CC BY
224
КОНФЛИКТ И ТЕРРОРИЗМ КАК МАСС-МЕДИИНЫЕ СОБЫТИЯ: КРИТИЧЕСКИЙ АНАЛИЗ
Артур Атанесян
Проблемы конфликтов, войн и терроризма представлены в данной статье не в качестве объективно существующих, самостоятельных явлений, а как конструируемые СМИ коммуникативные события - результаты применения современных масс-медийных технологий, рассчитанных на создание в обществе определенных настроений, восприятий и действий. Манипулирование определенными темами, образами, имиджами, создание параллельной масс-медийной реальности, зачастую отличной от объективных фактов, создает эффект виртуализации и раздвоения социально-психологического мира, в котором виртуальные образы войн, конфликтов и терроризма обретают особые свойства и функции.
Терроризм, а также конфликты, кризисы, войны и массовые явления с критическим исходом занимают первые страницы в текущей прессе, а также первые минуты эфирного времени в новостных передачах. Первостепенность подобных явлений в качестве новостных единиц и информационных сюжетов объяснена в современных критических теориях масс-медиа - теории «медиа-недомогания» (Media Malaise), или «гражданского недомогания» (Civic Malaise), теории культивации насилия, частично - в теории повестки дня [1, с. 15-39].
Так, в соответствии с теорией постановки повестки дня (Agenda-Setting Theory), «мы считаем важным то, что медиа считает важным» [2, p. 332]. Причем, очень важно отметить, что по теории постановки повестки дня СМИ определяют не столько содержание того, о чем будут думать граждане, сколько то, о каких проблемах они будут думать: «Пресса едва ли всегда будет достигать успеха, говоря людям, что думать, однако парадоксальным образом будет успешной, говоря своим читателям, о чем думать» [2, p. 333]. И если данный вывод справедлив в отношении прессы, то технически более оснащенные средства массовой коммуникации – телевидение и Интернет – пошли намного дальше и не только говорят людям, о чем думать, но и что думать, как относиться к тому или иному явлению, в каких терминах его определять, как воспринимать.
Принципиально важным в определении терроризма является то, что, как
108
<21-й ВЕК», № 4 (12), 2009г.
А.Атанесян
пишут П.Норрис, М.Керн и М.Джаст, следует различать объективные характеристики терроризма, выявленные при отслеживании инцидентов, связанных с терроризмом, и субъективное восприятие терроризма [3, р. 5]. На уровне субъективных восприятий и оценок реальная картина, как правило, размывается, трансформируется в систему эмоциональных образов и характеристик, не всегда отражающих реальность.
Российский психолог Д.В.Ольшанский приводит следующие примеры расхождения массовых субъективных оценок с необходимостью объективного определения понятия терроризм. «Центр стратегического анализа и прогноза провел специальный опрос среди москвичей вскоре после террористических актов в Нью-Йорке 11 сентября 2001 года. Один из вопросов был как будто достаточно прост: что же означает слово «терроризм»? Как выяснилось, это только кажущаяся простота. Из более тысячи опрошенных москвичей, 47% ответили, что это — террористические акты, то есть определили одно слово через два, связанных с ним, что никак не проясняет ситуацию. 38% дали чисто оценочные ответы: это «преступление», «варварство», «насилие» и т.д. 12% затруднились с ответом или же не захотели говорить на данную тему. 2% — нашлись и такие, — честно сказали: «не знаю». И только 1% опрошенных попытался определись террор как чьи-то действия, направленные на достижение какой-то цели. Хотя и подобные объяснения, в большинстве своем, также были достаточно путаными.
По данным похожего опроса фонда «Общественное мнение», достаточно запутано и понимание людьми того, кто же такие «международные террористы». Это «бандиты, враги человечества, нелюди» — 26%. «Преступники мирового масштаба» — 16%. «Фанатики» — 6%. «Группировки, банда, мафия» — 5%. «Наемные убийцы» — 5%, «стремящиеся к мировому господству» — 4%. «Агрессивные приверженцы ислама» — 3%. «Психически нездоровые люди» — 2%. «Мстители» — 2%.» [4, с. 11-12].
Интересно заметить, что в отличие от опросов по России, аналогичные опросы в других странах могли бы дать совершенно иную картину общественного мнения. Так, скажем, в арабских странах ассоциированность терроризма с исламом является наименее вероятным компонентом общественных оценок и восприятий, в отличие, скажем, от США, где терроризм, особенно после событий 11 сентября 2001г., в основном подавался в СМИ как исламский фактор. Указывая на это, Мустафа Аль Саид (Mustafa Ai Sayyid) пишет, что в современной западной интерпретации терроризм определяется и воспринимается как сугубо «мусульманский терроризм», как явление, «исходящее преимущественно из мусульманских стран». Терроризм — это те, кто «не-Мы», а «Мы — не террористы» [5, р. 64-71].
109
А.Атанесян
<21-й ВЕК», № 4 (12), 2009г.
Аналогичное восприятие терроризма формировалось и российскими СМИ по поводу войны в Чечне, хотя, как известно, терроризм в России осуществляется и местными криминальными структурами, и националистическими группировками, в частности, в отношении иногородних и иностранцев. Ксенофобия является одним из пагубных для любого общества последствий терроризма. Как показывают исследования, «по данным правозащитников, ангичеченские настроения, всплеск которых был зафиксирован после «Норд-Оста», постепенно сменяются неприязнью вообще к "нерусским"» [6, с. 216].
Г.Купер указывает на то, что в большинстве дискуссий терроризм представлен односторонне и предвзято: то, что делаю Я, если даже это неприемлемо для других, все равно не терроризм. Если аналогичное делаешь Ты — это терроризм. Поэтому, по мнению Купера, терроризм должен определяться как таковой не на основании того, кто его совершает и кто о нем рассуждает, а того, что совершено. Тем не менее, Купер приходит к выводу, что непредвзятое определение понятия терроризм является маловероятным [7, р. 55-63].
Аналогичная позиция озвучена В.А.Медведевым, который считает, что антитеррористическая деятельность, нацеленная на ликвидацию террористов и предотвращение осуществляемого ими террора, по своим методам – тоже террор: «террористическим актом в равной мере является и взрыв испанского поезда, и стрельба по иракской толпе солдата войск коалиции; и то, и другое подразумевает устрашение людей и контроль над ними, принудительным образом поставленными лицом к лицу с фактором внезапной смерти. В этом плане, кстати говоря, террор и контртеррор неотличимы... Боец спецподразделения с радиоуправляемой миной или ракетой космического наведения, устрашающий неугодного его командованию политического или религиозного лидера, по мотивам и последствиям своего поступка абсолютно неотличим от смертника с поясом «шахида», взрывающего вместе с собой несколько случайных прохожих. Целью и того, и другого является моральное устрашение потенциальных жертв, а сверхцелью — контроль над их поведением» [8, с. 105]. Можно сказать, что избежать оценочных суждений в определении понятия терроризм и в классификации террористических актов практически невозможно.
Таким образом, терроризм — это не только то, что объективно имеет место, но и то, что мы говорим о терроризме. Делая терроризм предметом массового дискурса, мы тем самым превращаем его в коммуникативное явление, которое может оказывать самостоятельное воздействие на наше восприятие и поведение. Обсуждая терроризм, показывая его по ТВ, публикуя репортажи о его проявлениях в прессе и Интернете, мы тем самым частично продолжаем его, осуществляем целый ряд его функций, связанных с воздействием на страхи, запугиванием людей.
110
<21-й ВЕК», № 4 (12), 2009г.
А.Атанесян
Итак, субъективность в определении терроризма и ряда связанных с ним понятий является неизбежным уровнем, на котором происходит периодическая переоценка происходящего и на который воздействуют СМИ. СМИ перенаправляют общественные настроения, обеспечивают диалог между обществом и властью по поводу насущных проблем и решений. Могут ли СМИ обеспечивать объективность и непредвзятость в освещении террористических актов?
П.Норрис, М.Керн и М.Джаст указывают на двоякую опасность, возникающую при освещении журналистами проблемы терроризма и конкретных террористических актов. Прежде всего, это — трудность и даже невозможность соблюдения объективности и непредвзятости в освещении терактов. С одной стороны, демонстрируя репортажи о терактах и рассказывая о них, журналисты популяризируют терроризм как модель поведения, легитимизируют террор, а также, вероятно, поощряют теракты в будущем. С другой стороны, журналисты принимают сторону официальной политики по борьбе с терроризмом, и тогда их деятельность способствует оправданию любых, не всегда обоснованных и адекватных действий властей, обосновываемых необходимостью борьбы с терроризмом. В частности, как пишут авторы, в результате деятельности американских СМИ после терактов 11 сентября 2001 года американцы стали воспринимать угрозу международного терроризма намного острее, чем она является в действительности. Как следствие, обостренное восприятие угрозы терроризма в США привело к целому ряду институциональных и организационных реформ внутри страны (созданию Департамента безопасности страны, ужесточению режима безопасности в аэропортах, активизации деятельности секретных служб), а также обеспечению легитимации для целого ряда беспрецедентных внешнеполитических решений касательно Афганистана, Ирака, Ирана, Северной Кореи [3, р. 4].
Можно сказать, что обострение общественных настроений и восприятий терроризма как следствие деятельности масс-медиа позволяет политическим лидерам принимать крайние решения, невозможные в иных условиях. Возникает эффект «секьюритизации» определенных проблем и задач (придание этим проблемам статуса жизненно важных, экстренных, связанных с безопасностью государства и общества) [9, р. 23]. На принятие решений такого рода легче мобилизовать ресурсы и общественную поддержку. Возникает вероятность того, что под грифом «борьбы с терроризмом» возможно решение вопросов, с терроризмом не связанных, но представленных общественности как «проблема терроризма». Широкое обсуждение легитимности военных действий США и союзников в Ираке и Афганистане, представленных общественности как борьба с международным терроризмом, вызвано именно недостаточной обоснованностью взаимосвязи ме- 111
111
А.Атанесян
<21-й ВЕК», № 4 (12), 2009г.
жду терроризмом, его угрозой из Ирака и Афганистана (а затем и Ирана), а также сомнительностью решенности поставленных таким образом задач.
Целый ряд исследований, особенно после террористических актов 11 сентября 2001 года в США, показывает, что кризисная ситуация является достаточным основанием для властей, чтобы временно (в неопределенной временной перспективе) взять под свой полный контроль деятельность Масс-медиа в стране. В условиях конфликта и кризиса власть пытается контролировать деятельность СМИ касательно освещения развития конфликта, его причин, кризисных вопросов, терроризма и его определенного восприятия в обществе. Поэтому так называемая теория либерализма СМИ, согласно которой СМИ в своей деятельности реагируют на потребности общества и полностью детерминируют свою работу под влиянием «снизу», в условиях конфликта и кризиса не работает. Так, по замечанию британского автора Сары Оатс, после терактов 11 сентября 2001 года в США СМИ в основном освещали решения президента Буша и Конгресса, реакцию президента и официальных лиц США на теракты, их выступления и аргументы в пользу вторжения в Афганистан и Ирак в качестве ответа на действия террористов. В России, по словам С.Оатс, освещение войны в Чечне и терактов также полностью соответствовало «линии Кремля». Поэтому Россия считалась наиболее опасной страной для работы иностранных журналистов, деятельность которых не соответствовала официальной информационной политике страны» [10, р. 6-7].
Терроризм как коммуникативное явление нередко используется политическими лидерами во время избирательных кампаний. Использование угрозы терроризма как основания для нестандартных решений позволяет политикам выступать перед избирателями с новыми предложениями, с аргументами необходимости силовых решений, что демонстрирует политика как сильного, волевого лидера, способного на большее, чем его предшественники. Так, взлет президентской карьеры В.В.Путина пришелся на так называемую «Вторую чеченскую войну», сопряженную со страшными терактами в различных регионах России, такими, как взрыв Дома правительства в Грозном (27 декабря 2002г.), теракты двух чеченских террористок-смертниц во время рок-фестиваля в Тушино (5 июня 2003г.), взрывы на станциях московского метро (6 февраля 2004г.), теракт в Грозном, в результате которого погиб президент Чечни Ахмат Кадыров (9 мая 2004г.), и др. Путин показал себя сильным и волевым политиком, причем его риторические приемы были сопряжены с такими лозунгами, как «Буду мочить террористов в сортире», и т.п.
Как отмечает С. Оатс, проведенные ею социологические исследования в России показывают, что россияне в условиях угрозы чеченского терроризма
112
<21-й ВЕК», № 4 (12), 2009г.
А.Атанесян
были готовы поддержать именно такого лидера, способного на жесткие решения, причем, применялись аналогии со Сталиным. Сравнивая антитеррористическую риторику политических лидеров России, Британии, США, С.Оатс замечает, что эта риторика существенно активизируется именно во время предвыборных кампаний в этих странах. Так, во время президентской кампании в США в 2004г. около 43% всех новостных телепередач были посвящены предвыборной агитации, и около 22,4% из них — терроризму. Кандидаты Джон Керри и Джордж Буш одинаково активно использовали необходимость борьбы с терроризмом как аргумент в пользу своего избрания. Керри говорил: «Позвольте мне быть абсолютно точным: будучи американцами, мы абсолютно едины в нашем намерении разыскать и уничтожить бин Ладена и террористов. Они — варвары. Мы будем охотиться за террористами, хватать их, и уничтожать их, где бы они ни были, и как бы то ни было...». Причем, Дж. Буш нередко обвинял Керри в слабости его позиции по терроризму, в том, что тот якобы не предлагает ничего конкретного в «Войне с терроризмом», что служило усилению позиции Буша [10, р. 10].
Продолжая тему, необходимо рассмотреть то, насколько современные СМИ руководствуются той или иной стратегией в освещении конфликтов, войн, терроризма, смерти. Существуют ли конкретные методы подачи подобной информации и так называемые «фильтры», ограничивающие дисфункцио-нальность и опасность демонстрации терроризма и конфликтности в СМИ? Каковы методы и технологии мобилизации массовых настроений и реакций, используемые СМИ в условиях конфликта, войны, терроризма? Причем, вопрос заключается не только в том, насколько журналисты владеют определенными принципами подачи кризисного материала, но и в том, существует ли вообще система принципов, которыми обязан руководствоваться журналист в подаче конфликтов, террористических актов, сцен смерти и убийств, массовых страданий и лишений.
Существует двоякое мнение относительно того, насколько журналисты используют профессионально отработанные методики подачи нестандартного материала, связанного с освещением конфликтов, войн и терроризма. Одни считают, что выбор того или иного способа подачи материала является скорее субъективным, нежели объективным и закономерным процессом, вплоть до отсутствия стратегии освещения конфликтов и терроризма вообще. Другие доказывают, что СМИ руководствуются определенными принципами и методами подачи материала о конфликте, войне, террористическом акте.
Ряд исследований деятельности СМИ в ситуации конфликта, кризиса, террористических актов показывает, что журналисты не руководствуются еди-
113
А.Атанесян
<21-й ВЕК», № 4 (12), 2009г.
ными общепринятыми принципами подачи материала, далеко не всегда придерживаются правил профессионализма и этических принципов, причем делают это в интересах рейтинга собственных СМИ и привлечения более широкой аудитории именно к своему репортажу, а также по причине профессиональной неграмотности. Так, говоря об использовании журналистами визуальных средств (картинки)1 в подаче конфликтов, кризисов, террористических актов, профессор коммуникаций Пенсильванского университета Б.Зелайзер пишет: «Журналисты, работающие во всех жанрах, и не только в военной журналистике, не представляют себе, что делать с картинками. Прежде картинки мыслились в качестве «пыли», второстепенной и лишь сопровождающей текст. Даже сегодня, в эру самостоятельного использования фотографий, телевидения, кабельных технологий и интерактивных дисплеев Интернета, не существует стандартов в использовании картинок в новостных репортажах: в журналистском сообществе остается в основном неясным, как расположить картинку, как ее назвать, как прокомментировать и как сопроводить ею текст. Это значит, что когда перед журналистами предстает сложный объект новостного освещения, не бывает ясного восприятия того, что может сработать лучше, что может быть более адекватным» [11, р. 27].
Тем не менее, анализ процессов освещения конфликтов, войн и терроризма в современных СМИ свидетельствует о наличии определенных тактик и принципов, применяемых журналистами с той или иной степенью эффективности, которая в конечном итоге зависит от особенностей аудитории. Так, любая информация в СМИ касательно военных действий, «справедливости» войны, оправдан-ности/неоправданности участия той или иной стороны в конфликте, определения степени угрозы терроризма и тяжести преступления, варьируется в системе дихотомичных объектов, непременно освещаемых в связи с этими явлениями. Как правило, основными дихотомичными объектами освещения в Масс-медиа, а также общественного дискурса в условиях конфликта, являются:
1. Свои участники — чужие участники.
2. Друзья — враги.
3. Наши цели — их цели.
4. Наши средства — их средства.
5. Наши аргументы — их аргументы.
6. Наши жертвы — их жертвы.
7. Гражданские — военные.
8. Классовая, расовая, гендерная, возрастная принадлежность преступников и их жертв.
9. Наши герои — их преступники.
1 Под «картинкой» понимается любое визуальное нетекстовое изображение, используемое параллельно с текстом или вместо текста в прессе, на ТВ и в Интернете. — А.А.
114
<21-й ВЕК», № 4 (12), 2009г.
А.Атанесян
Говоря о наличии определенных стратегий в освещении конфликтов, войн, терроризма, А.Е.Ясперсон и М.О.Эль-Кикхия указывают на так называемое «медиа-моделирование» как на один из уровней «определения повестки дня»: «Освещение событий в масс-медиа характеризуется как активное конструирование, отбор, структурирование информации с целью создания определенной реальности, понятной и значимой для аудитории. Моделирование имеет место, когда медиа замалчивает некоторые аспекты события с целью создания “конкретного определения проблемы, ее интерпретации, моральной оценки, и/или рекомендаций по вмешательству”» [12, р. 114].
Авторы рассматривают процесс медиа-моделирования конфликтов на следующих уровнях:
1. Медиа-моделирование деятельности и выступлений политических элит
(тех, кто занят созданием и решением проблем). Как правило, здесь действует система «зеркальных образов»: «свои» героизируются, когда как «чужие» представляются в качестве основных зачинщиков конфликта, террористов, агрессоров. Интересно заметить, что по наблюдениям А.Е.Яспер-сона и М.О.Эль-Кикхия, в США, как правило, кризисные ситуации сплачивают, а не разобщают нацию, объединяют общество вокруг президента, что является не только следствием деятельности СМИ, но и отражением гражданской психологии: «Там, где национальные лидеры едины в восприятии внешней угрозы стране, следует ожидать, что новостное освещение в СМИ будет агрегировать и укреплять поддержку администрации и ее политики безопасности, обеспечивая позитивное моделирование образа правительства. Как правило, в условиях международного кризиса американская общественность поддерживает своих политических лидеров и военные акции, осуществляемые в этом контексте. Как замечает Мюллер, для американского общества характерна демонстрация «Поднятия флага» и объединения вокруг президента. Это означает также общественное одобрение политики. По мнению Броди, во время международного кризиса Белый дом контролирует информацию, тогда как представители оппозиционной партии на публике сдерживают свое несогласие с президентом, создавая видимость консенсуса элит» [12, р. 116-117].
2. Медиа-моделирование деятельности военных (силовиков). В условиях любого конфликта и кризиса СМИ демонстрируют действия военных (силовых ведомств), будь то прямое вооруженное столкновение, или взаимная демонстрация силы, или же действия террористов и контрдействия силовиков. Естественно, что СМИ пытаются смоделировать поступление информации и освещение события таким образом, чтобы уменьшить демонст-
115
А.Атанесян
<21-й ВЕК», № 4 (12), 2009г.
рацию потерь «своих», представить жертвы со своей стороны как «неизбежность», которых в случае менее профессиональных действий силовиков могло быть намного больше. Враг, как правило, демонстрируется в качестве очень умелого и опасного, оснащенного современным оружием и использующего природные условия ландшафта, горную и лесистую местность, клановую систему и круговую поруку у населения с целью осуществления своих преступлений и во избежание поимки (вспомним репортажи о боевых действиях советских войск в Афганистане и российских войск в Чечне). На этом фоне потери «своих» воспринимаются как подвиг, а любая, даже самая незначительная победа — как героизм. То же самое характерно для медиа-стратегии террористов, которые демонстрируют себя в качестве «героев», противостоящих целой армии, народу, стране, человечеству.
3. Медиа-моделирование состояния населения (гуманитарных вопросов). В связи с конфликтом, войной, терроризмом СМИ формируют общественное мнение, демонстрируя «другую сторону войны» — бедственное положение населения, голод, потоки беженцев, эпидемии, страдания жертв террористических актов, смерть. Хотя подобные аргументы могут быть использованы каждой из сторон конфликта, тем не менее, гуманитарные вопросы в любом конфликте являются обоюдными и прежде всего должны являться призывом к человеколюбию.
Кроме того, возникают вопросы, касающиеся чисто технической стороны освещения кризисных ситуаций, в том числе в связи с военными действиями и террористическими актами. Одним из таких вопросов является то, показывать ли неидентифицированные останки жертвы военных действий (терактов) или ждать их идентификации?
Проблема заключается в том, что неидентифицированные останки могут быть приписаны как «своим», так и «чужим»; кроме того, они могут быть использованы как «за», так и «против» той или иной позиции в условиях кризиса. Если неопознанные останки интерпретируются как «свои», то это может иметь двоякий эффект — восприятие обществом себя как жертвы или же восприятие необходимости отмщения за свою жертву. Если же неопознанные останки как следствие конфликта (теракта) интерпретируются в СМИ в качестве «чужих», принадлежащих «врагу» (террористу), то и в этом случае возможен двоякий эффект. Наиболее предсказуемой реакцией аудитории на показ убитого врага (террориста) может быть торжество справедливости и чувство отмщенности, а также вера в силу властей пресекать преступления, вера в собственную справедливость.
116
<21-й ВЕК», № 4 (12), 2009г.
А.Атанесян
Однако, с другой стороны, не всем хочется видеть останки, чтобы убедиться в том, что террорист является преступником и с ним необходимо бороться. Демонстрация в СМИ террориста далеко не всегда нужна аудитории.
Согласно исследованию российского информационного агентства «Росбалт», «восприятие событий аудиторией во многом зависит от способов подачи соответствующего материала в средствах массовой информации. Так, после событий на Дубровке1 печатные СМИ еще долго «смаковали» образ убитой террористки, неоднократно показанный по телевидению: «Откинув голову на спинку красного сиденья, сидит молодая шахидка. Лицо, которое она так тщательно скрывала, открыто. Изо рта вытекла и засохла тонкая струйка крови» (Комсомольская правда», 28.10.2002). Публикация сопровождается большой цветной фотографией, подпись к которой гласит: «Эта террористка-шахидка так и осталась сидеть на втором этаже, в четвертом ряду». Отметим, что данный снимок был воспроизведен и в последующих двух выпусках «Комсомольской правды». Понятно, что тиражирование изображения мертвого врага было призвано служить знаком устрашения и расплаты. Вместе с тем подобная «наглядная иллюстрация» есть ярлык, клеймо, которое упрощает восприятие события, делает его более понятным, не позволяя усомниться в образах и аргументах» [6, с. 206].
Между тем, интересные данные приводит Б.Зелайзер, согласно которым в 2001г., после терактов 11 сентября в США, читатели забрасывали гневными письмами редакции газет «Бостон Глоб», «Ньюсвик» и «Тайм», протестуя против публикации в них фотографий Усамы бин Ладена: «Мы не собираемся смотреть на лицо Дьявола — огромное и выпуклое на обложке вашего журнала!» [11, р. 30].
Анализируя эффективность картинок (имиджей) в освещении конфликтов, войн, терактов, Б.Зелайзер отвечает на ряд подобных вопросов. Так, по мнению Б.Зелайзер, использование картинок в репортажах о военных действиях и терактах имеет следующие функции:
1. Показ картинок создает эффект реального присутствия на месте событий.
2. Использование визуальных образов приковывает общественное внимание, поляризует аудиторию.
3. Визуальные образы более эффективны в демонстрации собственной правоты и обосновании принимаемых решений.
4. Увидеть – значит поверить [11, p. 29-30].
Картинки с места событий воспринимаются читателями/зрителями иначе, нежели текст, подготовленный журналистами и пропущенный через цензуру. Визуальные образы воспринимаются более объективно – как окно в мир, как зеркало события, как кусочек реальности.
1 23 октября 2002г. группа Мовсара Бараева, в которую входили шахидки, захватила в заложники более 900 зрителей в Театральном центре на Дубровке.
117
А.Атанесян
<21-й ВЕК», № 4 (12), 2009г.
В применении визуальных образов в освещении военных действий и терактов в СМИ также можно выделить ряд закономерностей. Так, Б.Зелайзер указывает на то, что СМИ воюющей страны предпочитают не показывать фото убитых своими ракетами мирных жителей «врага», однако всячески используют фоторепортажи для обоснования собственных действий. Кроме того, в репортажах обычно героизируют «своих» и «демонизируют» других. И, как пишет Б.Зелайзер, в повествованиях о войне, конфликте, террористическом акте обычно не показывают военных ошибок своего правительства или правительства страны-союзника; как правило, не показывают также страданий и смерти представителей противника, т.к. это может послужить подтверждением агрессивности «своих».
Как правило, в СМИ военные действия, террористические акты, смерть демонстрируются косвенно, дабы избежать шоковых реакций в обществе и вместе с тем довести до сознания аудитории весь ужас кризисной ситуации, мобилизовать людей на определенные реакции. Так, совсем не обязательно и далеко не всегда возможно показывать прямой репортаж с места военных действий, однако рассказать об этом можно иначе. Показывая пыльную фронтовую дорогу, по которой на место боевых действий едут грузовики с солдатами, мы сообщаем аудитории, что очень скоро все эти люди с автоматами вступят в бой с врагом и, возможно, многие из них не вернутся, другие вернутся с почестями.
Репортажи о войне, конфликте и кризисе нередко повествуют не о прямых участниках событий, а о невинных жертвах — беженцах, бездомных и голодающих. Картинка, изображающая опустошенный район, улицу, на обочине которой сидит бездомный ребенок в лохмотьях, с грустными глазами, грязными руками и ногами, — все это красноречиво говорит о том, что идет война, что у ребенка пропали или погибли родители, что многие люди остались без крова.
Журналисты любят использовать так называемые «сантименты» — сентиментальные душещипательные истории «одного героя», который, как правило, стал участником конфликта или теракта случайно, не по своей воле, однако смог справиться с ситуацией, проявил лучшие качества человеколюбия, патриотизма, героизма [11].
Можно вспомнить, как в СМИ повествовалось о пассажирах самолетов, ставших жертвами терактов 11 сентября 2001г. В СМИ говорилось о тех из них, кто попытался помешать захватившим самолет террористам, кто смог дозвониться по мобильному телефону до родных. Говорилось о героях-пожарниках, прибывших тушить горящие здания Всемирного торгового центра в Нью-Йорке и погибших под завалами обрушившихся зданий. Подобными сценариями славятся также художественные фильмы в жанре исторической повести или боевика (экшн). Художественно-документальные и новостные сюжеты о терактах,
118
<21-й ВЕК», № 4 (12), 2009г.
А.Атанесян
войне, конфликтной ситуации героизируют военных, моряков, полицейских/ милиционеров, пожарников, «простых храбрых парней».
Интересно заметить, что наряду с героизацией мужчин — участников антитеррористических действий и демонстрацией мужчин-террористов (основными лидерами международных террористических организаций, судя по медиа-освещению, являются мужчины), в обеих ролях выступают и женщины, причем в освещении терроризма в СМИ женщины чаще показаны в роли террористок и жертв терроризма, нежели участниц антитеррористической деятельности. Лицо женщины-террористки стало одним из основных символов медиакоммуникации. Как пишут специалисты российского информационного агентства «Росбалт», «тема женского участия в террористической деятельности осмысляется СМИ преимущественно через сравнение женщин с мужчинами — своеобразной «нормой» в мире терроризма. При этом отличительными чертами участниц терактов предстают иррациональность, фанатизм и чрезмерная агрессивность... Большое внимание центральные издания уделяют мотивам женского терроризма. В связи с этим некоторые издания придают особое значение мести «черных вдов» как решающему мотиву. «Им нечего терять, и они готовы мстить даже ценой собственной жизни» — говорится в «Независимой газете» (N 135, 2003). Комментируя действия шахидок, «Комсомольская правда» разъясняет — «мстила за брата» или «мстила за мужа» (29.10.2002). Среди причин участия женщин в терактах называется также и шантаж: «Других превращают в камикадзе вербовщики, угрожающие в случае отказа расправой над родственниками» («Независимая газета», N 135, 2003). В прессе появляются и другие варианты объяснений. Так, в частности, готовность террористок к смерти нередко связывается с употреблением ими наркотиков. «Террористок унижали, насиловали, заставляли принимать психотропные вещества и наркотики. После таких ускоренных курсов «прокачки мозгов», смерть становится желанным исходом», — замечает «Российская газета» (08.07.2003). «Теракты совершают одурманенные женщины», — вторит ей «Комсомольская правда» (08.07.2003) и со ссылкой на следователей Генпрокуратуры РФ утверждает, «что шахидок пичкают наркотиками (опиатами), которые регулярно добавляются в пищу или сок». В итоге, в большинстве случаев пресса делает упор на принудительном характере включения женщин в террористическую деятельность, ставится под сомнение их способность принимать самостоятельные решения» [6, с. 206-207].
Возвращаясь к вопросу техник подачи в СМИ насилия, смерти, взрывов, терактов как своеобразных доказательств правдивости репортажа, а также важности и беспрецедентности события, следует отметить, что демонстрация подобных сцен, даже косвенным образом (как, например, в случае показа не самой
119
А.Атанесян
<21-й ВЕК», № 4 (12), 2009г.
войны, а ее последствий — беженцев, бездомных и обездоленных людей, опустошенных домов и др.), не всегда имеет изначально предсказуемые последствия. Так, по мнению многих специалистов, демонстрация терактов на руку самим террористам, т.к. подобным образом именно благодаря СМИ осуществляется основная цель террористов — распространение массового страха, ужаса, чувства незащищенности.
Как пишет по этому поводу британский ученый Пол Вилкинсон, «для организаций в области масс-медиа освещение терроризма, особенно длительных инцидентов типа угона самолетов и ситуаций с заложниками, обеспечивает бесконечный источник для сенсационных и визуально-напряженных новостных историй. Как только применяется террористическое насилие, взаимосвязь между террористами и масс-медиа стремится к взаимному симбиозу. В социологии термином симбиоз обозначается состояние взаимной зависимости между различными группами внутри общины, когда эти группы не похожи и дополняют друг друга. Было бы глупо отрицать, что современные технологии масс-медиа, коммуникаций, спутниковой связи и быстрое распространение телевещания создали значительный эффект увеличения потенциала публичности терроризма. ...Сколько бы террористы ни осуществляли акты насилия, средства масс-медиа будут продолжать бороться друг с другом за их освещение в целях удовлетворения потребности аудитории в драматических историях, т.к. всегда существует огромное общественное любопытство относительно тех, кто осуществляет насилие, и их жертв» [13, р. 5-6].
Итак, в условиях кризисной ситуации деятельность СМИ пытаются контролировать не только власти, но и сами террористы достигают желаемого результата благодаря трансляции своей деятельности и своих лозунгов через те же СМИ. Как пишет П.Вилкинсон, «наиболее частой террористической техникой воздействия на СМИ и достижения широкой публичности является создание террористических событий и пропаганды насилия с целью поощрения СМИ к максимально широкому освещению деятельности террористов и их демонстрации в качестве такой огромной силы, которой бесполезно противостоять. .Используя ТВ, радио и печатные средства массовой информации, террористы, как правило, преследуют четыре основные цели:
1. пропаганда содеянного и вызывание обостренного ужаса у целевых групп;
2. мобилизация более широкой поддержки целям своих действий у основного населения, а также формирование поддержки международного сообщества путем дискутирования таких тем, как справедливость их мотивов и неизбежность их победы;
120
<21-й ВЕК», № 4 (12), 2009г.
А.Атанесян
3. внесение разобщенности и помех в ответные действия правительства и силовых структур, пропаганда того, что, например, подобные действия являются проявлением государственной тирании и непродуктивны;
4. мобилизация и стимулирование реальных и потенциальных соратников и, тем самым, увеличение числа добровольцев, привлечение дополнительных финансовых средств и вдохновение на очередные атаки» [13, р. 15-16].
Итак, объектами террористических атак являются не только непосредственные участники-жертвы террористических актов, но и те, кто становится жертвами деятельности СМИ по трансляции террора. Терроризм как коммуникативное явление более опасен, нежели как фактическое применение насилия в конкретных пространственно-временных рамках. Последствия терроризма на уровне психологического здоровья населения нередко более тяжелы и продолжительны.
В результате освещения в СМИ событий, связанных с конфликтами и террористическими актами, нередко возникает эффект взаимодополняемости деятельности террористов и журналистов; без освещения журналистами терактов и их трагических последствий террористы не смогли бы достичь желаемого эффекта массовости стресса и ужаса, а без террористов и их деятельности журналистские материалы и сводки новостей потеряли бы свою сенсационность, масштабность и, соответственно, упали бы в цене, и тогда журналистам пришлось бы придумывать некие виртуальные подобия террористических актов, воссоздавая конфликт и терроризм в качестве медиа-событий.
Апрель2009г.
Источники и литература
1. Атанесян А. В. Актуальные проблемы современных политических и конфликтных коммуникаций. Е.: Изд-во Ереванского государственного университета, 2008.
2. Griffin E. A First Look at Communication Theory. N.Y.: McGraw-Hill, Inc., 1996.
3. Norris P, Kern M, Just M. Framing Terrorism: The News Media, the Government and the Public. NY and London: Rutledge, 2003.
4. ОльшанскийД. В. Психология террора. М.: Академический Проект, 2002.
5. AlSayyidM. Mixed Message: The Arab and Muslim Response to «Terrorism //Martin, G. (ed.). The New Era of Terrorism, 2004.
6. Информационные аспекты террористических актов // Психология и психопатология терроризма (под ред. М.М. Решетникова). СПб: Восточно-Европейский институт психоанализа, 2004, с. 203-218.
121
А.Атанесян
<21-й ВЕК», № 4 (12), 2009г.
7. Cooper H A. Terrorism: The Problem of Definition Revisited // Martin, G. (ed.). The New Era of Terrorism. Selected Readings. Thousand Oaks, London and New Delhi: Sage Publications, 2004, p. 55-63.
8. Медведев В. А. Террор как основание коммуникативной культуры XXI века: от понимания к интерпретации // Психология и психопатология терроризма (под ред. М.М. Решетникова). СПб: Восточно-Европейский институт психоанализа, 2004, с. 103-129.
9. Buzan B, Wsever O, de Wilde J. Security: A New Framework for Analysis. London: Lynne Rienner Publishers, Inc., 1998.
10. Oates S. Through a Lens Darkly? Russian Television and Terrorism Coverage in Comparative Perspective // Paper prepared for The Mass Media in Post-Soviet Russia International Conference. University of Surrey, UK, 2006.
11. Zelizer B. Death in Wartime: Photographs and the «Other War» in Afghanistan // Press/ Politics, N 10(3), 2005, p. 26-55.
12. Jasperson A. E, El-Kikhia M. O. CNN and al Jazeera’s Media Coverage of America’s War in Afghanistan // Framing Terrorism: The News Media, the Government and the Public. NY and London: Rutledge, 2003, p. 113-132.
13. Wilkinson P. <The Media and Terrorism: A Reassessment» // Terrorism and Political Violence, Vol. 9, N. 2, 1997, p. 51-64.
CONFLICT AND TERRORISM AS MASS-MEDIA EVENTS:
THE CHRITICAL ANALYSIS
Arthur Atanesyan
Resume
The article is devoted to some issues concerning mass-media effects and technologies being used to create virtual reality around such important brand phenomena as conflict, war, and terrorism. In the modern times of media-reality and informational society it is sometimes very difficult to determine whether the event is real or it is virtually constructed. Terrorism very often appears to be virtually constructed because its qualities are seen for the wide audience only on TV screens, and most of people perceive terrorism, conflict and war as the front-page events. The article represents the author’s analysis of how and why all these images of terrorism and terrorists, conflict and war participants and victims are created, and what effects they can have as media-events.
122
