CC BY
23
12. Т удйёао ТаЭТаТа ВТппёёпёТё ОаааЭаоёё : £аёТТ ВО То 25 ТёоуаЭу 1991 а. // ВТп.
аад. — 2002. — 14 ааё.
13. I Эааа -аёТааёа. ТпТТаТйа ТажаоТаЭТаТиа аТёоТаТой. — 1. : 1 ажаоТаЭТа. ТоТТяаТёу,
1989. — 160 п.
14. ВаИ-нау ёТТааТоёу Т дайёоа ТаоёТТаёиТйо 1аТи0ёТпоа (1995 а.) // ЫТаЭаТёа даёТТТаа-
Оаёипоаа. — 1999. — 1 11. — N0. 1256.
15. ЫаТЭТёё ааёп0ао|эйё0 аТаТаТЭТа, пТаёаяаТёё ё ёТТааТоёё, даёё^-аТТйо ЫЫЫВ п ёТТпоЭаТ-
ТйТё атоааЭпОааТё. — 1 ., 1956. — АйТ. XII. — N. 14—33.
16. ОаааЭаёиТйё даёТТ «Т аёаёёТоа-ТТ! ааёа» То 29 ааёааЭу 1994 а. // ВТп. аад. — 1995. — 17 уТа.
17. ОаааЭаёиТйё даёТТ «Т жёаТот ТёЭа» То 24 аТЭаёу 1995 а. // ВТп. аад. — 1995. —
4 1ау.
18. ОаааЭаёиТйё даёТТ «Т ТаОёТТаёиТТ-ёоёиооЭТТё ааоТтёё» То 17 ё|эТу 1996 а. // ВТп.
аад. — 1996. — 25 ё|эТу.
19. ОаааЭаёиТйё даёТТ «Т ТЭёпТааёТаТёё ВО ё Опоаао ЫТааоа АаЭТТй» (1996 а.) // N5
ВО. — 1996. — 1 9. — №. 774.
20. ОаааЭаёиТйё даёТТ «Т ТаЭТаТйо ооаТжапоааТТйО ТЭПйпёао» То 6 уТааЭу 1999 а. // ВТп.
аад. — 1999. — 15 уТа.
21. ОаааЭаёиТйё даёТТ «Та Тайёо ТЭёТоёТао ТЭааТёдаОёё ТайёТ ёТЭаТТйо ТаёТ-ёпёаТТйо
ТаЭТаТа ЫаааЭа, ЫёаёЭё ё АаёиТааТ АТпоТёа ВТппёёпёТё ОаааЭаоёё» То 20 ё|эёу 2000 а. // ВТп. аад. — 2000. — 25 ё|эёу.
22. ОаааЭаёиТйё даёТТ «Т оаЭЭёоТЭёуо оЭааёОёТТТТаТ ТЭёЭТаТТТёидТааТёу ёТЭаТТйо ТаёТ-ёп-
ёаТТйо ТаЭТаТа ЫаааЭа, ЫёаёЭё ё АаёиТааТ АТпоТёа ВТппёёпёТё ОаааЭаоёё» То 7 1ау 2001 а. //
ВТп. аад. — 2001. — 11 1ау.
23. ОаааЭаёиТйё даёИ «Та ТоЭаТа ТёЭожа^йаё пЭаай» То 10 уТааЭу 2002 а. // ВТп. аад. —
2002. — 12 уТа.
24. ОаааЭаёиТйё даёИ «Та аёиоаЭТаоёаТТё аЭажаатёТё пёожаа» То 25 ё|эёу 2002 а. // ВТп. аад. — 2002. — 30 ё|эёу.
I ТпооТёёа 30.09.09.
£ I ГЙОЁОСОЁ I Г Г иА_1ВА I АвАд IАА Г ЁВ А I I ЙОЙ I ААОЙ£ЁО А I ЙСААвЙОААО
Ё. А. АоаеТ
А поаоиа ЭапптаоЭёааьопу ТЭТаёаш ёТтоёоооёТТТйо ЭаоТЭТ ттопТааопёёо поЭат,
ёо Т|ёёоё-апёёа (а тоааЭпоаа п ё-
Конституционные преобразования 1990-х гг. в постсоветских государствах, имея целью радикальное обновление как выход из коммунистического прошлого, все же не завершены. Нельзя утверждать, что произошло «фасадное» обновление. «Перестроилась»
Конституция, но в какой мере это удалось, вопрос остается открытым.
Постсоветские государства пережили сложный и противоречивый период формирования конституционных основ устройства демократического государства и общества.
апёёа) ё ТЭаатйа ёо!аё.
Правовые, а тем более политические, преобразования происходили в борьбе различных социальных сил (не только в столкновении с партийной коммунистической бюрократией), сопровождаемой моральными и значительными материальными потерями и издержками. Взрастить демократию в обществе быстро и безболезненно оказалось невозможным.
Избрав в качестве вектора развития конституционную демократию, постсоветские страны столкнулись с неизбежностью конституционной рецепции. Прежний советский © Ё. А. АоаёТ, 2009
конституционный опыт как наследие коммунистического режима за редким исключением отбрасывался. Наиболее привлекательным оказывался конституционализм США и стран Западной Европы. Предпочтение, однако, было отдано европейскому опыту. Полагаем, кроме близости социокультурного развития, два фактора стали определяющими.
Во-первых, идеал парламентаризма, который в различных модификациях укоренился в странах Западной Европы. Система являлась наиболее притягательной демократической формой правления, особенно для стран Восточной Европы и бывших прибалтийских республик СССР, ибо предоставляла возможности контроля за исполнительной властью и, тем самым, «снятие» проблемы рецидивов авторитаризма.
Во-вторых, для тех же стран важным был «уход» из имперских «объятий» России. Сделать это можно было, только «преклонив колено» перед Европейским союзом, осуществляя «ожидаемые» конституционные реформы. «Они, конечно, могли пренебречь этими ожиданиями, — замечает В. Осятын-ский, — что некоторые и сделали, и в итоге столкнуться с такими последствиями, как недопущение в Совет Европы, исключение из него и отказ от перспективы вступления в Европейский союз. Однако если страны желали войти в обозримом будущем в европейскую семью, они должны были адаптировать свои конституции к этим требованиям» [3, с. 55].
Во многом ориентацией на европейское право обусловлено введение в Конституции постсоветских государств новых для них институтов и конституционных положений. Заимствование на конституционном уровне таких институтов как, например, парламент, омбудсмен, Конституционный Суд, получило активное распространение, а положения о народном суверенитете и разделении властей стали неотъемлемой частью новых конституционных текстов. Но даже в случае прямой рецепции новые положения и институты получают «национальную» характеристику. Более того, они приводят к созданию не совсем «типичных» моделей. Например, президенты парламентских республик Болгарии и Литвы избираются на всеобщих и прямых выборах.
Конституционные заимствования наблюдаются во всех постсоветских государствах, но с разной степенью «глубины». Наиболее явственно это проявилось в странах, активно продвигавшихся в Европейский союз (Польше, Венгрии, Чехии и др.); в меньшей степени — в государствах — бывших восточных республиках СССР (Таджикистане, Узбеки-
стане, Туркмении). Последние позиционировали себя как «независимых» участников международного сообщества, без открытого предпочтения тех или иных структур. Именно названные государства постоянно тяготеют к традиционному для Востока авторитарному режиму.
Фактор западного влияния не является определяющим. Опыт показал, что в ходе подготовки проекта Конституции важно реальное распределение власти. Так, победа сторонников Президента России Б. Н. Ельцина в противостоянии с Верховным Советом в процессе выработки новой Конституции России 1 993 г. отразилась в конституционном закреплении обширных президентских полномочий. Напротив, незатихающая борьба между Сеймом и Президентом во время разработки новой Конституции Польши привела к ограничению президентских полномочий [1, с. 67].
Не меньшее значение имеют социальный и культурный факторы как сдерживающие влияние западных конституций. «Советский» образ жизни еще сохраняет воздействие. Понятно, что целостный перенос конституционных идей вместе с культурой и сообществом ее носителей обеспечивает глубокое и основательное заимствование, но это исключительный случай, не встречающийся в современной практике. Таким образом, как бы привлекательны ни были положения западных конституций, это не привело к основательному укоренению их в конституциях постсоветских государств.
Почти двадцатилетний опыт показывает, что советское прошлое не стало определяющим для посткоммунистических государств. Крушение СССР обнажило экономические и социальные различия, скрытые ранее под единой маской социализма. Следы разнообразных правовых традиций и культур были заметны и в советскую эпоху. Существовал исторический опыт, предшествующий социалистическому типу права и государства: демократические или полудемократические «воспоминания» у Польши, Венгрии, Чехии и др., только автократическое правление, как в Туркмении, Таджикистане и др. Некоторые страны несли из прошлого долгую историю претензий на самостоятельную государственность. Во многих случаях период постсоветского перехода являлся этапом реконструкции истории, национального самосознания, государственнических традиций.
Наиболее сложной оказалась практика формирования конституционализма, его
«внедрения» в общественную среду постсоветских стран. Для укоренения конституцио-
нализма недостаточно нормативного оформления и эпизодической практики; он должен опираться на ценности общества, формируя правовую культуру общества в широком смысле. Очевидно, этот процесс является задачей нескольких поколений при условии легитимного действия власти. Нельзя сказать, что результаты современной практики «внедрения» конституционализма впечатляют достижениями и заставляют поверить в должное качество конституционного регулирования.
В постсоветских государствах сохраняется приоритет политики над правом. Политика, по сравнению с предшествующей социалистической эпохой, изменилась и вылилась в групповую (реже многопартийную) борьбу за власть и контроль за ней. Проблема объясняется отчасти отсутствием устойчивой парламентской многопартийной системы. Традиции политических партий не сложились, как и их деятельность в рамках соответствующей конституционной модели.
Во многих постсоветских государствах парламенты теряют привлекательность и авторитет. Первые симптомы проявились в ролевом «кризисе» верхней палаты. Так, по мнению В. Осятынского, польский Сенат был сформирован в рамках узкой политической задачи — осуществления демонтажа коммунистической системы. Когда же цель была достигнута, необходимость в верхней палате у унитарного государства отпала [3, с. 59].
Российский Совет Федерации, который задумывался как представительство интересов субъектов Федерации, так и не исполнил свою роль в полной мере. Даже после нескольких изменений процедуры формирования он остается «запасной скамейкой» политиков и бизнесменов разного уровня.
Если в ходе преобразований 1990-х гг. парламенты постсоветских стран выступали «мотором» реформ, то по мере вхождения в новую конституционную систему инициативу перехватила исполнительная власть (президент), даже в рамках парламентской республики. На практике сокращаются полномочия большинства парламентов, а полномочия исполнительной власти, напротив, разрастаются. Проблемы парламентаризма усугубляются частыми правками избирательных систем, снижением активности граждан на парламентских выборах и ростом абсентеизма.
Одной из важных составляющих кризиса парламентаризма является нарастание девальвации законодательной деятельности. Результаты, достигнутые в ходе реформации правовых систем постсоветских государств, действительно значимы, но все еще далеки от стандартов, на которых держится демократи-
ческое правовое государство. Отсутствие строго выверенной законодательной стратегии, проблема качества законов, нестабильность законодательства — последствия, ответственность за которые лежит прежде всего на парламентариях.
Каждая постсоветская Конституция в той или иной форме постулировала положения о социальных правах или социальном государстве. Суть последнего заключается в создании равных возможностей для всех членов общества, признании за каждым человеком права на необходимый для поддержания здоровья и благосостояния уровень жизни. Конституционные положения о социальных правах как важное наследие предшествующей эпохи были активно поддержаны гражданами в ходе конституционных реформ. Однако надежды на формирование социального государства не оправдались. Ни одна из постсоветских стран не отвечает принципу социального государства [5, с. 53].
Такие составляющие качества жизни, как адекватно оплачиваемый труд, доступ к образованию, медицинскому обслуживанию, нормальному жилью, гарантированные на конституционном уровне, на практике доступны очень немногим. Сложившееся неравенство возможностей создает основу для нестабильности. Идея конституционализма, к которой так активно стремились постсоветские государства, предполагает ясную и устойчивую иерархию норм и возможность путем конституционного правосудия оценивать действующее право. Все отрасли права должны были подвергаться строжайшему конституционному контролю, а их внутренняя система ценностей должна находиться под воздействием Конституции.
Во многих постсоветских государствах создание органов конституционного контроля стало своего рода символом разрыва с устоявшейся практикой социалистического управления и правосудия. В каждой стране конституционный суд мог стать важным игроком на вспахиваемом постсоветском поле. Кроме проверки переходного законодательства, конституционные суды играли легитимирующую роль. В условиях осуществления перемен орган конституционного контроля мог поддержать или дискредитировать первые шаги новых режимов. Следует признать, что в ряде случаев конституционные суды принимали решения, способствующие нарастанию напряженности в обществе и власти, как в России и Литве.
Сегодня конституционный контроль стал частью правовых систем посткоммуни-стических государств. Избранные структур-
ные модели и полномочия этих органов различны. Несходства в моделях конституционной юстиции, во-первых, свидетельствуют о реальности процесса изменений постсоветских стран; во-вторых, отражают пристрастия и амбиции политической элиты. В одних странах конституционный суд рассматривался как орган, главной функцией которого является разрешение споров между властями, в других — как созданный для защиты прав человека. Естественно, на практике наблюдаются значительные различия органов конституционного контроля (по численности, процедуре назначения и отставки судей).
Критериальным является вопрос о полномочиях суда. Однако заметим, что полномочия конституционного суда не могут быть поняты до применения им всего набора средств, доступных для выполнения задач конституционного контроля. Нормы, закрепляющие полномочия конституционного суда, оказывают определяющее воздействие на конституционное правосудие. Между решениями, вынесенными в процедурах предварительного и последующего контроля, существует значительная разница [4, с. 86]. Различаются решения суда и в зависимости от того, были ли они вынесены при абстрактном или конкретном конституционном контроле. Более того, существуют отличия между решениями в зависимости от того, кто был заявителем, — орган государственной власти или частное лицо.
Другой аспект деятельности суда — нормы процедуры. Далеко не все суды работают по принципу состязательности процесса, в котором не только гражданам, но и ветвям власти могут потребоваться опытные представители. Положения о конституционном статусе суда, его права, процессуальные нормы, а также круг лиц, полномочных обращаться с запросом или жалобой, способны оказывать влияние на конституционные решения. В постсоветских странах можно обнаружить примеры различных вариантов со множеством комбинаций. При этом нельзя
сказать, что какое-то одно решение лучше остальных. Одни и те же институциональные и компетенционные модели могут положительно «работать» в одних странах и не «работать» в других [2].
Немаловажное значение имеет и социально-политический контекст действия суда. Суды либо стремятся поддержать равновесие в политике, либо содействуют одному герою на политической сцене. Есть разница между конституционным судом, который дает рекомендации законодателю и использует определенный набор внеконституционных инструментов, и судьями, которые при вынесении решений следуют указаниям высокопоставленных политических игроков. Возможно, существуют суды, которые следуют собственной политике, но нередко их решения являются отражением позиции определенной стороны. Периодически суды, чья задача — охранять Конституцию, совершают ошибки (литовское «дело о Президенте»), российское «дело о наделении полномочиями губернаторов», венгерское «дело о правительственном контроле за радио и телевидением»). Бессмысленно отрицать, что процесс перехода к конституционализму изобилует не «авторитетными» решениями конституционных судов. Все это существенно влияет на общепризнанное значение суда, его легитимацию. Здесь важен вопрос о том, насколько далеко заходит субъективизм суда и в какой мере он затрагивает конституционные устои. Несомненно и то, что конституционные суды формируют часть демократического правового порядка. Действующие суды, их решения есть свидетельство серьезной попытки развития конституционной догмы.
Таким образом, конституционализм как новый тип правопорядка, формируемый в постсоветских государствах, далек от завершения. Требуется достаточно длительный срок, для того чтобы сформировалась среда, адекватная конституционным установкам, а текущее право наполнилось нравственным содержанием и перестало быть уделом исключительно «сиюминутной» политики.
АЁАЁЁ I А0АОЁхАм£ЁЁ т'ЁМ I £
1. АаЭёёоёёё Ё. Ё. Ётоёооо ТЭадёааТопоаа а ТТаТё ЁТтоёооОёё I Тёи0ё / Ё. Ё. АаЭёёо-ёёё // ЁТ тоёооОёТ ТТ Та ТЭааТ : атоТ-н ТааЭТТаёпёТа ТаТдЭаТёа. — 1997. — 1 3—4. — N. 67—74.
2. ЁТтоёооОёТТТ йё поа ёаё ааЭаТо ЭадааёаТёу аёапоаё : па. аТёё. / ЁТ-о ТЭааа ё Тоаёё-. ТТёёоёёё ; Эаа. Т. 1. АаёОааа [ё аЭ.] ; аао. аааа. А. АёаТёаТаааёи. — 1. : ЁТо-о ТЭааа ё Тоаёё-. ТТёёоёёё, 2004. — 286 п.
3. ТпуойГпёёё А. I аЭааТёпй ёТтоёооОёТТТТаТ даёТпоаТааТёу / А. Тпуойтёёё // ЫЭааТёо. ёТтоёооОёТТ. ТаТдЭаТёа. — 2004. — 1 3. — N. 53—67.
4. ОаёТаё А. АаТааЭпёёё ЁТтоёооОёТТТйё поа — даёТТТоаТЭао ёёё -апои поаааТТё пёпоаТй? / А. ОаёТаё // ЁТТгШюоёТТТ Та ТЭааТ : атоТ-н ТааЭТТаёпёТа ТаТдЭаТёа. — 1999. — 1 3. — N. 86—94.
5. 0а'маёё £. Ё. £айёоа тоёаёиТйо ТЭаа п 'пдёоёё Эааёииё пёёоёёё / ё. Ё. 0аТТаёё // ЁТ тоёооОёТ п Та ТЭааТ : атоТ-н ТааЭТ ТаёпёТа ТаТдЭаТёа. — 2003. — 1 1. — N. 52—66.
I ТпооТёёа 30.09.09.
£Т ГЙОЁОСОЁ и ГиА I N Г I А А Г Ё В N I ОЁАЁи Г I Ё I ОААОЙОАА Г Г ТNОЁ АЁ£ Г АЛА А0IЙЙЁЁАСЙЁ IАЁВО0АОI01 N. Г.Аёу!ёёГ
А поаоиа тойапоаёат пЭаатёоаёитйё атаёёд птоёаёитт тоааопоаатттё ттЭтаоёёё аа-ЭТТаёпёТаТ ёТ тоёооОёТ ТТТаТ ТЭааа ё ЁТтоёооОёё ВО 1993 а. Ёппёаатаатёа ТТёа-даёТ, -оТ тТТааТёа пТОёаёиТТё ТоааопоааТТТпоё аёдТапа — пёпоата Тоаёё-нТаТ ТЭа-аа, ТЭаапоааёу^йау пТаТё ёТТОаТОёё ТайааТ аёааа ё пТОёаёиТТё т'ЭааааёёаШё, ёаё уоТ ТЭёпойа ЭПаТТ-ааЭТатёТё ТЭааТаТё паша, ТЭёпоопоаоао а ааЭТТаёпёёо ёТТпоёоооёуо, тт Топоопоаоао а ЁТТпоёоооёё ВО 1993 а. АаоТЭ, ТЭТаТёжау ёааё ёпоТЭё-апёТё 0ёТёй ТЭааа — ё. №аёТиё ё 0. 1 ТТоапёиа, ТоТа-аао Т0ёаТ-н Тпои ТаЭаТТпа ТЭааТайо пёпоат п ТаТТё пТОёаёиТТё ЭааёиТШё Та аЭоао^.
Конституция является основой социальной структуры, системой правил высших порядков, регулирующей и контролирующей другие институты. Еще Аристотель назвал право мерилом справедливости, поэтому естественно, что основной закон государства должен включать интерпретацию общественного блага, которая основывается на некоторой концепции справедливости.
Осуществим сравнительный анализ европейских конституций второй половины ХХ в. и Конституции Российской Федерации 1993 г. с точки зрения содержания в них оснований социальной ответственности бизнеса.
Центральным звеном конституционного права являются права и свободы человека и гражданина. В современной юридической науке получила признание теория трех поколений прав человека:
— свобода: политические и гражданские права;
— равенство: экономические, социальные, культурные права;
— братство: солидарные права коллективов.
По мере роста общественной солидарности формируются права четвертого поколения — права и обязанности культурно-исторических типов и их формы жизни и субъектов.
В Конституции РФ фактически отсутствуют права четвертого поколения. Содержатся положения о праве народов России на
сохранение родного языка, создание условий для его изучения и развития (ст. 68); о свободе творчества и охране культуры вообще, но не русской и не этнической культуры (ст. 44) [4]. Полагаем, что для реализации концепции социальной ответственности бизнеса в Конституции РФ необходимо закрепить права четвертого поколения, в частности право русского культурно-исторического типа в составе тюрок, ирано-алан, угро-финнов, евразийцев, славян-русских на расширенное воспроизводство и соответствующую обязанность бизнеса деятельно участвовать в воспроизводстве русского народа и этносов Евразии. Это будет важным шагом на пути преодоления прозападного характера бизнеса, формально зарегистрированного в России, использующего человеческие, природные ресурсы русского культурно-исторического типа, но фактически работающего на экономики стран ЕС и США.
В данном случае следует констатировать значительное концептуальное отставание российского основного закона от развития конституций стран Западной Европы, где коллективные права народов начали закрепляться уже в середине ХХ в. Так, согласно ст. 131 Конституции Испании 1978 г. допускается планирование общей экономической деятельности для удовлетворения коллективных потребностей, выравнивания и гармонизации регионального и отраслевого развития,
© N. Г. АёуТёёТ, 2009
