготский, Л.С. (1983в). Проблема возраста. Собрание сочинений: в 6 тт. Т. 4. Москва: Изд-во «Педагогика».
Выготский, Л.С. (1983г). Проблема сознания. Собрание сочинений: в 6 тт. Т. 1. Москва: Изд-во «Педагогика».
Выготский, Л.С. (1987). Психология искусства. Москва: Изд-во «Педагогика».
Выготский, Л.С. (2005). Психология развития человека. Москва: Изд-во «Смысл»; Изд-во «Эксмо».
Гришина, Н.В. (2016). Ситуационный подход: исследовательские задачи и практические возможности. Вестник СПбГУ. Серия 16. Психология. Педагогика, (1), 58-68.
Гришина, Н.В. (2017). Контекст в социальной психологии и социальная психология контекста. Инновационные ресурсы социальной психологии: теории, методы, практики: сб. науч. работ. Под ред. О.В. Соловьевой, Т.Г. Стефаненко. Москва: Изд-во Московского ун-та.
Дафермос, М. (2016). Критический анализ принятия теории Л.С. Выготского в международном академическом сообществе. Культурно-историческая психология, 12(3), 37-46. https://doi.org/10.17759/chp.2016120303
Записные книжки Л.С. Выготского. (2017). Избранное. Москва: Изд-во «Канон+».
Марцинковская, Т.Д. (2004). История психологии. Москва: Изд-во «Академия».
Марцинковская, Т.Д., Хорошилов, Д.А. (2022). Научная школа социальной психологии Г.М. Андреевой: традиции и современность. Вестник Московского университета. Серия 14. Психология, 45(3), 8-21.
Московичи, С. (1996). Век толп. Исторический трактат по психологии масс. Москва: Изд-во «Центр психологии и психотерапии».
Толстых, Н.Н. (2020). Социальная психология развития: интеграция идей Л.С. Выготского и А.В. Петровского. Культурно-историческая психология, 26(1), 25-34. https://doi.org/10.17759/chp.2020160103
Фаликман, М.В. (2017). Новая волна Выготского в когнитивной науке: разум как незавершенный проект. Психологические исследования, 54(10), 2. https://doi. org/10.54359/ps.v10i54.361
Хорошилов, Д.А. (2019). Распалась ли связь времен в социальной психологии? К 95-летнему юбилею Г.М. Андреевой. Социальная психология и общество, 10(3), 196-201.
Шоттер, Дж. (1996). М.М. Бахтин и Л.С. Выготский: интериоризация как «феномен границы». Вопросы психологии, (6), 107-117.
Mead, G.H. (1934). Mind, self, and society: from the standpoint of a social be-haviorist. Chicago: University of Chicago Press.
References
Abels, H. (1999). Interaction, identification, presentation. An introduction to interpretive sociology. St. Petersburg: Aleteya Publ. (In Russ.)
Andreeva, G.M. (1997). On the History of the Formation of Social Psychology in Russia. Vestnik Moskovskogo Universiteta. Seriya 14. Psikhologiya = Moscow University Psychology Bulletin, 20(4), 6-17. (In Russ.)
Andreeva, G.M. (2009). Social Psychology: Vectors of a New Paradigm. Psikhologicheskie Issledovaniya = Psychological Studies, 2(3). (In Russ.). https://doi. org/10.54359/ps.v2i3.1000
Andreeva, G.M. (2013b). Social Psychology in the Space of Modern Science and Culture. Psikhologicheskie Issledovaniya = Psychological Studies, 30(6), 1-11. (In Russ.). https://doi.org/10.54359/ps.v6i30.677
Andreeva, G.M. (2013а). Social Cognition and Social Problems. National Psychological Journal, 9(1), 39-49. (In Russ.)
Dafermos, M. (2016). A Critical Analysis of the Acceptance of L.S. Vygotsky Theory in the International Academic Community. Kul'turno-Istoricheskaya Psikhologiya = Cultural-Historical Psychology, 12(3), 27-46. (In Russ.)
Falikman, M.V. (2017). Vygotsky's New Wave in Cognitive Science: the Mind as an Unfinished Project. Psikhologicheskie Issledovaniya = Psychological Studies, 54(10). (In Russ.). https://doi.org/10.54359/ps.v10i54.361
Grishina, N.V. (2016). Situational Approach: Research Tasks and Practical Opportunities. Vestnik SPbGU. Seriya 16. Psikhologiya. Pedagogika = Bulletin of St. Petersburg State University. Series 16. Psychology. Pedagogy, (1), 58-68. (In Russ.)
Grishina, N.V. (2017). Context in social psychology and social psychology of context. In: O.V. Solovyova, T.G. Stefanenko, (eds.). Innovative resources of social psychology: theories, methods, practices: collection scientific works. Moscow: Moscow Univ. Press. (In Russ.)
Khoroshilov, D.A. (2019). The Continuity of the Knowledge in Social Psychology, Could it Be Possible? Commemoration to the 95th Anniversary of G.M. Andreeva.
Sotsial'naya Psikhologiya i Obshchestvo = Social Psychology and Society, 10(3), 196-201. (In Russ.)
Martsinkovskaya, T.D. (2004). History of psychology. Moscow: Academy Publ. (In Russ.)
Martsinkovskaya, T.D., Khoroshilov, D.A. (2022). Scientific School of Social Psychology G.M. Andreeva: Traditions and Modernity. Vestnik Moskovskogo Universiteta. Seriya 14. Psikhologiya = Moscow University Psychology Bulletin, 45(3), 8-21. (In Russ.)
Mead, G.H. (1934). Mind, self, and society: from the standpoint of a social behaviorist. Chicago: University of Chicago Press.
Moscovici, S. (1996). The Age of Crowds. Historical treatise on mass psychology. Moscow: Center for Psychology and Psychotherapy Publ. (In Russ.)
Notebooks of L.S. Vygotsky. (2017). Favorites. Moscow: Kanon+ Publ. (In Russ.)
Shotter, J. (1996). M.M. Bakhtin and L.S. Vygotsky: Interiorization as a "Border Phenomenon". Voprosy Psikhologii, (6), 107-117. (In Russ.)
Tolstykh, N.N. (2020). Social Psychology of Development: Integration of Ideas of L.S. Vygotsky and A.V. Petrovsky. Kul'turno-Istoricheskaya Psikhologiya = Cultural-Historical Psychology, 16(1), 25-34. (In Russ.)
Vygotsky, L.S. (1983a). History of the development of higher mental functions. Collected works: in 6 vol. Vol. 3. Moscow: Pedagogika Publ. (In Russ.)
Vygotsky, L.S. (1983b). Historical meaning of the psychological crisis. Collected works: in 6 vol. Vol. 1. Moscow: Pedagogika Publ. (In Russ.)
Vygotsky, L.S. (1983c). The problem of age. Collected works: in 6 vol. Vol. 4. Moscow: Pedagogika Publ. (In Russ.)
Vygotsky, L.S. (1983d). The problem of consciousness. Collected works: in 6 vol. Vol. 1. Moscow: Pedagogika Publ. (In Russ.)
Vygotsky, L.S. (1987). Psychology of art. Moscow: Pedagogika Publ. (In Russ.)
Vygotsky, L.S. (2005). Concrete human psychology. Psychology of human development. Moscow: Smysl Publ.; Eksmo Publ. (In Russ.)
ИНФОРМАЦИЯ ОБ АВТОРАХ
Тахир Юсупович Базаров, доктор психологических наук, профессор кафедры социальной психологии факультета психологии Московского государственного университета имени М.В. Ломоносова, Москва, Российская Федерация, [email protected], https://orcid.org./0000-0002-1591-3932
Елена Павловна Белинская, доктор психологических наук, профессор кафедры социальной психологии факультета психологии Московского государственного университета имени М.В. Ломоносова, Москва, Российская Федерация, [email protected], https://orcid.org./0000-0002-3057-5273
Ольга Алексеевна Тихомандрицкая, кандидат психологических наук, доцент кафедры социальной психологии факультета психологии Московского государственного университета имени М.В. Ломоносова, Москва, Российская Федерация, [email protected], https://orcid.org./0000-0002- 9072-1826
ABOUT THE AUTHORS
Tahir Yu. Bazarov, Dr. Sci. (Psychology), Professor at the Department of Social Psychology, Faculty of Psychology, Lomonosov Moscow State University, Moscow, Russian Federation, [email protected], https://orcid.org./0000-0002-1591-3932
Elena P. Belinskaya, Dr. Sci. (Psychology), Professor at the Department of Social Psychology, Faculty of Psychology, Lomonosov Moscow State University, Moscow, Russian Federation, [email protected], https://orcid.org./0000-0002-3057-5273 Olga A. Tikhomandritskaya, Cand. Sci. (Psychology), Associate Professor at the Department of Social Psychology, Faculty of Psychology, Lomonosov Moscow State University, Moscow, Russian Federation, [email protected], https://orcid. org./0000-0002-9072-1826
Поступила: 04.02.2024; получена после доработки: 06.02.2024; принята в печать: 25.05.2024. Received: 04.02.2024; revised: 06.02.2024; accepted: 25.05.2024.