Критический анализ концепции четвертой промышленной революции Клауса Шваба Текст научной статьи по специальности «Экономика и бизнес»

ЭКОНОМИЧЕСКАЯ СОЦИОЛОГИЯ ECONOMIC SOCIOLOGY

5.4.2 Экономическая социология

(социологические науки)

Economic Sociology

DOI: 10.33693/2223-0092-2023-13-4-105-124 УДК: 330.837 ГРНТИ: 04.81 EDN: NVUTSY

Критический анализ концепции четвертой промышленной революции Клауса Шваба

А.М. Кушнир1' 2' 3 а ©, А.А. Кушнир4' b ©

1 Финансовый университет при Правительстве Российской Федерации, г. Москва, Российская Федерация

2 Российский государственный университет им. А.Н. Косыгина (Технологии. Дизайн. Искусство), г. Москва, Российская Федерация

3 Юридический институт Российского университета транспорта (РУТ-МИИТ), г. Москва, Российская Федерация

4 Московский государственный университет имени М.В. Ломоносова, г. Москва, Российская Федерация

а E-mail: [email protected] b E-mail: [email protected]

Аннотация. Цель данного исследования - критический анализ концепции четвертой промышленной революции К. Шваба и ее роли в развитии современных обществ. Установлено, что указанная концепция имеет ярко выраженный консервативный идеологический характер и нацелена на сохранение и легитимацию как текущего статус-кво привилегированных социальных групп, так и статус-кво, основанного на новой системе диспозиций. При этом она выполняет проективно-мобилизующую, политическую, оценивающую и практическую функции, нацеленные на формирование «единого понимания» и построение более «инклюзивного и справедливого» общества. Выявлено социологическое содержание теории промышленных революций, как попытки ревизии устоявшихся теоретических построений, утративших эмпирическую адекватность в изменившихся условиях. Показано, что концепция четвертой промышленной революции базируется на оценочных описаниях, не имеет четких критериев и показателей для ее диагностирования. Аргументирован вывод о том, что в трактовке К. Шваба четвертая промышленная революция неотличима от третьей. Выдвинута гипотеза о том, что концепция четвертой промышленной революции не предлагает ничего нового в содержательном плане и является продуктом «интеллектуального маркетинга». На основе методологии А. Го-уднера проведен критический анализ и выявлены неартикулируемые компоненты, составляющие инфраструктуру концепции четвертой промышленной революции за счет рассмотрения «ролевой» и «персональной» реальности К. Шваба.

Ключевые слова: четвертая промышленная революция, технологический детерминизм, К. Шваб, методология А. Гоуднера, критический анализ, идеология

DOI: 10.33693/2223-0092-2023-13-4-105-124

A Critical Analysis of Klaus Schwab's Concept of the Fourth Industrial Revolution

A.M. Kushnir1'2' 3 3 ©, A.A. Kushnir4' b ©

1 Financial University under the Government of the Russian Federation, Moscow, Russian Federation

2 A.N. Kosygin Russian State University (Technology. Design. Art), Moscow, Russian Federation

3 Law Institute of the Russian University of Transport (RUT-MIIT), Moscow, Russian Federation

4 Lomonosov Moscow State University, Moscow, Russian Federation

a E-mail: [email protected] b E-mail: [email protected]

Abstract. The purpose of this study is to critically analyze the concept of the fourth industrial revolution by K. Schwab and its role in the development of modern societies. It has been established that this concept has a pronounced conservative ideological character and is aimed at preserving and legitimizing the current status quo of privileged social groups, as well as the status quo based on a new system of dispositions. It performs projective-mobilizing, political, evaluative and practical functions aimed at forming a "common understanding" and building an "inclusive and just" society. The sociological content of the theory of industrial revolutions is revealed as an attempt to revise the established theoretical constructs that have lost their empirical adequacy in the changed conditions. It is shown that the concept of the fourth industrial revolution is based on evaluative descriptions, has no clear criteria and indicators for its diagnosis. It is argued that in K. Schwab's interpretation the fourth industrial revolution is indistinguishable from the third one. It is hypothesized that the concept of the fourth industrial revolution is not new in content and is a product of'intellectual marketing". Using the methodology of A. Goudner, the critical analysis is carried out and the non-articulated components that make up the infrastructure of the concept of the fourth industrial revolution are revealed by considering the "role" and "personal" reality of K. Schwab.

Key words: fourth industrial revolution, technological determinism, K. Schwab, A. Goudner's methodology, critical analysis, ideology

FOR CITATION: Kushnir A.M., Kushnir A.A. A Critical Analysis of Klaus Schwab's Concept of the Fourth Industrial Revolution. Sociopolitical Sciences. 2023. Vol. 13. No. 4. Pp. 105-124. (In Rus.) DOI: 10.33693/2223-0092-2023-13-4-105-124. EDN: NVUTSY

V.

ВВЕДЕНИЕ

В настоящее время технологический прогресс оказывает существенное влияние на социальную реальность, радикальным образом трансформируя повседневные социальные практики, что влечет за собой структурные изменения мировой экономики, геополитики и культуры.

Осознание влияния технологий на социальные процессы является ключевым фактором становления совершенно нового общества, общества практически неограниченных возможностей, члены которого связаны между собой устройствами обработки, хранения и передачи данных. Основанные на достижениях микроэлектроники технологические прорывы позволили всерьез говорить о тотальной роботизации, автономных транспортных системах, искусственном интеллекте, трехмерной печати, интернете вещей и множестве других изобретений, трансформирующих социальную реальность как на микро-, так и на макроуровне. Новые

бизнес-модели и способы организации предприятий, системы производства, логистики, продаж и потребления товаров и услуг влекут за собой изменения повседневных социальных практик. Труд, общение, развлечения, социальная деятельность - это далеко не полный перечень сфер жизни человека, испытывающих трансформирующее влияние четвертой промышленной революции.

Стоит так же отметить и изменения в сферах государственного управления, образования, медицины и особенно военного дела. Как темпы, так и масштаб трансформаций имеют беспрецедентный характер, а фактор неопределенности и разнонаправленное™ векторов развития затрудняет восприятие, анализ и социологическую рефлексию. Помимо этого, фантастические возможности технологий четвертой промышленной революции» крайне серьезным образом поднимают вопросы философского и юридического характера: этики, ответственности, и многие другие. Основанные на технологиях искусственного ин-

Кушнир А.М., Кушнир А.А.

теллекта беспилотные автомобили, роботы-хирурги и ударные летательные аппараты помимо широких возможностей несут и серьезную угрозу для общества. По мнению К. Шваба крайне важным является «единство целей и ценностей» [Schwab, 2016] для формирования общего будущего. В данном случае возникает некоторое затруднение, связанное с тем, что разные культуры предлагают разные ответы на базовые и скорее этические вопросы, кем является человек, в чем заключается смысл его жизни, и так т.п.

Представляется, что ответственность за результаты происходящей трансформации ложится на всех акторов, включая общественность, научный мир, предпринимателей и правительства национальных государств. В указанном контексте особенное беспокойство вызывает линейность и закостенелость мышления значительного числа руководителей как среднего, так и высшего звена во всем мире во всех сферах жизни общества, не способствующая осознанию масштабов происходящих изменений и проведению адекватной политики.

Появление пандемии COVID-19 заставило мировое сообщество пересмотреть подходы к управлению сложными социальными системами: государствами, международными общественными организациями, корпорациями [Schwab, Malleret, 2020]. Локдауны, вызвавшие почти полную остановку экономик, коллапс логистических цепочек и нарушение привычного ритма жизни вынудили искать технологичный выход из ситуации. Пандемия нанесла серьезный удар по всем сферам жизни обществ, плохо подготовленным к подобным чрезвычайным ситуациям. Запрет (полный или частичный) на перемещения людей и личного (а также коммерческого) транспорта, закрытие границ во многих странах спровоцировали перенос рабочих мест на различные онлайн-платформы, что в свою очередь привело к взрывному повышению спроса на потребительскую и промышленную электронику, а вместе с тем, инновационная деятельность стала полем битвы огромного количества технологических компаний. Такая высокая конкуренция в секторе микроэлектроники и информационных технологий не могла не отразиться на рынке труда и спросе на высококвалифицированные кадры, количество которых оказалось явно недостаточным для решения текущих задач, и привело к серьезным изменениям систем образования.

По факту, на рубеже десятилетий человечество столкнулось с системным кризисом, выход из которого так или иначе связан с тем, насколько адекватно и эффективно внедряются самые передовые технологии сбора и анализа данных [Там же]. Важно отметить, что взаимодействие социума и технологии не представляет собой бинарный выбор между «принять» или «отказаться». Существует множество промежуточных сценариев использования технологий, актуализирующих вопросы как этической, так и правовой регуляции.

Следует отметить, что наибольшую дискуссию вызывает характер сосуществования человечества и современных технологий. Появление разумных машин, способных определять диагноз точнее врача крайне высокой квалификации, выносить приговор авторитетнее умудренного опытом судьи и стрелять из винтовки лучше закаленного бойца сил специальных операций,

писать музыку и стихи, оптимизировать конструкцию механизмов - то есть способных выполнять задачи, недоступные робототехнике предыдущего поколения, в отличие от человека - не испытывая усталости и любых эмоций, влияющих на производительность труда, заставили исследователей по-новому взглянуть на роль технологических инноваций в социальной жизни человечества.

В этой связи представляет особый интерес концепция четвертой промышленной революции Клауса Шваба [Schwab, 2016]. В настоящее время он является Президентом Всемирного экономического форума в Давосе (ВЭФ) и обладает уникальными возможностями формирования как публичного, так и непубличного дискурса по вопросам технологического и экономического развития. К. Шваб так же основал и возглавляет фонд «Schwab Foundation for Social Entrepreneurship» и сообщество «Global Shapers Community», что позволяет ему обобщать взгляды как выдающихся экспертов мирового уровня, так и молодых и амбициозных специалистов. Он уже сумел внести серьезный вклад в осознание масштабов социальных и политических изменений, происходящих вследствие внедрения новейших технологий, в конечном счете, преобразующих человечество в целом. Явление, которое он называет «Четвертой промышленной революцией», фундаментально меняет нашу жизнь, повседневные практики и взаимодействие людей между собой. Глубина происходящих изменений превосходит весь имеющийся опыт человечества [Там же].

ИЗ ПРОШЛОГО В БУДУЩЕЕ

Идею определяющего влияния технологий на общественные процессы трудно назвать новой. Само понятие «технологического детерминизма» ввел в научный оборот американский экономист и социолог Т. Веблен [Veblen, 1978]. Более детальную проработку данное направление получило после внедрения Г. Фордом конвейера, трансформировавшего представление человечества о промышленном производстве. Впоследствии разработки Р. Арона [Агоп, 1968] и П. Друкера [Drucker, 1968] привели к созданию теории «индустриального общества». Среди концепций, возводящих в абсолют роль технологического фактора, следует отметить разработанные Дж. Гелбрейтом теорию «нового индустриального общества» [Гелбрейт, 2004], теорию «стадий роста» У. Ростоу [Rostow, 1990], теорию «постиндустриального общества» Д. Белла [Bell, 1973], теорию «технотронного общества», автором которой является 3. Бжезинский [Бжезинский, 1972] и теорию «сверхиндустриального общества» А. Тоффлера [Toffler, 1985].

Среди работ, посвященных причинам и факторам происхождения «первой промышленной революции», заслуживают внимания труды К. Маркса [Маркс, 1957], М. Вебера [Weber, 1904], Г. Зиммеля [Simmel, 2011], Э. Дюркгейма [Дюркгейма, 1996], Г. Спенсера [Спенсер, 1876], а также нобелевского лауреата по экономике Д.Хикса [Hicks, 1969].

Концепция «второй промышленной революции» была предложена П. Геддесом [Geddes, 1884] в начале XX в., и была соответствующим образом отрефлек-сирована в материальных теориях общества второго

периода, хронологически датированного началом XX в. и вплоть до 1970-х гг. Данный период получил характеристику организованного капитализма, капитализма государственно-монополистического, менеджериаль-ного общества, корпоративного общества, общества массового, развитого индустриального общества [Полякова, 2006]. Сам термин «вторая промышленная революция» был популяризован посредством работ Д. Лэндиса в середине 70-х гг. XX в. [Hull, 1999].

Кризис индустриализма в 1970-х гг. поставил под вопрос адекватность всех вышеперечисленных теоретических построений, и актуализировал соответствующую дискуссию. Итогом стали несколько теоретических дискурсов: социологические теории постиндустриального общества, теории постмодернистской социологии и глобализма. Наиболее выдающимися авторами данных теоретических направлений являются А. Турен [Tourain, 1971], 3. Бауман [Bauman, 1998], Ж. Бодрийяр [Бодрийяр, 2000], Дж. Урри [Urry, 2000], Гидденс [Giddens, 1987]. Следует отметить, что концепция «третьей промышленной революции» была сформулирована Дж. Риффкиным в начале второго десятилетия XXI в. [Rifkin, 2011]. Примерно в это же время инициативной группой немецких предпринимателей были сформулированы принципы так называемой «индустрии 4.0», направленной на повышение эффективности промышленности ФРГ. К середине второго десятилетия XXI в. были сформулированы ключевые принципы массового внедрения т.н. «киберфизических систем», и проведена оценка грядущих социальных изменений. В связи с тем, что немецкая промышленность в настоящее время обладает высокой конкурентоспособностью, представляется, что исследования методов радикального повышения ее эффективности и следующих за ними структурных трансформаций необходимы и представляют существенный интерес.

КОНЦЕПЦИИ ТЕХНОЛОГИЧЕСКОГО ДЕТЕРМИНИЗМА: ИСТОРИЯ, ГЕНЕЗИС, РАЗВИТИЕ

Технологический детерминизм к настоящему моменту времени представляет собой определенный дискурс, выполняющий важное философское, мировоззренческое и теоретическое назначение. Строго говоря, технологический детерминизм есть концепция достижения определенной цели, то есть любая социальная теория, укладывающаяся в концептуальные рамки технологического детерминизма, представляет собой своего рода социальный проект. В силу того, что важнейшей онтологической характеристикой социальной реальности является рефлексивность [Гидденс, Саттон, 2018], предусмотреть при технологической детерминации все причинно-следственные связи довольно затруднительно. Это обстоятельство представляется крайне важным, поскольку непредвиденные последствия могут проявиться на всех уровнях социальной реальности и потенциально привести к катастрофическим последствиям.

В первую очередь рассмотрим натуралистические формы детерминизма. Одно из самых ярких, знаковых направлений в социологии конца XIX - начала XX столетия - географический детерминизм, приписывающий ключевую роль в развитии и функционировании

социальных систем природным условиям и географическим детерминантам, то есть климату и температурному режиму, доступности пригодной для употребления и ведения хозяйства воды, природным богатствам. При этом уровню взаимодействия человека с той средой, в которой он обитает, отводится в лучшем случае, второстепенное значение. Наиболее яркими представителями данного направления в социологии являются Ш. Монтескьё [Монтескье, 1955], Л.И. Мечников [Metchnikoff, 1889] и некоторые другие. Указанная традиция все еще актуальна и систематически ее последователи получают довольно научные интересные результаты [Poulain et al., 2004].

Помимо географического детерминизма следует отметить и органическую школу социологии. Представители данного направления активно эксплуатировали биологическую метафорику, отождествляя социальные системы с организмами, и интерпретируя социальную динамику с биологизаторских позиций. Помимо «мягкого» биологизаторства, сравнивавшего социальные системы с организмами и находящего не более чем схожие черты, за авторством О. Конта и Г. Спенсера, наличествовало также и «жесткое» био-логизаторство, отождествлявшее социальные системы и биологические организмы, представленное Р. Борисом, А. Строниным и некоторыми другими исследователями [Ровнова, 2009]. Ключевыми недостатками, обусловившими снижение популярности данного рода теорий, являлись расплывчатость понятийно-категориального аппарата, произвольность использования биологической терминологии и игнорирование некоторых циклически воспроизводимых социальных практик, получавших ярлык «болезни». Следует отметить, что медицинская метафорика была апробирована задолго до появления социологии как самостоятельной академической дисциплины, например, Т. Гоббс к числу болезней относил:

• несовершенство конституирования государственной власти;

• учения мятежников, которые сильно влияют на поведение людей, склонных к переменам, беспорядкам и смутам;

• трудности во взимании денег;

• популярность подданных, могущество которых ввиду этого растет;

• наличие большого города в государстве;

• наличие большого числа корпораций;

• свобода высказывания выходцев из числа «подонков народа»;

• жажда расширения государственных владений;

• «опухоль» неассимилированных в результате завоеваний народов;

• «летаргия» изнеженности;

• мотовство пиршеств и ненужных расходов [Гоббс, 1936: 252-254].

Завершая рассмотрение натуралистических форм детерминизма, имеет смысл упомянуть и экологический детерминизм. В ходе взаимодействия социальных систем с окружающей их природной средой проявляется воздействие человека на состояние гидросферы, атмосферы и литосферы. Ключевым концептом данного подхода является «экологическая система», введенная в научный обиход А. Тэнсли, британским

Кушнир А.М., Кушнир А.А.

ботаником и пионером экологии. Он определял экосистему как биом, рассматриваемый «вместе со всеми действующими неорганическими факторами его среды» [Tansly, 1935].

Однако, помимо влияния, которое оказывает человек на природу, он вовлечен и в обратное влияние. Весь спектр социальных систем и организаций, начиная от наднациональных организаций и заканчивая локальными сообществами, испытывают на себе как позитивное, так и негативное воздействие окружающей среды. Стремительное развитие промышленности и урбанизация в XIX в., бурное развитие транспорта и энергетики в XX в. оказали крайне негативное воздействие на состояние водных ресурсов, чистоту воздуха и многие другие экологические параметры.

В свою очередь экология влияет на качество и продолжительность человеческой жизни, здоровье людей, и морально-психологическое состояние. В некоторых бедных регионах земного шара складывается катастрофическая ситуация: плохая экология оказывает угнетающее влияние на общество, а на решение экологических проблем необходимы ресурсы, в том числе и финансовые, которыми общество не располагает. «Экономика всякого общества в любое время неизбежно является продуктом какого-то установившегося соотношения между состоянием культуры и окружающей природой» [Steward, 1955].

С позиций культурного детерминизма, решающая роль в функционировании и развитии общества отводится феноменам культурной сферы жизни общества. Его отличительной чертой является феноменально широкое определение самой «культуры», по самым консервативным оценкам, включающим в себя не менее пяти сотен дефиниций. В настоящее время, присущие конкретной социальной системе традиции, ценности и нормы рассматриваются как некое подобие генетического кода. Наиболее знаковыми представителями данного направления является «школа культурной антропологии» [Mead, 1928; Уайл, 2004].

Отдельного внимания заслуживает экономический детерминизм, представляющий собой крайне вульгарную форму материализма. Согласно данной концепции, идеологическая, политическая, культурная и многие другие сферы жизни общества находятся в жесткой зависимости от сферы материального производства. По мнению приверженцев данного направления, ни политика, ни культура, ни какая-либо другая сфера жизни общества не оказывает влияния на социально-исторические процессы, являющиеся производными от баланса производительных сил и производственных отношений.

Следует отметить, что помимо вышеперечисленных направлений, широкое распространение получили идеи технологического детерминизма. Тренд, заданный Ф. Бэконом в работе «Новая Атлантида» [Бэкон, 1978], способствовал прочному обоснованию техники и технического прогресса в качестве неотъемлемых частей социальных проектов. По мнению исследователей, представляющих данное направление, технологические изменения любого характера неизбежно влекут за собой социальные изменения. Смысл техники сводится к тому, что она, во-первых, позволяет опосредовать взаимодействие человека и природы

на индивидуальном уровне, а также общества и природы на уровне системном, а во-вторых «овнешняет» способности человека, многократно усиливая его возможности по воздействию на природу и других людей [Маклюэн, 2003]. Нет никакой нужды иметь сильные руки, если есть автопогрузчик, нет нужды заниматься бегом на марафонские дистанции, когда есть автомобиль, мотоцикл или вертолет; физическая активность современным человеком в развитых обществах используется для поддержания здоровья, развлечения или формирования идентичности, накопления социального капитала посредством участия в любительских соревнованиях.

Однако не только физические способности человека претерпевают трансформирующее влияние технологий, так же и умственные способности человека не остаются неизменными в ходе развития науки и техники. С изобретением бумаги и распространением грамотности отпала нужда в хорошей памяти, устный счет был вытеснен карманными калькуляторами, а современные программные комплексы, основанные на технологиях машинного обучения стремительно вытесняют человека в игре в шахматы1, решении сложных творческих задач и грозят оставить безработными целые армии офисных работников, бухгалтеров, аналитиков и прочих представителей класса высококвалифицированных наемных работников. В целом, можно заявить о своего рода «фетишизации» той роли техники, которую она играет в функционировании и развитии социальных систем.

Говоря о представителях технологического детерминизма, представляется необходимым упомянуть и радикальных представителей данного направления. В целом, можно выделить два его противоборствующих направления: технологический алармизм, подразумевающий исключительно негативные последствия технологического прогресса в виде упадка правовой системы, роста социального неравенства и цензуры, усиления общественных противоречий [Пентленд, 2018; О'Нил, 2018]. Ему противостоит технологический эвдемонизм, крайне оптимистически воспринимающий технический прогресс, как уменьшающий неравномерное распределение социального, финансового и культурного капитала, сглаживающий несовершенство образовательной системы, позволяющий строить более справедливое и инклюзивное общество. Социальные теории, укладывающиеся в концептуальные рамки технологического детерминизма, имеют двойственную природу: с одной стороны, они являются реакцией на происходящие изменения, с другой, зачастую носят проектный характер социального строительства.

На определенном этапе развития дискурса, технологический детерминизм постепенно начал сдавать позиции философской теории и трансформировался в полноценные социологические теории: «индустриального общества», «нового индустриального общества», «технотронного общества», теорию «стадий роста», «постиндустриального общества», «супериндустриального общества».

1 См.: Showdown. The Economist. URL: https://www.economist.com/ science-and-technology/2016/03/12/showdown (дата обращения: 13.07.2023).

Так, теория индустриального общества была сформулирована французским философом и социологом Р. Ароном в относительно поздний период его научной карьеры [Агоп, 1968]. Позаимствовав основные концептуальные приемы прагматизма, социального психологизма и в некоторой степени позитивизма, он сделал ставку на научно-технический прогресс как ведущую сторону своей теории. С этой позиции он отрицал решающую роль сферы материального производства в функционировании общества, составляя серьезную конкуренцию в борьбе за интеллектуальное превосходство марксистам самых разнообразных течений. Индустриализм превосходно показал себя как инструмент достижения целей экономического благосостояния, решения различных социальных проблем, строительства социального государства с развитыми системами социального страхования, медицины, образования и т.п.

Американский исследователь Д. Белл разработал теорию «постиндустриального общества» [Белл, 1973]. Он рассматривал общество как совокупность трех ключевых компонент социальной структуры, в которые входили система занятости, экономика и технология. Белл смог создать уникальное сочетание технологического сциентизма и абсолютизации политики. Ключевая идея заключается в том, постиндустриальное общество является абсолютно новым, самостоятельным социальным образованием, которое может быть изучено исключительно исходя из отказа от экономического детерминизма. Таким образом, новое общественное состояние и новый формат протекания социальных процессов сдвигают социологическое объяснение к знанию, как главному фактору производства материальных и нематериальных благ, а впоследствии и к культуре в целом.

«Супериндустриальное общество» Э. Тоффлера опирается на самобытную и достаточно оригинальную методологию, которая посредством социологического воображения выстраивает абсолютно иную стадию развития человечества [ТоШег, 1990]. По мнению Э. Тоффлера, вся история человечества может быть аналитически представлена в виде трех волн, доиндустри-альных культур, индустриальных и супериндустриальных. Супериндустриальные культуры основываются на самых передовых достижениях микроэлектроники и информационных технологий, при этом супериндустриальное общество является обособленной, самостоятельной версией социального порядка, и принципиально отличается от традиционного индустриального общества высокого уровня развития. Э. Тоффлер считает, что подавляющее большинство социальных процессов переходят к информационной природе, что формирует две характерные черты суперинформационного общества - высокую скорость различных изменений и дестандартизацию, в первую очередь, производственной сферы.

Еще один американский исследователь, Дж. Гэл-брейт, выдвигая теорию «нового индустриального общества», провозгласил основной категорией нового социального состояния «качество жизни» [Са1ЬгакЬ, 1990]. Технологические инновации, по его мнению, неразрывно связаны с уровнем экономического развития, которое в свою очередь, являлось производной

от качества образования. «Качество жизни» может быть оценено посредством количественных показателей, что является достаточно удобным и понятным для неспециалистов инструментом исследования уровня развития того или иного общества.

Несколько особняком стоит теория, выдвинутая в свое время 3. Бжезинским [Бжезинский, 1972]. Теория «технотронного общества», помимо неизменного атрибута технофетишистских концепций - «новой ступени развития», включает в себя акцент на роль электроники в современном мире. Уровень технологического развития микроэлектроники является базовой детерминантой, способной преобразовывать социальные системы, культуру, взгляды и мнения людей. По мнению 3. Бжезинского, цель «технотронного общества» заключается в создании «нового глобального мышления», посредством которого США смогут реали-зовывать контроль над сознанием людей с целью удержания мировой гегемонии и лидирующего положения на мировой арене.

У. Ростоу выдвинул теорию «стадий роста» [Иоб^ш, 1990]. Он предположил, что социальные системы проходят через несколько этапов развития, включающих в себя: традиционное общество; общество переходного периода; общество периода сдвига; зрелое общество; период высокого потребления. В каждой из этих фаз развития каждое общество претерпевает определенную трансформацию производственной сферы. Традиционное общество (суть общество аграрное), с довольно низким уровнем развития технологий и производительности труда. На второй стадии развития традиционное общество обрастает коммуникациями, системой торговли и зачатками промышленности, что создает в свою очередь базис для промышленной революции, которая составляет суть третьего этапа развития. Период «зрелости» характеризуется массовым овладением достижениями научно-технического прогресса, радикально улучшающими хозяйственную сферу общества. И, наконец, пятая стадия развития, суть которой сводится к сдвигу центра дискурса с проблематики производства на проблематику потребления и достижения всеобщего благоденствия.

Все вышеперечисленные теории в том или ином виде послужили основой для разработки теории информационного общества. М. Маклюэн стал одним из первых исследователей, предложивших «трансформационную» теорию медиа [МсЬиЬап, 1975]. Согласно ее положениям, внешние «продолжения/расширения» (ел^епй'опх) человеческого организма являются крайне важными для понимания различных этапов жизни человечества. Именно эти «продолжения» во многом определяют циклически воспроизводимые социальные практики, и любые технологические инновации влекут за собой изменения социальной реальности во всем их многообразии. Кроме того, внедрение технологий имеет неоднозначные последствия, которые зачастую просто невозможно и спрогнозировать. При этом уровень социального, морально-этического и технологического развития общества далеко не всегда соответствуют друг другу в силу того, что они не всегда тесно связаны между собой. Это приводит к культурным коллизиям и различного рода скандалам. Так, в 2019 г. в популярных социальных сетях были

Кушнир А.М., Кушнир А.А.

обнаружены площадки для работорговли2. То есть сам по себе факт наличия в каком-либо обществе высокотехнологичных гаджетов еще не гарантирует отсутствие серьезных социальных проблем.

КОНЦЕПЦИИ ПРОМЫШЛЕННЫХ РЕВОЛЮЦИЙ: СОЦИОЛОГИЧЕСКИЙ АНАЛИЗ

Идеи технологического детерминизма не ограничиваются разнообразными концепциями обществ. В исторической ретроспективе параллельно концепциям, рассмотренным ранее, сформировалась теория «промышленных революций». В своей основе данная концепция эксплуатирует схожую логику линейного развития технологий, а с ним и соответствующего общественного прогресса. Происхождение термина «промышленная революция» связывают с работами британского исследователя А. Тойнби. В конце XIX в. он изложил первую в истории социальных исследований концепцию промышленной революции. Под ней он подразумевал смену конфигурации как производственных, так и общественных отношений. По его мнению, промышленная революция в Англии представляла собой замену «средневековой системы регламентации, которой подчинены были ...производство и распределение богатства, конкуренцией» [Toynbee, 1887].

Технологический прогресс не стоял на месте, а вместе с ним и представления о том, что собой представляет промышленная революция. Одним из первых, кто высказал идею о том, что в истории человечества могла быть не одна промышленная революция, стал австрийский исследователь Й.А. Шумпетер. Его работа, вышедшая в 1911 г. под названием «Теория экономического развития» [Шумпетер, 2008], была посвящена дискуссии о предпринимательской прибыли и прибавочной стоимости, вопросам цикличности конъюнктуры.

К началу XX столетия технологические инновации позволили производительным силам выйти на совершенно иной уровень эффективности. Это произошло благодаря изобретению, внедрению и массовому распространению в первую очередь энергетических технологий. Динамомашины, генераторы, электрические двигатели постоянного и переменного тока, электрические плавильные печи и многие другие изобретения позволили кратно увеличить производительность труда и уменьшить издержки, что в свою очередь привело к возникновению новых отраслей - химической промышленности, автомобильной, авиаиндустрии, судостроения. Стратегическими ресурсами в этот период времени стали не уголь и руда, а нефть и селитра. На качественно иной уровень вышла медицина, а вслед за ней все большее развитие получали системы образования и социального страхования. Автоматизация начала серьезным образом влиять на повседневную жизнь человека, с появлением лифта, эскалатора, электрических станков, швейных машин и многих других инноваций. Автоматизация не обошла стороной и ремесло уничтожения человеком себе подобных - на смену винтовкам со скользящим затвором пришел пулемет «Максим».

2 URL: https://www.vesti.ru/article/1277911 (дата обращения: 13.07.2023).

В качестве общественной реакции на эти изменения происходит появление новых структур собственности, акционерных обществ, способных привлекать значительные объемы финансового капитала. Самые успешные предприятия начали захватывать все большую часть рынка, что привело к появлению монополий, и поставило под вопрос конкуренцию, как системообразующий принцип рыночной/капиталистической экономики. В свою очередь, обществам пришлось искать выход из сложившейся ситуации - он был найден в виде создания антимонопольного законодательства и соответствующих надзорных институтов. Крупному капиталу постепенно становилось «тесно» в рамках метрополий, что привело к экспансии в менее развитые регионы земного шара, целой череде империалистических войн, и включению слаборазвитых стран в мировую систему торговли и разделения труда [По-гребинская, 2005]. Однако, помимо всех позитивных изменений, роста уровня образованности, увеличения продолжительности жизни и роста благосостояния населения развитых стран, по мнению некоторых исследователей, количество социальных проблем постепенно начало нарастать [Bloom et al., 1958].

Подчинение человеку энергии атома, революция в сфере полупроводников, создание компьютера, появление интернета и стремительное развитие робототехники потребовало соответствующий теоретической рефлексии в социальных науках, однако концепт «третья промышленная революция» достаточно прочно вошел в научный и публичный дискурс только в первой годы XXI в. Его автором и пропагандистом стал известный американский исследователь Дж. Рифкин [Риф-кин, 2014]. Это произошло в силу целого ряда причин: кризиса западной социологии в 60-е и 70-е гг. XX в.; методологического тупика, в котором оказалась вся социальная наука: культура «эндизма», выполнявшая роль «похоронной команды» классической социологии, дискурсы постмодерна, постиндустриализма, и «ради-кализованного модерна» [Полякова, 2006].

Дж. Риффкин предлагает довольно простое определение любой промышленной революции как совпадения революции в сферах энергетики и коммуникаций. Первая промышленная революция произошла в XIX столетии, когда получила широкое распространение паровая машина Уатта, позволившая значительно удешевить стоимость печати. Вторая промышленная революция пришлась на начало XX столетия, когда паровые машины были вытеснены двигателями внутреннего сгорания, позволившими гораздо эффективнее вырабатывать электричество, что привело к всеобщей электрификации и распространению телефона и радио. Третья промышленная революция появилась на стыке ядерной энергетики и появлении интернета, который многократно умножил объемы передаваемой информации [Аверина, 2020]. Как полагает Дж. Рифкин, в настоящий момент времени энергия горючих полезных ископаемых постепенно утрачивает актуальность, технологии второй промышленной революции постепенно устаревают, а эпоха геополитической нестабильности оказывает серьезное давление на рынок энергоносителей. В связи с этим у человечества не остается другого выбора, кроме как начать движение к третьей промышленной революции. Следует

отметить, что он писал об этом в 2011 г., когда рынок энергоносителей переживал спад после мирового финансового кризиса 2008 г. В ту пору подобного рода заявления воспринимались достаточно скептически, однако реалии показали правоту Дж. Рифкина. Данная трансформация, по его мнению, вызвана факторами автоматизации и роботизации промышленного производства, внедрением разнообразной вычислительной техники. Третья промышленная революция оказывает существенное влияние на все сферы жизни общества, как на микро-, так и на макроуровне, поскольку опирается на цифровую связь.

Дж. Рифкин полагает, что мир вот-вот войдет в фазу совмещения сфер энергетики и коммуникации, что позволит в недалеком будущем создать сверхтехнологичную платформу для всего человечества. Он продвигает идею малых поставщиков энергии, которые вырабатывают электричество посредством солнечных батарей, компактных ветряков, геотермальных систем, тепловых насосов. Связанность в единую сеть может серьезным образом улучшить устойчивость энергетических систем и способствовать становлению энергетической безопасности.

Заслуживающим внимания теоретическим концептом является провозглашенная Дж. Рифкиным «цивилизация сопричастности» [Рифкин, 2014]. В связи с тем, что электроэнергия вырабатывается децентрализованно, с помощью возобновляемых источников энергии, это должно привести в конечном счете к становлению системы «горизонтальной власти».

Однако, помимо ощутимых позитивных изменений, позволяющих построить более энергоэффективное и инклюзивное общество, третья промышленная революция несет и серьезные угрозы на всех уровнях социальной реальности. Постоянное совершенствование робототехники может привести к тому, что совсем не останется рабочих мест. Усугубляется ситуация тем, что сокращение числа вакансий происходит именно в тот период времени, когда население растет самыми быстрыми темпами за всю историю человечества. Возникает серьезный разрыв между желающими получить хоть какую-то работу, и числом вакансий, что чревато крайне серьезными социальными потрясениями, особенно в развивающихся странах.

По задумке Дж. Рифкина, усилия в развитии энергоэффективных технологий позволят избежать энергетического кризиса, который надвигается на человечество, и позволит создать новую, более устойчивую модель мира. В качестве альтернативы глобализации, он предлагает идею «континентализации». В отличие от технологий первой и второй промышленных революций, создавших национальные рынки и национальные государства, технологии третьей промышленной революции способны распространять новое экономическое поле на целые материки, и сделать главными политическими акторами наднациональные союзы.

На данный момент в сфере транспорта не произошло радикальных трансформаций, поскольку технологические инновации на данном этапе не позволяют построить инфраструктуру, ощутимо превосходящую в эффективности или скорости авиационный, железнодорожный и морской транспорт, являющихся наследием эпохи второй промышленной революции. Про-

гресс в области методов накопления электроэнергии позволил создать пассажирский электротранспорт, довольно дорогой по стоимости и являющийся нишевым продуктом в странах первого мира. Разработки грузового транспорта связаны с серьезными проблемами в области веса батарей, их срока службы, стоимости и влияния на окружающую среду. Что касается авиатранспорта, то отдельные попытки создания грузовых и пассажирских авиалайнеров как на СПГ, так и на криогенных компонентах предпринимались еще в 80-е гг. XX в. в СССР и в западных странах, однако дальше предсерийных прототипов разработки не продвинулись в силу дороговизны, сложности и туманности экономических перспектив3.

КОНЦЕПЦИЯ

ЧЕТВЕРТОЙ ПРОМЫШЛЕННОЙ РЕВОЛЮЦИИ

Вышедшая в 2016 г. работа К. Шваба «Четвертая промышленная революция» привлекла пристальное внимание исследователей по всему миру. Концепция «четвертой промышленной революции» является логическим продолжением третьей промышленной революции, поскольку основана на ее технологических достижениях и инновациях. Тем не менее, К. Шваб формулирует три ключевых фактора, определяющих автономность и самостоятельность своей концепции:

• темпы развития;

• широта и глубина;

• системное воздействие.

По мнению К. Шваба, темп развития предыдущих промышленных революций являлся линейным. В отличие от них, четвертая промышленная революция развивается экспоненциально. Что касается широты и глубины происходящих изменений, то посредством разнообразных технологических инноваций обеспечивается изменение парадигм во всех сферах жизни общества. К. Шваб утверждает, что «она изменяет не только то, «что» и «как» мы делаем, но и то, «кем» мы являемся» [Schwab, 2016]. То есть, речь идет о циклически воспроизводимых социальных практиках и вопросах идентичности, самоидентификации и репрезентации индивида. Дело не столько в самих технологических прорывах, сколько во взаимоотношениях технологий и общества.

Движущими факторами четвертой промышленной революции называются «мегатренды» и «переломные моменты». «Мегатренды» включают в себя три блока, физический, очевидный благодаря своей материальности, цифровой и биологический. Физический включает в себя: беспилотные транспортные средства, 3D-печать, передовую робототехнику и новые материалы [Там же]. Цифровой блок состоит из ключевой инновации, «интернета вещей», распределенных баз данных и технологических платформ, обеспечивающих «экономику по требованию», а также перспективного квантового компьютера. Главное преимущество платформ заключается в том, что «предельная себестоимость производства каждого дополнительного продукта, товара или услуги стремится к нулю». Биологический блок

3 ШапкинД. Криогенные перспективы. URL: https://www.kommersant. ru/doc/4899217 (дата обращения: 14.06.2023).

Кушнир А.М., Кушнир А.А.

состоит из технологий генной инженерии, самым разнообразным образом влияющих на здоровье человека. Под «переломными моментами» подразумевается перечень «контрольных точек», которые, по мнению экспертного сообщества Всемирного экономического форума, будут достигнуты к 2025 г.

Далее последовательно рассмотрим влияние технологий четвертой промышленной революции на различные сферы жизни общества. В экономике она окажет влияние на такие важные показатели, как ВВП, ВНП, инвестиции, потребление, торговлю, инфляцию и т.п. Данные изменения будут носить стратегический характер, а последствия в различных сферах - будут смешанными.

Рассматривая проблематику экономического роста, К. Шваб отмечает противоречивость воззрений специалистов по вопросу влияния четвертой промышленной революции на развитие экономики. Позиции по данному вопросу представляют техно-пессимисты и техно-оптимисты, при этом первые утверждают, что в данном вопросе человечество достигло «потолка», и наши возможности во многом уже исчерпаны, следовательно, развитие научно-технического прогресса будет сокращаться. Вторые считают, что - наоборот, только наращивать обороты. Принимая во внимание аргументацию обеих сторон, К. Шваб предлагает прагматическую перспективу, исходя из которой четвертая промышленная революция, в силу развития НТП обеспечит повышение потребления по более низким ценам в соответствии с рыночной парадигмой. Однако при этом государствам и частному бизнесу необходимо позаботиться об ответственном потреблении и еще большей устойчивости экономической модели.

Несмотря на оптимизм многих экономистов, мечтавших о восстановлении темпов роста до докризисных, подобного мы не наблюдаем. Развитие мировой экономики остановилось на отметке от 3 до 3,5% в год. Во многом это стало причиной для того, чтобы снова говорить о деглобализации, закрытии национальных экономик, а также сместить акцент на местное производство - потребление, а также протекционистскую политику. Лучшим выражением данных тенденций мы можем наблюдать на примере китайско-американских торговых войн, а также конфронтации Российской Федерации и стран Запада. Данная ситуация в экономике, когда темпы экономического роста остаются невысокими, а инфляция растет сильнее с каждым днем, вновь водит в дискурс экономистов понятия «великого спада» и «постоянной стагнации». Последнюю следует понимать, как положение в экономике, когда существует постоянный дефицит спроса, непреодолеваемый даже в условиях низких процентных ставок. Тут можно обратиться к примеру некоторых западных стран, которые вводили отрицательные процентные ставки для борьбы с низкими темпами экономического роста. Данная стратегия некоторое время давала плоды, если не учитывать падения спроса после наступления пандемии.

Необходимо отметить внутреннюю, в какой-то степени диалектическую природу циклов экономического роста и его спадов. По мнению К. Шваба, такая диалектическая система может быть преодолена, за счет уровня научно-технического прогресса. Последние ми-

ровые кризисы (не учитывая кризиса СОУГО-19) были финансовыми, что сопровождалось не такими резкими спадами в сфере производства. Именно данный тезис и может лежать в основе дискурса техно-оптимизма.

Следующим не менее важным вопросом, который анализирует К. Шваб, является старение населения. Несмотря на кажущуюся неочевидность связи демографии и экономики, на поверку, она в действительности вполне реальна. Проблема возраста и старения в условиях с одной стороны, преимущества положительных тенденций в развитии экономики, а с другой, увеличения численности населения наводит на мысль о компенсаторных процессах. С экономической точки зрения это должно положительно сказаться на совокупном спросе, однако обратной стороной данного факта является старение населения, которое также необходимо учитывать при расчете макроэкономических моделей. В этой связи ожидаемо заметное увеличение населения пенсионного возраста, относительно трудоспособной части населения. Решение данной проблемы обеспечит четвертая промышленная революция, так как обеспечит более продолжительную, здоровую и активную жизнь.

Следующий блок проблем касается вопросов производительности труда и развития факторов производства. По мнению исследователя, динамика в последние годы была застойной и огромные инвестиции в инновации не смогли существенно исправить ситуацию. Подобное положение есть не что и иное, как проявления парадокса производительности. Так в США производительность труда за период с 1947 по 1983 г. в среднем увеличилась на 2,8%; за период с 2000 по 2007 г. -на 2,6% и только на 1,3% - за период с 2007 по 2014 г.4 Причину подобного положения усматривают в падении уровня совокупной производительности производств по всему миру. Однако опасность заключается в том, что одновременно этому сопутствует накопление крупнейшими компаниями финансовых активов, превышающих триллион долларов. По мнению К. Шваба, в таком случае можно уже сейчас говорить об отсутствии повышения производительности, что традиционно способствует снижению уровню жизни и ухудшает перспективы долгосрочного роста, однако данное положение вступает в противоречие с техно-оптимистической позицией.

В реальности указанные противоречия на поверку оказываются иллюзорными, поскольку многие новые товары и услуги поставляются на рынки, отличающиеся от традиционных. Например, внушительная доля цифровых продуктов распространяется через цифровые площадки, создаются новые рынки, на которых инновационные продукты могут не отличаться высокой конкурентоспособностью, но при этом иметь весьма низкие издержки. Данные обстоятельства свидетельствуют о недостатках традиционных статистических оценок, которые не учитывает данные факторы.

Следующий аргумент можно связать с «заторможенностью» реализации новых технологий. К. Шваб подмечает, что далеко не все новейшие достижения науки и техники могут внедряться в производство. В связи

4 ШЬ: https://rb.ru/opinion/fourth-revolution/ (дата обращения: 18.07.2023).

с этим происходит задержка между новыми изобретениями и их экономической реализацией. Они связанны с изменением в логистике, определенной рискованностью, то есть неготовностью использования и внедрения новейших разработок в виду того, что их необходимо апробировать, для чего также необходимо время. В этом плане классические бизнес-схемы или традиционные способы оказываются более конкурентоспособными.

Однако с течением времени происходит внедрение новых технологий, и в настоящее время можно говорить об определенных достижениях в данной области, что, по мнению К. Шваба, внушает ему некоторый оптимизм. Он приводит некоторые соображения, поддерживающие его оптимистичность. Во-первых, это интеграция людей в глобальную экономику, что с неизбежностью приведет к увеличению спроса, а также способствует расширению и введению новых производительных сил. Во-вторых, это повышение способности адаптации социальных систем к новых внешним эффектам, что в свою очередь, стимулирует экономический рост, который сопутствует четвертой промышленной революции. Наглядным примером, иллюстрирующим данное положение, выступает зеленая энергетика, где внешним эффектом выступает снижение объемов выброса углекислого газа. Зеленая энергетика долго являлась инвестиционно-привлекательной исключительно благодаря поддержке правительств национальных государств, однако последние достижения науки в данной области поспособствовали отходу от данной тенденции.

Все выше рассмотренные проблемы, так или иначе, влияют на такой аспект социальной жизни, как занятость, которая в условиях четвертой промышленной революции становится крайне важной проблемой. Ключевой аспект - связан с изменениями на рынке труда и вызван автоматизацией. Особенность текущей ситуации придает тот масштаб, с которым внедряются новейшие достижения науки и техники. Так, во многих отраслях в ближайшей перспективе можно ожидать исчезновение целого ряда профессий в связи с заменой человека на вычислительные устройства. На многих предприятиях заменяются водители на автопилоты, работу в колл-центрах сейчас выполняют специальные программы и так далее. Проблемность данной темы задает вопрос о границах подобной автоматизации. Смогут ли в ближайшем будущем обучением в школах заниматься не профессиональные педагоги, а соответствующие программы, или проводить сложнейшие операции - не врачи с многолетним опытом, а запрограммированные манипуляторы и так далее.

Данная проблема обусловлена масштабностью внедрения новых технологий. К примеру, сертификация и внедрение полноценной системы автономного управления транспортными средствами способна оставить безработными огромное число людей, в настоящее время занятых в транспортной сфере, начиная от курьеров и таксистов и заканчивая дальнобойщиками. На протяжении всей истории человечества можно выявить тенденцию к упрощению труда, что способствовало уменьшению людей, необходимых для выполнения той или иной работы. Так, например, производство в Средневековье, носившее ремесленный характер, требовало

большего количества рабочих, чем, например, на мануфактуре. Но речь не шла прежде о полной или практически полной замене человека машиной.

Другой не менее важный аспект - масштабность подобных перемен. Четвертая промышленная революция отличается от всех предыдущих темпами изменений. Подобное положение должно являться фактом, опираясь на который, можно говорить о проблемной занятости человека, а то и полном его вытеснении из производственной сферы. Однако прежде необходимо учесть некоторые факторы. Во-первых, заметно увеличение спроса на новые товары, что способствует увеличению их производства. Во-вторых, возвращаясь к вопросу о полном замещении человека, К. Шваб ставит вопрос радикально: возможно ли это? Ответ, который предлагает мыслитель - «это не важно», и предлагает обратить внимание на тот факт, что это в целом невозможно на данный момент.

В связи с этим мы можем говорить о том, что люди будут переходить в новые сферы, которые на данный момент не могут быть замещены машинами. В последнее время, люди начинают переходить в более «гуманитарные» сферы, соответственно появляется необходимость быть более адаптивным, а вместе с тем и осваивать новые профессии. К. Шваб останавливается на примере врачей и водителей, о которых шла речь выше. Даже если учесть, что последние заменяются, на автопилоты, эти программы в любом случае кто-то пишет. И более того, «машины», войдя в нашу жизнь, сталкиваются с социальными практиками, и их противоречивостью. Например, в связи с появлением автопилотов возникла серьезная этическая проблема: как поступать автопилоту в конкретных спорных с этической точки зрения ситуациях. Например, как следует поступить роботу, в случае, когда на проезжей части оказался человек, а экстренное торможение уже неприменимо? Сбивать человека или свернуть с проезжей части, подвергая опасности пассажиров и дорогостоящую технику? Что делать, если «препятствие» - это человек, обладающий низким социальным статусом, или наоборот, доктор наук? В любом случае, остается важной та проблематичность практик, в которой окажется автопилот. Какие действия он совершит, почему именно так, а не иначе, можно ли ставить вообще вопрос, чья жизнь важнее и многое другое. Все это указывает на несколько факторов. Во-первых, необходимы люди, которые профессионально могли бы разрешить противоречивые практики. Во-вторых, знание подобного характера предполагает компетенции в различных сферах, инев последнюю очередь, в области этики.

Помимо различных морально-этических вопросов остается открытым характер воздействия четвертой промышленной революции на развивающиеся экономики, а также на отстающие страны, которые остались вне предыдущих промышленных революций. Так в некоторых из них до сих пор имеются проблемы с доступом к чистой воде, медицинскому обслуживанию, электричеству и т.д. К. Шваб правомерно полагает, что четвертая промышленная революция со временем затронет и эти страны.

Соответственно вопрос о разрыве между развитыми экономиками и развивающимися остается актуальным. Удастся ли сократить этот разрыв или наоборот,

Кушнир А.М., Кушнир А.А.

он будет только увеличиваться? Будет ли возможность у развивающихся стран получить такой же доступ к технологиям и производственным возможностям? Ключевым фактором, негативно влияющим на экономическую динамику, является перенос производства в развивающиеся страны с целью удешевления производства, то есть снижения издержек. В связи с этим, опыт т.н. китайского экономического чуда становится все менее релевантным. Отсюда и ключевой вопрос о том, каким именно образом развивающиеся страны могут преодолеть указанный разрыв, остается открытым.

Невозможно обойти вниманием и трудовую сферу общественной жизни. Речь в первую очередь идет об изменениях, которые произошли благодаря появлению интернета, и тех возможностей, которые он дает. Помимо традиционных способов производства, появляются и новые, предполагающие меньшее непосредственное взаимодействие людей, основанные в большей степени не на принципах коллективной работы, а индивидуальной. Это произошло ввиду появления новых направлений, предполагающих узкоспециализированную направленность, где носителей необходимых знаний очень мало. Ввиду чего и изменяется взаимодействие между ними. Однако в тоже время работник получает свободу (работать или не работать), а вместе с тем высокую мобильность, которую работник получает за счет принадлежности к глобальной виртуальной сети. Человечество находится на распутье, и крайне сложно сказать, «...является ли это началом новой революции в сфере гибкого труда, которая позволит любому человеку, имеющему подключение к Интернету, устранить нехватку квалифицированных кадров? Или это начало неизбежной гонки в мире нерегулируемых виртуальных потогонных фабрик? Если результат будет последним - мир прекариата, социального класса работников, которые кочуют от работы к работе, чтобы свести концы с концами, теряя при этом трудовые права, права на ведение переговоров и гарантии занятости, - создаст ли это мощный источник социальных волнений и политической нестабильности? И наконец, может ли развитие "облачных" технологий лишь ускорить автоматизацию человеческих рабочих мест?» [Бжезинский, 1972].

Однако рассматривать изменения в трудовой сфере, не уделяя внимания собственно предприятиям, как минимум, нелогично. Четвертая промышленная революция отражается, в том числе и на хозяйствовании, и на организации производства. К. Шваб делает акцент на высокой мобильности и скорости протекающих процессов. Отличным примером является сокращение средней продолжительности жизни корпорации в списке 5&Р500 с 60 до 18 лет. Меняется время необходимое на развитие, организацию предприятия и достижение определенных высот в гонке за прибылью. Вместе с тем, меняются и требования к самим людям из данной сферы. Ввиду большого числа информационных потоков, в которых живет человек, появляется необходимость в ускоренной адаптивности, способности к постоянному обучению.

Так, «воздействие четвертой промышленной революции на бизнес представляет собой неизбежный сдвиг от простого распространения цифровых технологий, характерного для третьей промышленной революции,

в сторону более сложной формы инноваций, основанной на сочетании различных технологий новыми способами». Вопрос о том, какие факторы обеспечивают прорыв в данной сфере, не совсем очевиден, равно как и ответы на него. С одной стороны, присутствует научно-технический прогресс и его достижения, способствующие появлению спроса на новые товары, а вместе с тем и удовлетворение этого спроса. С другой стороны, появились новые технологии накопления и обработки информации, позволяющие следить за поведением покупателя/клиента в реальном времени и отслеживать все его действия. Помимо этого, намечается прорыв в конкуренции, давший возможность небольшим производителям выходить на новые рынки.

Все вышеперечисленные аспекты формируют четыре основных направления дальнейшего развития предприятий. В отличие от эпохи третьей промышленной революции, появляются новые факторы, которые необходимо учитывать бизнесу для того, чтобы быть конкурентоспособным в погоне за прибылью. Из четвертой промышленной революции следуют четыре основных последствия для всех сфер:

• меняются ожидания потребителей;

• качество продуктов совершенствуется за счет данных, повышающих производительность активов;

• новые партнерства формируются по мере осознания компаниями важности новых форм сотрудничества;

• операционные модели трансформируются в новые цифровые формы [Шваб, 2016].

Тенденции, связанные с распространением информации, делают ее более доступной, а вместе с тем и более прозрачной. Обилие информации расширяет возможности пользователя получить ее в любой момент времени, а это, в свою очередь, заставляет компании принимать во внимание ряд вопросов, связанных с репутационным капиталом, приобретение которого связано с серьезными издержками. Это порождает такие невиданные ранее феномены, как стратегии противодействия «культуре отмены», когда компании с целью сбережения репутации отказываются от спорных и противоречивых идей и действий, приносящих прибыль в краткосрочной перспективе в пользу более «нейтральной» информационной политики.

Помимо этого, четвертая промышленная революция породила такое явление, как усовершенствование продуктов данными, собранными за срок службы изделия или сервиса. Это позволяет производителю получать обратную связь в режиме реального времени и за счет этого продлить жизнь устройств, оптимизировать их работу, а также выполнять дистанционное обслуживание. Так, например, большинство компаний, занимающееся производством смартфонов, дистанционно анализирует их функционирование, и в случае выявления недостатков программного обеспечения выпускает новые обновления, что позволяет улучшать продукцию в реальном времени.

Однако, помимо выявления новых способов сбора информации и поиска способов применения, становится также важной проблема и ее распространения, обмена для использования другими компаниями. Актуальным становится сотрудничество компаний по совместному сбору и обработке информации, и ее предоставлению новым компаниям и фирмам для завоевания новых

рынков и закрепления на уже освоенных. Так компании, занимающиеся продвижением и продажами на сетевых площадках, нуждаются в информации о действиях и интересах пользователей, с целью предложить потенциальному покупателю именно тот товар, что он купит.

В таких условиях роль планирования неизбежно снижается, и даже платформы, появившиеся во время третьей промышленной революции, в рамках их дальнейшего развития пришли к смещению акцента на предоставление услуг. Цифровой доступ к литературе, музыке онлайн-кинотеатрам и другим произведениям искусства позволяет выстраивать новые, более устойчивые модели обмена. Эти обстоятельства затрагивают и кадровую политику компаний и корпораций. Новые операционные модели требуют и изменения похода к формированию кадров, поднимая вопрос о квалификации сотрудников, а также формирования корпоративной культуры. Вопрос о менеджменте по работе с персоналом актуален как никогда, так как необходимо заниматься подбором и удержанием ценных кадровых агентов, на подготовку, поиск и рекрутирование которых затрачивается большое количество ресурсов.

Еще одним актором, активно участвующим в происходящих процессах являются национальные правительства. В условиях четвертой промысленной революции на первый план выходит аспект использования цифровых технологий, которые позволяют лучше осуществлять управление государством. Более инновационные технологии способствуют улучшению координации внутри государства, а также позволяет ему модернизировать свои структуры и выполнение своих функций наиболее оптимальным способом. Также правительствам необходимо учитывать тот факт, что в изменившихся условиях власть переходит от государства к негосударственным структурам, и от организованных государством учреждений к негосударственным субъектам. В условиях изменившейся по интенсивности и скорости распространения информации, необходима также адаптация к системе принятия быстрых решений и ответов на новые вызовы, которые постоянно поступают к государственным структурам, в связи с чем, будет актуализироваться маневренное управление, которое предполагает необходимость постоянной адаптации к быстроменяющейся среде.

Однако необходимо также и учитывать тот факт, что в некоторых случаях, необходимо время для принятия решений. Подобные изменения не должны оказывать негативного влияния на демократические институты, а также систему «сдержек и противовесов». Вследствие изменений мобильности и развития цифровых платформ роль центральной власти будет постепенно уменьшаться, что будет способствовать децентрализации, отходу от классической вертикальной структуры власти, возрастанию уровня политической конкуренции, из-за чего правительства будут в большей степени рассматриваться как центры обслуживания населения.

СОЦИОЛОГИЧЕСКОЕ СОДЕРЖАНИЕ КОНЦЕПЦИИ ЧЕТВЕРТОЙ ПРОМЫШЛЕННОЙ РЕВОЛЮЦИИ

Рассмотренные ранее технологические инновации серьезным образом влияют на общественную жизнь. В силу того, что война на протяжении всей истории

человечества являлась высшей формой конкуренции социальных систем, требующей полной мобилизации всех ресурсов для достижения поставленных целей, К. Шваб не обходит вниманием и вопросы межгосударственных отношений и международной безопасности. Гиперсвязность современного мира, а также повсеместно растущее неравенство представляют собой довольно питательную почву для развития различного рода насильственного экстремизма. Технологические инновации меняют сам формат угроз коллективной безопасности, что в немалой степени способствует переходу власти от государства к негосударственным структурам. Изменяется и характер боевых действий в связи с внедрением дистанционных и самоуправляемых систем, позволяющих вывести из зоны риска оператора, подготовка которого обходится крайне дорого, даже по меркам развитых стран. Например, в 2019 г. корпорация RAND опубликовала доклад, согласно которому стоимость подготовки пилота истребителя пятого поколения обходится военно-воздушным силам США в сумму, превышающую $10,9 млн5. Тем временем оружейные платформы, способные самостоятельно принимать решения постепенно становятся доступными не только армиям развитых стран, но и незаконным вооруженным формированиям и экстремистским группировкам. К. Шваб выделяет десять перспективных технологий четвертой промышленной революции, которые уже в настоящий момент оказывают влияние на систему международной безопасности:

• дроны, представляющие собой летающие роботы;

• самоуправляемое вооружение с искусственным интеллектом;

• милитаризация космоса, усиливающая вероятность применения вооружений космического базирования;

• носимые устройства, оптимизирующие работоспособность;

• технологии послойной печати, позволяющие проводить ремонт сложной техники в полевых условиях;

• возобновляемая энергия, оказывающая революционное влияние на производственные возможности и цепочки поставок в отдаленные районы;

• нанотехнологии, потенциально предоставляющие доступ к самовоспроизводящимся системам;

• биологическое оружие, способное привести к катастрофическим последствиям;

• биохимическое оружие, изготовление и внедрение которого с помощью современных технологий не представляет особого труда;

• социальные сети, используемые для мобилизации сторонников, распространения пропаганды и ведения разведки по открытым источникам.

Важным представляется тот факт, что в сущности, все вышеперечисленные технологии и инновации не являются вопросом недалекого будущего, а активно внедряются в настоящий момент даже стесненными в средствах военными ведомствами национальных государств, квазигосударственных формирований, частных военных корпораций, группами террористов и организованной преступностью. В связи с этим,

5 Mattock M.G., Beth J.A., Hosek f., Boito M. The relative cost-effectiveness of retaining versus accessing air force pilots. Santa Monica, CA: RAND Corporation, 2019. URL: https://www.rand.org/pubs/ research_reports/RR2415.html (дата обращения: 01.05.2023).

Кушнир А.М., Кушнир А.А.

ключевой характеристикой конфликтов современности становится непредсказуемость их динамики. Кроме того, зачастую регулирующие органы серьезно отстают от темпов внедрения новых технологий, что создает дополнительную угрозу глобальной безопасности.

Для многих социальных систем актуальным становится вопрос, остро стоявший перед Японией в конце XIX - начале XX в. Это вопрос адаптации к новой технологической реальности при сохранении привычных ценностей и социальных практик. Самая очевидная линия напряжения проходит между локальными сообществами, живущими по религиозным канонам и теми, кто придерживается светских взглядов. При этом стоит отметить, что радикалы несут огромную опасность общественному порядку, поскольку они придерживаются исключительно насильственных методов борьбы.

Второй, уже куда менее очевидный разлом происходит по линии среднего класса, в силу того, что на данном историческом этапе на рынках труда сформировалась культура, подобная спорту высоких достижений. В рамках данной модели рынка труда «победитель получает все», то есть предпочтение технологическими компаниями отдается высококвалифицированным специалистам, которым работодатели готовы выплачивать завышенную плату за труд, а остальным предлагается низкооплачиваемая и не требующая особых профессиональных навыков работа. Это крайне негативно влияет на численность среднего класса, поскольку в сущности, малая часть начинает получать доход, сопоставимый с представителями высшего класса, а подавляющее большинство все еще работоспособных и квалифицированных профессионалов пополняют ряды менее обеспеченных слоев общества.

В подобную модель не укладывается наличие большой прослойки, имеющей достаточный заработок и качественный досуг. Этой логике способствует обнищание среднего класса и увеличение неравенства. Так, в данных из отчета Credit Suisse «Благосостояние в мире в 2015 году» указывается, что около 50% всех активов принадлежит 1% населения, и параллельно этому нижняя по уровню доходов половина населения мира в совокупности владеет менее чем одним процентом мирового богатства»6. Рост экономического неравенства - явление вызывающее немалую озабоченность, так как оно представляет собой опасное социальное явление, которое может привести к крайне негативным последствиям, среди которых можно выделить:

• увеличение насилия;

• увеличение преступности;

• рост числа психических заболеваний;

• снижение уровня образования;

• рост социальных напряженности и потрясений.

Последнему фактору способствует то, что в условиях высоких экономических ожиданий возникают значительные социальные риски: в силу того, что индивид испытывает дискомфорт и не ощущает возможности достичь достойного уровня благосостояния. Вакансии, некогда соответствовавшие тиражируемым в массовой

6 Отчет о мировом благосостоянии в 2015 году. Credit Suisse. URL: https://www.credit-suisse.com/about-us/en/reports-research/glob-al-wealth-report.html

культуре представлениям о среднем классе, совершенно не позволяют вести соответствующий образ жизни.

Не обходят стороной последствия технологических изменений и различные локальные сообщества. Переход к цифровым технологиям обеспечил выход на новый уровень процесса индивидуализации и проявления новых форм сопричастности. Цифровые технологии позволяют людям кооперироваться и объединяться по различным основаниям вне зависимости от места и времени, а также проводить более тесную коммуникацию, свободную от культурных, религиозных, политических и прочих препятствий. Цифровые медиа, являющиеся компонентом четвертой промышленной революции, оказывают значительное влияние на наше социальное бытие. Они помогают выстраивать связи по принципу «человек-человек» и «человек-социум». Высокая доступность портативных средств связи и коммуникационных услуг привела к массовому распространению социальных медиа, что в свою очередь, для многих людей стало эффективным решением проблемы, связанной с дефицитом общения. Во втором десятилетии XXI в. подобное общение стало необъем-лемой частью жизни современного человека. Многие из подобных сообществ удовлетворяют общественный запрос на получение новых знаний, кто-то их использует в качестве площадки для высказывания мнения или участия в дебатах, кооперации и мобилизации сторонников. Стоит также отметить и психологическую роль медиа, поскольку всегда предоставляется возможность поиска не только единомышленника, но и «товарища по несчастью», что означает кооперацию не только по позитивному, но и по негативному признаку.

Рассматривая вопрос о политическом измерении социальных медиа, следует упомянуть о вопросах общественной и глобальной безопасности. Крайне важно то, какими именно цифровыми платформами пользуется обыватели, под чьим контролем они находятся и каким образом регулятор осуществляет этот контроль. Отнюдь не единичными являются случаи использования социальных медиа экстремистскими и террористическими организациями с целью продвижения идей, поиска единомышленников, их вербовки и координации. В полный рост встает вопрос государственной цензуры в демократических и авторитарных обществах. Технологии четвертой промышленной революции, распределенных баз данных, обладающих куда большей защищенностью чем их централизованные аналоги, способны предоставить доступ в том числе и к независимым журналистам, исследователям и диссидентам, являющимся неугодными той или иной части политического истеблишмента.

В этой связи К. Шваб полагает, что современное общество столкнулось с «колоссальными» вызовами. В целом, подобного рода характеристика, носящая ярко выраженный характер оценочного суждения, справедлива относительно всех эпох истории человечества, вне зависимости от аналитических приемов, применяемых для конструирования исследовательской программы. Как уже отмечалось, среди ключевых факторов, обосновывающих автономность и самостоятельность своей концепции, К. Шваб называет «темпы развития», которые, по его мнению, носят экспоненциальный, а не линейный характер; «широту и глубину», выражающуюся

в «беспрецедентном изменении парадигм»; и «системное воздействие», проявляющееся в разнообразных преобразованиях по всему миру [Schwab, 2016].

Что касается первого признака, то он представляется недостаточно корректным, поскольку для математического прогнозирования инновационного потенциала отечественными и зарубежными исследователями применяются S-образные логистические кривые [Яшин, Тихонов, 2015]. Действительно, определенный отрезок данной функции похож на экспоненту, однако с определенного уровня темпы внедрения инноваций начинают замедляться и постепенно выходят на плато. «Беспрецедентное изменение парадигм», как и рассмотренные выше «колоссальные вызовы», достаточно слабо идентифицируемы, не имеют соответствующих критериев и показателей, с помощью которых можно было бы достоверно определить является ли какое-то явление «беспрецедентным» и «колоссальным» или не является таковым. Вся история научного познания характеризуется систематическим появлением подобных оценок. Что касается «системных эффектов», то на производительные силы и производственные отношения их оказывают любые значимые технологические инновации, начиная с изобретения колеса. Как представляется авторам, подобного рода оценки не позволяют провести различение между третьей и четвертой промышленными революциями.

В этой связи имеет смысл поставить вопрос о существовании феномена четвертой промышленной революции. Как отмечалось ранее, Дж. Рифкин определял промышленную революцию как совпадение революций в сферах энергетики и коммуникаций. В случаях с первой и второй промышленными революциями все предельно очевидно - на смену эпохе пара пришла эпоха нефти и электричества. Третья промышленная революция базируется на революцию в сфере возобновляемых источников энергии. Надо признать, что при современном уровне развития технологий это крайне дискуссионная в академическом и предпринимательском сообществе тема. Те не менее, Дж. Рифкин дает четкий ориентир, вокруг которого производится структурирование дискурса: критерием перехода к четвертой промышленной революции в сфере энергетики могли бы стать перспективные термоядерные энергетические установки, а в области коммуникации - квантовый компьютер или прямой нейронный интерфейс, позволяющий людям напрямую контактировать между собой и с компьютерами. Надо признать, что в работах К. Шваба только упоминается квантовый компьютер, и то вскользь.

Стоит добавить, что хронология выхода работы К. Шваба в свет, как представляется, порождает целый ряд исследовательских вопросов. Это связано с тем, что между формированием теоретических дискурсов постиндустриального, супериндустриального и информационного общества в 1960-1970-е гг. и выходом работы К. Шваба, в которой сформулированы основополагающие принципы четвертой промышленной революции, прошло более полувека. Между тем, как были сформулированы концепции второй и третьей промышленных революций, прошло около пятидесяти лет. То же самое относится и к первой и второй промышленным революциям. Тем не менее, несмотря

на довольно серьезные структурные изменения современных обществ, К. Шваб не предлагает каких-либо достоверных различий в содержательном плане. Это позволяет выдвинуть гипотезу о том, что концепция четвертой промышленной революции является продуктом «интеллектуального маркетинга».

Другим известным продуктом подобного рода выступает японская программа «Общество 5.0»7, которая концептуально направлена на формирование более инклюзивного социума с более развитым интеллектуальным потенциалом. Данная программа появилась в 2015 г. как проект правительства Японии, предполагающий развитие и национального государства, и развивающихся стран. Концепция данной программы состоит из максимально расплывчатых фраз о «равномерном развитии регионов и домохозяйств», «безопасности граждан», «получении необходимого количества продуктов и услуг», «новом будущем, справедливом для всех» и т.п. [Квачев, Юдина, 2017].

В связи со всем вышесказанным, представляется необходимым провести критический анализ концепции «Четвертой промышленной революции» К. Шваба с целью выявления идеологических компонент, а также инфраструктуры, посредством которой указанный подход вызвал широкое обсуждение в средствах массовой информации и социальных сетях.

КРИТИЧЕСКИЙ АНАЛИЗ КОНЦЕПЦИИ ЧЕТВЕРТОЙ ПРОМЫШЛЕННОЙ РЕВОЛЮЦИИ

В силу того, что с одной стороны, концепция четвертой промышленной революции не вписывается в имеющиеся научные и, прежде всего, социологические традиции; а с другой стороны, в рамках данной работы целесообразно провести ее критический анализ, представляется необходимым обратиться к подходам современной социологии. Проведенное исследование показало, что в наилучшей мере для этого подходит радикальное направление американской социологии второй половины XX столетия. Оно увенчано славой «могильщика» структурного функционализма, претендовавшего на звание «гранд-теории», альфы и омеги социальных учений, вершины социологического мышления человечества. Конструктивная критика представителей радикального направления низвела структурный функционализм до уровня заурядной идеологии американского среднего класса, относительно немногочисленного по сравнению с общей численности населения Соединенных Штатов Америки и всего человечества в целом. В отличие от другого критического направления, известного как «Франкфуртская школа», американская радикальная социология обладает собственной, оригинальной методологией, которая не заимствует основные категории психоанализа и смежных дисциплин для проведения соответствующего анализа. В качестве исторической импликации, следует отметить, что скептическое отношение к главенствующему в западной социологии структурному функционализму

7 Report on the 5th Science and Technology Basic Plan. Council for Science, Technology and Innovation. Cabinet Office, Government of Japan. December 18, 2015. URL: http://www8.cao.go.jp/cstp/ kihonkeikaku/5basicplan_en.pdf (data of accesses: 16.04.2023).

Кушнир А.М., Кушнир А.А.

формировалось не одно десятилетие, результатом чего стали работы одного из мэтров академической социологии Ч.Р. Миллза и его последователя А. Гоулднера.

Последний известен отечественным исследователям как автор одного из ключевых трудов в истории западной социологии XX столетия, «Наступающий кризис западной социологии» [Гоулднер, 2003]. Особенную ценность его работам придает эволюция взглядов исследователя - начав свою академическую карьеру в качестве специалиста по структурно-функциональному анализу, с течением времени он превратился в его последовательного и непримиримого критика. Методология рефлексивного проекта социологии А. Гоулднера в наиболее общем виде заключается в выявлении явных и неявных базовых установок, предположений, гипотез, верований и т.п., которые в неартикулируе-мом виде составляют инфраструктуру социальной теории, и которая во многом обуславливает принятие или непринятие теорий как истинных. Философские воззрения на реальность являются общими посылками, которые у исследователя зачастую могут не вызывать сомнений, а конкретные представления определяют частные посылки, на которых основываются утверждения в академической науке. Важность предметных посылок заключается в том, что они отражают чувства, аффективные состояния и ценностные ориентации исследователей и могут влиять на выбор и интерпретацию фактов, а также на оценку теории как истинной. Согласно А. Гоулднеру, ни одна теория в принципе не может быть свободна от ценностных и идеологических предпочтений, а также предрассудков [Там же].

Задача А. Гоулднера заключалась в выявлении метафизических и методологических неартикулируемых предпосылок структурно-функционалистского учения Т. Парсонса, и он программу, называемую «рефлексивной социологией». В отличие от классической социологии она включает в себя не только познание социальной реальности и конструирование социологических теорий, но и делает объектом рефлексии ценностные установки самого социолога. Ее целью является преобразование социологического сознания и постановка под рефлексивный контроль теоретической деятельности социологов.

Несмотря на то, что работа «Наступающий кризис западной социологии» преимущественно посвящена рефлексивному анализу социологических теорий и социальных учений, отдельное внимание А. Гоулднер уделяет идеологии как структурной компоненте любой социологической теории. В рамках своего оригинального подхода, он рассматривает и критически анализирует структурно-функционалистскую теорию Т. Парсонса указывая на философию утилитаризма как на ее фундаментальную инфраструктуру. Вывод, к которому в свое время пришел А. Гоулднер, был прорывным для социальной теории 1970-х гг., поскольку согласно нему, американская социология возникла как часть философии и культуры утилитаризма, являвшегося господствующей идеологией в момент зарождения социологии в США, и это крайне специфическое мировоззрение определило функционализм в качестве соответствующей методологии социологического анализа, призванной оправдывать сложившийся социальный порядок. А. Гоулднер показал, что парсонсианство по своей сути

является консервативной социальной теорией, даже несмотря на то, что содержит в себе не только консервативные, но и критические компоненты. По факту оно представляет собой определенную форму идеологии. Кроме того, в рамках социологической рефлексии А. Гоулднер выявляет наличие «ролевой» и «персональной» реальности социолога, которые оказывают определяющее влияние на соответствующие теоретические построения.

Он правомерно полагает, что эксплицитно артикулированные концепции социального порядка содержат в себе имплицитные представления о том или ином формате производства и распределения материальных и не материальных благ. Следовательно, «стремление к порядку... - это идеология; она близка и созвучна настроениям людей, которые выступают за сохранение привилегий» [Там же: 295]. Дополнительную убедительность этому подходу придает декларация общих интересов всех членов общества, вне зависимости от их уровня дохода или социального статуса. Однако адепты парсонсианства умышленно или неумышленно не упоминают тот факт, что социальная теория, нацеленная на сохранение социального порядка, более близка идеологически тем, кто располагает соответствующим социальным, культурным и финансовым капиталом, представителям же низших классов, как писал в свое время К. Маркс, «нечего терять, кроме своих цепей». Тот или иной уровень благосостояния, по мнению А. Гоулднера, нуждается в легитимации, поскольку люди чувствуют себя увереннее, когда понимают, что делает состоятельного человека обладающим правом на свое состояние [Там же: 348]. Анализируя высказывания Т. Парсонса, он приходит к выводу, что идеология среднего класса подразумевает синтез таланта и персональных достижений, врожденных факторов и приобретенных успехов.

В свих последующих работах А. Гоулднер критически рассматривает сам феномен идеологии. По его мнению, масштабное использование идеологии стало возможным благодаря технологической инновации - развитию книгопечатания, что дало правящим классам неограниченные возможности по контролю за мышлением и поведением людей [СоиИпег, 1976]. Он правомерно полагает, что идеологии как феномен возникли в период разложения родового строя и перехода к классовому обществу, когда появились классовые потребности и интересы, которые выражались в системе понятий, теорий, норм и ценностей. Во времена первобытнообщинного строя идеологии не было, так как не существовали классовые интересы, которые бы нуждались в теоретическом выражении. А. Гоулднер считает, что идеология возникает у больших социальных групп и классов, но создают ее наиболее образованные члены этих групп - интеллектуалы, которые имеют возможность заниматься идеологической деятельностью. Затем идеология должна быть распространена среди остальных классов и социальных групп с помощью средств коммуникации. Чем более совершенны указанные средства, тем большую роль играют идеологии.

Как представляется, данная методология делает возможным критический анализ деятельности К. Шваба и аффилированных с ним организаций. Ключевое

различение, которое предлагает А. Гоулднер - это различение «ролевой» и «персональной» реальности исследователя. «Ролевая» реальность представлена тем, что К. Шваб - выдающаяся фигура в мире экономики и публичной политики. Он является основателем и исполнительным председателем Всемирного экономического форума, который уже несколько десятилетий занимается проблемами глобального управления и корпоративной ответственности. Транслируемые ВЭФ идеи оказывают значимое влияние на взгляды многих специалистов на отношения между властью, бизнесом и обществом.

«Персональная» реальность исследователя состоит в совокупности социального окружения, фактов личной биографии, а также биографии родителей. К. Шваб родился в 1938 г. в Равенсбурге. Отец К. Шваба переехал с семьей из Швейцарии в Германию во времена Третьего рейха, чтобы работать коммерческим директором Escher Wyss AG, диверсифицированной промышленной компании с интересной историей в различных отраслях экономики. Во время второй мировой войны она выступала подрядчиком Третьего рейха, выполняя промышленные заказы по производству турбин для Norsk Hydro и поставкам огнеметов. Семья была под постоянным наблюдением гестапо, а его мать даже допрашивали за швейцарский акцент [Schwab, Vanham, 2021]. К. Шваб получил хорошее образование: он окончил престижную гимназию, получил диплом инженера в Швейцарской высшей технической школе в Цюрихе, а затем - степень доктора инженерных наук и докторскую степень в области экономики в университете Фрибурга8. Следует отметить, что защита двух диссертаций по техническим и экономическим наукам с интервалом в один год требует не только серьезных затрат ресурсов, но и наличия системного мышления и мультидисциплинарности9.

Как известно, одной из ключевых идей К. Шваба является концепция стейкхолдерского капитализма. Он полагает, что бизнес не должен только стремиться к максимизации прибыли для акционеров, но также учитывать интересы всех заинтересованных сторон: сотрудников, клиентов, поставщиков и окружающей среды. Такой подход, по его мнению, приводит к более устойчивому и инклюзивному экономическому росту. Уже в 1971 г. он основал Европейский форум менеджмента, который позже трансформировался во Всемирный экономический форум. ВЭФ собирает лидеров бизнеса, правительств и гражданского общества, чтобы обсудить глобальные проблемы и разработать пути их решения.

Как известно, К. Шваб также является сторонником глобального управления. Он считает, что в связанном мире страны и бизнесы должны работать вместе для решения глобальных проблем, таких как изменение климата, экономическое неравенство и геополитическая нестабильность. Он призывал к «великой перезагрузке» глобальной экономики в свете пандемии COVID-19, убеждая лидеров национальных государств использовать этот кризис как возможность для создания «более устойчивого» и «справедливого» будущего.

8 URL: https://tass.ru/encyclopedia/person/shvab-klaus (дата обращения: 03.07.2023).

9 В тот же период он еще получил степень магистра государственного управления в Гарвардском университете.

Распространение данных идей требует серьезной инфраструктуры, необходимой осуществления масштабного воздействия на публичный дискурс, а также лиц, принимающих решения в государственном, корпоративном и частном секторах. В структуру Всемирного экономического форума, помимо ежегодной встречи в Давосе, собирающей наиболее важных членов форума, входят десять так называемых «центров», представляющих собой клубы по интересам. В их число входят:

• центр передового производства и цепей поставок, который способствует «созданию более устойчивых, устойчивых и инклюзивных производственных экосистем и цепей поставок»10;

• центр кибербезопасности, который «укрепляет значение кибербезопасности как стратегического приоритета и способствует глобальным публично-частным действиям для решения системных проблем в области кибербезопасности»11;

• центр по энергетике и материалам, который «формирует инициативы и коалиции, чтобы обеспечить устойчивость, безопасность, устойчивость и доступность энергетического перехода»12;

• центр финансовых и денежных систем занимается «разработкой и созданием финансовой системы, которая эффективно распределяет капитал и инвестиции в поддержку планеты, людей и общин»13;

• центр здравоохранения и медицины который «определяет и расширяет масштаб решений для более устойчивых, эффективных и равноправных систем здравоохранения»14;

• центр природы и климата «ускоряет действия по достижению нет-нулевого выброса углерода, восстанавливает системы пищевых продуктов, воды и океанов и пропагандирует самообеспечивающиеся экономики»15;

• центр регионов, торговли и геополитики, который «помогает заинтересованным сторонам формировать прогресс в глобальных и региональных приоритетах в наиболее сложном геополитическом и геоэкономическом ландшафте за десятилетия»16;

• центр четвертой промышленной революции который «продвигает применение технологий, ориентированных на человека и служащих обществу»17;

• центр новой экономики и общества «создает платформу для лидеров, чтобы формировать инклюзивные и справедливые экономики и общества, которые создают возможности для всех»18;

10 URL: https://www.weforum.org/centres/centre-for-advanced-manu facturing-and-supply-chains (дата обращения: 03.07.2023).

11 URL: https://www.weforum.org/centres/the-centre-for-cybersecurity (дата обращения: 03.07.2023).

12 URL: https://www.weforum.org/centres/centre-for-energy-and-ma terials (дата обращения: 03.07.2023).

13 URL: https://www.weforum.org/centres/centre-for-financial-and-monetary-systems (дата обращения: 03.03.2023).

14 URL: https://www.weforum.org/centres/centre-for-health-and-healt hcare (дата обращения: 03.07.2023).

15 URL: https://www.weforum.org/centres/centre-for-nature-and-cli mate (дата обращения: 03.07.2023).

16 URL: https://www.weforum.org/centres/centre-for-regions-trade-and-geopolitics (дата обращения: 03.07.2023).

17 URL: https://centres.weforum.org/centre-for-the-fourth-industrial-revolution (дата обращения: 03.07.2023).

18 URL: https://www.weforum.org/centres/centre-for-the-new-economy-and-society (дата обращения: 03.07.2023).

Кушнир А.М., Кушнир А.А.

• центр по трансформации городов занимается «содействием публично-частного партнерства в городах, обеспечивая более устойчивые и готовые к будущему сообщества и местные экономики»19.

Помимо указанных выше клубов, Всемирный Экономический Форум имеет сложную организационную структуру. Совет поверенных сохраняет миссию и ценности форума. Его члены состоят примерно поровну из представителей делового сообщества, лидеров гражданских инициатив и международных организаций. К. Шваб является главой совета попечителей, а правление форума, представляемое президентом Б. Бренде, выступает в роли исполнительного органа ВЭФ. Оно также гарантирует проведение мероприятий и действует как его представитель перед сторонними организациями. Правление несет общую ответственность перед советом попечителей. Исполнительный комитет, включающий представителей из более чем шестидесяти стран, осуществляет оперативное управление.

Ведущие мировые компании являются партнерами Всемирного экономического форума, среди которых есть избранные базовые партнеры, включающие примерно 100 крупных транснациональных корпораций, таких как ABB, Nestlé, Barclays, Credit Suisse, Deloitte, Deutsche Bank и Google. Они совместно определяют повестку дня и обеспечивают основное финансирование.

Национальные государства на ВЭФ представлены официальными делегациями, возглавляемыми, как правило, чиновниками первого эшелона. Российскую Федерацию с 1992 по март 2022 г. представляли официальная делегация, состоящая из госслужащих; однако помимо официальных делегаций, Россию также представляли ведущие отечественные компании-партнеры форума, среди которых были Банк ВТБ, Сбербанк России, «Лукойл»; «Норильский никель», «Новатэк», РФПИ, «Северсталь», «Татнефть» и др. Представляет интерес тот факт, что в 2006 г. отечественную делегацию возглавлял руководитель Министерства экономического развития Герман Греф. В 2011 г. он стал членом совета поверенных в качестве президента и председателя правления Сбербанка России. В 2016 г. текст книги К. Шваба «Четвертая промышленная революция» был переведен на русский язык дочерней организацией Сбербанка России - AHO ДПО «Корпоративный университет Сбербанка», а предисловие к российскому изданию написал президент и председатель правления ПАО Сбербанк Г. Греф.

По его мнению, «внедрение новых технологий будет характеризоваться огромной скоростью и сопровождаться мощнейшей конкуренцией... Четвертая промышленная революция окажет кардинальное влияние на всю структуру мировой экономики, и если мы хотим быть среди ее лидеров, мы должны понимать, в каком направлении будет происходить технологическое развитие в ближайшие годы, и какие прорывные инновации ожидают нас в будущем» [Шваб, 2016]. Данный фрагмент представляет собой декларацию намерений получения лидерства в новой системе диспозиций, которая как представляется, будет сформирована посредством бурного развития технологий, трансформации циклически

19 URL: https://www.weforum.org/centres/centre-for-urban-transfor mation (дата обращения: 03.07.2023).

воспроизводимых социальных практик и формирования нового образа обществ современности.

Как правомерно отмечает А. Гоулднер, концепция «знать - чтобы управлять» имплицитно содержит в себе позитивистскую модель мышления, она «нацелена на производство информации ради нее самой или чтобы увеличить власть над окружающим миром» [Гоулднер, 2003]. Он полагает, что «пока такой была концепция естественных... наук, это была идеология (1), вокруг которой все «человечество» может объединиться в общем усилии подчинить «природу», которую имплицитно рассматривали как внешнюю по отношению к человеку, и (2) с помощью этого выдвинуть технологии, которые смогут превратить вселенную в удобный источник запасов для всего человечества» [Там же]. В предисловии к работе «Четвертая промышленная революция» К. Шваб объявляет ключевой целью формирование единого понимания, имеющего «принципиальное значение для создания общего будущего, основанного на единстве целей и ценностей» [Шваб, 2016]. Исследуемый труд К. Шваба состоит из трех частей, и первые две из них посвящены прорывным технологиям, которые способны оптимальным образом добывать и перерабатывать ресурсы для всего человечества. Касаемо третьей части книги, в отличие от классических позитивистов, К. Шваб анализирует социальные последствия внедрения перспективных технологий, имплицитно рассматривая как внешнюю по отношению к человеку социальную реальность и те вызовы, которые она бросает как всему человечеству, так и наиболее привилегированным группам, которым есть что терять.

ВЫВОДЫ И ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Подводя итог вышесказанному, представляется возможным сделать вывод, что работа К. Шваба «Четвертая промышленная революция» помимо технологического и социологического содержания, являет собой в значительной степени идеологизированный текст, направленный на поддержание статус-кво наиболее привилегированных социальных групп, включающих в себя руководителей и высших чиновников национальных государств, топ-менеджмент и бенефициаров транснациональных корпораций, крупнейших лидеров мнений и лиц, принимающих решения.

Как известно, идеологии несут в себе различную функциональную нагрузку, одной из главных является проективно-мобилизующая. Идеология побуждает массы действовать в определенном направлении, сплачивает их и толкает к изменению социальных институтов. Именно действия в определенном направлении, основанные на «едином понимании», по мнению К. Шваба позволят построить более инклюзивное и справедливое общество. Политическая функция идеологии заключается в выдвижении целей и указании индивидам и социальным группам путей и способов их достижения. К. Шваб полагает, что способом достижения этих целей являются инвестиции в перспективные разработки и технологические инновации.

Кроме того, любая идеологическая система тесно связана с практикой и трансформирует политическую энергию масс в определенном направлении, что позволяет

ей выступать как «призыв к действию», для чего используется обширная инфраструктура стратегических партнеров Всемирного Экономического Форума в Давосе, а также аффилированных с ним лиц. Принцип единства теории и практики опосредствован рациональным рассуждением, которое и представляет собой

ЛИТЕРАТУРА

1. Аверина И.С. Эволюция феномена «промышленная революция»: предпосылки и факторы // Вестник ВолГУ. Серия 3: Экономика. Экология. 2020. № 4. С. 18-25.

2. Бжезинский 3. Между двумя веками: роль Америки в эру технотроники / пер. с англ. И.М. Максимовой. М.: Прогресс, 1972. 308 с.

3. Бодрийяр Ж. Символический обмен и смерть. М.: Доброс-вет, 2000. 387 с.

4. Бэкон Ф. Новая Атлантида // Сочинения. В2-х т. М.: Мысль, 1978.

5. ГидденсЭ., Саттон Ф. Основные понятия в социологии. М.: Изд. дом Высшей школы экономики, 2018. 336 с.

6. Гоббс Т. Левиафан или материя, форма и власть государства церковного и гражданского. М.: Гос. соц.-экон. изд-во, 1936.502 с.

7. Гоулднер А. Наступающий кризис западной социологии. СПб.:Наука, 2003. 576 с.

8. Гэлбрейт Дж. Новое индустриальное общество. М.: ACT, 2004. 608 с.

9. Дюркгейм Э. О разделении общественного труда / пер. с фр. А.Б. Гофмана, примеч. В.В. Сапова. М.: Канон, 1996.432 с.

10. Квачев В.Г., Юдина М.А. Индустрия 4.0: поражение работы или победа творческого труда? // Государственное управление. Электронный вестник. 2017. № 64. С. 140-158. URL: https://cyberleninka.ru/article/n/industriya-4-0-porazhenie-raboty-ili-pobeda-tvorcheskogo-truda (дата обращения: 04.05.2023).

11. Маклюэн М. Понимание медиа: Внешние расширения человека. М.: КАНОН-пресс, 2003.464 с.

12. Маркс К. Наемный труд и капитал // Маркс К., Энгельс Ф. Собр. соч. 2-е изд. М.: Политиздат, 1957. Т. 6. 577 с.

13. Монтескье Ш.Л. Избранные произведения. М.: Гослитиздат, 1955.

14. О'Нил К. Убийственные большие данные. Как математика превратилась в оружие массового поражения. М.: ACT, 2018.340 с.

15. Пентленд А. Социальная физика. Как распространяются хорошие идеи: уроки новой науки. М.: ACT, 2018. 351 с.

16. Погребинская В.А. Вторая промышленная революция // Экономический журнал. 2005. № 10. С. 126-158.

17. Полякова Н.Л. Место современных обществ в общей системе обществ модерна // Вестник РУДН. Серия: Социология. 2006. №2. С. 5-30.

18. Рифкин Дж. Третья промышленная революция: Как горизонтальные взаимодействия меняют энергетику, экономику и мир в целом. М.: Альпина нон-фикшн, 2014.410 с.

19. Ровнова С.А. К вопросу о формах проявления принципа детерминизма в социологии // Изв. Сарат. ун-та. Нов. сер. Сер.: Социология. Политология. 2009. № 2. С. 9-13.

20. Спенсер Г. Основания социологии. СПб.: Изд. И.И. Билиби-на, 1876.

21. Уайт Л. Теория эволюции в культурной антропологии // Избранное: Эволюция культуры. М.: РОССПЭН, 2004.

22. Шваб К. Четвертая промышленная революция. М.: Эксмо, 2016.138с.

23. Шумпетер Й.А. Теория экономического развития. Капитализм, социализм и демократия. М.: Эксмо, 2008. 864 с.

24. Яшин С.Н., Тихонов C.B. Применение S-образных логистических кривых при оценке и прогнозировании инновационного потенциала предприятия // Финансы и кредит. 2015. №43 (667). С. 37-52.

25. Aron R. Progress and disillusion. The dialectics of modern society. NY, 1968.

книга «Четвертая промышленная революция». Кроме того, идеология выполняет оценочную функцию, которая оценивает бытие социальных групп с определенных классовых позиций, в конкретном случае это оценка большинства обездоленного населения Земли крайне ограниченным элитарным клубом.

REFERENCES

1. Averina I.S. Evolution of the phenomenon "industrial revolution": Prerequisites and factors. Bulletin ofVolSU. Series 3: Economics. Ecology. 2020. No. 4. Pp. 18-25. (In Rus.)

2. Brzezinski Z. Between two ages: The role of America in the era of technotronics. Moscow: Progress, 1972. 308 p.

3. Baudrillard J. Symbolic exchange and death. Moscow: Dobros-vet, 2000. 387 p.

4. Bacon F. New Atlantis. In: Works. In 2 vol. Moscow: Mysl, 1978.

5. Giddens E., Sutton F. Basic concepts in sociology. Moscow: Publ. House of the Higher School ofEconomics, 2018. 336 p.

6. Hobbes T. Leviathan or matter, form and power of the state of church and civil. Moscow: Cos. sots.-ekon. izd-vo, 1936. 502 p.

7. GouldnerA. The coming crisis of western sociology. St. Petersburg: Nauka, 2003. 576 p.

8. Galbraith J. New industrial society. Moscow: AST, 2004. 608 p.

9. Durkheim E. On the division of social labor. Translit. from France by A.B. Hoffman, notes by V.V. Sapov. Moscow: Canon, 1996.432 p.

10. Kvachev V.G., Yudina M.A. Industry 4.0: defeat of work or victory of creative labor? Public Administration. Electronic Bulletin. 2017. No. 64. Pp. 140-158. (In Rus.) URL: https://cyberleninka. ru/article/n/industriya-4-0-porazhenie-raboty- ili-pobeda-tvorcheskogo-truda (data of accesses: 04.05.2023).

11. McLuhan M. Understanding media: External extensions of man. Moscow: KANON-press, 2003.464 p.

12. Marx K. Wage Labor and Capital. In: Marx K., Engels F. Collected works. 2nd ed. Moscow: Politizdat, 1957. Vol. 6. 577 p.

13. Montesquieu S.L. Selected works. Moscow: Goslitizdat, 1955.

14. O'Neil K. Killer Big Data. How math has become a weapon of mass destruction. Moscow: AST, 2018. 340 p.

15. Pentland A. Social physics. How good ideas spread: Lessons from the new science. Moscow: AST Publishing House, 2018. 351 p.

16. Pogrebinskaya V.A. The Second Industrial Revolution. Economic Journal. 2005. No. 10. Pp. 126-158. (InRus.)

17. Polyakova N.L. Place of modern societies in the general system of modern societies. Bulletin RUDN. Series: Sociology. 2006. No. 2. Pp. 5-30. (In Rus.)

18. Rifkin J. The Third Industrial Revolution: How horizontal interactions change energy, economy and the world as a whole. Moscow: Alpina Non-Fiction, 2014.410 p.

19. Rovnova S.A. To the question about the forms of manifestation of the principle of determinism in sociology. News ofthe Saratov University. New series. Series: Sociology. Political Science. 2009. No. 2. Pp. 9-13. (In Rus.)

20. Spencer G. Foundations of sociology. St. Petersburg: Izd. I.I. Bilibin, 1876.

21. White L. Theory of evolution in cultural anthropology. In: Selected: Evolution of culture. Moscow: ROSSPEN, 2004.

22. Schwab K. The Fourth Industrial Revolution. Moscow: Eksmo, 2016.138 p.

23. Schumpeter J.A. Theory of economic development. Capitalism, socialism and democracy. Moscow: Eksmo, 2008. 864 p.

24. Yashin S.N., Tikhonov S.V. Application of S-shaped logistic curves in assessing and forecasting the innovation potential of the enterprise. Finance and Credit. 2015. No. 43 (667). Pp. 37-52. (In Rus.)

25. Aron R. Progress and disillusion. The dialectics of modern society. NY, 1968.

26. Bauman Z. Globalization: The human cousequences. Columbia UniversityPress, 1998.

KyuiHup A.M., KyuiHup A.A.

26. Bauman Z. Globalization: The human cousequences. Columbia UniversityPress, 1998.

27. Bell D. The coming of post-industrial society: A venture in social forecasting. NY: Basic Books, 1973.499 p.

28. Bloom R.L. et al. The Second Industrial Revolution. Pt. XIV: The industrial revolution, classical economics, and economic liberalism. In: Ideas and institutions of western man. Gettysburg: Gettysburg College, 1958. Pp. 7-12.

29. Drucker P.F. The age of discontinuity. Guidelines to our changing society. NY, 1968.

30. Galbraith J.K. The affluent society. Houghton Mifflin Harcourt, 1998.

31. Geddes P. An analysis of the principles of economics I I Proceedings of the Royal Society of Edinburgh. 1884. No. 12. Pp. 943-980.

32. Giddens A. Social theory and modern sociology. Cambridge, 1987.

33. Gouldner A.W. The dialectic of ideology and technology. The origins, grammar and future of ideology. NY: Seabury press, 1976. 304 p.

34. Hicks J. A Theory of economic history. Oxford, 1969, Pp. 145-166.

35. Hull J. The Second Industrial Revolution: The history of a concept, storia della storiografia. Issue 36.1999. Pp. 81-90.

36. McLuhan M. McLuhan's laws of the media I I Technology and Culture. 1975. Vol. 16. No. 1. Pp. 74-78.

37. Mead M. Coming of age in Samoa. A psychological study of primitive youth for western civilization. NY, 1928.

38. Metchnikoff L. La Civilisation et les grands fleuves historiques. Hachette, 1889.

39. Poulain M., Pes G., Grasland C. et al. Identification of a geographic area characterized by extreme longevity in the Sardinia island: The AKEA study // Experimental Gerontology, Elsevier. 2004. No. 39 (9). Pp. 1423-1429.

40. Rifkin J. The Third Industrial Revolution: How lateral power is transforming energy, the economy, and the world. Palgrave MacMillan, 2011.

41. Rostow W.W. The stages of economic growth: A non-communist manifesto. Cambridge University Press, 1990.

42. Schwab K. The fourth industrial revolution. Geneva: World Economic Forum, 2016.171 p.

43. SchwabK., MalleretT. COVID-19:Thegreatreset. Geneva:Fo-rum publishing, 2020.

44. Schwab K., Vanham P. Stakeholder capitalism: A global economy that works for progress, people and planet. Wiley, 2021. 304 p.

45. Simmel G. The philosophy of money. London: Routledge, 2011.

46. Steward J.H. Theory of culture change. The methodology of multilinear evolution. Urbana, 1955.

47. Tansly A.G. The use and aluse of vegetationae concepts and terms. Ecology. 1935. No. 16:3. Pp. 284-307.

48. Toffler A. Powershift: knowledge, wealth and violence at the edge of the 21st century. NY, 1990.

49. TofflerA. The adaptive corporation. L.: McGraw-Hill, 1985.

50. Tourain A. The post-industrial society: Tomorrow's social history: classes, conflicts and culture in the programmed society. NY, 1971.

51. Toynbee A. Lectures on the Industrial Revolution in England. L.:Rivington's, 1887. 256 p.

52. Urry G. Sociology beyond societies. Mobilities for the twenty-first century. L., NY, 2000.

53. Veblen T. The theory of business enterprise. Transaction Publishers, 1978.

54. Weber M. Die protestantische Ethik und der "Geist" des Kapitalismus H Archiv fur Sozialwissenschaft und Sozialpolitik. 1904. No. 20 (1). Pp. 1-54.

27. Bell D. The coming of post-industrial society: A venture in social forecasting. NY: Basic Books, 1973.499 p.

28. Bloom R.L. et al. The Second Industrial Revolution. Pt. XIV: The industrial revolution, classical economics, and economic liberalism. In: Ideas and institutions of western man. Gettysburg: Gettysburg College, 1958. Pp. 7-12.

29. Drucker P.F. The age of discontinuity. Guidelines to our changing society. NY, 1968.

30. Galbraith J.K. The affluent society. Houghton Mifflin Harcourt, 1998.

31. Geddes P. An analysis of the principles of economics. Proceedings of the Royal Society of Edinburgh. 1884. No. 12. Pp. 943-980.

32. Giddens A. Social theory and modern sociology. Cambridge, 1987.

33. Gouldner A.W. The dialectic of ideology and technology. The origins, grammar and future of ideology. NY: Seabury press, 1976. 304 p.

34. Hicks J. A Theory of economic history. Oxford, 1969, Pp. 145-166.

35. Hull J. The Second Industrial Revolution: The history of a concept, storia della storiografia. Issue 36.1999. Pp. 81-90.

36. McLuhan M. McLuhan's laws of the media. Technology and Culture. 1975. Vol. 16. No. 1. Pp. 74-78.

37. Mead M. Coming of age in Samoa. A psychological study of primitive youth for western civilization. NY, 1928.

38. Metchnikoff L. La Civilisation et les grands fleuves historiques. Hachette, 1889.

39. Poulain M., Pes G., Grasland C. et al. Identification of a geographic area characterized by extreme longevity in the Sardinia island: The AKEA study. Experimental Gerontology, Elsevier. 2004. No. 39 (9). Pp. 1423-1429.

40. Rifkin J. The Third Industrial Revolution: How lateral power is transforming energy, the economy, and the world. Palgrave MacMillan, 2011.

41. Rostow W.W. The stages of economic growth: A non-communist manifesto. Cambridge University Press, 1990.

42. Schwab K. The fourth industrial revolution. Geneva: World Economic Forum, 2016.171 p.

43. SchwabK., MalleretT. COVID-19:Thegreatreset. Geneva:Fo-rum publishing, 2020.

44. Schwab K., Vanham P. Stakeholder capitalism: A global economy that works for progress, people and planet. Wiley, 2021. 304 p.

45. Simmel G. The philosophy of money. London: Routledge, 2011.

46. Steward J.H. Theory of culture change. The methodology of multilinear evolution. Urbana, 1955.

47. Tansly A.G. The use and aluse of vegetationae concepts and terms. Ecology. 1935. No. 16:3. Pp. 284-307.

48. Toffler A. Powershift: knowledge, wealth and violence at the edge of the 21st century. NY, 1990.

49. TofflerA. The adaptive corporation. L.: McGraw-Hill, 1985.

50. Tourain A. The post-industrial society: Tomorrow's social history: classes, conflicts and culture in the programmed society. NY, 1971.

51. Toynbee A. Lectures on the Industrial Revolution in England. L.:Rivington's, 1887. 256 p.

52. Urry G. Sociology beyond societies. Mobilities for the twenty-first century. L., NY, 2000.

53. Veblen T. The theory of business enterprise. Transaction Publishers, 1978.

54. Weber M. Die protestantische Ethik und der "Geist" des Kapitalismus. Archiv fur Sozialwissenschaft und Sozialpolitik. 1904. No. 20 (1). Pp. 1-54.

Статья проверена программой Антиплагиат. Оригинальность - 91,52%

Рецензент: Шкодинский С.В., доктор экономических наук, профессор; заведующий кафедрой экономического и финансового образования; Государственный университет просвещения

Статья поступила в редакцию 18.07.2023, принята к публикации 21.08.2023 The article was received on 18.07.2023, accepted for publication 21.08.2023

СВЕДЕНИЯ ОБ АВТОРАХ

Кушнир Андрей Михайлович, доктор экономических наук, профессор; профессор департамента массовых коммуникаций и медиабизнеса; Финансовый университет при Правительстве Российской Федерации; профессор кафедры экономики и менеджмента; Российский государственный университет им. А.Н. Косыгина (Технологии. Дизайн. Искусство); профессор кафедры таможенного права и организации таможенного дела; Юридический институт Российского университета транспорта (РУТ-МИИТ); Москва, Российская Федерация. РИНЦ Author ID: 363417; ORCID: 0000-0002-43180190; Scopus Author ID: 57219595324; E-mail: [email protected]

Кушнир Артем Андреевич, студент; Московский государственный университет им. М.В. Ломоносова; Москва, Российская Федерация. E-mail: kushnir-artem@ bk.ru

ABOUT THE AUTHORS

Andrei M. Kushnir, Doctor of Economics, Professor; Professor at the Department of Mass Communication and Media Business; Financial University under the Government of the Russian Federation; Professor at the Department of Economics and Management; A.N. Kosygin Russian State University (Technology. Design. Art); Professor at the Department of Customs Law and Organization; Customs Affairs Law Institute of the Russian University of Transport (RUT-MIIT); Moscow, Russian Federation. Author ID: 363417; ORCID: 0000-0002-4318-0190; Scopus Author ID: 57219595324; E-mail: [email protected]

Artem A. Kushnir, student; Lomonosov Moscow State University; Moscow, Russian Federation. E-mail: [email protected]