17. Труды Орловской ученой архивной комиссии. - 1889. - Вып. 4. - Орел,
1889.
Trudy Orlovskoj uchenoj arhivnoj komissii. - 1889. - Vyp. 4. - Orel, 1889.
18. Труды Орловской ученой архивной комиссии. - 1890. - Вып. 2. - Орел,
1890.
Trudy Orlovskoj uchenoj arhivnoj komissii. - 1890. - Vyp. 2. - Orel, 1890.
19. Труды Орловской ученой архивной комиссии. - 1890. - Вып. 3. - Орел,
1890.
Trudy Orlovskoj uchenoj arhivnoj komissii. - 1890. - Vyp. 3. - Orel, 1890.
20. Труды Орловской ученой архивной комиссии. - 1892. - Вып. 2. - Орел,
1892.
Trudy Orlovskoj uchenoj arhivnoj komissii. - 1892. - Vyp. 2. - Orel, 1892.
21. Труды Орловской ученой архивной комиссии. 1901 и 1902 гг. - Орел,
1903.
Trudy Orlovskoj uchenoj arhivnoj komissii. 1901 i 1902 gg. - Orel, 1903.
22. Чернов Н.М. Провинциальный Тургенев. - М., 2003. Chernov N.M. Provincial'nyj Turgenev. - M., 2003.
23. Шатунов Б. Автографы Пушкина // Болховская новь. 1988, 4 июня. Shatunov B. Avtografy Pushkina // Bolhovskaja nov'. 1988, 4 ijunja.
Долгих Аркадий Наумович, д.и.н., профессор Липецкий государственный педагогический университет Adonli@mail. ru
УДК 947.07[093]
КРЕСТЬЯНСКИЙ ВОПРОС ПРИ ПАВЛЕ I ГЛАЗАМИ ПРОВИНЦИАЛЬНОГО ИСТОРИКА М.В. КЛОЧКОВА
Аннотация: в статье практически впервые в отечественной историографии рассматриваются взгляды крупного российского провинциального историка М.В. Клочкова на решение крестьянского вопроса в эпоху правления Павла I, восстанавливаются историческая справедливость и приоритет этого видного ученого в отношении ряда проблем данной темы. Историк много писал и о разного рода неясностях в манифесте, касающихся и того, кто должен наблюдать за его
исполнением и каковы должны быть наказания за его неисполнение владельцами поместий, как он применялся по отношению к работам крестьянок и дворовых людей, в какие дни надо было работать на барина, а в какие на себя и др. В целом, изучение данного вопроса, наиболее ярко представленного в выдающемся исследовании М.В. Клочкова, практически закрыло эту тему, хотя и сегодня можно найти авторов, работы которых пытаются продолжить «считывание» данного многозначного, хотя и небольшого по объему, документа. Не по всем сюжетам, связанным с манифестом 1797 г., его мнения (М.В. Клочкова) абсолютны, например, насчет неясности мотивов его издания, но по тем из них, которые он подробно рассматривал, ответы его адекватны, материал до сих пор не перекрыт, выводы скрупулезны и точны, не в пример многим из современных авторов. То же можно сказать и по многим другим сюжетам данной темы в его изложении.
Подводя итог, автор отмечает колоссальную важность для сегодняшней историографии трудов историков «серебряного века», в том числе «восставшего из пепла времени» очень хорошего провинциального историка М.В. Клочкова.
Ключевые слова и фразы: крестьянский вопрос, крепостное право, самодержавие, Павел I, историография.
Summary: the article practically first in the native historiography describes the opinions of the main russian historian M.V. Klochkoff on the decision of the peasant question at Pavel I, restores the historical justice and priority of this principal scientist towards numbers problems of the present subject. Overall, the examination of this issue, most clearly represented in the remarkable study by M. V. Klochkov, almost dropped the issue, though today you can find authors, whose works are trying to continue «reading» of this multi-valued, though small in volume, document. Not on all subjects connected with manifest 1797, his opinion of M.V. Klochkov absolute, for example, about the murky motives of his publications, but those which he examined in detail, the responses are adequate, the material is still not blocked, the findings are rigorous and accurate, unlike many modern writers. The same can be said for many other stories of this topic in his presentation. Summing up, the author notes the paramount importance for today's most-her historiography of works of historians of the «silver age», including «risen from the ashes of time» is a very good provincial historian M.V. Klochkov.
Key words and phrases: peasant question, serfdom, autocracy, Pavel I, historiography.
огда-то В.О. Ключевский написал: «В России центр на периферии». Не совсем ясно, что он имел в виду, но все же, скорее, положение Санкт-Петербурга в стране, как столицы в углу империи.
Но сегодня этот тезис получил некоторое переосмысление, особенно если мы будем говорить о науке. Уже достаточно давно ее развитие в нашей стране не ограничивается рамками одной или двух столиц, не забудем про Академгородок в Новосибирске, другие научные центры РАН. Этот процесс получил дальнейшее развитие после распада Советского Союза, в особенности, на наш взгляд, это коснулось исторической науки - и потому что отпали столичные центры бывших союзных республик, которые теперь углубились в местную тематику и в значительной степени выпали из поля бывшей советской историографии, и потому что значительная часть исследователей в столицах ушла в другие (более выгодные для жизни) сферы деятельности. В провинции это сделать было сложнее, поэтому здесь сохранился костяк кадров науки, которая выжила, несмотря на все проблемы последних двух-трех десятилетий. И сегодня мы можем говорить о такой плеяде провинциальных историков последнего времени, ушедших и здравствующих ныне, как Л.Г. Протасов (Тамбов), П.С. Кабытов (Самара), Н.А. Троицкий (Саратов), Н.Н. Петрухинцев (Липецк), П.В. Акульшин (Рязань), Л.М. Рянский (Курск) и т.д., составлявших или составляющих цвет нашей науки.
Но подобное же явление имело место, правда, в несколько ином виде и в дореволюционное время, что было особенно понятно в связи с небольшим количеством университетов и штатных единиц в них, «штучным» характером преподавателей и ученых, занимавшихся данной сферой деятельности и при большой конкуренции вынужденных держать настоящий уровень науки. Среди них назовем Н.Н. Фирсова (Казань), Д.И. Багалея (Харьков), Е.Ф. Шмурло (Дерпт), М.А. Дьяконова (Дерпт) и др. Среди этой «музыки имен» (по словам выдающегося советского ученого П.А. Зайончковского) в свое время не затерялось и имя Михаила Васильевича Клочкова (1877-1952), блестящего специалиста по отечественной истории ХУ1-ХУШ вв., впоследствии несправедливо забытое.
В свое время А.А. Галич писал о Б.Л. Пастернаке: «Как гордимся мы, современники, что он умер в своей постели!» Стоит, действительно, удивляться, что «власть-нетопырь» (выражение Е.Е. Евтушенко) ограничилась в отношении М.В. Клочкова (не покинувшего страну в эпоху Гражданской войны, как многие другие ученые, такие как А.А. Кизеветтер и П.Н. Милюков) лишь формальной ссылкой в 1934 г. в Актюбинск, затем фактической - в Архангельск (М.К. Любав-ский в результате подобной ссылки просто скончался в Уфе).
Итак, этот первоначально столичный историк изрядно помотался по стране (Харьков-Екатеринодар-Актюбинск-Архангельск-Ростов-на-Дону), превратившись волею судеб в историка провинциального. Возможно, что он все же уцелел в советское время (а ведь по всем параметрам не должен был - ведь сотрудничал с белыми в 1919 г., сам был из семьи «сомнительного», непролетарского происхождения - семьи писаря земской управы в Самаре, с семинарским, позднее университетским (Дерптский университет) образованием), потому что власть в ту пору все же нуждалась в грамотных профессионалах, либо потому что попал под более раннюю и мягкую волну репрессий, да и достаточно быстро перековался с позитивизма на марксизм, судя по всему. Изрядный показатель здесь - конечный виток его судьбы - участие в травле автора очень хорошего учебника (1941 г. издания) «Русская историография» Н.Л. Рубинштейна в 1948 г. в рамках борьбы с «безродными космополитами» (так что «Дом на набережной» Ю.А. Трифонова -это и про Клочкова тоже.
Такое легко не дается человеку подобного масштаба, одному из виднейших историков начала XX в. Об уровне и значимости для науки говорит и его участие в знаменитых изданиях начала 1910-х гг. - «Отечественная война 1812 г. и русское общество» и «Великая реформа», его рецензии на работы таких маститых ученых, как П.Н. Милюков, С.П. Мельгунов, В.С. Иконников, его некрологи на Н.П. Павлова-Сильванского, В.О. Ключевского, И.Е. Забелина, А.С. Лаппо-Данилевского (а значит, он имел на это моральное право), его участие в работе Комиссии Академии наук по изданию Судебников 1497 и 1550 гг. Да и звание приват-доцента Петербургского университета, а затем профессора Харьковскорго университета в те годы кое-что да стоило. Наконец, его докторской диссертацией, защищенной в Петербурге в 1916 г. (успел--таки!) стала знаменитая работа «Очерки правительственной деятельности времен Павла I», тогда же изданная и, по
нашему мнению, до настоящего времени остающаяся одной из вершин русской историографии [1].
Несмотря на многочисленные его труды советского времени, часто носившие отпечаток всякого рода политических игр, в историографии он остался именно как автор своей книги о Павле, тем более что в советское время этой темой он более не занимался - не та проблема! Напомним основные выкладки этого маститого историка по данной теме, обращая особое внимание на главный, на наш взгляд, ее аспект - политику в отношении крестьянства. Именно этот аспект представляется нам сегодня наиболее значимым, особенно в контексте ряда современных беззубых и просто непрофессиональных работ, извращающих суть тех или иных действий этого монарха (мы говорим здесь не о точке зрения тех или иных авторов на манифесты и указы Павла, а просто о незнании их содержания). Заметим, кстати, что именно в этом, по нашему мнению, состоит кризис современной исторической науки, а не в устарелой (по мнению многих) методологии.
Прежде всего, это касается трактовки манифеста 5 апреля 1797 г. об ограничении барщины. Люди, подобные Клочкову, не извратили бы его содержания (включив в его состав нерабочих дней праздничные, что было сделано на деле лишь в 1818 г.), не включали бы в число категорий населения, получивших по указу 1801 г. право покупки ненаселенных земель, удельных крестьян, не говорили о законодательном запрещении пожалований крестьян в частные руки с 1801 г., не создавали бы мифов о секретном комитете по решению крестьянского вопроса при Александре I в 1818 г. (опираясь на мизерные косвенные данные), не писали бы о решительном запрете (в отношении всех случаев) продажи людей без земли в павловское время, не высказывались бы о цензурном уставе 1826 г. в том ключе, что он так и оставался недвижимым на протяжении николаевского времени (на самом деле, он был отменен в 1828 г.), не извращали суть указов о ссылке крестьян на каторгу или в Сибирь на поселение по воле помещиков и линию самодержавия в этом отношении и др.
Приступая к изучению различных проблем внутренней политики Павла Петровича, М.В. Клочков сразу же обращал внимание на специфику документов по этой эпохе, особенно замечая, что «мемуары, как источник противоречивый и мало достоверный, не могут служить таковым материалом, при изучении и попытках исторически объективного освещения времени Павла I». Данное положение стоит иметь в виду и нынешним исследователям, часто излишне доверчивым
к сведениям мемуаристов, многие из которых, часто участники заговора 11-12 марта 1801 г., стремились всячески опорочить этого монарха [3, с. 45].
Итак, по мнению ученого, в политике Павла по указанной выше проблеме «нельзя найти желания прямо поставить вопрос об освобождении крестьян от крепостной зависимости или о радикальном улучшении быта крестьян, но совершенно определенно выясняется общее благожелательное отношение правительства к крестьянам вообще. Мероприятия павловского времени не отличаются выдержанностью и систематичностью (раздача дворцовых и казенных крестьян, приписка к заводам), но вместе с тем среди них можно найти ряд важных мер, несомненно, способствовавших действительному улучшению быта крестьян; сюда должно быть отнесено: облегчение повинностей, землеустроительная политика, организация сельского и волостного самоуправления... прием Государем жалоб на помещиков, ряд мер административных и судебная практика, которой защищались крестьяне от неправильного порабощения и от излишнего отягощения работами и поборами. Для крестьян царствование Павла ознаменовало собой наступление новой эры: росту крепостного права положен был конец, произошел перелом в социальной политике России, правительство стало принимать действительные меры по улучшению быта крестьян, и волей-неволей колесо истории повернулось в сторону великого дня освобождения крестьян от крепостной неволи». В другом месте работы историк указывал, что «император Павел не разделял установившегося тогда взгляда на крепостных крестьян как на личную собственность помещиков. Напротив, он смотрел на крестьян, как на прикрепленных только к земле, что ясно выразил в именном указе от 16 февраля 1797 г., которым повелевалось и дворовых людей, и крестьян без земли не продавать с молотка или с подобного на сию продажу торга». Тот же взгляд на крестьян выражен в резолюции на доклад Сената о малороссийских крестьянах [3, с. 337, 527].
Применительно к главному из документов павловской эпохи по данной проблематике - манифесту 5 апреля 1797 г. - Клочков писал, что хотя он «не установил непременного требования о разделении недели на две части, одной -для работы в пользу владельца, другой - в пользу самого крестьянина, тем не менее имел важное принципиальное значение, так как был первым опытом законодателя встать между помещиком и крестьянином и попытаться установить и упорядочить размер труда, отдаваемого последним в пользу первого. Закон 5 апреля,
не совсем ясный и определенный, был знаменем для последующего времени и отправной точкой по улучшению быта помещичьих крестьян» [3, с. 525].
Клочков отмечал, что ряд крестьянских жалоб на помещичье угнетение, поданных Павлу в связи с коронацией, «возможно... были непосредственными предшественниками, поводами» к изданию данного манифеста, который, на деле, восстанавливал нормы гл. X, ст. 25 Соборного уложения 1649 г. о непринуждении крестьян к работам в воскресные дни и некоторых других актов властей, в частности указа Петра 17 февраля 1718 г., рекомендовавшего ходить в церковь в праздники и воскресные дни. Но, по словам историка, «хотя закон, запрещавший принуждать крестьян к работе по воскресным дням, имел обязательную силу, но он в виду давности забывался и потерял всякое значение благодаря усилению крепостного права. Неудивительно, что Павел I в день своего коронования и в первый день Пасхи решил «подтвердить» старинное правило, распорядившись «о точном и непременном исполнении» данного закона [3, с. 534-536].
При этом автор замечал, что «правило манифеста 1797 г. о воскресных днях, подтверждая старинное узаконение, нашло себе в последующем законодательстве дальнейшее развитие и закрепление; мало того, правительство предпринимало разные меры к тому, чтобы это правило не оставалось мертвой буквой, а выполнялось на практике». Среди них акты 1818 г., подтвердившие нормы манифеста и распространившие их на двунадесятые и храмовые праздники, Свод законов 1832 и 1857 гг., а также мало известный Наказ 1837 г., коим чинам и служителям земской полиции было поручено наблюдать, «чтобы помещики и волостные начальникам несвоевременным требованием работы не препятствовали поселянам ходить в церковь по воскресным дням и в дни больших, церковью и правительством особенно установленных, праздников» [3, с. 537-538].
Что же касается положения о трехдневной работе, то, по мнению историка, оно восходило к древнему половничеству, и подобный обычай «был настолько общераспространенный, что помещики, которым правительство ставило на вид обременение крестьян работами, прямо указывали на существование и у них трехдневной барщины», что должно было, по идее, их защитить от преследования властей. Но обычай этот, «колеблясь» (по словам Клочкова), «не нашел себе закрепления в законодательстве», зато во многих правительственных актах рефреном звучала мысль о беспрекословном выполнении крепостными требований помещика. Существовало лишь одно общее ограничение относительно крестьянских
работ и повинностей, и именно такого рода, «чтобы работы и поборы не отягощали крестьян свыше меры и не разоряли их; у помещиков, нарушающих это правило, крестьяне отбирались и отдавались в опеку». В этой связи, замечал историк, «не было бы ничего удивительного, если бы Павел I решил узаконить наиболее распространенный порядок, «издревле» существующий.» [3, с. 540-541].
По словам исследователя, в его время «как историками, так и юристами при передаче смысла манифеста 5 апреля» подчеркивалось, что «им была установлена трехдневная барщина». Указывая на то, что это мнение господствовало в литературе (к 1916 г.), автор несколько уточнял параметры данной проблемы. По его мнению, «главное место манифеста в категорической форме говорит о непринуждении крестьян к работе по воскресным дням, трехдневная же барщина только указывается в качестве мотива к этому запрещению, поставленного при том на втором месте». Отсюда возникла возможность и необходимость разного толкования манифеста. Первое из них выглядело так: «можно было его понимать широко в смысле установления, сверх празднования и отдыха в воскресные дни, трехдневной барщины, считая упоминание манифеста требованием закона». Такого понимания манифеста, «по-видимому, держался сам Государь. Это прямо и косвенно видно из многих его указов». Его же разделяли и видные сановники: генерал-прокурор кн. А.Б. Куракин, кн. А.А. Безбородко, позднее М.М. Сперанский, М.А. Фонвизин и П.Д. Киселев. «Сперанский придавал очень большое значение манифесту», считая его «замечательным для того времени» и полагая, «что в его смысле скрыта целая система постепенного улучшения быта крестьян». В этой связи «неудивительно, что правительственная точка зрения получила в Своде Законов категорическое признание» [3, с. 529-530, 544-545].
Второе понимание манифеста выглядело следующим образом: «можно было понимать его узко, как запрещение принуждать крестьян к работам по воскресным дням и только, не придавая никакого значения упоминанию о распределении рабочего времени». Такого мнения держался Сенат того времени, причем в 91 рапорте ему с мест о получении указов говорилось только лишь о непринуждении к работам в воскресные дни, при этом «указания в манифесте на трехдневную барщину» как бы не существовало. Именно эта позиция была, по мнению исследователя, характерна для последующего законодательства и в нем «скрыто» проводилась. «В то время, как закон о воскресных днях много раз подтверждался, и правительством принимались меры к его действительному осуществлению,
особого указа о трехдневной барщине ни разу не было издано до самого освобождения крестьян, несмотря на неоднократные советы, говорившие о том, что необходимо «разъяснить» и «подтвердить» правило о трехдневной работе крестьян; законодатели старательно обходили этот вопрос и даже тогда, когда официально признали толкование манифеста 5 апреля в смысле установления трехдневной барщины, не принимали никаких определенных мер к выполнению этой нормы». По сути, это означало, что первое толкование манифеста «следует понять как пожелание правительства, которым оно хотело распространить среди общества идею необходимости ограничения барщинных работ» [3, с. 543, 549-550].
Что же касается общественной реакции на манифест, то, по мнению автора, толкования его выглядели так: 1) ему придали смысл запрещения работы по воскресным дням (Радищев, крестьянские жалобы); 2) манифест понимался и в смысле установления трехдневной барщины (глава вологодского наместничества Н.Д. Шетнев, жалобы крестьян); 3) наконец, манифесту придавали общее значение, понимая его как запрещение обременять крестьян работами и поборами сверх сил и возможности (жалобы) [3, с. 550-555].
Исполнялись ли положения манифеста на практике? Что касается барщины воскресной, то здесь ситуация, в целом, выглядела неплохо, и помещичьи злоупотребления в принципе пресекались (ну, как это бывало в России, не всегда и не везде, но все-таки). Что же касалось ситуации с трехдневной барщиной, то здесь, по словам Клочкова, существовало противоречивое положение. С одной стороны, на основе многочисленных свидетельств современников (В.Ф. Малиновского, С.С. Джунковского, И.В. Лопухина, С.П. Трубецкого, Н.И. Тургенева, А.П. За-блоцкого-Десятовского, М.С. Воронцова) можно говорить о том, что положение о трехдневной барщине не исполнялось. Но вместе с тем манифест, по словам историка, имел «громадное», в том числе и практическое значение. Мало того, что на него опирались крестьяне в своих жалобах на помещиков, мотивируя этим свое нежелание подчиняться им, но дело и в том, что этот манифест «впоследствии является основным законом, по которому строятся отношения между крепостными крестьянами и их владельцами», став в глазах властей «мерилом повинностей» первых по отношению к последним [3, с. 292, 294, 298-299, 340, 566-569].
Историк много писал и о разного рода неясностях в манифесте, касающихся и того, кто должен наблюдать за его исполнением и каковы должны быть наказания за его неисполнение владельцами поместий, как он применялся по отноше-
нию к работам крестьянок и дворовых людей, в какие дни надо было работать на барина, а в какие на себя и др. В целом, изучение данного вопроса, наиболее ярко представленного в выдающемся исследовании (М.В. Клочкова), практически закрыло эту тему, хотя и сегодня можно найти авторов, работы которых пытаются продолжить «считывание» данного многозначного, хотя и небольшого по объему, документа [2]. Не по всем сюжетам, связанным с манифестом 1797 г., его мнения М.В. Клочкова абсолютны, например, насчет неясности мотивов его издания, но по тем из них, которые он подробно рассматривал, ответы его адекватны, материал до сих пор не перекрыт, выводы скрупулезны и точны, не в пример многим из современных авторов. То же можно сказать и по многим другим сюжетам данной темы в его изложении.
Подводя итог, отметим колоссальную важность для сегодняшней историографии трудов историков «серебряного века», в том числе «восставшего из пепла времени» очень хорошего провинциального историка М.В. Клочкова.
Список литературы Spisok literatury
1. Гончарова Н.Н. Жизнь и деятельность профессора М.В. Клочкова: автореферат дис. ... к. и. н. - Ростов н/Д., 2013.
Goncharova N.N. Zhizn' i dejatel'nost' professora M.V. Klochkova: ау1огеГ-erat dis. ... k. i. n. - Rostov n/D., 2013.
2. Долгих А.Н. Манифест 5 апреля 1797 г. и его дальнейшая судьба в конце XVIII - начале XIX в. // Вехи минувшего: Ученые записки исторического факультета. - Вып. 3. - Липецк: ЛГПУ, 2003. - С. 87-107.
Dolgikh A.N. Manifest 5 aprel'a I jego dal'neyshaja sud'ba v konze XVIII -nachale XIX v. // Vechi minuvshego: Uchenije zapiski istoricheskogo fakul'teta. -Vip. 3. - Lipetsk, LGPU, 2003. - S. 87-103.
3. Клочков М.В. Очерки правительственной деятельности времени Павла I. - Пг., 1916.
Klochkov M.V. Ocherki pravitel'stvennoi dejatel'nosti vremeni Pavla I. - Pg.,
1916.