5.Флоренский, П.А. Смысл идеализма // Собр. сочинений: в 4 т.- М.: Мысль, 2000. - Т. 3 (2).
6. Владимирцов, Б.Я. Работы по литературе монгольских народов. - М.: Восточная литература, 2003.
7. Лорд, А. Сказитель. - М.: Восточная литература, 1994.
8. Иванов, А.В. Введение в текстологию традиционных культур (на примере "Бхагавадгиты" и других индийских текстов) / А.В. Иванов, В.В. Меликов // Вопросы философии. - 1999. - №11.
9. Элиаде, М. Аспекты мифа. - М.: Академический проект, 2001.
10. Жуковская, Н.Л. Кочевники Монголии. - М.: Восточная литература, 2002.
11. Гекман, Л.П. Мифопоэтика народов Сибири: персоносфера и модель мира. - Барнаул: Изд-во АлтГТУ, 2005.
Статья поступила в редакцию 14.07.10
УДК 130.2
РН. Иванов, асп. ОМГУПС, г. Омск, E-mail: romshow@mail.ru
КРИЗИС ИДЕНТИЧНОСТИ В УСЛОВИЯХ МАССОВОЙ КУЛЬТУРЫ
На фоне ускорения социокультурного развития, всеусложняющейся дифференциации, плюрализма и фрагментарности мира, утрате стабильности и определенности, отрицании фиксации наступает кризис идентичности под тотальным влиянием массовой культуры, которая стирает общепринятые грани и трансформирует привычный образ индивида.
Ключевые слова: массовая культура, идентичность, децентрация, фрагментарность, кризис.
Неуверенность в будущем, отсутствие перспективы - симптом кризиса: кризиса личности и кризиса культуры. Пафосом модерна, Нового времени была борьба с традицией, предрассудками и суевериями во имя прогресса, здравого смысла, науки, свободы личности.
Прежде всего, распад прежней картины мира приводит к кризису коллективной идентичности, что порождает возникновение множества групповых и субкультурных картин мира. Кризис коллективной идентичности оборачивается активностью маргинальных типов мировосприятия, которые перемещаются с периферии в центр. Таким образом, кризис идентичности порождает принципиально новую психологию. Очевидно, что если общество раздробляется на множество групп и субкультур, то происходит ослабление общественной солидарности, которое оборачивается социальной аномии, когда острое ощущение одиночества способствует увеличению, как доказывает Э. Дюркгейм, самоубийств, "бегству от свободы", как доказывал Э. Фромм.
Что касается принятого в анализе структуры идентичности различия "индивидуального" и "социального" уровней, "социальной" и "персональной" идентичности, то В.С. Малахов пишет: "Если персональная идентичность представляет собой совокупность характеристик, сообщающих индивиду качество уникальности, то социальная идентичность - результат идентификации (отождествления) индивида с ожиданиями и нормами его социальной среды. Абсолютно разделить эти два уровня идентичности (интерпретируя персональную в качестве внутренней, а социальную - в качестве внешней) нельзя: представления индивида о себе самом, воспринимаемые им как его собственные и неотделимые от его самости, являются результатом интериоризации социальных отношений" [1, с. 78].
Когда распадается традиционная система ценностей, следствием этого становится распад общепризнанных ценностей и кризис идентичности. Распад происходит на уровне не только коллективного, но и индивидуального сознания. Согласно сложившимся в психологии представлениям, "Я-концепция" - это образ, который каждый человек имеет о себе самом. Однако этот образ создается не самим человеком, а другими, в данном случае социальной группой, представлением о которой человек является. Следовательно, это проекция представления о конкретном человеке, сложившегося в групповом сознании. Распадается общество, распадается и группа, занимающая в этом обществе определенное место. Следствием этого является распад "Я-концеп-ции" человека.
У человека может возникать чувство нетождества с собой, или ощущение несоответствия своему образу себя, или чувство выпадения из реальности, даже отсутствия себя в жизни, хотя возможны и иные формы переживания неопределенности своего
положения в мире. Проявления кризиса идентичности могут быть различны, так что может даже появиться сомнение, не является ли такое обобщение столь разных явлений искусственным. Сегодня ни у кого из нас нет заранее данного определения сущности другого, и поэтому обобщающую разные ситуации модель приходится конструировать по косвенным признакам - симптомам, которые одни лишь, и указывают на являющее себя через них общее.
Кризис идентичности не проявлялся до тех пор, пока оставались относительно стабильными социальные страты, идентификации с которыми был вынужден достигать человек. Когда же темп изменения социальной структуры сделал очевидной ее динамику в пределах одного поколения, самоидентификация предстала в качестве проблемы самодетерминации. Таким образом, насущность исследования самоидентификации задана не только как научная проблема, а самой эпохой, принуждающей человека к самоопределению.
Что же происходит с идентичностью в современном "мире?". Как показывает анализ Бергера и Лукмана, "растет общее осознание релятивности всех миров, включая и свой собственный, который теперь осознается, скорее, как один из миров, а не как Мир. Вследствие этого собственное институциональное поведение понимается как "роль", от которой можно отдалиться в своем сознании и которую можно "разыграть под манипулятивным контролем" [2, с. 77].
Происходит распад социальных связей и институтов, способных помочь индивиду обрести свою идентичность. Место общностей органического типа занимают общности механические, почти случайные, "толпообразные". Это трудовой коллектив на производстве, поток пассажиров в транспорте, покупателей в магазине и т.д.
А.Б. Гофман отмечает, что "массовая культура - это особое состояние культуры в кризисный период общества, когда развивается процесс распада ее содержательных уровней" [3, с. 17]. Функционируя, она лишается сущностного содержания, и, в частности, традиционной морали. Сейчас массовая культура проникает практически во все сферы жизни общества и формирует единое семиотическое пространство.
Любая ссылка на традиции в оправдание своего поведения или убеждений становится подозрительной как возможное проявление неосознаваемых влечений, она может быть признана лишь в качестве рефлексивно опосредованной. Не только для детей, но и для взрослых жизнь начинает представляться произвольно комбинируемой, как конструктор.
Невозможность определения центра бытия и, как следствие, достижения внутренней устойчивости компенсируется многообразными способами, например, поиском острых ощущений. Этой
цели могут служить агрессия, развлечения, приключения, которые, взаимодействуя с иным, отталкиваясь от него, отрицая иное, позволяют на время почувствовать себя. Такую возможность (почувствовать себя) лучше обеспечивает обращение человека за подтверждением себя на основе контраста к "низовым", наиболее элементарным формам самопереживания, находящим отражение в массовой культуре. Огромное количество людей вместо того, чтобы прожить свою интересную жизнь, живет чужой стандартной. Современная индустрия массовой культуры, отвечая на запросы публики, все более эксплуатирует наркотические функции искусства, создавая грандиозные шоу не как зрелище, которое смотрят, а как пространство, в котором живут.
Культура, как духовное самостроительство человека, творчество, как метафизическая миссия и задача, сменяется массовой культурой как эффективным средством бегства от себя и мира, культурой, как общедоступными радостями фантомного бытия. История индивидуализма приходит к парадоксальному рубежу: когда человек существует и не существует в одно и то же время.
Проблема идентичности неразрывно связана по сути с онтологической проблемой безопасности, основанной, как считают Э. Эриксон и Э. Гидденс, на базовом доверии. "В контексте современной неопределенности базовое доверие постоянно подвергается сомнению, жизнь индивида проходит в ожидании постоянного присутствия непредвиденных событий. Траектория "Я" строится на идее многоэтапного жизненного цикла, на включении опыта прошлого и предвидения будущего на фоне исторической рефлексивности" [4, с. 95].
"Хотя кризис традиционного уклада переживался не раз. Впервые, по имеющимся письменным свидетельствам, кризис традиционного уклада произошел в самых различных цивилизациях древнего мира между ЖП-П вв. до н.э., этот временной промежуток Карл Ясперс обозначил как "осевое время" [5, с. 32]. В этот период по разным причинам, рушится представление о непосредственной сакральности социального порядка, и в результате появляется потребность в его обосновании.
Человеку остается только подвергать все сомнению, когда распадаются или переопределяются системы общностей с устойчивыми ценностями и нормами, когда связи между ними ослаблены. Даже вопрос о прирожденных статусах, таких как пол, раса, этничность, считавшиеся еще недавно неизменными, стал в некотором смысле неопределенным.
Факт что мы живем в многокультурном, взаимозависимом мире, предполагает, что понять и изменить его можно, только учитывая плюралистическую перспективу. Жизнь нашего современника как кочевника, не подчинена ясно обозначенной осознанной цели, ей наиболее соответствует определение "траектории", а не карьеры или личностного роста. Социально-психологически номадизация выражается, с одной стороны, в том, что современный человек получает больше возможностей выступать самостоятельным и ответственным источником своего поведения, а с другой стороны - в возникновении разорванного, непрерывного и не согласованного с собой "Я".
Многочисленные примеры того, что сегодня образ человека размывается и разрушается ежечасно, и происходит это в рамках повседневной жизни, можно наблюдать в таких массовых явлениях современности, как реклама, растущая технизация жизни, постоянное увеличение роли информационных технологий в науке, производстве, быту.
Характерным явлением нынешней повседневности, трансформирующим переживание человеком самого себя, выступает всеобъемлющая пронизанность современной жизни техникой. Техника, с одной стороны, упрощает и делает более однородными многообразные взаимодействия человека с явлениями природы, со временем, с другими людьми, произведениями искусства, с другой стороны - усложняет их, фрагментирует на разные зоны технического освоения, поскольку овладение одним видом техники, не означает овладения другим. Одновременно и фрагментируется и образ мира, причем увеличение масштаба не открывает перспективы выхода к уровню элементарности, оно лишь воспроизводит новую сферу фрагментации, как в геометрии. При-
чем техническое опосредование нивелирует одни и создает или акцентирует другие различия между всем, что опосредствуется, а потому меняет принцип логической упорядоченности мира и его языковой оформленности.
Настойчивое желание не думать о превратностях судьбы -признак неустойчивости переживания себя, оно говорит о трудности принять реалии собственного существования. В феномене секвестрации опыта фиксируется неуверенность переживающего субъекта и в своем присутствии в переживаемой реальности, и в самой реальности, тем самым фиксируется отсутствие того, что делало очевидным онтологический дуализм субъекта и объекта. Акцентирование внимания на образе себя, задача рефлексивного контроля за ним свидетельствует о размывании собственной идентичности "Я".
Лишая человека чувства укорененности в пространстве и времени, массовая культура включает его в игровую ситуацию, уничтожающую разницу между игрой и реальностью. Тем самым она иллюзорно компенсирует ему реальную ограниченность, и, прежде всего - подчиненность монотонности жизни.
Результатом является замыкание человека в мире потребительских ценностей "краткой перспективы", либо вообще избавленных, какой бы-то ни было перспективы. Выдвижение на первый план культуры игры - зрелища идет в паре с уменьшающимся значением труда. С массовой культурой связана новая идеология счастья. Счастье как особое эмоциональное состояние оказывается легко моделируемым, а соответственно - транслируемым и усваиваемым. Массовая культура освобождает особые психические механизмы человека. Она предлагает не только более интенсивную жизнь, но и другую.
Начинается поиск стабильных, проверенных ориентиров. Таковыми ориентирами чаще всего выступают элементы традиционной культуры, "культурное наследие". Обращение к культурному наследию означает использование в новых условиях достижений и исторического опыта данной культуры. Современные условия определяют необходимость постоянной "расшифровки" прежнего культурного опыта, приспособления к новой ситуации. Обращение к культурному наследию призвано обеспечить поддержание привычных символов, норм и ценностей, сложившихся в обществе.
Границы "своего" и "чужого" стираются, среди различных групп распространяются однообразные стандарты и символы. СМИ, миграционные потоки, глобализация распространения культурного продукта привносят новые символы, ценности, стандарты поведения, сформировавшиеся как элементы чужеродных культур. В процессе заимствования они вытесняют многие традиционные элементы культуры, кажущиеся непривлекательными и невостребованными.
Закономерно происходит стирание различий не только в одежде или пище, но и в культурных и поведенческих стереотипах, которые нередко навязываются чужеродной культурой. Само общество при этом распадается на множество слабо интегрированных групп, отличающихся различными критериями идентичности. То, что мы называем массовой культурой, не культура, а среда, в которой одни культуры гибнут, другие трансформируются, третьи начинают быстро развиваться.
"Вненаходимость" относительно всех культур, свобода жить выбирать из "универсальной символической палитры" потенциальных культурных признаков с учетом смысловой подвижности подразумевает состояние человека, основанное на свободе как преодолении замкнутости традиций, языковых и ценностных детерминаций, то есть конструктивной свободе, которую не провозглашают, а которой стремятся. Утративший ценностную трансцендентно-экзистенциальную "центровку" человек не знает, что ему делать, с легкостью меняет поверхностные ориентиры с одних на другие, отдаваясь течению моды. Весь стиль жизни современного человека способствует распадению его образа. Индивиду становится трудно ощутить даже свою отчужденность от собственной жизни. В результате сглаживания акцентов исчезает возможность выделить центр бытия, что в традиционном обществе составляло основу образа человека.
Это имеет прямое отношение к ощущению безопасности. Ощущение того, что каждый раз ты встречаешь одно и то же, создает ощущение безопасности. Человек же по своей природе иррационален, несмотря на то, что современный мир старается избавиться от неожиданностей. Именно общая единая культура
дает возможность осознать, кто мы есть в современном мире. Вновь открывая это, мы открываем самих себя, аутентичное личное "Я". В условиях современной массовой культуры осознание идентичности представляет своеобразный ответ на вызов, несущий нечто новое и неизвестное.
Библиографический список
1. Малахов, В.С. Идентичность // Новая философская энциклопедия. - М, 2001. - Т. 2.
2. Бергер П. Идентичность / П. Бергер, Т. Лукман // Избранные произведения. - Ростов н/Д, 1997.
3. Гофман, А.Б. Мода и люди: новая теория моды и модного поведения. - М.: Наука, 1994.
4. Гидденс, Э. Модерн и самоидентичность // Современная теоретическая социология: Энтони Гидденс. Реферативный сборник / под ред. Ю.А. Кимелева. - М, 1995.
6. Ясперс, К. Смысл и назначение истории. - М, 1994.
Статья поступила в редакцию 14.07.10
УДК 130:390
Г.И. Бепошапка, канд. пед. наук, доц. кафедры СурГПУ, г. Сургут, E-mail: gbeloshapka@yandex.ru
О СУЩНОСТИ ВЗАИМОСВЯЗИ ЧЕЛОВЕКА И КУЛЬТУРЫ НАЦИОНАЛЬНОЙ ОБЩНОСТИ
В статье рассматриваются вопросы установления сущностной взаимосвязи человека и культуры национальной общности. Автором предпринята попытка исследовать эти вопросы на стыке трех дисциплин - антропологии, философии и этнографии, изыскания по этому поводу находятся в рамках взаимосвязи феноменов "человек" - "культура" - "национальная (этническая) общность". В статье выявляются общие точки соприкосновения во взглядах на культуру, тем самым взаимодополняется инструментарий обозначенных наук в подходе к анализу культуры национальной (этнической) общности.
Ключевые слова: национальная общность, этническая культура, этнокультурное взаимодействие.
Многие годы ученые, философы и культурологи исследуют вопрос механизма взаимодействия человека и культуры. В настоящее время важным, мы считаем изучения вопроса установления сущностной взаимосвязи человека и культуры национальной общности помимо признания, с одной стороны, факта его детерминации культурой, с другой - опосредования им тесной связи данной общности и культуры. Данное обстоятельство еще не может позволить обнаружить противоречия в реальном существовании культуры.
Исследования подобных вопросов невозможно найти в рамках одной науки, их поиск продуктивен на стыке, по крайней мере, трех дисциплин - антропологии, философии и этнографии, наши изыскания по этому поводу находятся в рамках взаимосвязи феноменов "человек" - "культура" - "национальная (этническая) общность". Задача заключается в том, чтобы обнаружить общие точки соприкосновения во взглядах на культуру, взаимодополнить инструментарий обозначенных наук в подходе к анализу культуры национальной (этнической) общности. И в этом состоит большая трудность, ибо предметы исследования этих трех наук разделены, автономны. Поэтому необходимо предпринять попытку к интеграции знания с целью обогащения данных подходов.
Говоря об антропологическом понимании культуры, следует отметить подход, предложенный американским антропологом Ф. Боком: "Культура в самом широком смысле слова - это то, из-за чего ты становишься чужаком, когда покидаешь свой дом. Культура включает в себя все убеждения и все ожидания, которые высказывают и демонстрируют люди ... Когда ты в своей группе, среди людей, с которыми разделяешь общую культуру, тебе не приходится обдумывать и проектировать свои слова и поступки, ибо все вы - и ты, и они - видите мир в принципе одинаково, знаете, чего ожидать друг от друга. Но, пребывая в чужом обществе, ты будешь испытывать трудности, ощущения беспомощности и дезориентированности, что можно назвать культурным шоком" [1, с. 17]. В этом определении подчеркнута та особенность культуры, которая характеризует отличие одного этноса от другого, одной социальной группы или общности от другой.
В философии наибольшее распространение получили следующие концепции культуры: 1) как совокупности созданных материальных и духовных ценностей, что соответствует дости-женческому или аксиологическому, подходу; 2) как творческой деятельности человека деятельностный подход); 3) как знаковой системы. Кроме того, понятие "культура" все чаще используется для характеристики творческих сил и способностей человека, его единства с природой и обществом. Такое многообразие подходов обусловлено сложностью философского осмысления этого феномена, а также различиями в исследовательских целях. Культуру можно рассматривать с разных сторон, что, естественно, допускает и плюрализм мнений.
Аксиологическое понимание культуры как совокупности созданных продуктов, материальных и духовных ценностей позволяет рассматривать культуру как специфическое социальное явление, в котором реализованы, воплощены сущностные силы человека. Однако ее нельзя считать лишь совокупностью готовых продуктов, она представляет собой непрерывный процесс возникновения, становления, самодвижения и изменения. Даже прошлое наследие культуры не остается неизменным, а находится в постоянном движении, переосмысливается, переоценивается и обнаруживает новые возможности в современном контексте. Ценности культуры, созданные произведения которой не только претерпели изменения при исполнении на протяжении многих веков, но и как бы заново интерпретируются в русле современных знаний истории и культуры.
Деятельностный подход также не может достаточно полно выражать всего многообразия проявлений культуры. Понимание ее как творческого аспекта человеческой деятельности представляется довольно узким, ибо отражает один лишь процесс производства, в то время как она включает в себя неразрывное единство процессов хранения, распространения, потребления и освоения.
Определенную значимость имеет концепция о диалогичности культуры (М.М. Бахтин), в основе которой вместо абстрактного понятия "деятельность" используется более конкретное "взаимодействие" предполагающее наличие разных субъектов, связанных между собой отношениями диалога, общения. По его мне-