CC BY
38
С. Г. КОВАЛЕВ, Г. А. КАВТАРАДЗЕ
Сергей Георгиевич Ковалев — доктор экономических наук, профессор, заведующий кафедрой экономической истории СПбГУЭФ.
В 1975 г. окончил Куйбышевский плановый институт, аспирантуру Ленинградского финансово-экономического института.
Автор более 50 научных работ, опубликованных в России и за рубежом. Сфера научных интересов — теория развития, методология и история экономической науки.
Георгий Алексеевич Кавтарадзе — кандидат исторических наук, доцент кафедры экономической истории СПбГУЭФ.
В 1968 г. окончил аспирантуру Ленинградского государственного университета, с 1971 г. по настоящее время работает в СПбГУЭФ.
Автор около 70 научных работ, в том числе учебника «История экономического развития Запада» (2005 г., 16 п. л.).
Сфера научных интересов — государство и экономика в истории России и Германии.
^ ^ ^
КОНЦЕПЦИЯ КУРСА «ИСТОРИЯ ЭКОНОМИКИ» И ЕГО РОЛЬ В ПОДГОТОВКЕ ЭКОНОМИСТОВ
В системе экономического образования преподавание истории экономики / экономической истории (Wirtschaftsgeschichte в терминологии немецких основателей науки об истории хозяйственного развития и, соответственно, университетской учебной дисциплины) занимает традиционно важное место. Культура экономического мышления во многом зависит от усвоения сокровищ мирового хозяйственного опыта, заново осмысляемого в соответствии с требованиями каждой новой эпохи. Значение истории экономики как образовательной дисциплины в современных условиях неизмеримо возросло. Глобальный экономический кризис диктует поиск кардинально новых ответов на накопившиеся в обществе проблемы. Умение широко и альтернативно мыслить, с привлечением к решению проблем опыта прошлого, представляет основу современной экономической креативности.
Курс истории экономики показывает, что хозяйственное развитие не совершается по прямой линии, а упрощенный подход к хозяйственно-историческому процессу неприемлем как методологически, так и исходя из сути самих исторических явлений. Логическая посылка, согласно которой экономические процессы протекали в прошлом так же, как и в настоящее время, слишком упрощает историческую реальность. Одна из задач курса — показать, что это не вполне так. Развитие совершается, конечно, от более простого к сложному, однако сложностей хватало и в прошлом. На пути к современному уровню развития, наряду с факторами хозяйственной интеграции, отражавшими поступательный характер развития, действовали и дезинтеграционные факторы, и лишь в их встрече, взаимодействии и борьбе определялся тот магистральный путь, который вывел страны — участницы мирового хозяйственного процесса на сегодняшний уровень сотрудничества в решении ряда чрезвычайных задач.
ГРНТИ 06.01.45 I
© С. Г. Ковалев, Г. А. Кавтарадзе, 2010
Курс экономической истории — важнейшая составляющая в формировании мировоззрения и культуры мышления экономистов и, прежде всего, экономистов, получающих университетское, фундаментальное образование.
Вопрос о взаимосвязи и соотношении преподавания экономической истории и экономической теории — это в первую очередь вопрос об их истории как научных дисциплин. Он имеет более чем столетнюю историю. Впервые как вопрос метода он был сформулирован в последние десятилетия XIX в., когда экономисты немецкой исторической школы попытались отказаться от унаследованного от эпохи Просвещения спекулятивного, дедуктивного подхода к вопросам экономической теории и обратились к изучению наследия прошлых хозяйственных эпох, видя в нем ту основу, на которой теоретическая мысль только и может установить законы хозяйственного развития. Обращение к историческому материалу привело к неожиданным результатам. В частности, в расхождении со взглядами Адама Смита, Рикардо и их последователей обнаружилось, что порицаемое классиками государственное вмешательство в экономику обеспечивало трудящемуся населению в Средние века защиту от произвола и эксплуатации со стороны работодателей и других власть имущих. Средневековые порядки, с позиций экономистов исторической школы, должны были служить примером и обоснованием мероприятий государства в области охраны труда и социального обеспечения в объединенной Германии после 1871 г. Хотя до разработки индуктивно обоснованной экономической теории ученые исторической школы не дошли, их трудами были заложены основы экономической истории как конкретной научной дисциплины, с собственным предметом исследования, методом и кругом задач.
Обособление экономической истории не разорвало ее связей с теоретической политэкономией. Они примыкают друг к другу. Экономическая история использует категориальный аппарат и приемы анализа, развитые теоретическими исследованиями хозяйственной жизни, но, в свою очередь, составляет фактологическую и проблемную базу экономической теории и в преподавании должна предшествовать ей.
Подъем экономической истории на новый уровень связан в основном с появлением в 1979 г. во Франции трехтомного исследования Ф. Броделя «Материальная цивилизация, экономика и капитализм. ХУ-ХУШ вв.» (в русском переводе — 1986-1992 гг.). По мнению ученого, экономическая история представляет собой «еще не вполне сложившуюся экономическую дисциплину» [1, с. 10]. Такое ее состояние обусловливается, по Броделю, многоплановостью и множественностью процессов и событий экономической жизни прошлых эпох, по отношению к которым трудно занять точку зрения, охватывающую их в целом. «Это история тех, — пишет Бродель, — кого принято считать крупными историческими фигурами, будь то Жак Кер или Джон Лоу; в то же время это история великих событий, история конъюнктуры и кризисов, наконец, это также история общественных масс и структур, претерпевающих медленную эволюцию в лоне длительной временной протяженности» [там же, с. 11]. Действительно, историку-экономисту приходится вести учет всех факторов, воздействующих на экономический процесс и, следовательно, иметь в виду экономический аспект событий политической истории и духовной культуры, истории науки и техники, учреждений права и т. д. «Экономическая теория, — замечает по этому поводу глава Фрайбургской школы экономики В. Ойкен, — не может объяснить, почему греческий полис вводил монополию на торговлю пшеницей, почему королева Елизавета I вмешивалась в процесс установления заработной платы и т. д. Это такие вопросы, которые могут быть поняты только из универсально-исторического положения страны и особенностей эпохи» [3, с. 208].
Указанную Броделем трудность он сам с блеском разрешил для себя: «Я остановил свой выбор на постоянной игре глубинных тенденций к равновесию и его нарушению в длительной исторической перспективе» [1, с. 11]. По-видимому, ученый нащупал здесь основной принцип историко-экономического описания, свой оригинальный стиль, которому не изменял в дальнейшем.
Основатели экономической истории как научной дисциплины подчеркивали, что, наряду с описанием отдельных народнохозяйственных явлений и процессов, ее задачу в конечном счете составляет объяснение того, «каким образом они в совокупности своей представляют одно связное целое» [4, с. 12]. Г. Шмоллер конкретизирует: «...мы избираем хозяйство какого-либо определенного времени или, чаще, определенного народа или группы народов в его конкретных индивидуальных чертах» [там же, с. 14]. Ф. Бродель делает следующий шаг и вводит в научный оборот понятие «мир-экономика», имея в виду, по существу, то же самое, что и Шмоллер, но только в более широких границах. Мир-экономика у него — это «экономически самостоятельный кусок планеты, способный в основном быть самодостаточным, такой, которому его внутренние связи и обмены придают определенное органическое единство» [2, с. 14]. Однако, на наш взгляд, главное состоит в том, что как Шмол-лер, так и Бродель воспроизводят имманентно присущее экономической истории как отрасли экономических знаний тяготение к описанию процессов на макроэкономическом уровне и выявлению элементов связности, равновесия, стабильности и динамичности той или иной общественно-экономической системы прошлого, восстановлению ее реального типа. Тип находится посередине между единичным и всеобщим, и экономическая история в лице Ф. Броделя и исследователей его школы переходит от свой первичной задачи — изучения единичных явлений — на присущий ей уровень обобщения: описание целостных экономических структур прошлого, создание своего рода типологических описаний.
Логика и содержание подготовки экономистов намечены уже в трактате А. Смита «Исследование о природе и причинах богатства народов», вышедшем в 1776 г. и состоящем из пяти книг. Книга третья «О различном развитии благосостояния у разных народов» посвящена вопросам эволюции хозяйственной деятельности и торговли. По существу, проблема экономического (и общественного!) динамического равновесия — стержневая проблема в историко-экономических описаниях. Она позволяет вести описание стабильных структур, не упуская из виду динамические изменения, ведущие в конечном счете к нарушению равновесия одного типа и установлению вместо него нового типа.
Каждая хозяйственная эпоха, какими бы малыми, в сравнении с позднейшими, средствами хозяйствования она ни располагала, представляет собой каждый раз по-своему организованное целое, и при этом интерес представляют те средства, те способы, с помощью которых удавается выстраивать и поддерживать систему динамического равновесия в хозяйстве и в обществе в целом.
Охарактеризованные особенности экономической истории как науки должны, естественно, отражаться и в соответствующем учебном курсе, призванном донести до слушателей в основном то видение мирового хозяйственного процесса, которое сформировалось в исторической науке в последние десятилетия. Важно сохранять при этом открытость, присущую самой научной дисциплине, интонацию вопроса и историзм в освещении проблем, быть может, весьма значимых в одну эпоху и остающихся за пределами общественного внимания — в другую.
Современная экономика и общество в целом вступили в новую стадию своего развития — стадию глобализации. Для этого периода развития системы социальных отношений характерны, с одной стороны, усложнение и интенсификация социально-экономических процессов, а с другой — их упорядочение. Эти процессы самоорганизации, гомогенизации мира, повышения централизованной управляемости в масштабах всего человеческого сообщества носят эволюционный характер. Эволюция общества имеет целенаправленный вектор развития, который можно определить как «прогресс цивилизации».
Теоретическое осмысление протекающих процессов, выделение этапов и определение закономерностей глобализации, ее исторической природы и экономических функций являются важными задачами экономической науки, системы социально-экономического образования.
Упреждающая подготовка специалистов для данной сферы познания и организации практической деятельности, экономической работы — важная задача университетского образования. Россия является участником процессов глобализации, что предполагает наличие специалистов, умеющих анализировать условия работы в новой, глобальной экономической среде. Соответственно при подготовке студентов по экономическим специальностям необходимо наличие специализации, в рамках которой было бы возможно осмысление текущих процессов не только с опорой на современные тенденции, но и с учетом исторических закономерностей и глубинных процессов.
Остановимся на ряде узловых вопросов, составляющих квинтэссенцию курса экономической истории, которые целесообразно усвоить студентам в процессе изучения курса.
I. Целостностное осмысление исторического материала предполагает типологическое описание хозяйственных эпох, выделяемых различными исследователями, и их эволюцию, присущую хозяйственной жизнедеятельности общества.
II. Территориальная, цивилизационная, хозяйственная разобщенность регионов Земли — исходное состояние в истории мирового экономического процесса. Географическое положение, традиции вероисповедания, религиозные и правовые предписания и запреты — барьеры на пути к хозяйственной интеграции мира. Крупное поместье с зачатком всех отраслей экономики внутри него — основная хозяйственная ячейка в древнем мире. Регулирование хозяйственной деятельности населения на планомерной основе в крупном масштабе государством. Государство — распределитель произведенного в стране продукта в Древнем Египте. Межобластной обмен как первичный фактор динамизации хозяйственных процессов, действующий от периферии к центру.
Смена иерархической системы построения общества социальной организацией равноправных граждан в городах Древней Греции и Древнего Рима. Средиземноморская торговля в VII в. до н. э. — V в. н. э. — экономическая форма горизонтальных общественных связей, римское право — их правовое оформление. Римская империя I—II вв. н. э. — государственная форма средиземноморских торговых связей. Уплотнение сети торговых связей в Римской империи. Выделение специализированных отраслей сельскохозяйственного производства под влиянием городского спроса и межобластной торговли при сохранении натурального ядра в аграрном секторе Римской империи. Фрагментарность римского имперского рынка. Движение вспять: принудительная кооперация налогоплательщиков — фактор экономического упадка в поздней Римской империи.
Возрождение иерархического принципа общественного устройства на территории Европы в эпоху феодализма. Римская церковь — фактор поддержания духовного единства политически и экономически раздробленного Запада в V-XV вв. Умеренность в производстве и потреблении — насаждаемые церковью нормы хозяйственного поведения в Средние века. Замирание межобластного обмена в раннем средневековье, господство отношений натурального хозяйства на нижних этажах феодального общества.
Далее в иллюстративных целях приводятся типологические описания некоторых хозяйственных эпох как пример целостного осмысления широких пластов историко-экономического материала в учебном процессе.
За основу обзора экономических эпох в курсе экономической истории берется история западных стран, так как в последние столетия именно они обнаружили наибольший динамизм в развитии и в значительной степени способствовали глобализации хозяйственных процессов. Отправной пункт общественно-экономического развития стран Запада составляет история Древнего Рима и, следовательно, всего Средиземноморского региона.
В хозяйственной системе Римской империи основную роль играл город Рим. Господствующее положение Рима как центра имперской власти и миллионное население превратили его в крупнейший потребительский центр империи в I—II вв. н. э. Все остальные области империи играли по отношению к нему роль поставщиков, а города — центров транзитной торговли. Конечно, существовали рынки местного значения, торговые связи поддерживались и между провинциями внутри империи, наряду с Римом, действовали еще два мировых рынка — Александрия и Антиохия, причем они были не только крупнейшими центрами перераспределения товаров, стекавшихся в них со всего света, но и центрами ремесел, производившими изделия как для местных нужд, так и на вывоз. Однако столица империи была чистым потребителем мирового значения. Преобладание на Средиземном море одностороннего движения грузопотоков в направлении к городу-потребителю не благоприятствовало формированию в империи гомогенного рыночного пространства. Цены иногда значительно различались по областям, региональные рынки функционировали автономно. Таким образом, в основе хозяйственной системы, действовавшей на берегах Средиземного моря до V в., лежало сочетание одного потребительского центра с производящей или посредничающей в товарообмене периферией.
Единство экономического пространства империи обеспечивало само римское государство. В границах империи действовали единая валюта, принцип свободы перемещения товарных масс, единая таможенная система, единая ставка ссудного процента. Едва ли не главными условиями расцвета средиземноморского хозяйства были поддержание мира и обеспечение безопасности транспортировки грузов по суше и по морю, составлявшие заботу государства. Столь исключительное сочетание условий, благоприятствовавших развитию хозяйственных связей на огромном пространстве империи, позволяет говорить об ее экономике в целом как о прообразе мирового хозяйства, обязано своим существованием в основном внеэкономическому фактору.
Хотя доминирующим фактором в жизни всего средиземноморского региона в римскую эпоху было государство, у него отсутствовала целенаправленная экономическая политика. В Риме не существовало экономических теорий, которыми государство могло бы руководствоваться, хотя было достаточно разработано торговое право, не говоря уже о руководствах по ведению хозяйства. Влияние государства на экономические процессы в империи было, за редкими исключениями, косвенным. Оно либо преследовало интересы фиска, либо стояло на страже интересов привилегированных потребителей — римских граждан. Мер поощрения торговли и других видов предпринимательства в Риме государство не практиковало. Правда, на границах империи и в портовых таможнях взимались низкие пошлины, но делалось это не в целях поддержания торговли, а для того, чтобы не допустить высоких розничных цен на привозные товары на столичном рынке. То же относится и к кредиту: ссудный процент государство поддерживало на относительно низком уровне, заботясь о благосостоянии римских граждан. Собственно же кредитной, как и таможенной, политики государство в Риме не проводило.
Незамеченной оставалась в Древнем Риме проблема внешнеторгового баланса, что оказало не в последнюю очередь дестабилизирующее влияние на положение дел в империи. В римской внешней торговле ввоз преобладал над вывозом. Усиленное налогообложение и эксплуатация провинций в течение двух-трех веков доставляли римлянам достаточное количество денег, чтобы оплачивать товары, поступавшие из-за границы. Однако в III в. отток денег на Восток (для оплаты дорогостоящих товаров — предметов увлечения состоятельных римлян) и на периферию (для выдачи жалованья охранявшим границы войскам) вызвали острейший дефицит денег внутри империи, порчу монеты на государственных монетных дворах, рост цен и оказание предпочтения натуральным ценностям перед денежными. Государство вводило запрет на вывоз драгоценных металлов, но ничего не сделало, например, для того, чтобы наладить в империи производство товаров, которые могли бы представлять интерес для восточных стран, и тем самым предотвратить утечку монеты. С дороговизной правительство пыталось бороться путем таксации цен на товары (эдикт 301 г.) — меры, остававшейся в арсенале государства еще в XX в., — но было вынуждено отказаться от нее и само приступило к взиманию налогов в натуральной форме. Натурализация обмена ослабляла межобластные связи, бремя растущих налогов подавляло стимулы к производству товаров на рынок и усугубляло распад рынка. Хотя в IV в. кризис удалось смягчить, вернуть времена расцвета оказалось невозможно, и дегенерировавшая в общественном и экономическом отношении империя была в V в. легко опрокинута варварами.
С исчезновением центрального управления в Западной Римской империи и, следовательно, всех тех условий, которые создавали рамки для относительно регулярных и интенсивных хозяйственных связей, экономика западного мира натурализуется и аграризуется. Наступают «средние века».
Средневековое общество, в отличие от античного, развивалось на широкой континентальной основе и имело первоначально аграрный характер. Аграризации подверглись также и территории, на которые распространялась
ранее власть Рима. Этому способствовало то, что в римскую эпоху не существовало резкой грани между городом и сельской местностью, а ремесло не вполне отделилось от земледельческого труда.
Примерно до XII в. на Западе господствует натуральное хозяйство. Феодализм, установившийся в 1Х-Х вв., выдвинул в качестве основной хозяйственной структуры феодальное поместье, обеспечивавшее ее всем необходимым. Для понимания экономического строя феодальной эпохи важно то, что общество, строившееся на самообеспечении, выработало целую систему ограничителей роста и товарообмена. Так, до конца XIII в. под строжайшим церковным запретом находилось взимание ссудного процента. Большого ущерба экономике этот запрет наносил до тех пор, пока к ссудам прибегали не в производственных, а в потребительских целях. Пожалуй, он даже предотвращал чрезмерную для общества, весьма небогатого деньгами, концентрацию средств в руках немногих. Средневековое общество отрицательно относилось не только к накоплению и прибыли, но и ко всякого рода посредническим функциям, особенно к торговле. С точки зрения церкви, занятие торговлей было опасно для души, так как «купцу едва ли возможно иной раз и не обмануть». Торговля хотя и не исчезла, но была оттеснена на периферию экономической жизни, и торговцы встречали на своем пути немало препон со стороны феодальных сеньоров, через владения которых они проезжали со своими товарами.
Таким образом, при всей своей примитивности экономика феодальной Европы представляла собой достаточно стройную систему отношений, консервировавшую устойчивые и замкнутые мирки отдельных феодальных владений.
Дифференциация и динамизация хозяйственной жизни Запада исходили из городов. До начала XII в. старые римские города влачили полуаграрное существование. Однако в связи с ростом населения стали основываться и строиться новые города. Они вступали в полосу хозяйственного подъема, превращаясь в центры ремесленного производства и торговли.
Каждый город изначально представлял собой обособленную хозяйственную единицу, стремившуюся к поддержанию внутреннего равновесия и урегулированному общению с внешним миром. В условиях узкого средневекового рынка в городах с конца XI в. формируются цеховые объединения ремесленников одной профессии, членство в которых давало право на занятие соответствующим ремеслом в пределах города. Члены цеха устанавливали нормы объема производства, приемы изготовления изделий и делали все для обеспечения одинакового среднего уровня доходов. Будучи монопольной организацией, цех подавлял конкуренцию нецеховых, главным образом сельских, ремесленников. Однако монополия цехов па городском рынке не была абсолютной. За положением на нем со стороны городских властей был установлен строгий контроль — власти заботились о поддержании достаточного уровня потребления горожан. Складочное право обязывало купцов, проезжавших через город или вблизи него (в пределах «заповедной мили»), выставлять на несколько дней свои товары к продаже на городском рынке, что способствовало увеличению предложения товаров. Власти следили за поддержанием «справедливой цены» на товары, прежде всего местного происхождения, издержки на производство которых были хорошо известны. В интересах расширения ассортимента обращавшихся на городском рынке товаров разрешалась деятельность ремесленников, чье ремесло не было представлено в составе городских цехов (это создавало возможность появления в городе новых производств). Существенным противовесом цеховой монополии служили вольные ярмарки, периодически устраивавшиеся в разных местах. Хотя ярмарочный торг приезжих подвергался определенным ограничениям, призванным защитить интересы местных производителей, появление на городском рынке изделий, доставлявшихся издалека, вводило элемент конкуренции и заставляло местных мастеров — членов цехов не ослаблять внимания к качеству собственных изделий. Налицо определенное экономическое равновесие, делавшее хозяйство средневекового города устойчивой и жизнеспособной системой.
В становлении свободного рынка на Западе решающую роль сыграла торговля на дальние расстояния, которая была в наименьшей степени подвержена контролю местных властей. Но это уже следующая страница экономической истории стран Запада.
Мы преднамеренно остановились здесь на описаниях, которые воспроизводят, конечно, в самых общих чертах, экономические системы, где руководящую роль играла не свободная игра рыночных сил, а факторы, лежащие в основном за пределами рынка. Этим системам нельзя отказать в своего рода законченности, функциональной обоснованности, а это значит, что они вполне могут быть поставлены в один ряд с более поздними экономическими системами, являющимися преимущественным предметом изучения современной экономической теории. Конечно, нет нужды разъяснять, что экономическая история со своей точки зрения занимается и более поздними эпохами, так что ее предмет и предмет экономической теории совмещаются. Однако экономическая история не заменяет экономическую теорию, а последняя не могла бы восполнить отсутствие первой.
III. От феодальной децентрализации к национальному государству в Западной Европе. Централизованное государство — рамочное условие хозяйственного процесса на Западе в XV-XVII вв. Установление хозяйственных межконтинентальных связей Европы при содействии государства в пиренейских странах. Немецкие и генуэзские банкирские дома в заморских операциях и займах Испании в XVI в. Проблема наполнения бюджета централизованных монархий и меркантилизм как политическое средство ее решения. Активный торговый баланс — цель меркантилистской политики. Промышленная политика Ж. Б. Кольбера — политика зрелого меркантилиз-
ма. Торговые договоры XVII в. — зачаток согласованной торговой политики в региональных и глобальных масштабах. Запаздывание развития внутреннего товарообмена, таможенная разобщенность внутреннего рынка Франции, Германии и других европейских государств. Крупный торговый капитал Голландии и Англии в отношениях партнерства с государством в XVII вв. Трансформация торговой мощи Голландии в финансовую в XVIII в.
IV. Отход от религиозных санкций общественной жизни в пользу рациональной (целесообразной, утилитарной) модели общества либеральной эпохи. Свобода торгового и земельного оборота, предпринимательской инициативы, договора, передвижения — основы экономической системы либерализма. Homo economicus.
Промышленный переворот в Англии — начальный этап современной инновационной эпохи: освоение природных и трудовых ресурсов Англии посредством новых технологий и машин. Создание мирового рынка промышленных товаров и его инфраструктуры Англией. Освобождение английской внешней торговли от меркантилистской опеки государства, провозглашение политики свободной торговли. Внешний спрос — двигатель английского промышленного производства, торговая прибыль — цель английских промышленников. Золотой стандарт — фактор превращения Великобритании в мировой центр расчетов и рынок денежных капиталов.
Модернизация экономики европейских государств и США по английскому образцу. Железнодорожное строительство в создании внутреннего рынка в Европе и США. Депозитные банки во главе инвестиционного процесса в Европе. Обращение предприятий экономической инфраструктуры в собственность государства в странах Европы с 80-х годов XIX в. Закрепление экономического превосходства Запада над мировой периферией в промышленную эпоху.
V. Природный фактор в российском экономическом процессе. Экстенсивный характер хозяйственного роста в России. Слабость накоплений в крестьянском хозяйстве.
Геополитическая напряженность российских границ. Определяющая роль военного фактора в политической консолидации Северо-Восточной Руси при отсутствии экономической поддержки. Государство — мобилизующий и формирующий фактор в российском народнохозяйственном процессе.
Московское царство на пути от великокняжеской вотчины к государству: начальный этап (XV-XVII вв.). Верховная собственность великого князя / царя на землю. Необеспеченность имущественных прав подданных. Слабость частнопредпринимательской инициативы. Купцы-гости в роли финансовых и торговых агентов царской казны. Групповой принцип податного обложения населения. Прикрепление податного населения к месту проживания в целях стабилизации налоговых поступлений в казну.
Географическая и культурная оторванность Московского царства от модернизационных процессов на Западе. Начальный этап дрейфа московской политики в западном направлении (XVI-XVII вв). Динамизация внутреннего товарообмена под влиянием торговли с Западом через Архангельск. Иностранцы — организаторы первых промышленных предприятий в России в XVII в.
VI. Три волны российских модернизаций: 1-я четверть XVIII в., конец XIX — начало XX в., 20-30-е годы XX в.
Исторические особенности российского модернизационного процесса:
— модернизация как средство решения (военно-) политических задач;
— наличие крупного государственного проекта кратковременного действия;
— имитационный характер западных заимствований;
— селекция/трансформация западных хозяйственных форм в процессе адаптации к российским условиям;
— протекционизм либо (в советский период российской истории) изоляция от мирового рынка;
— ориентация новых производств на государственный спрос (госзаказ) либо на извлечение торговой прибыли из эксплуатации внутреннего рынка;
— утрата инновационного импульса в промышленном производстве;
— возобновление технологического отставания от Запада, необходимость нового модернизационного рывка при худших условиях.
VII. Интернационализация рынков промышленных технологий и финансов на рубеже XIX-XX вв. Установление единства мирового экономического цикла. Выход на мировой рынок новых промышленных стран. Возникновение конкурентной среды на мировом промышленном рынке. Минимизация издержек промышленного производства в США и Германии — фактор их конкурентных преимуществ. Отступление Англии с позиций промышленного преобладания. Перевод накоплений, ранее сделанных Англией, в форму ссудного капитала. Лондон — мировой финансовый центр и рынок сырьевых товаров мирового значения в конце XIX — начале XX в.
Территориальная отдаленность США от внешних рынков. Освоение ресурсов внутреннего рынка — основа экономического подъема в США после Гражданской войны. Захват крупным банковским капиталом преуспевающих предприятий в промышленности и на транспорте. Роль Д. П. Моргана. Замена децентрализованной (демократической) банковской системы многоуровневой системой кредитных учреждений с ФРС во главе.
Англо-германское экономическое и военно-политическое соперничество. Государственный контроль над экономикой в странах — участницах Первой мировой войны. США — арбитр в европейских делах и кредитор Европы по итогам войны.
Переход США к экономике интенсивного типа в 20-х годах XX в. Экономический подъем в США (эпоха «процветания»). Зарождение общества потребления в США. Факторы дестабилизации рыночной конъюнктуры в США в 20-е годы:
— приобретение товаров длительного пользования и недвижимости в кредит как подталкивание избыточного предложения при отставании платежеспособности потребителей;
— использование банками краткосрочных сбережений вкладчиков в целях долгосрочных вложений;
— спекуляция ценными бумагами как фактор дефляции.
От «процветания» к «великой депрессии». Принудительное картелирование экономики США и стран Западной Европы в годы мирового экономического кризиса. Элементы социальной политики в антикризисной стратегии «нового курса» Ф. Д. Рузвельта.
Роль двух мировых войн в отходе США с позиции политического и экономического изоляционизма. США — главный центр инноваций в послевоенную эпоху. Стягивание трудовых, интеллектуальных и финансовых ресурсов мира — фактор поддержания мирового экономического лидерства США.
Бреттон-Вудская система на подступах к мировому экономическому порядку. Американский и европейский типы хозяйственного мышления и макроэкономической политики в 50-70-х годах. Консервативный поворот 80-х годов.
Мировая экономика как совокупность хозяйственных систем. Региональные экономические группировки. Наднациональные структуры регулирования интеграционного процесса в Европе и их отсутствие в рыночной интеграции государств Северной Америки.
Нарастание глобальных экономических проблем и необходимость согласованных усилий всех участников мирового экономического процесса в их решении.
VIII. XX столетие — эпоха социалистических экспериментов. Социализм как идеал сбалансированного общественного порядка. Государство — инициатор преобразований в социалистическом духе. Умеренные реформы «нового курса» Ф. Д. Рузвельта в США в 30-е годы. Корпоративный социализм тоталитарных режимов правого толка в Европе 20-30-х годов. Государственное распределение фондов и средств жизнеобеспечения населения в условиях коммунистического режима в СССР. Экстенсивная модель индустриального развития СССР. Хронические деформации отраслевой структуры экономики — конечное выражение идеологических приоритетов в народнохозяйственном планировании в СССР. Пределы развития советской экономической системы. Государственные гарантии занятости в тоталитарных системах. Социал-демократическая модель социализма. Правовая и социальная защищенность граждан в политике социал-демократических правительств европейских стран во второй половине XX в.
Историческое измерение, которое экономическая история сообщает экономическим знаниям, и полнокровный характер ее описаний представляют слушателям, изучающим экономику, тот запас до известной степени опытных представлений и исторических идей, которые могут служить для лучшей подготовки к восприятию более отвлеченных, теоретических начал.
ЛИТЕРАТУРА
1. Бродель Ф. Динамика капитализма. Смоленск, 1993.
2. Бродель Ф. Материальная цивилизация; экономика и капитализм. XV-XVШ вв. Т. 3: Время мира. М., 1992.
3. Ойкен В. Основы национальной экономии. М., 1996.
4. Шмоллер Г. Наука о народном хозяйстве. Ее предмет и метод. М., 1897.
