характер. Однако, по мере ознакомления со статьей становится ясно, что автор ставит под вопрос отсутствие угрозы в стране. Требование безопасности затрагивает социальный аспект безопасности каждого гражданина.
Безопасность может выражаться в качестве устойчивости и надежности. Политический центризм представляется автору залогом успешной политики, в подтверждение своей точки зрения автор цитирует мысль греческого философа Аристотеля о важности избегания крайностей для достижения гармонии.
Wo liegt die politische Mitte, wofür steht sie? Ideengeschichtlich ist sie so alt wie die politische Theorie. Schon der griechische Philosoph Aristoteles grenzte die Mitte als Tugend von den Extremen ab: „Indes, wo es ein Zuviel und ein Zuwenig gibt, da gibt es auch das Mittlere" [6].
Отсутствие политической гармонии, по мнению автора, является актуальной проблемой. Правящие партии (SPD, FDP) выступают на разных полюсах. Преследуя свои цели, политики, не в состоянии сойтись в едином мнении, забывают о важности принятия компромиссных решений для достижения устойчивых результатов в сферах политики и экономики.
Одно из значений понятия безопасность - внутреннее достоинство, иллюстрируется нижеследующим примером. Пословица, упомянутая Гельмутом Колем в одной из речей после избрания на должность бундесканцлера в адрес своих критиков и соперников, означает непоколебимость перед внешними обстоятельствами, уверенность в выбранном пути.
Unvergessen für uns Deutsche der Nachkriegszeit: „Ich bin ein Berliner!" (John F. Kennedy 1963). Und da war auch
Библиографический список
noch Helmut Kohl: „Die Hunde bellen, die Karawane zieht weiter" (1982) und: „Entscheidend ist, was hinten rauskommt" (1984). Unvergessen die „blühenden Landschaften". Zwei Worte nur und man sah den Garten Eden der deutschen Einheit förmlich vor sich liegen [7].
Понятие безопасности в условиях демократии неразрывно связано я идеей свободы. Политики апеллируют к названным ценностям, с целью внушить избирателям доверие и уверенность.
Названные ценности являются доминирующими в современном мире, часто встречаются в выступлениях политиков. Пример подобного выступления приведен ниже:
Horst Seehofer als bayerischer Ministerpräsident. Nach zehn Jahren im Amt ist das nun vorbei. Und er ist zufrieden mit sich und seiner Bilanz - gerade in Sachen Sicherheit.
Horst Seehofer: „Die Sicherheitslage in Bayern ist die Beste in der Bundesrepublik Deutschland." „Freiheit braucht Sicherheit." „Und ohne Sicherheit gibt es keine Freiheit" [8].
Свобода и безопасность - основные потребности человека, реализация которых является обязанностью государства.
Таким образом, на основе вышеприведенных примеров можно констатировать, что вербализация концептов является важной составляющей политического медиа-дискурса. Одним из наглядных средств его реализации являются прецедентные высказывания, которые в устах политиков и журналистов, с одной стороны, позволяют сформулировать мысль, с другой стороны, апеллируют к базовым ценностям, выявляя тем самым свою многофункциональность.
1. Попова З.Д., Стернин И.А. Основные черты семантико-когнитивного подхода к языку. Антология концептов. Под редакцией В.И. Карасика, И.А. Стернина. Москва: Гнозис, 2007.
2. Карасик В.И. Языковой круг: личность, концепты, дискурс. Москва: Гнозис, 2004.
3. Слышкин Г.Г. Лингвокультурные концепты прецедентных текстов. Москва: Academia, 2000.
4. Duden Verlag: Bibliographisches Institut GmbH. 2010; 4., aktualisierte und erweiterte Auflage.
5. Detektor.fm. Available at: https://detektor.fm
6. Die Zeit. Available at: https://www.zeit.de/index
7. Die Welt. Available at: https://www.welt.de
8. WDR. Available at: https://www1.wdr.de
References
1. Popova Z.D., Sternin I.A. Osnovnye cherty semantiko-kognitivnogo podhoda k yazyku. Antologiya konceptov. Pod redakciej V.I. Karasika, I.A. Sternina. Moskva: Gnozis, 2007.
2. Karasik V.I. Yazykovojkrug: lichnost', koncepty, diskurs. Moskva: Gnozis, 2004.
3. Slyshkin G.G. Lingvokul'turnye koncepty precedentnyh tekstov. Moskva: Academia, 2000.
4. Duden Verlag: Bibliographisches Institut GmbH. 2010; 4., aktualisierte und erweiterte Auflage.
5. Detektor.fm. Available at: https://detektor.fm
6. Die Zeit. Available at: https://www.zeit.de/index
7. Die Welt. Available at: https://www.welt.de
8. WDR. Available at: https://www1.wdr.de
Статья поступила в редакцию 02.08.18
УДК 81
Plotnikova A.I., postgraduate, Lomonosov Moscow State University (Moscow, Russia) (Moscow, Russia),
E-mail: morolth@yandex.ru
CRITERIA OF INFLECTION CHOICE BY SINGULAR MASCULINE NOUNS IN THE LOCAL CASE IN THE 17TH CENTURY. This article deals with a question of factors of the inflection choice (-ra or -у) in the local case of singular masculine nouns, such inflection variability in this form is known to all periods of the development of the Russian language. The study is based on the material of 17th century business texts that contain extensive material for studying phenomenon of non-standard inflection. The study shows that the choice of flexion by a certain word is influenced by a number of its parameters, and none of these parameters can be called independent or decisive for inflection choice. It is also impossible to derive a precise rule for choosing the inflection on the analyzed material, however, it is possible to point out a group of parameters, which can provide a word with a very high probability of having the ending -y, if they act as a complex. This group includes: inanimate, belonging to the accent paradigm c, monosyllabic stem, back-lingual in the outcome of the stem, the presence of prepositions в or на and localizing context. Therefore, the ending -ra is more usual for nouns that do not have these parameters, especially for words of the accent paradigm a, which generally do not accept the ending -y if they have a definition, as well as for words of a foreign origin and relating to sublime lexicon.
Key words: history of Russian language, masculine nouns, local case, non-standard flexion, criteria of inflection choice.
А.И. Плотникова, аспирант, Московский государственный университет им. М.В. Ломоносова, г. Москва,
E-mail: morolth@yandex.ru
КРИТЕРИИ ВЫБОРА ОКОНЧАНИЯ В МЕСТНОМ ПАДЕЖЕ ЕДИНСТВЕННОГО ЧИСЛА СУЩЕСТВИТЕЛЬНЫМИ МУЖСКОГО РОДА В XVII ВЕКЕ
В статье рассматривается вопрос о факторах выбора существительными мужского рода окончания -га или -у в местном падеже, такая вариативность окончаний в форме местного падежа была известна всем периодам развития русского языка, исследование проводилось на материале деловых текстов XVII века, которые содержат обширный материал для изучения явления нестандартной флексии. Как показало исследование, на выбор флексии определенным словом влияет ряд его параметров, при этом ни один из этих параметров нельзя назвать самостоятельным или решающим при выборе окончания. Абсолютного правила присоединения того или иного окончания на имеющемся материале также вывести невозможно, однако можно выделить группу параметров, которые, действуя вместе, могут обеспечить существительному очень высокую вероятность наличия окончание -у. В эту группу входят: неодушевленность, принадлежность к акцентной парадигме с, односложность основы, заднеязычный в исходе основы, наличие предлогов 'в' или 'на' и локализующий контекст. Следовательно, окончание -га более характерно для существительных, не обладающие этими параметрами, особенно для слов акцентной парадигмы а, которые вообще не принимают окончания -у, если имеют определение, а также для слов иноязычного происхождения и относящихся к возвышенной лексике.
Ключевые слова: история русского языка, существительные мужского рода, местный падеж, нестандартная флексия, критерии выбора окончаний.
В современном русском языке наряду с предложным падежом выделяется второй предложный (местный), для которого А.А. Зализняк предлагает диагностический контекст «они находятся в...» [1, с. 45]. У слов мужского рода в единственном числе этот дополнительный падеж имеет формальное выражение в виде ударного окончания -у (в саду, в лесу). Однако набор подобных слов мужского рода ограничен, окончание -у присоединяют не все слова (в доме, в парке, но не *в дому, *в парку). Подобное явление существовало на всех стадиях развития живого русского языка, появление в парадигме *о-склонения окончания -у объясняется влиянием древнего *й-склонения, поскольку эти два склонения рано начали взаимодействовать из-за совпадений в парадигме [2, с. 70]. Но окончание -у стали принимать далеко не все существительные мужского склонения на согласный, и даже некоторые существительные бывшего *й-склонения отказались от своей стандартной флексии в пользу окончания -га (о сын1ъ, въ домга).
Почему одни существительные «охотно» присоединяют нестандартное окончание, а другие склонны к нему в меньшей степени или не присоединяют его вообще? Многие исследователи высказывали предположения о причинах более или менее охотного принятия окончания -у существительными мужского рода в данной форме. Среди критериев принятия окончания -у выделялись:
1) значение падежа: окончание -у считается более характерным для форм со значением временной или пространственной локализацией [3, с. 99-102], [2, с. 74], [4, с. 85];
2) сочетание с предлогами 'в' и 'на' [5, с. 250], [6, с. 21], [4, с. 85];
3) конструкция со значением объекта насилия или ответчика по иску (формула собственно юридического характера: <...> Искал... на курском пушкарю на Василью Ребинине... <...>, на Федору на Мелехаву напою двга гривнга <...>» [3, с. 102]);
4) отсутствие определения: существительные без определения охотнее принимают окончание -у [5, с. 250];
5) соотнесенность с глаголом: существительные, соотнесенные с глаголом, чаще принимают окончание -у [7, с. 58 - 59];
6) охотное принятие словом окончания -у в родительном падеже [4, с. 85], [8, с. 230];
7) менее охотное принятие окончания -у существительными иноязычного происхождения [4, с. 85];
8) подвижное ударение: существительные акцентной пара-дигмы1 с более склонны к принятию окончания -у [8, с. 231], [9, с. 119], [5, с. 250];
9) односложная основа, двусложная с полногласием или отсутствие слога в основе в косвенных падежах: существительные с подобной основой чаще имеют окончание -у [10, с. 76, 119], [6, с. 21];
10) задненебный согласный или непарный по твердости/ мягкости согласный в исходе основы [10, с. 77], [5, с. 249], [6, с. 21].
Стоит также отметить, что все исследователи сходятся во мнении, что изначально ядром принятия окончания -у являлись неодушевленные существительные мужского рода, однако для юго-западной и северо-западной диалектных зон наблюдается расширение данного класса существительных за счет одушевленных существительных мужского рода, а для юго-западной зоны - еще и за счет слов среднего рода [10, с. 77], [11, с. 172].
Деловые документы XVII века содержат обширный материал для изучения явления нестандартной флексии местного падежа, которая там фиксируется у многих существительных, не принимающих ее в современном языке: в грабежу <...> дана очная ста'ка № 194 л.3, в остатку <...> ржи № 41 л.62 [Пам. Влад.], был на свадбе в погазду № 1 л. 126. [Южн.Чел.]. Для проверки всех выдвинутых гипотез о выборе окончания -у или -га была проведена следующая работа: из деловых текстов трех диалектных зон: восточно-среднерусской, южнорусской и западнорусской (памятники деловой письменности Владимирского края [Пам.Влад.], Южновеликорусские памятники XVII в. [Южн.Чел.] и памятники обороны Смоленска 1609 -1611 [Пам. Смол.]) были извлечены все существительные мужского рода единственного числа в местном падеже и были проанализированы с применением критериев, предложенных исследователями вопроса.
Как выяснилось, если рассматривать предложенные критерии выбора окончания -у в местном падеже по отдельности, можно заметить, что на основании лишь одного критерия трудно проследить какую-либо тенденцию.
Например, взяв за основу лишь семантический критерий (окончание -у считается более характерным для форм со значением временной или пространственной локализации), обнаружим следующее: из 204 примеров чисто местного значения окончание -у встретилось в 54 словоформах, что составляет всего 26%. В значении временном в 28 примерах только 8 примеров с окончанием -у, это 29%. В то время как в значении 'причины' (в примерах типа: приставил к тебга <...> Паве в бою и в грабежу чл'ка своего №260 л.5, №261 л.6 [Пам.Влад] = из-за драки и грабежа) окончание -у наблюдается в 70% случаев, но численно этих примеров меньше (всего 10 примеров, из них 7 с окончанием -у). Отсюда возникает кажущееся преобладание нестандартного окончания в контекстах с собственно местным или временным значением, основанное лишь их на численном превосходстве, а не на процентуальном. Кроме того, есть существительное сыскъ, которое принимает окончание -у в нелокали-зующих значениях (били челом <...> о сыску №112 л.1 [Пам.Влад.], бил челом <...> о сыску №101 [Пам.Смол.], в сыску2 скозали №160 л.198 [Южн.Чел.]), а в контексте чистого локатива, наоборот, принимает только стандартное окончание -га (на том сыскга наклеено памгат №103 л.93 [Пам.Влад.], и в сыске ив записи пишет №20 [Пам.Смол.]), что еще раз говорит о невозможности выведения правила, которое основывалось бы исключительно на значении падежа.
1 Словосочетание «акцентная парадигма» далее будет сокращаться как а.п. + соответствующая буква, если а.п. для какого-либо слова не устанавливается точно, такое слово будет иметь помету а.п.?
2 Здесь значение ситуации, описываемой отглагольным существительным сыскъ (как действие по глаголу сыскивати), а не значение собственно места.
Если рассматривать отдельно фактор наличия предлогов 'в' и 'на', окажется, что в сочетании с этими предлогами существительные действительно имеют окончание -у чаще, чем с предлогами 'о', 'при' и 'по' (что видно из таблицы):
Объясняется это тем, что с предлогами 'о', 'при', 'по' чаще встречаются одушевленные существительные: например, в текстах памятников конструкция с предлогом 'при' встретилась 18 раз, и в 17 примерах существительное с этим предлогом было одушевленным: сказав имъ при <...> архиепискупе №3 [Пам. Смол.] и др., конструкция с предлогом 'по' встретилась 16 раз, из них с одушевленным существительным 13 примеров: поручилис <...> по <...> козаке №186 [Пам.Смол.] и др. С предлогами 'в' и 'на' чаще встречаются неодушевленные существительные, что легко объяснимо: в большинстве примеров эти предлоги вводят конструкции, выражающие локализацию (въ лъсу, въ саду). Одушевленные существительные встречаются с этими предлогами редко: с предлогом 'на' в конструкциях со значением 'лица, с которого что-либо взыскивается, на которое возлагается ответственность' [12, с. 423]: по два рубли на чл'ке №136 л.198, на <...> поп/ъ велъл взет №301 л.45об. [Пам.Влад.], с предлогом 'в' с разными вторичными значениями местного падежа: например, в том крестьянине <...> челобитя не было №307 л.51об. [Пам. Влад.] ('объект сообщения' [12, с. 420]). Поэтому нельзя приписывать этому явлению зависимость лишь от предлога, ведь возможность существительного иметь тот или иной предлог зависит от значения самого существительного и от его (не)одушевлен-ности.
Если же рассматривать вместе критерии выступления с определенным предлогом и акцентологический критерий, результат окажется более выразительным (в круглых скобках -фактическое число примеров, в квадратных - число примеров с одушевленным существительным):
Как можно заметить, существительные а.п. а с предлогами 'в' и 'на' имеют склонность принимать стандартное окончание чаще (как и существительные а.п. Ь, имеющие, однако, несколько большую склонность к нестандартной флексии), в то время как существительные а.п. с предпочитают окончание -у. И все же говорить о каком-либо точном правиле пока невозможно, мы видим лишь тенденцию.
Фактор отглагольной производности (соотнесённые с глаголом существительные более склонны принимать окончание -у) также нельзя назвать безусловным. Хотя бы потому, что подавляющее большинство отглагольных существительных, вопреки ожиданию, присоединяет окончание -ъ: выборъ, выходъ, допро-съ, досмотръ, заговоръ, закладъ, замолотъ, запасъ, извътъ, недоборъ, отдълъ, отказъ, перевозъ, переплетъ, пересудъ, подговоръ, приводъ, примолотъ, прогонъ, разводъ, расспро-съ, расходъ, сборъ, сгонъ, соборъ, сходъ, указъ (а.п. а), судъ, платежь (а.п. Ь), то есть правильность предположения о более охотном присоединении окончания -у существительными, соотнесенными с глаголом, на данном материале не подтверждается. Здесь стоит сразу же указать акцентную парадигму анализируемых слов, поскольку акцентологический фактор часто удачно дополняет какой-либо другой, как можно заметить выше. Интересно, что слова а.п. с окончанием -ъ не встретились. Окончание -у присоединяют: обыскъ, пиръ, сыскъ (а.п. с), торгъ (а.п.?),
3 Написано по каким-то другим буквам.
здесь для трех слов из четырех точно устанавливается а.п. с (и не исключена возможность, что слово торг также имеет а.п. с) и три слова из четырех имеют односложную основу (два слова из них - на заднеязычный). С обоими окончаниями встретились
слова раздълъ и умолотъ (а.п. а). Поэтому можно сделать вывод, что на присоединение или неприсоединение окончания -у в намного большей мере влияет акцентная парадигма и морфо-нологические параметры, чем соотнесенность с глаголом сама по себе.
Фактор наличия/отсутствия определения перед существительным в местном падеже не только трудно назвать решающим, его даже сомнительно считать хоть как-либо влияющим на явление нестандартной флексии, что очевидно из таблицы:
Пам.Влад. Пам.Смол. Южн.Чел.
-ъ -у -ъ -у -ъ -у
без определения 69% 67% 69% 61% 67% 72%
с определением 31% 33% 31% 39% 33% 28%
Например, существительное дворъ в примере с определением на кружечно" дворъ №80 л.972 имеет стандартное окончание, но такое же окончание видим и без определения на дворъ №1 л.4 [Пам.Влад]. Точно так же слово рядъ демонстрирует окончание -у во всех примерах, как с определением, так и без него: в ряду №289 л.33, и в рыбномъ ряду №87 л.35, в <...> колашно" ряду №90 л.886, в чесношно" ряду №89 л.133, в соляно" ряду №89 л.133об. и т.д. [Пам.Влад].
Если этот фактор и влияет на что-либо, то не в одиночку. Если посмотреть, как работает этот критерий для групп существительных разных акцентных парадигм, то можно увидеть интересный результат: все существительные точно устанавливае-
мой а.п. а, имеющие определение, присоединяют окончание -ъ в 100% случаев (нашел <...> на своем, огороде №176 [Пам.Смол.], о помъстьи <...> на Нерномъ колодези №82 л.91 [Южн.Чел.]). Таким образом, этот критерий работает, но лишь для существительных а.п. а. Следовательно, для остальных существительных необходимо искать другие причины выбора окончания.
Предположение Г.А. Хабургаева о более частом присоединении окончания -у существительными в конструкциях со значением объекта насилия или ответчика по иску («юридическая формула»), судя по формулировке и приводимым примерам, относится к одушевленным существительным мужского рода. В большинстве случаев все одушевленные существительные принимают стандартное окончание, среди примеров есть лишь три с окончанием -у: поручилися <...> по смолянину по Пятре по Офонасеве сыне Бошмокове №159 [Пам.Смол.] (значение объекта глагола поручитися), взят на 'сту"щику <...> сто рубле' №80 лл.86, 87, на мнъ на3 холопу твоему правет №14 л.104 [Южн.Чел.] (значение лица, с которого что-либо взыскивается, на которое возлагается ответственность). Здесь, действительно, видим «юридическую формулу». Однако в большинстве примеров каких-либо «юридических формул» искал <...> на <...> холопе №56 л.344 [Южн.Чел.], на <...> попъ велъл взет №301 л.45об. [Пам.Влад.], искала на брате №101 [Пам.Смол.] существи-
Пам. Влад. Пам.Смол. Южн.Чел.
-t -у -t -у -t -у
предлог 'в' 78% (80) 22% (23) 73% (55) 27% (20) 60% (35) 40% (23)
предлог 'на' 74% (31) 26% (11) 73% (19) 27% (7) 72% (23) 28% (9)
предлоги 'о', 'при', 'по' 96% (24) 4% (1) 91% (21) 9% (2) 82% (9) 18% (2)
Пам. Влад. Пам.Смол. Южн.Чел.
-t -у -t -у - t -у
а.п. а 'в' 94% (49 [3]) 6% (3) 89,5% (34) 10,5% (4) 79% (23 [2]) 21% (6)
'на' 95% (21 [2]) 5% (1) 100% (13 [3]) - 86% (12 [1]) 14% (2 [2])
а.п. b 'в' 86% (18) 14% (3) 69% (9) 31% (4) 50% (4) 50% (4)
'на' 89% (8 [1]) 11% (1) 83% (5 [1]) 17% (1) 100% (6 [2]) -
а.п. с 'в' 35% (7) 65% (13) 44% (7) 56% (9) 27% (3) 73% (8)
'на' 20% (2) 80% (8) 17% (1) 83% (5) 20% (1) 80% (4)
тельные имеют стандартное окончание. Можно сказать, что для одушевленных существительных окончание -га более характерно, а окончание -у, если и встречается, то в основном в контекстах, упомянутых Г.А. Хабургаевым.
Морфонологические критерии (число слогов в основе, характер конечного согласного звука основы) также стоит рассматривать, учитывая акцентологический критерий. Как показал анализ существительных по данным параметрам, из 23 существительных с односложной основой в косвенных падежах с заднеязычным в исходе основы 16 слов присоединяют только окончание -у, лишь 2 слова (срокъ, списокъ - а.п. а) - только окончание -га, 5 слов проявляют вариативность. Из тех 16 случаев исключительного нестандартного окончания 8 слов относятся к а.п. с (долгъ, искъ, верхъ, слухъ, воскъ, лоскъ, лугъ, снгагъ), 4 слова - к а.п. Ь (полкъ, станокъ, Мошокъ, Торжокъ) и лишь одно слово - к а.п. а (Мценскъ); для 3 слов точно не установлена акцентная парадигма (торгъ - а.п. Ь или с, Лухъ, Севскъ). Вариативность проявляют 3 топонима а.п. а: Брянскъ, Курскъ, Рыльскъ (например, грамота во Брянске есть №8 л.453 и во Брянску ржи купить №9 л.288 [Южн.Чел.]), при этом примеров с окончанием -у намного больше, чем с -га у всех этих топонимов, поэтому можно считать окончание -у основным, а наличие стандартного окончания стоит рассматривать как отклонение от «нормы». Вариативность проявляют также слова мгашокъ (а.п. Ь) и сыскъ (а.п. с), для слова сыскъ также «нормальным» (более частым) очевидно является окончание -у.
Если же рассматривать неодносложные существительные на -к, -г, -х, становится заметно, что для существительных с подобными характеристиками окончание -у не очень характерно, его принимают лишь 3 слова из 32 (Можайскъ, вступщикъ - одушевленное существительное в контексте «юридической формулы»: взят на "стущику <...> сто рубле' №80 лл.86, 87 [Южн. Чел.], пчельникъ). Поэтому параметры «односложность» и «основа на -к, -г, -х» работают лишь в сочетании.
Непарный по мягкости/твердости согласный в исходе основы не сильно влияет на присоединение окончания - у: из 23 существительных с такой характеристикой лишь 2 присоединяют исключительно его (клгай и жеребей) и 2 проявляют вариативность (бой, грабежь). Окончание -у у слова клгай объясняется, скорее, его принадлежностью к а.п. с в сочетании с односложностью основы, жеребей также относится к а.п. с и в косвенных падежах имеет двусложную основу с полногласием. Среди слов, присоединяющих только окончание -га, нет ни одного слова а.п. с, но есть 8 односложных (например, май, берць, конець). Поэтому следует считать фактор принадлежность к а.п. с более решающим при выборе нестандартной флексии, чем односложность основы, а фактор наличия в исходе основы непарного по мягкости/твердости согласного не следует рассматривать как действующий независимо. Однако интересно отметить, все 5 слов среднего рода, найденных в материале, на которые распространилось влияние нестандартной флексии (с окончанием -у), имеют основу на непарный согласный Ц]: бесчестье, увечье, челобитье, помгастье, здоровье.
Библиографический список
Существительные иноязычного происхождения (августъ и др. названия месяцев, игуменъ, сеймъ, кипарисъ, мастеръ) не присоединяют нестандартного окончания. Стоит сказать, что все встретившиеся в текстах подобные слова относятся либо к а.п. а (большинство), либо к а.п. Ь (но никогда не к а.п. с), что объясняет А.А.Зализняк: «чуждому соответствует тривиальное склонение»4. Не присоединяют окончания -у и слова с возвышенными коннотациями (государь, пргастолъ, монастырь, пргаделъ, алтарь).
Между принятием нестандартного окончания в местном и родительном падежах можно проследить некоторую связь. Слов, которые принимают только стандартные окончания в обоих падежах, 37 (19 - а.п. а, 16 - а.п. Ь, 1 - а.п. с, 1 - а.п. ?), в основном это существительные, обозначающие лиц и названия месяцев (неисконные). Только окончание -у в обоих падежах принимают 7 слов (5 - а.п. с, 2 - а.п. Ь): Бережокъ, Мошокъ, станъ, берегъ, долгъ, лгасъ, лугъ. Интересно, что все они имеют в косвенных падежах односложную основу (или двусложную с полногласием: Бережокъ, берегъ), 5 из них оканчиваются на заднеязычный (Бережокъ, Мошокъ, берегъ, долгъ, лугъ), все эти слова были употреблены с предлогами 'в' или 'на', и все, кроме слова долгъ, обозначают местности и в текстах употребляются для локализации. Однако есть множество обратных примеров: 23 слова, имея в родительном падеже окончание -у, в местном присоединяют только стандартное окончание (22 из них а.п. а, 1 - а.п. ?), и одно слово (дубъ) в местном падеже имеет флексию -у, в родительном -а. При 44 словах, ведущих себя «по правилу», видим 24 слова, ведущих себя иначе. Следовательно, прямой взаимосвязи форм родительного и местного падежей не наблюдается, нельзя говорить о правиле «если в родительном падеже -у, то и в местном будет -у, и наоборот», лучше искать связи в параметрах самого слова, влияющих на выбор окончания.
Можно сказать, что для XVII не было однозначного «правила», согласно которому существительные присоединяли то или иное окончание в местном падеже. Однако нетрудно выявить ряд параметров, которыми должно обладать слово, чтобы присоединять нестандартную флексию, среди них: неодушевленность, принадлежность к а.п. с, односложность основы, заднеязычный в исходе основы, эти факторы принятия окончания -у усиливаются наличием предлогов 'в' или 'на' и локализующим контекстом. К окончанию -га более склонны существительные, не обладающие этими параметрами, особенно слова а.п. а (которые с определением вообще не принимают окончания -у), а также слова заимствованные и относящиеся к возвышенной лексике.
Источники
[Пам.Влад.1984] - Памятники деловой письменности XVII века. Владимирский край. Под ред. С.И. Коткова. Москва: Наука, 1984.
[Пам.Смол.1912] - Памятники обороны Смоленска 1609 -1611. Под ред. Ю.В. Готье. Москва: Синодальная типография, 1912.
[Южн.чел.1993] - Памятники Южновеликорусского наречия. Челобитья и расспросные речи. Москва: Наука, 1993.
1. Зализняк А.А. Русское именное словоизменение. Москва: Языки славянской культуры, 2002.
2. Кузнецов П.С. Историческая грамматика русского языка. Морфология. Москва: Едиториал УРСС, 2005.
3. Хабургаев Г.А. Очерки исторической морфологии русского языка. Имена. Москва: Изд-во МГУ, 1990.
4. Ломоносов М.В. Российская грамматика. Санкт-Петербург: Типография Императорской Академии Наук, 1755.
5. Шахматов А.А. Историческая морфология русского языка. Москва: Учпедгиз, 1957.
6. Кузнецов П.С. Очерки исторической морфологии русского языка. Москва: Издательство АН СССР, 1959.
7. Марков В.М. Историческая грамматика русского языка. Именное склонение. Москва: Высшая школа, 1974.
8. Обнорский С.П. Именное склонение в современном русском языке. Москва: Либроком, 2010.
9. Булатова Л.Н. Формы предложного падежа с окончанием -у в различных диалектных системах склонения существительных. Русские диалекты. Лингвогеографический аспект. Москва: Наука, 1987.
10. Бромлей С.В., Булатова Л.Н. Очерки по морфологии русских говоров. Москва: Наука, 1972.
11. Соболевский А.И. Лекции по истории русского языка. Москва: Унив.Тип., 1907.
12. Ломтев Т.П. Очерки по историческому синтаксису русского языка. Москва: Издательство МГУ, 1956. References
1. Zaliznyak A.A. Russkoe imennoe slovoizmenenie. Moskva: Yazyki slavyanskoj kul'tury, 2002.
2. Kuznecov P.S. Istoricheskaya grammatika russkogo yazyka. Morfologiya. Moskva: Editorial URSS, 2005.
3. Haburgaev G.A. Ocherki istoricheskoj morfologii russkogo yazyka. Imena. Moskva: Izd-vo MGU, 1990.
4. Lomonosov M.V. Rossijskaya grammatika. Sankt-Peterburg: Tipografiya Imperatorskoj Akademii Nauk, 1755.
5. Shahmatov A.A. Istoricheskaya morfologiya russkogo yazyka. Moskva: Uchpedgiz, 1957.
6. Kuznecov P.S. Ocherki istoricheskoj morfologii russkogo yazyka. Moskva: Izdatel'stvo AN SSSR, 1959.
4 См.: Зализняк А.А. Труды по акцентологии. T.I. М., 2010. С. 470.
7. Markov V.M. Istoricheskaya grammatika russkogo yazyka. Imennoe sklonenie. Moskva: Vysshaya shkola, 1974.
8. Obnorskij S.P. Imennoe sklonenie v sovremennom russkom yazyke. Moskva: Librokom, 2010.
9. Bulatova L.N. Formy predlozhnogo padezha s okonchaniem -u v razlichnyh dialektnyh sistemah skloneniya suschestvitel'nyh. Russkie dialekty. Lingvogeograficheskij aspekt. Moskva: Nauka, 1987.
10. Bromlej S.V., Bulatova L.N. Ocherkipo morfologiirusskih govorov. Moskva: Nauka, 1972.
11. Sobolevskij A.I. Lekciipo istorii russkogo yazyka. Moskva: Univ.Tip., 1907.
12. Lomtev T.P. Ocherki po istoricheskomu sintaksisu russkogo yazyka. Moskva: Izdatel'stvo MGU, 1956.
Статья поступила в редакцию 03.07.18
УДК 81'23
Pokoyakova K.A., Cand. of Sciences (Philology), junior researcher, Institute of Humanities Research and Sayano-Altay
Turkology, Katanov Khakass State University (Abakan, Russia), E-mail: karina_p.84@mail.ru
DYNAMICS AND CONSTANTS OF REPRESENTATION OF THE BINARY OPPOSITION MAN/WOMAN IN THE KHAKASS, RUSSIAN AND AMERICAN LANGUAGE CONSCIOUSNESS. The article presents an analysis of changes in the objectification of the binary opposition man/woman in the language consciousness of Khakass, Russian and English speakers on the basis of data from associative dictionaries (Khakass and Russian associative dictionaries and the Associative Thesaurus of English) and associative fields formed as a result of the free associative experiment held in 2009 - 2013.The analysis of the structure and content of the twelve Khakass, Russian and American associative fields of the components of the binary opposition man/woman, formed at different time periods, made it possible to identify some peculiarities of their dynamics, constants and ethnocultural specificity. The presence of the changes that have occurred in the associative fields of the words-stimuli man and woman is also confirmed by indicators of the degree of superposition of the associations.
Key words: language consciousness, associative field, associative experiment, dynamics, constants, semantic gestalt, semantic zone.
К.А. Покоякова, канд. филол. наук, младший научный сотрудник Института гуманитарных исследований
и саяно-алтайской тюркологии, ФГБОУ ВО «Хакасский государственный университет им. Н.Ф. Катанова», г. Абакан,
E-mail: karina_p.84@mail.ru
ДИНАМИКА И КОНСТАНТЫ РЕПРЕЗЕНТАЦИИ БИНАРНОЙ ОППОЗИЦИИ МУЖЧИНА/ЖЕНЩИНА В ХАКАССКОМ, РУССКОМ И АМЕРИКАНСКОМ ЯЗЫКОВОМ СОЗНАНИИ
В данной статье проводится выявление и описание изменений в объективации бинарной оппозиции мужчина/женщина в языковом сознании носителей хакасского, русского и английского языков на материале данных ассоциативных словарей (Хакасского и Русского ассоциативных словарей, а также Ассоциативного тезауруса английского языка) и ассоциативных полей, сформированных в результате проведения свободного ассоциативного эксперимента в 2009 - 2013 гг. Проведенный анализ структуры и содержания 12-ти хакасских, русских и американских ассоциативных полей компонентов бинарной оппозиции мужчина/женщина, сформированных в разные временные периоды, позволил выделить некоторые особенности их динамики, общности и национально-культурной специфики. Наличие произошедших изменений в современных ассоциативных полях стимульных слов мужчина и женщина подтверждается также показателями степени наложения реакций.
Ключевые слова: языковое сознание, ассоциативное поле, ассоциативный эксперимент, динамика, константы, семантический гештальт, семантическая зона.
Цель данной статьи - выявить и описать константы и возможные трансформации в хакасских, русских и американских ассоциативных полях стимульных слов мужчина и женщина в разные временные периоды.
Необходимо отметить особую значимость изучения констант и трансформаций в содержании и структуре хакасского ЯС, которое обусловлено заметным сокращением количества активных хакасско-русских билингвов [1, с. 51].
Для исследования динамического аспекта репрезентации образов мужчины и женщины в ЯС носителей хакасского, русского и английского языков был проведён сопоставительный анализ ассоциативных полей, которые мы будем называть АП-1 и АП-2. АП-1 представлены в ассоциативных словарях [2; 3] и ассоциативном тезаурусе [4]. АП-2 получены в ходе свободного ассоциативного эксперимента (далее САЭ), проведенного методом письменного опроса в 2009-2013 годах.
В проведённом САЭ приняли участие 1030 человек, которые были распределены по трём группам: 1) 330 хакасских респондентов (ХР); 2) 350 русских респондентов (РР); 3) 350 американских респондентов (АР). Основу эксперимента образуют антонимические пары ир/ипчi, мужчина/женщина, man/woman, компоненты которых предлагались респондентам в качестве сти-мульных слов. Для анализа семантических зон использовался метод построения «семантического гештальта» Ю.Н. Караулова.
Проведенный анализ структуры и содержания 12-ти хакасских, русских и американских ассоциативных полей членов бинарной оппозиции мужчина/женщина, сформированных в разные
временные периоды, позволил выделить следующие особенности их динамики, общности и этнокультурной специфики:
1. Основными семантическими зонами (СЗ) в структуре АП-2 и АП-1 рассматриваемых антонимических стимулов во всех трёх языках являются «персоналии», «признаки» и «реалии». В хакасских и американских АП-2 лидерство сохраняет СЗ «персоналии», а в русских АП-2 - СЗ «признаки».
2. В хакасских, русских и американских АП-2 парадигматическая когнитивная модель ассоциирования закрепилась как самая продуктивная. В хакасских АП утвердилась семантическая группа терминов родства c ведущими реакциями паба 'отец' (22%1 в АП ИР) и iyе 'мать' (44% в АП ИПЧ|), что подтверждает уже существующие в психолингвистике выводы о важности для хакасского этноса семьи и родственников [5, с. 113]. К парадигматическим ассоциациям, занимающим центральное место в русских АП, относятся семейные роли отца (10% в АП МУЖЧИНА) и матери (18% в АП ЖЕНЩИНА). В американских АП позицию наиболее устойчивой модели сохраняет антонимическая схема ассоциирования, представленная парадигматическими ассоциациями woman (18% в АП MAN) и man (17% в АП WOMAN). Что касается синтагматических реакций, то в них доминирует позитивная оценка физической и моральной силы мужчины (ку^г (25%) - сильный (20,4%) - strong (15,5%) и внешней привлекательности женщины (абахай (14%) - красивая (16,6%) - beautiful (14,6%).
3. В структуре АП-2 четко прослеживается динамика аксиологического подхода, которая выражается в доминировании
1 Данные приведены с учетом только доли парадигматических реакций.