Вестник Челябинского государственного университета. 2016. № 10 (392).
Философские науки. Вып. 42. С. 65-70.
УДК 177+37.01
ББК 87.2
КОНЦЕПЦИЯ ФИЛОСОФИИ ВОСПИТАНИЯ ЕВРАЗИЙСКОЙ ЦИВИЛИЗАЦИОННОЙ ИДЕНТИЧНОСТИ
Д. В. Лепешев
Кокшетауский университет имени А. Мырзахметова, Кокшетау, Казахстан
Анализируется проблема социально-культурной идентификации личности и общества евразийского мира в условиях глобализации, когда традиционные устои, система воспитания, становления ценностных ориентиров претерпевают глубокие изменения и деформации.
Ключевые слова: национальное воспитание, евразийская цивилизационная идентичность, глобализация культуры, наднациональное единство, самоидентификация, атлантическая цивилизация, евразийская цивилизация, вестернизация.
Современное общество постсоветского пространства характеризуется кризисом идентичности. В связи с этим было выдвинуто и обосновано новое понятие групповой наднациональной идентичности — евразийская цивилизационная идентичность.
Евразийская цивилизационная идентичность — наиболее абстрактная и широкая цель воспитательной стратегии евразийского пространства. Говоря о возможностях «закрытости» и открытости культуры для когнитивного опыта других культур, мы обосновали важность осмысления иной культуры для лучшего понимания собственной. Когда культура становится не только «для-себя», но осмысливается как «для-другого», она, согласно пониманию Гегеля, как любое понятие, определяется, то есть полагает себе предел, находит свои границы, начинает самопознание.
Подобным образом идентичность не может быть сформирована как отношение «для-себя»: она является внутренним взглядом со стороны. В ней, согласно Дж. Миду (по точному замечанию Х. Абельса): «проясняется точка зрения и позиция другого человека по отношению к нам, так как мы применяем чужие точки зрения и позиции к самим себе»; «индивид осознаёт собственную идентичность лишь в том случае, если смотрит на себя глазами другого» [1. С. 25].
Важнейшая основа самоидентификации, обретение self■коммуникации, принятие роли другого; в этой ситуации индивид смотрит на себя глазами другого человека, контролируя свои реакции и своё поведение, осознавая свои границы. Становясь для себя объектом, человек получает представление о самом себе, приобретает самопознание; идентичность, таким образом, тесно взаимосвязана с интеракцией. Мышление, как диалог с собой,
помогает сохранять за собой статус объекта собственного восприятия, одновременно оставаясь субъектом общения.
Дж. Мид, сторонник философии символического интеракционизма, автор изданной уже после его смерти книги «Разум, самость и общество» (1934), пишет о двух социальных фазах становления идентичности, важных для нас в контексте анализа идентичности как воспитательной цели. Первый выделяемый им этап — ребёнок приобретает идентичность путём подражания важным представителям общества (индивидуальная игра— в маму, папу, врача). Индивидуальная игра формирует идентичность ребёнка через отношение других (сын, внук, пациент и пр.), в отношении доброжелательного и знакомого окружения, тех, кому ребёнок доверяет.
Второй — овладение ролевыми играми (коллективная игра). Здесь происходит первое становление идентичности. Если в индивидуальной игре ребёнок меняет свои роли, «играя» ими по отношению к себе самому, то в групповой игре он учится видеть и соотносить свои действия с идентичностью других. В каждый момент времени он соотносит свои действия с несколькими другими людьми, создавая вместе со своими напарниками по игре обобщённую идентичность «обобщённого другого». Через эту идентификацию возникает понимание и восприятие общества как глобального «обобщённого другого», чьи нормы и ценности, социальные роли значимы для личности [Там же. С. 28-36].
Идентичность, конечно, не складывается исключительно из опыта социального взаимодействия. Наряду с управляемым образом «я», который состоит из множества социальных ожиданий, предъявляемых человеку, существует, согласно
Дж. Миду, и «импульсивное Я» [1. С. 36], индивидуальное начало, стремящееся уйти из-под социального контроля и обеспечивающее творческое и новое в социальной деятельности.
«Рефлексивное Я», определяемое ожиданиями общества (во многом совпадающее со «Сверх-Я» З. Фрейда), фактически равно групповой (общественной) идентичности индивида [Там же. С. 38]. Это совокупность знаний, которую человек приобретает о себе в процессе принятия роли другого; и это тот уровень контроля, который общество имеет над личностью внутри неё самой.
Важно понимать, что идентичность человека не может быть сугубо независимой: даже если и трактуется как «идентичность выбора», она возникает из взаимодействия индивида и общества, является частью широкой интерпретации реальности.
Возможность «выбора» связана с переходом от первого этапа социализации ко второму: от жизни ребёнка в семье к его самостоятельному существованию. Ребёнок воспринимает социальную реальность, существующую вокруг него, как безальтернативную. Впоследствии, при столкновении с различными альтернативами, взрослеющая личность понимает, что предлагаемые ему жизненные миры не требуют полного погружения, в них возможно участвовать только частично: по выражению социологов П. Бергера и Т. Лукмана, «...волей-неволей ребёнок живёт в мире, определяемом его родителями, но он может с радостью покинуть мир арифметики, как только выйдет из класса» [3. С. 230]. Эти авторы предлагают избегать понятий типа «коллективная идентичность», но в то же время указывают, что существуют национальные типы идентичностей, а также «социетальные», накладываемые различными типами общественных ожиданий.
Таким образом, идентичность есть продукт диалектической связи человека и социума, взаимного ограничения общественного и биологического начал в человеке.
Для формирования непротиворечивой идентичности необходимо постоянное соотнесение самооценки и оценки другими. Для сохранения доверия к собственной самооценке «индивиду требуется не только имплицитное подтверждение этой идентичности, приносимое даже случайными ежедневными контактами, но эксплицитным и эмоционально заряженным подтверждением от значимых других» [Там же. С. 244]. Даже молчание в этом смысле является средством поддержания реальности, в том числе социальной: в молчании
мы утверждаем тождественность и благостность этого мира, «согласие с тем, что вещи таковы, каковы они есть» [1. С. 134].
В течение развития общества идентичность из средства медиатизации между социумом и индивидом стала переходить в статус проблемного понятия, и связано это именно с вопросом «выбора» точки отсчёта самоопределения. Так, П. Бергер, Б. Берген и Г. Келнер совершенно справедливо замечают, что идентичность человека сегодня открыта для любых внешних воздействий, не защищена от них [Там же. С. 135].
Личность, лишённая непоколебимых опор самоидентификации (даже связанных с выбором), на наш взгляд, теряет очень важные жизненные опоры, экзистенциальные «щиты», придающие жизни смысл и ценности. В частности, влияние глобализационных явлений (поликультурность, вестернизация и, как следствие, разрушение традиционных идентичностей) по времени значимо совпало с таким, в частности, явлением, как быстрый рост случаев суицида, психических и поведенческих расстройств.
Анализируя данные статистики самоубийств [9], видим, что средний показатель распространённости психических заболеваний за несколько лет возрос в десятки раз. Эта закономерность характерна как для экономически развитых, так и для развивающихся стран. При этом «социальная роль психических болезней ещё никогда не достигала таких размеров, как за последние десятилетия XX века» [10. С. 32]. Из 10 важнейших причин инвалидности 5 были связаны с поведенческими и психическими расстройствами.
Исследователи различных направлений связывают рост психических заболеваний, пограничных состояний и суицидов с социальными факторами. Так, феномен всплеска негативных тенденций, по мнению исследователя-психиатра, «не может быть объяснён генными трансформациями, так как столетие — слишком незначительный период для такого рода изменений» [Там же. С. 33].
Одним из наиболее тяжёлых последствий изменений социальной, экономической, политической жизни в XX в. стало распространение депрессивных состояний. Так, по данным ВОЗ, депрессия вышла в мире на первое место среди причин неявки на работу и на второе — среди причин болезней, приводящих к потере трудоспособности. При этом причины возникновения депрессии в 97-98 % связаны со стрессом, то есть сильным переживанием жизненных обстоятельств [8].
Таким образом, обзор динамики состояния мирового психического здоровья говорит о том, что процессы социальной дезориентации, постепенного отхода от традиционных ценностей, развития психических заболеваний и утраты былых иден-тичностей (традиционных: религиозных, социально-групповых, национальных, даже гендерных) происходили параллельно. Это свидетельство их сложной взаимосвязи.
В течение XX (в особенности) века скорость развития общества достигла небывалых показателей. Исторические, политические, правовые перемены в жизни мирового сообщества изменили его лицо и заставили людей пересмотреть собственную идентификацию, отказаться от многих привычных мировоззренческих или поведенческих «якорей», которые (о)казались ненужными.
В роли одного из первых таких «якорей» оказалась религия. Необходимо отметить, что население Европы, как флагман новых перемен (отметим, что Америка до сих пор не отказалась от роли религиозности в социальной жизни), вскоре ощутило недостаток религиозной идентичности, но, в отсутствие новых привлекательных конфессиональных идей, это стремление привело к появлению новых типов идентичности.
Другим «якорем» стала традиционная модель семьи. Несмотря на существование различных воспитательных систем и традиций, основой воспитательной работы, социализации и самоидентификации, первичного обретения self оставалась семья. Разрушение религиозных ограничений, переосмысление роли женщины, пересмотр понятия социального пола привели к постепенному «облегчению» роли семьи в социальном механизме.
Ещё один «якорь», зачастую отброшенный современным обществом, — патриотическая направленность идеологии, тесно связанная с социальной политикой государства. Это традиционное основание гражданской (и отчасти национальной) социальной идентификации взаимосвязано с идеей высшего (религиозного, общественного, гражданского) предназначения власти.
Изменения в политической и социальной жизни привели к видоизменению традиционных иден-тичностей, что стало одним из наиболее грозных вызовов глобализации. Сегодня в глобализован-ном мире «атлантической» цивилизации актуализированы ценности, являющиеся по сути ценностями выбора, то есть не несущие определённой ценностной установки. К ним во многом относятся и толерантность, и свобода выбора гендерной
позиции. Противостояние «евразийского» и «атлантического» начал может трактоваться в мифологическом ключе. В контексте социальной философии «атлантическое» — это только обобщающее название для западного общества, которое делает упор на свободу выбора, утверждая, что именно она способна дать человеку выжить в меняющемся мире.
Отчасти это утверждение точно: человек монокультуры, закрытой от влияния других культур, при столкновении с поликультурными веяниями глобализирующегося мира оказывается в состоянии глубокого культурного шока (в отличие от готовых к принятию других культур). От культурного шока в традиционной культуре защищают собственные механизмы. Наиболее распространённым из этих механизмов является первичное неприятие, отстранение, затем сменяющееся возможностью культурного диалога. При этом собственная культура остаётся приоритетной, её ценности не подвергаются в большой мере проверке на прочность со стороны иной культуры. Вопрос выживания культуры решается однозначно положительно. При приоритете идеологии свободы выбора также первичная социализация сопровождается формированием определённой идентичности. Присутствующие в воспитательной работе на самых ранних стадиях элементы воспитания толерантности могут препятствовать формированию твёрдых убеждений и ценностей, так как сама толерантность в её глобальном смысле есть не содержательная ценность, а «ценность выбора», то есть права на выбор ценности.
Вместе с тем во всём мире, охваченном грёзой толерантности, разрушения границ и всеобщего взаимопроникновения культур после развала СССР, это настроение быстро пошло на убыль. В период с 1990-х по 2010-е гг. США и страны Евросоюза ужесточали эмиграционную политику, вспыхнуло явление локализации. В итоге большой приток неассимилирующихся мигрантов привёл к возрождению националистического движения. Страны с либеральной идеологией свободы выбора приходят к вынужденному ограничению, в частности эмигрантского потока. Встречает сопротивление и легализация однополых браков, приводящая к последствиям весьма широкого масштаба: за последние полгода в Париже однополым был каждый седьмой заключённый брак [2]. Во всём мире сейчас сталкиваются две противоборствующие тенденции: стремление к «ценностям выбора» и «ценностям традиции».
Традиционные ценности национальной, государственной, религиозной культуры являются не просто застывшими формами. В них, как и в этимологии концептов языка (например, словах «отец» и «мать», от употребления которых в отдельных документах отказывается сегодня всё больше стран мира), заложены сконцентрированные социально значимые смыслы, подытожена история и опыт наций, государств, конфессий. Более того, история данных ценностей, как и основанных на них нар-ративов (сюжетов, мифов), является основанием для самоидентификации народов, а также основанием для механизмов социально-культурного самосохранения.
В традиции евразийской ментальности такими ценностями стали ориентация на высокие духовные ценности, нестяжательство, коллективизм, идея братства народов, континентальное мышление (сочетание оседлости с кочевничеством), идея иерархичности государства и духа, «пограничный» патриотизм. В отношении межнационального взаимодействия евразийские государства и империи проводили политику многополярного включения без культурной унификации, объединения народов с сохранением и поддержкой их культурного своеобразия. Вот в обобщённом виде те ценности, которые лежат в основе философии воспитания евразийской общности и в основе самоидентификации евразийца.
Традиционные ценности находят отражение на всех уровнях проявления культуры. Выразителем таких ценностей является национальный костюм. Для первой половины XX в. точным было определение, которое дала этнограф Т. Гаген-Торн, костюм — это паспорт [5. С. 73]. Во многих традиционных культурах женщина закрывала волосы (в русской традиционной культуре это было обязательно для замужних женщин), что подчёркивало стремление не только к аккуратности, но и необходимость спрятать женскую красоту от чужих глаз — это свидетельствовало о целомудрии. В XVIII в., после петровских реформ, в России принятие той или иной формы одежды (традиционной или европейской) было указанием на сословный статус.
Отражением и отчасти инструментом культурной идентификации является язык — но не только
как указатель на национально-культурную самобытность (так был пронесён сквозь века иврит), но и как носитель имплицитно сформулированных ценностей. «Будучи инструментом культуры, язык формирует не только представления о реальном, окружающем человека мире, но и саму личность, которая, погружаясь в определённую культурную наследственность, через язык воспринимает традиции, обычаи, мораль, систему норм и ценностей своего народа, специфический культурный образ мира, осознавая постепенно и своё место в нём» [4. С. 42-43]. Язык является способом сохранения культуры во времени и пространстве; он эволюционирует вместе с обществом, но в то же время сохраняет (или не сохраняет) базовый лексический запас, восходящий ко времени основания данной национальной культуры.
Важнейшим основанием для культурной самоидентификации является позитивная оценка человеком своей группы принадлежности (семьи, рода, нации, государства, конфессии). Утрата этих позитивных представлений ведёт к кризису идентичности, как индивидуальной, так и групповой.
Таким образом, воспитание, имеющее целью становление евразийской идентичности, естественным образом ставит перед собой следующие взаимосвязанные задачи:
— воссоздание механизмов трансляции традиционных ценностей на всём протяжении воспитательного процесса, начиная с раннего детства;
— создание условий для укрепления положительной оценки собственной групповой идентичности (семья — национальность — государство — наднациональное единство);
— всемерная поддержка понятия духовной (религиозной, философской, мировоззренческой) идентичности, акцент на вечных ценностях нематериального характера;
— сохранение, бережное изучение родного языка, а также языков соседних общностей и языков межнационального общения, которые способствуют лучшему познанию родного языка и культуры;
— выявление положительной модели национальной и наднациональной идентичности в национальных текстах культуры: фольклоре, литературе, театре, кинематографе.
Список литературы
1. Абельс, Х. Интеракция, идентичность, презентация. Введение в интерпретативную социологию / Х. Абельс. — СПб. : Алетейя, 2000. — 266 с.
2. Баранов, А. Во Франции тысячи людей вышли на акции протеста против однополых браков [Электронный ресурс] / А. Баранов, Е. Полойко. — URL: http://www.tvc.ru/news/show/id/30314
3. Бергер, П. Социальное конструирование реальности. Трактат по социологии знания / П. Бергер, Т. Лукман. — М. : Медиум, 1995. — 323 с.
4. Вендина, Т. И. Язык как форма реализации культурной идентичности / Т. И. Вендина // Культура сквозь призму идентичности : сб. ст. / отв. ред. Л. А. Софронова. — М. : Индрик, 2006. — С. 42-58.
5. Кирсанова, Р. М. Костюм как средство самоидентификации / Р. М. Кирсанова // Культура сквозь призму идентичности : сб. ст. / отв. ред. Л. А. Софронова. — М. : Индрик, 2006. — С. 72-82.
6. Петраков, Б. Д. Основные закономерности распространения психических болезней в современном мире и в Российской Федерации / Б. Д. Петраков // XII съезд психиатров России. — М., 1995. — С. 98-99.
7. Печальное лидерство России [Электронный ресурс] // Демоскоп Weekly. — 2012. — 17-30 сент. — URL: http://demoscope.ru/weekly/2012/0523/tema01.php
8. Статистика депрессии [Электронный ресурс] // Проект о жизни. — URL: lossofsoul.com/ DEPRESSION/statistic.htm
9. Статистика самоубийств [Электронный ресурс] // Проект о жизни. — URL: http://lossofsoul.com/ DEATH/suicide/statistic.htm
10. Юрьева, Л. Н. Динамика распространения психических и поведенческих расстройств в мире и Украине / Л. Н. Юрьева // Мед. исслед. — 2001. — Т. 1, вып. 1. — С. 32-33.
Сведения об авторе
Лепешев Дмитрий Владимирович — кандидат педагогических наук, профессор, Кокшетауский университет им. А. Мырзахметова, член-корреспондент Академии педагогических наук Казахстана. Кокшетау, Казахстан. d_Lepeshev@mail.ru
Bulletin of Chelyabinsk State University. 2016. No. 10 (392). Philosophy Sciences. Iss. 42. Pp. 65-70.
CONCEPT OF PHILOSOPHY EDUCATION OF EURASIAN CIVILIZATIONAL IDENTITY
D. V. Lepeshev
Kokshetau AbaiMyrzakhmetov University, Kokshetau, Kazakhstan. d_Lepeshev@mail.ru
The article analyzes the problem of socio-cultural identity of the individual and society in the Eurasian world in the context of globalization, where traditional customs, education system, the formation of values are undergoing profound changes and deformation.
Keywords: national education, Eurasian civilizational identity, globalization, culture, supranational unity, identity, Atlantic civilization, Eurasian civilization, Westernization.
References
1. Abel's Kh. Interaktsiya, identichnost', prezentatsijya. Vvedeniye v interpretativnuyu sotsiologiyu [Interaction, Identity, Presentation. Introduction to Interpretive Sociology]. St. Petersburg, Aletejja Publ, 2000. 266 p. (In Russ.).
2. Baranov A. Vo Frantsii tysyachi lyudey vyshli na aktsii protesta protiv odnopolyh brakov [In France, thousands of people came to protest against gay marriage]. Available at: http://www.tvc.ru/news/show/id/30314 (In Russ.).
3. Berger P.L. Sotsial'noye konstruirovaniye realnosti. Traktatpo sotsiologii znaniya [The Social Construction of Reality. A Treatise on Sociology of Knowledge]. Moscow, Medium Publ., 1995. 323 p. (In Russ.).
70
ff. B. flenerneB
4. Vendina T.I. Yazyk kak forma realizatsii kul'turnoy identichnosti [Language as a form of Realization of Cultural Identity]. Kul'tura skvoz'prizmu identichnosti [Culture through the Prism of Identity. Collection of Articles]. Moscow, Indrik Publ., 2006. Pp. 42-58. (In Russ.).
5. Kirsanova R.M. Kostyum kak sredstvo samoidentifikatsii [Suit as a Means of Self-identification]. Kul'tura skvoz' prizmu identichnosti [Culture through the Prism of Identity. Collection of Articles]. Moscow, Indrik Publ., 2006. Pp. 72-82. (In Russ.).
6. Petrakov B.D. Osnovnyye zakonomernosti rasprostraneniya psihicheskih bolezney v sovremennom mire i v Rossiyskoy Federatsii [The Main Regularities of Mental Illness in the World Today and in the Russian Federation]. XII s"yezdpsihiatrov Rossii [Bulletin of the XII Congress of Russian Psychiatrists]. Moscow, 1995. Pp. 98-99. (In Russ.).
7. Pechal'noye liderstvo Rossii [Sad Russian Leadership]. Demoskop Weekly [Demoscope Weekly], 2012, 17-30 Sept. Available at: http://demoscope.ru/weekly/2012/0523/tema01.php, accessed 14.05.2016. (In Russ.).
8. Statistika depressii [Depression Statistics]. Proyekt o zhizni [Life Project]. Available at: lossofsoul.com/ DEPRESSION/statistic.htm, accessed 14.05.2016. (In Russ.).
9. Statistika samoubijstv [Suicide Statistics]. Proyekt o zhizni [Life Project]. Available at: http://lossofsoul. com/DEATH/suicide/statistic.htm, accessed 14.05.2016. (In Russ.).
10. Yur'yeva L.N. Dinamika rasprostraneniya psihicheskih i povedencheskih rasstroystv v mire i Ukraine [The Dynamics of the Spread of Mental and Behavioral Disorders in the World and in Ukraine]. Meditsinskiye issledovaniya [Medical Research], 2001, vol. 1, iss. 1, pp. 32-33. (In Russ.).