УДК 161.13, 82-1/-9
О. Ю. Гончарко, Д. А. Черноглазое*
«КСЕНЕДЕМ» ФЕОДОРА ПРОДРОМА: ВОЗРОЖДЕНИЕ ПЛАТОНОВСКОГО ДИАЛОГА В ВИЗАНТИИ XII ВЕКА**
Диалог «Ксенедем, или Гласы» — малоизученное философское сочинение Феодора Продрома, выдающегося византийского писателя XII в. В статье проводится анализ структуры и стиля диалога, излагается его содержание и историко-литературный контекст, указываются специфические черты. Демонстрируется, что «Ксенедем» обнаруживает все отличительные черты жанра «платоновский диалог», что он представляет собой оригинальное произведение, отражающее новейшие тенденции в византийской литературе Комниновского ренессанса. Проводится исследование логического содержания «Ксенедема», в результате которого удается выявить в диалоге два уровня — дидактический и аналитический, т. е. собственно логический. Подчеркивается необходимость дальнейшего изучения диалога в контексте византийской логики и подготовки его критического издания.
Ключевые слова: история логики, средневековая логика, платоновский диалог, византийская философия, византийская литература, Комниновский ренессанс.
O. Goncharko, D. Chernoglazov Theodoros Prodromos «Xenedemos»: Renaissance of Platonic Dialogue in the 12th century Byzantium
«Xenedemos, or Voices» is a little-known philosophical work by Theodoros Prodromos, an outstanding Byzantine writer of the 12th c. The object of the present paper is to analyse style and structure of the dialogue, to describe its historical and cultural context, to define its specific features. It is demonstrated, that «Xenedemos» according to all criteria belongs to the genre of «platonic dialogue», that it is an original work, which reflect new trends in the 12th c. Byzantine literature. The logical content of «Xenedemos» is analysed; as a result it becomes possible to distinguish two levels in the dialogue — the didactical level and the analytical
* Гончарко Оксана Юрьевна — кандидат философских наук, доцент, Санкт-Петербургский государственный университет, goncharko_oksana@mail.ru.
Черноглазов Дмитрий Александрович — кандидат филологических наук, доцент, Санкт-Петербургский государственный университет, d_chernoglazov@mail.ru.
** Исследование осуществляется при содействии РГНФ, проект № 15-03-00138 «Античная логика и византийская интеллектуальная традиция: аспекты рецепции».
30
Вестник Русской христианской гуманитарной академии. 2015. Том 16. Выпуск 4
level. It is emphasized that the text requires a critical edition and a detailed investigation in the context of the Byzantine logic.
Keywords: History of Logic, Medieval Logic, Platonic Dialogue, Byzantine Philosophy, Byzantine Literature, Comnenian Renaissance.
Византийский ученый и писатель Феодор Продром не нуждается в представлении — это одна из центральных фигур в византийской литературе XII в. Его обширное наследие включает произведения, самые разнообразные по стилю и жанру — от комментариев к канонам Иоанна Дамаскина и философских трактатов до пародийной драмы о войне кошек и мышей и стихотворного любовного романа [22, S. 37-72]. О творчестве Продрома написано немало, но многие его сочинения и поныне остаются практически совсем неизученными. Среди них можно упомянуть и диалог «Ксенедем, или Гласы» (EevéSypoç ц Фwvaí) — предмет настоящей статьи. Диалог доступен в изобилующем ошибками некритическом издании начала XIX в. [23]. «Ксенедем» уже давно известен научному сообществу — его кратко характеризует в своей монографии о Феодоре Про-дроме С. Д. Пападимитриу [4, с. 109-113], о нем упоминается в обобщающих трудах C. Эббесена [13, p. 81-82], В. Н. Татакиса [21, а. 209], Г. Хунгера [16, S. 25, 35], А. Калделлиса [18, p. 252] — но анализу этого любопытного текста посвящена всего одна научная работа, небольшая статья греческого исследователя Н. Г. Харалампопулоса [12]. Между тем, диалог, безусловно, заслуживает как всестороннего изучения, так и критического издания — он сохранился по крайней мере в 5 списках (Cod. Barocc. 165; Cod. Barocc. 187; Cod. Paris. Suppl. 655; Cod. Vat. Gr. 305; Torino, Fonds principal. C. II. 07), между тем как существующее издание основано лишь на двух поздних рукописях Оксфордской библиотеки, одна из которых напрямую восходит к другой.
Основное содержание «Ксенедема» — это критика пяти признаков понятия, «предикабилий» или «гласов», сформулированных Порфирием в его «Введении» к Аристотелю. Эта критика облекается автором в литературную форму философского диалога. Фабула диалога сводится к следующему. Дело происходит в Афинах. Афинянин Мусей приходит к Ксенедему и просит его рассказать о прославленном философе Теокле из Византия, его учителе и родственнике [23, p. 204. 1-14]. Ксенедем восхваляет мудрость и красноречие Теокла [p. 204. 15-205. 2], перечисляет его многочисленные сочинения в стихах и прозе [p. 205. 7-21], но Мусею не достаточно этого отвлеченного панегирика — он жаждет более конкретного рассказа о философских взглядах Теокла [p. 205. 33-206. 11]. Тогда Ксенедем делится с ним воспоминанием из своего детства — пересказывает ему диалог, который произошел между ним и Теоклом много лет назад [p. 206. 12-215. 28]: однажды, когда юный Ксенедем шел в школу, Теокл повстречался ему на улице. Теокл узнал юношу, окликнул его, и завязался разговор. Когда выяснилось, что Ксенедем посещает школу знаменитого философа Гермагора и изучает сейчас «Категории» Аристотеля, Теокл завел с ним беседу о пяти предикабилиях — роде [p. 207. 5-209. 21], виде [p. 209. 30-211. 15], различии [p. 211. 16-212. 25], собственном признаке [p. 212. 26-214. 16] и признаке привходящем [p. 214. 27-215. 19] — а именно о том, как их определяет Порфирий во «Введении». В случае каждой из предикабилий
Теокл просил у Ксенедема привести определение Порфирия, а затем, задавая юноше наводящие вопросы, сократовским диалектическим методом приводил его к осознанию, что определение неправильно. К началу разговора с Теоклом Ксенедем был горд своими познаниями, безгранично верил своему учителю Гермагору и нисколько не сомневался в истинности учения Порфирия. Теоклу удалось сбить его с толку — к концу беседы Ксенедем оказался в полном недоумении и растерянности.
Действие диалога разворачивается в декорациях классической античности, но его содержание, бесспорно, отражает проблематику, актуальную для византийской философии XII в., а портреты псевдоантичных героев списаны с самого автора и его современников. Ученые строили различные гипотезы о том, какие исторические персонажи скрываются под именами Ксенедема, Гермагора и, главным образом, Теокла [4, с. 109-113; 13, р. 81-82; 12, 0. 196-197] — о нем в диалоге сообщается немало фактической информации. В действительности, по нашему мнению, дело обстоит так: с одной стороны, образы героев диалога собирательные — словно в насмешку над некоторыми учеными, ищущими точных прототипов, Продром и Теокла, и Ксенедема (двух главных персонажей диалога) наделяет своими собственными приметами: Теокл, как и сам Продром, заикается [23, р. 204. 25-205.2 с& 19, р. 1297В — 1298А], а у Ксенедема, тоже как у Продрома, были когда-то длинные светлые волосы, которые потом выпали [23, р. 206. 23-25 с!г 19, р. 1251А]. С другой стороны, философ Теокл, соединяющий в себе черты нескольких византийцев, в частности, Михаила Пселла и Феодора Продрома, больше всего напоминает Иоанна Итала — знаменитого философа, ученика Михаила Пселла, который немало внимания уделял толкованию Аристотеля и Порфирия [20; 17]. Наиболее очевидная параллель состоит в том, что Теокл, подобно Иоанну, происходил из Италии [23, р. 205. 30-32]. Кроме того, Иоанн Итал — это отмечали многие современники (напр., Анна Комнина — V. 8. 6) — виртуозно владел диалектическим методом ведения дискуссий; он умел каверзными вопросами завести в логический тупик любого собеседника. Это же умение в диалоге Продрома прекрасно демонстрирует Теокл.
Даже краткое изложение фабулы «Ксенедема» показывает, что Продром писал его в подражание платоновским диалогам. Приверженность платоновской традиции проявляется в целом ряде аспектов. Из диалогов античного философа привлекаются лексические обороты (напр., реплики, выражающие согласие персонажа, восклицания «клянусь Харитами» и т. д.); заимствуются мотивы, сюжетные ходы и элементы композиции [12: а. 197-208]; но главное заключается не в этом: особо важно отметить, что «Ксенедем» — пример последовательного применения сократического метода: философ Теокл ведет себя точь-в-точь как Сократ. Вступая в беседу с уверенным в своих знаниях собеседником, он занимает позицию £Ípwv — притворяется незнающим, чтобы выведать мысли оппонента и завести его в тупик. Теокл не опровергает и не корректирует определение сам, с позиций учителя — он лишь задает вопросы, а выводы делает уже Ксенедем. Истина не излагается в виде учения, юный Ксенедем — под руководством Теокла — лишь делает первый шаг к ее постижению. Сократический характер диалога не вызывает сомнений.
Когда Теокл отзывается об учителе Ксенедема Гермагоре (он, как мы помним, в диалоге не участвует), его ирония превращается в язвительную насмешку — притворная похвала оказывается издевательством. Еще в начале беседы с юношей, узнав имя его наставника, Теокл замечает: «и книга наимудрейшая, и из наставников Гермагор наиученейший: о его любомудрии свидетельствует и многое другое, но особенно ниспадающая до колен борода и покрывающая лицо бледность» [23, р. 206. 33-207. 4]. Да, Гермагор — мудрец, но главным признаком этой мудрости является борода. Образ бородатого лжефилософа, конечно — общее место еще со времен античности, но Продром весьма изящно его использует. Бороде Гермагора достается от Теокла и еще раз. Разоблачив определение рода, Теокл саркастически отмечает, что можно бы спросить об этом и Гермагора: «возможно, борода сможет сказать об этом лучше, чем другие» [23, р. 209. 26-27].
В диалоге «Ксенедем» в полной мере представлены логические характеристики платоновского диалога, сформулированные в книге Ф. Х. Кессиди [2]:
1) майевтика как «метод наводящих вопросов»: диалог между Теоклом и Ксенедемом построен таким образом, что основные радикальные суждения Теокла относительно определений Порфирия сформулированы как вопросы и к затруднению относительно них приходит именно Ксенедем.
2) диалектика как «метод исследования понятий»: вопросы Теокла приводят Ксенедема к выводу о противоречивом характере основных определений Порфирия;
3) индукция как «разбор сходных случаев»: Теоклом представлены разные возможности определить понятия «род», «вид», разные возможности разделить понятие признака собственного и проч.;
4) гипотезы как «разбор предварительных определений»;
5) ирония и как «способ ведения диалога», и как «отличительная черта диалектического метода Сократа»: отдельные реплики Теокла по поводу Гермагора, а также способности Ксенедема давать «хорошие» определения и проч.;
6) скептицизм: общее настроение Теокла и метод поиска определений, а также сюжетный итог диалога «Ксенедем».
Стоит также отметить, что произведение, написанное в форме диалога, с литературной точки зрения не обязательно будет диалогом в платоновском смысле, если в нем не ставится задача поиска определения того, что является предметом диалога: «В основе всех диалогов Платона лежит процесс определения какого-либо предмета или понятия, причем в каждом диалоге предмет обсуждения конкретно обозначен» [7]. В этом смысле, диалог «Ксенедем» основывается как раз на рассуждении об определениях основных компонентов процедуры определения, и эта тавтология принципиальна: все затруднения в определениях, взятых у Порфирия и представленных в диалоге, имеют общий источник — проблему определимости определения.
Итак, «Ксенедем» можно по праву назвать «платоновским диалогом». И здесь возникает закономерный вопрос: насколько жанр платоновского диалога был распространен в Византии? Можно ли Продрома назвать новатором, возродившим этот жанр после длительного перерыва, или он следовал какой-то устоявшейся традиции?
В ранневизантийской традиции к форме диалога — и, в частности, платоновского диалога — прибегали часто. Христианские авторы восприняли этот жанр наряду с другими античными литературными формами. Философские диалоги ранневизантийской эпохи очень разнообразны по форме, они состоят в разной степени родства с диалогами Платона, их авторы преследуют самые разные цели, будь то наставление, спор с еретиками или опровержение язычников. Происходит сближение и даже слияние философского диалога с совершенно другим жанром — полемическим диспутом. Из ранневизантийских философских диалогов можно, в первую очередь, назвать диалоги Мефодия Олимпийского (Ш-1У вв.: «Пир» дошел полностью, остальные в кратких пересказах), диалог «О душе и воскресении» Григория Нисского (IV в.), диалог Энея Газского «Теофраст», диалог Захарии Схоластика «Аммоний» и др. (подробнее о платоновском диалоге в ранневизантийской традиции см.: [24; 15]) С окончанием ранневизантийской эпохи традиция платоновского диалога прерывается. Возрождение интереса к этой литературной форме относится уже к XI в. Существует косвенное свидетельство Михаила Пселла о том, что интеллектуалы этой эпохи устраивали что-то вроде «театра на дому», где диалоги Платона (напр., «Горгий») разыгрывались по ролям [3]. Но — при всем внимании и к диалогу как жанру, и к сократовскому методу, в котором так преуспел уже упоминавшийся Иоанн Итал — от самих византийцев XI в. новых философских диалогов не сохранилось. Возрождение этого жанра относится к следующему столетию — к эпохе Комниновского ренессанса.
Эпоха Комнинов — время расцвета византийского диалога во всех его разновидностях. Но XII век — это век риторики, и наиболее распространенным в эту эпоху оказывается диалог сатирический, восходящий к лукиановской традиции. Это, например, «Тимарион» неизвестного автора, «Амарант» Фе-одора Продрома и т. д. Вместе с тем, сохранились два диалога XII в., близких платоновской традиции — это «Феофил и Иерокл» Евстафия Солунского [14, р. 141-145] и «Ксенедем» Феодора Продрома. Диалог Евстафия посвящен, казалось бы, незначительной теме: Феофил спрашивает Иерокла, почему обращение веофХеотатос; считается менее почетным, чем 1ера>татос;; герои задают друг другу вопросы, спорят на разнообразные отвлеченные темы и, в конце концов, приходят к выводу, что одно обращение никак не должно цениться выше второго. Отчасти, в вопросах более умудренного Иерокла самоуверенному Феофилу, проявляется и сократовский майевтический метод — он заводит оппонента в тупик и заставляет его отказаться от прежнего мнения. Таким образом, мы можем говорить об элементах платоновского диалога у Евстафия Солунского. В диалоге Продрома «Ксенедем» — как мы уже попытались показать — специфика платоновского диалога отражена в полной мере.
Таким образом, отвечая на вопрос, поставленный выше, можно утверждать: «Ксенедем» — сочинение если не уникальное, то бесспорно новаторское, отражающее самые «авангардные» тенденции своей эпохи. Тем более интересно будет обратиться к содержательному анализу этого текста.
Платоновский диалог как форма изложения именно логических идей — задумка достаточно оригинальная и трудноисполнимая. Несмотря на то, что историками философии (в частности Ф. Х. Кессиди) принято выделять также
и логические характеристики платоновских диалогов, тем не менее жанром для изложения собственно логической проблематики в Средние Века является, как правило, трактат, в силу необходимой природы логического знания, его общезначимости и даже анти-диалектичности. Как греческие, так и латинские примеры логических трактатов в Средние Века составлялись, по словам С. Эббесена, преимущественно методом вырезания и копирования текстов аристотелевского Органона. Жанр 'Еттора1 (греческий аналог латинских Summulae) не предполагал (в отличие от своих латинских аналогов) трактатов по логическим темам, неизвестным Античности, и представлял собой скорее комментированный парафраз, чем самостоятельный комментарий, хотя был достаточно сложно структурирован (вешр1а; npafyq: \efyq, p^Tov), и в общих чертах напоминал структуру латинских логических текстов (lemma, divisio, sententia, expositio, ordinatio, quaestiones, dubitationes). Специфика развития логики в Византии на основе платоновского подхода к знанию, платоновской образовательной парадигмы и жанра платоновского диалога, обусловивших именно такой облик логических штудий в Византии, подробно характеризуется в статьях [1], [5] и [6]. Диалог «Ксенедем» является очень интересным примером, иллюстрирующим эту специфику. С содержательной точки зрения, диалог посвящен критике логических определений, взятых из «Введения» Порфирия. Насколько нам известно, историко-логический анализ критических идей Фе-одора Продрома, представленных в этом диалоге, еще никем не проводился. В этой связи было бы интересно предпринять попытку их сопоставления с «Категориями» Аристотеля и «Введением» Порфирия.
Пытаясь сквозь призму рассуждений Теокла сделать некоторые выводы о логической системе Феодора Продрома, можно предположить следующее: в общем и целом, Продром любит играть с автореферентностью терминов. Теокл достаточно изящно ведет разговор о пяти предикабилиях Порфирия, применяя каждую из них к определению самой себя. По форме его вопросы можно переформулировать следующим образом: существуют ли роды родов; каковы виды видов; чем видовое отличие отличается от остальных «гласов» во виду; каков признак собственный у признака собственного и не является ли привходящий признак лишь случайным (привходящим) компонентом процедуры определения, которого может и не быть? Стоит также отдельно отметить, что Порфирий не дает строгих определений своим понятиям (fwvai) — он предлагает для них лишь некоторые «характеристики значения» (ц vnoypafy Tfq ёvvolaq); а Теокл, напротив, анализирует их с точки зрения правил определения и, конечно, находит неточности, которые действительно присутствуют в тексте Порфирия, но в нем же и оговариваются.
Интересной задачей является квалифицировать статус диалоговых приемов Теокла. Н. Г. Харалампопулос [12] квалифицирует их как апории, утверждая, что Теокл приводит Ксенедема к логическому противоречию в результате применения всех определений Порфирия. Однако данные «апории» вовсе не являются противоречиями с нашей точки зрения. Скорее, их можно квалифицировать как софизмы — ведь во «Введении» Порфирия даны разъяснения по поводу некоторых затруднений, к которым приходят собеседники в конце каждой части диалога.
Таким образом, можно говорить о двух уровнях «логики Продрома» в представленном диалоге: уровень дидактический, уровень аналитический.
Дидактический уровень имеет следующую формальную структуру, которая воспроизводится в каждом случае:
1) определенным образом поставленный вопрос Теокла, который направляет Ксенедема по изначально ложному пути поиска (несмотря на вполне корректное использование Ксенедемом текста Порфирия, почти выученного наизусть);
2) умалчивание некоторых уточнений Порфирия относительно каждого понятия (Теокл игнорирует все главы о различиях понятий у Порфирия);
3) доведение до абсолютности (которой нет у Порфирия) некоторых «случайно» выбранных для рассмотрения определений, с чем связано и приведение к затруднению в каждой ситуации.
Об аналитическом (собственно логическом) уровне идей Феодора Про-дрома, можно будет говорить только в контексте прочтения других логико-философских его работ. Однако, опираясь лишь на предложенный текст, можно выявить следующие интересные наблюдения:
1) в диалоге обращается внимание, что не во всех случаях понятие рода может быть синонимом понятия категории (в строгом смысле только наивысший род или Y£Vlкштaтoq синонимичен категории, а род в смысле у^ос — более широкое понятие); у Аристотеля же в «Категориях» (например, «Категории»: 11Ь, 15) и у Порфирия зачастую именно род (у&ос) используется в качестве синонима категории;
2) выявлены некоторые смысловые несоответствия приведенных Порфи-рием во «Введении» примеров признаков собственных;
3) поставлена под сомнение необходимость введения такой характеристики понятия как видовое отличие, — а именно оно является добавлением Порфирия к другим характеристикам, присутствующим уже у Аристотеля: роду, виду, признаку собственному и признаку привходящему;
4) и некоторые другие.
Дальнейшее историко-логическое исследование диалога «Ксенедем» представляется весьма перспективным: предполагается рассмотреть этот памятник в контексте остальных логико-философских работ Феодора Продрома, логических трактатов других византийских авторов XI-XII вв. — Михаила Пселла, Иоанна Итала, Евстратия Никейского, Иоанна Цеца и др. — а также вписать идеи Продрома в общее русло истории средневековой логики.
ЛИТЕРАТУРА
1. Гончарко О. Ю. Диалог и псевдо-диалог как форма изложения аристотелевской логики в Византии // Вестник РХГА. — 2013 г. — Т. 14. — Вып. 3. — С. 224-230.
2. Кессиди Ф. Х. Сократ. — М.: Мысль, 1988.
3. Любарский Я. Н. Шутки Пселла // Византия в контексте мировой культуры. Научное издание. Труды Государственного Эрмитажа XLII. Издательство Государственного Эрмитажа, 2008. — С. 562 — 566.
4. Пападимитриу С. Д. Феодор Продром. Историко-литературное исследование. Одесса, 1905
5. Романенко И. Б. Платоновская образовательная парадигма и Академия // Известия Российского государственного педагогического университета им. А. И. Герцена. — 2002 г. — № 2. — С. 45-58.
6. Романенко И. Б., Романенко Ю. М. Аристотелевская философия образования // Аксиология массовой культуры. — РГПУ им. А. И. Герцена, Российская академия образования, 2014. — С. 253-263.
7. Тоноян Л. Г. Теория определения: античность и современность // Вестник Санкт-Петербургского университета. Сер. 6. — 2008 г. — Вып. 1. — С. 137-144.
8. Тоноян Л. Г. Никифор Влеммид и его «Логика» // Вестник РХГА. — 2014 г. — Т. 15. — Вып. 4. — С. 58-66.
9. Тоноян Л. Г. Византийское восприятие трактата Боэция «О гипотетических силлогизмах» // Журнал «Вестник ЛГУ». — 2013. — № 4. — Том 2. — С. 50-60.
10. Тоноян Л. Г. Трактовка отношения логического следования в школах поздней античности // Вестник Санкт-Петербургского университета. Сер. 6. —2013. —Вып. 3. — С. 22-30.
11. Тоноян Л. Г. История логического квадрата: связь онтологических оснований и логического следования // Вестник ЛГУ им. А. С. Пушкина. — 2011. — № 4 (том 2). — С. 157-168.
12. Xapa\a^nónou\o^ N. r."Eva^ 'nXaxwviKO^' öidXo-yoi; той 12ou alwvog ©eoöwpou npo6pó|iou Heveör||iO(; ^ Фwvaí // Apidövr|. — 2005. — T. 11. — Z. 189-214.
13. S. Ebbesen. Greek and Latin Medieval Logic // Cahiers de l'Institut du Moyen-Age Grec et Latin. — Copenhague, 1996.
14. Eustathii metropolitae Thessalonicensis Opuscula / ed. T. L. F. Tafel. — Frankfurt, 1832. S. 141-145
15. Hoffmann M. Der Dialog bei den christlichen Schriftstellern der ersten vier Jahrhunderte. — Berlin, 1966
16. Hunger H. Die hochsprachliche profane Literatur der Byzantiner. Bd. 1. — München,
1978.
17. Ioannes Italus. Quaestiones quodlibetales (Anopiai Kai Xúaeu;) / ed. P. Joannou. — Ettal: Buch-Kunstverlag, 1956.
18. Kaldellis A. Hellenism in Byzantium. The Transformations of Greek Identity and the Reception oft he Classical Tradition. — Cambridge, 2007
19. Patrologiae cursus completus. Series graeca / Ed. J.-P. Migne. — T. 133. — Paris, 1864
20. Stephanou P. É. Jean Italos, philosophe et humaniste (Orientalia christiana analecta. no. 134.). — Roma, 1949
21. TaT(ÍKr|<; B. N. H Bu(avTivr| 9i\oao9Ía. — A0r|va: ETaipeia Znouöwv NeoeAAr|viKoú ПоХтацои Kai reviK|^ naiöeia^, 1977
22. Theodoros Prodromos. Historische Gedichte / Ed. W. Hörandner. — Wien, 1974.
23. Theodorus Prodromus. Xenedemus, sive Voces // Anecdota Graeca e codd. manuscriptis bibliothecarum Oxoniensium. Ed. J. A. Cramer. — Vol. 3. — Oxonii, 1836. — P. 204 — 215
24. Voss B. R. Der Dialog in der frühchristlichen Literatur (Studia et testimonia antiqua, IX). — München: Wilhelm Fink Verlag, 1970.