CC BY
296
УДК 373
АТАНЕСЯН Артур Владимирович, Ереванский государственный университет, г. Ереван, Армения
КУЛЬТУРА ПАМЯТИ И НЕКОТОРЫЕ МОДЕЛИ ПАМЯТИ О ГЕНОЦИДЕ АРМЯН В СОВРЕМЕННОМ АРМЯНСКОМ ОБЩЕСТВЕ
В статье анализируются современные подходы к решению вопросов, связанных с культурой коллективной памяти о краеугольных исторических событиях, повлиявших на дальнейший ход истории и национальное самосознание. Вопрос о том, как конструировать память о войнах, геноциде, массовых страданиях, является одним из наиболее насущных в современной исторической науке, социологии и социальной психологии, политологии, а также смежных дисциплинах. От «политики памяти», включающей в себя такие категории, как «этика и культура памяти», существенно зависит способность нации преодолевать коллективную травму, находить пути саморазвития, определять приоритеты развития своего государства и его места в системе международных отношений. В данной статье рассматриваются современные исследования культуры памяти о Холокосте, подходы к определению и реализации стратегий политики памяти, а также модели памяти, разработанные современными учеными касательно памяти о Холокосте. В качестве объекта анализа выступает Геноцид армян 1915 г. в Османской Турции. Предметом анализа являются подходы к памяти о Геноциде армян в современном армянском обществе в качестве культуры памяти о Геноциде, которая частично является результатом реализуемой государством и армянской Диаспорой политики памяти, частично - следствием проявления национального самосознания и коллективной памяти на уровне общества, групп и отдельных граждан. В статье осуществляется попытка выявления моделей памяти в научных исследованиях, в частности касательно памяти о Холокосте, и анализа их применения / применимости к культуре и социальным практикам памяти о Геноциде армян.
Ключевые слова: коллективная память, коллективная травма, история, национальная идентичность, общество, культура памяти, модели памяти, Холокост, Геноцид армян.
DOI: 10.17748/2075-9908-2015-7-6/1 -00-00
Arthur V. ATANESYAN
Yerevan State University Yerevan, Armenia
CULTURE OF MEMORY AND SOME MODELS OF MEMORY ABOUT THE ARMENIAN GENOCIDE IN CONTEMPORARY
ARMENIAN SOCIETY
The article reveals modern approaches to the culture of collective memory addressing the cornerstone historical events which influenced the further course of history and national identity construction. The question of how to construct the collective memory about wars, genocide, mass suffering is one of the most important issues in the modern historiography, sociology and social psychology, political science, and related disciplines. The "politics of memory", which also includes such categories as "ethics and culture of memory," essentially determines the ability of the nation to overcome its collective trauma, to find ways for self-development and development of the country, and the further role and place of the nation in the system of international relations. This article discusses the current research studies on the culture of memory applied to the Holocaust, the present approaches to the definition and implementation of strategies of politics of memory, and memory models developed by modern scholars on the Holocaust remembrance. The Armenian Genocide of 1915 in the Ottoman Empire serves as object of the analysis. The subject of the analysis includes the approaches to the memory about the Armenian Genocide in the modern Armenian society, which is discussed here as the complex culture of memory on the Armenian Genocide, which is partly resulted of the official politics of memory implemented by Armenian authorities, as well as practiced by the Armenian Diaspora, and is partly a consequence of manifestations of national identity and collective memory at the level of society, social groups and individuals. The article is an attempt to identify the memory models in scientific research studies, in particular with regard to the memory of the Holocaust, and analyze their application / applicability to the culture and social practices of the memory of the Armenian Genocide.
Keywords: collective memory, collective trauma, national identity, society, culture of memory, models of memory, Holocaust, Armenian Genocide.
Проблема «коллективной памяти», или памяти о краеугольных исторических событиях и фактах, определивших дальнейший ход истории для той или иной нации и институционализированных государственными и общественными организациями в формате праздников и дней траура, слоганов и памятных дат, элементов национальной идентичности и инструментов национального единства, является одной из наиболее актуальных в современных гуманитарных науках. Как замечает, в частности, Д.С. Жуков, «понятие "историческая память" довольно часто отождествляется в зарубежной литературе с "социальной памятью" и "коллективной памятью". Несмотря на частое употребление этих терминов в качестве синонимов, можно отметить, что функционируют они, как правило, в разных исследовательских дискурсах. Это обусловлено тем фактом, что феномен исторической памяти исследуется в разных методологических пространствах. Социальные психологи предпочитают употреблять понятие коллективной памяти, подразумевая свойство не только больших (например, этнических) коллективов, но и любых групп безотносительно к их размеру и критерию выделения. Социологи довольно часто оперируют понятием "социальная память", подразумевая и память о недавних, непосредственно наблюдаемых событиях, и память об историческом прошлом. Представители социокультурной антропологии часто оперируют термином "историческая память"» [1, с. 7].
Институционализация коллективной памяти и обеспечение ее предметности является частью государственной политики всех без исключения стран, а также этнических групп, претен-
дующих на становление и развитие в качестве самостоятельных политических единиц. Можно сказать, что коллективная память имеет инструментальное значение в качестве одного из средств определения границ между «своими» и «другими» / «чужими», а также между историческими этапами побед и неудач. Так, День памяти Холокоста и героизма ("Memorial Day for the Holocaust and the Heroism") объединяет в себе «"слабое", "пассивное" и диаспоральное поведение большинства жертв, выраженное термином "Холокост", с храбростью действий сопротивления некоторых жертв - "сионистов", выраженных термином "героизм"» [2, c. 460].
В современных обществах историческая коллективная память людей нередко вытесняется прагматикой бытового мышления, нацеленностью на получение всевозможных благ, на развлечения и потребление (логика потребительского общества), тогда как память о памятных событиях (нередко трагичных) не очень-то и вписывается в систему потребительских преференций современного человека. Иными словами, сегодня меньше, чем раньше, человек готов встраиваться в традиционные формы и императивы социального бытия и предпочитает не ограничивать свое индивидуальное (нередко - индивидуалистическое в значении эгоизма) бытие рамками коллективной скорби или гордости, не имеющих конкретных ощутимых плюсов.
С другой стороны, межкультурные и межцивилизационные конфликты, нередко возникающие на базе массовых бытовых столкновений (по примеру накаляющейся сегодня в западноевропейских странах обстановки вокруг потока беженцев из арабских стран, вызванной войной в Сирии и дестабилизацией обстановки на Ближнем Востоке и демонстрирующей несовместимость новоприбывших миллионов мигрантов-мусульман с бытовой культурой местных жителей-европейцев), возрождают инструментально-прикладной характер коллективной памяти, мобилизующей на восстановление не столько правовых, сколько поведенческо-культурных границ между «своими» и «чужими». В подобных случаях сложившийся в современных потребительских обществах некий бытовой комфорт может быть существенно отодвинут преференциями бытовой безопасности и даже трансформирован в возрождение национально-политических идеологий (причем не следует отождествлять национальную и националистическую идеологии).
В долгой и сложной истории Армении было много событий и этапов, имевших для армянского народа экзистенциальное значение, а также существенно трансформировавших не только территориальные, но и ментальные рамки бытия и мировоззрения армян. Геноцид армян в Османской империи и ситуация с его непризнанием современной Турцией как прямой наследницей Османской империи является одной из крупнейших трагедий мирового масштаба XX века, а также основным элементом современной коллективной памяти армян.
Какие последствия или значение может иметь для последующих поколений армян продолжение в коллективной памяти физического истребления народа-нации на протяжении всех прошедших с тех пор 100 лет? Может ли память об ужасах Геноцида, как на то надеялся Рафаэль Лемкин [3], и наказание за них предостеречь другие народы от подобных преступлений, предотвратить повторение Геноцида и Холокоста?
Как же следует вспоминать о чем-то и помнить нечто, вызывающее коллективную травму и вместе с тем являющееся объективно и исторически навязанной армянам всего мира частью национальной идентичности?
О «моделях памяти», или о ситуациях, когда народ коллективно приходит (нередко - через общенациональный дискурс или профессиональные подходы ученых) к той или иной вариации воспоминаний о трагических событиях в своей истории, сегодня рассуждает все больше специалистов в области философии, социологии, политологии, социальной психологии и истории. Вместе с тем на бытовом уровне, в качестве своеобразной защитной реакции на травмирующее сознание событие или явление, система стратегий памяти в той или иной степени и форме была и есть частью ментальности переживших массовые репрессии народов, в том числе армян и евреев.
Интересно привести воспоминания современного израильского философа Авишай Мар-галита о том, как его родители во время Второй мировой войны говорили о необходимости помнить то, что происходило тогда с евреями в фашистской Германии и оккупированной ими Европе:
«Мать: Евреи были безнадежно уничтожены. Все, что от них осталось, - жалкая горстка великого еврейского народа (под которым она понимала европейских евреев). Единственной почетной ролью для оставшихся в живых евреев является создание сообществ памяти, дабы служить в качестве "духовных свечей" наподобие тех ритуальных свечей, которые зажигают в память об умерших».
«Отец: "Мы, оставшиеся в живых евреи, люди, не свечи. Жить ради того, чтобы хранить память об умерших, является ужасной перспективой для любого. Это то, что армяне избрали для себя в качестве варианта. И они совершили ужасную ошибку. Мы должны любым путем избежать этого. Предпочтительнее этого создание общин, которые будут преимущественно ду-
мать о будущем и отвечать требованиям настоящего, а не общин, которыми будут управлять из массовых захоронений"» [4, с. VIII ].
Из данной цитаты можно видеть различие между как минимум двумя подходами к коллективной памяти о геноциде, приписываемыми армянам и евреям. Данные подходы, безусловно, имеют различное (возможно - противоположное) значение для их носителей; в первом случае, в ситуации, когда народ воспринимает свою трагедию национального масштаба как причину для вечной скорби и нацеленности на прошлое, возможна потеря ориентиров в настоящем и будущем, жизнь в перманентном образе жертвы и сфокусированности на травме. Если говорить о подобном подходе, скажем, у спортсменов, то их сфокусированность на поражении, нанесенном им соперниками, и на полученных травмах может не позволить им восстановить физические и моральные силы для следующего рывка. Аналогичным образом, зафиксирован-ность нации на своем прошлом может лишить ее будущего.
По сравнению с данным подходом целеустремленность и воля к победе, основанные на прошлых поражениях и описываемые А. Маргалитом в качестве преимущественной для евреев модели памяти, имеют инструментальный характер и способны мобилизовать коллективные силы для преодоления коллективной травмы (что не означает забвение прежних утрат) и не только восстановления утерянных позиций, но и новых достижений. И действительно, современное государство Израиль демонстрирует непреодолимое стремление вперед, несмотря на утерянную на протяжении истории государственность и Холокост евреев.
Инструментальность памяти о Холокосте определяется также современными реалиями и стратегией развития государства. Израильское общество едва ли перестанет "вспоминать о Холокосте" в ближайшие десятилетия. Религиозный спад и снижение популярности религиозного сионизма, который мог бы послужить объединяющей силой для большого количества израильтян; снижение роли призывников в армию и тем более резервистов в системе национальной идентичности и памяти; отсутствие консенсуса относительно важных внутриполитических вопросов и, прежде всего, идея двух государств; продолжающийся процесс распутывания других направляющих и тем не менее неопределенных и запутанных по своей сути идей типа создания "показательного общества", своей роли в качестве "избранного народа" и "просветительской миссии для других наций" в светском значении, - все эти идеи появились после ухода Бен-Гуриона в отставку в 1963 году в качестве призывов отставить в сторону "ношу революции" в пользу "нормализации" и самоутверждения. Со всем этим набором идей, изначально принятых в качестве связующих звеньев, объединяющих сил, а впоследствии истощенных и недостаточных, память о Холокосте, несмотря на всю свою изогнутость, пестроту и лоскутность, станет своего рода связующим звеном, объединяющей силой в израильском обществе, хоть каждый кому не лень и будет продолжать пытаться переделать ее на свое усмотрение» [5, с. 64-65].
Что касается армян и армянского общества, то однозначность модели памяти как сфокусированности лишь на трагичности и лишениях армян в истории (в частности, в XX в.) является спорной. Безусловно, любое поползновение в отношении территории и жизненно важных ценностей воспринимается в Армении и армянами всего мира как напоминание о совершенном Османской Турцией и не признанном сегодня Геноциде 1,5 миллиона армян. Вместе с тем армянский народ героически сражался в Великую Отечественную войну, всего лишь через двадцать с малым лет после самой большой трагедии в своей современной истории. Как свидетельствуют факты, «в 1920 г. население Армении составляло всего 700 тыс. чел. К началу войны оно выросло до 1,5 млн чел. Тем не менее республика оставалась самой малочисленной в составе Советского Союза (1,1% населения СССР). И все-таки в ряды Советской Армии с 1941 по 1945 г. ушло более 500 тыс. чел. Армения и армяне в Великой Отечественной войне понесли большие потери. Каждый второй не вернулся с фронта. Потери советских армян можно сравнить с потерями американской армии (более 300 тыс.). В начале войны (с июня 1941 по январь 1942 г.) в Советской Армии были образованы войсковые соединения по национальному признаку, еще более укрепившие ее боевую мощь. Из воинов-армян были сформированы 6 общевойсковых дивизий. Много армян воевало в рядах 31-й, 61-й и 320-й стрелковых дивизий, в 28-й и 38-й резервных бригадах и подразделениях. Руководство Армении укомплектовывало и снабжало эти войсковые части всем необходимым. Общевойсковые генералы-армяне составляли большую группу среди военачальников в Советской Армии. Но немало их было и по родам войск, принявших активное участие в Великой Отечественной. Назовем имена некоторых: генерал-полковник артиллерии М.А. Парсегов, генерал-лейтенант артиллерии А.С. Елоян, генерал-лейтенант танковых войск В.С. Темручи (Дамручан), генерал-лейтенант авиации С.А. Микоян, генерал-лейтенант медицинской службы А.И. Бурназян, генерал-полковник авиации С.А. Сардаров, генерал-полковник медицинской службы Л.А. Орбели, генерал-полковник сухопутных войск Х.М. Амбарян и многие другие, список этот можно продолжить. Более 60 военачальников-армян принимали непосредственное участие в руководстве военными операциями на всех
фронтах Отечественной войны. Наиболее выдающиеся из них Маршал Советского Союза Иван Баграмян (1897-1982 гг.), Маршал авиации Сергей Худяков (Арменак Хамферянц) (1902-1950 гг.), Главный Маршал бронетанковых войск Амазасп Бабаджанян (1906-1977 гг.), Адмирал флота СССР Иван Исааков (Ованес Исаакян) (1894-1967 гг.).
Десятки тысяч воинов-армян удостоились наград, орденов и медалей. Звание Героя Советского Союза было присвоено 107 солдатам и офицерам (в том числе 38 - посмертно). Тремя орденами Славы, что приравнивается к званию Героя, были награждены 27 воинов.
Об участи армян в Великой Отечественной войне маршал Г.К. Жуков написал: «В победе над фашизмом армяне, начиная с рядового и кончая маршалом, обессмертили свои имена не тускнеющей славой мужественных воинов» [6; 7].
Можно заметить, что поколение воинов-героев ВОВ приходится на тот самый период в истории армянского народа, который стал переходным от геноцида к героизму. Вместе с тем травматичность и трагичность Геноцида не только для военного, но и для послевоенного и современного поколений армян имеет своим напоминанием разбросанность армян - потомков прямых свидетелей Геноцида по всему миру, а также находящуюся на территории современной Турции библейскую гору Арарат как символ Армении и армянского христианства.
На современном этапе истории Республики Армения роль коллективной памяти в деле мобилизации нации на обеспечение безопасности и развития своего государства также не однозначна. Безусловно, здесь присутствует сфокусированность на травматичности того исторического момента и угнетенности национального бытия, сформированного ролью армян в качестве жертвы. Сегодня, в условиях нерешенности карабахского конфликта и прямой вовлеченности Азербайджана и Турции в антиармянскую экономическую, энергетическую, военную и информационную политику, восприятие Турции в качестве прямой наследницы Османской империи с аналогичной антиармянской политикой не позволяет армянам в Армении и во всем мире забыть и простить. Вместе с тем необходимость соседствования со странами, не признающими своих преступлений против человечества (именно так характеризуется геноцид в международном праве), закрытость границ Турции и Азербайджана для Армении в качестве перманентных экономических санкций в той или иной степени может усиливать негативную историческую память армян.
С другой стороны, участие армян в карабахском конфликте можно считать ответной реакцией на травму и попыткой ее преодоления на основе исторического опыта. Как пишет по этому поводу А. Марутян, «спустя неделю после начала Карабахского движения произошли события в Сумгаите, когда варварскими, можно сказать, турецкими методами геноцида армян начала XX века были убиты порядка трех десятков, а может и более, граждан Азербайджана армянской национальности. Эти погромы (продолжением которых была резня армян города Баку в январе 1990 г., унесшая, по неполным данным, жизни более 400 граждан Азербайджана армянской национальности) были однозначно восприняты армянами как проявление очередного геноцида и пробудили самый мощный слой исторической памяти - слой Геноцида 1915 года.
Карабахское движение, первоначально направленное на восстановление исторической справедливости в вопросе территориальной принадлежности Нагорного Карабаха, получило новый импульс. Анализ различных источников (выступления ораторов, статьи в прессе, транспаранты и плакаты) Карабахского движения показывает, что тема геноцида армян, из-за Геноцида начала XX века и новых погромов и резни конца XX века, в годы Движения продолжала оставаться важнейшим проявлением исторической памяти армян. Рассмотрение материала одновременно привело к убеждению, что эта память находилась в процессе видоизменения: попытка выхода из кризиса конца XX века сочеталась с борьбой за преодоление кризиса начала XX века, одним из проявлений чего является то, что символ жертвы, просящей справедливости и сочувствия, уступает место образу борца, осознающего, что осуществления национальных целей можно достичь лишь путем борьбы. И может быть именно это изменение в идентичности армян привело к успеху в борьбе за освобождение Нагорного Карабаха» [8, с. 53-54].
Итак, возможно ли консолидировать нации вокруг более-менее однозначного восприятия исторических фактов и сформулировать ориентиры единой коллективной памяти, имеющие максимально «щадящий» эффект с точки зрения травматичности коллективных воспоминаний, а также инструментальный характер в качестве одного из цементирующих факторов национальной идентичности?
Необходимо отметить, что модели и стратегии коллективной памяти, в частности касательно Геноцида и Холокоста, институционализированы по-разному; так, культура памяти в качестве системы механизмов, используемых государством, обществом и общинами за рубежом (Диаспорой), на данный момент более характерна для Израиля, нежели для Армении. В Армении и армянской Диаспоре наблюдается более хаотичный процесс проявлений различных подходов к памяти о Геноциде, и недостаточна консолидированность Армении, армянского обще-
ства и Диаспоры относительно единой культуры памяти. Данная особенность имеет как свои плюсы, так и минусы. Относительно единая позиция и системность стратегий и механизмов памяти о Холокосте обеспечивает оперативность, слаженность и взаимодополнение действий официальных политических институтов в Израиле, еврейских организаций Диаспоры и обывателей в отношении возможных угроз и вызовов национальной идентичности, гордости, целям и миссиям. С другой стороны, в случае с культурой памяти о Геноциде армян до сих пор присущая ей некоторая хаотичность и не до конца институционализированная системность подходов, стратегий, средств и усилий замедляет мобилизацию и консолидацию вокруг национальных целей и стратегий, снижает степень слаженности взаимодействий на уровне элит, политических и гражданских институтов Армении и армянской Диаспоры, однако позволяет продолжать и развивать поиск цементирующих скреп национальной идентичности, что требует постоянной мобилизации энергии и сил, соответственно, держит древнюю армянскую нацию в подвижном и нестареющем состоянии.
Современные дискуссии вокруг моделей памяти в восприятии истории различными народами и нациями нередко сводятся к двум вариантам - конфронтационности и, наоборот, взаимодополняемости подходов к памяти. Так, может показаться, что, как пишет известный специалист в области вопросов исторической памяти и автор теории «полинаправленной памяти» (Multidirectional memory) Майкл Ротберг [9], распространение убежденности о Холокосте как преступлении века и формулирование соответствующей модели исторической памяти нивелирует память о других аналогичных и отличных от Холокоста трагедий. Соответственно, с тоски зрения стратегий институционализации памяти о Холокосте подобные шаги в отношении иных трагедий мирового масштаба могут показаться угрожающими уникальности трагедии Холокоста как предмета коллективной памяти. М. Ротберг убежден, что такая позиция в формулировании стратегий памяти ошибочна; в современном мире ничто не ново, включая трагедии и преступления против человечества. Соответственно, претензии той или иной модели памяти на уникальность являются необоснованными и в действительности основываются на подходах, выработанных в иные исторические периоды и имеющие схожие основания, причины, схожие предпосылки, сопутствующие факторы, имеющие под собой аналогичный тип преступления. Несмотря на это, как указывает автор, в современных дискурсах касательно исторических аналогий представление различных исторических событий как аналогий (например, Холокоста и современных действий Израиля в отношении Палестины) нередко основано на подмене понятий, нивелировании различия в предусловиях, причинах, типах событий [10].
Известный ученый в области исследований коллективной памяти, профессор Университета Констанц в Германии Алейда Ассман предложила четыре модели памяти о Холокосте, которые в той или иной степени проявляются как в армянском, так и в еврейском обществах, а также армянских и еврейских общинах за пределами Армении и Израиля [11, с. 14-22]. А. Ассман предлагает следующие модели памяти:
1. «Диалогическое забывание» (Dialogic forgetting). Согласно данной модели, двое или несколько участников трагичного и травматичного исторического события (будь то государства, народы, этнические группы), одинаково виновные в произошедшем, договариваются о том, чтобы не напоминать друг другу о взаимной вражде и ненависти, с тем чтобы начать выстраивать общее будущее. Так, после гражданских войн стороны конфликта, будучи представителями одного общества, должны преодолеть травматическую историческую память и начать забывать, дабы строить единое государство.
2. «Помнить, чтобы избежать забвения» (Remembering in order to prevent forgetting). Данная модель определяет взаимоотношения между преступником и жертвой преступления, когда преступник признается в содеянном и, раскаиваясь, проявляет уважение к памяти жертв. Как считает А. Ассман, коллективная травматическая память может быть преодолена проявлением уважения по отношению к ней: «Целью подобного договора между преступником и жертвой является трансформация ассиметричного проявления насилия в симметричную форму памяти... Фатальная поляризованность между преступником и жертвой никогда не может быть примирима, но может быть преодолена разделенной памятью, основанной на сочувствии по отношению к жертве и моральном признании памяти жертв. Установление такого "пакта памяти" между немцами как преемниками совершивших преступление и евреями как преемниками жертв был исторически новым и уникальным ответом на исторически беспрецедентное преступление Холокоста» [11, с. 16-17]. Мы считаем, что, предшествуя Холокосту евреев, Геноцид армян может иметь аналогичное место в системе коллективной памяти в случае возможности подобного «пакта памяти» между армянами и турками. Однако современная Турция - не Германия и на официальном уровне (в отличие от множества случаев выступлений турецкой интеллигенции) не проявляет эмпатии по отношению к жертвам содеянного. Что касается Армении и армянского общества, то инструментальный характер памяти о Геноциде в
рамках модели «Помнить, чтобы избежать забвения» выражается в желании и готовности не допустить подобных преступлений в будущем не только над собой, но и над другими народами по принципу «Никогда больше».
3. «Помнить, чтобы забыть» (Remembering in order to forget). По мнению А. Ас-сман, невозможно забыть причиненный жертве массового преступления урон и ущерб, если жертва не будет продолжать помнить свою историю, включая компонент жертвенности, и вместе с тем невозможно забыть, если виновный в преступлении не раскаялся. Так, конечно же, сегодня в постсоветских обществах и в обществах Восточной Европы больше не считают современную Германию и немцев «нацистами» и «фашистами» благодаря официальному признанию и извинению за преступления фашизма со стороны Германии, хотя о фашистской Германии эпохи Гитлера пишется во всех учебниках по истории, об этом снимают фильмы и т.д. В случае с Израилем и еврейским народом данная модель памяти может быть наиболее приемлемой, когда как перед Арменией и армянским народом Турция не извинилась и, соответственно, помня о геноциде, армяне не могут себе позволить его забыть.
4. «Диалогическая память» (Dialogic remembering). Как пишет А. Ассман, данная модель описывает «политику памяти двух и более государств, которые одинаково ответственны за причинившее коллективную травму насилие. Оба государства, имеющие общую историю коллективного насилия по отношению друг к другу, включаются в диалог о том, что помнят и признают свою вину в причиненных друг другу страданиях, а также выражают сочувствие» [11, с. 19]. Так, в ситуации с Евросоюзом, враждовавшие на протяжении всей своей истории европейские государства пришли к необходимости объединения под эгидой «общеевропейской семьи», на базе которой стал выстраиваться ЕС. Представляется, что данная модель не приемлема в случаях с Геноцидом или Холокостом, так как в данных событиях одна из сторон представляла собой преступника, другая - жертву. Тем не менее в случае с Геноцидом армян периодически появляются попытки использования данной модели со стороны официальной Турции, которая апеллирует к Первой мировой войне, в которой «все убивали всех» и, соответственно, уничтожение армян якобы является частью войны, точно так же, как армяне убивали турок. Естественно, что данный аргумент безоснователен, так как, говоря о Геноциде, речь идет не об участии армянских и турецких военных в армиях противоборствующих стран времен Первой мировой войны, а о спланированном и реализованном турецкими властями уничтожении армян на территории Османской империи, включая мирное население.
Таким образом, анализ подходов к культуре памяти делает вероятным использование того или иного подхода в соответствии со спецификой исторических событий, ролью народа в данных событиях, их восприятием на уровне элит и масс, а также травматичностью данных событий и воспоминаний о них для последующих поколений.
Можно выделить три уровня воспроизводства культуры памяти и подходов к коллективной памяти о Геноциде в Армении и армянском обществе (включая Диаспору):
1. Институциональный уровень, включающий официальную политику Армении по лоббированию признания Геноцида армян во всем мире и, в частности, в Турции как государстве-преемнице Османской империи. Признание Геноцида является одним из основных направлений внешней политики Армении, работы с Диаспорой, частью Стратегии национальной безопасности. Памяти жертв Геноцида 1915 г. официально посвящен в Армении день 24 апреля, когда граждане страны и зарубежья возлагают цветы к мемориалу Геноцида в Ереване, а также к памятникам жертвам Геноцида армян во многих странах мира.
2. Коллективный уровень, воспроизводящий память о Геноциде через участие в массовых мероприятиях и их организацию (на уровне политических партий, НПО, молодежных организаций), проведение выставок, презентацию документальных и художественных фильмов по данной тематике и т.д. Важным элементом культуры памяти о Геноциде армян являются семейные архивы и истории очевидцев, задокументированные или запечатленные в семейных архивах и фотоальбомах, передаваемые от дедушек и бабушек, уцелевших от Геноцида в раннем возрасте, своим детям, внукам и правнукам в Армении и других странах.
3. Индивидуальный уровень - рефлексия каждого отдельного человека об исторических событиях, связанных с Геноцидом, а также саморефлексия относительно своей роли в
государстве и обществе как потомка жертв Геноцида. В этом смысле возможно как приятие, так и отрицание человеком своей связи с жертвами и, соответственно, самоидентификация себя как жертвы, мстителя, прощающего виновных, или отстраняющегося от коллективной травмы и пытающегося не идентифицировать себя с данными событиями. Естественно, что институциональный, коллективный и индивидуальный уровни культуры памяти постоянно пересекаются и дополняют друг друга.
Следует отметить, что если на институциональном и коллективном уровнях память о Геноциде и ее опосредованность системой современных ценностно-целевых установок является преимущественно мобилизующей и объединяющей во имя общих достижений и преодоления очередных сложностей, то на индивидуальном уровне мотивация как мобилизующего, так и негативно-пассивного восприятия событий, связанных с Геноцидом, сегодня является предметом дискуссий преимущественно на уровне обыденного сознания.
Индивидуальные мотивационные подходы к восприятию коллективной травмы через преодоление образа жертвы на индивидуальном уровне, как правило, основываются на следующих аргументах:
1. Мы прошли через одно из самых страшных испытаний во всей истории человечества и выстояли, сохранив национальную гордость, идентичность, остались верны христианской религии, традициям, языку и культуре и смогли передать это нашим поколениям. Соответственно, следует гордиться тем, что мы - армяне.
2. Наши дети должны знать о том, что с нами было, и помнить, что необходимо быть бдительными, не расслабляться, не позволять себе того, что могут себе позволить граждане других стран. Нужно постоянно помнить о том, что преступник, с которым мы продолжаем жить по-соседству, все еще не признал своей вины. Нужно становиться сильнее, мудрее, обеспечивать свою безопасность собственными усилиями. Имея союзников, в конечном счете следует рассчитывать лишь на собственные силы, как показала история.
Следует также обратиться к вопросу о так называемой «контр-памяти» (Сои^ег-тетогу), или вариантам коллективной рефлексии, которая оспаривает не сами исторические факты, вокруг которых строится коллективная память, а причинно-следственные связи, принятые на институциональном уровне коллективной памяти об основных событиях-объектах [12, с. 150]. В случае в Геноцидом армян в Османской Турции сегодня существует ряд альтернативных интерпретаций относительно того, что послужило причиной Геноцида и возможно ли было его избежать. Исключая из них те варианты интерпретаций со стороны современных властей Турции, которые приводят либо к преступному отрицанию Геноцида, либо к попыткам перекинуть ответственность на других и о которых уже было сказано выше, здесь имеется в виду индивидуальная и коллективная рефлексия в современном армянском обществе относительно того, чем была обусловлена недальновидность и неподготовленность армян Османской империи к подобному развитию событий. В частности, обсуждается роль Российской империи, которая, по-существу, не гарантировала безопасность армянскому населению Западной Армении и защищенность исторических армянских территорий в обмен на участие армян на стороне России в Первой мировой войне. Кроме того, нередко поднимается вопрос об уровне сплоченности армянских общин Западной Армении, их организованности и консолидированности вокруг армянской интеллигенции, о роли армянских политических партий и конфликтов между ними в качестве факторов, сопутствовавших Геноциду. Тем не менее, контр-память о Геноциде вписывается в систему коллективных взглядов и убеждений, консолидирующих нацию вокруг необходимости борьбы за признание Геноцида армян во всем мире и прежде всего в современной Турции.
Что касается индивидуальных восприятий Геноцида в рамках нежелания воспроизводить культуру памяти как таковую или же в той ее форме, которая принята на институциональном и коллективном уровнях с поисками новых (маргинальных) форм, то причиной такого отношения, как правило, является тяжесть коллективной травмы и психологическая нагрузка идентификации себя с жертвой. Обычно на эмоциональном уровне человек не всегда готов быть частью
коллективного поведения, включающего коммуникацию с использованием травмирующих сознание документов и фотографий как свидетельств о Геноциде и зверствах против армян. Негативная реакция может выражаться в форме: «Я не могу это больше видеть и слышать!». Вместе с тем тяжесть исторической памяти как коллективной травмы в армянском обществе и диаспорах нередко проявляется в обратной форме, а именно: в качестве протеста не только против воспроизводства материалов, свидетельствующих о фактах надругательств над человеческой плотью, памятниками армянской национальной культуры, религии и т.д., но и против забвения и непризнания тех причин, по которым это случилось.
Другой формой отказа на индивидуальном уровне от культуры памяти в ее институционально-коллективной форме может быть аргумент о том, что «Сегодня и без того все сложно, да еще и это!». В частности, актуальные в Армении социально-экономические проблемы - безработица, эмиграция, низкое доверие институтам власти и их представителям, неуверенность в завтрашнем дне и т.д. - могут быть причиной менее активного воспроизводства культуры памяти о Геноциде на индивидуальном уровне.
Следует отметить, что некая отстраненность от институциональных форм памяти о Геноциде, а также протестность в отношении тех форм коллективной памяти, которые на сегодняшний день являются наиболее собирательными как в армянском обществе, так и за его пределами, носят маргинализированный характер и проявляются лишь в единичных случаях.
Вместе с тем, будучи составляющей коллективной идентичности, память о Геноциде армян является одним из объединяющих факторов, функциональным как в Армении, так и на диаспоральном уровне. Армяне всего мира, будь то граждане Армении, представители Диаспоры или трудовые мигранты, временно проживающие на территории других стран, чтят и помнят жертв Геноцида и воспринимают себя как их прямых потомков.
БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЕ ССЫЛКИ
1. Жуков Д.С. Коллективная память: ключевые исследовательские проблемы и интерпретации феномена // Ineternum, - 2013. - N 1 (8). - C. 6-16.
2. Meyers O, Zandberg E., Neiger M. Prime Time Commemoration: An Analysis of Television Broadcasts on Israel's Memorial Day for the Holocaust and the Heroism // Journal of Communication. - 2009. - N 59. - Pp. 456-480.
3. Balakian P. Raphael Lemkin. Cultural Destruction, and the Armenian Genocide // Holocaust and Genocide Studies. - 2013. - Vol. 27. - N 1 (Spring). - Pp. 57-89.
4. Margalit A. The Ethics of Memory. - Cambridge: Harvard University Press, 2000.
5. Friling T. Remember? Forget? What to Remember? What to Forget? // Israel studies, 2014. - Vol. 19. - N 2. - Pp. 51-69.
6. Армения и армяне в Великой Отечественной войне. К 65-летию великой Победы // МГИМО Университет. [Электронный ресурс] - URL: http://old.mgimo.ru/study/dean/docs/6420/6624/document151418.phtml, посещение 21.02.2016.
7. [Электронный ресурс] - URL: http://www.veteran.by/ru/introduction/new_url_704745469/, посещение 21.02.2016.
8. Марутян А. Историческая память в диалоге между культурами // 21-й ВЕК, Фонд «Нораванк». - 2007. - N 2 (6). - C. 44-59.
9. Rothberg M. Multidirectional Memory: Remembering the Holocaust in the Age of Decolonization. - Stanford: Stanford University Press, 2009.
10. Rothberg M. From Gaza to Warsaw: Mapping Multidirectional Memory // Criticism. - 2011, Fall, Vol. 53. - N 4. - Pp. 523-548.
11. Assmann A. From Collective Violence to the Common Future: Four Models for Dealing with the Traumatic Past // Bulletin of Yerevan State University, Sociology and Economics series. - 2011. - N 134.5. - Pp. 14-22.
12. Weedon Ch., Jordan G. Collective memory: theory and politics // Social Semiotics. - 2012. - Vol. 22. - N 2, April. -Pp. 143-153.
REFERENCES
1. Zhukov D.S. Kollektivnaya pamyat': klyuchevye issledovatel'skie problemy i interpretatsii fenomena [Collective memory: key research problems and interpretation of the phenomenon]. Ineternum, 2013, N1 (8), pp. 6-16 (in Russ).
2. Meyers O, Zandberg E., Neiger M. Prime Time Commemoration: An Analysis of Television Broadcasts on Israel's Memorial Day for the Holocaust and the Heroism. Journal of Communication, 2009, N59, pp. 456-480. DOI: 10.1111/j.1460-2466.2009.01424.x (in Eng.).
3. Balakian P. Raphael Lemkin. Cultural Destruction, and the Armenian Genocide. Holocaust and Genocide Studies, 2013, Vol. 27, N1 (Spring), pp. 57-89. DOI: 10.1093/hgs/dct001 (in Eng.).
4. Margalit A. The Ethics of Memory. Cambridge: Harvard University Press, 2000. (in Eng.).
5. Friling T. Remember? Forget? What to Remember? What to Forget? Israel studies, 2014, vol. 19, N 2, pp. 51-69. DOI: 10.2979/israelstudies.19.2.51 (in Eng.).
6. Armeniya i armyane v Velikoy Otechestvennoy voyne. K 65 letiyu velikoy pobedy. [Armenia and Armenians in the Great Patriotic War. To the 65th Anniversary of the Great Victory]. MGIMO University, URL: http://old.mgimo.ru/study/dean/docs/6420/6624/document151418.phtml, accessed 21 February 2016 (in Russ.)
7. URL: http://www.veteran.by/ru/introduction/new_url_704745469/, accessed 21 February 2016 (in Russ).
8. Marutyan H. Istoricheskaya pamyat' v dialoge mezhdu kul'turami [Collective and Historical Memory in Dialogue with Cultures]. «21-y VEK», Fond "Noravank" [«21st Century», «Noravank» Foundation], 2007, N 2 (6), pp. 44-59 (in Russ).
9. Rothberg M. Multidirectional Memory: Remembering the Holocaust in the Age of Decolonization. Stanford: Stanford University Press, 2009. DOI: 10.1086/ahr.117.3.820-a (in Eng.).
10. Rothberg M. From Gaza to Warsaw: Mapping Multidirectional Memory. Criticism, 2011, Fall, Vol. 53, N 4, pp. 523548. DOI: 10.1353/crt.2011.0032 (in Eng.).
11. Assmann A. From Collective Violence to the Common Future: Four Models for Dealing with the Traumatic Past. Bulletin of Yerevan State University, Sociology and Economics series, 2011, N 134.5, pp. 14-22. (in Eng.).
12. Weedon Ch., Jordan G. Collective memory: theory and politics. Social Semiotics, 2012, Vol. 22, N 2, April, pp. 143153. DOI: 10.1080/10350330.2012.664969 (in Eng.).
Информация об авторе
Атанесян Артур Владимирович, доктор политических наук, профессор, заведующий кафедрой прикладной социологии, факультет социологии, Ереванский государственный университет, г. Ереван, Армения [email protected]
Получена:01.06.2016
Для цитирования статьи: Атанесян А.В. Культура памяти и некоторые модели памяти о Геноциде армян в современном армянском обществе. Историческая и социально-образовательная мысль. 2016. Том 8. № 4. Часть 1. с. 00-00.
с1о1: 10.17748/2075-9908-2015-7-6/2-00-00.
Information about the author
Arthur V. Atanesyan, Doctor of Political Sciences, Professor, Head of Applied Sociology Department, Faculty of Sociology, Yerevan State University, Yerevan, Armenia
Received: 01.06.2016
For article citation: Atanesyan A.V. Kul'tura pa-myati i nekotorye modeli pamyati o Genotside armyan v sovremennom armyanskom ob-shchestve. [Culture of memory and some models of memory about the Armenian Genocide in contemporary Armenian society]. Istoricheskaya i sotsial'no-obrazovatel'naya mysl'= Historical and Social Educational Ideas. 2016. Vol. 8. no. 4. Part. 1. Pp. 00-00.
doi: 10.17748/2075-9908-2015-7-6/2-00-00. (in Russian)
