CC BY
609
риальными органами ФАС России14. Таким образом, единообразная правоприменительная практика в сфере закупок отсутствует. По данному качественному показателю Закон о закупках следует признать неэффективным.
Перечисленные обстоятельства, на наш взгляд, могут послужить
14 Наиболее наглядно данный вывод может быть продемонстрирован на примере одного из продуктов СПС «Консультант-Плюс» — «Путеводителя по спорам в сфере закупок».
серьезными аргументами в пользу отказа от дифференцированного законодательного регулирования закупок и перехода к единообразным стандартам контрактной системы как для государственных заказчиков, так и для прогосударственных компаний. Ведь практика применения Закона о закупках, не содержащего каких-либо запретов, но базирующегося в основном на принципах, которым должны соответствовать закупки, наглядно показала, что вседозволенность его норм оказалась для заказчиков обманчива.
Библиографический список
Беляева О. А. Правовое регулирование закупок, осуществляемых бюджетным учреждением за счет средств от приносящей доход деятельности // Аукционный вестник. 2015. № 269.
Беляева О. А. Федеральный закон «О закупках товаров, работ, услуг отдельными видами юридических лиц»: рамки применения в договорных отношениях // Журнал российского права. 2014. № 8.
Павлушкин А. В. Правовой мониторинг // Эффективность законодательства: вопросы теории и практика: монография /отв. ред. Ю. А. Тихомиров, В. П. Емельянцев. М., 2015.
Тасалов Ф. Стандарт корпоративных закупок: в поисках оптимальной модели // Конкуренция и право. 2015. № 5.
Чваненко Д. А. К вопросу о толковании формулировки «товары, работы, услуги» // Юрист. 2014. № 10.
Концепция бенефициарной собственности в российской судебной практике (частноправовые аспекты)
КАНАШЕВСКИЙ Владимир Александрович, профессор кафедры международного частного права Московского государственного юридического университета им. О. Е. Кутафина, доктор юридических наук, профессор
123995, Россия, г. Москва, ул. Садовая-Кудринская, 9 E-mail: seleron75@mail.ru
Автор исследует понятие и признаки концепции «бенефициарная собственность» и ее применение в российской судебной практике. Хотя российское гражданское законодательство не признает концепцию бенефициарной собственности, проистекающую из английского права справедливости (equity), данная концепция начинает признаваться в России на уровне судебной практики, в частности в определениях Верховного Суда Российской Федерации последних лет. Речь идет о делах, касающихся: раздела совместно нажитого в браке имущества, когда российские суды распространяют правовой режим общего имущества супругов на имущество офшорных компаний и трастов, бенефициаром которых является супруг; признания за бенефициаром права на обжалование решений контролируемых им компаний для защиты своих имущественных интересов; возложения на контролируемые бенефициаром компании ответственности по долгам бенефициара. При этом российские судебные решения соответствуют основным тенденциям развития зарубежной судебной практики. Про-
явлением концепции бенефициарной собственности выступает институт «лица, имеющего фактическое право на доходы», закрепленный в российском налоговом законодательстве. С учетом принятой в России политики деофшоризации данный институт, очевидно, продолжит свое укоренение в отечественном налоговом праве. Автором также исследуются вопросы определения применимого права к бенефициарной собственности, в том числе к отношениям с участием офшорных компаний и трастов. В частности, режим имущества, находящегося в созданном за рубежом трасте или офшорной компании, должен определяться правом соответствующей иностранной юрисдикции, но не правилами российского законодательства.
Ключевые слова: бенефициарная собственность, бенефициар, бенефициарный собственник, права бенефициарной собственности, юридический титул, офшорная компания, применимое право, юридический собственник, право справедливости, титул по праву справедливости, траст, снятие корпоративной вуали, непреднамеренный (возвратный) траст.
The Concept of Beneficial Ownership in Russian Judicial Practice
(Private Law Aspects)
V. A. KANASHEVSKIY, doctor of legal sciences, professor Kutafin Moscow State Law University 9, Sadovaya-Kudrinskaya st., Moscow, Russia, 123995 E-mail: seleron75@mail.ru
The author studies the definitions and features of the concept of "beneficial ownership" and its application by Russian courts. Although the Russian civil law does not recognize the concept of beneficial ownership which comes from the English law of equity, this concept is beginning to be recognized by Russian judicial practice, in particular, in the recent resolutions of the Russian Supreme Court of the Russian Federation. The cases in question relate to the division of the joint property acquired by spouses during the marriage (the Russian courts consider the property (assets) of the offshore company or trust controlled by spouse (acting as a beneficiary) as a joint spouses' property); recognition of the rights of beneficiary for challenging the decisions of the companies controlled by such beneficiary; levy of execution upon the property of the offshore companies and trusts controlled by beneficiary for the beneficiary's debts. It is obvious that decisions of Russian courts are in the line with trends of development of foreign case law. One of the manifestations of the beneficial ownership concept in Russian law is the institute of "a person having factual right for the income", fixed by Russian tax law. Considering the deoffshorization policy in Russia, it is obvious that this institute will continue to be reflected in the national tax law. The author attends to, inter alia, the questions of applicable law to beneficial ownership, including applicable law to the relations with offshore companies and trusts. In particular, the legal regime of foreign trust's or offshore company's property shall be determined by the law of the relevant foreign jurisdiction but not by the rules of Russian law.
Keywords: beneficial ownership, beneficiary, beneficial owner, beneficiary owner's rights, legal title, offshore company, applicable law, legal title holder, equity, equitable title, trust, piercing the corporate veil, resulting trust.
DOI: 10.12737/21218
Понятие бенефициарной собственности. Концепция бенефициарной собственности (beneficial ownership) берет свое начало в английском праве справедливости (equity). Бенефициарным собственником (beneficial owner) в праве справедливости признается собственник какого-либо объекта, поскольку бенефициару принадлежит титул на данный объект или он
находится в его пользовании, хотя юридический титул (legal title) может принадлежать другому лицу1. В свою очередь, бенефициарной собственностью признается бенефициарный интерес в трастовой собственности (trust property)2, хотя соответ-
1 См.: Black's Law Dictionary. 7th ed. / ed. by B. Garner. St. Paul, 1999. P. 1130.
2 Ibid. P. 1131.
ствующее лицо не выступает формальным собственником имущества.
Применительно к офшорным компаниям их бенефициарным собственником или экономическим собственником (economic owner) выступает лицо, которое фактически контролирует компанию и получает выгоды от ее деятельности. При этом тот факт, что бенефициарный собственник не является формальным акционером (участником) компании, а также факт раздельной собственности компании и ее участников (акционеров) во внимание не принимаются. Бенефициар офшорной компании не фигурирует в ее учредительных документах, его имя не содержится в каких-либо общедоступных реестрах, однако именно бенефициар имеет полный контроль над действиями номинального директора и номинального акционера на основании заключенного с ними конфиденциального соглашения — трастовой декларации (договора). В свою очередь, номинальный акционер выступает в качестве юридического собственника акций офшорной компании (legal title holder). Бенефициару же принадлежат бенефициарные права (beneficiary owner's rights), которые проистекают из английского права справедливости или его аналога в соответствующей офшорной юрисдикции.
В 2015 г. в Налоговый кодекс РФ было введено понятие «лицо, имеющее фактическое право на доходы». Согласно п. 2 ст. 7 НК РФ «лицом, имеющим фактическое право на доходы» признается лицо, которое в силу прямого и (или) косвенного участия в организации, либо контроля над организацией (включая иностранную структуру без образования юридического лица), либо в силу иных обстоятельств имеет право самостоятельно пользоваться и (или) распоряжаться этим доходом, либо лицо, в интересах которого иное лицо правомочно распоряжаться таким доходом. Еще раньше (в 2013 г.) в российское законодательство по про-
тиводействию легализации (отмыванию) доходов было введено понятие «бенефициарный владелец»3.
В международных документах, посвященных избежанию двойного налогообложения, также используется понятие «бенефициарный собственник». Наиболее полное раскрытие данного понятия дается в названной Конвенции ОЭСР о налогах на доходы и капитал и комментариях к ней. Анализ концепции бенефициарного собственника, изложенной в названной Конвенции и комментариях к ней, содержится в письме Минфина России от 9 апреля 2014 г. № 03-00-РЗ/16236 «О применении льгот, предусмотренных международными соглашениями об избежании двойного налогообложения». Согласно указанному документу предоставление в государстве — источнике выплачиваемого иностранному лицу дохода налоговых льгот (пониженных ставок и освобождений) противоречит целям и задачам международных соглашений, если получатель такого дохода будет действовать как промежуточное звено в интересах иного лица, фактически получающего выгоду от соответствующего дохода. Такое промежуточное звено, например кондуитная компания, не может рассматриваться как лицо, имеющее фактическое право на получаемый доход, если, несмотря на свой формальный статус собственника дохода в сделке с лицом, являющимся налоговым резидентом государства — источника дохода, подобная компания обладает очень узкими полномочиями в отношении этого дохода, что позволяет рассматривать ее в качестве доверенного лица или управляющего, действующего от имени заинтересованных лиц.
В отличие от налогового законодательства российскому граждан-
3 См. ст. 3 Федерального закона от 7 ав-
густа 2001 г. № 115-ФЗ «О противодействии легализации (отмыванию) доходов, полученных преступным путем, и финансированию терроризма».
скому законодательству не известно понятие «бенефициарный собственник», «права бенефициарной собственности». Как уже отмечалось, данные права бенефициара на получение дохода (в том числе от переданного в траст или офшорной компании имущества) проистекают из английского права справедливости. Российское право признает лишь формального собственника акций офшорной компании, которым выступает номинальный акционер (legal title holder). Российское право не «видит» бенефициарных прав, которые проистекают из права справедливости. Между тем именно бенефициар является фактическим («экономическим») собственником офшорной компании или траста.
В последнее время понятия «бенефициар», «бенефициарный владелец» можно встретить и в решениях российских судов, причем как по налоговым, так и по гражданско-правовым делам. Например, в одном из дел российский арбитражный суд отметил, что «основным собственником истца во время заключения Договора пожертвования являлось... ООО "Фин-холком", ему принадлежала доля в уставном капитале истца в размере 79,38%. В свою очередь, владельцем ООО "Финхолком" на 75% являлся гражданин М. Следовательно, он был конечным бенефициарным собственником (курсив мой.—В. К.) истца через ООО "Финхолком"»4.
Вопрос о бенефициарной собственности возникал в отечественной судебной практике в связи с попытками привлечения к ответственности бенефициаров по долгам офшорной компании, а также попытками привлечения к ответственности офшорной компании по долгам бенефициаров. Как известно, в российском гражданском законодательстве установлены принципы имущественной обособленности (принцип
4 Постановление Девятого арбитражного апелляционного суда от 23 ноября 2015 г. № 09АП-46990/2015 по делу № А40-70319/15.
автономности) юридического лица и раздельной ответственности юридического лица и его участников по долгам друг друга (принцип отделения) (ст. 56 ГК РФ). Однако законодательство и судебная практика допускают отступление от указанных принципов в определенных ситуациях.
Во-первых, правило о солидарной ответственности основного хозяйственного общества по сделкам дочернего общества, заключенным последним во исполнение указаний основного общества, а также о субсидиарной ответственности основного общества по долгам дочернего общества в случае банкротства последнего по вине основного общества (ст. 673 ГК РФ).
Во-вторых, согласно п. 4 ст. 10 Федерального закона от 26 октября 2002 г. № 127-ФЗ «О несостоятельности (банкротстве)», если должник признан несостоятельным (банкротом) вследствие действий и (или) бездействия контролирующих должника лиц, такие лица в случае недостаточности имущества должника несут субсидиарную ответственность по его обязательствам. Так, в деле, связанном с банкротством ЗАО «Международный промышленный банк», фактический собственник Банка — П. был привлечен к субсидиарной ответственности по обязательствам Банка5, и на имущество контролируемых им трастов, бенефициаром которых он является, английскими судами был наложен всемирный запрет (worldwide freezing order) о распоряжении активами трастов6.
5 См. решение Арбитражного суда г. Москвы от 7 декабря 2010 г. № А40-119763/10 по делу № А40-119763/10-73-565«Б»; постановления Девятого арбитражного апелляционного суда от 24 июня 2015 г. № 09АП-24715/2015, 09АП-22993/2015, 09АП-22353/2015, Арбитражного суда Московского округа от 1 октября 2015 г. № Ф05-10535/2011.
6 См.: Английский Высокий суд отклоняет заявление трастовых управляющих
В-третьих, согласно п. 3 ст. 531 ГК РФ лицо, имеющее фактическую возможность определять действия юридического лица, в том числе возможность давать указания лицам, осуществляющим руководство юридическим лицом, несет ответственность за убытки, причиненные по его вине юридическому лицу. Таким лицом, очевидно, должен быть признан бенефициар офшорной компании (однако ответственность наступает перед самим юридическим лицом, но не перед кредиторами такого юридического лица, чем снижается практический эффект указанной нормы). Ответы же на вопросы о том, в какой степени бенефициар офшорной компании может быть привлечен к ответственности по ее долгам, определение случаев такой ответственности, возможности возложения ответственности по долгам бенефициара на активы офшорной компании, применение доктрины снятия корпоративной вуали, очевидно, лежат в плоскости права той юрисдикции, в которой учреждена офшорная компания, т. е. должны решаться по ее личному закону (ст. 1202 ГК РФ).
Российская судебная практика о бенефициарной собственности. Российские суды в интересах справедливости отступают от принципа раздельной ответственности юридического лица и его учредителей (участников), установленного гражданским законодательством (п. 2 ст. 56 ГК РФ). Показательным является решение Мещанского районного суда г. Москвы от 31 января 2012 г. по иску компании «Дейлмонт Лими-
об отмене или изменении судебного приказа о замораживании активов по всему миру против бенефициара (English High Court Dismisses Application by Trustees to Discharge or Vary a Worldwide Freezing Order Against а Beneficiary. JSC Mezhdunarodniy Promyshlenniy Bank & Anor v. Pugachev & Ors [2014] EWHC 3547 (Ch). URL: http://www.mcnairchambers.com/ media/documents/201411/ENGLISH_HIGH_ COURT_DISMISSES_APPLICATION.pdf.
тед» к гражданину С., российским и иностранным компаниям о взыскании задолженности, поддержанное апелляционным определением судебной коллегии по гражданским делам Московского городского суда от 2 августа 2012 г. № 11-16173 и кассационным определением Московского городского суда от 25 декабря 2012 г. № 4г/2-12260/12 (Верховный Суд РФ отменил акты нижестоящих судов лишь в части обращения взыскания на право аренды, а также здание, принадлежащее третьему лицу, но в интересующей нас части постановления нижестоящих судов не обжаловались и были оставлены в си-ле7). По мнению судов, «номинальные лица последовательно владеют акциями и долями юридических лиц, на которых оформлено указанное имущество; фактическим действительным собственником (бенефициаром) указанного имущества, на которое подлежит обращению взыскание, является С.». Соответственно, ответственность по обязательствам гражданина С. была возложена на имущество компаний, которые через цепочку корпоративного управления контролировались данным гражданином. Фактически ответственность по долгам гражданина С. была возложена на активы (недвижимое имущество) компаний, которые формально были самостоятельны и независимы от С. (он не выступал участником данных компаний).
Решения судов по данному делу неоднократно анализировались в отечественной литературе как пример реализации в России концепции «снятия корпоративной вуали» ("piercing the corporate veil"). По мнению профессора Е. А. Суханова, в данном случае речь идет о попытках использования «обратного», или «перевернутого» проникновения (umgekehrter Haftungsdurchgriff), при котором кредиторы участника компании (как
7 См. определение Судебной коллегии по гражданским делам ВС РФ от 18 июня 2013 г. № 5-КГ13-61.
правило, единственного) получают возможность обратить взыскание по его личным долгам на имущество контролируемой им компании. Такой подход, как считает ученый, противоречит ст. 24 ГК РФ («гражданин отвечает по своим обязательствам всем принадлежащим ему имуществом») и ст. 237 ГК РФ («обращение взыскания на имущество по обязательствам собственника») — в данном же случае взыскание обращается на имущество собственников — юридических лиц не по их обязательствам, а по обязательствам контролирующего их физического лица, которое вовсе не является собственником их имущества. ГК РФ предусматривает виновную деликтную ответственность любого лица, «имеющего фактическую возможность определять действия юридического лица, включая возможность давать указания» его органам, за «убытки, причиненные им юридическому лицу по его вине» (п. 3 ст. 531), но не ответственность юридического лица по долгам своего учредителя (участника), в том числе фактически определяющего и контролирующего деятельность созданной им компании8.
По мнению других авторов, в данном деле «суд общей юрисдикции снимает вуаль или, скорее, бесцеремонно срывает ее, если использовать выражение английских судей, сразу с нескольких десятков обществ, компаний, фондов и трастов из различных стран. Сам термин "снятие корпоративной вуали" судами при этом не употребляется»9.
С формально юридической точки зрения решение Мещанского суда по делу «"Дейлмонт Лимитед" против С.», поддержанное вышестоящими судами, противоречит зако-
8 См.: Суханов Е. А. Сравнительное корпоративное право. 2-е изд. М., 2015. С. 197—198.
9 Будылин С. Л., Иванец Ю. Л. Срывая по-
кровы. Доктрина снятия корпоративной вуали в зарубежных странах и в России // Вестник ВАС РФ. 2013. № 7. С. 122.
нодательству РФ (ст. 56 ГК РФ и др.). Во-первых, ответственность по долгам гражданина С. была возложена на компании, к которым С. формально отношения не имел. Во-вторых, все контролируемые гражданином С. офшорные компании были привлечены в процесс в качестве соответчиков, чем нарушены основные принципы ГПК РФ.
Полагаем, речь в данном деле не шла о снятии корпоративной вуали — доктрине, которая достаточно редко применяется на практике, в том числе за рубежом. Гражданин С. не являлся ни акционером, ни директором указанных компаний. Он осуществлял управление компаниями через созданный на о-ве Джерси траст. С точки зрения гражданского права «срывать покровы» с компаний, к которым С. формально не был причастен, означало бы нарушение базовых принципов корпоративного права. В данном деле российские суды фактически признали концепцию бенефициарной собственности, проистекающую из английского права справедливости.
После принятия решения по иску компании «Дейлмонт Лимитед» к гражданину С. (2013 г.) длительное время в российской судебной практике отсутствовали другие прецеденты применения концепции бенефициарной собственности. Поэтому многие стали рассматривать решение по названному иску в качестве исключения. Однако в 2015 г. Верховный Суд вновь обратился к концепции бенефициарной собственности, подтвердив ее существование.
В деле по иску С-вой к Д. о разделе совместно нажитого в браке имущества ответчиками (кроме Д.) выступили несколько офшорных компаний, бенефициаром которых являлся Д. В числе прочего, истица просила признать за ней права на 50% акций офшорных компаний, «принадлежащих Д.», а также иное имущество офшорных компаний (денежные средства на счетах компаний в иностранных банках и принадле-
жащие им ценные бумаги). Решением Хамовнического районного суда г. Москвы 2013 г. (оставленным без изменения Московским городским судом 2014 г. и поддержанным определением ВС РФ)10 определена доля С-вой в размере 1/2 в общем имуществе супругов и признано за ней право собственности на 50% акций ряда офшорных компаний. По мнению судов, Д. является бенефициарным собственником офшорных компаний, осуществляет фактическое владение имуществом этих компаний и в силу ст. 34 Семейного кодекса РФ на данное имущество распространяется режим совместной собственности супругов.
В рассмотренном деле показательно то, что суды распространили правовой режим общего имущества супругов (ст. 34 СК РФ) на имущество офшорных компаний, бенефициаром которых является супруг. При этом, как справедливо отметил Верховный Суд РФ, при разрешении вопроса о правах и обязанностях держателей акций компаний, правах на имущество компаний, о правах и обязанностях лица, которое является хранителем документов, раскрывающих личность бенефициарного собственника, суду следовало применять нормы иностранного права тех стран, где зарегистрированы и действуют указанные компании (ст. 1202 ГК РФ).
Стоит отметить, что зарубежная судебная практика также исходит из того, что имущество, переданное одним из супругов в траст, рассматривается как общее имущество супругов, подлежащее разделу (см., например, решение Верховного федерального суда Швейцарии 2012 г. по делу "Rybolovleva V. Rybolovlev"11;
10 См. определение ВС РФ от 7 июля 2015 г. № 5-КГ15-34.
11 См. Гаагская конвенция о трастах — пять лет с момента вступления в силу: решение Федерального суда Швейцарии по делу «Рыболовлев против Рыболовлевой» (The Hague Trusts Convention five years on: the Swiss Federal Supreme Court's decision in
решение Верховного суда Великобритании 2013 г. по делу "Prest v. Petrodel Resources Limited и другие"12; решение Высокого суда Англии 2013 г. по делу "M v. M"13).
В деле по иску М. к ЗАО «Аспект-Финанс» о признании недействительным решения общего собрания акционеров названного ЗАО судами было установлено, что акционерами ЗАО «Аспект-Финанс» являлись кипрские компании Minifera Trading Ltd (50%) и Consiliur Ltd (50%). По утверждению истца, он в соответствии с законодательством России является конечным бенефициаром компаний Minifera Trading Ltd и Consiliur Ltd (которыми он владеет через цепочку корпоративного управления, состоящую из ряда иностранных компаний) с фактической возможностью влиять на их решения. Он как конечный бенефициар имеет законный интерес в сохранении имущества ЗАО «Аспект-Финанс» и у него имеется право на заявленный в настоящем деле иск. Отказывая в иске, суды14 отметили, что ГК РФ и корпоративное законодательство не содержат формулировки (определения) понятий «бенефициар» или «конечный бенефи-
Rybolovlev v. Rybolovleva). URL: http://www. farrer.co.uk/Documents/Trusts%20and%20 trustees/Rybolovlev%20v%20 Rybolovleva. pdf.
12 См. решение Верховного суда Великобритании от 12 июня 2013 г. по делу "Prest v. Petrodel Resources Limited и другие" [2013] UKSC 34. URL: http://www.familylawweek. co.uk/site.aspx?i=ed114405.
13 См. решение Семейного отделения Высокого суда правосудия Англии и Уэльса от
14 августа 2013 г. по делу "M v. M" [2013] EWHC 2534 (Fam). URL: http://www.familylawweek. co.uk/site.aspx?i=ed115866.
14 См. решение Арбитражного суда г. Москвы от 27 марта 2015 г. по делу № А40-104595/2014; постановления Девятого арбитражного апелляционного суда от 22 июня 2015 г.; Арбитражного суда Московского округа от 10 сентября 2015 г. по делу № А40-104595/2014.
циар». В связи с этим с учетом норм Федерального закона «Об акционерных обществах» истцом не представлено надлежащих доказательств, подтверждающих, что он является участником (акционером) какой-либо из перечисленных им компаний и, соответственно, ответчика.
Верховный Суд РФ не согласился с выводами нижестоящих судов. По его мнению, отказывая истцу в удовлетворении заявленных требований, суды фактически исходили из того, что в силу Федераль-ног закона «Об акционерных обществах» правом на обжалование решений, принятых общим собранием акционеров, наделены только акционеры. Вместе с тем судами не исследовались обстоятельства, связанные с возможностью защиты прав и законных интересов М. как иного лица, для которого оспариваемое решение породило определенные правовые последствия: утрата ЗАО «Аспект-Финанс» принадлежащего имущества; не оценивались документы, представленные истцом в обоснование его права на иск. В результате Верховный Суд РФ отменил решение и направил дело на новое рассмотрение в Арбитражный суд г. Москвы15.
Однако сам факт того, что лицо контролирует тот или иной актив через цепочку корпоративного управления, не всегда влечет признание за таким лицом прав на такой актив. В частности, Л. обратился в Арбитражный суд г. Москвы с иском к "Kourion Trading (Singapore) PTE Limited"16 с требованием о признании за истцом права на 30% ак-
15 См. определение ВС РФ от 31 марта 2016 г. № 305-ЭС15-14197 по делу № А40-104595/2014. См. также определение ВС РФ от 27 мая 2016 г. № 305-ЭС15-16796 по делу № А40-95372/2014, в котором используются схожие формулировки.
16 См. решение Арбитражного суда г. Москвы от 16 декабря 2014 г. по делу № А40-17025/2014; постановление Девятого арбитражного апелляционного суда от 16 мар-
ций ЗАО «Нафтатранс» и истребовании акций указанного ЗАО из незаконного владения компании "Kourion Trading (Singapore) PTE Limited". Истец указывал, что он являлся бенефициарным владельцем, т. е. фактически владел 30% обыкновенных акций ЗАО «Наф-татранс» через цепочку различных корпоративных структур, расположенных в разных юрисдикциях, что дает ему возможность как титульному владельцу требовать защиты своих прав в рамках указанных конструкций. Согласно решению суда правом требовать признания собственности на бездокументарные акции обладает только собственник акций, т. е. лицо, чье право собственности на спорные акции было зарегистрировано в системе ведения реестра акционеров или депозитарии. Ссылка на конструкцию бенефициарного владельца или фактического собственника не предоставляет истцу возможности заявлять о наличии у него прав на определенный пакет акций. Исходя из пояснений истца, он мог являться собственником 30% акций ЗАО «Наф-татранс», однако самим истцом был избран способ закрепления прав на акции ЗАО «Нафтатранс» через цепочку корпоративных структур, расположенных в различных юрис-дикциях, в связи с чем суд не может игнорировать наличие последующих собственников на акции и необходимость реализации прав через компании, которые являются собственниками акций. Суд пришел к выводу об отсутствии у истца права по истребованию акций ЗАО «Нафтатранс» из незаконного владения компании "Kourion Trading (Singapore) PTE Limited".
Право, применимое к бенефициарной собственности. Нахождение имущества у офшорной компании или в зарубежном трасте влечет подчинение этого имущества правовому
та 2015 г. № 09АП-4138/2015 по делу № А40-17025/2014.
режиму, основанному на концепции «расщепленной» собственности.
Российское право не знает концепции бенефициарной собственности. Следовательно, при определении применимого к бенефициарной собственности права российский суд должен толковать понятие «бенефициарная собственность» в соответствии с тем иностранным правом, к которому отсылает коллизионная норма (п. 2 ст. 1187 ГК РФ). Учитывая, что бенефициарная собственность возникает у бенефициаров офшорных компаний и трастов, для определения правовой судьбы имущества, находящегося в созданном за рубежом трасте или какой-либо иной зарубежной корпоративной или некорпоративной структуре (компания, фонд, партнерство и т. п.), должно применяться законодательство соответствующего иностранного государства о трастах (компаниях, фондах, партнерствах и т. п.).
В частности, правовой режим имущества офшорных компаний, в том числе права бенефициара, определяется личным законом офшорной компании, а именно — правом страны места учреждения компании (ст. 1202 ГК РФ). В числе прочего личным законом такой компании должны определяться также отношения внутри компании (п. 2 ст. 1202 ГК РФ), к числу которых, очевидно, относятся и взаимоотношения между номинальными акционерами и бенефициарами. Так, согласно зарубежной судебной практике права бенефициара офшорной компании, фактически контролирующего действия этой компании, рассматриваются в свете концепции непреднамеренного (возвратного) траста (resulting trust). Как отмечает А. Л. Назыков, «сущностной характеристикой возвратного траста является то, что его учредитель (settlor) одновременно есть и его бенефициар. Основной функцией этого траста выступает перенаправление (re-direct) бенефициарной собственности обратно к первоначальному обладателю юридического ти-
тула»17. В случае, когда суд опирается на доктрину бенефициарной собственности, то «объявление собственности компании принадлежащей ее акционеру производится не путем игнорирования корпоративной структуры, а посредством возвратного траста, делающего компанию носителем юридического титула на активы в интересах бенефициарного собственника — контролирующего компанию лица»18.
Так, в деле «Prest v. Petrodel Resources Limited и другие» Верховный суд Великобритании признал, что бывший муж (М. Прест) посредством контролируемых им компаний владеет имуществом компаний на основе непреднамеренного (возвратного) траста (resulting trust), т. е. является бенефициарным собственником имущества и, соответственно, такое имущество подлежит разделу между супругами. Схожим образом в решении по делу "M v. M" Высокий суд Англии 2013 г. пришел к выводу, что действия ответчика М. свидетельствовали о том, что он был бенефициарным собственником имущества контролируемых им офшорных компаний, во все времена «сохранял контроль над своей империей», действуя в качестве «теневого» директора компаний (shadow director). Отношения между ответчиком М. и офшорными компаниями суд квалифицировал в качестве непреднамеренного (возвратного) траста (resulting trust), созданного в пользу ответчика М. В результате суд признал имущество компаний общим имуществом супругов М. и присудил супруге 50% от стоимости всех активов компаний, контролируемых бывшим мужем.
Если имущество передано учредителем в зарубежный траст, то его
17 Назыков А. Л. Resulting trust v. piercing the corporate veil: в каких случаях активы компании следует считать принадлежащими контролирующему ее лицу // Закон. 2013. № 10. С. 67.
18 Там же. С. 78.
правовой режим должен определяться правом той страны, которое применяется к трасту. Как известно, в трасте право собственности «расщепляется»: одна часть правомочий собственника — управление и распоряжение выделенным имуществом — принадлежит доверительному собственнику, а другая часть правомочий — получение дохода от эксплуатации имущества — принадлежит бенефициару. При этом титул по общему праву (legal title) принадлежит доверительному собственнику, а титул по праву справедливости (equitable title) принадлежит бенефициару (бенефициарам)19. Именно поэтому траст определяется как «право, которое может быть принудительно осуществлено по праву справедливости (equity)»20.
Режим имущества, находящегося в созданном за рубежом трасте, определяется правом соответствующей иностранной юрисдикции. Соответственно, если перед российским судом возникает вопрос о правовом режиме переданного в траст имущества, бенефициаром которого является российское лицо, то такой режим не может определяться правилами российского законодательства, поскольку российскому праву институт траста не известен и в России отсутствует «право справедливости» как самостоятельная правовая система, регулирующая отношения между субъектами траста, а также отношения, складывающиеся по поводу бенефициарной собственности.
19 См.: Гражданское и торговое право зарубежных государств: учебник / отв. ред. Е. А. Васильев, А. С. Комаров. 4-е изд. Т. I. М., 2006. С. 335, 392, 394; Беневоленская З. Э. Определение, классификация видов и квалифицирующие признаки доверительной собственности (траста) по праву Великобритании // Журнал российского права. 2008. № 9. С. 122; Соколова Н. В. Доверительная собственность (траст) в континентальной Европе. М., 2012. С. IV.
20 См.: Black's Law Dictionary. P. 1513.
Согласно ст. 1191 ГК РФ только соответствующее иностранное право, применимое к трасту, может ответить на следующие вопросы: что такое траст и какова его правовая природа; к какому виду относится траст (дискреционный, фиксированный, отзывный и т. д.); каково содержание понятия «право бенефициарной собственности», имеющегося у бенефициара траста; каковы права и обязанности субъектов траста (учредителя, доверительного собственника, бенефициара); является ли траст действительным и имеются ли основания для признания его притворным (sham) или недействительным (invalid)?
В силу отсутствия в российском праве коллизионных норм о трастах при определении применимого к трасту права должно использоваться общее правило п. 2 ст. 1186 ГК РФ — необходимо применять право страны, с которой гражданско-правовое отношение, осложненное иностранным элементом,наиболее тесно связано. Применительно к трасту таким правом, наиболее тесно связанным с трастом, в большинстве случаев признается право страны, в которой траст был создан. При отсутствии сведений относительно места создания траста во внимание должны приниматься другие факторы и обстоятельства.
В качестве руководства для определения тесной связи траста с каким-либо правопорядком российские суды могут использовать положения Гаагской конвенции о праве, применимом к трастам, и о признании трастов 1985 г.21 Положения Гаагской конвенции были восприняты законодатель-
21 Конвенция вступила в силу в 1992 г. В ней участвуют 12 государств: Австралия, Великобритания (действие Конвенции было распространено на острова Гернси и Джерси), Гонконг, Италия, Канада, Лихтенштейн, Люксембург, Мальта, Монако, Нидерланды, Сан-Марино, Швейцария. URL: http://www. hcch.net/index_en.php?act = conventions. text&cid=59.
ством о трастах многих офшорных трастовых юрисдикций — Багамские острова, Британские Виргинские острова, Сейшельские острова, Гернси, Джерси, Кипр и другие22, либо идентичны им. Хотя Россия не участвует в Гаагской конвенции, ее положения о выборе применимого к трастам права в определенном смысле могут рассматриваться в качестве обычая, о котором идет речь в п. 1 ст. 1186 ГК РФ («Право, подлежащее применению к гражданско-правовым отношениям... осложненным иным иностранным элементом... определяется на основании... обычаев, признаваемых в Российской Федерации»).
Например, если российский суд установит, что (а) место управления трастом находится на Багамских островах, и (или) (Ь) имущество передано в багамский траст, и (или) (с) место жительства доверительного собственника находится на Багамах, и (или) задачи траста должны быть выполнены на Багамах и т. п., то такой траст наиболее тесно связан с правом Багамских островов. Соответственно, все вопросы траста (действительность траста; полномочия доверительного собственника по управлению и распоряжению имуществом траста; отношения между доверительным собственником и бенефициарами, включая ответственность перед ними; и др.), а также все вопросы владения, пользования и распоряжения имуществом траста (например, переданными в траст акциями российских и иностранных компаний) должны регулироваться багамским правом. Равным образом в соответствии с багамским правом должно толковаться и само понятие «траст».
Концепция бенефициарной собственности закреплена в российском законодательстве о контролируемых иностранных компаниях (положения НК РФ и других актов), а также в дву-
22 Подробнее анализ соответствующих законов см.: Канашевский В. А. Правовой режим офшорных компаний и трастов. 2-е изд. М., 2015. С. 152—153.
сторонних договорах об избежании двойного налогообложения. На уровне судебной практики предприняты попытки признания гражданско-правовых последствий бенефициарной собственности (например, квалификация имущества бенефициара в качестве «общего имущества супругов», подлежащего разделу). Квалификация того или иного лица в качестве «бенефициара» определенного имущества нередко влечет для него конкретные юридические последствия в виде наложения взыскания на имущество подконтрольных такому «бенефициару» структур — офшорных компаний и трастов. Однако суды зачастую не проводят квалификации данных понятий, используют их без привязки к какой-либо правовой системе, не раскрывают их содержание. В силу отсутствия в российском гражданском законодательстве понятий «бенефициар», «бенефициарная собственность» (аналоги данных понятий имеются лишь в налоговом законодательстве), а также в силу того, что речь идет о зарубежных компаниях и трастах, российскими судами должны быть прежде решены коллизионные вопросы, а именно установлено применимое право к бенефициарной собственности, решена проблема квалификации соответствующих понятий и др. И лишь затем суды вправе принимать решения по вопросам материального права, в том числе касательно раздела данного имущества между супругами или обращения взыскания на соответствующее имущество по искам кредиторов бенефициара. Поскольку права бенефициаров офшорных компаний и трастов основаны на иностранном праве, то судам в соответствии со ст. 1191 ГК РФ необходимо устанавливать содержание законов соответствующих иностранных юрисдикций, в том числе касательно расщепленной собственности, прав бенефициара на получение доходов, возможности признания имущества офшорной компании или траста в качестве имущества бенефициара.
Библиографический список
Black's Law Dictionary. 7th ed. / ed. by B. Garner. St. Paul, 1999.
Беневоленская З. Э. Определение, классификация видов и квалифицирующие признаки доверительной собственности (траста) по праву Великобритании // Журнал российского права. 2008. № 9.
Будылин С. Л., Иванец Ю. Л. Срывая покровы. Доктрина снятия корпоративной вуали в зарубежных странах и в России // Вестник ВАС РФ. 2013. № 7.
Гражданское и торговое право зарубежных государств: учебник / отв. ред. Е. А. Васильев, А. С. Комаров. 4-е изд. Т. I. М., 2006.
Канашевский В. А. Правовой режим офшорных компаний и трастов. 2-е изд. М., 2015.
Назыков А. Л. Resulting trust v. piercing the corporate veil: в каких случаях активы компании следует считать принадлежащими контролирующему ее лицу // Закон. 2013. № 10.
Соколова Н. В. Доверительная собственность (траст) в континентальной Европе. М., 2012.
Суханов Е. А. Сравнительное корпоративное право. 2-е изд. М., 2015.
Федеральный закон от 7 августа 2001 г. № 115-ФЗ «О противодействии легализации (отмыванию) доходов, полученных преступным путем, и финансированию терроризма».
Возмещение потерь, не связанных с нарушением обязательств
ЧЕТЫРУС Евгений Игоревич, кандидат юридических наук, старший преподаватель Сер-гиево-Посадского филиала Московского государственного машиностроительного университета (МАМИ)
141304, Россия, г. Сергиев Посад, Спортивный пер., 4
E-mail: eugenjohn@yandex.ru
В статье рассматривается понятие "indemnity", являющееся достаточно новым для отечественной цивилистики. Аналог данного явления, заимствованного из зарубежного права, нашел отражение в ст. 4061 «Возмещение потерь, возникших в случае наступления определенных в договоре обстоятельств» Гражданского кодекса Российской Федерации. Проводится анализ данной нормы и процесс ее трансформации. В частности, в указанной статье Кодекса установлено, что стороны обязательства, действуя при осуществлении ими предпринимательской деятельности, могут своим соглашением предусмотреть обязанность одной стороны возместить имущественные потери другой стороны, возникшие в случае наступления определенных в таком соглашении обстоятельств и не связанные с нарушением обязательства его стороной (потери, вызванные невозможностью исполнения обязательства, предъявлением требований третьими лицами или органами государственной власти к стороне или к третьему лицу, указанному в соглашении, и т. п.). Соглашением сторон должен быть установлен размер возмещения таких потерь или порядок его определения. Автор приходит к выводу, что понятия "indemnity" и «возмещение потерь, не связанных с нарушением обязательств» не следует смешивать, поскольку они не являются тождественными правовыми явлениями.
Ключевые слова: возмещение потерь, обязательство, предпринимательские отношения.
Compensation of Losses not Related to the Breach of Obligations
E. I. CHETYRUS, candidate of legal sciences
The Sergiev Posad branch of the Moscow State Machine-Building University
4, Sportivny pereulok, Sergiev Posad, Russia, 141304
E-mail: eugenjohn@yandex.ru
