«Конность, людность и оружность» русской конницы в эпоху Ливонской войны 1558-1583 гг Текст научной статьи по специальности «История и археология»

История военного дела: исследования и источники Специальный выпуск I

РУССКАЯ АРМИЯ В ЭПОХУ ЦАРЯ ИВАНА IV ГРОЗНОГО Материалы научной дискуссии к 455-летию начала Ливонской войны

ЧАСТЬ I СТАТЬИ Выпуск II

Санкт-Петербург 2013

ББК 63.3(0)5 УДК 94

Редакция журнала: К.В. Нагорный К.Л. Козюрёнок

Редакционная коллегия: кандидат исторических наук О.В. Ковтунова

кандидат исторических наук А.Н. Лобин кандидат исторических наук Д.Н. Меншиков кандидат исторических наук Е.И. Юркевич

История военного дела: исследования и источники. — 2013. — Специальный выпуск. I. Русская армия в эпоху царя Ивана IV Грозного: материалы научной дискуссии к 455-летию начала Ливонской войны. — Ч. I. Статьи. Вып. II [Электронный ресурс] <http://www.milhist.info/spec_1>

© www.milhist.info

© Курвлтов О.А.

Курбатов O.A. «Конность, людность и оружность» русской конницы в эпоху Ливонской войны 1558-1583 гг.

Статья является первым опытом обобщения всех известных данных о «конности, людности и оружности» поместной конницы XVI в.

В работе последовательно и обстоятельно исследуются источники о верстании, поместном и денежном обеспечении основы войска Русского государства. По мнению автора, нормы Уложения о службе 1556 г. разрабатывались в первую очередь применительно к членам Государева двора, а затем стали распространяться и на массу детей боярских городовых корпораций. В ходе новой реформы 1571-1573 гг. были пересмотрены нормы «конности, людности и оружности», изменен также сам порядок оценки служебной годности каждого сына боярского. Власти предоставили самим «городам» в лице их окладчиков контролировать служебную годность и боеспособность помещиков.

Ссылка для размещения в Интернете:

http://www.milhist.info/2013/08/14/kyrbatov 3

Ссылка для печатных изданий:

Курбатов O.A. «Конность, людность и оружность» русской конницы в эпоху Ливонской войны 1558-1583 гг. [Электронный ресурс] // История военного дела: исследования и источники. — 2013. — Специальный выпуск. I. Русская армия в эпоху царя Ивана IV Грозного: материалы научной дискуссии к 455-летию начала Ливонской войны. — Ч. I. Статьи. Вып. II. - C. 236-295 <http://www.milhist.info/2013/08/14/kyrbatov_3> (14.08.2013)

www.milhist.info

2013

КУРБАТОВ O.A.

«КОННОСТЬ, ЛЮДНОСТЬ И ОРУЖНОСТЬ» РУССКОЙ КОННИЦЫ В ЭПОХУ ЛИВОНСКОЙ ВОЙНЫ 1558-1583 гг.

1. Постановка проблемы

ß конце XIX в. историк, переводчик сочинений англичан о России С.М. Середонин в одной из своих статей сделал предположение о составе и численности поместной конницы и русской армии в целом в эпоху царя Ивана Грозного. Сопоставив известные на тот момент данные о количестве помещиков (25000 чел., считая всех перечисленных в разряде Полоцкого похода 1563 г. «детей боярских» за помещиков, плюс не принявшие участие в походе) и нормы «Уложения о службе 1556 г.» (приняв средний размер поместья в 200 четвертей), ученый получил общую численность дворянской конницы в 75000 человек, в том числе 50000 холопов1. Для своего времени это было серьезное исследование, опровергающее баснословные данные об огромных силах «московитов», которые кочевали в иностранных сочинениях с подачи самих русских дипломатов и приказных дьяков. Долгое время выводы Середонина сохраняли авторитет в исторической науке . Лишь в середине XX в. они были частично откорректированы советским военным историком A.B. Черновым и только в области численности боевых холопов. Чернов указал на одну принципиальную ошибку Середонина: «С 200 четвертей земли помещик должен был приводить, по Уложению 1556 г., не двух, а одного вооруженного человека, так как с половины указанной земли (100 четвертей) он нес службу лично сам. Следовательно, общее число дворянского ополчения составляло не 75, а 50 тыс. человек»3. С прочими выводами исследователь, который специально занимался историей русской армии несколько другого периода (1630-х-1680-х гг.), был вполне солидарен. Недавно прошедшая дискуссия о численности русского войска XVI в. показала, что вплоть до настоящего времени рабочие гипотезы Середонина и Чернова, с

определенными корректировками в ту или иную сторону, сохраняют свою актуальность в построениях историков — в первую очередь, не оспаривается сам принцип подсчета, прямая зависимость числа вооруженных холопов от

4

размера поместья .

Между тем, накопился целый ряд наблюдений, которые входят в противоречие с устоявшимися взглядами — или, по крайней мере, не находят своего удовлетворительного объяснения. Во-первых, неясна область применения «Уложения о службе» и его временные рамки. Обычно исследователи имеют ввиду, что после Смутного времени его нормы окончательно канули в лету, связывая это со всеобщим разорением страны. Однако никаких законодательных актов по этому поводу не обнаружено: отмена видна, что называется, «по факту», при анализе сохранившихся десятен и прочей разрядной документации; зато принято распространять нормы «Уложения» на первую половину XVI столетия (а то и на XV в.) — хотя, согласно летописному тексту, они являлись явным нововведением.

Во-вторых, при том крайне низком уровне денежного товарообмена, который существовал у русского мелкопоместного хозяйства XVI в., основным источником средств для постоянной закупки лошадей и военного снаряжения могло быть только денежное жалование за службу или кормление. Недаром одним из важнейших пунктов «сказок», которые подавались на смотре Государева полка 1556 г. дворовыми детьми боярскими, был вопрос о кормлениях, на которых последний раз они находились. Если же принять за правило, что при получении каждой новой (зачастую формальной) прибавки к поместному окладу в 50 или 100 четвертей помещик будет обязан сразу выставить в полк нового бойца (в тегиляе или «полном» доспехе соответственно), такое поощрение превращается в свою полную противоположность. По тем же «сказкам» 1556 г. видно, насколько сложно даже состоятельным родовитым дворянам было представить на смотр достаточное число холопов, чтобы избежать вычета из жалования, а о боевых качествах этого «воинства» можно догадаться. Как представляется, изначально,

при складывании поместной системы, поощрение сына боярского в виде увеличения поместья и денежного оклада было призвано обогатить самого заслуженного воина, улучшив «доброту» его службы во всех отношениях: качестве вооружения, количестве и качестве лошадей, количестве личных слуг (кошевых, «с конем» и «с копьем»), объеме продовольственного запаса. Это обеспечивало своевременную явку наиболее ценных кадров в полк, их стойкость в суровых условиях долгих военных кампаний и возможность поддерживать высокий уровень боеготовности вне зависимости от потерь в лошадях, прислуге или снаряжении. Собственно, та же ситуация наблюдается и в XVII в.

В-третьих, «Уложение» 1556 г. для оценки «поместной базы» сына боярского вводило понятие «доброй угожей земли». Иными словами, его нормы уже априори допускали весьма широкое толкование, поскольку далеко на все поместные земли являлись «угожими» — в Московском уезде 100 четям «доброй» земли соответствовали 125 четей «середней» и 150 «худой». Не менее важную роль играла и заселенность поместья, ведь землю надо было еще и обрабатывать, но никаких оговорок на этот счет в летописном тексте не имеется, и в «сказках», которые подавались дворянами Государева полка в 1556 г., вопрос заселенности их владений никак не отражался. Кроме того, «за рамками» нового законодательства остался целый весьма многочисленный слой детей боярских, которые служили «с малых статей» — поместий размером менее 100 четвертей. Между тем, эти ратники не освобождались насовсем от несения «дальней конной службы», что подтверждается рядом документов эпохи. Так, по опубликованным данным мещерских десятен 1560-х-1571 гг. «полную службу», в доспехе и одвуконь, с поместными окладами в 30 и 60 четвертей несли далеко не захудалые дети боярские Любовниковы5. С другой стороны, уже с начала 1550-х гг. распространилась практика полной конфискации поместий в наказание за неявку самого помещика в полк, о чем будет сказано далее. Однако «Уложение» 1556 г. гораздо «либеральнее» в этом отношении: «А хто землю держит, а службы с неё не платит, на тех на самех

имати денги за люди». Напрямую такое правило могло относиться только к вотчинникам — «неслужилые» помещики просто теряли все имение. Все это указывает на то обстоятельство, что в «Уложении» имелись ввиду в первую очередь крупные землевладельцы и оно изначально не рассматривалось в качестве норматива для массы городовых детей боярских.

Так насколько качество службы детей боярских, как городовых, так и принадлежащих к Государеву двору, зависело от размера их поместного оклада, и была ли эта зависимость реальной? Для начала, попробуем рассмотреть источники по этому вопросу, помимо известных документов 1556 г., чтобы включить их в более широкий исторический контекст.

2. Источники о верстании, поместном и денежном обеспечении, «конности, людности и оружности» детей боярских до 1556 г.

2.1. Сообщение Сигизмунда Герберштейна.

О практике регулярного составления десятен впервые определенно высказался С. Герберштейн: «Каждые два или три года государь [производит набор по областям и] переписывает детей боярских с целью узнать их число и сколько у каждого лошадей и слуг. Затем, как сказано выше, он определяет каждому способному служить жалованье. Те же, кто может по своему имущественному достатку, служат без жалованья. Отдых дается им редко, ибо государь ведет войны то с литовцами, то с ливонцами, то со шведами, то с [казанскими] татарами, или даже если он не ведет никакой войны, то все же ежегодно по обычаю ставит караулы [в местностях около Танаиса и Оки] числом в двадцать тысяч для обуздания набегов и грабежей со стороны перекопских татар. Кроме того, государь имеет обыкновение вызывать некоторых [по очереди из их областей], чтобы они исполняли при нем в Москве всевозможные обязанности. В военное же время они [не отправляют погодной поочередной службы, а] обязаны все [как стоящие на жалованье, так и ожидающие милости государя] идти на войну»6. Таким образом, довольно

точный в своих наблюдениях дипломат представляет картину смотров 1520-х гг. следующим образом: дети боярские определенных уездов являются на смотр лично, с лошадьми и слугами; чиновники переписывают их снаряжение; затем, возможно, с учетом этой переписи, каждому назначается денежное жалование. Герберштейн ничего не знает о том, насколько качество службы зависит от размера поместья. В первой главе он добавляет, завершая тираду о правлении Василия III: «Всех одинаково гнетет он жестоким рабством, так что если он прикажет кому-нибудь быть при дворе его или идти на войну или править какое-либо посольство, тот вынужден исполнять все это за свой счет. Исключение составляют [юные] дети бояр, т. е. знатных лиц, с более скромным достатком [таких лиц, придавленных бедностью, он обыкновенно ежегодно принимает к себе и содержит, назначив им жалованье, но не одинаковое]. Те, кому он платит в год по шести золотых, получают жалованье через два года на третий; те же, кому каждый год дается по двенадцать золотых, должны быть без всякой задержки готовы к исполнению любой службы на собственный счет и даже с несколькими лошадьми» . Следовательно, согласно и этому описанию, степень боеготовности сына боярского напрямую зависела от размера его денежного жалования; в каком-то смысле обозначены даже «статьи» этих окладов, известные по десятням 1570-х гг.: первыми статьями были 14 или 13 рублей (Коломна и Ряжск), а последней — 6 рублей. Другим источником обеспечения службы имперский дипломат называет кормления — на определенный срок, «по истечении же этого срока всякая милость прекращается, и тебе целых шесть лет приходится служить даром».

2.2. Постниковский летописец.

Из русских летописей времен великого князя Василия III интерес представляет сообщение Постниковского летописца под 7030 (1522) годом. В первую очередь, замечательно авторство сообщения. Считается, что текст летописца принадлежит перу Постника Губина сына (Федора Никитича) Моклокова, который упоминается как дьяк в документах 1542—1558 гг. Отец Постника — дьяк Губа Семенович Моклоков — весьма активно привлекался к

участию в посольствах и судебных разбирательствах, так, что в конце его деятельности скопились целые «губенские ларци» решенных дел, в описи царского архива Ивана Грозного: «Ящик 75. А в нем списки Губы Моклокова розны». Судя по тому, что Губа упоминается в 1495-1517 гг., а к 1520 г. его дела уже попали к другому дьяку9, умер он около 1517 г. Вероятнее всего, служебная деятельность его сына Постника началась около того же времени, закончившись вскоре после 1558 г.

За основу своего летописца Постник взял уже составленную летопись, по наблюдению Тихомирова, близкую к Софийской второй и ряду других, дополнив ее оригинальными сведениями из собственных источников. Весь текст, написанный на бумаге около 1560-х гг., охватывает период с 1503 по 1547 гг., а наиболее интересные известия о внутриполитической истории относятся к 1533-1547 гг. Однако для нашей темы существенное значение имеют вставки в летописный текст, повествующий о подготовке великокняжеской рати к отражению татарского нашествия в 1522 г.: «Воинство велико и многонарядно урядив, в 12 день (выделено нами. — О.К.) месяца маия от царствующаго града Москвы князь великий и з своею братьею со князем Юрьем и со князем Андреем и со многими воеводами с великою силою подвижеся и Коломну града достиг. И при березех Оки-реки обоих стран устави великое воинство. И людей имал у воевод и у детей боярских в полк по списком, хто сколько возмог дати (выделено нами. — О.К.). И невскоре возвратився в царствующей град Москву»10.

Итак, Постник указывает точную дату начала похода русского войска на Коломну, пропущенную в других источниках, а затем сообщает о составлении, по указу Василия III, списков вооруженной челяди, собранной с воевод и детей боярских. Исходя из разрядной терминологии, вполне сложившейся к моменту написания Постниковского летописца, «люди в полк» — это холопы служилых землевладельцев, снаряженные, по-видимому, для конной службы («полковая служба»). Таких же «людей (царю и великому князю) в полк» давали, в частности, каширские дети боярские выборного чина в 1556 г.11 Основываясь

на данных биографии Постника Губина, следует предположить, что эта вставка — воспоминания о личном участии в разрядной деятельности на заре дьяческой карьеры. Описанное им событие, сбор и учет «полковых людей» «по спискам», причем еще не в прямой зависимости от какого-то формального оклада, а просто по возможности («хто сколько возмог дати»), должно быть стало заметным нововведением для 1522 г., поскольку какие-то рутинные мероприятия приказной деятельности Посник в своем летописце не отмечает. Подобным же образом позже официальная летопись только единожды

сообщила подробности «росписи в сотни» во время Казанского похода 1552 г.,

12

обозначив тем самым факт проведения «сотенной реформы»12.

2.3. Записная книга Новгородской приказной избы 1555-1565 гг.

Данный источник известен с XIX в., однако, к сожалению, до сих пор не введен в научный оборот полностью. В 1846 г. Археографическая комиссия

13

опубликовала большую часть документов из первой части сборника , однако вторая часть, которая хранится в РГАДА, остается неизвестной14. В настоящее время сотрудник РГАДА К.В. Баранов готовит к публикации обе части сборника целиком15. Основная масса записей в книге относится к поместным делам новгородских помещиков — детей боярских, князей и земцев. Анализ этих текстов позволяет установить номенклатуру документов, которыми пользовались новгородские дьяки в своей приказной практике, сделать определенные заключения о формуляре этих документов, а затем и о самом процессе поместного верстания, а также прочих особенностях служебного обеспечения помещиков. Хронологически большая часть документов относится к периоду 1554-1556 гг., однако ценные для нашей темы грамоты есть и за более позднее время. Уникальность сборника в том, что он содержит некий срез делопроизводственной активности Новгородской приказной избы за конкретный период — в нем записаны все грамоты, поступившие из Москвы с конца октября 1555 г. по март 1556 г., вне зависимости от их тематики и ведомственной принадлежности.

2.4. Виды служебной и поместной документации.

Из грамот по поместным делам следует, что для наведения справок о земельном обеспечении помещика в распоряжении дьяков находились, в первую очередь, писцовые книги. Однако, описание земель проводилось довольно редко: по челобитным 1555 г., единственное описание произошло вскоре после «поместного верстания» 1539 г. Между тем, передел земель происходил постоянно, и отражался он в дополнительной документации, составлявшейся каждый раз по конкретному случаю: «отдельных книгах», «приправочных книгах» и «государевых посыльных грамотах»; списки («противни») с отдельных книг в обязательном порядке высылались в Москву.

Если в указных грамотах из Москвы речь шла о размене поместными землями16, оформлении отдельной грамоты17, разделе выморочного поместья18, выделении и разделе прожиточного поместья19, то справки наводились только по вышеперечисленным четырем видам документов. Однако, чаще всего в Записную книгу заносились указы, связанные с изменением размера поместья детей боярских: прибавки к окладу, закрепление отцовского поместья, раздел отцовского поместья между братьями, возвращение отписанного «за неты» поместья. В этих случаях в перечне справочной документации на первое место выступали так называемые «явчие списки»: «И вы бы всего того сыскали явчим списком, и писцовыми и отделными книгами и приправочными, и нашими посылными грамотами, и всякими сыски».

Обширные цитаты из более поздних явчих или явочных списков

приведены в деле 1565 г. о размене поместий между помещиком Бежецкой

20

пятины Б. Н. Глебовым и Шелонской пятины — Е. Т. Ржанниковым . Явочный список составлялся на всех детей боярских определенного воеводского полка в конкретном походе. Формуляр записи включал в себя результат смотра «конности, людности и оружности», сказку о размере поместья, краткий послужной список (участие в наиболее важных «делах» и отличие в них, по показанию командующих отрядами) и отметку о повышении поместного оклада за службу, если таковое произошло. Кроме того, в явочные списки отдельно

заносились челобитья помещиков о прибавке к окладу за службу, с решением по этому делу главного воеводы. Собственно, на основании этого решения и заносилась отметка о повышении оклада в основной формуляр. Вот пример «явочного списка» Б.Н. Глебова: «Да в явъчем же списке за немецкую ливонскую службу боярина нашего князя Ивана Федоровича Мстисловского с товарыщи лета 7069-го написано: Богданец Неклюдов сын Глебова, у смотру на коне, в пансыре и в шапке в железной, за ним два человека, один в пансыре, а другой в тегиляе в толстом, в шапках в железных, оба на меринех, конь прост, человек с юком; поместья за собою сказал тринатцать обеж; а про службу его сказал князь Федор Троекуров, что он был в посылках з головою с Федором с Пыжовым, а в ертоуле был с Третьяком с Чебуковым, и Третьяк сказывал, что с немцы бился, а на болшом деле на колыванском деле был в подъезде и перед головами с немцы бился; да взяли были его немцы, и дети боярьские его отняли, а конь у него немцы взяли. И помечено ему поместья придати обжа, учинити за ним четырнатцать обеж». Перед этой выписью в Записной книге помещен пересказ челобитной Глебова об упомянутой награде, из того же явочного списка.

Однако, явочные списки 1554-1555 гг., как показывает изучение Записной книги, могли быть более лаконичными. Об их содержании можно судить по делу Н. К. Сабурова о придаче ему двух обеж за зимнюю «казанскую службу 7063 г.»: «А боярин наш и воевода князь Иван Федоровичь Мстиславской нам сказывал, что Никитка приехал на нашу службу в Володимер, октября двадцать девятый, в доспехе, о дву конь, да человек без доспеху»21. Такая ссылка на устное показание полкового воеводы заменила собой «явчий список», так что дьякам уже не надо было дополнительно наводить справки по этому виду документов. Аналогичный случай произошел при решении дела бывшего сытника С.С. Кудрявцева, касательно той же зимней кампании 1554—1555 гг.: «А сее зимы Смирной был на нашей службе в Казани ж с боярином и воеводою нашим с Захарьею Петровичем Яковля: и боярин наш Захарья нам сказывал, что Смирной на нашу службу в Муром

приехал наперед многих детей боярских, на коне, да с ним человек на

22

меринце» . В целом, явчие списки оказываются прямыми предшественниками смотренных списков поместной конницы.

Этот вывод позволяет установить, что справки, которые наводили

23

составители так называемой «Боярской книги 7064 года» о «конности, людности и оружности» членов Государева двора, также имели своим источником «явчие списки» конкретных походов. На их основании мы можем оценить снаряжение отдельных представителей русской знати не только во время знаменитого Серпуховского смотра лета 1556 года, но и в предыдущих кампаниях 1554-1556 годов.

Как представляется, обязательная проверка дьяками «явчих списков» при отводе или разделе поместий в 1555-1556 гг. была призвана установить исправность службы конкретных детей боярских — своевременный приезд на службу, участие в походах, без чего само право на обладание государевой поместной землей ставилось под сомнение. Прочие же данные, включая размер поместья, устанавливались по более надежным источникам, чем «сказка» самого помещика, почему ее наличие совершенно не обязательно в явчих списках начала 1550-х гг.

Помимо явочных списков, в Записной книге упоминается особый смотр — «поместное верстание 7047 года» (1538-1539 гг.). Судя по содержанию челобитных, по результатам этого смотра произошло подтверждение или пересмотр поместных окладов всех детей боярских определенного «города» или пятины поголовно. Впрочем, те же челобитные показывают, что распоряжения бояр по поводу увеличения конкретных поместий в ряде случаев остались не исполненными вплоть до 1555 г. Тем не менее, сам факт «поместного верстания» оказался значительным событием в истории всего «города» — все указы по повышению окладов или назначению нового поместного жалования в 1554-1556 гг. содержали обязательную оговорку: «до поместного верстанья». То есть, подразумевалось, что при «поместном

верстании» в обязательном порядке вновь произойдет пересмотр окладов всего служилого «города».

Как ни странно, но наиболее редким видом документов, упоминающимся в Записной книге, оказываются «десятницы» или собственно десятни — всего два случая за период 1554-1556 гг. Оба случая идентичны. В первом, от 17 августа 1554 г., сообщается об отставке князей Владимира и Василия Белосельских и поверстании на их места Курбата, Владимирова сына, и внука Василия, Семейки Андреева сына. Оклады и сами поместья при этом переходили по наследству, и новгородским дьякам предписывалось только: «И вы б их в десятнице погладили, а в их место написали княж Володимерова сына Курбатка да княж Васильева внука Семейку княж Андреева сына

24

Белоселского» . Во втором документе, от 19 марта 1556 г., вместо отставного Федора Рагозина было велено служить его сыну Андрею: «И вы в десятне

25

Федка погладите, а сына его Ондрейца в десятне напишите» . Подобные записи представляют нам некий вид довольно архаичного документа, где списки помещиков разбиты на конкретные десятки, и в случае их отчисления имена стирались с листа, а на пустое место вписывались новые — чтобы не переписывать всю десятню.

Точно такой же характер основного документа, куда вносилась запись о зачислении на службу, в новгородской записной книге параллельно с десятнями имеют так называемые «служебные книги» (шесть упоминаний). Содержание пяти из них идентично — это распоряжение о верстании и о службе новика или новиков с отцовского поместья. В первом случае, в январе 1556 г., Михаил Дмитриев сын Резанов сообщил, что служит четыре года, а новым поместьем «в отвод» от отца не пожалован; с отцовского же поместья (20,5 обеж), кроме самого отца, служит еще его брат Игнат, да поспел в службу Овдоким. Дьякам было велено выделить Михаилу новое поместье в 8 обеж, «а братье его Игнатку да Овдокимку велели бы естя наши службы служити с отца их поместья, часа того, и в служебные б естя книги велели их написать»26. Аналогичные распоряжения последовали при верстании Федора Воронцова

сына Турова 28 января 1556 г.2', Чудина и Степана Константиновых детей

28

Скрипицыных 13 марта 1556 г. , Степана Васильева сына Боранова, до 22

29

марта 1556 г. . Наконец, в отношении пятилетнего Тимофея Тихомирова сына Пушкина 3 октября 1555 г. был прислан указ вернуть ему «выть» своего отца, убитого при взятии Казани, «а как будет Тимошка в пятнатцать лет, и вы б его велели написати в служебные книги, и нашу б есте ему службу велели служити

30

с ноугородцкими помещики» .

Несколько отличается от них характер последнего документа, от 5 декабря 1555 г.: о возвращении Богдану Карцову поместья, записанного писцами за его бабкой Аленой и уже отобранного «на Государя» после ее

31

кончины . Дьякам требовалось проверить накрепко, точно ли Богдан — внук мужа Алены, Максима Собаки Карцова, и сын Дмитрия Карцова, «и дед будет его Максим Карцов и отец его Дмитрей наши службы с того поместья служили, и после будет отца своего Дмитрея с того поместья наши службы служит Богданко, и в служебных будет книгах в старых и в новых дед его, и отец его Дмитрей, и он Богданко у вас написан», распоряжение о раздаче выморочного поместья отменялось.

Подробное рассмотрение указанных документов показывает идентичность понятий «десятня» и «служебная книга». Единственная разница — при упоминании десятни требовалось выбелить («погладить») из списка отставного помещика и вписать на его место сына (внука), а в служебную книгу просто вносились новые записи. Но несомненно, что речь должна идти об одном виде документов, иначе указ о записи в десятню или в служебную книгу должен был дублироваться, до нас же дошли все распоряжения по поместным и служебным делам в Новгороде за конкретный период. Возможно, слово «десятня» к 1550-м годам уже начинало выходить из употребления, вытесняемое термином «служебная книга», и в приказной практике оно оставалось лишь как оборот речи, когда действительно требовалось «погладить» одно имя в десятке и вписать другое. Также вероятна версия, что разные термины и обороты речи, по каким-то причинам, употреблялись

разными дьяками: «автором» десятницы был Андрей Васильев, десятни — знаменитый Иван Выродков, а про служебные книги писали Путила Нечаев (о Б. Карцове и С. Боранове) и Василий Степанов.

В пользу этих версий говорит еще и тот факт, что дьяки вообще могли опустить в тексте грамоты название вида служебного документа. Так, 10 марта 1556 г. новгородский помещик Обонежской пятины Гость Васильев сын Харламов добился своей отставки за старостью и болезнью и указа служить в свое место сыну Булгаку, к тому времени еще недорослю: «А сын его одиннадцати лет; а дали есмя сыну его Булгаку сроку на четыре годы, от лета 7064-го до лета 7068-го. И вы б в Обонежской пятине погладили, а в его место велели есмя сына его Булгака; а как поспеет, и он бы с того сроку нашу службу

32

служил» (подпись дьяка Ивана Елизарова) . Напомним, что точно такое же распоряжение в отношении Тимофея Пушкина было велено записать в «служебные книги».

2.5. Опыт реконструкции формуляра десятен первой половины XVI в. (до 1556 г.).

Как же мог выглядеть формуляр десятни/служебной книги первой половины XVI в.? Вероятно, сведения о «конности, людности и оружности», обязательные после 1556 г., туда еще не заносились: это был именной список, разбитый на рубрики-десятки, без особых подробностей о каждом помещике. По крайней мере, всех новиков вписывали в служебные книги, не наводя справок об их снаряжении. Зато необходимость «погладить» и вписать помещика в конкретное место десятни, если ему полностью сохранялся поместный оклад отца (или деда), наводит на мысль, что весь список был построен по размеру оклада — либо поместного, либо денежного.

Вообще, о размерах денежного оклада в документах Записной книги упоминается всего один раз. Когда 20 января 1556 г. в Москве решалось дело о возврате новгородцу Семену Пестрикову поместья, отписанного за «неты» в казанской службе 1554-1555 гг., его сослуживцы сообщили, что Семен «нашего деи денежного жалованья емлет по шти рублев, а на службу деи иногды ходит,

а иногды не ходит, потому что у него поместье пусто; а летось деи на нашей службе, на Туле, с нашим воеводою со князем с Васильем с Мезецким был, а у

33

смотру деи не был: Москву проехал» . Таким образом, размер денежного оклада не устанавливался каждый раз по результатам смотра или возможностям казны, а был зафиксирован в виде «статьи» в неких документах. Правомерно предположить, что это была «статья» в новгородской десятне, и чтобы не делать запрос в Новгород, о ее размере справились у соратников Пестрикова. Кстати, шесть рублей — это низший оклад по данным С. Герберштейна.

То, что десятни начала 1550-х гг. были построены по размеру поместного жалования, маловероятно — в первую очередь, по причине полного отсутствия у новгородцев в это время каких-либо упоминаний о фиксированных статьях поместного оклада. Мало того, что «верстание 7047 года» закрепило за детьми боярскими поместья самых разнообразных размеров, — в Записной книге есть пример официального обмена большого, но запустевшего поместья на меньшее, но «жилое». Когда Матвей Палицын добился прощения за «неты» и возврата конфискованного поместья, 30 сентября 1555 г. он заодно побил челом, что его старое поместье все пусто, «и вперед деи ему нашые службы служити с того поместья не с чего»34. Взамен прежних 23 обеж было велено отделить ему в той же пятине 12 обеж «из порожних поместей», что и являлось, видимо, желанной целью новгородца. Никаких распоряжений о том, чтобы внести поправки в десятни или служебные книги, при этом не последовало — дьякам предписывалось лишь составить обычные отдельные книги и «противень» с них прислать к Москве. В ситуации позднейшего времени, конца ХУ1-ХУП вв., подобный случай был бы немыслим, поскольку размер поместного оклада указывал на «место» дворянина в десятне своего «города», и уменьшение его, тем более столь резкое, означало понижение по служебной лестнице.

Таким образом, отталкиваясь, что называется, «от противного», остается предположить, что десятни первой половины XVI в. были построены по принципу размера денежного оклада. Это, кстати, объясняет факт их крайне редкого упоминания в Записной книге 1555-1556 гг.: все многочисленные

изменения поместного обеспечения детей боярских отражались в других видах документации и никак не фиксировались в «служебных книгах» (десятнях).

Как следует из данных «Боярской книги» 1556 г., именно таким же образом, на статьи с фиксированным денежным окладом, был разбит общий список князей и детей боярских Государева двора. При этом характерно, что размер их поместно-вотчинного землевладения не имеет в этой книге никакой

35

связи со статьей денежного оклада . Более того, фразы типа «поместья» или «вотчины не сыскано», дают понять, что составлению Боярской книги предшествовал процесс кропотливого розыска и централизованного учета всех владений государевых дворян, который закончился буквально накануне. Тогда же, видимо, были разбиты на денежные статьи списки служилых людей Государева двора (эти статьи названы «новым окладом»), ведь прежде они получали в качестве жалования за службу кормления. На сей раз, в рамках реформы по отмене кормлений, их разделили на статьи со следующим размером оклада: с прибавкой по рублю от 6 рублей (25-я статья) до 10 рублей (21-я статья), затем 12 рублей (20 статья), 15 рублей (19 статья), 17 рублей (18 статья), 20 рублей (17 статья), 25 рублей (16 статья), 30 рублей (15 статья), вероятно, 35 и 40 рублей (отсутствующие 14 и 13 статьи), 45 рублей (12 статья) и 50 рублей (11 статья). Далее, первые 10 статей могли иметь диапазон от 55 до 100 рублей или, к примеру, от 60 до 150 (а то и до 200-300) — в точности это нам, к сожалению, не известно. Наконец, по многим детям боярским уже после Серпуховского смотра 1556 г. было вынесено решение об убавке «нового» денежного оклада, что также нашло свое отражение в «Боярской книге» — стандартная фраза «и ныне ему давати...».

Из этого же источника можно почерпнуть информацию о составлении еще одной десятни денежной раздачи — для зимней «казанской службы» 15551556 гг. Дворяне, назначенные в зимний поход, получили денежную «подмогу» разного размера, по статьям в диапазоне от 10 рублей до 16 рублей 66,5 копеек, или 16 рублей 22 алтына 1 деньга. Иными словами, статья от статьи отличалась на 1/3 рубля; и если предположить, что вообще вся подмога выплачивалась по

окладам от 10 до 20 рублей, десятня делилась на 31 статью. Объединив данные об этой подмоге из «Боярской книги» в Таблицу 1, можем выяснить, существовала ли зависимость размера поместья или вотчины от размера денежного оклада, и как соотносились статьи казанской службы со статьями общей десятни Государева двора, составленной перед смотром 1556 г.

Таблица 1

Статья 1555 г. Оклад Имя дворянина Размер поместья и вотчины Статья 1556 г. «Новый оклад» «И ныне давати»

(11) 16 руб. 66,5 к. Н. С. Вельяминов36 133 чети 17 20 руб. 19 руб.

(21) 13 руб. 33,5 к. кн. И. В. Вяземский Афанасьев37 130 чети 23 8 руб. 5 руб.

(25) 12 руб. М. А. Годунов 158 чети 20 12 руб. 10 руб.

(25) 12 руб. В. А. Годунов38 158 чети 20 12 руб. 10 руб.

(25) 12 руб. А. В. Косой Плещеев39 290 чети 22 9 руб. 5 руб.

(25) 12 руб. И. Н. Рожнов40 ок. 200 чети 22 9 руб. 7 руб.

(25) 12 руб. кн. И. А. Львов Зубатый41 169 1/8 чети 23 8 руб. 8 руб.

(26) 11 руб. 66,5 к. 42 Б. И. Шастинский 200 чети 18 17 руб. 13 руб.

(26) 11 руб. 66,5 к. И. К. Олгов 43 180 чети 19 15 руб. 14 руб.

(27) 11 руб. 33,5 к. Н. Г. Перепелицын 120 чети 23 8 руб. 8 руб.

(27) 11 руб. 33,5 к. М. Г. Перепелицын44 50 чети 23 8 руб. 8 руб.

(31) 10 руб. С. Г. Шепенков45 337 чети 19 15 руб. 14 руб.

(31) 10 руб. О. И. Шастинский46 165 чети 20 12 руб. 12 руб.

(31) 10 руб. Т. И. Радцов47 400 чети 23 8 руб. 2 руб.

(31) 10 руб. Л. Г. Голчин48 208 чети 23 8 руб. 8 руб.

(31) 10 руб. Т. Л. Лаптев49 ок. 370 чети 23 8 руб. 7 руб.

Итак, никакой зависимости между размерами имения и денежным окладом не наблюдается, как и в десятне «нового оклада». Единственное, в десятне зимней казанской службы не заметно дворян с особо крупными земельными владениями. Возможно, деньги выплачивались лишь тем, кому действительно была необходима «подмога». Вместе с тем, нет и прямой зависимости между статьями первого, второго и третьего окладов, видно, что каждый раз происходила переоценка служебной годности дворян, что отражалось на размере денежных выплат.

Отсюда напрашивается следующее заключение: и в первой половине XVI в. перевод детей боярских из статьи в статью денежного оклада происходил не в рутинном порядке, по частным челобитным, как увеличение поместья, а по результатам специальных смотров всего «города», когда составлялась очередная десятня («служебная книга новая»). Согласно показаниям С. Герберштейна, в его годы подобные смотры происходили один раз в два-три года; оклады государевых дворян за 1555-1556 гг., как показывает таблица, поменялись трижды; после 1556 г., как мы увидим, срок между общегосударственными смотрами достиг шести-семи лет.

2.6. «Конность, людность и оружность» поместной конницы до и после реформы 1556 г. (по данным новгородской записной книги).

Изучение указных грамот новгородской записной книги позволяет сделать определенные выводы по поводу зависимости снаряжения помещиков от размеров их поместья в период, предшествующий принятию «Уложения о службе» 1556 г., а также сравнить это с более поздней ситуацией. Во-первых, подавляющее большинство помещиков, упомянутых в грамотах, владело имениями около 10 обеж (100 четвертей) и меньше, во многом по причине дробления поместий между сыновьями и крайне редкого отдела новых поместий «из порозжих земель». В этом случае речь могла идти лишь об исправной службе самих детей боярских, если иметь в виду нормы «Уложения». Во-вторых, вся система делопроизводства, поместного и полкового, подразумевала контроль в первую очередь за явкой в полк самого

сына боярского. После смотра перед началом похода воевода составлял именные списки, «которые дети боярские. к бояром и к воеводам нашим ... к смотринью не приехали», и отправлял их в Москву, а там с них делали «противень» и уже за царской печатью пересылали в уезды с приказом отписать поместья нетчиков «на Государя»50. При решении же поместных дел, как уже отмечалось, дьяки были обязаны проверить явку помещиков на службу по «явчим спискам». Но ни о каких репрессиях в случае «недопоставки» детьми боярскими полковых холопов записная книга не упоминает.

В этом плане данные «явчих списков» 1554-1556 гг., на первый взгляд, мало информативны. Уже упомянутый новгородец Н.К. Сабуров со своих 10 обеж явился на службу «в доспехе, о дву конь, да человек без доспеху». Претендуя на увеличение поместья, он сообщил, что у его двоюродного брата С.И. Сабурова 17 обеж, «а службою деи они Никитка с братом своим с Семейкою ровны», то есть Семейка несет службу с подобным же снаряжением и свитой. В Новгород было отправлено повеление прибавить к поместью челобитчика еще две обжи51. Новгородец С.С. Кудрявцев в 1554 г. служил с поместья в 6,5 обеж, но до того, будучи сытником, имел 10,5 обеж.. По словам боярина З.П. Яковля, «Смирной на нашу службу в Муром приехал наперед многих детей боярских, на коне, да с ним человек на меринце». За участие в Казанском взятии 1552 г. он получил право вернуть себе 4 обжи, но справил

52

себе эту прибавку только летом 1555 г.

Несколько отличается случай с И.Б. Ярцовым, который ходатайствовал о пожаловании нового поместья взамен прежнего, которое отписали на Государя за «неты» в зимней казанской службе у его отца. При этом сам Иван Ярцов служил уже некоторое время беспоместным, и даже принимал участие в том же казанском походе: «А воевода наш князь Федор Ивановичь Троекуров нам сказывал, что Иванец на нашу службу приехал на срок, на коне, в доспесе, да с

53

ним человек с конем с простым» . Дело было решено 12 февраля 1556 г. таким образом, что вместо отписанных 10 2/3 обеж Ивану было велено вновь отделить

10 обеж, но не столько по причине служебной годности, сколько еще для прокормления пожилого отца, матери да двух сестер.

Итак, в целом снаряжение упомянутых новгородцев соответствует позднейшим нормам «службы с земли» из «Уложения о службе». Однако, сведения «явчих списков» 1554-1556 гг. слишком лаконичны по сравнению с формуляром Серпуховского смотренного списка из «Боярской книги» 1556 г. Отсутствуют не только данные о наличии шелома и вооружении, в случае со Смирным Кудревцевым воевода З.П. Яковля даже не упомянул, был ли на нем доспех или нет. Следовательно, в эти годы нормы «конности, людности и оружности» еще только вырабатывались, как в плане норматива «полной службы», так и в отношении перечня снаряжения, которое подлежало учету.

Те же самые выводы можно сделать на более богатом материале «Боярской книги 1556 г.», тех ее разделов, где говорится о снаряжении царских дворян «по старым смотрам», до Серпуховского смотра 1556 г. Полный анализ этого материала — тема отдельная, но достаточно отметить, что в ряде случаев дворяне выставляли пеших холопов с топорками, рогатинами, пищалями, саадаками или «на кормовом судне»54. Или, в «Польском походе» 1555 г. боярина И. В. Большого Шереметева, Иван Шапкин сын Рыбина с 1303 четвертей вотчины и поместья выставил всего «5 человек в доспесех»55, а Андрей и Григорий Третьяковы дети Губина (1020 четей на двоих) привели 8 человек в доспехах и четверых в тегиляях56. Подобный разнобой напоминает скорее не нормы «Уложения о службе», а фразу из Посниковского летописца о наборе 1522 г.: «И людей имал у воевод и у детей боярских в полк по списком, хто сколько возмог дати».

Сравним эту картину с данными явчих списков 1560-х гг. из Новгородской записной книги, см. Таблицу 2.

Таблица 2

Имя Поместный оклад Снаряжение сына боярского Люди с боем Люди в кошу

«лета 7068-го июля в 29 д. в Юрьеве Ливонском у смотру» (1560 г.)

князь Иван княж (10 обеж)58 «на коне в «восмь человек на «три человеки в

Васильев сын зерцале и в конех, в них семь в кошю»

Мещерский57 шеломе», (конь прост - см. «люди с боем») пансырех, человек в тегиляе в толстом, все в шеломех, три кони просты»

«явъчий список за немецкую ливонскую службу» боярина князя Ивана Федоровича Мстиславского с товарищи лета 7069-го (1560 г.)

Богдан Неклюдов 13 обеж «на коне в «два человека, один в «человек с

сын Глебов59 пансыре и в шапке в железной», «конь прост» пансыре, а другой в тегиляе в толстом, в шапках в железных, оба на меринех» юком»

Федор Неклюдов 8 обеж «на коне в «человек на мерине в «человек с

сын Глебов60 пансыре и в шеломе», «конь прост» тигиляе в толстом и в шапке в железной» юком»

«В Бежицкой десятне.. . лета 7072-го августа в 16 д. в Холму у смотру» (1564 г.)

Богдан Неклюдов (14 обеж) «о дву конь в «два человека, один «три человеки в

сын Глебов61 пансыре в шапке в железной» на коне в пансыре, а другой на мерине в тегиляе в толстом и в шапках железных с копьи» кошю с юки»

Федор Неклюдов (10 обеж) «на коне в «человек на мерине в «человек в

сын Глебов62 пансыре в тегиляе в толстом в кошу с юком»

шапке в шапке в железной с

железной» копьем»

Отметим важную делопроизводственную деталь: для наведения справок о службе дьяки, в качестве «явчего списка», помимо собственно смотренных списков походов, с годами стали использовать десятни (десятня Бежецкой пятины 1564 г.). Это стало следствием важного нововведения 1556 г., когда в десятни в обязательном порядке стали заносить сведения о «конности, людности и оружности» помещиков. В то же время, в цитатах из десятни нет упоминания о поместном окладе детей боярских. Десятня 1564 г. — внеочередная, это не общегосударственный смотр, и составлялась, следовательно, для верстания поместным и денежным окладом перед конкретной службой. Вполне вероятно, что она была разбита на статьи, либо денежного, либо поместного оклада, и дьяки, которые решали конкретный вопрос поместного обеспечения, не стали выписывать эти статьи для своих справок.

Что же касается количества боевых холопов, выставленных в походы каждым из трех вышеупомянутых представителей Бежецкой пятины, то оно явно превышает нормы «Уложения о службе» 1556 г. Особенно это видно у кн. И.В. Мещерского, который со своих 10 обеж должен был служить сам-один, а выставил еще семь человек в доспехах да одного в тегиляе. В целом, и князь Мещерский, и Глебовы принадлежали к влиятельным родам своей пятины, что, видимо, и обязывало их являться в полк особенно «людно и оружно». Таким образом, разгадку такого «перевыполнения» указа 1556 г. следует искать в давних традициях служилых людей, стремлении подтвердить качеством «службы» роль первостатейных помещиков своего «города», а также добиться новых прибавок к поместному окладу. Могли сыграть свою роль и денежные поощрения, которые сулились в «Уложении о службе» за «передаточных

людей». Правда, мы пока не располагаем данными о реальном применении этой практики к разряду городовых детей боярских.

2.7. Выводы.

Итак, по нашим наблюдениям, как минимум с 1520-х гг. и по 1556 г. в Русском государстве сосуществовало две параллельных, не связанных между собой напрямую системы обеспечения поместной конницы и поощрения ратных людей за службу — поместно-вотчинная (служба «с земли») и денежно-кормленная (служба за денежный оклад или кормления).

Поместная система эффективно обеспечивала размещение и боеготовность относительно крупных сил поместной конницы на стратегически важных направлениях, например в разряде «Новгородских городов», уездах «от литовской украины» и на южных рубежах. Практика составления «явчих списков» позволяла осуществлять действенный контроль за исправной службой детей боярских, в первую очередь — мелкопоместных, из которых указанные «города» в основном и состояли.

Гипотеза о том, что нормы «Уложения о службе» 1556 г., в разделе соотношения количества боевых хлопов и размеров поместного оклада и вотчины, в том или ином виде применимы и к первой половине XVI в., продолжает существовать и обсуждаться в современной историографии. Понятно, что в рамках «Уложения» сколь-нибудь значимое в масштабах войска число «людей с боем» аккуратно могли выставлять лишь ратные люди с крупным землевладением. Однако, до середины 1550-х гг. в государстве еще отсутствовала система централизованного учета всех вотчин и поместий служилых людей. А ведь один и тот же князь или сын боярский зачастую имел вотчину и поместье в разных уездах и даже разных регионах страны. Кроме того, как показывает пример князей Пожарских-Стародубских, некоторые вотчинники в первой половине XVI в. не несли даже личной службы Государю, без каких-либо последствий для судьбы своих владений63. В таких условиях единственным требованием, которое мог предъявить великий князь Василий III к своим дворянам — это выставить «людей ... в полк по списком, хто сколько

возмог дати». Тем более, что достаток его воевод и дворовых детей боярских складывался не только из доходов от земельных владений, но и от кормлений и других государевых пожалований.

Вообще, именно вторую, денежно-кормленную систему государева жалования, описал С. Герберштейн как основной источник боеспособности русской поместной конницы. А главным видом документов, обеспечивавших существование этой системы, являлись «служебные книги» или десятни, которые регулярно составлялись при общих смотрах ратных людей «по отечеству».

Несомненно, что в основу денежно-окладной системы был положен, в первую очередь, принцип знатности в московском понимании этого слова. Первые статьи в уездных десятнях занимали князья и самые заслуженные дети боярские, в то время как захудалые своим «отечеством» и службой получали минимальный 6-рублевый оклад, как С.Я. Пестриков: «А на службу деи иногды ходит, а иногды не ходит». Об этом же говорит и практика прямого наследования оклада потомком знатного помещика, путем «выглаживания» его имени в десятне и внесения взамен имени преемника. Вместе с тем, дробная, порой нарочито дробная (по 1/3 рубля) система окладных статей давала широкую возможность от смотра к смотру переоценивать служебную годность детей боярских, создавая определенную мотивацию для исправной службы «конно, людно и оружно». Итак, помимо «места» на служебно-родовой лестнице, размер денежного оклада зависел, как можно понять С. Герберштейна, от того, «сколько у каждого лошадей и слуг». Отсюда явление, заметное даже в 1564 г., через 8 лет после реформы: первостатейные, или претендующие на повышение по службе дети боярские, выводят в полк гораздо больше «людей с боем», чем было положено по указу 1556 г. Таким образом, если число боевых холопов, а также «конность и оружность» самих помещиков в первой половине XVI в. от чего-то формально и зависели, то это был не размер поместья или вотчины, а статья денежного оклада в уездной десятне,

которая отражала «место» ратного человека на служебной лестнице своего «города».

Данные наблюдения позволяют по-новому взглянуть на реформу 1556 г. и понять, насколько кардинальным новшеством являлся замысел «Уложения о службе» 1556 г. Осуществлению этой реформы предшествовала кропотливая работа государственного аппарата: с одной стороны, по «сыску» — тотальному выявлению и учету поместий и вотчин всех служилых людей «по отечеству», а с другой — по разработке подробных универсальных критериев «доброй службы» поместной конницы. В основу оценки служебной годности помещика теперь были положены элементы обеих систем обеспечения и контроля за его боеготовностью, поместно-вотчинной и денежно-окладной. В итоге, основной документ — десятня образца 1556 года, представляет собой совершенно новый тип учетно-окладной документации.

Во-первых, теперь он был построен не по денежному окладу, указаний на размеры которого в сохранившихся десятнях и выписках из них за 1556-1569 гг. вообще нет, а по размеру поместья. Со временем этот размер поместья приобрел черты формальной «статьи» десятни, причем очень скоро появился разрыв между пожалованным окладом и реальным размером имения. Во-вторых, в сам текст десятен стали в обязательном порядке заноситься данные из смотренного списка, что наглядно демонстрировало служебную годность каждого помещика, согласно вновь принятым нормативам «службы с земли».

Иными словами, реформа 1556 г. как раз и явилась попыткой превратить практику контроля за исправной личной службой самих помещиков по «явчим спискам» в контроль за всей их «конностью, людностью и оружностью» по новым «уложенным» нормам. Как постулировалось в летописной статье о причинах разработки и принятия этого указа, реформа отвечала требованиям массы рядовых, мелкопоместных служилых людей, которые вынесли на своих плечах тяжесть Казанских походов 1548-1556 гг.: «Которые велможи и всякие воины многыми землями завладали, службою оскудеша, — не против государева жалования и своих вотчин служба их — Государь же им уровнения

творяше: в поместьях землемерие им учиниша, комуждо что достойно, так устроиша, преизлишки же разделиша неимущим; а с вотчин и с поместья уложеную службу учини же: со ста четвертей добрые угожей земли человек на коне и в доспесе в полном, а в далной поход о дву конь; и хто послужит по земли, и государь их жалует своим жалованием, кормлении, и на уложеные люди даёт денежное жалование; а хто землю держит, а службы с неё не платит, на тех на самех имати денги за люди; а хто даёт в службу люди лишние перед землёю, через уложенные люди, и тем от государя болшее жалование самим, а людем их перед уложенными и полътретиа давати денгами»64. Материал десятен нового образца, по идее, и давал правительству эффективный инструмент контроля над верхушкой служилого «города» для переоценки служебной состоятельности знати и обещанного в указе передела ее земель.

3. Десятый 1556-1582 гг. как источник данных о нормативах «конности, людности и оружности» русской поместной конницы.

3.1. Десятни 1556 и 1577-1582 гг. о нормативах «конности, людности и оружности» детей боярских.

Перейдем к анализу десятен образца 1556 г. Сначала следует определиться, что именно включало в себя понятие «конности, людности и оружности» в данный период, не только исходя из летописного пересказа царского «Уложения о службе», но и из данных «Боярской книги» 1556 г. Во-первых, сам помещик должен был иметь шлем или шапку железную и панцырь или бахтерец, юшман и тому подобное в качестве защитного вооружения, саадак и саблю в качестве основного наступательного. При этом, в «дальний поход» он выступал «одвуконь», то есть, со вторым боевым конем, в сопровождении в первую очередь обозной челяди — «человека со вьюком» или «в кошу». В идеале, в его свиту должен был входить конный «человек с конем простым» — слуга, призванный следить за запасным конем всадника. Наконец, если сын боярский был достаточно знатен и владел копьем, его сопровождал

«человек с копьем», также конный, который перенимал у своего «боярина» копье, пока тот участвовал в дистанционном «лучном бою», и возвращал перед началом решительной атаки65. Итого, до трех слуг и пяти коней на одного ратника. Когда к такой свите добавлялся «человек с боем», ему тоже положено было иметь полный доспех и вооружение в виде саадака и сабли, а также второго боевого коня. Количество конных не боевых слуг тоже должно было постепенно возрастать, хотя и не в арифметической прогрессии.

Собственно, исходя из этих норм, Каширская десятня 1556 г. показывает явно недостаточную боеготовность детей боярских66. Количество людей, приведенных помещиками, в целом соответствует размерам их земельных окладов, однако «конность и оружность» большинства из этих всадников совершенно неудовлетворительны: в особенности, на людях катастрофически не хватает доспехов и тегиляев, как, впрочем, и у части самих помещиков67. Кроме того, десятня не содержит данных о денежных «статьях» каширян и роде их службе («полковая», «полковая береговая» или «ближняя» и т. п.), что затрудняет ее анализ. Данные из современных каширской десятен по Серпухову и Тарусе 1556 г. также говорят о не разработанности их формуляра и отсутствии сведений о денежном окладе помещиков68. В целом, первые десятни образца 1556 г. представляют собой скорее сборник первичных сведений о землевладении и снаряжении помещиков, на основании которых предполагалось дальнейшее развитие и усложнение формуляра.

Согласно исследованию М.Г. Кротова, эти десятни являются документами всеобщего смотра, который проводился не только в полках «на Берегу», но и во всех уездах в 1556 г. Видимо, он и стал тем самым «поместным верстанием», для новгородцев — первым после 1539 г., которое оговаривалось в указных грамотах из Москвы об отделе новых поместий.

М.Г. Кротову удалось установить дальнейшую периодичность подобных общегосударственных верстаний. В период правления царя Ивана Грозного они происходили в следующие годы: 1562 год (очередное, накануне Полоцкого похода), 1570-1571 гг. (по Кротову, это было одно очередное), внеочередное

1573 г. и смотры 1577-1580 гг., связанные с обострением ситуации на фронтах Ливонской войны; весной 1581 г. было проведено, по-видимому, очередное всеобщее верстание «городов». После кончины Ивана Васильевича, при царе Федоре, были составлены десятни весны 1584 г. (смена царя) и 1590 г. (ругодивский поход), осени 1591 г. (после крымского набега) и 1597 г. (очередное верстание). Таким образом, пересмотр личного состава служилого «города», закрепление старых и назначение новых окладов и верстание беспоместных и новиков производились раз в 6-7 лет, а в случае обострения обстановки — практически ежегодно69.

По характеру информации, десятни с 1556 по 1582 гг. относятся в основном к типу «разборных»: «полных разборных», по терминологии М. Г. Кротова, когда указывалась «конность, людность и оружность» сына боярского и размеры его поместья и вотчины, и «кратких разборных», когда без внимания царских чиновников оставались сведения о землевладении. После смерти Ивана Грозного составление «разборных десятен» полностью прекращается и возобновляется в совершенно иных условиях, только при всеобщем верстании 1622 г. Иными словами, подробности «доброй службы» помещиков — количество приводимых в полк боевых и кошевых холопов, качество вооружения и число коней, в 1584-1622 гг. прекращают интересовать Разрядный приказ и учитываться в его основной документации.

До наших дней целиком дошло всего две «полных разборных десятни» царствования Ивана Грозного, составленных в период после 1556 г. — Коломенская от февраля 1577 г. и Ряжская от конца 1578 - августа 1579 гг. Обе они создавались по случаю подготовки служилого «города» к участию в конкретной кампании, а не в связи с общегосударственным верстанием. Здесь следует оговорить важный момент. В отличие от «явчих списков», данные о «конности, людности и оружности» помещиков в этих десятнях носили уже характер норматива, установленного для каждого из них при участии бояр, дьяков и окладчиков из самих дворян. Собственно, само построение фраз в статьях десятен конца 1570-х гг. — в повелительном наклонении, указывающее

на то, что снаряжение целиком соответствует окладу служилого человека, которым он поверстан на данном смотре: «Дано ему свершеное 14 руб.; быти ему на службе на коне, в юмшане [...] Порука по нем в службе.» (Коломенская десятня). Или: «Дано ему государева жалованья десять рублев, а служити ему государева служба на коне, в пансыре [...] А порука по нем.» (Ряжская десятня).

Рассмотрим поставку «людей с боем» коломенскими князьями и детьми боярскими в зависимости от денежной статьи и поместного оклада. Здесь мы обнаруживаем, что, в отличие от каширской десятни 1556 г., появляется уже хорошо разработанная многоступенчатая рубрикация учетно-окладного документа, в основу которой положен вовсе не размер поместья, а денежный оклад, по статьям (14 рублей, 13 рублей и так далее), и только внутри каждой статьи — по размеру поместья. Более общими рубриками, каждая из которых делилась на статьи, стало чиновное деление помещиков на выборных, дворовых, городовых, новиков, служащих не с городом, а также отставных и умерших.

Сначала изучим снаряжение дворовых и городовых детей боярских первых статей, от 14 до 11 рублей, на предмет их соответствия нормам «службы с земли» указа 1556 г., см. Таблицу 3.

Таблица 3

Оклад Соответствие «людности и оружности» нормам «Уложения» 1556 года Всего

Сверх нормы По норме Ниже нормы

14 рублей 12 чел. 9 15 36

13 рублей 3 7 5 15

12 рублей 2 2 22 26

11 рублей 0 9 13 22

Итого 17 27 55 99

Из двоих оставшихся дворовых детей боярских, с поместьями по 300 четвертей, один выставил человека с оружием и «простым» конем, но без доспеха (оклад 10 рублей), а второй выехал только сам одвуконь, да и то без доспеха (оклад 8 рублей). Из городовых детей боярских более низких статей (от 10 рублей до 8 рублей), несмотря на оклады в 150-250 четвертей, людей «в полк» не выводит никто. Если же рассматривать новиков, то поверстанные по своему «отечеству» сразу дворовым чином выставляют боевых холопов, но ниже нормы: из 27 чел. только один вывел сверх нормы и один — по «Уложению»; городовые новики практически все выезжают на службу только сами. При этом, значительный процент городовых детей боярских и новиков не имеет доспехов и «коней простых», однако кошевые холопы — люди «на мерине с юком», есть у подавляющего большинства. Следует отметить еще одну особенность: роль «человека с копьем» и «человека с конем простым» в подавляющем большинстве случаев выполняют боевые холопы, имеющие доспехи и оружие — саадак и саблю.

Ряжская десятня отличается тем, что традиционный разбор, с указанием «конности, людности и оружности», коснулся только ста детей боярских, выбранных для участия «в немецком походе». Боеспособность остальных, оставленных на «государевой украинской службе», «полковой» и «пешей», разборщиков не заинтересовала. Здесь по боевому холопу выставили лишь семеро помещиков первых статей (по 13, 12 и 10 рублей и 7 рублей с отцовского поместья), да и то троих без доспехов. Практически у всех эта «дача в полк» оказалась ниже «уложенной» нормы. Еще 24 ряшанина имели поместный оклад в 150-250 четвертей, но выехали на службу лишь с кошевыми холопами. У прочих же редкостью были и доспех, и кошевой холоп, зато обязательным являлось наличие «простого коня».

Рабочие данные — черновики «справок» архивистов XVIII века, позволяют нам «заглянуть» в некоторые из десятен, сгоревших в огне московского пожара 1812 г. За период 1577-1581 гг. это десятни серпейская и мощинская (января 1578 г.), муромская (2 июля 1578 г.), две владимирские (23

января 1579 г. и 1582 г.), две мещерские (1580 и 1581 гг.), каширская (апреля 1581 г.) и нижегородская (1581 г.).

По первой десятне, небольших уездов Серпейска и Мощинска за 1578 г., известен только один персонаж — из верхушки служилого «города», дворовый сын боярский И. А. Комынин. При окладе в 14 рублей он выходил одвуконь и выводил со своих 400 четвертей трех человек в доспехах и двоих «на конех с юки»70.

71

Муромская десятня 1578 г. реконструирована подробнее . В основу ее рубрикации был положен не только чин и денежный оклад помещиков, но и вид жалования (деньги «свершеные», «другие» и «первые»), а также отмечены «нетчики» недавней кампании «в немцах под Кесью» — имеется в виду первый поход под Кесь/Венден весной 1578 г. Итак, по 14 рублей «свершенных денег» получили трое муромцев, в том числе Ю.В. Осорьин (400 четей) вышел в доспехе, вывел трех человек в доспехах (один с его копьем) и одного «с юком»; Ф.С. Дурасов (250 четей) — в доспехе одвуконь и с замечательным боевым холопом («да человек на мерине в пансыре, в шапке в железной, с пищалью (выделено нами. — О.К.)»), но без кошевого; П.С. Дурасов (150 четей) сам в доспехе, человек в доспехе и с его копьем, человек «с юком». Первой статьей «других денег» было жалование в 11 рублей, и муромец В. С. Осорьин (300 четей поместья и 200 четей вотчины) явился на службу только с одним вооруженным сполна холопом и одним кошевым. Узнав о решении правительства выдать ему «за неты» урезанное до 8 рублей жалование, он не стал брать эти деньги, из солидарности со всеми остальными муромскими «нетчиками». Далее известны новики, по 5-й статье (10 рублей) А.Б. Лупандин (беспоместный), Я.Б. Лупандин (30 четей) и В.И. Волков (60 четей), которые выходили на службу сами в доспехах и при кошевых холопах. Наконец, в городовых детях боярских, в первой статье «первых денег» (8 рублей) был записан С.Ф. Киселев (400 четей, с матерью и братом) — он служил в одиночку, «на коне, в кольчуге». Десятня замечательна тем, что боярский приговор о постатейной убавке денежного жалования за «неты» под Кесью

вызвал организованный протест всего служилого «города»: видимо во избежание прецедента, который мог отразиться на их чести и служебном положении, муромцы вообще решили не брать урезанные оклады.

По владимирской десятне 1579 г. данных гораздо меньше. Рубрики, судя по всему, были следующие: четвертчики и те дети боярские, что «емлют государево денежное жалованье з городом»; внутри них — дворовые и городовые; затем по статьям в зависимости от вида жалования («свершенные деньги» и т. п.) и от его размера. В справки начала XVII и конца XVIII вв. попали сведения только о двух братьях — Родионе и Давыде Власьевых детях Всеволоцких. По сводным данным, они имели дворовый чин. Родион числился по 3-й статье «других денег» — 12 рублей: «На службе будет на коне, в пансыре, в шеломе, в саадаце, в сабле; да человек на коне в пансыре, с конем

72

простым; да человек на мерине с вьюком» . О Давыде известно, что его

73

поместный оклад равнялся 350 четвертям .

Первая мещерская десятня (1580 г., до сентября) реконструирована подробно74. Но составлялась она не в связи с раздачей жалования перед полковой службой, а для учета поместного землевладения и верстания новиков поместным жалованием. В связи с этим, разборщики зафиксировали следующие данные: размер поместья, верстался ли поместным жалованием или новик, величина и разновидность назначенного жалования, срок действительной службы. Поэтому и структура десятни целиком построена по поместным статьям, причем выборный и дворовый чины в ней записаны не были. Количество боевых и кошевых холопов и прочие показатели «доброты» полковой службы на сей раз не выяснялись. Документ этот сводный, поскольку данные были присланы из разных полков.

Вторая мещерская десятня, 7089 г. (предположительно, апрель 1581 г.)

75

известна по выпискам о роде Любовниковых . Составлена она была в связи с выплатой денежного жалования (по половине окладов) перед очередным дальним походом, но сведения охватывают весь «город», в том числе помещиков, получавших жалование на других службах — стрелецких и

казачьих сотников и голов и тому подобных. Как и прочие, построена она по статьям денежных окладов, начиная с 13 рублей у детей боярских и 7 рублей у неслужилых новиков. При этом, правда, разбора «конности, людности и оружности» не проводилось.

По формуляру второй мещерской десятни, похоже, была составлена и каширская — они создавались одновременно, в апреле 1581 (7089) г. В ней были рубрики дворовых и городовых (включая четвертчиков), а затем статьи по размеру поместного и денежного окладов, с указанием типа последнего, но так же без данных о «конности, людности и оружности». Интересно, что создана десятня была в связи с денежной раздачей каширянам, выбранным в полковую службу в Можайск, Смоленск и Новгород Великий76.

Нижегородская десятня 1581 г. составлялась для выплаты денежного жалования перед новой кампанией (в 2/3 оклада), однако при этом было произведено полномасштабное новичное верстание и повышение окладов, например из «других» в «свершеные деньги»77. Вероятно от того же верстания осталась выписка по владимирской десятне денежной раздачи 7090 г. (1581— 1582 гг.). Впрочем, владимирцы получили жалование сполна. В оба документа данные о «конности, людности и оружности» были занесены.

Рассмотрим характеристику «службы» нижегородцев и владимирцев в 1581 г., см. Таблицу 4.

Таблица 4

Имя Поместный оклад Денежная статья Снаряжение сына боярского Люди с боем Люди в кошу

Нижний Новгород, городовые

Герасим 400 ч., с отцов- 14 руб. «на коне, в «человек на «на

Васильев сын ского (сверш.) саадаке, в коне, в мерине в

Приклонский сабле» саадаке, в сабле с конем простым» саадаке в сабле с юком»

Мирослав 225 ч. Из 13 руб «на коне, в «человек

Степанов сын (других) в саадаке, в на мерине

Приклонский 14 руб. сабле, в с юком»

(сверш) пансыре, в

шапке

железной»

Петр Суслов 150 ч.. из 8 «на коне, в «человек на «человек

сын руб.(пер- саадаке, в коне, в на коне с

Приклонский вых) в 13 сабле» саадаке, в юком»

руб. (в сабле, с

другие) копьем»

Владимир, новик дворового чина

Карп Неронов 200 11 руб. «на коне, в «человек за «человек

сын Волков (первые) шеломе, в ним на коне, на мерине

пансыре, в в пансыре, в со

саадаке, в шапке вьюком»

сабле» железной, и в

соидаке, в

сабле, с

простым

конем»

Заметно, что практически все помещики выставляют людей, коней или доспехов меньше уложенной нормы, а у Петра Приклонского вовсе нет доспехов и простых коней на себя и холопа. Герасим Приклонский, что является уникальным случаем, снарядил в качестве «людей в полк» в саадаке и сабле не только холопа с конем простым, но и «человека со вьюком», однако все равно не дотянул до обозначенной статьи в 400 четей оклада, к тому же все оказались без доспехов. Что же касается владимирца, Карпа Волкова, то его

«служба» прекрасно соотносится со статистикой по коломенской десятне 1577 г. в отношении новиков дворового чина: при окладе в 200 четей он выходит «в полк» почти по «Уложению», не хватало только одного запасного коня.

Итак, из скудных сведений, полученных при реконструкции утраченных текстов, можно сделать вывод, что все «полные разборные» десятни 1577-1582 гг. имели структуру, схожую с приведенными выше данными Ряжского и Коломенского смотров — это десятни серпейско-мощинская, муромская, обе владимирские и нижегородская. Также и критерии, предъявляемые к снаряжению и численности детей боярских и их свит, везде примерно одинаковые. Виден общий принцип, выявленный еще при анализе коломенской десятни — число людей, выставляемых «в полк», соответствует нормам «Уложения 1556 г.» или даже превосходит их лишь у помещиков с высокими денежными окладами (13 и 14 рублей); с другой стороны, в полном доспехе и с кошевыми людьми выходят на службу даже совсем беспоместные или мелкопоместные новики, при условии их родовитости (дворовый чин) и перспективы хорошего денежного жалования. Зато городовые дети боярские могут являться на смотр без людей «с боем» даже при поместных окладах 300500 четей, если имеют денежные «статьи» жалования по 11 рублей и ниже.

3.2. Обстоятельства изменения нормативов «конности, людности и оружности» детей боярских в 1560-х-1570-х гг.

Возникает вопрос о том, в какой период и при каких обстоятельствах порядок оценки боеспособности русских помещиков вновь изменился и стал зависеть не от размера землевладения, а от денежной статьи жалования, как в первой половине XVI в. Ответ следует искать в документах верстаний, проведенных в период между общегосударственным смотром 1556 г. и экстренными разборами конца Ливонской войны.

Следующий после 1556 г. общий смотр, по предположению М.Г. Кротова, был проведен в 1562 г., однако от него остались данные лишь одного верстания — по Мещере, да и то в виде неполных выписок, только с указанием

78

размеров поместья78. Затем, в связи со сбором войск по отражению турецкого

похода на Астрахань в апреле 1569 г., власти провели смотр в Нижнем

79

Новгороде . Документы РГАДА позволили провести реконструкцию

80

некоторых частей текста составленной при этом десятни80. Сравним формуляры десятен 1556 и 1569 гг., см. Таблицу 5.

Таблица 5

Из заголовка десятни по Новгороду Великому 1556 года Из заголовка десятни По Нижнему Новгороду 1569 года

«Смотрели детей боярских ... самих на конех в доспесех, и людей их на конех и в доспесех, которые давали в полк, да и кошевых. И поместья их писаны, что которой за собою в 81 памяти написал» «А в ней написаны дети боярские, хто в котором стану живет, и сколько за которым поместья и вотчины, и сколько за которым по государеву уложенью на службу с поместья и с вотчины з земли людей, и доспехов, и коней на службе 82 будет»

Таким образом, текст формуляра уже явно новый, однако суть его остается прежней: десятня — это сборник сведений о размере поместно-вотчинного землевладения ратного человека и о его «конности, людности и оружности». Замечательно указание на «государево уложение», согласно которому нижегородцы являли службу «з земли», то есть число людей, доспехов и коней находилось в прямой зависимости от размера их поместья.

Ввиду отсутствия дворового чина в Нижнем Новгороде список начинался сразу с городовых, которые делились на четвертчиков и получающих жалование «с городом», причем четвертчики, скорее всего, были записаны для сведения, но без данных о качестве их «службы». Внутри этих категорий дети боярские делились на станы, а затем — только по размеру поместного оклада, несмотря на прямое указание в заголовке, что десятня составлялась для раздачи денежного жалования. Статьи денежных окладов, как и в десятнях 1556 г., в

текст документа не занесены. Рассмотрим характеристику доброты «службы», см. Таблицу 6.

Таблица 6

Имя Поместный оклад Снаряжение сына боярского Люди с боем Люди в кошу

Василий Остафьев сын Приклонский 400 ч. «на коне, в доспесе, в шеломе, в саадаке, в сабле, с копьем» «три человека на конех, в доспесех, в шапках железных, с рогатинами», «да два коня простых» «три человека на меринках с юки, с топорки»

Ташлык Степанов сын Приклонский 300 ч., сказал 185 ч. «два человека на конех, в доспесех, в шеломех, в саадакех, в саблех, с рогатиною», «конь прост» «два человека на меринках с юки, с топорки»

Петр Андреев сын Приклонский 200 ч., сказал 50 ч. «человек на меринке с юком, с топорком»

Семейка (Семен-?) Иванов сын Приклонский 200 ч. «человек на коне, в доспесе, в шапке в железной, в саадаке, в сабле, с рогатиною, с конем простым» «человек на меринке с юком, с топорком»

Богдан Иванов сын Мошенский 100 ч., сказал 40 ч. «человек на меринке с юком, с топорком»

Кроме Петра Поклонского, все нижегородцы явили «службу» в полном соответствии с «Уложением» 1556 г., за исключением количества запасных лошадей. Очень важно, что на сей раз сведения об их поместных окладах заносились в десятню из двух источников — собственных «сказок» ратных людей, подобных «памятям» 1556 г., и некоего окладного документа, который уже находился в распоряжении дьяка, скорее всего — десятни предыдущего верстания с пометами. У трех из пяти нижегородцев фактическое владение оказалось гораздо меньше, чем им было положено по окладной «статье». Однако, «службу» они явили в соответствии с окладом, только Петр не смог выставить дополнительного человека «в полк» со своих 50 четвертей. Впрочем, перед нами в основном представители одного из важнейших служилых родов Нижнего Новгорода, как и в случае помещиков Бежецкой пятины на 1564 г. Насколько же качество «службы» основной массы нижегородцев в 1569 г. было лучше, чем, скажем, у каширян в 1556 г., остается неизвестно.

В следующем, 1570 г., состоялся общегосударственный разбор служилых «городов», третий после 1556 и 1562 гг. От него сохранились подробные выписки по двум десятням — каширской от 24 января 1570 г. и владимирской. Замечательно, что оба конспекта были сделаны известным историком Ф.И. Миллером, причем если первый, по каширской десятне, в основном заключался в перечне статьей и рубрик (рукопись «Выбор из законов о дворянстве» 1776

83

г.) , то второй, по владимирской, содержал выписки о размере поместья и

84

«службе» детей боярских (сочинение «Известие о дворянах российских»)84. Знаменитого ученого должна была привлечь, с одной стороны, древность этих десятен, а с другой — появление в них уже довольно разработанного постатейного формуляра, чего не было в документах более ранних смотров 1556 и 1569 гг.

Другие особенности этих десятен связаны с опричниной. Так, в каширской после списка дворовых детей боярских следовала глава: (дворовые) «дети боярские, которые служили напредь из разных городов, которые городы

и поместья их взял государь в опричнину, а государеву службу они служили». С обострением внутриполитического положения, когда в январе 1570 г. Иван Грозный разгромил Новгород, следует связать появление института поручителей при получении денежного жалования: в заголовке каширской десятни значилось, что «дан наказ боярину и дьяку, а в нем написано: смотреть им князей и детей боярских помещиков дворовых и городовых и верстав деньгами (по) поместному верстанью с поруками»; основываясь на заголовке владимирской десятни, Миллер указал, что «каждой сын боярской поставил по себе два поручителя в том, что ему служить верно, великому государю не изменить, и за границу не бежать». Перечень владимирцев приводим в том порядке, в котором их выписал ученый, см. Таблицу 7.

Таблица 7

Имя Поместный оклад Снаряжение сына боярского Люди с боем Люди в кошу

Ермолай Третьяков сын Васильев 30 ч. «на мерине, в бехтерце, в саадаке, в сабле» «человек на мерине в кошу»

Иван Аксенов сын Максимов 40 ч. «на мерине, в саадаке, в сабле»

Дмитрий Федоров сын Игнатьев 250 ч. «на коне, в доспехе, в шеломе, в саадаке, в сабле» «человек на коне, в доспехе, в шеломе, в саадаке, в сабле» «человек на мерине в кошу»

Павлин Никитин сын Уваров 250 ч. «на коне, в пансыре, в шеломе, в саадаке, в сабле; конь прост» «два человека на конех, в пансырех, в шапках железных, в саадаках, в саблех» «человек на мерине в кошу»

Янка (Яков-?) Матвеев сын Крупенин 50 ч. «на мерине, в тегиляе в толстом, в саадаке, в сабле»

Третьяк Иванов сын Неверов 30 ч. «на мерине, в саадаке, в сабле»

Иван Верещагин сын Зозолев От отца «на коне, в доспехе, в шапке железной, в саадаке, в сабле» «человек на мерине в кошу»

Семен Фомин сын Савин 20 ч. «на мерине, в саадаке, в сабле»

Истомин Звориков вотчины 10 ч. «на мерине, в саадаке, в сабле»

Из десятни каширян Миллер выписал только одного, который, вероятно, стоял в начале списка дворовых князей (300-400 четей оклада): «Князь Юрья княж Иванов сын Мещерской. Быть ему одвуконь, в доспехе, в шеломе, с копьем, да два человека одву ж конь, в доспесех и в шеломех с копьи, да

85

человек в тягиляе в толстом и в шапке железной, да человек с юком» . Имеются еще подробные выписки из той же десятни, сделанные в XVII в., однако их составителей интересовали лишь имена детей боярских, по некоторым рубрикам.

В основу рубрикации каширской десятни 1570 г. были положены чины и особенности верстания: дворовые; дворовые, выселенные в опричнину; городовые; поместные новики, не бравшие денежного жалования; дети боярские малых статей («дети боярския ж прежняго верстанья, поместья за ними по 50, по 40, по 30, по 20 и по 15 четвертей и меньше, да денег по 4 ру(бли) человеку»); поверстанные вновь на отцовские и опустевшие поместья; находящиеся на «приказных» службах. Таким образом, в десятне вновь стали указывать в заголовках некоторых рубрик размеры денежных окладов детей

боярских, однако весь список составлен еще по величине поместья, по убывающей.

В мае 1571 г. крымский хан Девлет-Гирей сумел внезапно перейти Оку и подступить к столице. В этот «царев приход» Москва сгорела, а войска понесли значительные потери; еще больший урон был причинен мирному населению. В связи с необходимостью восстановить боеспособность ратных людей, в августе 1571 г. правительство провело повторное верстание ряда «городов». Во главе разбора был поставлен боярин князь М.И. Воротынский, который на рубеже 1569-1570 гг. с целой комиссией служилых людей занимался реорганизацией пограничной сторожевой службы, а в 1572 г. во главе армии выиграет решающую кампанию против крымского хана. Вместе с дьяком Хвощинским они 18 августа 1571 г. «смотрели князей и детей боярских коширян дворовых и городовых, старых и новиков, и денежным жалованьем верстали, и деньги им, выпрашивая окладчиков про их службу и про отечество, кто кому службою и отечеством в версту, иным придавано, а у иных убавливано. А которые дети боярские в царев приход на Москве не были, и тем, сыскивая, давано жалованье по наказу вполы их окладу»86; в аналогичном заглавии десятни по Коломне

87

добавлено, что «деньги им даваны с порукою» .

Таким образом, к прежним «поручителям» 1570 года добавился институт «окладчиков» — доверенных лиц, выборных представителей служилого «города» в разборной комиссии. Зачатки этого института должны были существовать издавна. Так, в вышеупомянутом деле 1555 г. о возврате Семену Пестрикову отписанного у него за «неты» поместья, есть ссылка на расспрос о его службе, с которым окольничий В.Д. Данилов обратился к авторитетным представителям служилого «города»: «А по смотренью околничего нашего

Василья Дмитриевича Данилова да дьяка нашего Ондрея Васильева, сказали

88

князь Федор Глазатой, да Степан Бирьянов, да Семен Богданов сын Темкина» . Однако официальное указание в самой десятне на важную роль в разборе и верстании дворянских «окладчиков», так же, как и сам термин «окладчик», появляются впервые.

Важным для нашей темы является указание на характер разбора 1571 г.: вообще не касаясь поместных окладов, власти занялись уточнением размеров денежного жалования, и в зависимости от служебной годности и родовитости детей боярских «иным придавано, а у иных убавливано». Таким образом, помимо чисто практической цели — материальной поддержки ратных людей накануне решающего столкновения с татарами, — разбор получил более долговременное служебно-окладное значение. По-видимому, именно с этого времени размер денежного оклада начинает возвращать себе доминирующее место в десятнях времен Ивана Грозного.

Рубрикация каширской десятни 1571 г. построена была на основании предыдущей 1570 г.: дворовые, затем городовые, а внутри этих разделов списки

89

по статьям поместных окладов . Еще по традиции десятни 1556 г., городовые продолжали делиться по станам, например — «стан Растовец». Известны данные по двум детям боярским, см. Таблицу 8.

Таблица 8

Имя Поместный оклад Денежный оклад Снаряжение сына боярского Люди с боем В кошу

Алеша (Александр?) Матвеев сын Мосолов 200 ч. 13 рублей («дать вполы») «одву конь в пансыре в шапке железной» человек с юком

Василий Матвеев сын Мосолов 150 ч. 8 рублей («дать сполна») «на коне, в пансыре, в шапке в железной» человек с юком

Архивная выписка из коломенской десятни 1571 г., к сожалению, не содержит подробностей о «конности, людности и оружности» помещиков, однако структура ее идентична каширской: дворовые, а затем рубрики в 300 четей, 250 четей, и так далее; в конце — новики беспоместные и

неверстанные90. Существуют еще выписки из мещерской десятни того же 1571 года, верстания боярина М.Я. Морозова и дьяка К. Дедевшина91. Формуляр служебной характеристики явившихся на смотр мещерян почти полностью совпадает с формуляром каширской десятни, см. Таблицу 9.

Таблица 9

Каширская десятня 1571 г. Мещерская десятня 1571 г.

«.. .помесной оклад по 150 четвертей, в числе других написан Васька Матвеев сын Мосолова, под имянем ево написано: дано ему оклад ево сполна, восмь рублев, быти ему на коне, в пансыре, в шапке в железной, человек с юком» «Иванец Иванов сын Любовников, помесья за ним 170 чет., дано ему оклад его 13 руб., на службе ему быти о дву конь в пансыре в шапке железной, в сайдаке, в сабле, да с ним человек одвуконь в доспехе, в сайдаке, с топорком, да человек на мерине в кошу с юком».

Единственное, у мещерян, похоже, дополнительно уточняли подлинный размер поместья, и поэтому нельзя исключать, что всю десятню составили уже с рубрикацией по размеру денежного оклада, а не поместного, как и в 1581 г. Порядок выписок о детях боярских Любовниковых не противоречит этому предположению, хотя и не подтверждает его однозначно, см. Таблицу 10.

Таблица 10

Имя Поместный оклад Денежный оклад Снаряжение сына боярского Люди с боем Люди в кошу

Иван Иванов 170 ч. 13 рублей «о дву конь в «человек «человек

сын («дано») пансыре в шапке одвуконь в на

Любовников железной, в доспехе, в мерине в

сайдаке, в сабле» сайдаке, с кошу с

топорком» юком»

Отай Борисов сын Любовников 30 ч. 13 рублей («дано. половина») «на коне, в пансыре, в шапке железной, в сайдаке, в сабле, да конь прост» «человек с юком»

Мокей Иванов сын Любовников 30 ч. 8 рублей («помечено дать») на смотр не явился (поздняя помета «умре»)

Как бы то ни было, если не формуляр, то сам принцип положенной «конности, людности и оружности», впервые установленный в августе 1571 г. при официальном участии окладчиков от самих служилых «городов», уже кардинально отличается от десятен предыдущего, 1570 года. При окладе в 200 четвертей поместной земли коломнятин А.М. Мосолов не выводит ни одного человека «в полк»; напротив, при поместном окладе в 30 четвертей, но с денежным жалованием первой или второй статьи (13 рублей) мещерянин О.И. Любовников выходит не просто в полном доспехе, но и одвуконь; его брат из той же статьи, но с окладом 170 четей, выводит человека в полном доспехе (оба одвуконь!) и кошевого с вьюком. Наконец, коломнятин одной из последних денежных статей (8 рублей) выходит в полк без второго коня и только с кошевым холопом, несмотря на поместье в 150 четвертей. Эти отрывочные данные, взятые по отдельности, мало что могли бы сказать о соответствии или несоответствии службы всего «города» «Уложению» 1556 г. Однако, при комплексном анализе делопроизводства за весь период правления Ивана Грозного, налицо схожесть десятен 1571 г. с нормами и формулярами позднейших учетно-окладных документов 1577-1580 гг. и отличие их от предыдущих, 1556-1570 гг.

Следующий шаг был сделан в 1573 г., при новом внеочередном разборе и раздаче денежного жалования. В нашем распоряжении имеются выписки из десятни суздальцев, составленной на южной границе дьяками Андреем и

Василием Щелкаловыми и Чириковым, при воеводе князе М.И. Воротынском , а также из десятен ростовцев93 и переславцев94, которых смотрели в Ливонии воеводы Тарваста 31 июля того же года. По данным формуляра всех этих десятен, денежное жалование было впервые разделено на три вида — «свершенное», «другое» и «первое». При этом, выдавалось оно не целиком, а по половине оклада. Также впервые, исходя из известных нам десятен образца 1556 г., в десятни вообще не стали заносить сведений о «конности, людности и оружности» детей боярских. В предисловиях к тарвасским десятням было прямо сказано, что их «верстали денежным жалованьем с поместного окладу, сколько за кем четвертей и поместья», а также, видимо, по общим результатам смотра и консультаций с окладчиками: «смотрили детей боярских ростовцов (переславцов) дворовых и городовых, сыскивая по их отечеству и по службе». При этом в десятни все же заносились конкретные характеристики службы некоторых помещиков или даже их групп, но звучало это не так, как раньше. Например, в переславской десятне о нескольких отставных сытниках, зачисленных вновь на службу «с городом», было написано: «А окладчики про них сказали, что они службою добры, а по их службе пригодятца государеву сотни (так в выписке. — О. К.)». Видимо, после поражений царских войск от шведов зимой 1572-1573 гг., готовился Государев поход в Ливонию.

Что же касается формуляра, то некоторые отличия в текстах десятен одного и того же 1573 года все же наблюдаются. В обеих ливонских десятнях, в рубриках дворовых, городовых, новиков (из сытников) вначале указывался размер поместья, затем денежный оклад и вид этого оклада95. В суздальской же десятне появляется новый принцип рубрикации. Вначале указываются дворовые и городовые, внутри этих групп — четвертчики и «емлющие» жалование с городом, затем номер статьи и соответствующий ему размер жалования, потом вид жалования, начиная со свершеного, и только внутри этой статьи перечень детей боярских по размеру поместного оклада, по убывающей. Например: «Дети боярские дворовые же, которые государево денежное жалованье емлют з городом. Под тем явствует: 1 статья, свершеннаго

жалованья по 14 р. Поместья помесной оклад по 450 чети. И в числе других написаны [...] Помесной оклад по 400 чети. Иван Тимофеев сын Хмешевской. Дано ему половина ево окладу семь рублев»96.

Итак, на примере суздальской десятни 1573 г., в составлении которой участвовали такие видные государственные и военные деятели, как князь М.И. Воротынский (буквально в канун своей опалы и казни) и дьяки Щелкаловы, мы видим окончательное оформление того самого вида десятен раздачи денежного жалования, который становится основным к концу Ливонской войны (15771582 гг.). Вида, где на первом месте при характеристике материального обеспечения помещика выступает «статья» денежного жалования, а не его поместный оклад.

В связи с новыми порядками разборов следует упомянуть так называемую «московскую десятню», составленную в марте 1578 г. Она отличается от современных ей учетно-окладных документов конца Ливонской войны и примыкает к формуляру десятен 1573 г. прежде всего характером справок о «доброте службы». Верстание проходила корпорация подмосковных помещиков, образовавшаяся на месте бывших «тысячников» в период Опричнины. Как и в случае с десятнями 1573 г., разборщики выясняли у окладчиков не «конность, людность и оружность» детей боярских, а другие критерии «доброй службы»: «живут на Москве без выезду, и собою добры, и в посылки далние посылают их на всякие государевы дела»97. Конечно, во многом это было вызвано особым характером службы подмосковной корпорации, однако нельзя не отметить, что верховное руководство московским верстанием 1578 г. вновь осуществляли дьяки Андрей и Василий Щелкаловы.

Прямым следствием оформления учетно-окладных документов нового типа, конкретно для раздачи денежного жалования, стало появление в 1570-х гг. и особых десятен поместного верстания, в которых денежный оклад не указывался, а помещики расписывались только по «статьям» поместного жалования. Подобное верстание проходило также при участии окладчиков,

которые назначали «первые оклады» новикам или прибавки служилым

помещикам исходя из общих сведений о том, «хто кому в версту отечеством и

службою». Смотры «конности, людности и оружности», обычные при общем

поместном и денежном верстании в предыдущий период, при составлении

десятен поместного верстания полностью отменялись, даже если создавались

они «в полках». Из первых документов такого рода до нас дошли сведения о

«новичной десятне поместного верстания разных городов 7083 года» (157498

1575 гг.), отмеченная в описи Разряда 1626 г., десятне юрьев-польской 1577 г. и уже упомянутой выше мещерской десятне 1580 (7088) г.

3.3. Выводы.

Моментом, когда была произведена новая серьезная реформа порядка службы детей боярских, в первую очередь — в плане поставки ими «в полк» боевых холопов, — стал для служилых «городов» период с августа 1571 г. по лето 1573 г. В ходе этой реформы не только были пересмотрены нормы «конности, людности и оружности», установленные «Уложением» 1556 года, но и изменен сам порядок оценки служебной годности каждого сына боярского. Ведущую роль при составлении десятен отныне стали играть выборные представители самого служилого «города», которым было доверено определять «доброту» службы помещиков, их знатность («кому они в версту»), свидетельствовать о реальном объеме их поместного обеспечения и вообще о материальном положении.

Постепенно этот поворот внутренней политики правительства по отношению к военно-служилым городовым корпорациям дошел до своего логического завершения в виде полной отмены общегосударственных смотров «конности, людности и оружности». Власти предоставили самим «городам» в лице их окладчиков контролировать служебную годность и боеспособность помещиков, что, несомненно, помогло снизить градус напряженности в служилом сообществе между боярством, «сильными людьми» каждого города и основной массой мелкопоместных детей боярских. Первые десятни без данных о снаряжении помещиков появляются в 1573 г.; в 1575-1580 гг. формируются

целые разновидности учетно-окладной документации, куда подобные сведения не предполагается заносить: десятни поместного верстания, десятни новичного верстания, десятни выплаты неполных (половинных) окладов. Наконец, в 1584 г., при внеочередном общегосударственном смотре детей боярских, графа «конность, людность и оружность» исчезает из формуляра всех видов десятен на 38 лет, до верстания 1622 г. — первого всероссийского смотра поместной конницы после Смутного времени.

Еще одним следствием внимания властей к нуждам служилого «города» стало официальное законодательное облегчение условий службы малопоместным детям боярским. Мы видели, что общегосударственные смотры 1556-1570 гг. охватывали помещиков с размерами владений в 10 — 50 — 70 четвертей земли, с которых они были вынуждены нести в том числе «дальнюю конную службу». Конечно, и в 1550-е гг. при снаряжении войска в дальний поход, например набег И.В. Большого Шереметева на Мамай-луг в 1555 г., правительство проводило «выбор» детей боярских, наиболее приспособленных к столь тяжелой задаче. Помещики «малых статей» в подобных случаях оставались «за выбором», если только их уезд не находился рядом с зоной боевых действий. В Новгороде «пятиобежников» расписывали на половины99, по которым они поочередно несли службу против шведов и ливонцев.

В 1570-е гг. систематически низкое качество личной службы сына боярского в связи с малым поместным окладом стало приводить к зачислению его в «полковую службу с пищалью», «станичную службу» или даже в «осадную службу»100, которые требовали гораздо меньших затрат на поддержание боеспособности. Отличием от более ранней практики стало то, что подобный перевод закреплялся в очередной десятне, в соответствующей статье с небольшим поместным окладом и денежным жалованием, а иногда и без такового. Впрочем, это явление характерно только для южных «украинных городов». В центральных «замосковных» и северо-западных уездах дети боярские «пищальники» («самопальники») и «станичники» не встречаются.

4. Заключение.

Обзор историографии показал, что общепринятый тезис об обязательной поставке в действующую армию боевых холопов детей боярских по нормам, установленным «Уложением о службе» 1556 г., до настоящего времени не подвергался серьезной проверке по источникам, помимо известных документов 1556 г. — «Боярской книги 7064 г.» и Каширской десятне того же времени. Данная статья является первым опытом обобщить все известные данные о «конности, людности и оружности» поместной конницы в XVI в. на источниковой базе современного уровня, а также реконструировать номенклатуру делопроизводственной документации того периода, призванную учитывать и контролировать поместное обеспечение и степень служебной годности русских помещиков.

Изучение источников первой половины — середины XVI в. позволило обосновать тезис, что для учета служебной годности детей боярских и их обеспечения сосуществовали две системы документации. В первой, поместной, помимо размеров и прав на землевладение контролировался факт личной службы помещиков, в то время как во второй, денежно-окладной, — их служебная годность, выслуга лет, знатность и иные критерии исправной службы. Вместе с тем, никаких сведений о существовании норм, по которым русские помещики и вотчинники должны были выставлять «с земли» определенное число боевых холопов, рассмотренные источники не содержат. Данные С. Герберштейна свидетельствуют скорее о практике поощрения за поставку «в полк» хорошо вооруженных людей в виде выплаты дополнительного денежного жалования детям боярским и перспективы повышения их оклада или «статьи» в городовом списке — десятне.

Источники говорят о том, что подобная система действовала — боевые холопы являлись неизменной частью русских войск, конные, либо же, в случае подготовки к осаде крепости или тому подобным мероприятиям, — пешие с пищалями и саадаками. Особенно выделялись в этом плане полки дворовых

детей боярских. Однако реформа 1556 г. идеологически была направлена как раз на исправление качества службы верхушки военно-служилого сословия — Двора царя и великого князя. С чем это было связано?

Почти непрерывные дальние походы, начавшиеся в 1548 г, потребовали напряжения всех сил военно-служилого сословия, а это, в свою очередь, вскрыло массу проблем, которые накопились за время создания поместной системы и вообще существования общерусского войска. Уже в 1552 г., в начале решающего казанского похода, дело дошло даже до возмущения новгородской рати, которая с весны несла «береговую службу» в Коломне: «Они же нужи свои и недостаткы сказав Государю, и многие бе безпоместные, а иные и поместны многые, да не хотяху долготы пути нужного (трудного. — О.К.) шествовати»101. Между тем, обстановка военного времени вынуждала ужесточать требования к несению службы городовых детей боярских, вплоть до массовой конфискации поместий за неявку в полк, что продолжалось даже после Казанского взятия, в период кампаний 1553-1555 гг. Приведенные нами примеры показали, что страдали от этого обычно малоземельные или пустопоместные ратники, владения которых нередко не достигали и 100 четвертей. В то же время, члены Государева двора, регулярно получавшие кормления и владевшие неизмеримо большими и многолюдными вотчинами и поместьями, гораздо меньше страдали от тягот войны, выводя с собой неразорительные для своего благосостояния свиты боевых холопов. Как свидетельствовала летопись, «велможи и всякие воины многыми землями завладали, службою оскудеша, — не против государева жалования и своих вотчин служба их». Собственно, именно требование восстановления справедливости легло в основание программы новой реформы.

Она включала в себя несколько обязательных этапов. Во-первых, необходимо было вновь выяснить размер вотчинного и поместного землевладения по всей стране, произведя необходимые дозоры и переписи; во-вторых, собрать данные о служебной годности членов Государева двора (выборных и дворовых князей и детей боярских), планомерно записывая их

снаряжение и «людскую дачу» в смотренные списки в течение нескольких лет; наконец, при замене кормлений на выплату денег из приказа-четверти, расписать дворян по статьям денежного оклада. Только сведя вместе данные об их землевладении и «конности, людности и оружности», можно было составить качественный учетно-окладной документ, разделом которого и является так называемая «Боярская книга 7064 г.».

Таким образом, нормы службы «со ста четвертей добрые угожей земли человек на коне и в доспесе в полном, а в далной поход о дву конь», как и размеры премий и штрафов за «людскую дачу», разрабатывались в первую очередь применительно к членам Государева двора. Но нетрудно заметить, что все «четвертчики» получили стабильный доход в виде денежного оклада по своей «статье». Тем не менее, нормы «Уложения о службе» стали распространяться и на массу детей боярских городовых корпораций, получавших гораздо меньшее жалование, да и то раз в несколько лет.

Кроме того, обещанного при принятии «Уложения» массового передела служилого землевладения в пользу «неимущих» не последовало, если не считать за подобный передел опричные «переборы людишек». С 1556 г. члены Государева двора стали выполнять свои обязанности по поставке по новым нормам «в полк» своих холопов, а со временем и даточных людей, что, конечно, несколько усилило царское войско. Однако у рядовых детей боярских земли особо не прибавилось, и число тех, что продолжал нести службу «с малых статей» (ниже 100 четвертей), не снижалось, судя по приведенным выше данным десятен владимирской 1570 г., коломенской 1577 г. и других. Более того, принятый порядок повышения окладов поместного жалования за выслугу лет и исправную службу, не обеспеченный фондом поместной земли, привел к увеличению разрыва между формальным окладом и реальной «поместной дачей», как в случае Т. Приклонского в 1569 г. — 200 и 50 четей. Между тем, нормы «конности, людности и оружности» считались в соответствии с формальным окладом, что было явной несправедливостью.

Весь этот клубок проблем, на фоне массовых злоупотреблений царских опричников, мог вылиться в социальный взрыв. После сожжения Москвы татарами в мае 1571 г. царь решил не дожидаться этой новой вполне реальной катастрофы и вновь пошел навстречу требованиям массы служилых людей. Опричнину решительно упразднили, а проведение поместного и денежного верстания власти фактически передали в руки выборных представителей самого служилого «города» — окладчиков. Видимо, во взаимодействии с ними нормы несения службы были серьезно пересмотрены. На первый план вышла денежная статья жалования, в зависимости от которой теперь находилась сама обязанность для служилого человека выставлять «в полк» боевых холопов. Это фактически отменяло нормы «Уложения о службе», которое, таким образом, в отношении городовых детей боярских действовало не более 15 лет. Разорение и запустение земель, особенно в 1560-х гг., нивелировало ценность небольших поместий городового дворянства, и основным средством для поддержания его боеспособности стала регулярная выплата денег. В итоге, ратные люди предпочли возродить старый порядок оценки боеспособности, существовавший еще во времена Василия III.

Данные из десятка основных учетно-окладных документов городового дворянства — десятен денежной раздачи, говорят о том, что в 1571-1573 гг. была разработана целостная, довольно стройная и единообразная система норм по «конности, людности и оружности» поместной конницы. Она была обязательной для всех «городов», принимавших участие в боевых действиях на исходе Ливонской войны 1558-1583 гг., и вполне поддается описанию.

Что же касается последующего периода, то с воцарением Федора Иоанновича десятни вновь теряют для нас значение источника по снаряжению, «людской и конской даче» детей боярских, так как эти сведения просто перестают в них заноситься. Чтобы выяснить, сохранялись ли в последующие годы правила несения «дальней конной службы» 1571 г., необходимо привлекать и изучать другие источники. Однако вполне очевидно, что возврата к нормам «Уложения» 1556 г. произойти уже не могло: за последующие

полвека правительство не предприняло никаких новых шагов по ужесточению контроля над качеством службы помесной конницы. События Смуты, как показал разбор 1622 года, не только разорили большинство служилых людей

«по отечеству». В ходе них решительно поменялась тактика, а с нею и комплекс

102

вооружения рядовых дворян и детей боярских . Вновь встал вопрос о выработке адекватных нормы «конности, людности и оружности», что и произошло в ходе реформ 1630-х-1650-х гг.103

ПРИЛОЖЕНИЕ Летописное известие об отмене кормлений и принятии «Уложения о службе» 1556 г.

Приговор царской о кормлениях и о службе. Лета 7064-го (1556) приговорил царь и великий князь Иван Васильевич всеа Русии з братиею и з боляры о кормлениях и о службе всем людем, как им впредь служити. А по се время бояре и князи и дети боярскые сидели по кормлениям по городом и по волостем для росправы людем и всякого устроениа землям и собе от служеб для покою и прекормления; на которых городех и волостех были в кои лета наместникы и волостели, и тем городом и волостем розсправу и устрой делали и от всякого их лиха отбращали на благое, а сами были доволны оброкы своими и пошлинами указными, что им государь уложилх.. .>

О повелении царьском. И повеле государь во градех и в волостях разчинити старосты, и сотцкые, и пятьдесятцкые, и десятцкые и з страшным и грозным запрещением заповедь положити, чтоб им разсужати промежь разбои и татбы и всякие дела, отнюдь бы никотора вражда не именовалася, также ни мзда неправедная, ни лжывое послушество; а кого промеж собою такова лиха найдут, таковых велел казнем предавати; а на грады и на волости положити оброкы по их промыслом и по землям, и те оброкы збирати к царьскым казнам своим диаком; бояр же и велмож и всех воинов устроил кормлением, праведными урокы, ему же достоит по отечеству и по дородству, а городовых в четвёртой год, а иных в третей год денежьным жалованием.

О рассмотрении государьском. По сем же государь и сея рассмотри: которые велможи и всякие воины многыми землями завладали, службою оскудеша,- не против государева жалования и своих вотчин служба их -государь же им уровнения творяше: в поместьях землемерие им учиниша, комуждо что достойно, так устроиша, преизлишки же разделиша неимущим; а с вотчин и с поместья уложеную службу учини же: со ста четвертей добрые угожей земли человек на коне и в доспесе в полном, а в далной поход о дву конь; и хто послужит по земли, и государь их жалует своим жалованием, кормлении, и на уложеные люди даёт денежное жалование; а хто землю держит, а службы с неё не платит, на тех на самех имати денги за люди; а хто даёт в службу люди лишние перед землёю, через уложенные люди, и тем от государя болшее жалование самим, а людем их перед уложенными и полътретиа давати денгами. И все государь строяше, как бы строение воинству и служба бы царская безо лжи была и без греха вправду; и подлинные тому розряды у царьскых чиноначалников, у приказных людей104.

1 Середонин С.М. Известия иностранцев о вооруженных силах Московского государства в конце XVI в. — СПб., 1891. — С. 1-13. Всего же, по его подсчетам при помощи иностранных известий, в состав армии входили: около 75 тыс. дворян, детей боярских и их слуг, не больше 10 тыс. татар, 20 тыс. стрельцов и казаков, 4 тыс. иностранцев, всего около 110 тыс. человек, не считая даточных и посошных.

На «подсчеты» С.М. Середонина, по которым дети боярские имели оклады в 150-250 четвертей, ссылается новейшая коллективная монография: Правящая элита Русского государства IX - начала XVIII вв.: Очерки истории. — СПб., 2006. — С. 265.

Чернов А.В. Вооруженные силы Русского государства в XV-XVII в.в. — М., 1954. — С. 81.

4 БШ&а 81ауюа е! Ва1сашса Ре^ороШапа / Петербургские славянские и балканские исследования. — СПб., 2009. — Вып. 1/2 (5/6). — С. 45-150.

5 Лихачев Н. Любовниковы // Известия русского генеалогического общества. — СПб., 1909. — Вып. 3. — С. 210-215.

6 Сигизмунд Герберштейн. Записки о Московии. — М., 1988. — С. 113.

7 Там же. — С. 72, 73.

8 Лихачев Н.П. Разрядные дьяки XVI века. — СПб., 1888. — С. 143-144, 256.

9 Там же. — С. 45.

10 Постниковский летописец // Полное собрание русских летописей. — М., 1978. — Т. 34. — С. 264; Российский государственный архив древних актов (далее — РГАДА). Ф. 201. Оп 1. № 42. Л. 18 об., 19. Первым на это сообщение обратил внимание А.А. Зимин, см.: Зимин А.А. Россия на пороге Нового Времени. — М., 1972. — С. 248.

11 Каширская десятня 1556 года // Шапошников Н.В. «Heraldica». Исторический

сборник. — СПб., 1900. — Т. 1. — Отд. 4. — С. 28.

12

Курбатов О.А. Реорганизация русской конницы в середине XVI в.: идейные источники и цели реформ царского войска // Единорогъ: Материалы по военной истории Восточной Европы эпохи Средних веков и Раннего Нового времени. — М., 2009. — Вып 1. — С. 196-227.

13

Подлинник находится: Научно-исторический архив Санкт-Петербургского Института истории РАН (далее — НИА СПбИИ). Колл. 2. Кн. 23. Опубликовано: Дополнения к актам историческим, собранным и изданным Археографической комиссией. — СПб., 1846. Т. I. — С. 65-157 (№ 47-112). (далее — ДАИ. — Т. I.)

14 РГАДА. Ф. 1209. Оп. 3. № 17151.

15 Автор выражает искреннюю благодарность К.В. Баранову за возможность ознакомиться с полным вариантом текста Записной книги.

16 НИА СПбИИ. Колл. 2. Кн. 23. Л. 80-82 (ДАИ. — Т. I. — С. 89, 90), 163 об.-165 об., 333 об .-338.

17 Там же. Л. 141 об.-143, 418 об.-420 об.

18 Там же. Л. 187-189 об., 366-369.

19 Там же. Л. 299-301 об., 341-343, 361-365.

20 РГАДА. Ф. 1209. Оп. 3. № 17151. Л. 148-157.

21 НИА СПбИИ. Колл. 2. Кн. 23. Л. 77 об.-78. (ДАИ. — Т. I. — С. 85, 86)

22 Там же. Л. 210 об.-215. (ДАИ. — Т. I. — С. 87, 88)

23 «Боярская книга» 1556/57 года / Публ. А.В. Антонова // Русский дипломатарий. — М., 2004. — Вып. 10. — С. 80-119.

24 НИА СПбИИ. Колл. 2. Кн. 23. Л. 365-365 об. (ДАИ. — Т. I. — С. 65, 66).

25 Там же. Л. 375 об.-376.

26 Там же. Л. 288 об.-291. (ДАИ. — Т. I. — С. 111, 112). То же распоряжение повторили в грамоте от 20 января 1556 г. еще одному Резанову — Мурату Дмитриеву сыну, пожалованному за 8 лет службы «в отвод» поместьем в 10 обеж (Там же. Л. 291-293 об.).

27 Там же. Л. 322 об.-324 об.

28 Там же. Л. 389 об.-392.

29 Там же. Л. 405-407.

30 Там же. Л. 20-23. (ДАИ. — Т. I. — С. 94, 95)

31 Там же. Л. 224 об.-227 об. (ДАИ. — Т. I. — С. 105,106)

32 Там же. Л.375. (ДАИ. — Т. I. — С. 66)

33 Там же. Л. 278-280 об. (ДАИ. — Т. I. — С. 110,111).

34 Там же. Л. 96 об.-99. (ДАИ. — Т. I. — С. 92, 93).

35 К примеру, в одной 23 статье (по 8 рублей) Я.Н. Стромилов имел более 900 четвертей земли, Т.И. Радцов — 400 четвертей, а кн. И.А. Львов Зубатого и Л.Г. Голчин — по 170 четвертей («Боярская книга» 1556/57 года. — С. 105, 106).

36 «Боярская книга» 1556/57 года. — С. 86.

37 Там же. — С. 105

38 Там же. — С. 97.

39 Там же. — С. 103.

40 Там же. — С. 103, 104.

41 Там же. — С. 105.

42 Там же. — С. 89.

43 Там же. — С. 91.

44 Там же. — С. 106.

45 Там же. — С. 91.

46 Там же. — С. 96.

47 Там же. — С. 105.

48 Там же. — С. 106.

49 Там же.

50 Пример подобного распоряжения, о нетчиках зимнего похода против шведов в 1555-1556 гг., см.: НИА СПбИИ. Колл. 2. Кн. 23. Л. 358 об.-359. (ДАИ. — Т. I. — С. 150)

51 Там же. Л. 77 об.-79 об.

52 Там же. Л. 210 об.-215.

53 Там же. Л. 331-333 об. (ДАИ. — Т. I. — С. 112, 113).

54 «Боярская книга» 1556/57 года. — С. 89, 91, 96, 97, 106, 108, 114-116 и др.

55 Там же. — С. 109.

56 Там же. — С. 117.

57 РГАДА. Ф. 1209. Оп. 3. № 17151. Л. 165-165 об.

58

Если размер поместья не отражен в цитате из явчего/смотренного списка, а известен из дела новгородской записной книги, он указывается в скобках.

59 РГАДА. Ф. 1209. Оп. 3. № 17151. Л. 150 об.-151 об.

60 Там же. Л. 152 об.-153.

61 Там же. Л. 153.

62 Там же. Л. 153-153 об.

63 Эскин Ю.М. Дмитрий Михайлович Пожарский. — М., 2013. — С. 12, 13, 17, 18.

64 Полное собрание русских летописей. — М., 2000. — Т. 13. — С. 269.

65 Курбатов О.А. «Копейный бой» русской поместной конницы в эпоху Ливонской войны и Смутного времени [Электронный ресурс] // История

военного дела: исследования и источники. — 2013. — Специальный выпуск. I. Русская армия в эпоху царя Ивана IV Грозного: материалы научной дискуссии к 455-летию начала Ливонской войны. — Ч. I. Статьи. Вып. II. - С. 227-235 <ЬИр://шшш.ш11Ы81Мо/2013/04/23/кугЬаЮу 2> (23.04.2013); Недавние возражения Н.В. Смирнова не отменяют факта упоминаний такого разряда холопов, как «человек с копьем» (служилого человека) даже в «Боярской книге» 1556 г. Ср.: Смирнов Н.В. О «копейном бое» русской поместной конницы второй половины XVI в. (по поводу статьи О.А. Курбатова) [Электронный ресурс] // История военного дела: исследования и источники. — 2013. — Специальный выпуск. I. Русская армия в эпоху царя Ивана IV Грозного: материалы научной дискуссии к 455-летию начала Ливонской войны. — Ч. II. Дискуссия. Вып. II. — С. 104-111 <ЬИр://шшш.ш11Ы81.Мо/2013/07/15/8ш1гпоу> (15.07.2013).

66 О достоверности опубликованного списка Каширской десятни и небольших расхождениях с подлинником см.: Кротов М.Г. Источники реконструкции десятен XVI-XVII вв. // Исследования по источниковедению и истории СССР дооктябрьского периода. Сб. статей. — М., 1983. — С. 55, 56.

67 Подсчеты были проведены А.В. Черновым, см.: Чернов А.В. Вооруженные силы Русского государства в XV-XVII в.в. — С. 79, 80.

68 Десятня по Серпухову и Тарусе. Апрель 1556 года. Реконструкция (Кротов М.Г. Опыт реконструкции десятен по Серпухову и Тарусе 1556 г., по Нижнему Новгороду 1569 г., по Мещере 1580 г., по Арзамасу 1589 г. // Исследования по источниковедению истории СССР дооктябрьского периода. Сб. статей. — М., 1985. Приложение I. — С. 84, 85).

69 Кротов М.Г. К истории составления десятен (2-я половина XVI в.) // Исследования по источниковедению истории СССР дооктябрьского периода. Сб. статей. — М., 1984. — С. 56-72.

70

Реконструкция М.Г. Кротова: ЬИр://кго1:оулпЮ/уакоу/Ы81шу/17 ги шо1/ёе8уа1:п1/157801ше.Ь1;ш1.

71 Реконструкция М.Г. Кротова:

http://krotov.info/yakov/history/17 ru moi/desyatni/15780702.html

72 РГАДА. Ф. 388. Оп. 1. № 861. Л. 8.

73 РГАДА. Ф. 210. Столбцы Московского стола. № 48. Л. 489.

74 Десятня по Мещере. 1580 год. Реконструкция (Кротов М.Г. Опыт реконструкции десятен по Серпухову и Тарусе 1556 г., по Нижнему Новгороду 1569 г., по Мещере 1580 г., по Арзамасу 1589 г. Приложение III. — С.86-90).

75 Лихачев Н. Любовниковы. — С. 213, 214.

76 РГАДА. Ф. 388. Оп. 1. № 854. Л. 288.

77 РГАДА. Ф. 388. Оп. 1. №. 851. Л. 234-234 об.

78 Лихачев Н. Любовниковы. — С. 211.

79

Чеченков П.В. Десятни как источник изучения нижегородского служилого «города» (http://www.opentextnn.ru/history/istochnik/istXIII-XIX/?id=3103.

Размещено 30.11.2009 г.)

80

Десятня по Нижнему Новгороду. Апрель 1569 года. Реконструкция (Кротов М.Г. Опыт реконструкции десятен по Серпухову и Тарусе 1556 г., по Нижнему Новгороду 1569 г., по Мещере 1580 г., по Арзамасу 1589 г. Приложение II. — С.86-90).

81 РГАДА. Ф. 388. Оп. 1. № 846. Л. 544.

82 РГАДА. Ф. 388. Оп. 1. № 972. Л. 477; № 851. Л. 233.

83 РГАДА. Ф. 248. Опись 117. № 1551. Л. 178-179.

84

Миллер Ф.И. Известие о дворянах российских. Об их происхождении... — СПб., 1790. — С. 34-36.

85

В 1556 г. кн. Ю.И. Мещерский числился среди дворовых с окладом в 200 четвертей (Каширская десятня 1556 года. — С. 29).

86 РГАДА. Ф. 248. Опись 117. № 1551. Л. 178-179

87 РГАДА. Ф. 388. Оп. 1. № 858. Л. 137 об.

88 НИА СПбИИ. Колл. 2. Кн. 23. Л. 279. (ДАИ. — Т. I. — С. 110)

Выписка XVIII века передает это так: «Дети боярские коширяне емлют оброк. Затем городовые: стан Растовец, помесной оклад по 200 четьи. И в числе других написан. [...] Затем явствует помесной оклад по 150 четвертей, в числе других написан.» (РГАДА. Ф. 388. Оп. 1. № 854. Л. 288).

90 РГАДА. Ф. 388. Оп. 1. № 858. Л. 138.

91 Лихачев Н. Любовниковы. — С. 212.

92 РГАДА. Ф. 388. Оп. 1. № 880. Л. 43.

93 РГАДА. Ф. 388. Оп. 1. № 855. Л. 292.

94 РГАДА. Ф. 388. Оп. 1. № 843. Л. 55.

95 «И по протчем значит: дворовые, затем явствует помесной оклад 250 чети, по 10 ру(блев), другие. Под тем написаны Митька да Рахманин Яковлевы дети Мещеринова» (РГАДА. Ф. 388. Оп. 1. № 855. Л. 292).

96 РГАДА. Ф. 388. Оп. 1. № 848. Л. 89.

97 Сташевский Е.Д. Десятни Московского Уезда 7086 и 7094 гг. // Чтения в императорском обществе истории и древностей Российских. — М., 1911. — Кн. 1. — С. 3-35.

98

«И по протчем значит: шестая статья, по сту четьи. под тем: городовые, и в числе других написан Иванко Харитонов сын Матрунин. Под именем ево явствует: поместья за ним в Володимерском уезде, а вотчины за ним ни в котором городе нет.» (РГАДА. Ф. 388. Оп. 1. № 851. Л. 116)

99 НИА СПбИИ. Колл. 2. Кн. 23. Л. 47-48. (ДАИ. — Т. I. — С. 127).

100 Антонов А.В. Указ о поместьях осадных детей боярских // Русский дипломатарий. — М., 2001. — Вып. 7. — С. 381-383; Скрынников Р. Г. Россия в начале XVII в. «Смута». — М., 1988. — С. 21.

101 Полное собрание русских летописей. — М., 2000. — Т. 13. — С. 191.

102

Малов А.В. «Конность, людность и оружность» служилого «города» перед Смоленской войной на материале Великих Лук // Цейхгауз: Военно-исторический журнал. — 2002. — № 18. — С. 12-15.

Курбатов О. А. «Оружность» русской конницы 1630-х - начала 1650-х гг.// Цейхгауз: Военно-исторический журнал. — 2006. — № 23. — С. 2-4.

104 Полное собрание русских летописей. — М., 2000. — Т. 13. — С. 267-269.