CC BY
236
2. Шеянова С. В. Современный мордовский роман: национальная идентичность и пути ее реализации // Вестник Челябинского государственного университета. Сер. «Филология. Искусствоведение». 2014. № 3. Вып. 87. С. 131.
3. Девяткина Т. П. Мифология мордвы. Саранск, 1998. С. 129-130.
4. Пудин А. В пустом доме люди // Пудин А. Пьесы: в 3 кн. Кн. 1. Саранск, 2007. С. 13-59.
5. Пудин А. Указ. соч. С. 13.
6. Антонов Ю. Г. Проблема героя в драме А. Пудина «В пустом доме люди» // Вестник Челябинского государственного университета. Сер. «Филология. Искусствоведение». 2012. № 20. Вып. 67. С. 19.
7. Лотман Ю. М. Беседы о русской литературе: Быт и традиции русского дворянства (XVIII - начало XIX века). СПб.: Искусство, 1999. С. 11.
8. Пудин А. Очаг // Пудин А. Пьесы: в 3 кн. Кн. 1. Саранск, 2007. С. 104-150.
9. Мишанина В. Вальмафтома куд (Дом без окон) // Мишанина В. Вальмафтома куд: повесть, рассказы, пьесы. Саранск, 2002. С. 133-211.
10. Четвергов Е. Ванине: роман на морд.-эрзя яз. Саранск: Мордов. кн. изд-во, 2011.
11. Там же. С. 55.
12. Там же. С. 182.
13. Пинясов Г. Последний из Каргужей // Пинясов Г. Старые раны. Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1995. С. 95-158.
14. Левина Н. Н. Современная мордовская повесть. Саранск, 2003. С. 67.
15. Пинясов Г. Указ. соч. С. 158.
Notes
1. Lotman Y. M. Structure of a literary text // Lotman Y. M. About art. SPb.: The Art of St. Petersburg, 2005.
P. 212.
2. Sheyanova S. V. Modern Mordovia novel: national identity and way of its realization // Vestnik of the Chelyabinsk State University. Series: Philology. Arts. 2014. № 3. Vol. 87. P. 131.
3. Devyatkina T. P. Mythology Mordovians. Saransk, 1998. PP. 129-130.
4. Pudin A. In an empty house people // Pudin A. Plays: 3 Vol. Vol. 1. Saransk, 2007. PP. 13-59.
5. Pudin A. Op. cit. P. 13.
6. Antonov Y. G. The problem of the hero in the drama A. Pudin "In an empty house people" // Vestnik of the Chelyabinsk State University. Series: Philology. Arts. 2012. № 20. Vol. 67. P. 19.
7. Lotman Y. M. Conversations about Russian literature: the life and traditions of the Russian nobility (XVIII -beginning of the XIX century). SPb.: Art, 1999. P. 11.
8. Pudin A. Hearth // Pudin A. Plays: 3 Vol. Vol. 1. Saransk, 2007. PP. 104-150.
9. Mishanina V. Valmaftoma Kood (House without windows) // Mishanina B. Valmaftoma Kood: novel, short stories, plays. Saransk, 2002. PP. 133-211.
10. Chetvergov E. Vanine: affair mord.-erzya lang. Saransk: Morden. Vol. Publishing House, 2011.
11. Chetvergov E. Op. cit. P. 55.
12. Ibid. P. 182.
13. Pinyasov G. Last of Karguzhey // Pinyasov G. Stara wounds. Saransk: Morden. Vol. Publishing House, 1995. PP. 95-158.
14. Levina N. Modern Mordovia story. Saransk, 2003. P. 67.
15. Pinyasov G. Op. cit. P. 158.
УДК 811.512.1
У. Г. Гусейнова
Концепт «смерть» в древнетюркской языковой картине мира
В статье на материале текстов древнетюркских письменных памятников рассматривается репрезентация концепта «смерть». Отмечается, что одной из ключевых лексем древнетюркской языковой картины мира, в точности репрезентующих представление о смерти, является глагол изт^, отражающий архаичное языковое сознание предков древних тюрков. На основе конкретных примеров показывается, что исследование концепта «смерть» тесно связано с концептом «душа». В древнетюркской языковой картине концепт «душа» был представлен лексемами тын, кут и сюр, которые обозначали три состояния души человека. Показывается, что лингвистический анализ древнетюркских текстов, с одной стороны, выстраивает номинативное поле концепта «смерть», с другой - реконструирует модель смерти, переплетающуюся с космогоническими представлениями о загробном мире, где смерть представлена как физиологический и духовный переход души из микрокосмоса в макрокосмос.
© Гусейнова У. Г., 2015 100
In article on a material of texts the ancient Turkic monuments it is considered representation concept "death". It is noticed that one of key lexemes the ancient Turkic language picture of the world, in accuracy representation about death, is a verb ucmaq, reflecting archaic language consciousness of ancestors of ancient Turkic. On the basis of concrete examples it is shown that research concept "death" is closely connected with concept "soul". In ancient Turkic language concept "soul" has been presented a language picture by following lexemes - tэn, kut and sbr which designated three state of mind of the person. It is shown that linguistic analysis ancient Turkic texts, on the one hand, builds a nominative field consept "death", on the other hand, reconstructs the model of death intertwining with cosmogonic representations about a next world where the death is presented as physiological and spiritual transition of soul from a microcosm to a macrocosmos.
Ключевые слова: концепт, древнетюркские памятники, языковая картина мира, душа, дух.
Keywords: concept, the ancient Turkic monuments, a language picture of the world, a shower, spirit.
Язык на протяжении веков накапливает информацию, которая является национальным достоянием этноса. Этнос формирует языковую картину мира, создающую особую систему видения мира, характерную только для данного народа. На начальной стадии этнос создает «наивную картину мира», в которой абстрактные понятия опредмечиваются, окрашиваются национальными традициями и взглядами. В. Н. Телия отмечает, что «язык окрашивает через систему своих значений и их ассоциаций концептуальную модель мира в национально-культурные цвета. Он придает ей и собственно человеческую - антропоцентрическую - интерпретацию, в которой существенную роль играет и антропометричность, т. е. соизмеримость универсума с понятными для человеческого восприятия образами и символами, в том числе и теми, которые получают статус ценностно определенных стереотипов» [1]. К таким стереотипным моделям, являющимся одними из основных единиц мышления, возникших в результате опыта и знания, накопленного тюркскими и славянскими народами, относится концептуальная модель - «жизнь - смерть». Концепты «жизнь» и «смерть», составляющие данную концептуальную модель языковой картины мира, - это ключевые ментальные единицы, обнаруживающиеся в области как абстрактных представлений, так и опыта, возникшего и обобщенного мышлением этноса на протяжении исторических периодов развития. Данные концепты - продукты коллективного сознания, с одной стороны, универсальны, с другой - глубоко национальны и имеют специфическое языковое выражение. Они связаны с памятью человека, его мышлением, мировоззрением, эмоциями, взглядом на жизнь. Концепты «жизнь» и «смерть» ярко представлены во всех уровнях языка - лексемах, фразеологизмах, паремии, которые в совокупности отражают знания, выработанные человеком на протяжении многих веков. Эти знания, с одной стороны, примитивны, связаны с первичными представлениями о жизни и смерти, с другой - они отражают религиозное мировоззрение. Если люди физически живут и умирают в реальном времени, то их взгляды, мышление, мировоззрение хранится в ментальном времени. В тюркской и славянской языковых картинах мира эти взгляды, знания, накопленный опыт, хранящийся в концептах, носят как общий, так и отличный характер. Р. Келлер верно отмечал, что «наша система концептов - это не зеркало мира, а зеркало того, как мы с ним взаимодействуем» [2].
Настоящая статья посвящена рассмотрению концепта «смерть» в древнетюркском языковом сознании и его лингвистическому описанию, позволяющему выявить специфику древне-тюркской языковой картины мира. В древнетюркском языке, т. е. языке древнетюркских памятников, относящихся к V-VIII вв., концепт «смерть» представлен рядом лексем, репрезентующих данное значение. Следует отметить, что язык этих надгробий, выражаясь словами выдающегося тюрколога С. Е. Малова, - «кладбищенская поэзия века V нашей эры! Разница между нашим временем и тем очень большая, и много не знаем и в языке и в тех обычаях» [3].
В древнетюркском языковом сознании концепт «смерть» представлен в следующих лексемах: ol-, uf-, azi-, aSri'l-, bokma-, artat-, kergak bol- и др. В данной статье рассмотрим следующие лексемы ol- и uf-
Ol-. Это слово в разных фонетических вариантах в данном значении, присутствующее во всех современных тюркских языках, в древнетюркских памятниках, репрезентуется как «быть убитым, быть перебитым, пасть жертвой, погибнуть за кого-то или за что-то». Данная лексема встречается нечасто, так как в памятниках, в основном, смерть представлена как отделение земной жизни и ненасыщение земными благами. Например, bug baga bat armis oldim yita sizima yolykayin. (Памятник с Элегеша, 11) - Печаль быстро мне явилась: я ослаб (пал жертвой за вас моих)! Горюя, мне хотелось бы встретиться с вами (или да буду я вашей жертвой). Представление о смерти в указанном значении в тюркском языковом сознании выявляется и в эпических текстах: Ogul, onun ufun yagi dertar ki, biz onlara yetsgvuz oldtirariz, onlar bizg yetsg oldtirar. - Сынок, на то и
называют их врагами, что мы, настигнув их, убиваем, они же, если настигнут, убивают нас [4]. Семантика глагола öl- частично изменилась, и во всех современных тюркских языках глагол ölmak сохранился в значении «умереть, скончаться», тогда как глагол öldürmsk употребляется «убивать, быть убитым». В современном азербайджанском языке также есть глаголы ölüekamak, ölüksünmok в значении «завянуть, пожелтеть».
Uç - исчезать, испаряться, умирать. Одной из ключевых лексем тюркской языковой картины мира, в точности репрезентующих древнетюркское видение смерти, является глагол uçmaq, отражающий архаичное языковое сознание предков древних тюрков. Почему мы данное слово называем ключевым? Так как именно оно в целой веренице понятий, передающих древнее представление тюрков о смерти, является ключом к пониманию национально-культурной специфики культуры. Древние тюрки верили, что со смертью человек переходит из одного состояния в другое, из микрокосмоса - в макрокосмос. И жизнь, и смерть - это то, что даровано человеку свыше. Отсюда и глагол uç- в значении «улетел, отлетел». Известный казахский исследователь Н. Г. Шай-мердинова отмечает, что в глаголах «улетел», «отлетел» «содержится глубинный смысл»: видимо, для древних тюрков смерть имела другую интерпретацию, смерти как таковой не было, смерть - это бессмертие или продолжение жизни в макрокосмосе. Человек из мира людей переходил (улетал) в мир космоса, в единый пространственно-временной континуум Вселенной» [5].
В «Древнетюркском словаре» глагол uç- определяется в следующих значениях: 1. летать, парить (о птице); 2. исчезать, уходить (о счастье, о жизни); 3. умирать; 4. падать [6]. Данный глагол во всех указанных значениях употребляется в современных тюркских языках, но значение «умирать» сохранилось частично. В азербайджанских средневековых письменных памятниках uçmaq фиксируется в значении «рай». Понятие рай связано с концептом «смерть», так как в рай праведные души попадают только после смерти. В киргизском же языке, если речь идет о смерти ребенка, говорят uçup ketti. Возможно, это связано с тем, что ребенок, еще незапятнанный человеческими грехами, после смерти может как ангел улететь в рай. Это доказывает, что форма употребления может частично измениться, но в тюркских языках общая семантика сохраняется. Помимо смерти ребенка киргизы об иссохшей траве говорят «çôp uçup ketti» и о застреленном человеке okko uç- «быть застреленным, погибнуть от стрелы, пули» [7]. В диалекте современного азербайджанского языка есть глагол uçunmaq, восходящий к uçmaq, который, сохранив первичное значение, обозначает «в один миг, в одно мгновение отторжение души из тела человека»: Е1э bil birdan uçundum.
Значение «отлетел (умер)», употребляющееся в древнетюркских текстах по отношению к смерти правителя, характерно и для монгольских летописей, построенных на принципах синтаксического параллелизма:
Обернувшись крылом парящего ястреба, ты отлетел,
государь мой!
Неужели ты стал грузом грохочущей повозки,
государь мой!
Обернувшись крылом хватающего добычу ястреба, ты отлетел,
государь мой!
Неужели ты стал грузом повозки с вертящейся осью,
государь мой! [8].
В данном отрывке горечь утраты правителя сопоставляется с ястребом - душой, парящей в небе. Такие элементы встречаются в тюркских и монгольских причитаниях по умершему - кошо-ках, жоктау, где обычно идеализируется образ умершего и завершается жалобой на судьбу.
Орхоно-енисейские памятники сохранили данную языковую концептуализацию: Kül tiqin kon yiti yäqirmikä uçdi - Кюль-Тегин улетел (т. е. умер) в год овцы, в семнадцатый день.
В древнетюркских текстах употребляется также выражение uça barmis в значении «улетел»: Kanim kaganinçâ iliq törüq kazganip, uça barmis [9] - Мой отец-каган... власть свою приобретя, улетел (т. е. умер). Мелиоранский считал, что данное выражение созвучно с выражением «стал соколом», встречающимся в джагатайских сочинениях [10]. Это выражение носит метафорический характер, основывается на подобии души умершего и сокола. Душа человека как сокол улетает на небо, она уподобляется птице, что возможно связано с древними мифическими представлениями тюрков.
В древнетюркском языковом сознании мир состоял из трех частей: верхнего, божеством которого был Kök Täqri (голубое небо), срединного - с божеством Умай и нижнего - с божеством Asra yagiz yer (темная земля). Благодаря реконструкции древнетюркской модели мира на основе 102
орхоно-енисейских памятников воссоздаются образы Кок Тацп и Asra yagiz yer. Первая строка в «Памятнике в честь Кюль-тегина» гласит: «Üca кок taqri asra yayiz yir kilintukda, akin ara kisi oyl'í kilinmis» - Когда было сотворено (или возникло) вверху голубое небо (и) внизу темная (букв. бурая) земля, между ними (обоими) были сотворены (или: возникли) сыны человеческие (т. е. люди). Здесь Кок Taqri представлен как создающий, которому противопоставляется Asra yagiz yer -как уничтожающий все сущее. Все молитвы направлены к Кок Taqri. Кок Тацп и Asra yagiz yer представляют собой природный тандем: небо - каган-мужчина, земля - хатун-женщина. В тюркской картине мира anam yer - atam góy, т. е. мать - земля, отец - небо. Древнетюркская репрезентация этого понятия в азербайджанском языковом сознании встречается в выражении ana torpaq. Для древних тюрков верхний и нижний мир вечен, тогда как средний временен и неизбежен. У них существовало поверье, что если человек прожил, соблюдая все правила, то его душа улетала к Тенгри, т. е. в верхний мир, если человек грешил, то его душа, превратившись в червя, попадала в нижний мир. Так, Вселенная состоит из небесной, земной и подземной жизни; человек состоит из мяса, костей и души; душа, в свою очередь, состоит из тына, кута и сюра. Здесь следует особо остановиться на рассмотрении концепта «душа», который тесно связан с концептом «смерть». Тюрки, говоря о человеке, что улетел, отлетел (умер), имели в виду то, что у него отлетела, улетела именно душа. При рождении человек получал три состояния души, запечатленные в языке как тын, кут и сюр, при смерти все эти состояния души одновременно выходили из физического тела, превращаясь в духа - арбака. Языковое сознание тюрков сохранило во фразеологии и паремии данные понятия.
Tin - дыхание, дух. В тюркском мировоззрении человек при рождении получал дыхание, признак рождения человека. Выражения tin uf-, tin ufuq-, tin ufur- обозначают «прекратить дышать, испустить дух, выпустить дух», т. е. умереть. Например, в «Диване» Махмуда Кашгарского: Er Шпп uиdп. - Мужчина, испустил дух, т. е. умер. В древнетюркской языковой картине мира душа обычно представлялась в виде мухи. Киргизы, казахи ее называли fimin, туркмены - fibin. Считалось, что душа в виде мухи находится в теле человека. «Полагали, что то, что видит душа, - снится человеку. Поэтому во время сна человека не будили резко, внезапно, опасаясь, что улетевшая душа не успеет войти в тело человека, и он умрет» [11]. В киргизском языке слово fimin имеет следующее переносное значение: «шаманские способности, шаманский дар». В языковом сознании сохранились выражения fimini bar в значении «обладать шаманскими способностями», fimindardi fatór - «вызывать духа». В последнем выражении слово fimin репрезентуется именно в значении «дух». Известно, что основным отличием шаманов от обычных людей была способность вызывать духов умерших.
О неизбежности и философском отношении к смерти говорит следующая древнетюркская народная мудрость, из «Кутадгу билик» Юсуфа Баласагунского: TOzü tnn toqrnqa оШгс! bir qapuy / tórür bu qapuyqa joraytó qamuy. - Для всех живущих, смерть - это ворота; все кто живет, входят в эти ворота [12].
В современных сибирских языках слово tin употребляется, хотя носители тюркских языков, принявшие ислам, заменили данное слово на арабское can // jan. Антропонимия же как сокровищница языка хранит имена с компонентом tin, например, Тыныбай, Тыныбек, Тынаалы и др. В киргизском эпосе «Эр Тештук» параллельно употребляются тын и жан:
Каныца каным кошсом - дейт,
Жаныца жаным кошсом - дейт,
Тыньща тыным кошсом - дейт [13].
В киргизском языке и сейчас есть пословица: Буту менен басып, мурду менен тынган. В татарском языке есть выражение «тыцга йеру». Оно объясняется следующим образом: во время гадания на судьбу человека «подслушивали у окна, первые услышанные слова являлись, будто, предопределением судьбы человека, на которого гадали» [14]. В башкирском и других тюркских языках выражения тын бету, тын киселу репрезентует значение «прекращение жизни, смерть», в татарском языке жаны тыну - «уйти в потусторонний мир». В азербайджанском языке элемент tin сохранился в глаголе tincixmaq, встречающемся в просторечии в значении «тяжело дышать, задыхаться», и наречии tin-tin «говорить в нос, употреблять носовые звуки».
В тюркском мировоззрении тын был представлен как нематериальная сторона души, а кут - как материальная сторона души.
Kut - душа, жизненная сила, дух. В «Ирг-битиг» неоднократно употребляется слово kut в значении «счастье, дарованное богом»: Ala atliq yol taqri man. Yarin-tófa a§ür man. Utru ató ayliq oglin soqu§mi§. Ki§i qorqrmi§. Qorqma - timi§, kut birgay man, - timie. Anfa biliq: adgü ol! (Ирг-битик 2, 3) - Я -бог судеб на пегом коне. Утром и вечером я езжу. Он встретил двухмесячного сына человеческого. Человек испугался. Он сказал: «Не бойся! Я дам счастье», - он сказал. Знайте так: это хорошо.
В тюркской, в частности киргизской, мифологии kut был представлен как «жизненный эмбрион», кусочек студенистого вещества темно-красного цвета, якобы падающий через тундук -верхний деревянный круг в юрте, олицетворяющий женские органы рождения, в коломто - очаг и приносящий счастье тому, кто сможет его взять. В древнетюркских памятниках каганы, в эпосе «Манас» одноименный герой, в сказаниях о Чингисхане великий правитель - все эти выдающиеся личности рождаются со сгустками крови в руке, символизирующими душу-счастье, дарованные небом. В каждой юрте принято было хранить идола, представляющего собой фигурку из свинца или олова и являющегося оберегом членов семьи и скота: Кутун салын койнуна, мылты-гын салып мойнуна. - Положив божка своего себе за пазуху, повесив ружье свое себе на шею. Kut как святыню хранила женщина. Это поверье сохранилось не только у киргизов, но и у других тюркских народов, в частности узбеков, алтайцев, тувинцев, азербайджанцев и т. д. В диалектах азербайджанского языка встречается выражение qut olmaq, т. е. «дать силу, поддержку». В современных тюркских языках слово kut утеряло прежнее значение «душа» и большей частью ре-презентуется в значении «счастье».
Sür - душа, дух, который вместе с тыном и кутом получал человек при рождении. Как было сказано выше, тын - нематериальная оболочка, а кут - материальная оболочка души, сюр же -часть души, связанная с психологической стороной жизни человека. В тюркских языках есть выражение hayat sürmak. Возможно, глагол sürmak восходит именно к корню sür, т. е. человек, при рождении получив душу, живет. В киргизском языке sür употребляется в первичном значении: sürü kacti или sürü ketti «душа ушла в пятки, испугался». Алтайцы, тувинцы и другие народы Сибири считали, что «со смертью человека тын, находящийся в носоглотке, в легких и в сердце, отходит в верхний мир вместе с последним дыханием умирающего человека. Сюр, который оберегает прах умершего, остается в могиле мертвеца до тех пор, пока полностью не истлеет человек и если кто-либо из жадности потревожит покой умершего, то сюр будет мстить тому человеку, тревожит, приходит во сне и наяву до тех пор, пока не заберет его кут. Сюр и кут, покинув тело умершего, еще не могут понять о смерти физического тела человека. Поэтому присутствующие люди в жилище об умершем говорили только хорошее, так как кут находился вблизи и все слышал» [15].
После принятия ислама большая часть тюркоязычных народов стала употреблять вместо слов tin, kut, sür арабское по происхождению слово can / / jan.
В тюркских языках встречается целый ряд выражений со словом can, репрезентующих значение «умереть»: азерб. can almaq, canini almaq, candan ebmzk, cam pixmaq, canini bagi$lamaq, canini tapprmaq, canbsssr olmaq «быть при смерти»; кирг. jan talae- «бороться со смертью», jan berdi «испустить последний вздох», jani pixmaq, jan alqip «ангел смерти», jani kolunun upunda «еле жив»; татар. щан 6upY «отдать богу душу», щаны элэгеп «дышит на ладан»; тур. cani pekiemek «быть в агонии», can vermek, canina kiymak, cani pikmak, can evi «сердце», can pazari «вопрос жизни и смерти»; турк. candan doymak, can almak, cani pikmak и т. д. Приведенные примеры показывают, насколько широкий спектр употребления слова can / jan «душа», репрезентующего значение «умереть».
Таким образом, исследование древнетюркских текстов, с одной стороны, выстраивает номинативное поле концепта «смерть», с другой - реконструирует модель смерти, переплетающуюся с космогоническими представлениями о загробном мире. Исследование данной модели выявляет мировоззрение тюрков о смерти как о физиологическом, так и духовном переходе из микрокосмоса в макрокосмос.
Примечания
1. Серебренников Б. А., Кубрякова Е. С., Постовалова В. И., Телия В. Н., Уфимцева А. А. Роль человеческого фактора в языке. М.: Наука, 1988. С. 77.
2. Кубрякова Е. С. Язык и знание: На пути получения знаний о языке: Части речи с когнитивной точки зрения. Роль языка в познании мира. М.: Языки славянской культуры, 2004. С. 18.
3. Малов С. Е. Енисейская письменность тюрков. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1952. С. 8.
4. Велиев К. Н. Лингвистическая поэтика. Баку: Гянджлик, 1993. С. 72.
5. Шаймердинова Н. Г. Когнитивная семантика древнетюркских Орхонских текстов. Астана, 2007. С. 26.
6. Татарско-русский словарь. М.: СЭ, 1966. Древнетюркский словарь. Л.: Наука, 1969. С. 603.
7. Юдахин К. К. Киргизско-русский словарь. М.: Гос. изд-во иностр. и нац. словарей, 1965. С. 312.
8. Кыдырбаева Р. З. Генезис эпоса «Манас». Фрунзе: Илим, 1980. С. 83.
9. Малов С. Е. Памятники древнетюркской письменности. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1951.
10. Мелиоранский П. М. Памятник в честь Кюль Тегина. СПб.: Тип. Император. Аккад. наук, 1899. С. 121.
11. Баялиева Т. Доисламские верования и их пережитки у киргизов. Л., 1972. С. 62.
12. Татарско-русский словарь... С. 567.
13. Сейдакматов К. Кыргыз тилинин кыскача этимологиялык сeздYГY. Фрунзе: Илим, 1988. С. 232.
14. Татарско-русский словарь. М.: СЭ, 1966. С. 939.
15. Безертинов Р. Обряд захоронения у древних тюрков // Тенгрианство - религия тюрков и монголов. URL: www.tatveteran.ru
Notes
1. Serebrennikov B. A., Kubryakova E. S., Postovalova V. I., Teliya V. N., A. A. Ufimtseva Rol' chelovecheskogo faktora v yazyke [Role of human factor in language]. M. Nauka. 1988. P. 77.
2. Kubryakova E. S. YAzyk i znanie: Na puti polucheniya znanij o yazyke: CHasti rechi s kognitivnoj tochki zreniya. Rol' yazyka v poznanii mira [Language and knowledge: knowledge about language: parts of speech from the cognitive point of view. The role of language in cognition of the world]. M. Languages of Slavic culture. 2004. P. 18.
3. Malov S.E. Enisejskaya pis'mennost' tyurkov [Yenisey script of Turks]. M., Leningrad. Publ. of AS USSR. 1952. P. 8.
4. Veliyev K. N. Lingvisticheskaya poehtika [Linguistic poetics]. Baku. Ganjlik. 1993. P. 72.
5. Shaimerdinova N. G. Kognitivnaya semantika drevnetyurkskih Orhonskih tekstov [Cognitive semantics of old Turkic Orkhon texts]. Astana. 2007. P. 26.
6. Tatar Russian dictionary. M: SE. 1966. Ancient Turkic dictionary. Leningrad. Nauka. 1969. P. 603. (in Russ.)
7. Udakhin K. K. Kirgizsko russkij slovar' [Kyrgyz Russian dictionary]. M. State. publishing house of foreign and national dictionaries. 1965. P. 312.
8. Kydyrbaeva R. Z. Genezis ehposa «Manas» [Genesis of the epic "Manas"]. Frunze. Ilim. 1980. P. 83.
9. Malov S.E. Pamyatniki drevnetyurkskoj pis'mennosti [Monuments of ancient Turkic writing]. M.; Leningrad. Publ. AS USSR. 1951.
10. Melioransky P. M. Pamyatnik v chest' Kyul' Tegina [Monument in honor of Kul Tegin]. SPb. Typ. of The Emperor Academy of Sciences. 1899. P. 121.
11. Bayalieva T. Doislamskie verovaniya i ih perezhitki u kirgizov [Pre-Islamic beliefs and their remnants among the Kyrgyz]. L. 1972. P. 62.
12. Tatar Russian dictionary... P. 567. (in Russ.)
13. Seydakmatov K. Кыргыз тилинин кыскача этимологиялык сeздYГY. Frunze. Ilim. 1988. P. 232.
14. Tatar Russian dictionary. M: SE. 1966. P. 939. (in Russ.)
15. Bezertinov R. Obryad zahoroneniya u drevnih tyurkov [Burial rites of the ancient Turks] // Tengrianstvo - re-ligiya tyurkov i mongolov - Tengriism is the religion of Turks and Mongols. Available at: www.tatveteran.ru
УДК 82-31
Н. Н. Левина
Жанровая специфика мордовской лирической повести (на примере творчества Ю. Кузнецова)
В статье затрагиваются вопросы художественной специфики лирической прозы как стилевой окраски различных видов прозаического повествования - ослабление сюжетного или фабульного начала, усиление внесюжетных элементов в композиционной структуре (лирико-философских отступлений, авторских размышлений), эмоциональность стиля, открытость, психологический самоанализ, усиленная испове-дальность, обязательное вторжение в мир чувств, что является результатом сплава черт эпического и лирического изображения жизни. На примере творчества современного мордовского писателя Ю. Кузнецова анализируются основополагающие жанрово-стилистические элементы лирической повести, способы организации художественного материала: особенности сюжетно-композиционного построения, синтетическая структура, значимость внесюжетных элементов, роль автора-героя в повествовании, потребность в читательском сопереживании, специфика изображения персонажной сферы, художественные приемы воспроизведения мировоззрения автора.
The article addresses the issues and artistic features lyrical prose as the stylistic colouring of various types of prose narrative - the weakening of the plot or story beginning, the strengthening of out of the plot elements in the compositional structure (lyrical and philosophical digressions, the author's thinking), the style emotionality, the openness, the psychological introspection, the enhanced confession, mandatory intrusion into the world of the senses, which is the result of alloy of features of epic and lyrical images of life. The fundamental genre and stylistic elements of lyrical story, the ways of organization of artistic material: features of plot and composition construction, the synthetic structure, the significance of out of the plot elements, the role of the author-hero in the narrative, the need in the reader's empathy, the specificity of image of the character's sphere, the artistic techniques of reproduction of the author's world view are analyzed using the example of the creation of contemporary Mordovian writer Yu. Kuznetsov.
© Левина Н. Н., 2015
