CC BY
162
ДИАГНОСТИКА СОЦИУМА
ГУ
Концепт нации, конституция и этнополитика
В работе предпринята попытка анализа формулы российской гражданской нации в рамках инструментальной этнополитологической парадигмы. Представляется, что концепт современной гражданской нации в РФ должен быть сформулирован как «этничность — русская цивилизационная идентичность — гражданственность».
При этом основные ограничения формирования российской гражданской нации определяются, на взгляд автора, проблемой совпадения основных кодов национальной (общих) и этнических (особенных) идентичностей с Л.В. Савинов русской социокультурной и исторической матрицей. Решение проблемы видится в конструировании новых общегражданских смыслов и ценностей, в том числе через основные правовые тексты — Конституцию РФ.
Ключевые слова: нация, этнополитика, конституция, Россия.
I
Под этнополитикой в широком смысле принято понимать определенную сферу политической жизни общества, в которой так или иначе затрагиваются интересы и чувства этнических групп (общностей) и других акторов, включенных в этнополитические отношения. В узком смысле этнополитика — это конкретная деятельность органов государственной власти и местного самоуправления, а также иных институтов гражданского общества, направленная на регулирование межэтнических отношений. В силу последнего мы можем говорить о государственной или, к примеру, муниципальной этнополитике. При этом этнополитика находится в фокусе многих обществоведческих наук: эт-носоциологии, этнополитологии, права и т. д.
Целью нашего исследования является теоретико-методологический анализ конституционно-правовых возможностей и ограничений конструирования российской гражданской нации в рамках доктрины государственной этно-политики.
© Савинов Л.В., 2009
Для успешного достижения указанной цели необходимо ответить как минимум на три вопроса:
• какие методологические основания лежат в основе действующей доктрины этнополитики (национальной политики в официально принятой терминологии);
• каково состояние конституционно-правового обеспечения современной государственной этнополитики;
• как корреспондируют Конституция РФ и концепт нации в современной России.
* * *
В современных обществах полиэтничность и мультикультура-лизм становятся скорее характерной чертой, нежели особенностью и спецификой. При этом разнообразие и усложнение этнической мозаики напрямую связано с ускорением антропопотоков и кросскуль-турных миксаций. На этом фоне глобальные процессы перемещения рас, этносов, культур и конфессий — это и формирование новых идентичностей, их смыслов и содержаний.
Другая характерная черта современного мира определяется либо кризисом «старых», как в случае с Западной Европой, либо проблемами роста «молодых» наций-государств (nation-state), как в случае с постсоветским пространством (см. коммент. 1).
На этом фоне Российскую Федерацию мы с уверенностью можем отнести к примеру становления полиэтнической нации со всеми вытекающими отсюда последствиями: сложностью процесса национальной самоидентификации, угрозами потери цивилизационной (социокультурной) специфики, вызовами новых этнонацио-нализмов и, наконец, острой необходимостью поиска национальной идеи. Именно поэтому российская формула гражданской нации должна стать предметом дискуссии не только в научном сообществе, но и в других аудиториях.
Однако, как показывает практика, адекватный ответ на вопрос «Что есть и как возможна российская нация?» все еще не сформулирован. При этом в сознании большинства россиян закрепилось ошибочное суждение об исконной предопределенности межэтнических эксцессов и конфликтов, противостояния между этническим партикуляризмом и гражданским универсализмом, подкрепляемое академическими, учебными и публицистическими дискурсами и текстами [21].
Сложность ситуации и в том, что отечественное научное сообщество не преодолело острого методологического противостояния относительно сущности и содержания феноменов этноса и нации, этнического и национального, культурного и гражданского (см. коммент. 2). К сожалению, мифы крайнего эссенциализма советской школы эт-
нологии [16] все еще формируют реальную политику, политические практики и политические смыслы, институализированные и закрепленные не только в массовом сознании, но даже в конституционноправовых документах. Так, в Конституции РФ, которая, кстати, во многом этнодетерминирована, нет упоминания российской общегражданской нации [8]. К сожалению, и интеллектуальный ответ со стороны представителей крайнего конструктивизма с их идеей о «реквиеме по этносу» не решает проблемы [19]. В этих условиях недостаточны усилия отдельных ученых, предлагающих выход в разработке интегральных теорий [12] или полипарадигмального подхода [5].
Признавая исследовательский потенциал каждой из двух обозначенных концепций, мы все же исходим из ценности именно по-липарадигмальности в исследовании этносоциальных и этнополи-тических явлений и процессов, основанной на учете возможностей и ограничений разных, в том числе и конкурирующих, теоретикометодологических позиций (см. коммент. 3).
В силу вышеизложенного предлагаем три наиболее значимых для нашего анализа предварительных тезиса.
Первый тезис. Необходима четкая демаркация этнического и национального как культурного и гражданского не только в научном, но и в политико-правовом пространстве. Крайне актуальны и специальные усилия по закреплению такого понимания в общественном сознании.
Второй тезис. Антиномия этнического партикуляризма и гражданского универсализма как базовый смысл любой этнополитики не является фатальной и неразрешимой. Этническое и национальное, являясь базовыми социально-политическими категориями, в условиях этнического ренессанса существуют и определяют себя во взаимодействии и не обязательно конфликтны (см. коммент. 4).
Третий тезис. В России проблема гражданской нации — это главным образом проблема совпадения кодов национальной (универсальной) и этнических (уникальных) идентичностей с русской цивилизационной (социокультурной и исторической) матрицей [18].
Таким образом, содержание сопряженности этничности и смыслов гражданской нации в современной России представляет собой прямое и обратное отражение этнических и национальных интересов, ценностей и идеологий прошлого, настоящего и будущего, онтологически определяемых историческими и социокультурными особенностями нашего общества.
Политизация этничности и конструкт нации
Под этничностью (ethnicity) — принято понимать широко используемую в науке категорию, обозначающую существование культурно-отличительных групп и идентичностей (см. коммент. 5).
Для нашего анализа наиболее адекватной из множества других [9] представляется определение Т. Парсонса, согласно которому, «эт-ничность — это главный центр групповой общности, организация людей в различные этнические группы на принципах солидарности и лояльности по отношению друг к другу» [24].
Отметим, что ни эссенциалистские, ни конструктивистские подходы не предлагают исчерпывающих ответов на вопрос о природе эт-ничности и ее сущности (см. коммент. 6). Конструктивисты не в состоянии дать четкого ответа на вопросы о том, что лежит в основе способности индивидов и социальных групп самоидентифициро-ваться в форме культурных, языковых, ментальных и иных различий, какова глубинная природа данного явления, каковы его исторические корни и т.д. Примордиалисты в свою очередь не нашли ответы на вопросы о тех социальных вызовах, которые продуцируют этнич-ность: почему этничность ситуативна и пластична, каким образом этничность влияет на социальную реальность, каковы механизмы этносоциализации и т.д. И если эссенциалисты не могут адекватно объяснить колебания этничности во времени и различную интенсивность ее проявления, то конструктивисты, наоборот, не в состоянии интерпретировать устойчивость этничности (см. коммент. 7).
Согласно нашему видению, этничность — это внутренне выбранное и/или предписанное извне представление о принадлежности к определенной этнической группе, основанное на солидарности и лояльности и признаваемое в качестве инструментальной ценности и ресурса для достижения не только социокультурных целей. Поэтому ее следует рассматривать более как «форму социальной организации культурных отличий» (см. коммент. 8), нежели как выражение определенного культурного комплекса.
Исходя из представленного понимания этничности, в качестве основных можно выделить следующие ее функции: регулятивную, защитную, компенсаторную, мотивационную, консолидационную, а также инструментальную (мобилизационную).
Мобилизационная функция является ключевой в силу того, что при определенных условиях происходит мобилизация и политизация этничности, использование ее в качестве мотивационной силы и средства достижения политических целей. При этом этнополити-ческая мобилизация представляет собой процесс вовлечения широкой этнической общественности в различные формы политической активности.
Этническая идентичность становится политизированной тогда, когда члены группы осознают значимость политики для сохранения и развития их этнокультурных ценностей, когда озабоченность этой связью интегрирует их в самоосознанную этническую общность, раз-
ворачивающую политическую деятельность на основе группового сознания и идентичности. Смысл участия этнофора и/или этногруппы в политике состоит преимущественно в том, чтобы добиться доступа к власти либо на локальном уровне в пределах территории проживания данного народа, либо в масштабах страны с целью обеспечения оптимальных условий для своего существования.
Побудительным мотивом для политизации этничности является в первую очередь озабоченность сохранением специфических черт этноса и стремлением мобилизовать всех носителей этих черт в само-осознаваемую группу. Для такой мобилизации необходимо как наличие этнической элиты, заинтересованной по социокультурным или иным мотивам в объединении носителей этих черт, так и присутствие соперничества из-за сравнительно ограниченных и потому ценных внутренних и внешних ресурсов полиэтничного общества.
Однако этничность является политической, как справедливо фиксирует американский этнополитолог К. Энлое, не только потому, что она служит основой для мобилизации группы по интересу, но и потому, что выступает в качестве решающего фактора в создании, сохранении и развитии наиболее важного политического института — государства [23]. Добавим, что этничность является политической и в силу ее включенности в процессы формирования гражданской идентичности и конструирования нации в условиях многосоставных обществ.
Таким образом, этничность — это гибкая, пластичная, ситуативная и многозначная категория, которая легко политизируется в определенных исторических, социально-экономических, культурных и иных обстоятельствах.
Отметим, что в ситуациях социального транзита и модернизации этнический аспект становится одним из инструментов как политической социализации, рекрутирования, коммуникации, так и массового политического участия. При этом ключевую роль в политизации этничности играет политика этнического предпринимательства, то есть мобилизации этнической группы со стороны ее лидеров, которые преследуют политические цели, а не выражают культурную идеологию группы или «волю народа».
В этих условиях национализм как форма политической мобилизации национальной и этнической идентичностей становится одним из важнейших факторов и ресурсов, определяющих направленность, характер и содержание конструирования гражданской нации (см. коммент. 9). В силу этого необходимо согласиться с В. Малаховым, который определяет национализм как «политическую идеологию, в которой “нация”, понятая в качестве культурно-гомогенного сообщества, выступает единственным источником суверенитета,
преимущественным объектом лояльности и предельным основанием легитимности власти» [10].
Необходимо учитывать и тот факт, что идея национального государства уже не всеми и не во всех случаях воспринимается как оптимальный и единственно возможный в современном мире вариант политического оформления крупных социальных сообществ, — об этом свидетельствуют, например, дискуссии вокруг идей «конституционного патриотизма» (Ю. Хабермас), «постнациональной идентичности» (Ж.-М. Ферри) или «постсуверенной нации» (П. Тибо) [7].
Все это требует не только парадигмального сдвига на уровне политико-идеологических концепций этнополитики, но и включения самой этнополитики в процессы нациестроительства (nation building): базисом новой этнополитики должны стать идеология и практика либерального гражданского национализма — «концептуальной конструкции и политической модели формирования российской гражданской нации как гражданского сообщества на полиэтнич-ной основе в условиях толерантности; деполитизации и приватизации этничности; лояльного отношения этнического индивида и этнических групп к государству; формирования гражданских качеств индивида» [22].
Как правило, в современном мире формы государственной и этнической идентичности не совпадают в силу того, что этнических групп в количественном отношении значительно больше числа существующих стран. При наличии на современной политической карте около 200 государств в мире насчитывается более 7 тысяч этносов, а значит, подавляющее большинство из них не обладает собственной государственностью. Значительная часть народов относится к категории «потенциальных наций» (Э. Смит), т.е. таких общностей, которые стремятся получить статус полноценных национальных образований по преимуществу за счет государственной символики, суверенитета и независимости.
Однако полное совпадение политического и этнического пространств практически невозможно, и такое несовпадение не всегда ведет к этнополитическим конфликтам и кризисам. Отношения «этническое — политическое», а также «этническое — экономическое», «этническое — социальное», «этническое — культурное» приобретают конфликтогенный характер лишь как следствие использования несовпадения этих единиц в борьбе за ограниченные ресурсы власти, престиж, экономические и социальные блага, социокультурные ценности и т. д.
При этом базовой политической ценностью любого государства является национальное единство, понимаемое как солидарность и лояльность в политике и гражданстве, то есть ценность нации. Именно
поэтому государства-демократии всегда стремятся любыми средствами приобрести лояльность нации, эксплуатируя старые и формируя ее новые смыслы (см. коммент. 10).
Само концептуальное решение проблемы национализма видится нам только в рамках гражданского понимания нации и либеральной трактовки решения «национального вопроса». Лишь долгий и трудный путь по преодолению советской традиции этнизации социального пространства позволит найти гармоничное соотношение между национальным и этническим.
Старые и новые смыслы гражданской нации
Спектр ответов на вопрос «Что есть нация?» включает ряд опе-рационализаций от «нации как этноса» до «нации как согражданс-тва». При этом серьезной научной проблемой остается вопрос о содержании феномена: «нация есть одно из тех многих явлений, которые мы знаем, пока нас о них не спрашивают: на поставленный же вопрос мы не в состоянии дать точного и ясного ответа» [1], «... нации в антропологическом духе — это воображаемая политическая общность...» [4], «нация — это дань моде, то есть симулякр» [25] etc. И в силу этого появляются экзотические догадки о том, что «никакой научной дефиниции нации быть не может» [20] или предлагается «забыть о нации» [3].
В этих условиях представляется значимой позиция К. Вердери, которая считает, что «нация — это аспект политического и символического / идеологического порядка, а также мира социального взаимодействия и чувства» [17]. Не менее продуктивна для нашего анализа и точка зрения С.Е. Рыбакова, в понимании которого концепт нации — это «в первую очередь идея, но идея, материализующаяся по мере того, как она из достояния интеллектуальной элиты превращается в идеологию масс» [13]. Таким образом, мы подходим к проблеме конструирования нации как политического проекта.
Специфика российской ситуации состоит и в том, что субъекты нациестроительства отстаивают не только несовпадающие интересы, но и несовпадающие ценности. Так, по мнению А.С. Панарина, в политике не только все активнее заявляет о себе «разумный эгоизм» посттрадиционных личностей, преследующих свои индивидуальные интересы, но и ощущается реванш «коллективных сущностей», таких как национальный интерес, национальные цели и приоритеты (в смысле этнические. — Л.С.), цивилизационная, социокультурная, конфессиональная идентичность. Эти ценности раскалывают единое гражданское общество на субкультурные и региональные группы, противопоставляющие свою культурную или региональную идентичность политической гражданственности (см. коммент. 11).
Какие же ответы в этих условиях допустимы на вопрос «Что есть и как возможна российская нация?».
Конечно, смыслы и содержание этничностей и российской гражданской нации были и остаются регионально дифференцированными и производными от множества факторов в условиях конкретного места и времени, к примеру, специфики исторического и социокультурного контекста, особенностей национальной и региональных политических культур, степени и условий модернизации, этнокультурной и религиозной фрагментации, качества жизни и социально-экономических параметров, групповых статусов, уровня развития институтов гражданского общества, доверия к власти и т. д.
Однако фундаментальными во все времена были и остаются таковыми ценности единства нации: происхождения и судьбы (историческая память и будущее), территории проживания (исконность и границы), языка и письменности (этнического и государственного), которые во многом определяют характер групповой консолидации и лояльности (культурной и политической).
Обращаясь к базовым смыслам нации, нельзя не отметить особую роль территории нашей страны как колоссального пространства Российского государства. И в силу этого значимыми становятся его регионы: географические символы Центральной России, Кавказа, Урала, Сибири, Алтая, Прибайкалья, Дальнего Востока и других регионов (см. коммент. 12). Особое место в этом ряду принадлежит Москве и Санкт-Петербургу — политической и культурной столицам, а также тем городам, роль которых в политике, экономике, истории и культуре неоценима.
Немаловажным является и идеологическое оформление национальных консолидаций и лояльностей, которые могут быть представлены мифологическими, религиозными, философскими и политическими концептами, к примеру, такими суперидеологемами, как «Москва — третий Рим», «Народность — православие — самодержавие» и «Вся власть — Советам!» (см. коммент. 13). Сегодня же мы можем выделить лишь попытку оформления подобного рода системы идей на примере концепта «суверенной демократии», ставшей идеологической доктриной современного российского политического класса (см. коммент. 14).
При этом споры о российской национальной идее будут злободневными до тех пор, пока наше Отечество не обретет тот путь, который поддержит большинство его граждан и который объединит их [15]. Как не вспомнить в этом случае слова русского мыслителя
В. Соловьева о том, что «... идея нации есть не то, что она сама думает о себе во времени, но то, что Бог думает о ней в вечности» (см. коммент. 15).
Когда идет речь о новых смыслах российской гражданской нации, мы должны учитывать и фактор исторической преемственности, хотя и изменился господствующий политический дискурс (культурная гегемония, по А. Грамши).
Советская пропаганда целенаправленно формировала «новую историческую общность людей — советский народ» как общегражданскую идентичность. Основными идеями-смыслами советской нации были патриотизм («За Родину!»), внешний и внутренний интернационализм («Пролетарии всех стран, соединяйтесь» и «Все народы — братья»), вождизм («За Ленина! За Сталина!»), партизм («Партия — ум, честь и совесть нашей эпохи»), а также достижения в экономике (БАМ), науке и технологиях («космос»), искусстве («балет»), спорте («хоккей»), В качестве базовых идей-символов советского национального проекта необходимо отметить культурные атрибуты государства: герб, флаг, гимн (слова и музыка), государственные праздники и награды.
В проект «советский народ» были включены все сколько-нибудь значимые социальные институты: семья, образование, армия, СМИ, искусство, кино и т. д. Глобальной и всеобъемлющей была и агитационно-пропагандистская система, которая охватывала весь жизненный путь советского гражданина через детские (Всесоюзная пионерская организация имени В.И. Ленина) и молодежные (ВЛКСМ) организации, профсоюзы (ВЦСПС) и саму Коммунистическую партию Советского Союза (КПСС).
Историческую преемственность смыслов российской нации возможно рассматривать и в более широком методологическом поле как частный случай идеи о взаимодействии в реальном хронологическом времени систем, относящихся к разным уровням хронологической темпоральности, отражающим реальный ход эволюции политических систем и их морфологической и структурно-функциональной организации, выдвинутой М.В. Ильиным [6]. Внимательный анализ позволяет предположить, что данная теория применима к описанию и объяснению конструктов нации как исторических феноменов.
Так, эон (особая темпоральность, «век») этноса как «замкнутая система, основанная на речевой коммуникации и прямом самодостаточном общении, характерная для доисторической стадии» и эон нации как «квазизакрытая политическая система, сочетающая черты открытости и закрытости, а также сохраняющая прошлое хронопо-литическое наследие» вместе обусловливают содержание формулы гражданской нации в конкретном историческом времени.
Именно поэтому сегодня в условиях совершенно новой социальной реальности набор смысловой и символической формулы граж-
данской нации — это как «старое вино в новых мехах». Так произошло, к примеру, с гимном России. Мы лишь меняем форму смыслов и символов нации, интуитивно подстраивая ее под русскую социокультурную матрицу.
Однако здесь существуют опасности попадания в ловушки таких сильных этнокультурных аттракторов, как православие. В условиях, когда Русская православная церковь все более и более вторгается в политическое пространство и пытается приватизировать духовную легитимацию власти, обозначенные вызовы и угрозы вполне реальны (см. коммент. 16). Тогда мы получаем День народного единства не как национальный (светский) праздник, а нечто среднее между чествованием Иконы Казанской Богоматери и народными гуляньями.
Конечно, новые смыслы нации формируются, в том числе и через дискурсы и риторику, через нарративы истории. И в этом смысле дискуссии о содержании Дня народного единства полезны. Однако здесь принципиально новых смыслов гражданской нации мы не формируем: нет «нового вина».
При этом актуальные и потенциальные смыслы гражданской нации возможны в трех временных локусах:
• как смыслы и символы прошлого: то, что объединяет нас в истории и социальной памяти;
• как смыслы и символы настоящего: то, что формирует лояльности к ценностям нации;
• как смыслы и символы будущего: то, что ожидает нас в содержании и реализации национальной идеи.
Наконец, желательно, чтобы предлагаемые ориентиры носили универсальный характер. Иначе говоря, одинаково легко воспринимались всеми этнокультурными группами и общностями, формирующими гражданскую нацию. Как уже отмечалось, такими ориентирами могут стать наши культурные достижения. Как отмечает С. Анхольт, «брендовая Россия — кладезь позитивных культурных ассоциаций, связанных с литературой, симфонической музыкой, архитектурой, оперой, балетом и общим богатым культурным наследием» [2].
И если концепт нации формируется в большей степени элитами как политико-идеологический проект, то смыслы нации как «материал» для реализации проекта, конструируются при помощи представлений о должном и сущном нации, которые есть способ интерпретации и осмысления повседневной реальности. Именно такое понимание проблемы проистекает из теории социальных представлений, когда их познавательная функция тесно переплетается с коммуникативной: «группа обнажает свои контуры и обнаруживает свою идентичность посредством системы смыслов, придаваемых представлениям» (см. коммент. 17).
Таким образом, социокультурные (цивилизационные) ценности гражданской нации наряду с ценностями прошлого и будущего (ретроспективными и перспективными) определяют идейные основы существования нации, участвуя в выработке ее фундаментальных мифологем и смыслов (см. коммент. 18).
* * *
Итак, этническая идентичность как культурный феномен находится в диалектической взаимозависимости с национальной идентичностью как политическим явлением. Отсюда следуют две другие взаимозависимости: между этничностью и смыслами российской нации, с одной стороны, и между смыслами гражданской нации и содержанием формулы российской нации — с другой.
Именно поэтому нация должна стать рамочной идентичностью, связующей этнокультурное многое в единый политический организм. И только идентичность гражданская, идентичность политической нации, которая основывается на общем опыте, общих ценностях и общих смыслах, способна противостоять вызовам и угрозам многосоставного общества. И потому первоочередная задача проекта «российская гражданская нация» — это закрепление в массовом сознании смыслов и символов нации. Ведь, согласно теореме Томаса, «если люди определяют некоторые ситуации как реальные, эти ситуации реальны в своих последствиях» [26].
При этом формула российской гражданской нации может быть определена как «этничность — русская цивилизационная идентичность — гражданственность».
Заключение
Как мы уже отмечали, всякая политика, и этнополитика в том числе, институализируется главным образом через нормативно-правовые акты: конституцию и законы.
В современной России этнополитика — это в первую очередь соотношение индивидуальных и групповых прав. И если строго придерживаться правила о том, что государство как социальный институт составляют равноправные граждане, а не равноправные этнические общности, то теряет всякий смысл спор о приоритетах или даже паритетах между личными и групповыми правами. Однозначно, что никаких приоритетов и паритетов групповых этнических прав над индивидуальными быть не может. Именно поэтому титульные этнические общности национальных субъектов РФ по определению не могут претендовать на территорию этих административно-территориальных образований. Конечно, могут быть исключения, которые связаны с необходимостью защиты интересов самого сущест-
вования каких-то этнических групп, находящихся в экстремальных условиях. При этом преференции должны получать не этносы как этнические группы, а общины, где живут эти группы. При этом эти общины могут быть как моноэтничными, так и полиэтничными.
Отметим, что нормы о правах и свободах человека и гражданина, закрепленные в Конституции РФ, соответствуют общей декларации прав человека, Международному пакту о гражданских и политических правах, Международному пакту об экономических, социальных и культурных правах, Декларации о ликвидации всех форм нетерпимости и дискриминации на основе религии и убеждений, Декларации о правах лиц, принадлежащих к национальным или этническим, религиозным и языковым меньшинствам, и другим международно-правовым актам [14].
В Конституции и законах РФ имеется значительное разнообразие в терминологии, обозначающей социальные общности, в том числе и этнические. При этом в тексте Основного закона нет упоминания российской нации. Здесь мы встречаем «народ», «многонациональный народ Российской Федерации», «народы», населяющие соответствующие территории, «национальные меньшинства», «коренные малочисленные народы», «малочисленные этнические общности». Конституция РФ также признает расовую и национальную принадлежность индивидов (преамбула, ст. 3, 9, 19, 26, 68, 69, 71, 72, 82). В законах РФ можно встретить «этнические группы», «малочисленные этнические общности», «малочисленные народы», «коренные малочисленные народы», «малочисленные коренные (аборигенные) народы» и т. д. Все эти термины имеют в основном символическое, а не практическое значение и во многом исходят из этнонациона-листических допущений [11].
Все эти термины, так или иначе, связаны с этническим меньшинством, понятийный статус которого до сих пор является дискуссионным и не закреплен в международно-правовых актах. Его нет и в Рамочной конвенции о защите прав национальных меньшинств.
В Конституции РФ нечетко разграничены предметы ведения РФ и ее субъектов относительно защиты прав этнических меньшинств. Так, Конституция устанавливает, что в ведении РФ находятся «регулирование и защита прав национальных меньшинств» (п. «в» ст. 71), а в совместном ведении РФ и ее субъектов — «защита прав национальных меньшинств» и «защита исконной среды обитания и традиционного образа жизни малочисленных этнических общностей» (п. «б» и «м» ч. 1 ст. 72).
Текущее нормативное регулирование прав этнических меньшинств и этнополитики как таковой в РФ осуществляется на трех уровнях:
• на федеральном уровне (в федеральных законах и подзаконных актах);
• на уровне субъектов РФ (в законах субъектов РФ, в подзаконных актах, издаваемых органами государственной власти субъектов РФ);
• на уровне местного самоуправления (в нормативных актах органов местного самоуправления и должностных лиц местного самоуправления).
Вместе с тем обозначенная система нормативного регулирования этнополитики в соврменной России имеет ряд пробелов на каждом уровне. Нет и единой концепции развития такой системы.
Представляется, что наиболее адекватной специфике РФ является субсидиарная модель этнополитики, основанная на принципах мультикультурализма.
Таким образом, мы предлагаем внесение изменений в конституционно-правовые акты РФ по двум направлением. Во-первых, важно трансформировать язык законов — речь идет о терминологической правке. Во-вторых, необходимы серьезные дополнения в нормативно-правовую базу, регулирующую этнополитику. В последнем случае речь главным образом идет о концепции этнополитики в РФ, которая должна заменить морально устаревшую концепцию национальной политики в РФ, и Федеральном законе «О национально-культурной автономии».
Необходимо ускорить и принятие основополагающего федерального закона «Об основах государственной этнополитики», который в сегодняшнем варианте называется «Об основах государственной политики в сфере межэтнических отношений в Российской Федерации» и, по сути, может привести к выхолащиванию содержательной стороны этнополитики, сведением всего спектра этнического развития и взаимодействия к узкой нише собственно межэтнических отношений и этнокультурного развития.
Комментарии
1. В качестве альтернативы nation-state в условиях многосоставного общества ряд западных исследователей предлагают форму полиэтнической демократии, основанной на равенстве различных общностей. См., например: Лейпхарт А. Демократия в многосоставных обществах. Сравнительное исследование. — М.: Аспект-пресс, 1997; Multinational Democracies. N.Y.: Cambridge University Press, 2001.
2. В рамках западной научной традиции эта проблема решается в рамках этнополитики (ethnic politics) как специального направления в политической науке, названного у нас этнополитологи-
ей. См.: Rothschild J. Ethnopolitics. A Conceptual Framework. N.Y., 1981; Birch A. H. Reflections on Ethnic Politics // Cairns A., Courtney J., MacKinnon P., Smith D. (eds.) Citizenship, Diversity and Pluralism. Canadian and Comparative Perspectives. McGill-Queen’s University Press, 1999; Bowers R. Ethnic Politics in Eastern Europe. L.: Research Institute for the Study of Conflicts and Terrorism, 1992; Broun D. Contemporary Nationalism: Civil Ethnocultural and Multicultural Politics. L.; N.Y.: Routledge, 2000; Suny R G, Martin T. (eds.) A State of Nation. Empire and Nation-Making in the Age of Lenin and Stalin. L.: Oxford University Press. 2001; Ethnicity and State. New Brunswick; N.Y.: Transaer Publisher, 1993.
3. Традиция полипарадигмального подхода восходит к научному творчеству П. Сорокина. См.: Сорокин П.А. Социальная и культурная динамика: [пер. с англ.]. М.: Астрель, 2006.
4. Негативные оценки этнического фактора в политике можно об-
наружить и в зарубежных источниках. В качестве такого примера можно привести теорию этнической пропасти. См.: Нейрн Т. Интернационализм и второе пришествие // Нации и национализм / Б. Андерсон, О. Бауэр, М. Хрох и др.; Пер. с англ. и нем. Л.Е. Переяславцевой, М. С. Панина, М. Б. Гнедовского. — М.:
Праксис, 2002. С. 347. Близкой к такому представлению этнич-ности в политике является позиция Р. Брубейкера и Ф. Купера: «проблема современной политической теории состоит в том, что она построена на спорной социологии, а именно на той ее ветви, которая настаивает на группоцентричной картине социального мира». См.: Брубейкер Р., Купер Ф. За пределами «Идентичности» // Ab Imperio. 2002. - № 3. С. 109.
5. Термин «ethnicity» встречается в западной литературе с 40-х годов ХХ века и первоначально означал «другие», то есть отличные социальные группы (маргинальная этничность). Впервые научное определение этничности, которое принадлежит американскому социологу Д. Рисману, появилось в 1972 г. в Оксфордском словаре английского языка.. Одним из первых, кто указал на би-нарность термина в англоязычной литературе, где он выступает то как «характер или качество этнической группы», то как «этническая единица», был академик Ю. Бромлей. См.: Бромлей Ю. В. Очерки теории этноса. М., 1983. С. 16.
6. Согласно авторитетному американскому философу и теоретику геополитики Р. Коллинзу: «Аналитическое осмысление этнич-ности составляет одно из самых слабых мест социальных наук». См.: Коллинз Р. «Балканизация» или «американизация»: геополитическая теория этнических изменений // Логос. 2005. № 1. С. 19.
7. Американский этнополитолог Дж. Комарофф считает, что сегодня наука пока не в состоянии понять природу этничности в ее реальной сложности. См.: Комарофф Дж. Национальность, эт-ничность, современность: политика самосознания в конце ХХ века // Этничность и власть в полиэтнических государствах. М., 1994. С. 36.
8. Этнические группы и социальные границы. Социальная организация культурных различий. Сборник статей / под ред. Ф. Барта; пер. с англ. И. Пильщикова. М.: Новое издательство, 2006.
9. При этом национализм, будь то гражданским или культурным, является не только объективной реальностью, но и продуктом социального конструирования и инженерии. О механизмах социального конструирования см.: Бергер П. Социальное конструирование реальности / П. Бергер, Т. Лукман. М., 1995.
10. Цитата по: Бауэр О. Национальный вопрос и социал-демократия // Нации и национализм / Б. Андерсон, О. Бауэр, М. Хрох и др.; пер. с англ. и нем. Л. Е. Переяславцевой, М. С. Панина, М. Б. Гнедовс-кого. М.: Праксис, 2002. С. 52.
11. Попытки некоторых западных политиков представить наши регионы в негативном плане являются не только элементом геополитических претензий, но и способом идеологического (символьного) подрыва национальной консолидации. К примеру, попытка представить Сибирь как terra nullius — ничейной землей. См.: Hill F, Gaddy С. The Siberian Curse: How Communist Planners Left Russia Out in the Cold. Wash. (D.C.), 2003.
12. В год столетия знаменитой книги «Вехи» необходимо вспомнить и идеал «веховцев» — Россия как монолитный сплав самодержавия («тела») и православия («духа»),
13. Стенограмма выступления заместителя руководителя Администрации президента — помощника Президента РФ Владислава Суркова перед слушателями Центра партийной учебы и подготовки кадров ВПП «Единая Россия» 7 февраля 2006 года [Электронный русеурс]. Режим доступа: http://www.edinros.ru/news. html?id=111148
14. Некоторые авторы склонны национальную идею понимать как русскую идею. См.: Дуденков В.Н. Русская идея и космизм. Режим доступа: http://sufism.ru/barzah/cosm04.htm#ll
15. Результатом подобного взаимодействия, как показал Ильин, как раз и являются политические симулякры и псевдоморфозы. См.: Ильин М. В. Ритмы и масштабы перемен (о понятиях «процесс», «измерение» и «развитие» в политологии) // Полис. 1993. № 2
16. Показательна рассадка приглашенных на церемонию представления ежегодного Послания Президента Федеральному Собра-
нию. 5 ноября 2008 года в очередной раз в Кремль были приглашены и иерархи ведущих церквей. Как и в прошлые годы, в первом ряду рядом с Председателями Совета Федерации и Государственной Думы С. Мироновым и Б. Грызловым, а также Председателем Правительства В. Путиным был посажен Патриарх Алексий II. Руководители других религий — ислама, буддизма, иудаизма и т. д. — заняли места даже не рядом, а в последующих рядах.
17. Цит. по: Соловьев Э Г., Смирнов А. Н. Международный имидж современной России: дефицит привлекательности или дефицит идей? // Полис. 2008. №5. С. 23.
18. Слово «миф» в описании ментальных структур не является синонимом ложного или искажающего знания о мире. Миф или точнее, «коллективный миф» — это, в первую очередь, особый способ постижения действительности, основанный преимущественно на вере. Он формируется в результате преломления реальности массовым сознанием и функционирует как сложная система стереотипов
Литература
1. Андерсон Б. Воображаемые сообщества. Размышления об истоках и распространении национализма. М.: Канон-пресс-К, Кучково поле, 2001. С 30—31. («Воображаемые сообщества» не совсем корректный перевод с английского, ««Воображенные сообщества» — ЛС.) См.: Anderson B. Imagined Communities. L.; N.Y.: Verso, 1999.
2. Анхольт С. СССР мешает. Московские новости. 2005. 10 июня.
С. 8.
3. Вердери К. Куда идут нация и национализм // Нации и национализм /
Б. Андерсон, О. Бауэр, М. Хрох и др.; пер. с англ. И нем. Л. Е. Пе-реяславцевой, М. С. Панина, М. Б. Гнедовского. М.: Праксис,
2002. С. 297.
4. Геллнер Э. Нации и национализм. М.: Прогресс, 1991. С. 124.
5. Дробижева Л.М. Социальные проблемы межнациональных отношений в постсоветской России. М.: Центр общечеловеческих ценностей, 2003.
6. Ильин М. В. Очерки хронологической типологии. Проблемы и возможности типологического анализа эволюционных форм политических систем. Ч. I. Основания хронополитики. Ч. II. Хронополитическая перспектива. Ч. III. Отечественная хронополитика. М.: МГИМО, 1995; Ильин М. В. Хронополитическое измерение политики: за пределами повседневности и истории // Полис. 1997. № 1.
7. Каспэ С. И. Империя и модернизация: общая модель и российская специфика. М., 2001. С. 4.
8. Конституция РФ. М.: Юрист, 2008.
9. Кузнецов А. М. Этническое и национальное в политологическом дискурсе // Полис. 2007. № 6. С. 9—23.
10. Малахов В.С. Национализм как политическая идеология: Учебное пособие. М.: КДУ, 2005. С. 314.
11. Малахов В.С. Категория «Этническое меньшинство» в российском публичном и законодательном дискурсах / В.С. Малахов, А.Г. Осипов // Мир России. 2008. 33. С. 67—91.
12. Мнацаканян М.О. Интегрализм и национальная общность: новая этносоциологическая теория. М.: Анкил, 2001; Мнацаканян М.О. Нации и национализм. Социология и психология национальной жизни. М.: ЮНИТИ-ДАНА, 2004; АклаевА.Р. Этнополити-ческая конфликтология. Анализ и менеджмент. М.: Дело, 2005; Kellas J. G. The Politics of Nationalism and Ethnicity. N.Y.: St. Martin’s Press, 1998.
13. Панарин А. С. Политология. М., 1997. С. 37, 175—177.
14. Пешперова И.Ю. Права национальных меньшинств и их защита в рамках Организации по безопасности и сотрудничеству в Европе (ОБСЕ) / И.Ю. Пешперова. СПб.: Издательский дом «Летний сад», 2001. 160 с.
15. Русская идея // Сб.: Русская идея. М.: Республика, 1992. С. 187.
16. Рыбаков С.Е. О методологии исследования этнических феноменов // Этнографическое обозрение. 2000. № 5; Рыбаков С. Е. Судьбы теории этноса. 2001. № 1; Абдулатипов Р.Г. Этнополитология. М.: Питер, 2004.
17. Рыбаков С. Е. Национализм и нация // Этнографическое обозрение. 1999. №5. С. 8.
18. Савинов Л. В. Общество и этнополитика: специфика этнополити-ческих процессов в Сибирском федеральном округе: монография. Новосибирск: СибАГС, 2005. С. 53—70.
19. Тишков В. А. Реквием по этносу. М.: Наука, 2003.
20. Тишков В. А. Забыть о нации. (Постнационалистическое понимание национализма) // Этнографическое обозрение. 1998. №5. С. 24.
21. Фадеичева М. А. Университетская этнополитология AD MARGI-NEM // Полис. 2007. №6.
22. Фадеичева М. А. Человек в этнополитике: концепция этнонацио-нального бытия. Екатеринбург, 2003. С. 179.
23. Enloe C. Police, military and Ethnicity: Foundations of State Power. L., 1980. P. 5, 10.
24. Ethnicity: Theory and Experience / Ed. N. Glazer and D. Moynihan. Cambr. (Mass.), 1975. P. 53.
25. PoolR. Nation and Identity. L.; N.Y.: Routledge. P. 16.
26. Thomas E, Znanietski F. The Polish Peasant in Europe and America: Vol. 1—5. Chicago, 1918—1920.
