Криминологическая характеристика хищений чужого имущества, совершаемых организованными преступными группами в Кыргызской Республике
Т. Б. Асанов*
Исследование истории вопроса показывает, что организованные формы преступности правовой науке были известны практически со времени ее зарождения, о чем свидетельствует ряд принятых в тот период нормативных документов. И вместе с тем, с точки зрения криминологии, можно отметить достаточно отчетливую тенденцию к активному исследованию личности преступника и не в полной мере учет законов организации и самоорганизации преступности.
Причины отмеченного положения исходят, по всей вероятности, из неправильно сделанного в 50-60-х гг. ХХ в. официального вывода о ликвидации организованной и профессиональной преступности в СССР.
Общеизвестно, что совсем недавно проблема организованной преступности и коррупции в Кыргызстане не только не изучалась, но и ее существование не соответствовало официальной политической доктрине. Однако сохранение в новом Уголовном кодексе Кыргызской Республики1 (далее — УК КР) отдельных форм соучастия («сложное соучастие», «организованная группа», «преступное сообщество»), на наш взгляд, объясняется тем, что законодатель допускал такую преступную деятельность, в том числе и при совершении хищений.
Очевидно, что одной из главных причин возникновения подобных элементов является стремление тех или иных индивидуумов достигнуть поставленной цели эффективными средствами. Вот почему важны специальные исследования, касающиеся вопросов организации (организованности) малых социальных групп, где налицо между участниками определенной деятельности сходство целей и средств их достижения. Отмеченное положение, видимо, актуально и для проблематики групповой преступности, где также прослеживается единство участников на всех этапах их криминальной деятельности.
Действующий уголовный закон различает четыре понятия совершения преступлений группой лиц (ст. 31 УК КР «Формы соучастия»). Два из них упоминаются во многих нормах Особенной части, например ст. ст. 164 «Кража», 165 — «Скотокрадство», 166— «Мошенничество», 167— «Грабеж», 168 — «Разбой», 171 — «Присвоение или растрата вверенного имущества»; они предусматривают ответственность за различные формы хищения. В на-
званных нормах в качестве обстоятельства, квалифицирующего ответственность, выступают признаки «совершение преступления группой лиц без предварительного сговора» и «совершение преступления группой лиц по предварительному сговору». Второе понятие упоминалось и ранее в УК Киргизской ССР в квалифицированных составах вымогательства и спекуляции.
Какими соображениями обусловлено выделение совокупности случаев совместной преступной деятельности нескольких лиц в особый вид преступности? Главный аргумент, объясняющий такое решение законодателя, заключается в повышенной общественной опасности групповой преступности (по сравнению с правонарушениями, совершенными одним лицом).
Представляется, что выделение законодателем из общего числа преступных групп образований, имеющих организованные формы, обусловлено теми же причинами и, очевидно, является оправданным. В то же время иногда закон признает уже преступной саму деятельность по организации группы либо участие в ней, даже если такая деятельность не успела принести конкретного вреда охраняемым ценностям. Именно так обстоит дело в случае организованной деятельности, направленной на подготовку к совершению особо опасных преступлений (например, при бандитизме (ст. 230 УК КР) создание банды и участие в ней образуют оконченный состав преступления независимо от того, были ли совершены планировавшиеся преступления).
Рассматривая далее различия в групповых формах правонарушений, видимо, следует согласиться с мнением некоторых российских авторов2, считающих, что организованная преступная деятельность несравненно более эффективна, чем активность аналогичного свойства, но одного лица.
Анализ термина «организованная преступная группа» предпочтительно начать с толкования слова «организация». Слово произошло от французского organization, восходящего к позднелатинскому organize — сообщаю стройный вид, устраиваю, и обозначает объединение людей на основе принципов разделения обязанностей, иерархической структуры, а также подчинения своих действий определенным процедурам и правилам.
* В нашем журнале публикуется впервые.
Организованность есть свойство такой организации, заключающееся во внутренней упорядоченности, согласованности отдельных индивидов и социальных групп, их подчиненности установленному порядку выполнения совместной работы и способности действовать в соответствии с заранее намеченным планом. Организованная преступная группа в этом смысле есть относительно автономная структурированная общность людей, ориентированная на достижение некоторой зафиксированной цели, реализация которой требует совместных скоординированных усилий и дисциплины.
Как видим, предварительный сговор на совместное посягательство, о котором говорилось выше, характерен и для организованной группы. Однако доказывание факта совершения преступления такого рода группой требует, вероятно, дополнительных признаков, свидетельствующих о качественно иной преступной деятельности. Во всяком случае, практика не отождествляет соучастие лиц, заранее договорившихся о совместном совершении преступлений, с соучастием лиц, заранее объединившихся для совершения преступлений.
Показательно в этом отношении хищение скота организованной группой (п. 1 ч. 3 ст. 165 УК КР). Она характеризуется, в частности, устойчивостью, наличием в ее составе организатора (руководителя) и заранее разработанного плана совместной преступной деятельности, распределением функций между членами группы при подготовке к совершению преступления и осуществлении преступного умысла.
Об устойчивости группы могут свидетельствовать не только большой временной промежуток ее существования, неоднократность совершения преступлений членами группы, но и их техническая оснащенность, длительность подготовки даже одного преступления, а также иные обстоятельства (предварительное планирование преступных действий, подбор и вербовка соучастников, распределение ролей между ними, обеспечение мер по сокрытию преступления, подчинение групповой дисциплине и указаниям организатора преступной группы).
В связи с этим важно достаточно четко различать, с одной стороны, организационные усилия, направленные на создание преступной группы и дальнейшее ее функционирование, а с другой — меры по совершению преступной группой конкретных преступлений.
Отметим, что организованная преступная группа, как правило, создается для неоднократного совершения преступлений (создание такой группы для совершения одного преступления, очевидно, не имеет смысла). Как следствие, организованная преступная группа приобретает еще один характерный признак — устойчивость.
Возрастание опасности происходит также из-за повышенной интенсивности и эффективности самого способа посягательства при объединении усилий нескольких лиц. В этом случае участники органи-
зованных групповых деяний имеют больше шансов быстрее и успешнее осуществить задуманное, причинив объекту более ощутимый вред. Указанное ярко иллюстрируется с помощью насильственнокорыстных преступлений, к которым относятся хищения путем грабежа и разбойного нападения. При совершении таких преступлений исполнители должны преодолеть сопротивление потерпевших. Кроме того, противоправные действия здесь, как правило, отличаются особой дерзостью, что нередко требует объединенных усилий.
Таким образом, действия организованных преступных групп значительно увеличивают размер вреда, причиняемого охраняемым социальным ценностям. Именно в этом состоит материальная сторона повышенной общественной опасности отмеченной преступной деятельности.
Исследования показывают, что в общей структуре хищений в Кыргызстане, совершаемых различными способами, удельный вес групповых преступлений составляет 63%. Из них признаки организованности имеют 7%. Оценка этой сравнительно небольшой доли существенно меняется, если в качестве критерия взять материальный ущерб (табл.).
Таблица
Соотношение объема материального ущерба от хищений, совершенных одним лицом, группой лиц и организованной группой, %
Год Ущерб от хищений
Совершенных Совершенных Совершенных
одним неорганизованном организованном
лицом группой группой
2003 25 33 42
2004 22 41 37
2005 7 60 33
2006 28 32 40
2007 29 44 27
Группа первоначально организовалась для разового совершения преступления в 8,8% случаев примерно в равных долях для совершения преступлений в виде промысла (48,0%) и других преступлений (43,2%). Следовательно, подавляющее большинство созданных групп планировали неоднократное хищение.
Участие преступных групп в совершении разных видов преступлений колеблется в очень широких пределах. Относительно же исследуемых правонарушений этот показатель достаточно высок: хищения чужого имущества путем присвоения или растраты с использованием служебного положения — 52,4%; кражи имущества— 69,3; кражи скота — 40,3; грабежи и разбойные нападения в целях завладения этим имуществом — 62,8%.
Всего по республике в группе ежегодно совершается около 47,0% от общего числа преступлений. Темпы прироста отмеченных видов преступлений в
2007 г. составили 15,3%, удельный вес в числе раскрытых преступлений составил 12,3%3.
Обратим внимание на большую латентность данного объекта профилактики. Общая латентность складывается из нескольких ее разновидностей. Первая, реальная, составляет около 65% от прогнозируемого числа преступлений. Вторая — официальная, т. е. определенное число преступлений, информация о которых поступила в правоохранительные органы, но в силу негативного воздействия коррупции, практика укрытия от учета и других явлений осталась неопубликованной. По результатам изучения, они составляют 20-25%. И наконец, третья — неадекватная уголовно-правовая оценка со стороны судебно-следственных органов — 7%>4.
Таким образом, только 9-10% от фактического числа хищений, совершаемых организованными преступными группами, попадают в поле зрения судебно-следственных органов, а значит, только каждое десятое лицо, совершившее преступление в составе организованных преступных групп, привлекается к уголовной ответственности.
Как правило, организованная преступность в государственной статистике не выделяется, так как пока это понятие не поддается операциональному анализу и не может быть раскрыто через регистрацию отдельных преступных групп. В принципе, допустимо фиксировать преступления, совершенные бандами, преступными сообществами (после законодательного решения вопроса). Вместе с тем из-за больших различий таких групп (от действительно организованных до случайного совершения преступления соисполнителями) предпочтительней давать оценку отмеченным формам преступности, основываясь на выборочных исследованиях.
Несмотря на то что еще в 1991 г. в МВД Киргизской ССР попытались учитывать организованные формы преступности через введение соответствующей отчетности, однако статистика вряд ли дает реальное представление об исследуемом явлении. Мы исходим из того, что система фиксации сведений о преступности не опирается на научно обоснованную концепцию.
Решение проблемы видится в разработке операционального понятия организованной преступной группы и использовании так называемых коэффициентов организованности, поскольку они могут достаточно точно отражать реальное положение дел, если проводить замеры не только по отдельным видам хищений, но и в различных сферах экономической деятельности.
Анализ судебно-следственной практики показывает, что преступные группы, совершавшие хищения чужого имущества и попавшие в поле зрения правоохранительных органов, весьма неоднородны, например по количественному и качественному составу участников.
Анализ уголовных дел показал преобладание малочисленных групп, состоящих из 2-3 человек
каждая. Так, 73% групп, совершивших кражи на территории республики, насчитывали по два-три члена, менее 22% — по четыре-пять и только менее 3% — шесть и более человек5.
Вместе с тем приведенные данные — это не что иное, как количество членов группы, привлеченных к уголовной ответственности. Поэтому с точки зрения криминологии и теории профилактики желательно учитывать и тех членов группы, которые не были установлены либо были установлены, но не привлекались к уголовной ответственности.
Согласно проведенным выборочным исследованиям, 21,0% членов организованных преступных групп были известны заранее сотрудникам уголовного розыска и участковым инспекторам, однако только 17,0% отмеченного контингента стояли на профилактическом учете. Работники РОВД ни одного из указанных лиц должным образом не изучали, не придавали значения проверке их криминальных связей.
С учетом отмеченного следует признать, что подлинная численность членов преступных группировок и самих групп несколько больше, чем вытекает из официальных источников.
При изучении качественного состава было обращено внимание на возраст и наличие прошлой судимости. Так, лица, привлеченные к ответственности по ст. ст. 164-168 УК КР, совершившие хищение в составе организованных преступных групп и не достигшие 18 лет, составляли 12%, в возрасте от 18 до 24 лет — 37%, от 25 до 30 лет — 31, от 31 до 35 лет — 10, от 36 и старше — 10%. Следовательно, наиболее криминально опасную возрастную группу составляли лица от 18 до 30 лет.
Несколько иначе обстоит дело по преступлениям, предусмотренным ст. 171 УК КР. В данном случае пик приходится на более зрелый возраст: от 25 до 30 лет — 20%, от 31 до 35 лет — 31 и от 36 до 40 лет — 41%.
При обследовании возрастного признака субъектов организованной преступной деятельности уделено также внимание изучению ее организаторов.
Наибольшее число организаторов достигло возраста 36-40 лет. По обе стороны указанной возрастной границы, соответственно, от 31 до 35 лет — 24%, от 41 до 50 лет — 31%. Характеристика отмеченного контингента лиц по наличию прошлой судимости также колеблется в зависимости от вида совершаемых хищений. Наименьшее число таких лиц приходилось на хищения путем присвоения или растраты вверенного имущества с использованием служебного положения (5%) и в среднем 23-25% на лиц, совершающих кражи, в том числе скота, грабежи, разбойные нападения и мошенничество6.
Исследуемые группы отличались также сплоченностью и организованностью, что свойственно не только внутренней структуре групп, но и межгруп-пового взаимодействия.
Для преступных группировок, посягавших на чужую собственность, было достаточно характерно наличие высокого уровня всех элементов орга-
низованности (разграничение статуса, дифференциация власти и разделение ролей в криминальной деятельности).
И наконец, третий признак, по которому типизировались преступные группы, — характер противоправной деятельности, разграничивающий их на два больших лагеря: совершающих общеуголовные преступления (ст. ст. 164-168 УК КР) и специализирующихся на «должностных» хищениях (ст. 171 УК КР).
Здесь, однако, следует отметить, что группы, совершившие преступление только одного определенного вида, представляли собой меньшинство, относительно чаще встречались группы, совершавшие разные, в смысле их уголовно-правовой квалификации, деяния. Между характером отдельных преступлений, совершаемых группой, обычно была налицо определенная взаимосвязь. Например, группы преступников в целях завладения чужой собственностью помимо хищений нередко совершали должностные подлоги, приписки и др.
Таким образом, все иные («факультативные») преступления чаще всего совершались этими группами в целях создания благоприятных условий для реализации намеченной преступной программы.
Анализ криминологического портрета организованных преступных групп, совершивших хищения чужого имущества, очевидно, будет недостаточным без рассмотрения вопросов о месте отмеченных формирований в общей системе организованной преступности.
Как справедливо отмечает Е. Каиржанов, на уровне массового явления преступность — это стихийный процесс в самом типичном виде. Люди, совершающие массу преступных деяний, из которых складывается преступность, не объединены ни целями, ни средствами их достижения7. Такое объединение, по-видимому, можно достаточно четко проследить лишь внутри преступной группы. Однако известные науке сведения говорят о проявлениях организованности в различных формах и на более высоком надгрупповом уровне.
О результатах своих исследований Б. Б. Ногой-баев и А. Б. Ногойбаев пишут, что в масштабах всей республики нет какой-либо единой преступной организации, которая руководила бы деятельностью других группировок. Но в крупных областях существуют организации преступников, которые в лице своих лидеров или руководящего ядра осуществляют управленческие, идеологические и иные функции. Такие лидеры повсеместно пользуются авторитетом и признанием8.
На чем же основаны именно эти надгрупповые формы организации преступности? Так, если в странах СНГ надгрупповое объединение осуществляется на основе экономической и политической власти, то в Киргизии отдельные формы объединения, очевидно, достигаются за счет выделения из преступной среды так называемых авторитетов, которые на основе соглашения между собой могут
достичь определенного уровня объединения преступных группировок.
Изучая издания, посвященные проблеме организованной преступности в Кыргызстане, можно проследить некоторую эволюцию взглядов на существо данной проблемы. После статей публицистического характера появился ряд научных работ в названной области, основанных уже на статистических данных. Эволюция взглядов, на наш взгляд, охватывает две разнополюсные точки зрения от полного отрицания явления до полного или частичного его признания. Вместе с тем и сейчас указанный феномен остается объектом повышенного внимания криминологов, специалистов по уголовному праву, социологии, что, очевидно, отвечает социальным запросам.
Часть ученых Кыргызстана придерживается мнения, что организованная преступность — это не что иное, как совокупность преступлений, совершенных организованными преступными группами. Другие представляют организованную преступность как объединение преступных элементов в организации для совершения преступлений. Эти организации, по их мнению, выходят за рамки отдельных преступлений и конкурируют с государством в области распределительных отношений и имеют в своей структуре один или несколько центров управления.
Указанные представления о феномене организованной преступности в полной мере не подтверждены эмпирическим путем, а значит, не отражают фактического положения дел.
Дальнейший анализ показывает, что понятие «организованная преступность» используется без четких границ и, как правило, отражает, во-первых, несколько видов преступлений, не совпадающих между собой по форме и содержанию, во-вторых, создается впечатление, что использование данного термина преследует несколько целей, например: когда необходимо подчеркнуть степень опасности преступного посягательства на те или иные общественные отношения; указать на появление новых способов преступления; сделать акцент на криминальных связях преступников с должностными лицами аппаратов государственной власти и т. д.
Очевидно, в такой ситуации нецелесообразно ориентироваться на сложившиеся преступления, нередко основанные на одних гипотезах. Нужны единые операциональные определения, позволяющие проводить проверяемые исследования. Организованная преступность, с точки зрения уголовного права, пока что остается одним из частных аспектов групповой преступности. Вместе с тем организованная преступность — качественно иное образование, не сводимое к простой сумме отдельных групп преступников. К тому же группы, составляющие основу такой преступности, также отличаются от других группировок.
Если ознакомиться с состоянием разработки понятия «организованная преступность» в мировой литературе, то можно установить единство мнений
относительно того, что этот термин не представляет чисто умозрительную категорию, а любое умышленное преступление в конечном счете содержит элементы планирования, т. е. организации, однако остаются открытыми вопросы, в какой мере «организация» означает мобилизацию людей и средств в целях совершения преступления и где границы, отделяющие ее от преступного объединения или банды.
До сего времени представители органов юстиции и ученые Кыргызстана не смогли разработать концепции относительно того, что такое организованная преступность, т. е. какими характерными признаками она обладает. Есть и такие высказывания, что организованная преступность в ее современной форме не является особым полем деятельности, это, скорее, «техника» извлечения доходов. Кроме того, отдельные криминологи, ссылаясь на недостаточность имеющейся информации, вообще отказываются от попыток дать более или менее точное определение организованной преступности.
Возможность выработки понятия «организованная преступность» и устранение существенных разногласий по данному вопросу лежит, на наш взгляд, в четком уяснении цели, которая должна при этом преследоваться. Более того, несмотря на единство основополагающих целей таких отраслей юридической науки, как уголовное право и криминология, а именно в выработке всесторонне обоснованных рекомендаций для борьбы с преступностью, имеются и существенные различия, вытекающие из частных задач указанных отраслей.
Так, если основной задачей уголовного права является функция по охране и регулированию общественных отношений, складывающихся при совершении преступных посягательств на правоохраняемые ценности, а криминологии — разработка всесторонних рекомендаций по правовому регулированию деятельности, направленной на предупреждение этих преступных посягательств, то исходя из названных задач, видимо следует определять цели при выработке понятий организованной преступности и организованной преступной группы.
Например, уголовно-правовая оценка организованной преступности должна соотноситься и не противоречить основополагающим принципам уголовного права, в том числе ответственности только за конкретное, виновное деяние либо конкретную виновную деятельность (промысел, длящееся или продолжаемое преступление). В связи с указанным невозможно усиление ответственности за «организованную преступность», поскольку невозможна уголовная ответственность без конкретизации криминального деяния. Поэтому справедливо считает большинство ученых, что в существующих видах понятие «организованная преступность» в уголовно-правовом смысле значения не имеет. Вместе с тем это не означает, что нужно отказаться от применения уголовно-правовых средств борьбы с явлением, отражающим различную степень консолидации преступных
элементов, а также более сложные формы соучастия, чем «предварительно сговорившаяся группа лиц»9.
Более предпочтительно и в уголовно-правовом и криминологическом смыслах использовать термин «организованные формы преступности». Такой вывод вытекает из анализа нескольких посылок, в том числе: 1) из этимологии данного термина, отчасти раскрывающего сущность исследуемого феномена в его современном виде; 2) в связи с тем, что любое умышленное преступление содержит некоторую долю планирования; 3) нет и не может быть в разных групповых преступлениях одинакового уровня организации, группы имеют различную степень устойчивости, сплоченности, неодинаковое число участников, а значит, нет в них однотипного распределения ролей, налицо различный уровень коррумпированности связей. Подводя некоторые итоги, можно обозначить определенные границы между понятием «организованная преступная группа» и «организованная преступность». Первые, очевидно, являются первичным звеном, ячейками организованной преступности. Им присуща стойкость, ориентация на совершение преступлений как на ведущую жизнедеятельность (промысел), устойчивость, стабильная структура, иерархия управления, техническая оснащенность (вооруженность), меры, обеспечивающие безопасность.
В свою очередь, организованная преступность может быть рассмотрена, с одной стороны, как консолидация преступности для достижения своих корыстных интересов, с другой — в виде системы взаимодействующих (прямо или косвенно) групп такого рода, реализующих процессы концентрации и монополизации отдельных видов преступной деятельности, захвата плацдармов в сфере «теневой» и легальной экономической деятельности, а также в порочном бизнесе.
1 Уголовный кодекс Кыргызской Республики введен в действие с 1 января 1998 г.
2 См.: Козлов А. П. Соучастие: традиции и реальность. — СПб., 2001. — С. 34.
3 См.: Информационно-справочные материалы по итогам оперативно-служебной деятельности МВД Кыргызской Республики за 2002-2007 годы.
4 См.: Сборник аналитических таблиц о состоянии преступности, следствия и прокурорского надзора в Кыргызской Республике за 2002-2007 годы. — Бишкек, 2007. — С. 24.
5 Изучено 100 уголовных дел, возбужденных на территории г. Бишкека и Чуйской области.
6 Изучение проводилось на базе статистических данных Судебного департамента при Минюсте Кыргызской Республики за 2002-2007 гг.
7 См.: Каиржанов Е. Криминология: учебник для вузов. — Алматы, 2000. — С. 26.
8 См.: Ногойбаев Б. Б., Ногойбаев А. Б. Предупреждение и раскрытие преступлений аппаратами уголовного розыска. — Бишкек, 2002. — С. 23.
9 См.: Улицкий С. Институт соучастия в судебной практике //Законность. — 2005.— № 11.— С. 16.