CC BY
42
блеме пьянства. Думается, данный каламбур может быть рассмотрен и на более «глубоком» уровне - как отражение литерату-роцентричности русского сознания: всякая национальная беда мобильно находила отражение в создаваемой писателями и поэтами художественной реальности, где происходило не только синхронное осмысление трагедии, но и предпринимались попытки ее преодоления, искоренения (см., например, смеховую культуру Древней Руси).
2) «* Коньяк: дебильные вещества. (Дубильные)» [5, с. 195]. Обращение все к той же проблеме пьянства, ведущего к деградации (см. бранное слово «дебил») личности.
3) «* Вшиварнадзе» [6, с. 135]. Языковая игра отсылает к переносному значению слова «вшивый» - непорядочный, часто обманывающий, лицемерный человек.
Таким образом, в дневниках В. Гусева находят отражение ключевые языковые про-
цессы, происходящие в русской прозе рубежа ХХ-ХХ1 вв. В структуру дневникового повествования включается графический словесный ряд, представленный изменением типографского шрифта, специальным значками, нарушением орфографических и пунктуационных норм, виртуальным произношением. Значительное место текстовой организации занимает межтекстовый словесный ряд, одним из способов введения которого является полифункциональная языковая игра с формой и содержанием (парафраз, цитация, каламбур) - так в языковой композиции текстов одновременно находят отражение два активных процесса, протекающие в современной филологической парадигме: нарастание игровых тенденций и усиление роли межтекстовых связей. Модифицированный словесный прием субъективации повествования представлен в дневниках В. Гусева условностью грамматического лица.
Список литературы
1. Ахметова Г. Д. Языковые процессы в современной русской прозе: (на рубеже ХХ-ХХ1 вв.) : монография. Новосибирск : Наука, 2008. С. 19-146.
2. Вольская Н. Н. Языковая игра в автобиографической прозе М. Цветаевой // Русская речь. 2006. № 4. С. 30-33.
3. Новиков В. И. Книга о пародии : моногр. М. : Советский писатель, 1989. 540 с.
4. Рахимкулова Г. Ф. Языковая игра в прозе Владимира Набокова (к проблеме игрового стиля) : дис. ... докт. филол. наук. Ростов н/Д, 2004. 332 с.
Источники
5. Гусев В. И. Дневник - 91. М. : Изд=во Лит. ин-та им. А. М. Горького, 2003. 224 с.
6. Гусев В. И. Дневник - 92. М. : Изд-во Лит. ин-та им. А. М. Горького, 1995. 208 с.
7. Гусев В. И. Начала и концы (дневник - 62-64, дневник - 93). М. : Советский писатель, 2004. 408 с.
УДК 882.09 ББК 83.3(2Рос=Рус)
Г. Д. Ахметова
Композиционно-графическая маркировка текста: грамматико-графические сдвиги
В статье анализируется важный языковой процесс, наблюдающийся в современной прозе. Грамматико-графические сдвиги важны не сами по себе. Важна их композиционная роль в тексте. Интерес вызывают окказиональное употребление дефиса, отсутствие знаков препинания и др.
Ключевые слова: композиционно-графическая маркировка текста, грамматико-графические сдвиги, языковые процессы.
G. D. Akhmetova Composite-graphic marks of the text: grammar and graphic shifts
In the article the important linguistic process observed in modern prose is analyzed. The author noticed that grammar and graphic shifts are important not only by themselves but their compositional role in text is really important. The most interesting is the usage of occasional hyphen, absence of punctuation marks, etc. Keywords: composite-graphic marks of the text, grammar and graphic shifts, language processes.
Сдвиги (или изменения), происходящие в языке современной русской прозы, представляют собой либо движение от ошибок к норме, либо нарушение норм.
Мы уже писали о грамматических (грамматико-семантических) сдвигах, происходящих в живом литературном тексте [2]. Композиционно-графическая маркировка текста отражает грамматико-графические сдвиги. К ним относятся: особенности шрифта (крупный, жирный, курсив и др.), отступы, специальные значки (звездочка и др.), окказиональное употребление дефиса, множество точек («многомноготочие»), полное отсутствие знаков препинания и др.
Причем важнее для анализа данного феномена не простое перечисление и характеристика сдвигов, а выявление их композиционной роли в художественном тексте. Композиционные функции графических сдвигов разнообразны: выделение как собственно прямой речи, так и невыделенной прямой речи; выделение внутренней речи; указание на точку видения автора-повествователя; объединение с межтекстовым словесным рядом; интонационное выделение; особенности произношения. Например, окказионально употребленный знак препинания приобретает в прозе Е. Добровой композиционную функцию субъективированного повествования: «Там он увидел в раковине Эверест немытой посуды и! и! наорал на меня» [5, с. 197].
Повесть Евгении Добровой «Маленький Моцарт» целиком построена на чередовании фрагментов, написанных обычным шрифтом и курсивом. Это, конечно, намеренно продуманный авторский прием: два потока повествования, один из которых является вымышленным, художественным, а второй - реальным, вводятся в текст с помощью разных шрифтов. И один из героев в конце повести словно бы объясняет читателю авторский замысел: «- Да-да-да, -оживился Пал Палыч. - <...> Это хорошая мысль: то, что было на самом деле, автор пи-
шет, скажем, обычным шрифтом, а то, чего не было, - курсивом. Или наоборот, это как вам понравится. Словом - вперед!
Короче, так я и поступила» [5, с. 111]. Авторское решение повлияло на архитектонику повести - вся она состоит из кратких фрагментов, отделенных друг от друга тремя «звездочками». Приведем пример: «Ночь. Тихо-тихо дома. Сижу на кухне, заканчиваю главу. Луна в небе желтая-желтая - как витаминка.
Внезапно в настенных часах что-то стукнуло, хрустнуло - и от неожиданности я вздрогнула так, что ручка, проехавшись по листу, перечеркнула написанное.
Отложила тетрадь и пошла к Мише в комнату.
М-да... Витаминка. Красиво, но неправильно. Метафорично, но нереалистично. Потому что образ «луна желтая» - не то что навеян, вбит литературой. Ну какая же она желтая! Она серебристая, голубоватая, зеленоватая в конце концов.
- А у Басё она похожа на срез спиленного дерева! А у Маяковского на горлышко бутылки!
- Миш, хочешь витаминку?
Миша: но ведь правда - желтая!» [5, с. 47].
Окказиональное употребление дефиса ведет к образованию новых квази-слов, слов-предложений. Очевидно, образование подобных слов-предложений связано с таким динамическим процессом в современной прозе, который мы назвали «словообразовательный взрыв», в частности, это окказиональное образование прилагательных: «в черно-бело-тонко-красную-и-горчичную, опять же, полоску» [5, с. 193]. Прием дефисного написания распространяется и на поэтический язык, и на язык публицистики, а также на «прозопоэтический» язык, получающий в последнее время распространение.
Расширяются возможности приложений, увеличивается их количество. Например, Л. В. Зубова в своей книге о языках современной поэзии употребляет такие слова: «Этот гусь-орел-поэт клювами водит, макая в печень» [7, с. 114]; «Поэтому и в стихотворении показано, что газета, информирующая о «ветре перемен», не позволяет лететь этим книгам-бабочкам-душам» [7, с. 140]. В литературоведческой статье Григория Аросева встретилось написание: «Выше говорилось о «не-для-всех-ности» поэзии» [1, с. 27].
Дефисные написания являются настолько традиционными, что, казалось бы, и говорить больше не о чем. Нас, однако, привлекают нестандартные, живые дефисные слова. Возможно, их не слишком много в современной литературе. Но тем не менее в этом можно видеть дальнейшее развитие одного из наиболее традиционных принципов русской орфографии.
Приведем примеры: «Как-дерево-машет-рябина» (Марина Цветаева); «снять-нельзя-абсолютный-запрет» (Ольга Сульчинская); «Возвращался. Весь вечер один-по-аллеям-гулял...» (Виктор Соснора); «Нам, урусам, нам, медведям, / всё равно, куда мы едем: / куда едем, там и будем - раньше-позже-никогда» (Владимир Строчков)1.
На популярность приема указывают факты использования его в повседневной речи, например, в Живом Журнале. Прозаик Диана Бош [3] в своем Живом Журнале использует этот графический прием: «Обнаруживать, что мои, рачительно припрятанные газетки, и баночки-для-варенья кто-то выкинул в корзину»; «Похудела не-знаю-на-сколько, в связи отсутствием весов».
Очевидно, подобные написания являются в некоторой мере следствием грамматического сдвига, проявившегося в разрушении традиционного синтаксиса: употребление неоднородных определений в роли однородных; невыделенная прямая речь; разрушение связи между компонентами сложного предложения; диалог-повествование. Очевидно, все эти сдвиги обусловлены стремлением к композиционному объединению компонентов повествования: авторского текста, диалога. Субъективация сли-
1 Поэтические примеры Виктора Сосноры и Владимира Строчкова взяты из книги: Зубова Л. В. Языки современной поэзии. М.: Новое литературное обозрение, 2010. 384 с.
вается композиционно и стилистически с авторским повествованием. Речевые формы (приемы) субъективации (прямая речь, несобственно-прямая, внутренняя) становятся размытыми.
Дефисное написание позволяет объединить разные точки зрения, передать одним «псевдословом» несколько смыслов.
Известно, что три точки - это уже многоточие. Как же тогда назвать пунктуационный знак, в котором точек значительно, на много, гораздо больше? И не лишние ли это точки в живом тексте? Назовем их пока «многомноготочие».
Этот прием характерен для прозы В. Ма-канина [8, с. 60]: «Воин - это прекрасно! Не жаль людей было ничуть... Себя тоже......
Галлюцинация сменилась. Галлюцинация стала удивительной!»
Использует его в стихах и Ольга Журавлева [6, с. 47]:
В частой смене мелькания сцен из метели, Чередою забот между чаем и сном,
Я тебя вспоминала на прошлой неделе. Быстро дни пролетели.
Но я не о том.................
Мы друг другу еще надоесть не успели И совсем не устроен наш будущий дом -Птицы гнезда свои вьют наивно в апреле, Только все это -Все это будет потом.
..........Полетели?
Остановимся на такой особенности, как взаимодействие и взаимовлияние двух разновидностей сдвигов - грамматического и графического. Очевидно, можно говорить о том, что в некоторых случаях композиционно-графическая маркировка текста закономерно ведет к грамматическому изменению.
Одно из самых заметных грамматикографических изменений мы назвали невыделенная прямая речь. Феномен невыделенной прямой речи стал уже нормой в современной русской литературе. Нормой для современных стихотворений становится и полное отсутствие знаков препинания. Отсутствие конечных знаков препинания приводит к отсутствию заглавных букв.
«Не могла»
Прямая речь в стихах Л. Петрушевской [9, с. 120] не выделена графически:
Рая
мы пришли к ней за молоком рассказывает
про женшдну Катю
Катя как-то говорит ой
иду по деревне мне встречается какая-то баба
как я
одета как я ну прям я идет навстречу вон там
у Грунькина дома
через три дня Катя умерла
Видно ей повстречалась Ее смерть оделась как она обулась в калоши покрылась платком как Катя
бедно одетая смерть
больная убогая своя
В тех случаях, когда появляются в стихах знаки препинания, они выглядят нетрадиционно, воспринимаются как окказиональные: он через витрину этой лавки что-то увидел
- зайдемте пожалуйста
- да я люблю только кукол
- может быть пожалуйста тут что-то будет
- оу
Диалогические реплики выделяются изредка с помощью кавычек:
утром он опять явился к ней в магазин: «Почему ты не пришла»
он сказал:
«Вот какие у нас с тобой недочеты»
и она опять заплакала и он уехал
Отсутствие традиционной пунктуации при выделении прямой речи ведет к смещению (сдвигу) в языковой композиции. Происходит контаминация форм субъекти-вации - речевой и конструктивной. Например, в прозе Е. Добровой это выделенная лишь курсивом (я не пунктуационно) прямая речь: «Вот ты отказалась, назидательно сказал Родион, а узбеки уже уехали. Но видишь, ты видишь, как хорошо получилось?» [5, с. 156]. Графический сдвиг (устранение обычных для выделения прямой речи знаков препинания, курсив) влечет за собой грамматический сдвиг. Предложение структурно приобретает вид сложного.
Чужая речь буквально «вставляется» в текст. И если бы не курсивное выделение, то сложно было бы определить композиционную роль компонентов произведения: «Боба, Бася, Чача, Цара - я так и не научилась вас различать, это они только дома такие смирные! летом на даче трех кошек задрали. -Как же Вакса? - А Вакса хозяйское: трогать нельзя. Маша выгуливает собак в два захода, по парам - со всеми сразу у нас только Макси-мыч справляется; о да, Максимыч со своими борзыми - как Аполлон с взметнувшейся квадригой» [5, с. 216].
Лишь курсив часто и указывает на чужую точку зрения. Другие графические средства отсутствуют: «Ты что?! Валя протер глаза, он был очень смущен. Я... нажал на тормоз. Машина впереди... вдруг стала приближаться... Вот что значит ездить со слабыми тормозами. - Какое счастье, что ты у меня не боксер» [5, с. 224] ; «Можно, я надену наушники, ученики молча кивают, я вытаскиваю из сумки плеер» [5, с. 236]; «Посмотрела вниз и увидела: верхняя часть туфли отделилась от подошвы и болтается на ниточке, и не сделаешь ничего. Дальше не пойду. Вот прямо тут постою. Купи красных груш. Мишутка их любит. И банку брусничного джема» [5, с. 240]; «там же выпили сан-грии, какая сладкая, сказала Ляля» [5, с. 249].
Иногда присутствуют слова, вводящие прямую речь, но пунктуация остается окка-
зиональной: «Я отломил еще кусок. я тебя люблю, вдруг говорит Валя, я тебе этого не обещал, но это так» [5, с. 256].
В то же время функция курсива в выделении прямой речи не всегда проявляется последовательно: «Может, чаю? - голос красавицы с кухни окончательно вернул меня к жизни, ожидая ответа, она продолжала раскачиваться на табурете, в ее глазах все еще жил испуг, с лимоном? Хотите? Должно помочь. Я не отказалась» [5, с. 220].
Вторая разновидность грамматикографического сдвига - это диалог-повествование. Под диалогом-повествованием будем понимать такой композиционный отрезок, который стилистически является диалогом, так как каждая реплика отражает точку зрения персонажа. Но структурно диалог включен в повествование, и в некоторых случаях лишь графическая маркированность позволяет определить наличие диалога. Например, у Е. Добровой с помощью курсива выделяются реплики диалога: «В самом начале знакомства я спросила у Вали: это твоя подруга? - Сестра, - ответил он. Родная? - Ну, почти. - Что значит «почти»? Двоюродная? Сводная? - Четвероюродная, сказал Валя, она пока не может найти квартиру» [5, с. 226].
Андрей Геласимов не пользуется курсивом в передаче диалога, но окказиональная пунктуа-цияпозволяетговоритьодиалоге-повествовании: «А он говорит - ну как? Ты согласна?
Я говорю - на что?
Он смотрит на меня и говорит - я же тебе объяснил. Ты что, разве не слушала?
Я говорю - я слушала, но просто я устала чуть-чуть. И у меня голова сегодня болит немного» [4, с. 215].
Такой диалог можно назвать живым. Живой диалог - это феномен современной про-
зы, суть которого в следующем: он (диалог) переносится из живой речи в письменную в своем первозданном виде. В нем отсутствуют вторичные признаки - знаки препинания, которые являются принадлежностью только письменного текста. Доказательством всеобщности процесса является то, что живой диалог активно встречается не только в прозе, но и в поэзии. Например, в стихах Александра Пивинского [10] нет никаких пунктуационных знаков. И тем не менее читатель ясно видит диалог, живую речь: папа
давай играть в зиму
давай а как
ты будешь снег
просто лежи
пока не надо таять
а вечером мы выйдем на балкон
смотреть на звёзды
но снег не может выйти на балкон
это ничего
я вынесу тебя в ведёрке Мы рассмотрели лишь несколько современных авторов, анализируя явление грамматико-графических сдвигов в прозе. Но данные изменения можно считать традицией, тенденцией, так как они отмечаются и в прозе 80-90-х годов.
Но текст потому и назван нами живым, -что в нем происходят живые процессы - в том числе и в графике. Очевидно, свое собственное название этот графический феномен когда-нибудь приобретет, так как, судя по всему, он имеет тенденцию к распространению.
Список литературы
1. Аросев Григорий. Лирическая поэма о Большом андронном коллайдере // Литературная учеба. Кн. 3. 2010. С. 25-30.
2. Ахметова Г. Д. Языковое пространство художественного текста. СПб. : Реноме, 2010. 244 с.
3. Бош Диана. Живой Журнал // http://diana-bosch.livejournal.com/
4. Геласимов А. Жажда : автор. сб. М. : Эксмо, 2009. 320 с.
5. Доброва Е. А под ним я голая. М. : АСТ: АСТ МОСКВА; Владимир: ВКТ, 2009. 286 с.
6. Журавлёва Ольга. Тема для пера. М. : АКАДЕМИКА, 2010. 112 с.
7. Зубова Л. В. Языки современной поэзии. М. : Новое лит. обозрение, 2010. 384 с.
8. Маканин В. Испуг. Москва: Гелеос, 2006. 416 с.
9. Петрушевская Л. Парадоски. Строчки разной длины. СПб. : Амфора: ТИД Амфора, 2008. 687 с.
10. Пивинский Александр. Живой Журнал / http://users.livejournal.com/_a_moi_5_kopeek/
