CC BY
411
В.А. КОЛОСОВ
КРИТИЧЕСКАЯ ГЕОПОЛИТИКА: ОСНОВЫ КОНЦЕПЦИИ И ОПЫТ ЕЕ ПРИМЕНЕНИЯ В РОССИИ
Вот уже около двадцати лет геополитика остается в России одним из самых популярных научных терминов, широко используемых как в СМИ, так и в ряде общественных дисциплин. Под флагом геополитики выступают представители самого разного спектра дисциплин и направлений - от военно-стратегического анализа до науки о международных отношениях. Более того, геополитика преподается во многих университетах и других вузах на факультетах политологии и международных отношений, студентам исторических, географических, экономических и иных специальностей. Она занимает прочное место в учебных программах военных вузов. Не случайно полки отечественных книжных магазинов изобилуют учебными пособиями по геополитике, выпущенными не только в столицах, но и во многих региональных центрах.
Понятно, что между авторами учебников и других публикаций по геополитике нет согласия ни в определении ее содержания, ни в подходах и методах. Российская геополитика по-прежнему предстает весьма размытой предметной областью. В 1990-х годах она была почти монополизирована представителями левых и праворадикальных идеологических течений [Kolossov, Turovsky, 1999]. Они увидели в находившихся в советское время под запретом произведениях «классической» геополитики первой половины ХХ в. ключ к простому и почти не требующему специальных изысканий, расчетов и выкладок объяснению изменений на политиче-
ской карте мира. Распад Советского Союза, многосторонний кризис переходного периода и потеря Россией былых позиций в мировой экономике и международных отношениях привели к появлению не иссякающего и поныне потока «алармистских» публикаций, предрекающих расчленение страны в результате заговора США и других западных держав, захват обезлюдевших дальневосточных и сибирских регионов Китаем и т.п. Практически во всех учебных пособиях многие десятки страниц посвящены повторяющемуся от издания к изданию изложению концепций Х. Мак-киндера, Р. Челлена, Н. Спикмена, К. Хаусхофера и других «отцов» геополитики первой половины прошлого века. Сторонники «классической» геополитики находят подкрепление в трудах современных западных консервативных авторов. Реакцией некоторых российских авторов на неопределенность предмета и «ненаучность» отечественной геополитики стало ее полное отрицание как современной и сколько-нибудь значимой дисциплины.
В настоящей работе я не ставлю перед собой задачу критического разбора вышедших в России трудов по геополитике. Этой теме уже было посвящено несколько содержательных трудов [см., например, Makinen, 2007; Soloviev, 2004; Tsygankov, 2002, 2003, 2004; O'Loughlin, Talbot, 2005]. Цель этой статьи - краткий анализ так называемой критической геополитики, уже вполне устоявшегося направления, завоевавшего значительный авторитет на Западе. В его рамках наконец более или менее четко сформулирован предмет геополитики, очерчен круг ее исследований и определена связь с другими социальными науками. Разумеется, было бы ошибочно видеть в критической политике новую догму, однако на ее счету, на мой взгляд, немало принципиальных достижений.
В то время как «классическая» геополитика чаще всего предстает набором умозрительных спекуляций, время от времени подкрепляемых «впечатляющими» цифрами, ее новые направления опираются на анализ больших массивов информации, анализируемой с помощью современных количественных методов. В новейших исследованиях, почему-то обойденных вниманием авторами российских учебников, удалось успешно преодолеть традиционный для «классической» геополитики разрыв между территориальными уровнями исследований.
Геополитика за рубежом: Эволюция теоретических подходов
В современной геополитике можно выделить несколько теоретических подходов. Неоклассические подходы основаны на традиционной идее геополитики первой половины ХХ в. об исторически предопределенном влиянии географического положения и других пространственных факторов на внешнюю политику государств, налагающих на нее неизбывные ограничения, о неизменности национальных интересов, которые могут быть надежно обеспечены только военно-политическими средствами. Еще Наполеон писал, что политика государства заключается в его географии. Государство остается для приверженцев этих подходов «черным ящиком», определенным образом реагирующим на внешние вызовы и выступающим на международной арене как единое целое. Соответственно, «национальные интересы» в понимании политической элиты на каждый исторический момент автоматически приписываются всей стране, всему населению. Внутренняя и внешняя политика по-прежнему полагаются разными и почти не связанными между собой сферами.
Однако в современных трудах, основанных на неоклассических подходах, конечно, уже давно не найти одиозного уподобления государства живому организму. Государственная территория и границы для нынешних авторов - данность. Разумеется, ушел в прошлое примитивный географический детерминизм. Особую роль играет политическая и военная значимость, характерные свойства и географическое положение ключевых территорий и акваторий - таких как проливы, порты, столицы и др., а также топливно-энергетических, минеральных, водных, природно-климатических и прочих ресурсов. Географические условия и положение определяют место страны на политической карте мира, предоставляют определенные возможности, но и порождают угрозы национальной безопасности [Маша^иЬ, 1999].
Естественно, неоклассические подходы эволюционировали по мере изменений на мировой политической сцене. В эпоху биполярного мира на первом плане стояла геополитика ядерного устрашения, а ныне все большее внимание уделяется глобальному потеплению климата, нехватке питьевой воды, «мягким» угрозам и т.д.
Уменьшение угрозы глобальной военной катастрофы, распад биполярного мира и наступление постиндустриальной эры подорвали популярность неоклассических подходов. Становилась все более ясной первостепенная значимость таких факторов внешнеполитического потенциала государства, как человеческий капитал, структура и конкурентоспособность национальной экономики, положение страны в глобальных сетевых структурах и «пространстве потоков» информации, капиталов, энергии, мигрантов. Уменьшение роли территориального фактора в его традиционных проявлениях и рост глобальной взаимозависимости привели к появлению новых направлений. На стыке неоклассической геополитики и других дисциплин родились геоэкономика (ее сторонники сделали акцент на экономическом соперничестве государств) и экополити-ка, изучающая связь между состоянием окружающей среды и геополитическими факторами.
Другое направление развития геополитики основывалось на стремлении сделать ее полноценной научной дисциплиной, имеющей собственный, четко очерченный объект исследований, систему категорий и закономерностей. В 1970-х годах был обоснован социальный генезис геополитических представлений: государства, политические партии, социальные и региональные группы населения в разных странах по-разному трактуют одни и те же географические данности и пытаются обосновать свои интересы с помощью геополитических теорий. Таким образом, у государства ныне нет монополии на разработку и распространение геополитических представлений. Нет и непреодолимого барьера в изучении внутренней и внешней политики, геополитики и политической географии. Геополитику стали называть «конструктивной» или «активной» политической географией [Маша^иЬ, Буктк, 2006]. Все больше внимание стали уделять картам.
В развитие этого подхода особенно большой вклад внесла группа французских географов, политологов и историков, сформировавшаяся вокруг основанного в 1976 г. Ивом Лакостом журнала «Геродот». Для Лакоста и его единомышленников объект геополитического анализа - политический конфликт любого уровня, субъекты которого могут иметь самую разную природу. Тем не менее значительная часть выпусков «Геродота» посвящена Франции и другим государствам - эволюции национальной идентично-
сти, представлениям о национальных интересах и вовлеченности во внешние конфликты, в том числе под влиянием процессов интеграции и миграций. Французские авторы постоянно публикуют геополитические атласы, рассчитанные как на широкую аудиторию, так и на специалистов [см., например, Chaliand, 1993; Boniface, Védrine, 2009; Europe in the World, 2009 и др.]. Разработаны оригинальные сюжеты геополитических карт и способы картографирования, связанные со специфическими проекциями, анаморфированными изображениями и графическими образами пространства и взаимного расположения различных объектов, складывающимися в представлениях политиков, экспертов, социальных групп [Колосов, Тикунов, Заяц, 2000; Колосов, Тикунов, 2005].
В англоязычной литературе в тот же период (в конце 19701980-х годов) развернулась созвучная идеям французских авторов дискуссия о новой, «беспристрастной», научной геополитике, близкой к современной науке о международных отношениях [Brunn, Mingst, 1985]. Известные политико-географы П. Тейлор и Дж. О'Локлин предложили проводить различие между «практической» геополитикой, развиваемой политическими деятелями, и «формальной» геополитикой специалистов по международным отношениям. Практическая геополитика нуждается в аргументации для краткосрочных действий. Сложные теоретические построения ей ни к чему. Спрос - на упрощенные схемы, сводящие многообразие мира к легко объяснимому и понятному даже «человеку с улицы» конфликту между добром и злом, между «нами» и «ими». Задачи практической геополитики - определить государственные интересы, возможные внешние угрозы и сформулировать принципы политики, направленной на их предотвращение и обеспечение интересов - короче, геополитические коды страны.
Миссия формальной геополитики - критический разбор практической геополитики, а также разработка предложений по ее гуманизации. Претензии на возвращение геополитики в лоно географической науки стали протестом географов против использования и профанации географических знаний государственной бюрократией и в особенности военной машиной [Taylor, O'Loughlin, 1982].
На развитие западной геополитики в конце прошлого века большое влияние оказали идеи французских философов-
постструктуралистов Ж. Дерриды и М. Фуко и английского географа Д. Харви. Они показали, что роль, восприятие и использование пространства отдельными людьми и социальными группами постоянно меняются в зависимости от социальной практики. В нее входит, в частности, политический дискурс, включающий общественно принятые способы видения и интерпретации окружающего мира, а также действия людей и институциональные формы организации общества, вытекающие из такого видения. Политический дискурс направлен на изменение или укрепление определенных социальных представлений, в том числе геополитических. Доказано, что дискурс играет большую роль в формировании политической карты и «территориальности» человека [Sack, 1986; Reordering the world, 1994; Dodds, 2001].
Американские географы Дж. Эгню и С. Корбридж сопоставили развитие мирового геополитического порядка (стабильной в течение определенного периода структуры международных отношений, основывающейся на объективных экономических и культурных факторах) и политического дискурса. Они полагали, что в его эволюции можно выделить три главных стадии: 1) «Европейский концерт» (1815-1875), которому соответствовал дискурс, основывавшийся на различиях между цивилизациями; 2) «Британский порядок» (1875-1945) - дискурс между национальными государствами; 3) стадия межимпериалистического соперничества - идеологический дискурс. Эти же авторы подчеркнули, что национальные государства с четко установленными границами и территорией (Вестфальская система) возникли лишь на определенном этапе исторического развития, и геополитические отношения между ними должны изучаться в историческом контексте [Agnew, Corbridge, 1989].
На основе идей постструктурализма и отрицания неоклассической геополитики как a priori спекулятивной и родилась в начале 1990-х годов критическая геополитика, быстро оформившаяся в признанный междисциплинарный научный подход, нашедший отражение практически в любом западном учебнике.
Критическая геополитика: Новая парадигма старой дисциплины
Под критической геополитикой вначале понимали изучение внешней политики с помощью анализа политического дискурса. Позже ее содержание было расширено, в особенности благодаря трудам канадского географа С. Далби и американского географа Дж. Тоала. Он добавил к практической и формальной (называемой также высокой) геополитике еще и популярную, или низкую. Под ней подразумевается набор геополитических символов, образов и представлений о месте страны в мире, ее внешнеполитической ориентации, потенциальных союзниках и главных соперниках, содержащихся в сообщениях СМИ, рекламе и мультфильмах, кино и карикатурах. В современном демократическом обществе высокая и низкая геополитика не могут существовать друг без друга: одна постоянно подпитывает другую, хотя характер их взаимодействия варьирует от страны к стране и меняется со временем [Dalby, 1990; О'ТиаМ, 1996; Dalby, О'ТиаМ, 1998; Dodds, 2001, 2008].
К настоящему времени достаточно хорошо разработаны основные категории критической геополитики [О'ТиаШай, 1996, 2003, 2006; Routledge, 1996; O'Loughlin, О'ТиаШаИ, Kolossov, 2005]. Геополитическая культура - это совокупность традиций взаимодействия страны с внешним миром, культура знаний о нем и интерпретации роли государства как субъекта международной деятельности. Это также совокупность институтов и культуры взаимодействия между общественными силами, занимающимися разработкой внешней политики. Так, американская геополитическая культура включает такие традиции, как изоляционизм (убеждение в необходимости сосредоточиться прежде всего на внутренних делах) и универсализм (уверенность в мессианском предназначении США и распространении на весь мир сферы их жизненных интересов), российская - западничество и евразийство и т. д. [Smith, 1999; Колосов, Мироненко, 2001].
Геополитическое видение мира (или картина мира) - нормативная ментальная политическая карта мира или региона в совокупности с представлениями о действующих в них силах, влияющих на внешнюю политику. Иначе говоря, это набор общественных представлений о соотношении между различными элементами по-
литического пространства, о национальной безопасности и угрозах ей, выгодах и невыгодах определенной внешнеполитической стратегии.
Неотъемлемый элемент геополитического видения мира -образ страны в представлении ее граждан, в том числе их взгляды на ее территорию, «естественные» или «исторические» границы, сферу жизненных интересов, предпочтительную модель развития, историческую миссию, внешние или внутренние силы, благоприятствующие или препятствующие ее осуществлению (geopolitical imagi-nation) [Dijkink, 1996, 1998]. Доказано, что социальные и региональные группы, как правило, имеют свое видение мира, которое совсем не обязательно совпадает с доминирующим [Dalby, О'ТиаЛаИ, 1998].
Геополитическое видение формируется под воздействием многочисленных факторов - семейных традиций, образования, личного опыта человека, в частности размеров и конфигурации освоенного им пространства (espace vécu), рекламы, литературы и искусства, кино, СМИ, создающих и распространяющих набор мифов и стереотипных представлений о национальной истории и территории. Эти представления распространяются в ходе геополитического дискурса, синтезирующего определенную информацию о международных делах в привязке к территории. Геополитический дискурс чаще всего инициируют и поддерживают СМИ, обычно обслуживающие интересы определенных групп элиты. Он складывается из определенных сюжетов - геополитических историй (geopolitical storylines), формируемых элитами для обоснования своей политики. В плюралистическом обществе обычно складывается несколько скриптов каждой истории - способов ее представления и медиатизации. Результатом геополитического дискурса становится создание или модификация геополитического видения мира, а затем геостратегии - понимания национальных интересов и путей их обеспечения и защиты [О'ТиаШаП, 2002].
Геополитическое видение мира имеет основания в геополитических традициях - исторически возникших национальных политико-философских школах, развивающих определенный нормативный и относительно формализованный набор взглядов на национальную идентичность, интересы и политические приоритеты [О'ТиаЛаЛ, 2006].
«Низкая» геополитика и основывающееся на ней геополитическое видение мира - необходимый элемент национальной (этнической) и политической (государственной) идентичности, инструмент национального и государственного строительства. Голландский географ Х. Дайкинк исследовал соотношение между национальной идентичностью и геополитическим видением мира. Дайкинк проанализировал трансформацию национального геополитического видения мира в ряде стран (Германии, Великобритании, США, Аргентины, Индии и др.) под влиянием меняющихся географических и исторических факторов [Dijkink, 1996].
Геополитическое видение мира - продукт национальной истории и культуры, результат синтеза взглядов, исповедуемых различными слоями политической элиты, академическими экспертами, творческой интеллигенцией и общественным мнением в целом [Колосов, 1996]. «Официальное» геополитическое видение мира как часть национальной идеологической доктрины не всегда разделяет большинство населения. Отношения России с рядом стран, особенно ближнего зарубежья, долгое время отчасти основывались на примордиалистских1 мифах и стереотипах (типа «братья-славяне» или «православные»).
Дж. Тоал выделил три части критической геополитики: 1) изучение национальных геополитических традиций [O'Loughlin, 2001; Dodds, 2008]; 2) анализ геополитического дискурса [см., например, Sharp, 2000; 2007]; 3) исследование значения пространственных концепций в разных традициях и культурах - таких, как «место», «район» и т.п. [О'ТиаШай, 1994]. Он предложил и апробировал на конкретном материале модель трансформации отдельных географических представлений и образов в геополитическое видение. Согласно этой модели, первый этап процесса -сведение информации и образов в сюжеты (например, конфликт в Косово).
Второй этап - их перевод с помощью СМИ и распространяемых ими образов в определенные категории и формулирование в геополитическом дискурсе ответов на следующие вопросы:
1 Примордиализм - понимание этнических групп как исторически неизменных социально-биологических общностей, основывающихся на единстве происхождения («кровном единстве»).
1) что? (происходит): гражданская война, геноцид, международный конфликт и т.п.;
2) где? (дается геополитическая привязка места событий: в сердце Европы, в районе наших жизненных интересов...);
3) кто? (участники событий): вырабатывается противопоставление «нас» и «их», «добра» и «зла» (например, террористы против цивилизованного мира);
4) почему? (кто виноват?): в случае с Боснией и Косово ответ был - тоталитарный, коммунистический режим Милошевича, враг демократии, разжигающий национализм, чтобы удержаться у власти [О'ТиаШаИ, 2002; Kolossov, О'ТиаШай, 2007].
Геополитическое видение мира в целом и образы отдельных стран и территорий особенно важны в государственном строительстве в переходные исторические периоды. Развитие национальной (политической) идентичности в значительной степени происходит в результате противопоставления «своих» «чужим», жителям соседних и других зарубежных стран. Например, официальная украинская геополитическая доктрина основывается на исторических мифах, многие из которых прямо противоположны российским [Колосов, Мироненко, 2001].
Иными словами, пространство - это не нейтральная для человека категория. Национальные стереотипы обязательно включают образы пространства: так, районы, относимые национальным сознанием к территории своего государства, как и страны, получают своего рода коды, а многие из них становятся национальными символами, как Косово для Сербии. Французы всегда считали Эльзас и Восточную Лотарингию частью Франции, но отказались полагать таковой Алжир. В массовом сознании существует единое, постоянно расширяющееся поле географических образов, причем и сами эти образы находятся в разной стадии эволюции [Петренко, Митина, Бердников, 2000; Archer, Shelley, Leib, 1997; International trust and public opinion... 2004].
На географические образы опираются проекты государственного строительства, внешнеполитические стратегии. Для создания таких образов мобилизуются все историко-культурные ресурсы места, «макрогеополитические» представления выводятся, казалось бы, из чисто локальных. Так, построенный при Н. Чаушес-ку гигантский Дворец республики - очевидный символ тоталита-
ризма - превращен в органическую часть образа Бухареста. Его «конверсия» в место размещения учреждений представительной и исполнительной власти подается как выражение стремления румынского народа к плюрализму, либеральной демократии и принадлежности к европейскому культурному кругу [Light, 2001].
Анализ географических образов помогает ответить на отнюдь не только академический вопрос о границах так называемых неформальных регионов, или мезорегионов. Это территории, границы которых не совпадают с границами политико-территориальных образований; их существование - признак формирования новых политико-территориальных единиц и определенных тенденций внутри них. Так, в 1990-х годах активно обсуждался вопрос о восточных границах Европы. Выдвигавшиеся различными странами претензии на «европейскость» подкреплялись ссылками на историю, культуру, физическую географию, геополитику. За ними стояли глубокие проблемы идентичности, геополитического видения мира и перестройки геополитических кодов [Nijman, 1998; Berg, Oras, 2000; O'Loughlin, 2001; O'Loughlin, Kolossov, 2002].
Теория конструирования пространства различными социальными силами способствовала переосмыслению на новой, более широкой основе методологических подходов в геополитике. В ней преодолен разрыв в изучении внутренней и внешней политики, характерный для позитивистских подходов и отразившийся в разделении между геополитикой и политической географией. Появившаяся в лоне географии, критическая геополитика стала современной междисциплинарной областью, в которой широко применяются концепции и методы, развиваемые в социологии, политологии, культурной антропологии, политической психологии.
Вместе с тем, критическая геополитика и сама подверглась серьезной критике. Ее сторонников упрекали за чрезмерный акцент на анализе текстов, злоупотребление принципами конструктивизма в ущерб анализу институциональной и материальной базы политического дискурса, невнимание к материальной основе геополитики в целом, игнорирование принципов историзма и др. Было предложено сосредоточить больше усилий на изучении пространства и времени политического дискурса - иными словами, экономического и технологического пространства, в котором развертываются геополитические события и передается геополитиче-
ская информация. Критическую геополитику предлагается обогатить анализом структурных экономических факторов, распределения в пространстве потоков информации, капиталов, товаров и мигрантов, такими категориями, как уязвимость и безопасность. Другая перспективная и пока еще мало разработанная тема критической геополитики - формирование «общепринятых» международно-правовых норм и институтов, через которые реализуется гегемония доминирующих государств, и их соотношение с интересами этих государств.
Принципиальное замечание в адрес критической геополитики первых полутора десятилетий ее существования касается, как ни странно, ее недостаточной «географичности». Наследие «холодной войны» до сих пор сказывается в анализе почти исключительно «глобального» политического дискурса и присущего ему применения общих, идеологизированных категорий «деконструкции» локальных конфликтов разной природы и размаха. Особенно это было свойственно американскому дискурсу, в котором весь мир рассматривался через призму «свой - чужой», в какие бы внешние формы ни облекалась эта дихотомия. Это вело к интерпретации мира как глобальной шахматной доски, на которой немногие ведущие игроки передвигают свои «пешки», игнорированию переплетения глобальных и специфических локальных факторов нестабильности, понимание которых требует знания региона и «полевых» исследований [О'ТиаШаЛ, 2010]. Социальные группы, вовлеченные в конфликт, представляются однородными группами, выделенными на основе умозрительных критериев и действующими как единое целое, а им самим приписываются определенные свойства («агрессивные сербы», «проникнутые неоимперским сознанием русские» и т.п.) [БгиЬакег, 2004]. В качестве примеров можно привести трактовку событий 2008 г. в Южной Осетии исключительно через призму отношений между Россией и Западом [О'ТиаШаЛ, 2008; ОЪо^ЬНп, Ко1о880У, О'ТиаШаИ, 2011] или отделения Приднестровья от Молдовы как этнического конфликта.
Эта критика вызвала двоякую реакцию: совершенствование критической геополитики и ее интеграцию с другими подходами и методами. В последние годы появились работы, в которых методы критической геополитики сочетаются с анализом потоков и более
органично увязываются глобальные и локальные факторы конфликтов.
Опыт применения подходов критической геополитики к изучению России
Эти тенденции проявились и в исследованиях России, основанных на концепциях критической геополитики. Такие исследования проводились как за рубежом (например, в США, Финляндии, Франции), так и в самой России. Остановлюсь более подробно на опыте участия Центра геополитических исследований Института географии РАН в нескольких международных проектах, поддержанных Национальным научным фондом США и 7-й Европейской рамочной программой, а также РГНФ (2001-2011). Эти проекты были идейно взаимосвязаны и посвящены следующим темам:
1. Анализ политического дискурса по крупным внешне- и внутриполитическим проблемам (реакция в России на атаку американских городов террористами 11 сентября 2001 г. и попытка сближения с Западом; политическая нестабильность на Северном Кавказе), выделение скриптов важнейших событий в доминирующем (правительственном) и других дискурсах, их связь с российскими геополитическими традициями и современной «высокой» геополитикой. Материалами для такого анализа послужили публичные выступления и интервью официальных лиц (президента, председателя правительства, спикеров Государственной думы и Совета федерации, министра иностранных дел) и публикации за достаточно представительный период в газетах, отражающие взгляды определенной части политического спектра [ОЪо^ЬНп, О'ТиаШаП, К010880У, 2004а, 2004Ь, 2005].
2. Сравнение политического дискурса с мнением рядовых граждан на основе массовых опросов общественного мнения, в том числе специально заказанных ФОМ и Левада-центру. Анкеты были составлены таким образом, чтобы выявить отношение респондентов к разным скриптам.
При этом особое внимание уделялось «социальному портрету» носителей определенных взглядов на внешнюю политику страны - например, тех, кто одобрял меры, принятые В. Путиным в ответ на атаку террористов 11 сентября 2001 г., и присоединение
России к международной антитеррористической коалиции, и тех, кто не согласился с этими мерами [ОЪо^Ыт, О'ТиаШай, Ко^оу, 2004а, 2006].
Для политической целостности такой крупной и разнообразной страны, как Россия, чрезвычайно существенна дифференциация мнений населения отдельных районов и главных этноконфес-сиональных групп. Нас, например, интересовали различия в реакции на события 11 сентября между титульным населением «мусульманских» республик Северного Кавказа, Поволжья и другими регионами России. Статистически достоверные различия действительно были установлены. В ответах на некоторые вопросы они достигали десяти процентных пунктов, но все же пока сравнительно невелики. При этом мнения титульного населения Татарии и Башкирии отличались от взглядов остальной части России больше, чем республик Северного Кавказа [ОЪо^ЬНп, О'ТиаШай, Ко1о88оу, 2004а].
3. Особенности и происхождение образов зарубежных стран в представлениях российских граждан. Для этого, во-первых, в сотрудничестве с ФОМ нами был выполнен анализ серии проведенных этим агентством общероссийских опросов, в которых много места отводилось отношениям между Россией и тем или иным государством и ассоциациям с названиями стран. Совокупность этих опросов весьма отчетливо высветила геополитическое видение мира россиянами, их представления о союзниках, дружественных государствах и потенциальных угрозах. Характер многих ассоциаций позволил с высокой степенью вероятности определить генезис образов разных стран и, в частности, долю ассоциаций, навеянных телевизионными программами и рекламой [Мир глазами россиян... 2003; Ко1о88оу, 2003; Ко1о88оу, БогоёиИпа, 2003]. Во-вторых, анализ публикаций о зарубежных странах в пяти ежедневных «качественных» газетах - российской «Независимой газете», американской «Вашингтон пост», французской «Монд», германской «Франкфуртер цайтунг» и индийской англоязычной «Хиндустан таймс» - в течение 12 недель, взятых в случайной разбивке в течение года, дал возможность сопоставить и картографировать освещение различных стран и регионов мира, содержание и характер информации о них по 3-балльной шкале (позитивная - нейтральная - негативная), а также проанализировать образы ведущих
стран в зеркале разных газет, в особенности России [Геополитическая картина мира... 2003].
4. Сравнение положения России в системе международных экономических, политических, культурных и иных связей, измеренное с помощью ряда «объективных» показателей, с официальным политическим дискурсом, образами зарубежного мира в школьных учебниках, представлениями собственных граждан и жителей зарубежных стран. Работа над этой темой была начата нами в конце 1990-х - начале 2000-х годов [Колосов, Туровский, 2000; Геополитическое положение России... 2001] и продолжена в последнее время в рамках проекта «Видение Европы в современном мире» (EuroBroadMap), вошедшего в 7-ю Европейскую рамочную программу (http://www.eurobroadmap.eu/).
Материалы этого проекта содержат уникальную информацию о российской «низкой» геополитике и предоставляют широкие возможности для международных сопоставлений. Они включают опрос около 9400 студентов в 18 странах по единой анкете. Исследование охватывало «старые» и «новые» члены ЕС, Турцию, страны БРИК, Египет, Камерун, Сенегал и др. Чтобы облегчить сопоставимость данных, во всех странах опрашивались студенты третьего года обучения по шести группам дисциплин.
Респондентам, в частности, было предложено назвать пять наиболее и наименее привлекательных стран. Оригинальность опроса заключалась в том, что студентам было предложено нарисовать на контурных картах границы Европы и от трех до десяти культурных регионов мира. Эти карты были отсканированы, а результаты обобщены с помощью геоинформационных методов. Поскольку речь идет о мнении нового поколения россиян, выросшего уже после распада СССР, эти результаты позволяют судить о том, как может меняться российское общественное мнение в последующие годы.
Одной из целей проекта было изучение зависимости представлений о мире от социальной стратификации, пространственной мобильности студентов и их семей, знания ими иностранных языков. Представления о зарубежных странах сопоставлены с мировым «пространством потоков» - географическим распределением внешней торговли, прямых иностранных инвестиций, миграций, международных авиарейсов, поставок оружия, политическими связями, выражающимися в солидарном голосовании в ООН, и т.д.
Другими словами, поставлена цель выяснить, насколько «замет-ность» и образ страны зависят от ее «объективного» места в мире, интенсивности и природы ее внешних контактов. Исходная гипотеза предполагала также, что видение мира зависит от физического расстояния и культурной дистанции (сходства языка и религии) между странами.
Опрос 827 российских студентов в Москве, Екатеринбурге, Ставрополе и Хабаровске (конец 2009 г.) подтвердил гипотезу о том, что территориальная мобильность семей, более высокий уровень доходов, знание иностранных языков и личное знакомство с зарубежными странами способствуют формированию положительного настроя к внешнему миру, более позитивного и «реалистического» геополитического видения, менее связанного со стереотипами, навязываемыми СМИ. Вполне естественно, что эти факторы более значимы в Москве и Екатеринбурге, чем в Хабаровске и Ставрополе.
Геополитическое видение мира описывалось двумя простыми индексами: «известности» (общее число упоминаний страны) и «асимметрии» (разница между числом упоминаний страны как привлекательной и непривлекательной, деленная на общее число ее упоминаний). Таким образом, каждая страна может быть охарактеризована на ментальной карте респондента как точка в системе координат, на оси абсцисс которой - индекс известности, на оси ординат - индекс асимметрии. Сгущения точек позволяют выделить разные группы стран и провести сравнения результатов опроса в разных странах.
Итоги опроса показали, что в России, как и в других странах, наиболее известны респондентам крупные мировые державы-«ньюсмейкеры», соседние страны и регионы международных конфликтов, регулярно освещаемые СМИ. Страны Африки, значительная часть Азии и Латинской Америки упоминались редко. По сравнению с выборкой в целом российские студенты отличаются еще большим тропизмом в отношении стран Западной Европы, особенно Франции, Италии и Германии. Франция более привлекательна для россиян, чем во всех остальных 17 странах. Страны Западной Европы привлекают российских граждан высоким уровнем жизни. Они отождествляются с отдыхом, потреблением товаров и услуг, но также с богатым культурным наследием и демократиче-
скими режимами. Такое видение подтверждается анализом открытого вопроса об ассоциациях со словом «Европа». Наименее привлекательны для российских студентов страны, охваченные гражданской войной или связываемые с мусульманским фундаментализмом, Китай и бывшие советские республики.
Сама Россия в большинстве стран, в которых проводился опрос, относится к числу наиболее известных государств, однако по привлекательности ее ставили в самый конец списка. Ниже только привлекательность Ирака, Афганистана и Ирана [Ко1о880У, 2оШуа, 2011]. Этот результат был вполне предсказуем. Как показали результаты одного из наших более ранних проектов, зарубежные СМИ, как правило, рисуют Россию как страну северную, бедную, нестабильную, недемократическую и малогостеприимную, хотя и располагающую крупными запасами нефти и газа, как место частых социальных и природных катаклизмов. Образ страны за рубежом зависит от того, что она может «экспортировать» вовне - от товаров и услуг до рисков, угроз и нестабильности. Преобладающая негативная информация о России касается больше ее внешней и внутренней политики, а не экономики, сравнительно мало значимой на мировом фоне [Геополитическая картина мира... 2003]. Такой образ страны приходится учитывать во внешнеполитической деятельности, тем более что геополитические представления обладают большой инерцией и их трудно изменить.
Заключение
Критическое направление, на мой взгляд, значительно способствовало коренному обновлению, теоретизации геополитики и ее превращению в самостоятельную междисциплинарную предметную область, располагающую собственными категориями и методами. Геополитика начала ХХ1 в. изучает положение страны в системе международных экономических, политических, культурных и иных связей, а также место в мире, отводимое ей в представлениях внешних партнеров и собственных граждан. Геополитические представления - неотъемлемый элемент национальной, этнической и региональной идентичности. Геополитическое положение страны постоянно эволюционирует как под воздействием объективных глобальных и других внешних и внутренних факто-
ров, так и вследствие переоценки гражданами своего отношения к разным уровням власти, в том числе государственному, абсолютно доминировавшему еще в недавнем прошлом, а ныне постепенно ослабевающему, хотя и в неодинаковой степени в разных регионах мира.
Применение концепции критической геополитики к изучению современной России может внести заметный вклад в понимание динамичной и усложняющейся связи между внешней и внутренней политикой, в частности особенностей геополитического видения мира российскими гражданами, их подверженности влиянию СМИ и возможного отношения к важным внешнеполитическим решениям.
ЛИТЕРАТУРА
Геополитическое положение России: Представления и реальность / Под ред. В.А. Колосова. - М.: Арт-Курьер, 2001. - 348 с.
Колосов В.А., Тикунов В.С., Заяц Д.В. Мир в зеркале средств массовой информации: Использование анаморфоз в политико-географическом анализе // Вестник Московского университета. Сер. География. - М., 2000. - № 2. - С. 55-65.
Колосов В.А., Туровский Р.Ф. Геополитическое положение России на пороге XXI века: Реальность и перспективы // Полис. - М., 2000. - № 3. - С. 40-60.
Колосов В.А., Мироненко Н.С. Геополитика и политическая география. - М.: Аспект-Пресс, 2001. - 479 с.
Геополитическая картина мира в средствах массовой информации / Колосов В.А., Бородулина Н.А., Вендина О.И., Галкина Т.А., Заяц Д.В., Юр Е.С. // Полис. -М., 2003. - № 3. - С. 33-49.
Колосов В.А., Тикунов В.С. Политико-географическое картографирование и геоинформатика: Достижения и новые задачи // Известия РАН. Сер. географическая. - М., 2005. - № 1. - С. 17-23.
Колосов В. А. Традиционные геополитические концепции и современные вызовы России // Общественные науки и современность. - М., 1996. - № 3. - С. 13-25.
Мир глазами россиян: Общественное мнение и внешняя политика / Под ред. В.А. Колосова. - М.: ФОМ, 2003. - 302 с.
Петренко В.Ф., Митина О.В, Бердников К.А. Психосемантический анализ геополитических представлений в России // Психологический журнал. - М., 2000. -Т. 21, № 2. - С. 49-69.
Agnew J., Corbrigde S. The new geopolitics: The dynamics of geopolitical disorder // A world in crisis: Geographical perspectives / Johnston R.J., Taylor P. (eds.). - Basil Blackwell, Oxford, 1989. - P. 266-288.
Archer J.C., Shelley F.M., Leib J.L. The perceived geopolitical importance of the countries of the world: An analytical and pedagogical investigation // Journal of geography. - Indiana, PA, 1997. - Vol. 96, N 1. - P. 76-83.
Berg E., Oras S. Writing post-Soviet Estonia on to the world map // Political geography. - Oxford, 2000. - Vol. 19. - P. 601-625.
Boniface P., Védrine H. Atlas des crises et des conflits. - Paris: Armand Colin, 2009. -117 p.
International trust and public opinion about world affairs / Brewer P.R., Gross K., Aday S., Wilnat L. // American journal of political science. - Hoboken, NJ, 2004. -Vol. 48, N 1. - P. 93-109.
Brubaker R. Ethnicity without groups. - Cambridge, MA: Harvard univ. press, 2004. -283 p.
Brunn S., Mingst K. Geopolitics // Progress in political geography / Pacione M. (ed.). -L.: Croom Helm, 1985. - P. 41-47.
Chaliand G. Atlas stratégique. - Paris: Fayard, 1993. - 225 p.
Dalby S. Creating the second cold war: The discourse of politics. - L.: Frances Pinter, 1990. - 211 p.
Dalby S., O Tuathail G. Rethinking geopolitics. - L.: Routledge, 1998. - 333 p.
Reordering the world: Geopolitical perspectives on the 21st century / Demko G.J., Wood W.B. (eds.). - Boulder: Westview press, 1994. - 352 p.
Dijkink G.-J. National identity and geopolitical visions: Maps of pride and pain. - L.: Routledge, 1996. - 199 p.
Dijkink G.-J. Geopolitical codes and popular representations // Geo Journal. -Dordrecht, 1998. - Vol. 46, N 2. - P. 293-299.
Dodds K. Political geography III: Critical geopolitics after ten years // Progress in human geography. - L., 2001. - Vol. 25, N 3. - P. 469-484.
Dodds K. Counter-factual geopolitics: President Al Gore, September 11 and the global war on terror // Geopolitics. - L., 2008. - Vol. 13, N 1. - P. 73-99.
Europe in the world / Grasland C. (ed.). - Paris, 2007. - 89 p.
Iivari P. Spatial argumentation. Geopolitically featured intelligence perceptions in spatio-temporal context in Russia, 1991-2006: PhD Dissertation / Univ. of Oulu, Department of geography. - 2007. - 410 p.
Kolossov V., Turovsky R. Russian geopolitics at the fin-de-siècle // Geopolitics. - L., 2001. - Vol. 6, N 1. - P. 141-164.
Kolossov V., Borodulina N. From Russia with love... (Russia and the West in public opinion) // Russia in global affairs. - Moscow, 2003. - Vol. 1, N 1. - P. 34-45.
Kolossov V. "High" and "low" geopolitics: Images of foreign countries in the eyes of Russian citizens // Geopolitics. - L., 2003. - Vol. 8, N 1. - P. 121-148.
Kolossov V, О Tuathail G. An empire's fraying edge? The North Caucasus instability in contemporary Russian geopolitical culture // Eurasian geography and economics. -Columbia, MD, 2007. - Vol. 48, N 2. - P. 202-225.
Kolossov V, Zotova M. Les représentations géographiques et la vision du monde en Russie: Origines et changements // Anatoli. - P., 2011. - N 6. - В печати.
LightD. «Facing the future»: Tourism and identity-building in post-socialist Romania // Political geography. - Oxford, 2001. - Vol. 8, N 4. - P. 1053-1074.
Makinen S. Russian geopolitical visions and argumentation parties of power, emocratic and communist opposition on Chechnia and NATO, 1994-2003: PhD dissertation / Univ. of Tampere, Department of political science and international relations. -2007. - 377 p.
Mamadouh V.D. Geopolitics in the nineties: One flag, many meanings // Political geography. - L., 1999. - Vol.18, N 5. - P. 602-639.
Mamadouh V.D., Dijkink G. Geopolitics, international relations and political geogr-paphy. The politics of geopolitical discourse // Geopoltics. - L., 2006. - Vol. 11, N 3. - P. 349-366.
Nijman J. Madeleine Albright and the geopolitics of Europe // GeoJournal. - Dordrecht, 1998. - Vol. 46, N 4. - P. 371-382.
O'Loughlin J. Geopolitical visions of Central Europe // Europe between political geography and geopolics / M.-P. Pagnini, V. Kolossov, M. Antonsich, (eds.). - Roma: So-cietà geografica italiana, 2001. - P. 607-625.
O'Loughlin J. Geopolitical fantasies and ordinary Russians: Perceptions and reality in the post-Yeltsin era // Geopolitics. - L., 2001. - Vol. 6, N 1. - P. 17-48.
O'Loughlin J., Kolossov V. Still 'not warth the bones of a single Pomeranian grenadier: The geopolitics of the Kosovo war 1999 // Political geography. - Oxford, 2002. -Vol. 21, N 3. - P. 573-599.
O'Loughlin J., О'Tuathail G., Kolossov V. 'A risky westward turn'? Putin's 9/11 script and ordinary Russians // Europe-Asia studies. - Abingdon, 2004a. - Vol. 56, N 1. -P. 3-34.
O'Loughlin J., О'Tuathail G., Kolossov V. Russian geopolitical storylines and ordinary Russians in the wake of 9-11 // Communist and post-communist studies. - Oxford, 2004b. - Vol. 37, N 3. - P. 281-318.
O'Loughlin J, О'Tuathail G., Kolossov V. Russian geopolitical culture in the post 9/11 era: The masks of Proteus revisited // Transactions. NS / Institute of British geographers. - L., 2005. - Vol. 30, N 3. - P. 322-335.
O'Loughlin J., О'Tuathail G., Kolossov V. The geopolitical orientations of ordinary Russians: A public opinion analysis // Eurasian geography and economics. - Columbia, MD, 2006. - Vol. 47, N 2. - P. 129-152.
O'Loughlin J., Talbot P. Where in the world is Russia? Geopolitical perceptions and preferences of ordinary Russians // Eurasian geography and economics. - Columbia, MD, 2005. - Vol. 46, N 1. - P. 23-50.
O'Loughlin J., Kolossov V., O Tuathail G. Inside Abkhazia: Survey of attitudes in a de facto state // Post-Soviet affairs. - Columbia, MD, 2011. - Vol. 27, N 1. - P. 1-36.
Routledge P. Critical geopolitics and terrains of resistance // Political geography. -Oxford, 1996. - Vol. 5, N 6/7. - P. 509-531.
О 'Tuathail G. Critical geopolitics: The politics of writing global space. - Minneapolis, MN: Univ. of Minnesota press, 1996. - 326 p.
О'Tuathail G. Theorizing practical geopolitical reasoning: The case of U.S. Bosnia policy in 1992 // Political geography. - L., 2002. - Vol. 21, N 5. - P. 601-628.
О'Tuathail G. Geopolitical structures and geopolitical cultures: Towards conceptual clarity in the critical study of geopolitics // Geopolitical perspectives on world politics / L. Tchantouridze (ed.). - Winnipeg: Centre for defence and security studies, November 2003. - Bison paper 4. - P. 75-102.
О'Tuathail G. Thinking critically about geopolitics // The geopolitics reader / G. О'Tuathail, S. Dalby, P. Routledge (eds.). - L.: Routledge, 2006. - 517 p.
О'Tuathail G. Russia's Kosovo: A critical geopolitics of the August 2008 war over South Ossetia // Eurasian geography and economics. - Columbia, MD, 2008. - Vol. 49. - P. 670-705.
О'Tuathail G. Localizing geopolitics: Disaggregating violence and return in conflict regions // Political geography. - Oxford, 2010. - Vol. 29. - P. 256-265.
Sack R. Human territoriality: Its theory and history. - Cambridge: Cambridge univ. press, 1986. - 272 p.
Sharp J. Condensing the cold war: Reader's digest and American identity. - L.: Routledge, 2000. - 215 p.
Smith G. The masks of Proteus: Russia, geopolitical shift, and the new eurasianism // Transactions. NS / Institute of British geographers. - L., 1999. - Vol. 24. - P. 481-500.
Soloviev E.G. Geopolitics in Russia - Science or vocation? // Communist and post-communist studies. - Oxford, 2004. - Vol. 37, N 1. - P. 85-96.
Taylor P.J, O'Loughlin J. Editorial essay: Political geography - research agendas for the nineteen eighties // Political geography quarterly. - Borough Green, Sevenoaks, Kent, England, 1982. - Vol. 1, N 1. - P. 1-17.
Tsygankov A.P. Rediscovering national interests after the «end of history»: Fukuyama, Russian intellectuals, and a post-Cold War order // International politics. - Athens, 2002. - Vol. 39, N 4. - P. 153-173.
Tsygankov A.P. Mastering space in Eurasia. Russia's geopolitical thinking after the Soviet break-up // Communist and post-communist studies. - Oxford, 2003. -Vol. 35, N 1. - P. 101-127.
Tsygankov A.P. Whose world order? Russian geopolitical thinking after the Cold War. - South Bend, IN: Univ. of Notre Dame press, 2004. - 245 p.
