CC BY
35
Т. С. Садова
СПбГУ, Санкт-Петербург
КОНФЛИКТНЫЙ ПОТЕНЦИАЛ НАИМЕНОВАНИЯ КАК ПРЕДМЕТ ЛИНГВИСТИЧЕСКОЙ ЭКСПЕРТИЗЫ: НОМИНАЦИЯ ЧЕЛОВЕКА
С конца 90-х гг. XX в. в России усиливается поток социальных запросов на лингвистическую экспертизу как актуальное исследование фактов речевой деятельности, порожденных природной конфликтностью человеческого общения, в том числе — по причине «объективного свойства асимметрии формы и значения языкового знака, его бесконечной смысловой валентности, стремления языкового знака к обозначению широкого спектра смыслов» [Голев, Ким 2007:238].
Совершенно очевидно, что практика (и тем более теория) лингвистической экспертизы в нашей стране еще слишком молода, чтобы служить основанием для широких обобщений и системных выводов о способах функционирования естественного языка в правовой сфере вообще и о существовании универсальных методов лингвоэкс-пертного исследования, в частности. Следует отметить, что многое в этом направлении уже сделано. Стараниями коллег из Кемерово, Барнаула, Москвы, Нижнего Новгорода и др. исследованы основные проблемные аспекты взаимодействия языка и права ([Голев 1998; 1999; 2002; Галяшина 2003] и др.), определены разделы юрислингви-стики как теоретико-прикладной ветви современного языкознания ([Голев 2002; Осадчий 2014] и др.), наметились общие взгляды на структуру, содержание, а также источники лингвистических данных, которые бы удовлетворяли требованиям языка права и правовым нормам как таковым ([Баранов 2007; Бринев 2009] и др.).
Однако многие российские эксперты-лингвисты, и это следует признать общим явлением [Голев 2002: 14], до сегодняшнего дня работают, руководствуясь преимущественно своей профессиональной интуицией и опираясь на базовые общефилологические методы. В ряде исследований юрислингвистической тематики и вовсе
отрицается наличие каких-либо особенностей лингвоэкспертных исследований, не признается и принципиальная возможность «взаимной адаптации лингвистического и юридического понятийно-методологического аппарата» [Тарланов 2014: 76].
Между тем практическая экспертная деятельность, касающаяся широчайшего круга тем и проблем различного свойства, часто обнаруживает существенные лакуны в теоретической проработке разнообразнейших форм взаимоотношения естественного языка и языка права, безусловно имеющего особые черты. Таким образом, вопрос метода при анализе речевого факта, попавшего в сферу правовой коммуникации, стоит по-прежнему весьма остро: исследовательские инструменты «чистой лингвистики» в решении целого ряда лингвоэкспертных проблем порой оказываются недостаточными.
Конфликтность, т. е. потенциальная противоречивость функционирования номинации человека в естественной речи, общеизвестна: она может быть следствием как собственно языковых противопоставлений («диалектное — общеязыковое», «оценочное — нейтральное», «окказиональное — общеязыковое» и т. д.), так и противоречий, связанных с фактами прагматического порядка (речевые стратегии коммуникантов, намерение адресанта и восприятие адресата, речеповеденческие традиции говорящих и т. д.).
Из всех функций номинации лица, особенно если это предмет экспертизы, лингвист сосредоточен на оценочной, т. е. квалификационной, потому что номинация, особенно в делах по защите чести, достоинства и деловой репутации, есть правовая квалификация: мошенник — не просто оскорбительное слово, это уголовная статья; в синонимическом ряду безобразник, архаровец, колобродник, гопник, озорник, хулиган — только последнее имеет правовой статус. Синонимия в экспертной деятельности играет большую роль, а потому, на наш взгляд, чрезвычайно важно иметь «свой» словарь синонимов, демонстрирующий не столько общеязыковую синонимию, сколько синонимию «правовую», представляющую ряды близких в правовом статусе слов.
Высокую степень конфликтности номинаций лица актуализируют т. н. закрытые коммуникативные сферы — военная, прежде всего.
В одном из дел о защите чести, достоинства и деловой репутации (Ст. 152 ГК РФ) лингвисту-эксперту предлагалось разобраться
в степени оскорбительности прецедентного выражения «свадебный генерал», адресованного кадровому генералу, приглашенному в качестве почетного гостя на свадьбу одного из подчиненных ему офицеров. Запрос об экспертизе, пришедший от адвоката истца, включал в себя два вопроса к эксперту: 1) имеет ли выражение «свадебный генерал» негативную характеристику человека, имеющего в настоящее время воинское звание «генерал-майор»? 2) можно ли квалифицировать это выражение как унижающее достоинство офицера в звании генерала? Запрос сопровождался краткой характеристикой речевой ситуации, приведшей к конфликту сторон: истец (генерал) счел себя крайне оскорбленным, поскольку не единожды одним из подчиненных ему офицеров (ответчик) был публично назван «свадебным генералом», что всякий раз вызывало смех среди гостей, большая часть которых — офицеры, находившиеся в прямом подчинении истца.
При работе над текстом заключения эксперту, безусловно, следовало учесть важнейшие моменты экстралингвистического свойства, напрямую касавшиеся сути заданных вопросов, ответы на которые с позиции «чистой лингвистики» были очевидны. С учетом строго регламентированной военной коммуникации важно было иметь в виду: а) неофициальный характер мероприятия (свадьба), при котором степень иерархически выстроенных взаимоотношений между командиром и подчиненными не столь высока; б) статус приглашения (почетный гость); в) состав участников мероприятия (большинство — подчиненные генералу офицеры); г) форму одежды присутствовавшего на свадьбе генерала (форменный мундир); д) личность ответчика (младший офицер того же полка). Вооружившись категорией уместности, принятой в общей теории культуры речи, эксперт составил заключение, максимально учитывая специфику той коммуникативной среды, в которой произошел речевой конфликт: сугубо лингвости-листический анализ известного выражения не дал бы объективной характеристики данной речевой ситуации и, как следствие, не определил бы квалификативного качества номинации «свадебный генерал». При этом границы компетенции лингвиста-эксперта в строгом смысле несколько расширились, а вопрос определения метода исследования остался открытым. Весьма условно его можно было определить как коммуникативно-социологический.
Несмотря на имеющееся в ст. 5.61 КоАП РФ определение оскорбления («унижение чести и достоинства другого лица,
выраженное в неприличной форме» [КоАП РФ 2016]), определить «оскорбительный характер» номинации человека путем собственно лингвистических методов достаточно сложно. Во-первых, каждое из слов, призванных разъяснить сущность оскорбления в данной статье КоАП, в свою очередь, имеет множественные толкования (честь, достоинство, неприличная форма), а потому требует отдельной лингво-правовой интерпретации. Во-вторых, номинация лица часто квалифицируется как оскорбление с точки зрения адресата, а потому во многом зависит от личностных черт «оскорбленного» — культурных, социальных, возрастных, религиозных и т. д. Иными словами, попав в поле правовой интерпретации, практически любое наименование человека, и особенно оценочное, неизбежно обретает статус квалификативной номинации, поэтому собственно лингвистическая интерпретация этого наименования не должна вступать в противоречие с правовой.
При составлении судебного экспертного заключения по любому речевому конфликту, в том числе — вызванному различной интерпретацией номинации лица, важно иметь в виду и то, что присутствующие в зале суда (по праву носителей языка) зачастую имеют свое мнение о том же языковом факте. Эксперт обязан учесть, что столкновение наивной и профессиональной лингвистики практически всегда сопутствует провозглашению лингвистической экспертизы на судебном заседании. Потому необходимо искать способы не противопоставления, а объединения (пересечения) «природного чувствования языка» [Бодуэн де Куртенэ 1963: 38-60] и научного толкования речевых фактов, явившихся предметом лингвоэкспертного исследования.
Приведем пример из практики. Любитель чужой копейки — эта многословная номинация, адресованная одному из руководителей большого предприятия, была воспринята им как оскорбление, как жестокий урон репутации, поскольку заключалась в письме, опубликованном в местной газете. По мнению автора письма, директор уклонялся от выплат работникам законных премий, присваивая деньги себе. На стадии мирового соглашения был подключен лингвист-эксперт, который должен был убедить автора письма в том, что (цитирую задание) «огульно обвинять руководителя предприятия некорректно», что поданный руководителем иск о защите чести, достоинства и деловой
репутации «имеет явные судебные перспективы». Автор же письма утверждал, что не видит в своем тексте и — конкретно — в выражении любитель чужой копейки ничего оскорбительного.
Определять правоту/неправоту изложенного в письме надлежало безусловно и только суду. Дело лингвиста — на стадии мирового соглашения дать заключение о наличии «негативной оценки» в сочетании, заключенном в следующий контекст: [Этот] любитель чужой копейки [сумел создать видимость благополучия коллектива]. Ни семантико-стилистический анализ слова «любитель» в данном текстовом окружении, ни явное синекдохическое выражение чужая копейка в значении 'не принадлежащие тебе деньги' не могли убедить автора письма в том, что эта номинация имеет оценочный характер, и она, эта оценка, безусловно не положительная. Со своей стороны, оскорбленный руководитель настаивал на том, что в письме имеется явное обвинение в воровстве, хотя слова «вор» или его производных в тексте не было. Однако чувствование родного языка позволяло истцу, говоря специальным языком, расширить семантическое поле анализируемой номинации. Предварительная, сугубо лексико-семантическая, характеристика этого контекста, напомним, примирительного результата не дала. В желании сблизить позицию участников конфликта с мнением эксперта было решено прибегнуть к системе примитивных бинарных оппозиций, что значительно упростило задачу.
Сторонам конфликта были предложены вопросы, на которые следовало ответить письменно.
I. Любитель чужой копейки. Это:
1. Наименование человека
2. Наименование животного.
Если 1.
II. Любитель чужой копейки. Это:
1. Наименование внешности / возраста / телосложения человека
2. Наименование характера/поведения /поступка человека
III. Общественное мнение: хорошо — плохо (отметить знаками + -)
Любитель театра любитель денег
IV. Общественное мнение: хорошо — плохо (отметить знаками + -)
Любитель чужого нелюбитель чужого
V. Что звучит выразительнее, ярче? (подчеркнуть)
Он любитель чужой копейки
Он не всем выплачивает премии 331
В итоге оказалось, что обе стороны — и автор письма, и оскорбленный директор — совершенно единодушны в ответах на простые вопросы. Переводя на язык, приближенный к специальному, они обнаружили одинаковое представление о том, что номинация любитель чужой копейки: а) имеет оценочный компонент; б) эта оценка явно не положительная; в) носит квали-фикативный характер. Таким образом, природное чувствование языка привело участников конфликта к единому мнению, причем срежиссированному экспертом. Были принесены необходимые извинения, произнесены обязательные в таких случаях слова, и — к удовлетворению всех — примирение сторон было достигнуто.
Приведенные и многие другие примеры из практики экспертной деятельности свидетельствуют о том, что в теории метода, разработке приемов и методик лингвоэкспертизы еще многое предстоит сделать, что есть необходимость в специальном терминологическом аппарате лингвоэкспертных исследований. Так, именно лингвистам следует описать и обосновать объективные и точные критерии различения утверждения, мнения и оценки [Обелюнас 2012], столь часто требуемые в обращениях к экспертам, особенно по ст. 152 ГК РФ (Защита чести, достоинства и деловой репутации). Юристам же необходимо эти критерии закрепить законодательно во избежание разночтений в толковании номинаций любой тематики (лица, в том числе). Иными словами, лингвистическая экспертиза должна окончательно принять статус лингво-правовой.
Литература
Баранов 2007 — А. Н. Баранов. Лингвистическая экспертиза: теория и практика: учеб. пособие. М.: Флинта — Наука, 2007. Бодуэн де Куртенэ 1963 — И. А. Бодуэн де Куртенэ. Избранные труды по общему языкознанию: В 2-х т. Т. I. М.: Изд-во Академии наук СССР, 1963.
Бринев 2009 — К. И. Бринев. Теоретическая лингвистика и судебная лингвистическая экспертиза: монография. Барнаул: АлтГПА, 2009. Галяшина 2003 — Е.И.Галяшина. Понятийные основы судебной лингвистической экспертизы // М. В. Горбаневский (ред.). Теория и практика лингвистического анализа текстов СМИ в судебных экспертизах и информационных спорах. Ч. 2. М.: Галерия, 2003. С. 48-64. Голев 1999 — Н.Д. Голев (ред.). Юрислингвистика-1: проблемы и перспективы: Межвуз.сб.научн.тр. Барнаул: Изд-во Алтайского ун-та, 1999.
Голев 1998 — Н. Д. Голев. На стыке языка и права (несколько тезисов по юрис-лингвистике) // В. А. Пищальникова (ред.). Актуальные проблемы филологии. Барнаул: Изд-во Алтайского ун-та, 1998. С. 48-51.
Голев 2002 — Н. Д. Голев. Об объективности и легитимности источников лингвистической экспертизы // Н. Д. Голев (отв. ред.). Юрислингвистика-3: проблемы юрислингвистической экспертизы. Барнаул: Изд-во Алтайского ун-та, 2002. С. 14-29.
Голев, Ким 2007 — Н.Д.Голев, Л.Г.Ким. Коммуникативная неудача в свете теории множественности интерпретации // Актуальные проблемы лексикологии и словообразования. Вып. 10. Новосибирск: НГУ, 2007. С. 238-248.
КоАП РФ 2016 — Кодекс Российской Федерации об административных правонарушениях от 30.12.2001 № 195-ФЗ (ред. от 06.07.2016).
Обелюнас 2012 — Н.В. Обелюнас. Конфликт интерпретаций текстов в аспекте оппозиции событийной и оценочной информации (на материале текстов российских СМИ). Автореф. дис.... канд. филол. наук. Кемеровский гос. ун-т, Кемерово, 2012.
Осадчий 2014 — М. А. Осадчий. Русский язык на грани права. Функционирование современного русского языка в условиях правовой регламентации речи. М.: Либроком, 2014.
Тарланов 2014 — З. К. Тарланов. Введение в судебную лингвистику: учеб. пособие. Петрозаводск: Северный филиал СФ РПА Минюста России, 2014.
