CC BY
113
УДК 930.85
КОНЦЕПТЫ «ПРОСТРАНСТВО» И «ВРЕМЯ» В СТРУКТУРЕ АМЕРИКАНСКОГО МЕНТАЛИТЕТА
© 2009 г. И.В. Кучерук
Астраханский государственный университет, ул. Татищева, 20А, г. Астрахань, 414056, aspu@aspu. ru
Astrakhan State University, Tatischev St., 20A, Astrakhan, 414056, [email protected]
Определяется роль концептов «пространство» и «время» в структуре американского менталитета, который рассматривается в контексте конкретно-исторических условий освоения континента. Значительное внимание уделено дея-тельностному проявлению этих структур национальной концептосферы в образе жизни современных представителей американской культуры.
Ключевые слова: пространство, освоение, «маркеры», поселенцы, динамичность, монохронная концепция.
The article is devoted to the concepts «space» and «time» and theirs representation in the mentalities of Americans, that have been formed in particular historic conditions. The author focuses special attention on the behavioural reflection these structures of national Americans mental sphere.
Keywords: space, developing, «markers», settlers, action, time, monocronical conception.
Пространство страны в совокупности количественных и качественных его характеристик является важнейшим фактором формирования национального менталитета. Воспевание американского пространства имеет свои культурные традиции, начало которым было положено де Токвилем, а затем ярко проявилось в работах видных представителей романтизма в культуре США XIX в. Р.У. Эмерсона и Г.Д. Торо. У каждого из них была своя волна понимания роли пространства в американской истории и культуре. Так, де Токвиль в конце ХУГП в. восторженно писал о том, что Северная Америка была открыта в то время как европейцы сражались за право обладания своей территорией, ее «как будто Бог держал про запас и она только что показалась из вод потопа» [1, с. 216]. В его описании пространство Северной Америки предстало перед открывшими его европейцами миром в первые дни его сотворения, в котором «текут полноводные реки, простираются бескрайние и незаселенные леса, болота, ее безграничных полей никогда не касался плуг пахаря» [1, с. 216]. Г.Д. Торо, осмысливая сущность и особенности американского континента, отошел от патетики де Токвиля и акцентировал внимание на метафизическом смысле его пространства. Он полагал, что именно здесь цивилизация переходит в свое космическое продолжение, соединяясь с трансцендентальной сверхдушой [2]. Тем самым Америка превращалась в своего рода исторического и географического посредника между обществом и «запредельной космической силой». Р.У. Эмерсон в эссе «Природа», продолжая доказывать идею особого символизма американского пространства, настаивал на том, что пространство страны в своей уникальности оказывает активное воздействие на жителей и подталкивает их к единению с космосом и высшими силами [2, с. 98].
Однако это пространство, несмотря на проживание на нем автохтонных этносов, к началу европейской колонизации, по мнению американских историков, являлось «пустынной, незаселенной землей», которая жаждала «окультуривания». «Цивилизованные европейцы»
и стали, по мнению де Токвиля, теми жителями, которых ждала земля Северной Америки. И поскольку государство Соединенные Штаты Америки не имело своей пратерритории, именно освоение континента первыми поселенцами и все сопутствовавшие этому длительному процессу обстоятельства наложили существенный отпечаток на культуру и менталитет американцев.
Для первых поселенцев и их потомков пространство Северной Америки было неизвестным и враждебным, результаты взаимодействия с которым были для них непредсказуемы. Неслучайной может выглядеть метафора, примененная в данном контексте Д. Бурстином: «Подобно океану, континент манил просторами, неизведанной территорией, осваивать которую надлежало сообща. Путешествия по континенту походили на путешествия по океану» [3, с. 68]. Действительно, как и океан, в сознании первых поселенцев материк Северной Америки был бескрайним и поэтому в определенном смысле аморфным, непредсказуемым и соответственно опасным. Кроме того, как и океан, осваиваемое поселенцами пространство континента в их сознании не имело границ и лишь к окончанию периода фронтира, т.е. ко второй половине XIX в., границы страны приобрели четкие очертания. О. Леонтович в связи с этим отмечено, что в процессе освоения пространства Дикого Запада произошла трансформация и самого термина «фронтир»: если в английском языке фронтир интерпретируется как официально признанная государственная граница, то в его американском варианте оно приобрело значение «постоянно смещающейся разграничительной линии между дикой, необжитой местностью и цивилизацией» [4, с. 167].
Освоение пространства континента осуществлялось в условиях постоянных стычек, а в дальнейшем и войн с автохтонным этносом - индейцами. В американских исторических сочинениях эта борьба описывается как обязательное условие освоение пространства и его «окультуривания». Де Токвиль, характеризуя процесс освоения поселенцами континента, имевшего свои автохтонные этносы, писал о том, что тринадцать миллионов
цивилизованных европейцев не спеша заселяют плодородные пустынные земли, ни всех богатств, ни точных размеров которых они не знают. Три или четыре тысячи солдат оттесняют кочевые племена индейцев. За ними идут лесорубы, которые прокладывают в лесах дороги, отгоняют диких животных. Исследуют течение рек и таким образом подготавливают триумфальное шествие цивилизации через лесную чашу [1]. Как можно заметить, «окультуривание» пространства Северной Америки в значительной степени осушествлялось военными, «оттеснявшими» коренных жителей. А. Невинс и Г. Ком-маджер, оправдывая подобное «оттеснение», акцентируют внимание на том, что индейцы в силу своей отсталости мешали колонизации континента белыми поселенцами [5, с. 13].
В этих описаниях освоения европейцами просторов американского пространства представлена хорошо известная мифологема о том, что этот процесс осушеств-лялся не только как борьба с природой, но в первую очередь как борьба с «дикарскими индейскими племенами». Согласно традиционной американской истории, индейцы препятствовали не только продвижению европейских поселенцев в глубь пространства североамериканского континента, но и в целом его цивилизационно-му развитию, что морально оправдывало абсолютную победу колонистов над этим «злом» любыми средствами.
Колонизация пространства осуществлялась параллельно с его изучением, в результате чего поселенцы приобретали опыт, на который в отсутствии иных опор и ориентировались в своей жизни. Это обстоятельство является одним из объяснений того, почему в американском сознании и сегодня опыт значит нечто большее, чем знание, в котором в свою очередь ценится не академическая, а утилитарная составляющая. Помимо этого становится понятным и тот факт, что в образе мыслей американцев преобладают не столько качественные, сколько количественные характеристики окружающих их территорий [4, с. 171].
Пространство, особенно пространство таких континентальных наций, как США, может рассматриваться как освоенное при сформированное™ различных «маркеров» для его частей, к которым может быть отнесено административное деление в совокупности официальной и неофициальной его составляющих. По официальной статистике, территория США разделена на 9 регионов, выделение которых обусловлено историко-культурными условиями колонизационного процесса. Это пространство иерархировано и включает подразделение регионов на 50 штатов, из которых 48 штатов смежные, а также на округа, муниципалитеты и тауншипы [6, с. 10].
Но, несмотря на существующую иерархию пространства США, современные американцы полагают, что их страна в первую очередь является страной регионов, подчеркивая этим не столько административный, сколько культурный смысл специфики различных частей страны. Существующую в национальном сознании жителей США регионализацию образа своей страны американские исследователи объясняют двумя факторами, связанными со спецификой освоения пространст-
ва: тем, что изрезанность береговой линии Атлантического побережья и существование многочисленных заливов и бухт привели к первоначальному созданию на территории Нового Света не крупных, а множества мелких колоний, а также тем, что колонизация страны осуществлялась «импульсами» в рамках основных направлений освоения континента (южного, северного и центрального).
Каждая основанная колония ревностно оберегала свои особенности и вероятно, в этом контексте писали А. Невинс и Г. Коммаджер о том, что в течение долгого времени люди считали себя в первую очередь виргинцами, пенсильванцами или гражданами Джорджии, а уже во вторую очередь - американцами [5]. Однако, объединившись в единое независимое государство, каждый регион страны сохранил и продолжал культивировать свое «историческое лицо». Например, выделяя особенности Новой Англии, исследователи подчеркивают, что эта территория является «истоком» и образцом американской предприимчивости, показав прочим, что выгоду можно извлечь даже «из каменистых почв и суровых зим» [2].
Со временем наряду с официальными обозначениями различных областей страны для обозначения определенных территорий Соединенных Штатов в сознании американцев исторически сложились особые внутренние «маркеры», которые связаны не только с ролью штатов в общеамериканском пространстве и в историческом движении, но и с их иными особенностями. Так, например, Техас из-за его символики называют «штатом Одинокой звезды», а штат Мичиган из-за особенностей местной фауны обозначается как «Штат росомах» (Wolverine State). Подобные варианты внутренней маркировки американского пространства являются вполне официальными дополнительными описательными названиями (official nicknames), как правило, принятыми законодательным собранием штата с рекламными целями [7, с. 682-683]. По мнению французского социолога Ж. Бодрийара, это разнообразное пространство Америки сформировало особое пространство «в умах» ее граждан. Исследователь отметил, что оказавшийся в Соединенных Штатах человек сразу ощущает «присутствие целого континента», поскольку пространство там - «само мышление». В своем философско-художественном эссе «Америка» (1986) он уделил пристальное внимание именно роли пространства в американской жизни, акцентируя его на поразивших воображение ученого просторах американской пустыни, а также на пространстве американских мегаполисов [8].
Вечность пустыни натолкнула исследователя на парадоксальную и достаточно кощунственную мысль о том, что, возможно, «существовала определенная необходимость, чтобы индейцы были истреблены, вследствие чего, приоткрылись предшественники более великие, чем человек: минералы, геологические процессы, звездность, нечеловеческая искусственность, сушь, изгоняющая искусственные крупицы культуры, и такая тишина, которой нигде в мире больше не существует» [8].
На поверхности этого вида американской протяженности, по мнению ученого, происходит кристаллизация
«метафизических страстей» пространства и времени. Это пространство формирует особую культуру страны, которая в свою очередь, как полагал Бодрийар, может быть уподоблена самой пустыне: «Культура здесь дика: она приносит в жертву интеллект и любую эстетику, буквально вписывая их в реальное. Возможно, эта дикость явилась следствием перемещения культуры в новые земли, но возможно также, что все это было невольно позаимствовано у истребленных впоследствии индейцев» [8].
Ж. Бодрийар высказывал убеждение в том, что американцы, децентрализовав пространство, сделали его бесконечным и в определенной степени вымышленным. В противоположность европейской культуре как культуре переуплотнения, американская культура в понимании Бодрийара является демократической культурой пространства. Следствие этого - различное проявление свободы у европейцев и американцев: если у европейцев она отражается в мышлении, то у американцев - в их поступках и действиях.
Децентрализация пространства нашла отражение и в децентрализации управления им: как известно, федеральная власть осуществляет лишь общее стратегическое руководство в сфере планирования и реализации национальных приоритетов, при этом существенные полномочия находятся у органов управления штатов. Безусловно, подобный подход к управлению связан как с самим пространством страны, так и особенностями ее освоения, когда колонистам приходилось силами общин (community) решать важные вопросы собственной жизнедеятельности до появления государственных органов власти. В данном контексте становится понятным особое место «privacy» в деятельностном поле американского менталитета, которое, как отмечает О. Леонтович, в большей степени может интерпретироваться как пространственное понятие. Вместе с тем Америка при наличии особого отношения к частной собственности является страной открытого пространства: ее жители предпочитают оставлять открытой свою частную территорию, не огораживая ее изгородями и заборами, что также находится в структуре концепции децентрализованного пространства.
Американские авторы полагают, что движение как способ освоения пространства Северной Америки ее жителями является специфическим и отличается, например, от продвижения крестоносцев, исследователей, конкистадоров. Специфика заключается в непрерывности этого движения, которое, по утверждению американских авторов, осуществляется перманентно с того самого дня, как «Сюзанна Констан» бросила якорь неподалеку от Джеймстауна. Причины подобной непрерывности и динамичности движения одни видели в необходимости скорейшего освоения континента и укоренения на его территории, другие, к которым принадлежал уже упомянутый А. де Токвиль, выводили их из демократических свобод, провозглашенных на американской почве. «Когда из свободной страны приезжаешь в страну, лишенную свободы, то видишь необычную картину: в первой стране все действует и движется, во второй - все спокойно и неподвижно», - писал А. де
Токвиль, характеризуя особенности активной деятельности политических властей всех уровней в Соединенных Штатах [1, с. 190]. Своеобразием американского движения (в таком ее проявлении, как активная политическая деятельность) является такая его динамичность, которая даже создает, по выражению А. де Токвиля, определенную суматоху, поскольку здесь «все движется вокруг вас».
Именно в процессе освоения пространства и в историческом движении людей сложились как ментальные структуры американской нации, так и свойственные лишь Соединенным Штатам формы управления. Например, поскольку освоение континента в условиях только формировавшейся государственности потребовало объединения колонистов, новыми институтами власти на американской территории стали первичные или «кочевые» общины. «Новым общинам приходилось по ходу устанавливать законы и на ходу учиться внедрять их в практику без помощи ученых юристов и ученых книг» [3, с. 69].
Одним из параметров движения является его скорость, которая, по определению Ж. Бодрийара является «чистым объектом», поскольку «устраняет поверхность и территориальные референции, ускоряет течение времени, стремясь к его полной отмене...». Посредством движения достигается истончение форм, а также поглощение времени. Как подчеркивает Д. Бурстин, историческое прошлое освоение пространства США является не просто непрерывным движением вперед, а историей скорости. В этом движении американцев одним из важнейших стал принцип первенства, которым были одержимы как первые колонисты, так и участники «земельной и золотой лихорадок». «Самым важным считалось поспеть первым, а если не первым - то хотя бы как можно раньше. Именно чувство спешки и сформировало американскую технологию средств передвижения» [3, с. 129].
Общество Соединенных Штатов в течение длительного периода было озабочено идеей быстрого продвижения вперед не только в плане освоения пространства, но и в плане развития собственных институтов. Движение как динамика общественной жизни стало неотъемлемой чертой американской жизни и особенно проявлялось на территории Новой Англии, где существовало «изобилие всевозможных движений за реформы» [3, с. 130]. В целом, по мнению М. Лернера, именно динамичность американской жизни стала той «культурной энергией», которая обеспечила Америке ее силу и величие [9, с. 206].
Под влиянием динамичного течения американской жизни и скорости освоения пространства сформировалось особое отношение американцев к собственной мобильности, которое можно вслед за Д. Бурстином выразить во фразе «как-нибудь, но двигаться вперед». Это особое отношение к движению характеризует значительную часть современных американцев, охотно включающихся в некое состязание по освоению жизненного пространства. Суждение о динамичности американских граждан в их повседневной жизни подтверждают данные современной статистики, согласно которым в течение года на новое местожительство переезжает в сред-
нем каждый пятый американец, а 25 % из этого числа и вовсе переселяются в другой штат на новую работу, в поисках «новой жизни» или на учебу [6, с. 78].
Динамичность и непрерывность освоения пространства как чисто американское проявление сформировало у жителей Соединенных Штатов особое отношение не только к покоряемому пространству, но и ко времени как целостности прошлого, настоящего и будущего. «Технология спешки, - подчеркивал Д. Бурстин, - отражала особое отношение ко времени - к настоящему и будущему, а также к взаимосвязи между ними» [3, с. 140]. Американские и отечественные авторы, исследуя американскую историю, подчеркивают, что время в ней, особенно в колониальный период и в течение всего XIX в., отличалось особой «спрессованностью», поскольку вмещало множество событий, на развертывание которых в Старом Свете уходили не десятилетия, а столетия. Примером временной «спрессованности» может служить образование американской государственности. Действительно, временной промежуток от появления первых колоний до образования США поражает своей исторической непродолжительностью: в течение менее чем 75 лет осуществилась консолидация США как единой нации и государства, в результате чего «13 колоний на атлантическом побережье превратилось в огромное государство, в 20 раз превышающее по размерам и населению первоначальное ядро» [10, с. 8].
Как подметил еще А. де Токвиль, американское общество «не переживало младенческой поры, оно сразу достигло зрелого возраста», что произошло потому, что «англо-американцы прибыли на землю, на которой живут их потомки, уже культурными людьми» [1, с. 229230]. Об этой особенности формирования американского менталитета пишут А. Невинс и Г. Коммаджер: «Америка как бы перескочила через первые тысячелетия истории человечества» или «В сжатом виде в Америке можно проследить развитие различных социальных, экономических и политических систем» [5].
Во многом под влиянием этих обстоятельств впоследствии в США и сформировалось особое отношение к прошлому как исчезнувшему, но материализованному или доступному для материализации времени. Американцам свойственно стремление «законсервировать» время, воссоздав из истории все возможное, в том числе и то, что им исторически не принадлежало. Именно с этим подходом связана концепция американских музеев, в которых собрано практически все, что заслуживает «сохранения, бальзамирования, реставрации». Это американское стремление, не имея собственной длительной истории, создать историю-симулякр проявлялось в процессе их движения по континенту и освоения безграничного пространства. В данном контексте становится понятной специфическая топонимика страны, «вбирающая» историю различных стран и цивилизаций. Определенное подтверждение этому находим у Д. Бурсти-на, который писал: «Названия в Америке меньше всего отражали американскую культуру, представляющую собой смесь воспоминаний, ностальгии, надежд, преувеличений, вымысла и притчу, скорее всего, они были
результатом острой необходимости и напряженной работы» [3, с. 391].
Так, для обозначения американских населенных пунктов были заимствованы названия знаменитых городов Старого Света, являвшихся для англо-саксонского ядра будущей американской нации наиболее значимыми, в том числе и ведущие свое начало с античных времен. Использование инокультурной топонимики создавало у американцев представление о том, что Америка является центром мира и мировой истории, с другой стороны - вышеприведенные названия должны были обеспечить этим городам-призракам такую же длительную историю, как и их прототипам. Подобное отношение к историческому времени как модели обретения американцев себя в культуре способствовало, согласно взглядам Франклина, формированию такого типа личности, который бы укладывался в формулу «Индивидуум -Американец - Представитель Рода Человеческого» [11, с. 58].
Исследователи, анализируя сущность американской культуры, относят ее к культурам со сложившейся мо-нохронной концепцией времени в отличие от восточных и российской полихронных культур. Американская культурная парадигма в контексте временной оси «прошлое» - «настоящее» - «будущее» в большей степени сориентирована на настоящее как начало будущего [4, с. 132]. Подтверждая эту особенность, Ж. Бодрийар отмечал, что Америка, «не видя первоначального накопления времени, постоянно живет в современности» [8]. В этих условиях становится понятным особое отношение американцев к продлению молодости как проявлению настоящего, которое может быть «законсервировано» различными радикальными средствами, например, с помощью пластической хирургии или постоянных занятий спортом. Кроме того, овеществление времени, свойственное индоевропейским языкам, в Соединенных Штатах проявляется особенно наглядно, одним из примеров овеществления времени является фраза, в значительной степени ставшая «визитной карточкой» американцев: «Время - деньги!».
Для монохронной культуры США характерно и четкое регламентирование времени, при котором особое значение приобретают планы, расписание и распорядок времени, а торопливость рассматривается как ценное личностное качество, в котором проявляется ориентированность личности и общества на будущее. «Успех в бизнесе сродни движущейся мишени, поэтому думать и решать приходится быстро - иначе цель ускользнет» или «Американцам нравится, забегая вперед, добиваться устных соглашений и гарантий...», - вот лишь несколько самохарактеристик американцев, в которых наглядно проявляется их стремление взять время под контроль и подчинить своим деловым интересам [6, а 136, 138].
Поскольку время состоит из множества длительностей и последовательностей, в процессе формирования национальной истории США органам зародившегося независимого государства важно было изучить, отмар-кировать и затем возвести в ранг традиций почитание наиболее значимых вех в становлении американской государственности. Первоначально, как отмечают аме-
риканские учёные, история Америки начиналась как история отдельных колоний с отражением в ней местных амбиций, особой системы памятных дат и достопримечательностей. Как правило, в написании региональной истории принимали участие члены создаваемых сначала на территории колоний, затем на территории штатов исторических обществ, среди которых одним из самых значимых стали Массачусетское историческое общество (1794), Историческое общество Нью-Йорка (1804), историческое общество Пенсильвании (1824) и др. И лишь в конце XIX в. американские историки приступили к созданию общенациональных исторических трудов [3, с. 463].
После Второй мировой войны в стране возник настоящий «исторический бум», в рамках которого началась и ныне продолжается работа по составлению «Национального реестра исторических мест», который насчитывает более 30 тысяч охраняемых памятников прошлого. Президент национального общества по охране исторических памятников Р. Мой так охарактеризовал основной принцип деятельности этого объединения: «Все американцы - одна нация, одна история, в ходе которой создавались и разрушались памятники, ныне требующие нашей заботы» [2, с. 286]. Во второй половине 70-х гг. в Соединенных Штатах был введен национальный день историка (МНЭ), ежегодное празднование которого в июне предполагает презентацию результатов работы американских исследователей над какой-либо актуальной для США исторической проблемой [7, с. 31; 2, с. 285].
В течение длительного времени, которое тем не менее несопоставимо с подобными процессами европейской истории, происходило становление национальной символики как обязательного условия «маркировки» исторического пространства. В процессе формирования собственно американской системы национальных символов применялись и инокультурные заимствования. Ярчайшим примером тому является статуя Свободы (точнее, «Свобода, освещающая мир») французского скульптора Бартольди. Она является инокультурным заимствованием, осуществленным в «двойной ретроспекции»: с одной стороны, образ Свободы создан под влиянием античных традиций; с другой - французы, не только предложившие этот проект США, но и собравшие для ее возведения значительные средства, вложили в этот образ свой смысл, с которым американцы согласились. Э. Хомбергер по этому поводу пишет: «Президент Кливленд полностью согласился с тем смыслом, который в статую вкладывали французы, полагавшие, что факел Свободы (этот светильник, который после Парижской коммуны уже не нес в себе и намека на угрозу разжигания вражды) направит «поток света», чтобы «пронзать тьму невежества и угнетения людей до тех пор, пока Свобода не озарит своим светом весь мир» [12, с. 138].
Поэтапно формировалась и система символов штатов как часть общенациональной символики, отображающей важнейшие исторические события американской государственности. Как правило, ее составляют эмблемы в виде животных, птиц, цветов и деревьев, в
большей степени характеризующие особенности этих регионов, а также реальные либо легендарные события, происшедшие на данной территории [13, с. 302].
Временной «фарватер» истории освоения американского пространства отмечен и «человеческими маяками», к которым относятся «отцы-пилигримы», «отцы-основатели», предприимчивые торговцы и прочие удачливые персонажи, биографии которых в значительной степени мифологизированы и отражают особенности конкретно-исторического периода американской истории. Это особое отношение граждан США к знаковым фигурам своего прошлого К. Гаджиев определил как «комплекс отцов-основателей». По его мнению, этот комплекс и ныне, в совершенно других социокультурных условиях, оказывает «заметное влияние на массовое сознание американцев, способствует воспроизводству в новых формах буржуазно-демократических, индивидуалистических и либертаристских норм, ценностей и идейно-политических ориентаций» [10, с. 164-165].
В целом можно констатировать, что история освоения Нового Света сформировала в сознании американцев особые пространственно-временные отношения, которые являются неотъемлемой частью культуры Соединенных Штатов. Понимание специфичности восприятия американцами пространства и времени крайне важно в условиях активизации диалога культур России и США в современных условиях, поскольку позволяет участникам диалога совместить существующие в их менталитетах картины мира, что является одним из условий эффективного взаимодействия представителей различных культур.
Литература
1. ТоквильА. де. Демократия в Америке. М., 1992. 554 с.
2. Американская цивилизация как исторический феномен. Восприятие США в американской, западноевропейской и русской общественной мысли // Американский ежегодник 2001 = American year-book-2001 / Рос. Академия наук. М., 2003. 309 с.
3. Бурстин Д. Американцы: национальный опыт : пер. с англ. / авт. послесл. В.П. Шестакова; комм. П. В. Балдицына. М., 1993. 624 с.
4. Леонтович О.А. Русские и американцы: парадоксы межкультурного общения. М., 2005. 352 с.
5. Невинс А., Коммаджер Г.С. История США: от английской колонии до мировой державы : пер. с англ. Нью-Йорк, 1991. 439 с.
6. Тиг Д. Быт. Традиции. Культура : пер.с англ. И. Ал-чеева. М., 2007. 159 с.
7. Американа: англо-русский лингвострановедческий словарь / под ред. Г.В. Чернова. Смоленск, 1996. 1188 с.
8. Бодрийар Ж. Америка. URL: http://www.lib-rar. comlib_boks_98398.html (дата обращения: 26.04.2008).
9. Лернер М. Развитие цивилизации в Америке: образ жизни и мыслей в Соединенных Штатах сегодня : пер. с англ.; в 2 т. М., 1992. Т. 2. 575 с.
10. Гаджиев К.С. Американская нация: национальное самосознание и культура. М., 1990. 240 с.
11. Американский характер: очерки культуры США: традиция в культуре / отв. ред. О. Э. Туганова. М., 1998. 412 с.
12. Хомбергер Э. Нью-Йорк: история города / пер. с англ. Ю. Яблокова. М.; СПб., 2008. 416 с.
Поступила в редакцию
13. Фоли Дж. Энциклопедия знаков и символов. М., 1997. 430 с.
14 ноября 2008 г.
