CC BY
303
ОВОДОВА Светлана Николаевна, аспирантка кафедры философии. Статья поступила в редакцию 19.03.2013 г.
Адрес для переписки: [email protected] © С. Н. Оводова
УДК 1111 Д. С. ЩЕГЛОВ
Омский государственный педагогический университет
КОНСТРУИРОВАНИЕ МЕДИАРЕАЛЬНОСТИ
Благодаря СМИ и электронным средствам коммуникации, происходит формирование иного типа реальности, не имеющей подлинного смысла и зиждищейся на символической репродукции событий. Комплекс символов и знаков, в свою очередь, создает «псевдореальность», или «медиареальность», конструирование которой всецело происходит благодаря СМИ и иным медиаисточникам.
Ключевые слова: конструирование, медиареальность, символ, симуляции.
Век информационных технологий создает новую, искусственную реальность, образуя с помощью «медиа», как фактора искажения, действительность, которую можно назвать «медиареальностью».
Для начала необходимо определить, что понимается под термином «реальность». «Реальность — (лат. геа^ — вещественный, действительный) — все существующее в действительности. Как философская категория реальность обозначает все сущее» [1, с. 20].
Предпосылку положения о конструировании медийной реальности дали в свое время Вальтер Беньямин в работе «Произведение искусства в эпоху его технической воспроизводимости» и Герберт Маршалл Маклюэн в работе «Галактика Гутенберга». «Беньямин первым (а вслед за ним Маклюэн) стал понимать технику не как «производительную силу»... а как медиум, то есть форму и порождающий принцип всего нового поколения смыслов» [2, с. 40].
В «Галактике Гутенберга» Маклюэн пишет о том, что медиум есть сообщение, а содержание «сообщения определяется самим коммуникационным средством» [3]. Отсюда следует, что коммуникационное средство активно преобразовывает реальность, а событие, освещаемое СМИ, становится новостью не само по себе, а в связи с переданными о нем сообщениями, характер которых и взаимодействие их с публикой целиком определяются коммуникационным средством, опосредующим, воспроизводящим это событие. Маклюэн констатирует тот факт, что восприятие человеком окружающего мира радикально меняется при переходе сначала к печатной культуре, с изобретения книгопечатного станка, а затем к электронным средствам передачи информации. Индивид начинает смотреть на мир посредством СМИ, сквозь эту призму реальность приобретает иные формы, которые определены средством коммуникации.
«Здесь события, история, культура представляют понятия, которые выработаны не на основе противоречивого реального опыта, а произведены как артефакты на основе элементов кода и технической манипуляции медиума. Именно это и ничто другое делает всякую ценность, какой бы она ни была, «до-
ступной потреблению»» [4, с. 78]. Происходит распространение замены системы координат на код, который определяет массовое информационное потребление.
Берется событие, фильтруется, расчленяется, перерабатывается СМИ в законченный продукт, в некий материал конечных знаков, которые аналогичны конечному объекту материального производства. Люди не потребляют объект в его потребительской ценности, а совершают манипуляцию объектами как знаками, кодами, которые отличают их от других или присоединяют их к группе определенного статуса. Иными словами, важна не вещь в своей функциональности, а ее статусная ценность, поскольку она вписывает индивида, потребляющего эту вещь, в иерархические рамки общества, наделяя его определенным статусом.
Именно переинтерпретация содержания осуществляет отклонение смысла, происходит «деполитизация политики, декультуризация культуры, дес-сексуализация тела в массовом информационном потреблении» [4, с. 164]. Псевдообъекты, псевдособытия завладевают повседневным существованием человека и искажают подлинное содержание самой реальности.
Псевдореальность оперирует знаками действительности, то есть опирается на принцип выбора и презентацию только того, что соответствует и принадлежит доминирующим образцам, моделям поведения, принятым в данном обществе, смыкается с системой определяющих ценностей этого общества, а само событие в его объективной практической значимости уничтожается, и представляется как конструкт, выражающий политические, культурные, иные дискурсы.
«На всем пространстве повседневной жизни существует огромный процесс симуляции по образу «моделей симуляции», которые используются в операционных и кибернетических науках» [4, с. 165]. Реальность как таковая перестает существовать, происходит ее замена посредством «симулякра» — «копии», которая не имеет оригинала в реальности. «Симулякры берут верх над историей» [2, с. 124], то есть воспроизводство, репродукция «уничтожает»
ОМСКИЙ НАУЧНЫЙ ВЕСТНИК № 4 (121) 2013 ФИЛОСОФСКИЕ НАУКИ
ФИЛОСОФСКИЕ НАУКИ ОМСКИЙ НАУЧНЫЙ ВЕСТНИК № 4 (121) 2013
реальность. Приобретает смыслы лишь та реальность, которая отображена в знаке, коде и передана через масс-медиа. Общество живет в такой реальности и находит ее истинной.
Но то, что передается через медиа, на самом деле не имеет подлинного смысла, это лишь некий код, знак, символ, который смещает подлинную реальность в иную плоскость, наделяет ее псевдосмыслами, а следовательно, на ее месте создается другая реальность — псевдореальность. Такого рода реальность представляет собой «медиареальность», так как эта реальность создана посредством СМИ, медиа-источников.
Знаковая реальность, медиареальность для Бо-дрийяра является единственной реальностью, он отрицает теорию отражения реальности. «Само определение реальности гласит: это то, что можно эквивалентно воспроизвести. Такое определение возникло одновременно с наукой, постулирующей, что любой процесс можно точно воспроизвести в заданных условиях, и с промышленной рациональностью, постулирующей универсальную систему эквивалентностей... В итоге этого воспроизводительного процесса оказывается, что реальность — не просто то, что можно воспроизвести, а то, что всегда уже воспроизведено. Гипперреальность.
Итак, значит, конец реальности и конец искусства в силу их полного взаимопоглощения? Нет. Гипперреализм есть высшая форма искусства и реальности в силу обмена, происходящего между ними на уровне симулякра, — обмена привилегиями и предрассудками, на которых зиждется каждое из них. Гипперреальность лишь постольку оставляет позади репрезентацию. поскольку она всецело заключается в симуляции» [2, с. 125].
Отсюда вытекает, что вся бытовая, политическая, социальная, историческая, экономическая и подобная реальность изначально включает в себя симуля-тивный аспект гипперреальности, реальность сделалась игрой в реальность. Сегодня сама реальность гиппереалистична, а кодированная реальность является реальностью. В этой реальности «события», история, культура представляют понятия, которые выработаны не на основе противоречивого реального опыта, а производятся как артефакты на основе элементов кода и технической манипуляции медиума» [4, с. 89], все в этой реальности строится на процессе симуляции — модель конструируют, комбинируют различные черты или элементы реальности, и эта модель «разыгрывает» событие, ситуацию реальности. Как пишет Бодрийяр, «в массовых коммуникациях подобная процедура получает силу реальности: последняя уничтожена, рассеяна в пользу этой неореальности модели, материализованной самим медиумом» [4, с. 165].
Одно из главных произведений, которое посвящено конструированию социальной реальности, является «Социальное конструирование реальности» П. Бергера и Т. Лукмана. Авторы в своей работе заявляют, что среди множества реальностей есть одна, которая представляет собой реальность «par exellence». То есть реальность повседневной жизни. Такого рода реальность занимает привилегированное и ее можно назвать «высшей реальностью». Так как напряженность сознания наиболее высоко в повседневной жизни, то есть накладывается на сознание наиболее сильно и глубоко. Такого рода властное присутствие нельзя не заметить и трудно ослабить. Именно в бодрствующем состоянии существование в реальности повседневной жизни, ее
восприятие принимается как нормальное и самоочевидное и составляет естественную установку.
«Я полагаю реальность повседневной жизни как упорядоченную реальность. Ее феномены уже систематизированы в образцах, которые кажутся независимыми от моего понимания и которые налагаются на него» [5, с. 46]. Реальность повседневной жизни является объективированной, конституированной порядком объектов.
Язык, который используется в повседневной жизни, постоянно предоставляет необходимые объективации и устанавливает порядок, в рамках которого приобретают смысл и значение и эти объективации, а также сама повседневная жизнь.
«Я живу в географически определенном месте; я пользуюсь инструментами — от консервного ножа до спортивных автомобилей, — которые указаны в техническом словаре моего общества; я живу в переплетении человеческих взаимосвязей — от моего шахматного клуба до Соединенных Штатов Америки, — которые тоже упорядочены посредством словаря. Таким образом, язык отмечает координаты моей жизни в обществе и наполняет эту жизнь значимыми объектами» [5, с. 43].
Бергер и Лукман пишут, что реальность повседневной жизни организуется вокруг «здесь» — «моего тела» и «сейчас» — «моего настоящего времени». «Здесь-и-сейчас» является фокусом внимания к реальности повседневной жизни. «Реальность повседневной жизни, однако, не исчерпывается этим непосредственным присутствием, но охватывает и те феномены, которые не даны здесь-и-сейчас» [5, с. 43]. То есть восприятие повседневной жизни происходит в зависимости от степени пространственной и временной приближенности или удаленности. Ближайшей является та зона повседневной жизни, которая непосредственно доступна физической манипуляции человека. Она включает в себя мир, который находится в пределах досягаемости человека, то есть тот мир, в котором человек действует так, чтобы видоизменить реальность, или мир, в котором он находится, трудится, работает. В мире труда сознание руководствуется прагматическим мотивом, иначе, внимание к этому миру определяется тем, что делает, делал или собирается делать человек в нем. «Так что это мой мир par excellence» [5, с. 43].
Реальность повседневной жизни также содержит и другие зоны, которые не столь доступны пониманию. Так как к ним либо нет прагматического интереса, либо интерес не является непосредственным, поскольку потенциально они могут быть зонами манипуляции. Обычно интерес в таких отдаленных зонах менее интенсивен. «Я очень заинтересован в ряде объектов, вовлеченных в мою повседневную работу, — скажем, в мире гаража, если я механик. Меня интересует, хотя и непрямо, то, что происходит в научно-исследовательских лабораториях автомобильной промышленности Детройта. Маловероятно, что когда-нибудь мне доведется побывать в одной из таких лабораторий, но работа, проделанная там, в конечном счете будет влиять на мою повседневную жизнь. Меня может интересовать, что происходит на мысе Кеннеди или где-то еще, но это интерес — частное дело, скорее выбор досуга, чем настоятельная необходимость повседневной жизни» [5, с. 44].
Реальность повседневной жизни представляется Лукману и Бергеру, как интерсубъективный мир, который мы разделяем с другими людьми. Благодаря интерсубъективности, повседневная жизнь
резко отличается от других осознаваемых реальностей. «Я один в мире снов, но я знаю, что мир повседневной жизни столь же реален для других, как и для меня» [5, с. 45]. В повседневной жизни человек не может существовать без постоянного взаимодействия и общения с другими людьми. «Я знаю, что моя естественная установка по отношению к этому миру соответствует естественной установке других людей, что они тоже понимают объективации, с помощью которых этот мир упорядочен, и, в свою очередь, также организует этот мир вокруг «здесь-и-сейчас», их бытия, и имеют свои проекты действий в нем. Конечно, я знаю и то, что у других людей есть своя перспектива на наш общий мир, не тождественная моей. Мое «здесь» — это их «там». Мое «сейчас» не полностью совпадает с их» [5, с. 45]. Проекты одного человека не только отличаются, но могут даже противоречить проектам других людей. В то же время люди живут в общем мире. Важнее всего, по мнению авторов, знать, что существует постоянное соответствие между «моими» значениями и их значениями в этом мире, что есть общее понимание этой реальности. Естественная установка поэтому является установкой повседневного сознания, так как связана с миром, общим для многих людей. Повседневное знание является тем знанием, которое одна личность разделяет с другими в привычной самоочевидной обыденности повседневной жизни.
«Реальность повседневной жизни в качестве реальности имеет само собой разумеющийся характер. Она не требует никакой дополнительной проверки сверх того, что она просто существует. Она существует как самоочевидная и непреодолимая фактичность. Я знаю, что она реальна. Хотя у меня и могут возникнуть сомнения в ее реальности, я должен воздержаться от них, поскольку живу повседневной жизнью согласно заведенному порядку». Воздержание же от сомнений, считают Бергер и Лукман, настолько устойчиво, что, для того чтобы отказаться от него, например, в процессе теоретического или религиозного размышления, должен совершиться резкий скачок. «Мир повседневной жизни декларирует себя, и если я хочу бросить вызов этой декларации, то должен приложить немало усилий. Переход ученого или философа от естественной к теоретической установке хорошо иллюстрирует этот момент» [5, с. 45]. Но, как считают Бергер и Лукман, не все аспекты этой реальности непроблематичны. Так как повседневная жизнь разделена на сектора, некоторые воспринимаются привычно, а в других человек сталкивается с проблемами того или иного рода. «Предположим, я — автомеханик, хорошо осведомленный относительно автомобилей американских марок. Все, что связано с ними, — это обычный непроблематичный аспект моей повседневной жизни. Но однажды в гараже появляется тот, кто просит починить меня «фольксваген». И теперь я вынужденно вовлечен в проблематичный мир машин иностранных марок. Я могу делать это из профессионального любопытства или потому, что вынужден, но в любом случае теперь я сталкиваюсь с проблемами, которые еще не стали для меня привычными» [5, с. 46]. В это время человек не покидает реальность повседневной жизни. В сущности, реальность становится богаче, так как в ней появляются знания и умения, необходимые для осуществления той или иной деятельности в реальности.
Реальность повседневной жизни — это привычный порядок повседневной жизни, так как она не прерывается, а то, что воспринимается, является
непроблематичным. Но и даже непроблематичные сектора повседневной реальности являются таковыми до тех пор, пока нет свидетельств об обратном, то есть до тех пор, пока с возникновением проблемы не прерывается их последовательное функционирование. Когда это происходит, «реальность повседневной жизни стремится интегрировать проблематичный сектор в тот, который уже непроблематичен» [5, с. 47].
Повседневное знание содержит множество рекомендаций по поводу того, как это следует делать. «Например, люди, с которыми я работаю, непроблематичны для меня, пока они делают что-то знакомое, само собой разумеющееся, скажем, печатают на машинке за соседними столами в моей конторе. Они становятся проблематичными, если прерывают этот привычный порядок, например, собираясь в углу и говоря шепотом. Так как я должен понять смысл этих необычных действий, у меня есть несколько возможных вариантов решения этой проблемы и реинтеграции моего повседневного знания в непроблематичный привычный ход повседневной жизни: они могут советоваться по поводу того, как починить сломанную машинку, или, возможно, у одного из них есть какие-то срочные распоряжения шефа, и т.д. С другой стороны, я могу обнаружить, что они обсуждают проведение забастовки, что выходит за пределы моего опыта, но еще находится в рамках тех проблем, с которыми связано мое повседневное знание» [5, с. 47]
По мнению авторов, для повседневного знания обнаружение факта выступает скорее в качестве проблемы, чем просто реинтеграции в непроблематичный сектор повседневной жизни. Когда это происходит, человек сталкивается с проблемой, которая выходит за пределы реальности повседневной жизни и свидетельствует об абсолютно другой реальности.
Таким образом, можно сделать вывод, что конструирование социальной реальности происходит лишь в повседневной среде, где человек активно действует ради осуществления своих целей в социуме. Такого рода реальность является подлинной. Так как человек в ней чувствует себя как в своей тарелке.
Идеи о конструировании медиареальности можно обнаружить в работе «Реальность масс-медиа» Никласа Лумана. Луман, как и Бодрийяр, отказывается от теории отражения реальности, но он не рассматривает масс-медиа через категорию подлинности, и поэтому у него нельзя встретить такие понятия, как псевдореальность, неореальность.
Луман не предполагает реальности, которая существует сама по себе и которую правильно или неправильно отражают СМИ, поскольку мир нельзя описать таким, каков он есть «на самом деле», ведь любой наблюдатель, описывающий этот мир, не может находиться вне его. Он говорит о реальности масс-медиа в двояком смысле: первый — «реальная реальность» масс-медиа, которая «состоит в их собственных операциях», то есть непосредственно практика средств массовой информации, процессы коммуникации, а второй смысл реальности масс-медиа — «наблюдаемая реальность» — это то, что конструируется СМИ в качестве реальности. В таком понимании «деятельность масс-медиа рассматривается не просто как последовательность операций, но как последовательность наблюдений или, точнее, как последовательность наблюдающих операций» [4, с. 13].
Для системной теории Лумана важна разница между наблюдаемым и ненаблюдаемым, выража-
ОМСКИЙ НАУЧНЫЙ ВЕСТНИК № 4 (121) 2013 ФИЛОСОФСКИЕ НАУКИ
ФИЛОСОФСКИЕ НАУКИ ОМСКИЙ НАУЧНЫЙ ВЕСТНИК № 4 (121) 2013
емая посредством противопоставления системы и окружающего мира. Он выдвигает своего рода гипотезу, по которой масс-медиа являются одной из функциональных систем современного общества, выполняющей задачу самонаблюдения общества. То есть, по мысли Лумана, на основе тематики, курсирующей в СМИ, общество продолжает развиваться.
Таким образом, Луман понимает мир не как отражаемый СМИ объект, а как открытый горизонт, и поэтому у масс-медиа нет иной возможности, как конструировать реальность.
Необходимо обратиться к такому факту, как появление письменности, описанному Маклюэном. Данное событие позволило не только изменить восприятие окружающего мира человеком, но и также повлияло на трансформацию пространственных границ реальности. «Изобретение алфавита и письменности, как и изобретение колеса, было переводом или сокращением комплексного, органического взаимодействия разных типов пространств в одно пространство. Фонетический алфавит сократил все богатство чувств до одного, визуального кода» [3]. Это можно объяснить таким образом, что книга является гибким, подвижным средством коммуникации, ее легко транспортировать, тиражировать, хранить, обмениваться, такой источник информации ориентирован на пространство. А так как письменность — это предпосылка возникновения источников, формирующих медиареальность, то, следовательно, что это является и предпосылкой трансформации пространства, которое происходит в рамках медиареальности.
В опыте внедрения электронных технологий коммуникации осуществляется несбыточный, как казалось, идеал многих исторических эпох, во многом определивший характер современных культурных трансформаций — это упразднение всякого отдаления: временного, пространственного, межличностного. Технологической предпосылкой этого явления служит создание мирового коммуникационного пространства, превращающего любую точку
земного шара в сектор, доступный для индивидуального общения, без скидок на расстояние, временные условности и ограничения институциональных отношений при условии их обеспечения соответствующими средствами телекоммуникации и связи. Происходит расширение пространства, отодвигаются его грани. В таком пространстве люди, находясь на разных континентах, общаются между собой в режиме «здесь и сейчас» и даже не представляют, что между ними тысячи километров. Каждый человек, находясь в пространстве медиареальности, не осознает пространственных границ подлинной реальности. Смещается онтологический пласт, на котором человек должен существовать по законам природы. Такого рода трансформация пространственных рамок возможна благодаря масс-медиа.
Библиографический список
1. Грицианов, А. А. История философии / А. А. Грициа-нов. — М. : Интерпрессервис, 2002. — 1286 с.
2. Бодрийяр, Ж. Символический обмен или смерть / Ж. Бо-дрийяр. — М. : Добросвет, 2000. —387 с.
3. Маклюэн, М. Галактика Гуттенберга [Электронный ресурс]. — Ток http://lib.rus.ec/b/153868/ read#t2 (дата обращения 15.08.2012).
4. Бодрийяр, Ж. Общество потребления. Его мифы и структуры /Ж. Бодрийяр. — М. : Республика, культурная революция, 2006. — 269 с.
5. Бергер, П. Социальное конструирование реальности / П. Бергер, Т. Лукман. — М. : Медиум, 1995. — 323 с.
ЩЕГЛОВ Дмитрий Сергеевич, аспирант кафедры философии.
Адрес для переписки: Shcheglovdmitry@ mail.ru
Статья поступила в редакцию 13.12.2012 г.
© Д. С. Щеглов
Книжная полка
ББК 87/Ф34
Федотова, М. Г. Модели означивания социальной информации в транзитивном обществе : моногр. / М. Г. Федотова ; ОмГТУ. - Омск : Изд-во ОмГТУ, 2012. - 127 с. - ISBN 978-5-8149-1256-5.
В монографии проводится философская реконструкция понятий «транзитивное общество», «означивание». Выявляется роль означивания социальной информации в транзитивном обществе, определяется квази-субъект означивания — коммуникационное поле. Рассматриваются особенности действия моделей означивания социальной информации в процессе конструирования транзитивной социальной реальности. Для тех, кто интересуется социальной философией, семиотикой, проблемами воздействия на массовое сознание.
