CC BY
257
языке появлялся третий вариант, совмещающий в себе черты обоих диалектных вариантов (как английского, так и скандинавского).
Сравните современное английское ken - “кругозор”, “круг знаний”, знать” (употребительно в Шотландии): в древнеанглийском соответствующий глагол cennan (датское слово) имел значение “оповестить”, “объявить”, значение же “знать” появилось под влиянием древнескандинавского Kenna - “обучать”, “знать”. Современное английское слово dwell - “жить”, “обитать”, “находиться”, “подробно останавливаться”, “задерживаться”: значение “задерживаться” восходит к датскому dwellan -“уводить прочь”, “мешать”, “обманывать”, “ошибаться”, а значение “жить” к древнеанглийскому dvelza.
Указанный характер проникновения в английский язык скандинавских корней обусловил то, что скандинавизмы в словарном составе английского языка в подавляющем большинстве случаев с самого момента их появления относились к общеупотребительной лексике. В большинстве случаев они сохранились в этой части словарного состава и в дальнейшем: anger, angry, fellow, fit, get, hit, leg, low, skill, take, want, week, till, they и т. п. В некоторых случаях они даже заменяли соответствующие английские синонимы (they и take) или вытесняли их на периферию словарного языка (sky при англ. heaven, skin при англ. hide). К этому необходимо прибавить еще и следующее: скандинавские заимствования не только представляли собой общеупотребительные слова, но и дали большое количество производных слов: hap - “случай”, “счастливая случайность”, haphazard - “случай”, “случайность”, haphazard -“случайный”, hapless -“несчастный”, “злополучный”, happen - “случаться”, happening - “случай”, “событие”, happy - “счастливый”, happily - “счастливо”, happiness -“счастье”, perhaps - “возможно”; weak - “слабый”, weaken - “ослаблять”, “слабеть”, weak-headed - “слабоумный”, “легко пьянеющий”, weak-kneed - “слабый
на ноги”, weakling - “слабовольный человек, weakness -“слабость” и др.
Влияние скандинавского языка на древнеанглийский сказалось не только в замене и вытеснении некоторых исконных слов, но и в целом ряде существенных фонетических и семантических изменений в ряде слов основного словарного фонда.
В системе современного английского языка скандинавские заимствования функционируют наравне с исконно английскими словами, ничем не отличаясь от последних. Правда, некоторые из этих слов фонетически характеризуются наличием начального [ск], которое, как известно, в исконно английских словах перешло в [ш] (sky, skin, skill, scathe и др.). Однако и эта черта не выделяет скандинавские заимствования особо, поскольку в современном английском языке наличие начального [ск], благодаря массовому проникновению иноязычных слов, не является чем-то исключительным: scobs - “опилки”, “стружки”, scoff -“насмешка”, scope - “размах”, “охват”, scorch - “опалять”, score - “зарубка”, Scotch -“шотландский”, scout -“разведчик” и др. Сочетание [ск] встречается только в заимствованных словах, но не обязательно скандинавских. Ср. заимствования из франц. squire и из греч. sceptic.
В совершенно ином плане следует рассматривать заимствования из тех же скандинавских языков в более поздний период. Эти заимствования в подавляющем большинстве случаев не являются общеупотребительными словами, не имеют или почти не имеют производных и отличаются по своему фонетико-орфогра-фическому облику: tungsten, geyser, ski и др. Подобные лексические единицы в словарном составе современного английского языка имеют характер единичных вкраплений и в целом сближаются больше не ранними заимствованиями из скандинавских языков, а с более поздними заимствованиями из немецкого, голландского и других германских языков.
концепция интертекстуальности в современном гуманитарном знании (культурологический аспект)
Е. П. ШИНЬЕВ
Пензенский государственный педагогический университет им. В. Г. Белинского кафедра мировой и отечественной культуры
В статье интертекстуальность рассматривается не только как понятие постмодернистской текстологии, но и как феномен взаимодействия текста с семиотической культурной средой в качестве интериоризации внешнего. Концепция интертекстуальности выступает в качестве фундаментального условия смыслообразования, которая включает в себя диалогический характер полилогового поля культуры. Автор рассматривает эволюцию интертекстуальности от Бахтина до современных теоретиков постмодернизма. Концепция интертекстуальности является ведущим признаком современной культуры «Пост».
Интертекстуальность в современном гуманитар- отношения, носящие специфический характер. Иссле-
ном знании воспринимается многими в контексте дователь говорит, что они не могут быть сведены ни к
диалогизации культуры. М. Бахтин в статье «Про- чисто логическим, ни к чисто лингвистическим. В ра-
блема текста в лингвистике, филологии и других гу- боте отмечается двуполюсность текста, которая вклю-
манитарных науках» определяет диалогичность как чает в себя диалогические отношения между текстами
и внутри текста. По мнению М. Бахтина, текст - первичная данность и исходная точка всякой гуманитарной дисциплины: «Текст как субъективное отражение объективного мира, текст - выражение сознания, что-то отражающего. Когда текст становится объектом нашего познания, мы можем говорить об отражении отражения. Понимание текста и есть правильное отражение отражения» [2].
Интертекстуальность (интертекст) стала ключевым понятием современной культуры. Теоретики постмодернизма утверждают, что под знаменем интертекстуальности, т. е. произрастания прецедентного слова, прецедентного текста, развивалось все искусство ХХ века, и в первую очередь искусство слова - художественная проза и поэзия. Из инструментария искусства явились термины, которые призваны маркировать основополагающие механизмы нашего бытия. «Модернистское» и «постмодернистское» восприятие сущего -это в принципе антагонистические и в то же время взаимодействующие, даже в определенном смысле взаимозависимые системы. Философия постмодернизма синтезировала тенденции художественной идеологии определенного архитектурного стиля и эстетической идеологии определенного художественного сознания с помощью философии постструктурализма, переосмысленной в духе онтологии позднего М. Хайдеггера и ницшеанской критики христианства.
Философскую основу постмодернизма составили: постмодернизм М. Фуко, «Состояние постмодерна» Ж.-Ф. Лиотара (Париж, 1979), где он определяет «метадискурс» и утверждает крах просветительской идеи прогресса, гегелевской идеи, диалектического разума, западноевропейской идеи «эмансипации личности», идеала научного знания как способа учреждения «всеобщего счастья» и т. п. Отсюда отсутствие в постмодернистских произведениях организующего центра («децентрированность»). Исследователь И. Хассан («Критик как инноватор...», 1977) говорит об отказе от тирании целого («онтологическая отбраковка целостного субъекта»). Ролан Барт предложил методологию, которая ответила назревшей потребности покончить с монокультурой, открыв простор для свободного соперничества самых разнообразных «парадигм». История теории модернизма началась на рубеже веков. И первые лет двадцать в подходе к явлению было описание родственных связей с романтизмом [6] и вскрытие неприязненных отношений с натурализмом. Негативное отношение к модернизму было преодолено еще на этапе декадентства. Следует отметить, что при описании новейших тенденций в литературе и искусстве в то время собирательное «модернизм» использовалось достаточно редко, уступая место частным акмеизм, футуризм, кубизм [7].
Разница между модернизмом и постмодернизмом существенна в том, что первый, провозглашая непременную новизну форм и новизну художественных аксиом, игнорируя чувственность и ментальность своей аудитории, в одном всегда остается идееносен, проникнут замыслом, смыслом и несет иное целепо-лагание, целостное миросозерцание. Постмодернизм
занят хаотизированием внешнего и обессмысливанием внутреннего мира человека [8]. Постмодернизм нельзя считать этически нейтральной культурной позицией. Постмодернизм реабилитирует все отклонения от модернистской нормы. Ж. Деррида связывает рождение постмодернизма как опыта «конечного» с совершенно новым отношением к «божественному», которое предполагает сознание конечности (смертности) всех богов вообще. Постмодернизм появился в результате краха «модернистского проекта». В основе постмодернистской системы ориентация на бесконечность текста (Барт), бесконечность желаний (делез), бесконечное желание дифференциации (деррида). Жизнь рассматривается как пространство игровой манипуляции. деконструкция - эффективный способ трансформации художественного произведения в текст как чрезвычайно текучую словесную массу, в пределе своем стремящуюся к энтропии. Прежде всего постмодернизм выступает как характеристика определенного менталитета, специфического способа мировосприятия, мироощущения и оценки как познавательных возможностей человека, так и его текста и роли в окружающем мире. Постмодернизм прошел долгую фазу первичного латентного формообразования, датирующуюся приблизительно с конца Второй мировой войны (в самых различных сферах искусства: литературе, музыке, живописи, архитектуре и проч.), и лишь с начала 80-х годов был осознан как общеэстетический феномен западной культуры и теоретически отрефлексирован как специфическое явление в философии, эстетике и литературной критике.
Необходимо различать постмодернизм как художественное течение в литературе (а также других видах искусства) и постмодернизм как специфическую литературоведческую методологию, позволяющую говорить о существовании особой критической школы или направления. Постмодернизм как направление в современной литературной критике (основные теоретики: француз Ж.-Ф. Лиотар, американцы И. Хасан, Ф. Джеймсон, голландцы Д. В. Фоккема, Т. Д’ан, англичане Дж. Батлер, Д. Лодж и др.) опирается на теорию и практику постструктурализма и деконструктивизма и характеризуется прежде всего как попытка выявить на уровне организации художественного текста определенный мировоззренческий комплекс специфическим образом эмоционально окрашенных представлений. основные понятия, которыми оперируют сторонники этого направления: «мир как хаос» и постмодернистская чувствительность, «мир как текст» и «сознание как текст», интертекстуальность, «кризис авторитетов» и эпистемологическая неуверенность, авторская маска, двойной код и «пародийный модус повествования», пастиш, противоречивость, дискретность, фрагментарность повествования (принцип нонселекции), «провал коммуникации» (или в более общем плане - «коммуникативная затрудненность»), метарассказ.
В работах теоретиков постмодернизма предприняты попытки синтезировать соперничающие общефилософские концепции постструктурализма с прак-
тикой Йельского деконструктивизма, спроецировав все на современное искусство. Таким образом, постмодернизм синтезировал теорию постструктурализма, практику литературно-критического анализа деконструктивизма и художественную практику современного искусства и попытался дать этому объяснение как «новому видению мира». Все это позволяет говорить о существовании специфического постструктуралист-ско-деконструктивистско-постмодернистского комплекса общих представлений и установок.
Американский исследователь И. Хассан основными чертами постмодернизма считает неопределенность, инновационную открытость, отказ от бинар-ности, «новый политеизм», разрушение «Я», фрагментарность, деканонизацию, иронию, гибридизацию, карнавальность, сконструированность. А другой литературовед из США, Лесли Фидлер, добавил еще один признак, с его точки зрения - самый (если не вообще единственно) важный: органическую сращенность постмодернизма с поп-культурой. Исследовательница эстетики постмодернизма Н. Маньковская выделяет следующие черты, характеризующие специфику изучаемого феномена: деконструкция эстетического субъекта; превращение эстетического объекта в пустую форму за счет стилевого синкретизма; интертекстуальность и цитатность как метод творчества; культ неясностей, ошибок и пропусков; иронизм и пародийность; телесно-чувственное восприятие мира; гедонизм; эстетизация безобразного; смешение объектов высокой и низкой культуры; театрализация культуры; серийность и ретрансляционность, ориентированные на массовую культуру; эстетика потребления. При таких характеристиках постмодернистская эстетика терпима и открыта для всевозможных влияний, она имеет принципиальный антитоталитарный характер. При этом, считает Н. Маньковская, имеет смысл говорить не о философии, эстетике или искусстве постмодернизма, а о постмодерной культуре в целом, пронизывающей все структуры человеческого бытия. В политике это -пост-утопическая политическая мысль; в философии -пост-метафизика, пост-рационализм и пост-эмпиризм (находящие выражение в постструктурализме, постфрейдизме и постаналитической философии); в этике -пост-гуманизм пост-пуританского мира. В совокупности эти феномены формируют пост-цивилизацию. Однако не все исследователи считают постмодернизм самостоятельным идейным и эстетическим течением. Так, Д. Датон считает постмодернизм не более чем побочным продуктом экономических и социальных явлений.
Исследователь А. П. Назаратян говорит о том, что «постклассическая наука обогатила познавательный арсенал методом элевационизма (от лат. Е^аШ - возведение), когда продуктивные образы распространяются не «снизу вверх», как требует редукционистская стратегия, а наоборот, от эволюционно позднейших к более ранним формам взаимодействия. Это помогает обнаружить в прежних формах те присущие им свойства, которые служат онтологической предпосылкой для будущего» [4]. Хотя явления, обозначаемые в гу-
манитарных науках как феномены «Пост», имеют разное содержание, все они объединены тем, что возникли из ощущения кризиса традиционных гуманистических ценностей - ощущения, которое родилось в последней трети XIX века и сохраняется по сей день.
Очевидно, характеристики, свойственные феномену «культура “Пост”», взаимосвязаны с повышенным интересом к проблемам идентичности, культурной и личностной, обусловленном интенсификацией контактов между представителями различных культур. Именно поэтому, изучая культуру «Пост», нельзя не анализировать различные проявления диалогичности.
Диалогичность с ее целеориентированностью как важнейшим параметром можно считать одной из основополагающих характеристик современного периода развития человеческого общества, несмотря на то, что диалогичность изначально присуща человеческому обществу и культуре. Диалогичность как форма существования и организации текста/дискурса того или иного типа в культуре «Пост» требует не только и не столько теоретического осмысления, так как феноменологический диалог - это непосредственный облик и перевод между персональными ценностями, мирами, сохраняющими свои особенности [9]. Поэтому эмпирический материал для изучения проявления диалогичности (диалогизма) приобретает особое значение.
Диалогичность как главный признак современной культуры в целом проявляется: 1) в культуре (бытовая, массовая культура, реклама, средства массовой коммуникации с ориентацией на определенного адресата и т. д.); 2) в литературе (популярность некоторых художественных приемов, в том числе активное использование аллюзий, римейки, прецедентные феномены, интертекстуальность) [10]; 3) в языкознании (смена в ХХ веке нескольких парадигм с их специфическими доминантами: системно-структурная парадигма, функциональная, коммуникативная, когнитивно-дискурсивная) [11]; 4) а также в иных гуманитарных науках (современное гуманитарное познание выстраивается диалогически, к примеру, как диалог с традицией в герменевтике и истории, осуществляющийся через внутренний диалог-мышление).
Интертекстуальность - термин, введенный в 1967 г. теоретиком постструктурализма Ю. Кристевой, стал одним из основных в анализе художественного произведения постмодернизма [12]. Употребляется не только как средство анализа литературного текста или описание специфики существования литературы, но и для определения того мира и самоощущения современного человека, которое получило название постмодернистской чувствительности. И. В. Арнольд предлагает следующее определение: «Под интертекстуальностью понимается включение в текст либо целых других текстов с иным субъектом речи, либо их фрагментов в виде маркированных или немаркированных, преобразованных или неизменных цитат, аллюзий и реминисценций» [1]. Весьма сходную трактовку сущности интертекста находим у В. П. Руднева, которым интертекст определяется как «основной вид и способ построения художественного текста в искусстве модернизма и
постмодернизма, состоящий в том, что текст строится из цитат и реминисценций к другим текстам» [5]. Данные определения акцентируют внимание на репрезентативном аспекте интертекста (интертекстуальности), т.е. «смотрят» на интертекст как бы «изнутри» текста. Кроме того, В. П. Руднев в своем определении затрагивает аспект жанрово-стилевой корреляции литературно-художественного интертекста.
Ю. Кристева сформулировала свою концепцию интертекстуальности на основе переосмысления работы М. М. Бахтина «Проблема содержания, материала и формы в словесном художественном творчестве» (1924), где автор, описывая диалектику существования литературы, отметил, что помимо данной художнику действительности он имеет дело также с предшествующей и современной ему литературой, с которой он находится в постоянном «диалоге», понимаемом как борьба писателя с существующими литературными формами. Подлинный смысл этого термина Кристе-вой становится ясным лишь в контексте теории знака Ж. Деррида, который предпринял попытку лишить знак его референциальной функции [13]. Под влиянием теоретиков структурализма и постструктурализма, отстаивающих панъязыковой характер мышления, сознание человека было отождествлено с осмысленным текстом. В результате все стало рассматриваться как текст: литература, культура, общество, история, сам человек (мир как текст) [14]. Положение, что история и общество являются тем, что может быть «прочитано» как текст, в теории постмодеонизма привело к восприятию человеческой культуры как единого интертекста, который в свою очередь служит как бы предтекстом любого вновь появившегося текста. Важным последствием уподобления сознания тексту было «интертекстуальное» растворение суверенной субъективности человека в текстах-сознаниях, составляющих «великий интертекст культурной традиции». Ю. Кристева подчеркивает бессознательный характер этой «игры», отстаивая постулат имперсональной «безличной продуктивности» текста.
Каноническую формулировку понятиям интертекстуальности и интертекста дал Р. Барт: «Каждый текст является интертекстом: другие тексты присутствуют в нем на различных уровнях в более или менее узнаваемых формах: тексты предшествующей культуры и тексты окружающей культуры. Каждый текст представляет собой новую ткань, сотканную из старых цитат. Обрывки культурных кодов, формул, ритмических структур, фрагменты социальных идиом и т. д. - все они поглощены текстом и перемешаны в нем, поскольку всегда до текста и вокруг него существует язык. Как необходимое предварительное условие для любого текста интертекстуальность не может быть сведена к проблеме источников и влияний: она представляет собой общее поле анонимных формул, происхождение которых редко можно обнаружить, бессознательных или автоматических цитат, даваемых без кавычек» [15].
М. М. Бахтин и Ю. М. Лотман подходили к интертексту от «надтекстового» универсума. «Кроме
коммуникативной функции, - пишет Ю. М. Лотман, -текст выполняет и смыслообразующую, выступая в данном случае не в качестве пассивной упаковки заранее данного смысла, а как генератор смыслов. [...] Минимально работающий текстовый генератор - это не изолированный текст, а текст в контексте, текст во взаимодействии с другими текстами и семиотической средой» [3]. Ю. Тынянов подошел к проблеме интертекста через изучение пародии, видя в ней фундаментальный принцип обновления художественных систем, основанных на трансформации предшествующих текстов. Пародия выступает как двуплановый текст, сквозь который «сквозит», по его выражению, текст-предшественник. По существу, весь смысл пародии возникает при ее соотнесении с предшествующей традицией, которая обязательно включается в чтение пародического текста. По мысли М. М. Бахтина, текст включает в себя все бесконечное поле иных текстов, которые могут быть с ними соотнесены в рамках некоторой смысловой сферы.
Интертекст - это смысловая структура, оформленная как своеобразный интертекст на основе всего багажа известных субъекту текстов культуры. Интертекст формируется путем селекции и перекомбинации всех известных субъекту смысловых структур определенного семантического плана в том случае, когда в поле его сознания появляется некая аллюзия, разрушающая восприятие какого-либо фрагмента культуры. Всякий текст функционирует как оформленная смысловая единица только на фоне интертекста, определяющего его собственные границы и смыслы, но при этом сохраняет свою автономность, не растворяясь в интертексте.
Интертекстуальность может быть осмыслена и как механизм метаязыковой рефлексии, позволяющей автору определить способ генезиса собственного текста, а читателю - углубить понимание за счет установления многомерных связей с другими текстами. И. Смирнов рассматривает интертекстуальность как способность текста полностью или частично формировать свой смысл посредством ссылки на другие тексты. Л. Дэлленбах и П. Ван ден Хевель называют интертекстуальностью взаимодействие внутритекстовых дискурсов: дискурса повествователя с дискурсом персонажей. «Соприсутствие в одном тексте двух или более текстов» - так определяет это понятие Ж. Женнет, у. Бройх, М. Пфистер в западной традиции; А. Жолковский, М. Ямпольский. В. Руднев - в русской [16].
Понятие интертекстуальности может быть уточнено в разных аспектах. Так, в теории референции интертекстуальность можно определить как полире-ферентность по отношению к действительности и другому тексту. С позиции теории информации интертекстуальность - это способность текста накапливать информацию не только за счет непосредственного опыта, но и опосредованно - извлекая ее из других текстов. В рамках семиотики интертекстуальность может быть соотнесена с соссюровским понятием значимости, ценности, т. е. соотносимостью с другими элементами системы. Если соотносить интертекстуальность с ти-
пами отношений языковых единиц, то она соответствует деривационным отношениям, понимаемым как отношения между исходным и производным знаком, интертекстуальность может быть интерпретирована как деривационная история текста. В семантическом плане интертекстуальность - способность текста формировать свой собственный смысл посредством ссылки на другие тексты. В культурологическом смысле интертекстуальность соотносима с понятием культурной традиции - семиотической памяти культуры.
Значение концепции интертекстуальности выходит далеко за рамки чисто теоретического осмысления современного культурного процесса, ибо она ответила на запрос мировой культуры ХХ века с его явной или неявной тягой к духовной интеграции и диалогичности. Приобретя необыкновенную популярность в мире искусства, она, как никакая другая категория, оказала влияние на саму художественную практику, на само сознание современного художника [17]. Модусом новой концепции гуманитаристики является становление культурологического дискурса, основными чертами которого являются диалогичность, коммуникативность, знаковость, смыслосодержащее начало, параметр идеального, связь с проблемой отчуждения смысла и возможности его преодоления в интерпретации. Понятие «текст» в современной культуре используется для обозначения всего корпуса смыслосодержащих артефактов. Произведение - это актуализированный, моносемически оформленный и структурированный дискурсом автора текст. Интенция интертекстуальных практик предполагает ассимиляцию и дивергенцию семантически связанных произведений с целью унификации и трансформации (приращения) смысла в рамках определенного центрирующего текста, а также построение диалогичности полилогового поля культуры.
список литературы и примечания
1. Арнольд И. В. Объективность, субъективность и предвзятость в интерпретации художественного текста // Арнольд И. В. Семантика. Стилистика. Интертекстуальность: Сб. статей. СПб., 1999. С. 346.
2. Бахтин М. М. Проблема текста в лингвистике, филологии и других гуманитарных науках. Опыт философского анализа // Бахтин М. М. Литературно-критические статьи. М.: Худож. литература, 1986. С. 484.
3. Лотман Ю. М. Избранные статьи. В 3 т. Т. 1. Статьи по семиотике и типологии культуры. Таллинн, 1992. С. 144-147.
4. Назаретян А. П. Цивилизационные кризисы в контексте Универсальной истории. М., 2001. С. 10.
5. Руднев В. П. Словарь культуры ХХ века. М., 1997. С. 113.
6. Романтизм - художественный метод, сложившийся в начале 19 века и получивший широкое распространение как направление (течение) в искусстве и литературе большинства стран Европы. К более поздним эпохам термин романтизм применяется в значительной мере на основе художественного опыта первой половины 19 века. Вызванное к жизни переходной эпохой романтическое искусство, и по своей художественной сущности было явлением переходного характера - переходной формой от одного универсального типа ху-
дожественности к другому, конкретно-историческому. Сдвиг от традиционализма к поэтике автора в истории литературы в эпоху романтизма позволяет говорить о снижении роли отнесения того или иного автора к определенному литературному направлению, таким образом, литературное направление представляет своего рода литературный контекст, который, несомненно, необходим для целостной интерпретации творчества отдельного автора, при этом нельзя ограничиваться эстетикой обозначенного направления, ибо категория поэтики оказывается масштабнее, чем принадлежность к литературной эпохе. Можно говорить о романтизме не как литературном направлении, в частности применительно не к художественному опыту первой половины 19 века, а к последующим эпохам, но о стилевой тенденции литературного процесса. Романтизм выводит на авансцену поэтику автора, освобождаясь от жанрово-стилевых ограничений. Стиль по своей природе дискретен, а не континуален, т.е. нет необходимости говорить о маркировке литературного процесса, с целью всеобщего охвата универсально-типологических тенденций в творчестве отдельных авторов, при этом важно отметить некую общность в идиостиле различных авторов с целью более глубокого уяснения смысла и идейной нагрузки тех или иных произведений. Суть художественной парадигмы 20 века в неслиянности и нераздельности, образующих противостояние авангардизма и неотрадиционализма.
7. При этом началом модернизма считается импрессионизм в литературе, музыке и живописи, последствиями которого стало совершенствование художественной формы путем анализа составляющих ее элементов. На основании этого иногда отождествляют модернизм и формализм. Не следует смешивать модернизм с авангардом.
8. О проблеме соотношения модернистской и постмодернистской систем см. работы Д. Затонского, Е. Красильниковой, И. Хассана и других.
9. См.: Постмодернизм: энциклопедия. Мн., 2001; Западное литературоведение ХХ в. Энциклопедия / Идея, сост., научн. редактор Е.Н. Курганова. М., 2004; Взаимопонимание в диалоге культур: условия успешности / Под ред. Л.И. Гришаева, М.К. Попова. Воронеж, 2004; Культура «Пост» как диалог культур и цивилизаций / Под ред. М.К. Попова, В.В. Струнова. Воронеж, 2005 и др.
10. Здесь и далее курсив автора работы.
11. Авторы энциклопедии «Постмодернизм» (Минск, 2001) напрямую связывают постмодернизм с традициями семиотики и структурной лингвистики. Последние десятилетия развития гуманитарной мысли свидетельствуют о возникновении новой парадигмы отношений к языку и миру. Эта новая парадигма была отчетливо сформулирована в учении П. Флоренского о пневма-тосфере и подхвачена теорией ноосферы В. Вернадского, постулатом М. Хайдеггера о языке как осознании мифа и учением К. Поппера о трех мирах (у него речь шла о мире физических объектов и состояний, о мире ментальных состояний, процессов и психических установок и, что наиболее важно, о мире объективированных мыслей, научных и художественных идей и произведений искусства, существующих вне и независимо от познающего субъекта); в современной российской гу-
манитарной науке эта парадигма представлена концепцией Ю. Лотмана о семиосфере и Д. Лихачева о гомосфере. Из чего следует, что осознанное бытие человека в мире возможно лишь как бытие его языковой личности в контексте культуры.
12. См. Западное литературоведение ХХ в. Энциклопедия / Идея, сост., научн. редактор Е.Н. Курганова. М., 2004.
13. Об этом же говорит Антонио Прието, размышляя о системном единстве романа, возникшем как оппозиция двух структур: объективной (общество) и субъективной (автор). «Это единство и противоположность двух структур, получая литературную репрезентацию, последовательно обуславливает превращение романа из абстрактного замысла в семиологический факт, в котором язык, освобождаясь от обычных словесных актов и механики коммуникации, приобретает иную смысловую значимость, в силу которой данный семи-ологический факт выступает как явление, граничащее
с реальностью». (Прието А. Морфология романа // Семиотика. М., 1983. С. 431.)
14. В области литературоведения см. работы А.-Ж. Грей-маса, Р. Барта, Ж. Лакана, М. Фуко, Д. Деррида и др.
15. Цит. по Ильин И. П. Постструктурализм. Деконструктивизм. Постмодернизм. М., 1996. С. 226.
16. См. Каныкин С. В. Текст как явление культуры (пролегомены к философии текста). Воронеж, 2003; Фатеева Н. А. Контрпункт интертекстуальности, или Интертекст в мире текстов. М., 2000; Смирнов И. П. Порождение интертекста. Элементы интертекстуального анализа с примерами из творчества Б. Л. Пастернака. СПб., 1995 и др.
17. Например, творчество В. Набокова, сущностная основа которого исследователь Александров В. Е. определил как «барочную интертекстуальность». (См. Александров В. Е. Набоков и потусторонность: метафизика, этика, эстетика. СПб., 1999).
критерии отбора слов в диалектных словарях дифференциального типа
Р. В. ШИРШАКОВ
Пензенский государственный педагогический университет им. В. Г. Белинского
кафедра русского языка
При отборе материала для дифференциальных диалектных словарей составители используют различные критерии. Сопоставим несколько словарей такого типа по принципам отбора слов.
Обратимся к «Архангельскому областному словарю» [1]. Лексику, включенную в него, можно разделить на две большие группы с точки зрения отношения к литературному языку.
I. Слова, отсутствующие в составе лексики русского литературного языка.
II. Слова, имеющиеся в составе лексики русского литературного языка.
В свою очередь, лексика, относящаяся к обеим указанным группам, подразделяется на множество разрядов.
1. 1. Собственно диалектная лексика - те слова, корни которых отсутствуют в литературном языке. Например, вохроп - палка с крючком на конце для подвешивания над костром посуды с пищей, вошкур - пояс женской юбки, выскорь - вывороченное с корнем дерево, вихлок - загривок, вихать - стонать, волтошиться -возиться, копошиться. Лексика подобного типа имеется и среди служебных слов: впон, впод - предлоги, ивой, вой, ань - междометия, но - утвердительная частица - «да», ак - союз и частица и др.
2. Слова, имеющие общие с литературными словами корни и общее значение. Например, впяту -назад, в обратном направлении, на попятный, вподбежку - подбежав, вповолочку - валяя друг друга, внаклонку - наклонясь, в наклонном положении, вроссыпях - врассыпную, вольник - своевольный непослушный ребенок, вразумыться - догадаться, сообразить и т. п. Ср. также такие диалектные слова,
как потачить (выпотачить, испотачить) - баловать (ребенка) и литературное фразеологически связанное «потачка» - «дать потачку» (кому-нибудь).
3. Слова, имеющие те же корни и аффиксы, что и слова литературного языка, обладающие тем же значением, но отличающиеся от последних качеством или составом корневых или аффиксальных фонем. Например, диалектные вместо, вместя, назадь, вперёдь, тёта, карас, гряд, вихорь, затохнуться, лучена и литературные: «вместе» - совместно с кем-нибудь, «назад», «вперед», «впереди», «тётя», «карась», «град», «вихрь» -круговое движение ветра, «задохнуться», «лучина». К этому же типу относятся прилагательные с суффиксом -н- (мягкое) в литературном языке при суффиксе -н- (твердое) в диалектах или наоборот: верхной, нижной, зимной, летной, вешной - в говорах, «верхний», «нижний», «зимний», «летний», «вешний» -в литературном языке.
4. Слова, имеющие те же корни и те же значения, что и слова литературного языка, но в ином аффиксальном оформлении (замереть - умереть, залюбить -полюбить, занравиться - понравиться, сряд - наряд, болько - больно, холодко - холодно, слепец - слепень, рябок - рябчик и др.).
5. В областной словарь включается также лексика, представляющая собой местные названия различных урочищ, а также употребляемые на данной территории имена и прозвища людей и клички животных. Однако топонимический и антропонимический материал вводится в Архангельский областной словарь (АОС) в ограниченном виде. Из топонимов выделяются лишь микротопонимы - названия мелких географических объектов (речки, ручьи, озера, болота, названия мелких
